Христофоров Игорь. Воровские гонки

   - Смеешься, что ли? Нищие копейки не берут. Даже тогда не брали.
   - А куда ж ты их дел?
   - Обменял в магазине на бумажные деньги. Потом "баксы" купил, потом прокрутил их, потом опять купил...
   - Значит, с копейки ввысь поднимался?
   - В какую высь?! - дернулся Жора Прокудин. - Того, что мы
   нарыли за последние дела, мне лично еле на вшивую квартиру в
   Штатах хватает. Да и то - однокомнатную! А ты - ввысь!..
   Лошади, упрямо стоящие на задних копытах, косили глазами и вовсю
   стригли ими странно одетого человека. Во времена Римской империи
   этого плебея казнили бы только за ношение брюк, а уж такой
   короткий синий плащ до пояса не надевали даже рабы. Словно поняв этот упрек, Жора Прокудин расстегнул пояс, выпростал джинсовую рубашку и спросил у хозяина квадриги Большого театра:
   - А ты откуда по-русски-то научился? Ты ж римлянин!..
   - Да уж кой годок в центре Москвы стою! Такого наслушался! Вот повезло теперь - на "стольник" попал. Не все ж одному Ленину было на деньгах красоваться!
   - А мне новые купюры не нравятся, - огрызнулся Жора Прокудин. - То Соловки, то бабы толстые. Доллар красивее!
   - Значит, ты меня на него обменяешь?
   - А что делать? В этой стране, братан, с мил... лиардом долларов делать абсолютно нечего. Сходу пристрелят! А делиться не хочется! Чего это я обязан со всякими чмуриками делиться?!
   - А Гвидонов, значит, с тобой должен делиться? - огрызнулся теперь уже мироносец.
   Музыкальный инструмент в его руках смотрелся бухгалтерскими счетами. И он щелкал костяшками, будто все время проверял, не утратил ли он номинальную стоимость в сто тысяч рублей. Хотя, возможно, это щелкал линейкой по батарее отопления мальчишка из квартиры этажом выше. Пацан любил таким нехитрым способом изводить весь стояк пятиэтажки.
   - А ты это... откуда про Гвидонова знаешь? - с неприятным
   осадком в душе спросил Жора Прокудин.
   - Ты что, забыл? Я у Протасова в штанах три месяца пролежал. Я ж из того аванса, что мужики из Союза обманутых вкладчиков "Чаги" дали Протасову. Я все его разговоры слышал. И что по телефону, и что так, без него...
   - Значит, Протасов был уверен, что деньги в мешках существуют?
   - В этом были уверены мужики из Союза обманутых вкладчиков. Между прочим, они мне не нравились. Типичные халявщики. А как их нагрели, начали управу во всех прокуратурах искать. Голову надо было иметь на плечах, а не капусту!
   - Ну ты это!.. Тоже не умничай! Я, между прочим, сам погорел в свое время. И в "МММ", и во "Властилине", и в "Л.Е.Н.И.Н.е"...
   - Никогда бы не подумал! С твоей любовью к деньгам - и отдавать их в обмен на какие-то сомнительные бумажки!
   - Да пошел ты!
   Жора швырнул "стольник" в сторону. Но бумажка - не ботинок.
   Далеко не улетит. Банкнота с темным углом по-пропеллерному повращалась в горячем воздухе кухни и упала на банки пива. Ногой, обутой в ботинок, Жора Прокудин ударил по банкам, приютившим "стольник". Для этого пришлось лечь на левый бок.
   Банки с грохотом разлетелись по кухне, а одна из них, угодившая в батарею отопления, треснула по боку, и из щели с шипением забил гейзер пива. Он был столь силен, что достал своей мокрой лапищей до лица Жоры. Да еще к тому же достал в тот момент, когда он вдыхал хоть и вонючий, но так нужный ему для жизни воздух.
   - А-ах!.. Б-а-ах!.. - зашелся он в кашле, но левая рука, странно утратив прежнюю силу, не хотела его поднимать, и он так и остался на полу в позе римского патриция на пиру.
   Пиво хлестало по лицу, слепило глаза, мешало отдышаться, и у Жоры Прокудина на мгновение мелькнула мысль, что это - все, что смерть решила утопить его, но утопить не в реке, не в море, не в озере, а в пиве. И в тот момент, когда он уже поверил в это окончательно, фонтан опал и превратился в жалкую струйку, стекающую из банки на пол.
   - Ста-арость меня дома не заста-анет, - словами песни еще успел простонать Жора Прокудин, но сил после борьбы со стихией уже не осталось.
   Он упал на спину и тут же забыл обо всем. Он даже не увидел, как намокали в пивном озере странички драгоценной записной книжки, а рядом с нею на единственном уцелевшем сухом клочке линолеума лежал "стольник" с почерневшим углом.
   Глава девятая
   БЕГ ПО СЛИШКОМ ПЕРЕСЕЧЕННОЙ МЕСТНОСТИ
   На Новом Арбате вдоль зданий машин в несколько раз больше, чем на шоссе. Такое впечатление, что здесь стихийно возник гараж, и только неразумные пешеходы, все еще шастающие вдоль домов-книжек, не понимают этого.
   - А если он сегодня не объявится, ты и завтра с нами торчать будешь? безо всякой злости спросил сидящего сзади в салоне "восьмерки" Дегтяря пухленький мужичок, с трудом уместившийся на месте водителя. - Мне-то что! Я сутки через сутки тут сижу, а ты, говорят, уже четвертую смену без роздыха пашешь...
   Он старательно разжевывал пирожок с курагой, купленный в "Русском бистро", а валяющаяся на кресле пассажира рация простуженно хрипела и даже иногда говорила что-то членораздельное, но совершенно не касающееся того, чего так терпеливо ожидал Дегтярь.
   - Я так думаю, Миш, - чавкая, продолжил толстяк, - что раз ты сидишь, значит, неплохо зарабатываешь на новом месте. А?
   - Не жалуюсь, - скупо ответил Дегтярь.
   Парней из этого отдела, в том числе и толстяка, он знал плохо, ни в одном оперативном закруте с ними раньше, еще во время службы, не был, и не очень понимал панибратское отношение к нему соседа по машине. Впрочем, есть разряд людей, которые уже через минуту после знакомства ведут себя как будто они прожили рядом с тобой полжизни.
   - Я тоже, Миш, подумываю в частный сыск свалить. У нас - тоска. Платят, конечно, без сбоев, не то, что армейским, но такие гроши!.. Триста "зеленых" в месяц - это что, деньги?! А потом хотят, чтоб мы за эти деньги под пули лезли. Платили бы как в Штатах по три-четыре тыщи в месяц, да я бы спал в форме и бандитов голыми руками душил... А вот у тебя по сколько выходит?
   - Когда густо, когда пусто, - неохотно ответил Дегтярь.
   - А чаще - густо?
   - Чаще - пусто. Даже слишком часто.
   - Зато, небось, потом сразу ка-ак привалят "бабки"! Точно?
   Усталость и раздражение не дали Дегтярю ответить. Только по старой дружбе генерал из управления разрешил ему побыть рядом с группой захвата, и вот теперь оказывалось, что за эту возможность необходимо расплачиваться бесконечной болтовней. Ну почему все толстяки так говорливы! Посадили бы в машину с каким-нибудь майором-скелетом, и то было бы лучше. Он бы мрачно молчал часами напролет, а Дегтярь мог обдумать все обстоятельно, тем более что обдумывать было много чего. А теперь приходилось бесконечно отвечать на вопросы, будто он не частный сыскарь, а мальчишка на экзамене, который никак не ответит на один-единственный билет.
   - Америкашку они здорово накрыли? - сам того не желая, спросил Дегтярь.
   Иногда и мальчишке хочется задать вопрос нудному экзаменатору.
   - Тыщ на сто! - оторвавшись от бутылки "Фанты", радостно сообщил толстяк. - Он только в Штатах это обнаружил.
   - Подозреваете кого-то из его компаньонов по фирме?
   - Зачем тебе это?
   - Так, на всякий пожарный...
   Толстяк оказался не так прост, как выглядел. Не все болтуны бывают дураками. Из соседа по машине Дегтярь вряд ли вытянул бы что-то важное. Хорошо еще, что генерал показал ему фотороботы возможных шулеров по кредитным карточкам. Один из них - щупленький и лысый - очень уж смахивал на парня, приехавшего на трейлере для получения грузы якобы купленного Рыковым и Барташевским. Его-то они и ожидали в засаде у супермаркета уже второй день. На третий, как ни хорохорился Дегтярь, у генерала могло кончиться терпение, и засаду бы сняли...
   - Всем постам, - хрипло вздохнула рация на сиденьи, - готовность номер один. Объект на кассе номер три в продовольственном отделе супермаркета. Карточка предъявлена к оплате. Приметы: рост чуть выше среднего, телосложение крепкое, шатен, над левой бровью бородавка, других особых примет нет, одет в...
   Дегтярь перестал слушать. Он вскинул глаза к стеклянным стенам второго этажа. Где-то там расплачивался по поддельной кредитной карточке американца парень с бородавкой над левой бровью. В описании, данном ему в магазине чрезвычайно толстым лысым парнем Олегом, бородавка на лице получателя товара отсутствовала.
   - Все, взяли, - вывел Дегтяря из задумчивости милиционер. - Пошли посмотришь, раз тебе интересно.
   Он допил "фанту" и только после этого выбрался на горячий вонючий асфальт. Дегтярь вылез из машины и поплелся за ним. В знойном мареве перед глазами бронзовым миражом возникло тело жены Рыкова. Как он ее называл? Лялечка? Хорошее имя. Не имя, а игрушка. И тело - игрушка. Его бы не издалека рассматривать. С ним бы поиграть вживую.
   - Симпатичный малый, - повторно вывел его из задумчивости толстяк.
   Дегтярь и не заметил, что поднялся по лестнице на второй этаж и оказался в полукольце людей, окруживших действительно крепкого, слегка нагловатого парня. Он стоял, уперевшись спиной в прилавок камеры хранения, и на его светлой рубашке медленно проступала чернота под мышками. А в супермаркете было до пронзительности холодно.
   - Внеси в опись, - приказал милицейский подполковник в штатском, и милицейский же старлей в таком же штатском стал некрасивым почерком переписывать вынутое на прилавок содержимое задержанного.
   - Я посмотрю? - попросил подполковника Дегтярь.
   - Давай.
   Стараясь не мешать старлею, Дегтярь по очереди рассмотрел уже описанные кредитные карточки. Большая часть из них принадлежала иностранцам.
   - Меня попросили отоварить эту карточку, - заметил парень кредитку американца в пальцах Дегтяря.
   - Кто попросил? - выстрелил вопросом подполковник.
   - Один парень на улице.
   - Давно дал?
   - Десять минут назад.
   - И твое фото в паспорт американца он успел вклеить?
   - Какое фото?
   - Думаешь, мы не знаем, что ты уже тут мелькал? Думаешь, этот паспорт у тебя в квартире не найдем?
   - Я по-онял! - обрадовался парень. - Вы его подкинете! Вам нужна раскрываемость! Вам нужен козел отпущения!
   - А чем ты объяснишь столь богатую коллекцию кредиток? - кивнул он на цветную россыпь по прилавку.
   - Это не мои.
   - А чьи?
   - Того парня.
   - За идиотов нас держит! - ухмыльнулся подполковник, и в этот момент Дегтярь заметил на одной из кредиток фамилию "RIKOV".
   - Можно эту проверить? - попросил он подполковника.
   - На подлинность?
   - Да. Мне интересно, есть ли хоть что-то на этом счету...
   - Давай. Только быстро.
   Дрожащие пальчики кассирши только со второй попытки вставили кредитку в щель. Девушка испуганно, будто на дисплее появится ее приговор, посмотрела на него и прочла сухими губами:
   - Нет подтверждения.
   - Значит, денег на счету нет?
   - Не знаю.
   - А я знаю.
   Он старательно переписал цифры с кредитной карточки и тут же вздрогнул от вскрика: "Стоять!"
   - Что?! - обернулся он и с неприятным удивлением увидел, что парень с бородавкой над бровью бежит точно на него.
   - Стоять! - еще раз выкрикнул подполковник, и грохот подошв перекрыл звук его голоса.
   Дегтярь вскинул кулаки, но парень вдруг свернул влево и нырком бросил себя через металлический турникет у соседней кассы. Толпа милиционеров в штатском за секунду смела бы с ног Дегтяря, и он поневоле отпрыгнул в торговый зал, обернулся и с холодным безразличием внутри увидел, что парень не просто убегает вдоль длинного ряда прилавков, а сбрасывает с них пакеты, банки и бутылки на пол. Минное заграждение оказалось не таким уж смешным. Самые шустрые бегуны из преследователей в манере пацанов, впервые ставших на коньки, стали врезаться в стеллажи и падать, а через них, тоже спотыкаясь и падая, полетели чуть менее шустрые.
   - У вас везде на выходах охрана? - спросил Дегтярь продавщицу таким тоном, будто в торговом зале вообще ничего не происходило.
   - Что?.. Да, везде... Боже, что же они делают! Это столько стоит!
   - А в подсобку вход охраняется?
   - Куда?
   - Ну, туда, где ваши начальники сидят...
   - Служебный вход?.. Его это... оперативники закрыли... Сразу, как этот парень отоварился...
   - Понятно.
   Ухмыльнувшись, Дегтярь сунул в карман брюк кредитку некоего "RIKOVа" и пошел прочь из супермаркета.
   А парень, пробежав длинный ряд до конца, заметил справа дверь, метнулся к ней, но ручка не поддалась ему. Он взвыл от злости, пнул ногой дверь и тут же еле увернулся от чьего-то разъяренного потного тела.
   - Па-адла! - пропев, грохнулся на ящики с вином оперативник, первым добежавший до парня.
   Под грохот и звон бьющихся бутылок по ковровому покрытию пола потекли ручьи красного бургундского, белого шабли и розового мозельского. Пытающийся встать оперативник бодро шевелил руками и ногами, тщательно смешивая никогда прежде не смешиваемые сорта вин. Но любитель чужих кредитных карточек уже не видел этого заплыва на полу. Он добежал до перегородки между продовольственным отделом супермаркета и его промтоварным отделом, с резвостью скалолаза одолел ее и спланировал на витрину женского белья.
   - Обходи! - впопыхах приказал кто-то за переборкой в продовольственном отделе. Видимо, он не был уверен в альпинистских способностях своих подчиненных.
   - Стоять! - испуганно крикнул парню охранник супермаркета.
   Черный комбинезон, из нагрудного кармана которого робко выглядывал усик рации, делал охранника похожим на грузчика-тупицу из фильмов Чарли Чаплина. Перепрыгнув через прилавок, парень оттолкнул его, и охранник безропотно, как манекен, нырнул в белую чащобу ночнушек и комбинаций.
   - Де... держите его! - переложил охранник ответственность за захват на других.
   А слева, метрах в пятидесяти от парня, все-таки вынырнули из-за турникета оперативники. И у одного из них в руках темнело что-то страшное. Так темнеть может только пистолет.
   - Не стрелять! - словно уловив тревогу парня, выкрикнул подполковник, но на душе у беглеца не стало лучше.
   Ему нестерпимо не хватало воздуха, и он вдруг понял, что и воздух, и спасительный выход находятся в одном и том же месте, за стеклом витрины, и он, на ходу схватив с полки электромясорубку, толкнул ее от груди, толкнул к свету, к воздуху, и белоснежный аппарат, рожденный для приготовления котлет и тефтелей, на время стал артиллерийским снарядом.
   Брызнуло и резко, потоком водопада, осыпалось на пол стекло. Держась рукой за металлический уголок, парень выглянул наружу. Там было шумно и нестерпимо жарко. Воздуха не оказалось и здесь. Город, будто войдя в сговор с оперативниками, выкачал воздух и отсюда, заменив его чем-то раскаленным и вонючим.
   Асфальт зловеще серел внизу метрах в пяти-шести. Красные и желтые
   крыши легковушек могли сократить это расстояние на метр, синяя
   крыша будки МАЗа - на целых два метра. И парень прыгнул на
   синее. Ноги удержали его, и только теперь он ощутил, что воздух
   спасения где-то совсем близко. Он спрыгнул на крышу кабины, с нее - на капот, с капота - на землю, радостно набрал долгожданного воздуха в легкие, и тут же был сбит мощнейшей подсечкой.
   Сознание на мгновение ушло и тут же вернулось. В голове было мутно и тошнотно. Он будто бы глотнул не обычного воздуха, а отравленного, с ядом. Над ним стоял мужчина с красивой, в серебре проседи, бородкой, и смотрел так, как охотник смотрит на глупую жертву, возомнившую себя умнее охотника.
   - Как видишь, я угадал, - со сладкой улыбкой произнес Дегтярь.
   - Х... х... кто ты? - еле выжевал парень и выплюнул в кровавой пене три передних зуба.
   Видимо, после подсечки он ударился лицом о бампер ЗИЛа. Но еще невыносимее, чем лицо, болел бок. Так невыносимо могут ныть только сломанные ребра. Тело бывшего гимнаста еще помнило эту боль из детства.
   - Как тебя зовут? - наклонившись над ним, спросил Дегтярь.
   - Ты - не мент... Ты разговаривал с их старшим как посторонний человек... Ты - репортер?
   - Я - охотник, - безо всякой рисовки ответил Дегтярь. - За такими, как ты...
   - Па... падла. Ты мне... не дал уйти... Ты... мне лицо... теперь инвалид я...
   - От меня еще никто не ушел. Понял?
   Большой и средний палец Дегтяря держали у самого лица парня пластиковую карточку с фамилией "RIKOV". Но парень не видел этой карточки. Он мутно, с ужасом пытался понять, куда же делся у этого охотника указательный палец.
   - Где ты ее взял? - тихо спросил Дегтярь.
   - Не твое дело.
   Не разгибаясь, Дегтярь ударил парня по печени носком ботинка.
   - А-а! - вскрикнул он и вроде бы еще сильнее врос, вжался в асфальт.
   - Где взял?
   - Я... я... не помню...
   - Где сейчас твои дружки?
   - Я... я... один... Всегда один... Я - волк...
   - Ты - щенок, - поправил его Дегтярь. - У тебя есть сообщница. Девка. Из продавщиц. Кто она?
   - Ты не охотник. Ты - колдун, - зло ответил парень. - Ты - сатана...
   - А ты - вор, - укоротил его Дегтярь. - И сдохнешь на нарах в туберкулезном бараке зоны. Это я тебе по опыту говорю. Назови девку, иначе я одним уколом введу тебе яд и ты умрешь за полминуты.
   - Ты?! Ты уколешь?
   - Я!.. Ты сомневаешься? Оперативникам я скажу, что ты просто разбился при падении, и у тебя агония.
   Вместо кредиток в пальцах Дегтяря появилось нечто металлическое, действительно похожее на маленький шприц. Остекленевшими глазами парень смотрел на тонкую иголочку, торчащую из него, и с ужасом ощущал, что не может даже пошевелить руками. Теперь ему до боли в сердце захотелось, чтобы сюда побыстрее прибежали оперативники.
   - А им? - заметил парень, что их обступили зеваки. - Им ты что скажешь? Они увидят, что ты сделал...
   - Им все равно. Это толпа. Для них это - фильм.
   - А-а! - вскрикнул парень от боли, пронзившей руку. - Ты уколол?..
   - Еще нет... Имя девки!
   - От... отпусти!.. У тебя не пальцы, а стальные прутья...
   - Ну-у!.. Имя!
   - Она... она... уже уволилась, - простонал парень. - Пу-усти...
   - Имя!
   - А-а! Лялечка!
   - Как-как?
   - Я же сказал: Ля-леч-ка!..
   Глава десятая
   ЗАПАХ СГНИВШИХ ПОМИДОР
   Жора Прокудин с детства любил южные поезда. Казалось, что они привозили в Москву не только пассажиров и их багаж, но и яркое солнце, морской воздух и запах бахчи.
   Ему было лет десять, когда родители решили основательно подзаработать и уехали на Север. Жорика они оставили у бабушки в городе с романтическим названием Электросталь. Заработки окончились тем, что родители разошлись, завели себе в темпе вальса новые семьи, и Жорик оказался никому не нужен. Только лет через пять первым заявился отец. У него было измученное сизое лицо, бегающие глазки и очень виноватый вид. Он посидел на кухне напротив Жорика минут десять, спросил, скоро ли придет бабушка, и, узнав, что скоро, торопливо ушел. Правда, он еще успел снять со стены на кухне часы, сказав, что когда-то подарил их теще, то есть Жориной бабушке, а теперь они ему позарез нужны. И уже перед самым прощанием, у двери квартиры, посоветовал никогда не брать в рот водку, вино и прочую гадость, а заняться каким-нибудь интересным делом. Например, коллекционированием. А чтобы в коллекционировании была польза, сказал: "Вот, к примеру, монеты собирай. Вроде мелочь, а как много наберешь, - уже, считай, капитал. А без денег, Жоржес, ты никто на этом свете. Поверь мне".
   Он так и назвал его - Жоржес. Никогда до этого Жорик не слышал подобной вариации своего имени. Хотя, если быть точным, по паспорту он был Георгием.
   Задвинув дверь купе, Жора Прокудин посмотрел на себя в зеркало. Этим утром он вроде бы действительно смахивал на иностранца Жоржеса, чем на самого себя: оплывшее лицо с мешками на подглазьях, растрепанные смоляные кудри, синяя щетина на щеках и вокруг пересохших, потрескавшихся губ. И только нос, слишком широкий, слишком утолщенный на конце, типичный русский картошечный нос, портил облик иностранца. Закрыв его пальцами, Жора изучил себя уже точнее в новом амплуа и подумал, что если он срубит этот приз на два арбуза, то обязательно сделает пластическую операцию. А то его найдут только по одному носу.
   Дверь вместе с зеркалом уехала влево, и Жоре Прокудину почудилось, что он все еще спит. В коридоре красовалась до боли знакомая физиономия Топора. Его свернутый нос хотелось потрогать. Почему-то казалось, что пальцы вместо носа нащупают лишь воздух.
   - Не ждал? - шмыгнув, спросил Топор.
   Ощущение реальности все еще не появилось. Призраки и герои ночных сновидений тоже умеют разговаривать.
   - Короче, мы с тобой, - опять шмыгнув, объявил Топор и швырнул спортивную сумку на вторую полку.
   - Я его к утру уговорила, - возникли справа от гнутого носа Топора краснющие губы Жанетки. - Он согласился.
   На ее белобрысой голове было накручено из тонких косичек нечто похожее на макраме вокруг горшка с цветком. Только вместо цветка из этого горшка свешивались еще более тонкие косички. В целом это походило на нечто среднее между извержением вулкана и взрывом на макаронной фабрике. А белоснежная челка, закрывавшая лоб, вплоть до смоляных бровей, навевала ощущение ледника, над которым как раз и ожил бешеный вулкан.
   - На, - подставила она Жоре Прокудину напудренную и напомаженную щеку. - Целуй. С тебя за мою доблестную работу еще три процента к моей доле...
   Поцелуй, а точнее, касание губами чего-то схожего с куском сливочного масла наконец-то вернуло ощущение реальности. В снах не бывает сливочного масла.
   - Ты что, в бочке с пивом спал? - почти угадала она.
   - А как вы это... Я ж билеты сдал...
   Топор сел на жесткий диванчик, попрыгал, утрамбовал его, и пояснил:
   - Я кинул червонец кассирше, чтоб запросила, какие три места сданы на этот поезд за ближайший час. Я ж знаю, что ты всегда впритык приезжаешь...
   - А разве я говорил номер поезда? - тоже сел Жора Прокудин.
   - Однозначно не говорил. За сутки в Приморск идут три поезда, но удобнее всех туда приходит именно этот. Точно?
   - А с чего ты взял, что я куплю все купе, а не три места?
   - А зачем тебе лишний свидетель?
   - Ладно, - не сдавался Жора. - А как я мог взять четыре билета сразу, как ты говоришь, на целое купе, если сейчас билеты продают только с паспортом...
   - Так ты же сам вчера сказал, что у тебя есть три фальшивых паспорта. И один из них - женский.
   - Я говорил? - изумился Жора Прокудин.
   - Ну не я же!
   - Да?
   - Да!.. Если б у нас хоть один лишний паспорт был, я бы тоже четвертое место в купе докупил...
   Мягким кошачьим движением Жанетка задвинула дверь купе, провернула защелку, полюбовалась на свою прическу в зеркале, отыскала в ней заметный лишь ей изъян, пальчиком устранила его, сделав косичковое макраме в тысячу раз лучше, и небрежно попросила:
   - Покажь книжку сыскаря.
   - И ты мне не веришь? - попытался сделать напряженное лицо Жора Прокудин, но пивная отечность и без того натянула кожу до барабанной прочности.
   - Ты ее чего, проглотил, что ли?
   - Я бумагой не питаюсь.
   Безмолвный Топор задернул шторки, опустил черную брезентовую заслонку, и в купе стало темнее, чем в самую пасмурную погоду. Воздух стал плотным и тяжелым. Каждый вздох ощущался легкими.
   - Не перестраховуйся, - попрекнула его Жанетка.
   - А если Босс мелькнет? - не согласился с ней Топор.
   - Ну ты совсем стал пугливым! Мозгов ему не хватит просечь, куда мы сваливаем.
   - Ты его не знаешь, - опять шмыгнул носом Топор. - Я с ним когда базарю, так он все мои слова заранее знает. Может, он мысли читает...
   - А чего тут такого! - удивилась она. - У тебя так слов в башке мало, что я их тоже все знаю.
   - Ну, ты это... Однозначно...
   Черную шторку он все-таки отпустил, и пружины со скрежетом подняли ее. Сразу захотелось побольше вдохнуть воздуха.
   - Слушай, Жорик, у меня терпение не беспредельно! - уткнула кулаки в бока Жанетка. - Если я своими глазами эту книжечку не увижу, я из поезда вываливаю! Еще три минуты в запасе есть. А?
   - А так ты мне не веришь?
   - Уже две с половиной...
   - Ладно... Встань, Топор, - пнул он ботинком по его белоснежным кроссовкам.
   Из черного пластикового чемодана, с грохотом вытащенного из-под сидения, после долгих раскопок Жора Прокудин все-таки вынул на белый свет пухлую, с перекореженными страницами книжечку.
   - Ты что, постирал ее в ванной? - удивилась Жанетка.
   - Уронил. В пиво.
   - А несет мочей.
   - Да ладно тебе!
   - Тут же все расплылось! - возмутилась она.
   - У него ручка была чернильная. Если б шариковая...
   - А где про адрес?
   - Вот... На этой страничке, - с видом знатока сразу отыскал запись Жора Прокудин.
   Строка с адресом смотрелась мазком художника-абстракциониста. Читались лишь слова "Finita la comedia!". Для того, чтобы разобрать остальное, требовалось орлиное зрение. Или аппаратура милицейского эксперта.
   - Я и так наизусть помню, - защитился Жора Прокудин.
   Приморск, улица Пэ эр тире я...
   - Чего-чего? - не поняла Жанетка.
   - Ну, сокращение там... Улица не полностью написана, а только две первые буквы и последняя: пэ, эр и я. Через тире... Потом идет нумерация: дом, значит, семнадцать, квартира шестьдесят четыре, под фамилией Сергеева.
   - И это адрес? - возмутилась под толчок поезда Жанетка. - Что это за улица, Пэ-эр-я? С таким началом и концом на "я" их может быть штук сто!
   - Всего семь, - под второй толчок поезда, перешедший в медленное плавное движение, устало объявил Жора Прокудин. - Привокзальная, Приморская, Приветная, Привольная, Проезжая, Прибойная и Просторная. У меня карта города есть. Я еще вчера проверил. К тому же Проездная и Приветная очень короткие улицы. На них может и не быть семнадцать домов. И потом учтите, в доме есть квартиры. Значит, он многоэтажный. А по плану города две улицы - Прибойная и Просторная - находятся на окраине Приморска. Скорее всего, это частные дома.
   - Ну ты череп! - восхитился Топор. - Не-е, ты точно умнее