Христофоров Игорь. Воровские гонки

   - За-а что-о-о?! - волчьим воем взвыл Жора Прокудин и на секунду ослеп от вспышки молнии.
   - За все-о-о, - простонал в ответ лес. Или небо. Или дождь. Или Гром.
   - Отда-ай мои де-еньги! - потребовал у голоса Жора Прокудин.
   - Еньги... еньги, - перекривил лес. Или небо. Или дождь. Или гром.
   Нет, грома как раз и не было. Он отдыхал перед очередным всплеском молнии. Гром - существо подчиненное. Раньше молнии ему вылазить не резон.
   - Отда-а-ай! - глотая холодные капли дождя, заорал Жора.
   Он ожидал попугайского ответа "Ай-ай". На самом деле то невидимое, с чем или с кем он разговаривал, ответило:
   - Бери. Ты взял, что хотел.
   - Я не это хотел! - замотал он мокрыми перепутавшимися волосами. - Это не деньги! Это бесполезные цветные бумажки! Это фуфло!
   - Когда-то и они имели цену. И немалую...
   - Мне плевать на то, что было. Ты подай мне сейчас! И только деньги! Настоящие деньги, а не это барахло!
   - Зря ты так... Когда-то советский червонец ого-го сколько весил! На десять рублей можно было купить много-много мяса или еще больше хлеба, или три бутылки водки...
   - Вре-о-ошь! - швырнул Жора Прокудин комок из грязи и мавродиков в противное говорливое существо. - Три флакона водяры не дали бы! Даже тогда, когда она, говорят, была по три шестьдесят две! Не дали бы! Понял, коз-злина!
   - Водка была и по два шестьдесят. При той же купюре. А вуот пойди
   сейчас с нею в магазин, дадут бете хоть щепотку соли за нее? А?
   Дадут?
   - Нет, - обмер Жора. - Не дадут...
   - Вот видишь. Прийдет время - и за нынешние деньги ты ничего не купишь. И поймешь их истинную цену. Ты понял? Ни-че-го...
   Под издевательское "го" сверкнула молния, и Жанетка испуганно закричала:
   - Тодик, тащи его в кабину! Он сошел с ума! У него крыша поехала! Он бредит! Он с кем-то говорит!
   Слова рвали ее нежное горло, лезвиями резали изнутри. Ей было до озноба страшно.
   Ливень пошел стеной. Он будто бы хотел отгородить Жору Прокудина от остальных, отгородить от мира. Либо он намеревался его убить, либо сохранить.
   - Ну почему ты стоишь, Толичек?! - взмолилась Жанетка.
   От ее прически не осталось и следа. Фонтан волос опал и растекся
   по щекам и шее. Слезы в ее серых глазищах казались каплями дождя.
   - Забери его в кабину! Забери! Ты же видишь - он молится! Он
   целует землю!
   Топор никого и ничего не слышал. Даже раскатов грома. Он слепо смотрел из пустого вонючего фургона на красивые бумажки, медленно смешиваемые дождем с землей, медленно им хоронимые, и самого себя ощущал такой же пустой, зарываемой в землю бумажкой. Цены у этой бумажки не было. Ноль. Просто ноль.
   - Вот это обули так обули, - тихо произнес Топор и закрыл глаза.
   Он подумал, что в эту минуту из них четверых самый счастливый Бенедиктинов.
   Глава пятьдесят седьмая
   КИНОФЕСТИВАЛЬ НА ДОМУ
   Коснувшись двери кончиком носа, Дегтярь долгим, до звона, до пустоты в голове, вздохом принюхался к ней. Дверь пахла трухой, пылью и чем-то еще очень похожим на мочу.
   - Ты? - спросил он ее.
   - Я...Я, - нетерпеливо ответила дверь пацанячьим голоском.
   Он уже не раз слышал его, и пальцы без страха повернули фиксатор замка. С лестничной площадки в нос ударил запах подгоревшего лука. Он был настолько домашним, безобидным, что Дегтярь успокоился еще сильнее.
   - Заходи. Быстро, - за плечо втащил он в прихожую прыщавого паренька и захлопнул дверь.
   Горький запах лука остался. И почему-то подумалось, что он мог замаскировать собою что-то угрожающее, хотя Дегтярь и не знал, как на этот раз будет пахнуть опасность. Последним, что запомнилось. Была гарь горящей машины или, если уж точнее, покрышек машины. Едкая, мутящая голову как плохое вино.
   - Иди за мной на кухню, - приказал сыщик и первым двинулся в указанном направлении.
   Паренек с опущенным правым плечом поплелся за ним. Он очень боялся ударить картонную коробку о стену. И все-таки ударил. Когда ненароком бросил взгляд в комнату и увидел в углу на куче тряпья свернувшегося калачиком худющего парня. Синие трусы на нем выглядели шароварами.
   - Чего встал?! - одернул парнишку Дегтярь. - Забыл чего?
   - Нет-нет... Я все взял... Как просили...
   - Просят на паперти. А я приказываю!
   Быстрым трусливым взглядом парнишка мелькнул по строгому
   бородатому лицу и решил, что теперь уж точно уволится из сыскного
   бюро. Платили все равно меньше, чем обещали, так еще и кассеты для
   съемки приходилось покупать за свои. Хвалить почти и не хвалили, а
   работа если и нравилась сначала своей таинственностью, со временем все больше казалась бульварной журналистикой, и он подумывал о том, чтобы перейти видеооператором на какую-нибудь телевизионную студию. Снять на видео голую звезду эстрады в ванной он бы теперь смог, даже через сливное отверстие этой же ванны. За подобные кадры ему отвалили бы побольше, чем за съемку никому неизвестных людей.
   Под мысли о будущей сладкой профессии папарацци парнишка распаковал коробку, вынул из нее видеокамеру с четырнадцатидюймовым экраном, с задержкой поставил ее на липкий, воняющий мусоропроводом кухонный стол и с еще большей брезгливостью воткнул штепсель в такую же липкую розетку. Предварительно вынув из левого отверстия сигаретный окурок.
   - Обе пленки взял? - осмотрев двор, спросил Дегтярь.
   - Как проси... Как приказывали...
   - Хвоста не было?
   - Я на метро.
   - Ну и что!
   - Нет... Кажется, не было...
   - Ты в сыскной конторе работаешь. Расслабляться нельзя. Сидишь в метро, делаешь вид, что дремлешь, а сам сквозь веки по вагону секи...
   - Как это?
   Замерла в воздухе кассета "SONI". Удерживающие ее тоненькие пальчики подергивались, будто и не кассету несли к щели видеодвойки, а силикатный кирпич.
   - Со временем поймешь, - менторски произнес Дегтярь. - Ты учти, уже одно то, что ты периодически входишь в дверь нашей сыскной конторы, для кого-то уже стало интересным. Думаешь, мало желающих сжечь те пленки, что ты нам таскаешь?
   Вместо страха парнишка ощутил стыд. Тяга к журналистике стала еще сильнее. Там, конечно, тоже все было построено на сиксотстве, но на сиксотстве явном, открытом, а их тайное, зловещее выглядело чем-то еще более страшным и безнравственным.
   - Это - о чем? - спросил Дегтярь.
   Щелястый рот видеодвойки проглотил черный брикет, и парнишка нехотя ответил:
   - Объект - жена коммерсанта Рыкова.
   Отступив в дальний от экрана угол кухни, Дегтярь прислонился спиной к стене и снова понюхал воздух. Вони чадящих покрышек в нем, конечно же, не было, но он ее все-таки уловил. То ли в памяти он еще остался, то ли вид Лялечки, разгуливающей по гостиной с наушниками плейера на голове, подействовал именно так.
   Дужка наушников висела у подбородка. Дегтярь впервые наблюдал такой способ носки. Новая прическа Лялечки - нечто похожее на сползающих с розового камня сотен червей - подсказала ответ: она берегла прическу.
   - Долго она еще так шляться будет? - нервно бросил Дегтярь.
   - Еще минуты три. Потом к ней высокий мужчина прийдет.
   - Рыков, что ли?
   - Не-ет... Рыкова я уже знаю. Рыков чуть повыше его. И с ежиком. А у этого очень четкая прическа. Как у Марлона Брандо. Они уже один раз встречались. У шейп-клуба...
   Дегтярь не знал, кто такой Марлон Брандо. Но он сразу понял, что речь идет о Барташевском. В последнее время он его видел только на пленках. А Рыкова так вообще только слышал. Точнее, выслушивал. По телефону. Оба обворованных коммерсанта на время как бы отдалились от него, и Дегтярь ощущал из-за этого одновременно и облегчение, и тревогу.
   - Вот видите. Вошел, - просуфлировал эпизод парнишка-видеостукач.
   - Это что у него на подносе?
   - Кофе. Две чашки. Сотейник со взбитыми сливками. Сахарница...
   - Так это не он у нее, а она у него, - только теперь догадался Дегтярь.
   - А я разве не сказал?
   - Сразу надо предупреждать!
   Прыщи на покрасневшей коже видеостукача проступили еще выпуклее. По ним, как по кочкам на болоте, можно было, пропрыгав, изучить все части лица. Даже уши. На мочке левого тоже сидел упитанный белый прыщ.
   - Я это... товарищ майор... ну, за нею на служебных "жигулях" долго по городу мотался. Два раза пристраивался на тачку для съемки, и два раза срывалось. Сплошные преграды. А тут еще повезло что тюль не до конца на окне задернута. Правда, потом и тут картинка исчезла. Они кофе попили и ушли куда-то в глубь квартиры...
   - А то и так не ясно! Трахаться они ушли...
   - Я не думаю, - почему-то не согласился видеостукач. - У меня осталось впечатление, что он ее на дух не переваривает...
   - И каждый день встречаются?
   - Мне так показалось. По его глазам...
   - Да на твоей пленке не то что глаза, а и морду толком не рассмотришь! - огрызнулся Дегтярь и провел по бороде средним пальцем правой руки.
   Указательного на нем не было. За него и за себя уже много лет отрабатывал один средний.
   Видеостукач с испугом посмотрел на култушок на его месте и все-таки осмелился спросить:
   - Вы палец на службе потеряли?
   - Сколько комнат в квартире у этого парня? Ну, у Барташевского...
   - Что?... А-а, судя по проекту дома - одна.
   - Как одна? - опешил Дегтярь.
   - А что, надо больше?
   - Ты не перепутал?
   - Нет. В этом проекте я окна знаю. У меня у дедушки такая же однокомнатная. Только в другом районе.
   - Надо же! Коммерческий директор - и однокомнатная квартира!.. Значит, они на кухню ушли?
   - Скорее всего. Вряд ли что в прихожую. Она от него только через полчаса вышла...
   - М-да, - сжал губы Дегтярь. - На кухне трахаться как-то неудобно. Хотя некоторые любят...
   Он вспомнил белое лялечкино тело на массажном столе и больше не стал размышлять вслух.
   Картинка на экране сменилась. Камера скользнула по ряду машин, запечатлела садящуюся в одиночестве в свою "вольво" Лялечку. Барташевский даже не удосужился проводить ее до дверцы.
   "Восемьсот пятидесятая, - считал сыщик цифры с багажника. - Года четыре модели. Не новенькая. Рыков мог бы и что-нибудь попрестижнее купить".
   - Я ее потом еле нагнал, - пожаловался видеостукач. - Она бешеная какая-то. В повороты на ста кэмэ входит.
   - А что это?
   - Банк. Она к лысому приехала. Ну, помните, что был на предыдущей пленке. Там еще презентация какая-то... Вино, официанты, музыка...
   - Музыки не было, - зло пошутил Дегтярь.
   - Ну да, - сбился он. - Я еще не могу записывать звук через стекло...
   - Научишься.
   - Вы думаете?
   На секунду видеостукач изменил мнение о смене профессии. Может, и вправду стоило научиться писать звук со стекол, а уж потом... Передумал и тут же вернулся к прежним мыслям. Чем меньше знаешь и умеешь, тем спокойнее спишь.
   - А где лысый-то? - устал смотреть на стеклянные двери банка Дегтярь.
   - Я его мельком увидел. Глазами. Камеру не успел вскинуть.
   - Долго ее не было?
   - Почти час.
   - А потом?
   - Она поехала в шейп-клуб и качалась там два часа подряд...
   - Да-а, на здоровье, видно не жалуется. "Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет..."
   - Куда?
   - У тебя что было в школе по русскому?
   - Ну это... государственная оценка...
   - Три балла, что ли?
   Видеостукач скромно промолчал.
   - Давай вторую пленку, - приказал Дегтярь. - Она длинная?
   - Два сорок.
   - Сдохнуть можно! Ты смотрел?
   - Нет, - еще раз старательно покраснел видеостукач. - Это же не я снимал. Некогда.
   - Новенький работал? - поморщился Дегтярь.
   - Да.
   - Вот всегда так!
   По телефону директор сыскной конторы обещал послать самого опытного видеостукача, а на самом деле отправил очередного прыщавенького.
   - А ты у него не спрашивал? Может, он сам что-то необычное засек? зевнул Дегтярь.
   Тратить почти три часа на просмотр не хотелось.
   - Он ничего не сказал. Передал и все...
   - Ну, давай...
   Ногой придвинув к себе единственную табуретку на кухне, Дегтярь сел на нее, даже не заметив ее липкой поверхности, и уперся спиной в стену. Она уже была им нагрета и казалась единственным родным клочком во всей квартире.
   Камера, установленная на стационар в тачке с максимальным обзором двора, демонстрировала жизнь в послеобеденные часы. Из дома, где еще сутки назад жил Дегтярь и который теперь выглядел каким-то чужим и далеким, входили и выходили люди. Чаще всего почему-то с собаками. Подъезжали и отъезжали машины, прокатил ленивый велосипедист. Притащила два ящика яблок тетки с закопчеными лицами. Постояли, продали не больше пяти-шести кило и потащили свои ящики дальше. У станции метро торговок-молдаванок нещадно гоняли милиционеры, а во дворах не трогал никто. Но и выручки во дворах тоже не было. Диалектика.
   Скулы Дегтярю свело. Он громко, с хряском за ушами, зевнул и оценил пленку:
   - Ну и скучища! Прямо фильм Ингмара Бергмана. Знаешь такого?
   - Что?
   Видеостукач заснул еще быстрее Дегтяря. Хотя пленку не смотрел. Просто прислонился спиной к дверному косяку, прикрыл глаза, и странная квартира со странным бородатым сыщиком и еще более странным человеком-скелетом в зале перестала существовать.
   - Ничего ты не знаешь, дятел, - укорил его Дегтярь. - Табула раса. Чистый лист бумаги... Чаю будешь?
   - Что?.. Буду! Буду!
   Бросая скучающий взгляд на экран, Дегтярь поставил на газовую плиту закопченый чайник, зажег огонь. Из купленной еще вчера вечером пачки вынул два пакетика "липтона", опустил их в белые пластиковые стаканчики, тоже вчера купленные. В запущенной бомжевской кухне они смотрелись не хуже хрустальных.
   - Знаешь, как сделать аромат чая еще сильнее? - сквозь дрему спросил Дегтярь видеостукача.
   Тот ответил как и положено младшему по должности отвечать на вопросы старшего по должности:
   - Нет.
   - Надо сахар-песок на дно стаканчика засыпать. Рядом с пакетиком. Потом кипяток залить, - на самом деле снял он с огня чайник и тоненькой струйкой наполнил по очереди оба стакана, - хорошо помешать, чуть остудить - и кайф чистейший. Не чифир, конечно, но ведь и от чифиря пользы никакой. Только сердце молотит... Ах вот как!
   Так с горячим чайником в руке он и сел вторично на липкий стул. И
   даже не замечал веса в руке и пара, сквозь дырку в крышке
   обжигающего запястье.
   - Марченко!.. Точно - Марченко! - вслух узнал он в высоком джинсовом парне бывшего коммерческого директора.
   Он появился из-за угла и шел, совсем не озираясь. Нет, перед подъездом Дегтяря все-таки обернулся.
   - Значит, это он, - еле слышно, почти немо, одними губами проговорил сыщик.
   Обитая плохой жестью дверь подъезда скрыла Марченко. Во дворе сразу стало как-то пустынно. Камера дернулась вправо, и в экран въехала мутная кирпичная кладка. Ничего, кроме кладки, видеоглаз не хотел показывать.
   - Что случилось?! Почему так?! - выкрикнул Дегтярь.
   - Что? - вторично проснулся видеостукач.
   - Где двор?! Где картинка?!
   - Не... не знаю... Может, камеру повело... Или заснул...
   - Уволю, сволочь! Партачник!
   - Вот... Вернулось! - чуть ли не сильнее сыщика обрадовался видеостукач, хотя ему, если честно, было абсолютно все равно, появится снова двор или нет.
   - Нет!.. Его нет!.. Нигде нет!
   Чайник тяжело, будто утюг, опустился на линолеум. Не отрывая глаз от экрана, Дегтярь тер пальцами обожженное паром запястье и готов был снова схватить чайник и хряснуть им по кинескопу. Телевизор вызывал у него страх. В нем жил неотомщенный Марченко, и почему-то казалось, что перед глазами не видеозапись вчерашнего дня, а прямая трансляция, и Марченко обязательно выйдет из подъезда и кулаком погрозит в объектив. Но он так и не вышел. Пленка подержала двор еще минут пять и оборвалась.
   - А больше он не снимал? - разочарованно, с тревогой спросил Дегтярь.
   - Нет, - неохотно ответил видеостукач.
   Глоток душистого чая на секунду вернул равновесие в душу сыщика. Кипяток обжигал пальцы сквозь тоненький пластик, но Дегтярь не ощущал его. Он был все еще во дворе, все еще у своего подъезда. Марченко так и не появился из него. И хотя он хорошо понимал, что бывший коммерческий директор все-таки вышел, он ощущал его только в одном месте - за обитой плохой жестью дверью.
   - Значит, он нашел меня, - вслух подумал он. - Значит, это он рванул "жигуль"...
   Он только сейчас понял, что не заметил черного пятна на асфальте, оставшегося от сгоревшей машины. Кто-то уже успел припарковать на это место свою колымагу. И двор забыл о погибшем "жигуле" и погибшем парне внутри него. На второй же день. И точно так же забудут о Дегтяре, если его убьет Марченко.
   Или уже забыли?
   Сыщик посмотрел на видеодвойку, бережно опускаемую в коробок видеостукачом, На исчезающие в его холщовой сумке кассеты и сразу понял, что нужно делать. Примерно то же, что сделали с видеодвойкой и кассетами, попасть вовнутрь того, где его как раз и ждут.
   Глава пятьдесят восьмая
   КАРАКУРТЫ ЖАЛЯТ ПО НОЧАМ
   - Я то нажал, та-арищ майор? - прохрипела рация.
   - Молодец! И вправду обрадовался Дегтярь. - Меня слышишь?
   - Ага... Хорошо слышу... Токо хрустит немного. Как в плохом телефоне, - ответил Каракурт.
   - Ты в квартире?
   - Ага.
   - Шел по лестнице? Как я просил?
   - Ага.
   - Да что ты как осел: "Ага-ага!" Ты другие слова знаешь?
   Рация обиженно замолчала. Из взятого из сыскной конторы раздолбанного древнего "BMW" Дегтярь изучал занавески на окне своей кухни. Ему почему-то казалось, что Каракурт сидит сейчас именно на кухне и ждет окончания сеанса, чтобы сразу наброситься на печенье в вазончике. Сыщик не знал, что бывший чемпион страны по каратэ-до не выносит ничего мучного, а в данный отрезок времени находится не на кухне, а в ванной и, проглотив таблетку, тут же впился губами в уточку крана и пытается высосать всю воду города-героя Москвы.
   - Ты, пока шел по лестнице, ничего необычного не заметил? - не отрывая взгляда от занавески, спросил Дегтярь.
   - Ап-п... Хап-п, - еле отдышался Каракурт. - По... подъезд?.. А что?.. Нормальный подъезд. У нас в сто раз грязнее. Даже надписей на стенах почти нет...
   - Людей встречал кого-нибудь?
   - Нет. Ни одной души. Поднялся, как учили. Открыл... ну, и вот тут я...
   - Ладно. Жди меня. Только к окнам не подходи. Запомнил?
   - А что тут запоминать!.. Можно я телек врублю. Сто лет уже не смотрел...
   - Сейчас нельзя. Попозже. Просто посиди в комнате...
   Бросив рацию в холщовую сумку, Дегтярь ощутил легкое презрение к
   самому себе. Он никогда не ходил в магазин с такими сумками. В ней
   было что-то плебейское. Можно сказать, рабское. Мужик с такой
   сумкой - это подстилка под ногами у жены. Дегтярь в подобной роли
   никогда не был. Впрочем, и в роли приманки он тоже не был. Даже в лейтенантской юности, когда приходилось работать на подхвате в опергруппах.
   - Господи, благослови! - взмолился атеист Дегтярь и выбрался из машины.
   Отогнать ее в сыскную контору должен был уже другой человек.
   Размахивая сумкой, он обошел стоянку автомобилей, под молотящее в висках сердце сделал семьдесят пять шагов - почти половину пути к двери подъезда - и, наклонившись, принялся завязывать вовсе не развязавшийся шнурок. Кровь прилила к голове, и он на время оглох. Но он ничего и не хотел услышать. Самым страшным сейчас мог стать выстрел, но Дегтярь мало верил в то, что Марченко - хороший стрелок. Он, конечно, мог нанять и снайпера. Но если бы нанял, то не шлялся бы сам по его двору.
   Сыщик разогнулся и с удивлением обнаружил, что слух вернулся, а глаза стали видеть хуже. Словно страх был жидкостью и по очереди переливался по голове. В глазах посветлело, и Дегтярь с ухмылкой подумал, куда же теперь делся страх. Не в затылок ли?
   Что-то уж больно там потяжелело.
   После дождя, хлеставшего все утро, двор напоминал парилку. Казалось, что под ногами не асфальт, а болотная корка. И парит из-под нее так, что отваливается затылок и пот можно собирать в тюбики и продавать как клей.
   - "Дошел", - удивился сыщик тому, что все-таки взялся за ручку двери подъезда и ничего не произошло. Небо не рухнуло на город и все так же нудно ныла в чьем-то радиоприемнике певичка, а тень под козырьком подъезда пахла мокрыми половыми тряпками.
   Не став повторять путь Каракурта, он поднялся на свой этаж на лифте. Захлопнул за спиной дверь квартиры и облегчения не ощутил. Ни в душе, ни на теле. Московский полдень, не встретив сопротивления, волнами втекал через разбитое окно кухни в квартиру.
   - Ты где? - спросил он Каракурта.
   - В комнате. Как сказали. Там это... на кухне у вас стекло разбито... Осколки...
   - Знаю.
   При его появлении Каракурт по-солдатски резво вскочил с дивана. У него опять были расширенные зрачки и оттого чудилось, что само появление Дегтяря вызвало у него удивление.
   - Опять? - посерел лицом сыщик.
   - Что?
   - Опять укололся? Где шприц?
   - Никоим разом, гражданин начальник! - протянул для досмотра обе руки Каракурт.
   Только в самый мощный микроскоп на их венах можно было бы отыскать свежий укол. До того там все наслоилось друг на друга: красно-синие точки на сине-красные гематомы, а сине-красные гематомы на красно-синие точки.
   - Я же просил! - швырнул сыщик сумку с рацией на диван. - Ты должен быть в полной форме! А ты...
   - А я и так в форме. Хотите одним ударом дверь вот в этом шкафу развалю? Хотите?
   - Не надо.
   Дверь была резная, с накладками из трехслойной фанеры. Дверь смотрелась дороже, чем кулаки Каракурта.
   - А что я у вас делать буду? - поинтересовался бывший чемпион страны по каратэ-до.
   - Жить.
   - Серьезно?
   - Более чем.
   - Вместе с вами?
   - Нет... Я буду жить у тебя, - раздраженно сказал Дегтярь и, плечом задев Каракурта, прошел к окну.
   - Это как обмен фатерами?
   - Примерно... На пару дней, - изучая двор через щель между шторами, недовольно ответил Дегтярь.
   - А что я здесь буду делать?
   - Жить, родной мой, жить... И быть в готовности...
   - То есть?
   - Эту квартиру прийдут грабить, - сходу придумал сыщик.
   - Серьезно?
   К расширенным зрачкам Каракурта в обрамление добавились округлившиеся глаза. Они делали его почти киношным красавцем. Даже
   худоба - резко очерченные верхние скулы и провалившиеся щеки - ничего не портила. Наоборот, придавала антураж пресыщенности, утомленности от жизни, чем всегда отличались матерые любовники, самые популярные у женской части человечества киногерои.
   Раздернув шторы, Дегтярь вышел на балкон, постоял на нем, цепко держась за перила и самому себе оттого напоминая капитана пиратского корабля на ходовом мостике. Его лицо было стопроцентным эквивалентом скуки. Тот, кто взглянул бы на него сейчас, никогда не подумал бы, что именно в этот момент глаза сыщика лихорадочно ищут в окнах домов напротив, в стеклах припаркованных машин, в ветвях деревьев хоть что-то подозрительное.
   - Ну ладно, - сдался Дегтярь и вернулся в зал.
   Каракурт вновь встал. До этого он сидел и смотрел в черный экран телевизора на свое изображение. Получилось похоже, как будто это именно его показывают по первому каналу, хотя его еще ни разу в жизни не показывали по телевизору. Даже когда он стал чемпионом страны по каратэ-до.
   - Значит, так, - обернулся к окну Дегтярь. - Шторы до вечера не задергивай. Запомнил?
   - Да, - чуть не сказал "Ага" Каракурт.
   - Начнет темнеть - зажжешь свет. Запомнил?
   - Ну а как же иначе!.. Когда темно, свет - первое дело...
   - Телевизор можешь смотреть, но без звука. Ты немые фильмы когда-нибудь видел?
   - А как же! Чарли Чаплин... Бастер Китон...
   - Значит, не впервой... На телефонные звонки не отвечай.
   - Вообще?
   - Я что, не ясно сказал?! - показал острые белые зубы сыщик.
   - Ну все, врубился... Зазвонит - не подхожу...
   - Около полуночи выключишь свет. Но спать нельзя.
   - А если...
   - Никаких если! Нельзя - и точка!.. Ночью квартиру прийдут грабить. Ты должен ему...
   - Вы же сказали - "прийдут"... Так он один будет или...
   - Один. Не перебивай! Прийдет один. Скорее всего, он вскроет дверь. Твоя задача состоит в том, чтобы задержать его... А если... Если окажет сопротивление, можешь его убить...
   Бледное лицо Каракурта стало малиновым. Еще ни разу сыщик не видел, чтобы в наркомане с подобным стажем сохранилось столько крови.
   - Чего ты испугался?.. На тебе уже есть один труп. Или напомнить органам, чтоб взялись за пересмотр дела?
   - Не... не надо, - еле слышно ответил Каракурт.
   - Ну и молодец! А теперь держи орудие самозащиты...
   Из холщовой сумки Дегтярь выудил пластиковую рукоятку ножа, нажатием кнопки выщелкнул лезвие, внимательно изучил мелкие острые зубчики с одной стороны заточки и протянул финку Каракурту.
   - Можешь лезвие назад не загонять. Так стремнее...
   - Я... ясно...
   - Задачу еще раз повторить?
   - Да чего уж тут!.. А это... обязательно его нужно того...насмерть?
   - Сам увидишь. Скорее всего, будет как у гладиаторов. Либо ты его, либо он тебя.
   Каракурт ничего больше не спрашивал. Ему очень хотелось пырнуть ножом сыщика и убежать из его странной квартиры с выбитым на кухне окном. И если бы Дегтярь остался еще на пару минут, он бы точно его пырнул, но хозяин квартиры как-то резко, будто солдат на плацу, развернулся кругом и бросился к двери.
   В тот момент, когда сыщик сравнивал Каракурта с гладиатором, перед глазами возникла Лялечка с наушниками, так странно, так необычно надетыми наушниками, делавшими ее в чем-то похожей на
   хоккеиста. У тех тоже что-то висит у подбородка. И тут же, будто под вспышку фотокамеры, высветилась улица с длинным рядом припаркованных машин, высветилась Лялечка, уже без наушников и почему-то очень недовольная, ее холеная ручка, открывающая дверцу "вольво", и высветилось еще то новое, что он не заметил в дреме на кухне во время просмотра. Это новое было столь важно, что сыщик ощутил какое-то детское нетерпение. Он должен был как можно быстрее вновь увидеть съемку прыщавого видеостукача. Если вспышечное озарение не обмануло его, то все менялось. И менялось очень круто. Он подбежал к двери и, совершенно забыв, что он ее хотел понюхать, в запале крикнул: