Страница:
А у нее в издательстве разладилось, она подыскивала другое место работы и на какой-то конторской вечеринке подошла к нему и в шутку спросила:
«Губин, возьмете меня к себе секретаршей?» Они сидели на низеньких пуфиках в каком-то маленьком кабинете, заставленном тарелками с объедками и бутылками с опивками. Сотрудники, которые еще недавно толклись здесь, как-то незаметно по одному растворились в пространстве. Он нетерпеливо ерзал, порываясь поскорей закончить разговор и уйти от нее, взгляд его то и дело ускользал от ее лица и тянулся к двери.
«Секретаршей не возьму, возьму экспертом», — ответил он, будто всерьез поверил в ее готовность переквалифицироваться в секретаршу. Когда он представил, что она весь день будет болтаться у него в приемной президентского отсека…
Ему не нравилось, что она звала его на «вы» и «Губин» — иронически, чуть насмешливо. Хотелось услышать от нее «Сергей», «Сережа». Он представлял себе те ситуации, в которых это могло прозвучать — тихим нежным шепотом, или смятенным сдавленным фальцетом, или звонким чистым выкриком. Он тогда мысленно придушил свои фантазии. Это уже слишком…
Сотрудники холдинга прибывали на работу от девяти до одиннадцати. Губин был либералом и на строгом присутствии от звонка до звонка не настаивал — лишь бы дело не страдало. Он попытался представить, что и как ему придется говорить людям.
Губин по-прежнему сидел в кабинете, слышал, как наполняется дневными звуками улица за окном. Если на окраине города жизнь ночью не замирает — в любом доме горят до утра несколько окон, гуляет у подъездов молодежь, лают собаки, трезвонит иногда часами автомобильная сигнализация, — то ранним утром в центре Москвы пустынно, как в городе, оставленном жителями, городе мертвых… «Ну, и сравнения приходят мне в голову… — ахнул он. — Надо взять себя в руки».
Из приемной доносилось шебаршение, топот, но пока никто не заходил. Там дежурил Олег, и можно было не сомневаться, что уже все всем известно и сотрудники собираются в президентском отсеке. В одиннадцать приоткрылась дверь, и зашел Дима Сурнов, за ним Подомацкин, потянулись остальные с серьезными лицами.
— Сергей…
Губин поднял голову и понял, что ему придется выдержать долгий шквал соболезнований. Мысль об этом наводила еще большую тоску, но деться было некуда.
В течение последующих нескольких часов в его кабинете толклись люди — подходили все новые сотрудники с соболезнованиями. Мужчины крепко обнимали Губина и утешающе хлопали его по спине, женщины тоже обнимали, но не хлопали, а гладили по спине, при этом еще и плакали у него на плече, шепча ему жалкие слова на ухо. Все прижимали свои щеки к его щекам и говорили одни и те же слова. Кто-то сразу после этого уходил, кто-то оставался. Сформировалась прочная группка из женщин-сотрудниц человек в пять-шесть — они так и стояли с утра, готовили чай, держали наготове лекарства. Оставалась и группка из мужчин, это были приближенные сотрудники Губина — его заместители, охранники. Они стояли кружком и тихо переговаривались — обсуждали, кто возьмет на себя руководство, пока Губин будет занят, как ему помочь и как организовать похороны.
Регина появилась на пороге губинского кабинета около полудня — в комнате, где не стихая звучали причитания женщин и рокот мужских переговоров, повисло напряжение. Регина подошла к Губину и сделала то же самое, что до нее уже сделали несколько десятков сотрудников холдинга, — прильнула к нему и, гладя по спине, стала шептать на ухо слова утешения. Но хотя она не делала ничего особенного — лишь то, что делали в этот день все женщины-сотрудницы холдинга, то есть пыталась выразить шефу свое сочувствие, — смотреть на них с Губиным было невыносимо: такая аура чувственности распространялась по комнате от этой обнявшейся пары. Все неловко отводили глаза. Женщины поджимали губы и думали:
«Бесстыжая…»
Конторские дамы, конечно, все всегда знали.
«Все», то есть даже то, чего никогда не было, они знали и о Губине с Региной. При этом они всегда были склонны в мыслях торопить события. Когда год назад Губин с Региной разругались вусмерть, конторские дамы знали, что у них в разгаре безумный роман.
Когда они помирились, дамы наверняка знали, что Губин ползает перед Региной на коленях и умоляет бросить мужа, а та не соглашается. Когда Губин вызывал Регину к себе в отсек и спрашивал о наборе нового романа, дамы ахали и жалели Киру, озабоченно делясь друг с другом мыслям и о том, как же бедная жена Губина переживет развод… Дамы с увлечением наблюдали за развитием их отношений, и не сказать, чтобы Регина вызывала у них какую-то неприязнь и озлобление. Их роман, в отличие от какого-нибудь гипотетического проходного романа Губина с одной из молоденьких секретарш, тривиального до пошлости, был интересен для окружающих. Интересен потому, что до сих пор все знали Губина как влюбленного в жену, который ни в чью сторону больше не смотрит, а Регину — как высокомерную интеллектуалку с завышенными требованиями. Но их объятие в день гибели Киры, на которое было невозможно смотреть и от которого невозможно было оторвать глаз, — это уже было вне всяких правил. Поэтому дамы краснели, переглядывались, как бы говоря друг другу: «Нет, вы посмотрите только! Бесстыжая…»
Мужчины так не думали. Они сочувствовали Губину по поводу погибшей жены, но вполне понимали его поведение и по отношению к Регине. Но, признавая, что ситуация несколько необычна, лишь покряхтывали: «Н-да…» — и качали головами.
Регина в кабинете не осталась. Выходя, в дверях она столкнулась с новым посетителем — невысокого роста незнакомцем со среднестатистическим лицом.
Пробормотав извинения, она кинулась дальше по коридору, провожаемая его заинтересованным взглядом. Занозин обернулся и понял, что не он один смотрел вслед удалившейся особе — устремленные ей в спину взгляды присутствовавших в кабинете Губина не отличались чрезмерной доброжелательностью.
Улов Занозина от бесед с сотрудниками холдинга был невелик — ничего определенного и ничего ценного. Врагов у Киры Губиной не было. Муж ее на руках носил, в холдинге все любили. Все ахали по поводу трагических совпадений — сначала исчезновение Булыгина, теперь смерть жены шефа. Однако два этих события в головах сотрудников имели исключительно мистическую, а не логическую связь. «Одно к одному…», «Удар судьбы…», «Черная полоса… А все началось полгода назад, когда Кира Ильинична в аварию попала…», «Беда в одиночку не ходит…» — вот и все, что думали люди по этому поводу. Но вот уж чего он наслушался вдоволь, пока ходил по кабинетам, — это сплетен о Губине и Регине Никитиной. Не сказать, чтобы его очень вдохновляла в профессиональном смысле эта любовная линия — он по опыту знал, что убийства из ревности нынче не в моде. Из-за любви в нашей жизни убивают гораздо реже, чем, скажем, из-за водки. И стократ реже, чем из-за денег, из-за больших денег. И тем не менее он чего-то ожидал от разговора с Никитиной.
Занозин нашел Регину в ее кабинете. По всей видимости, она ничего не делала, а просто сидела в оцепенении, пытаясь переварить известие о смерти жены Губина и проанализировать сцену с собственным участием, которую он застал в президентском отсеке.
Еще направляясь на поиски пресловутой Регины Никитиной, Занозин догадался, что ею была та рыжеволосая молодая женщина, с которой он столкнулся в дверях губинского кабинета. И сейчас имел возможность убедиться, что догадка его верна. «Так вот она какая, Регина Никитина, укротительница Губина…»
Ничего откровенно обольстительного в ее облике не было — ну, фигура стройная, спортивная, движения безотчетно грациозные, свободные, но — минимум косметики, на носу очки, а главное… Вот сейчас взглянула на Занозина — а взгляд незаинтересованный и даже, пожалуй, строгий, смотрит на него, как на неудачно сколоченный шкаф. Разве так должна смотреть привлекательная женщина на незнакомого мужчину? Занозину, как многим, нравились женщины, готовые при первом намеке поймать брошенный им мячик флирта и перейти на игривый тон.
Занозин представился. Она задержала свой индифферентный взгляд на его лице и указала на стул, сбоку приставленный к ее огромному редакторскому столу, — в свое время она попросила у завхоза самый большой из тех, что пылились на издательском складе. Стол занял чуть ли не половину ее небольшой рабочей комнаты, но места рукописям все равно не хватало — они теснились, наползали друг на друга, и каждое утро Регина начинала с того, что расчищала на поверхности стола небольшой пятачок, на котором можно было бы писать.
Занозин занял место, специально оборудованное для приходящих авторов. Он попытался пристроить локоть на край стола, но это ему не удалось — лежащие сбоку массивные папки в результате его манипуляций чуть не посыпались ему на колени. Регина вскочила и придержала стопку бумаг. Несколько секунд они вместе утрамбовывали, ровняли и приминали эту стопку, мешаясь руками. Эти несколько секунд были кстати. В кабинете Регины Занозину передалась тревожная робость, какую обычно испытывали соискатели Регининой профессиональной благосклонности в ожидании приговора их творениям. Вообще он заметил, что чувствует себя не совсем свободно в присутствии этой женщины. В конце концов Занозин разозлился на себя. «Ну что я деликатничаю, ищу верный тон? Мне работать надо…» И он приступил к делу:
— Вы были знакомы с Кирой Губиной?
— Да, но не очень хорошо. Мы общались лишь изредка.
Регина отвечала без большой охоты, но и без боязни. Занозин не видел и намека на то, что она пытается что-то скрыть.
— Извините, что я говорю об этом, но, как утверждают, вас с Губиным связывают особые отношения?
— Не извиняйтесь. Нас с Губиным связывают теплые отношения, но они здесь совершенно ни при чем. Я имею в виду смерть Киры…
— Но насколько я понимаю, до покойной Киры Губиной тоже могли дойти эти слухи…
— Не только могли дойти. Я уверена, что они до нее дошли.
Регина была теперь слегка раздосадована, лоб нахмурился. Все-таки намек на ее роман с Губиным задел ее и заставил нервничать. Знала же, что обязательно зайдет об этом речь. Чувство вины? Регина действительно испытывала чувство вины перед Кирой, сама не могла понять почему.
— Кира и сама была достаточно проницательна и за двадцать пять лет изучила мужа, видела его насквозь. Я смотрю, вы берете на вооружение старую теорию о любовном треугольнике, — продолжила она. — Как старомодно! В наше время треугольник — фигура не жесткая и более того — даже не самая распространенная. Сегодня в ходу любовные четырехугольники, семиугольники и даже какие-нибудь додекаэдры. («А это еще что?» — удивился Занозин.) Да и к нашему случаю треугольник не очень подходит.
— Вы хотите дать мне понять, что у Киры Губиной были любовники?
— Нет, — улыбнулась Регина — ее позабавило, что этот милиционер столь быстро применил ее абстрактную мысль к ситуации с семьей Губина. — Я имею в виду то, например, что у меня тоже есть муж… Да нет, не думаю, что у Киры были любовники, — уже серьезно добавила она. — Губины — особенная пара. Свою жену Губин обожал — вам кто угодно это скажет. В общем, я Кире не была соперницей…
— Вчера вечером вы задержались на работе…
— Вы все уже знаете сами. Да, я задержалась. До девяти я читала рукописи — не успеваю в рабочее время, а потом мы с Губиным были в его кабинете. Он показывал мне новое издание Фаулза, его недавно отпечатали.
— Что-нибудь еще?
Регина поняла, что имел в виду Занозин.
— Мы болтали. Пили шампанское, посмотрели вместе девятичасовые новости, обсудили поправки в налоговое законодательство, прошедшие в Думе первое чтение… Удивляетесь столь странному времяпрепровождению? Одно из предприятий холдинга — журнал «Политика», так что все мы держим руку на пульсе… Около половины двенадцатого расстались, я отправилась домой, а Сергей Борисович поехал по своим делам.
— Вы уходили вместе?
— Нет, он позже, сказал, что еще кое-что уладит.
— Вы знали, куда он поехал?
— В подробностях — нет. Знала только, что не домой, а на какой-то день рождения к друзьям — и все. Видите ли, у нас с ним сложилось одно неписаное и даже ни разу вслух не произнесенное правило — мы никогда не говорили о Кире. Как и о моем муже.
— Сергей Борисович куда-нибудь выходил, пока вы вместе были в кабинете?
— Нет.
Регина внимательно посмотрела на Занозина, как бы пытаясь проникнуть в его мысли.
— Вы подозреваете Губина? — с изумлением спросила она.
— Я пока просто выясняю обстановку, задаю вопросы и ничего не исключаю, — ответил Занозин.
— Он никуда не выходил больше чем на пять минут — это и Олег может подтвердить, он ждал его в приемной. Это глупость! Это немыслимо!
Регина откинулась в кресле, задумчиво покачала головой.
— Впрочем, зачем я возмущаюсь, — проговорила она. — Это ваша работа, а Губиных вы совсем не знаете. Если бы знали, то не допускали бы такой мысли.
— Но, может быть, Губин мечтал соединиться с вами и…
— ., и убил или «заказал» жену? Господи, вы будто с неандертальцами дело имеете. Это в школе милиции вас учат мыслить так шаблонно? Как вам объяснить, что нас всех связывали совсем иные отношения — отношения, в которых никто никому не мешал? Губин жену обожал и никогда бы ее не оставил.
Его якобы планы, как вы выражаетесь, «соединиться» — дурацкое слово! — мне в новинку. Нам ничто не мешало «соединиться». Между прочим, у меня тоже не мешало бы спросить — собиралась ли я с ним «соединиться». Я не собиралась и не собираюсь. Мы и так соединены… Я Кирой восхищалась. Может быть, мне и Губин нравился именно потому, что у него такая удивительная жена, и потому, что он в нее влюблен. А она, мне кажется, относилась ко мне без враждебности.
Тут, надо сказать, Занозин несколько потерял нить Регининых рассуждений. «Кто же все-таки ей нравился — Губин или его жена?» — не без язвительности подумал он.
— Жены «новых русских» — довольно зависимые и часто несчастные женщины. Муж все время в делах, жене уделяет мало внимания, делать женам особенно нечего. Дети, как правило, уже выросли. А в случае развода — вообще полная тоска… Может быть, Кира Губина боялась развода, нервничала, дергала мужа, особенно после того, как узнала о вашем романе, — рассуждал Занозин.
— Кира не производила впечатления дерганого человека, — возразила Регина. — Разговор о разводе вообще неуместен — я говорю, он обожал Киру. К тому же нельзя сказать, что она так уж сидела без дела.
Кира выполняла роль неформального делового советника у Губина. Он иногда показывал ей рукописи, спрашивал ее мнение. Кира ведь по образованию редактор и журналисткой тоже работала…
— У вас есть соображения, кто и зачем мог убить Киру Губину?
— Я в недоумении. Честно говоря, в случайность — скажем, в ограбление, неожиданно закончившееся трагически, — я не верю.
Регина задумалась. Занозин видел, что она колеблется — сказать ему что-то или нет.
— Есть у меня одно предположение, но оно слишком чудовищно, чтобы быть правдой…
— Какое же? — не преминул вежливо поинтересоваться Занозин.
— Может быть, ее убийство — предупреждение Губину? Я понимаю, что это бред. Как бы ни запутался в своих делах Губин, как бы кому-то ни задолжал, убивать его жену, чтобы намекнуть ему — он будет следующим, — это за пределом добра и зла. Кира-то при чем? Она в делах Губина совсем не участвовала. Хотя наша сегодняшняя жизнь такова, что перед ней пасует самая разнузданная фантазия…
— Вы думаете, Кира Губина была не в курсе дел Губина? При том, что, как вы все утверждаете, они с мужем были очень близки?
— Мне кажется, Губин щадил ее, не любил расстраивать. Думаю, он не посвящал ее в свои неприятности.
— Какие неприятности?
— Ну, дела в холдинге идут не блестяще — это, в общем, известно. Скоро срок погашать большинство кредитов, а денег нет. И потом, это исчезновение Булыгина — все восприняли его как дурной знак. Словом, не сказать, чтобы атмосфера в конторе в последнее время была веселой и оптимистической.
Регина замолчала — задумалась, сказать или не сказать про визит Булыгина и его намеки в отношении Сергея. Она решила не говорить — в конце концов Булыгин, похоже, тоже мертв и какое имеет значение, что он говорил, кому он угрожал.
— Нет-нет, — замотала она головой. — Я чушь порю. Тот, кто знал Сергея, понимал, что после смерти жены ему терять будет нечего. Свою жизнь без Киры он ставит невысоко. Помните синдром Бушетты?
Когда мафия в назидание убила всех его родственников, вот тут он и начал давать показания, несмотря на закон молчания. Сдал всех полиции, потому что ему больше нечего было терять, кроме собственной жизни…
Занозин покивал головой с умным видом, хотя синдром Бушетты ему ни о чем не говорил. В целом он понял, что имеет в виду Регина.
— Простите, а не думаете ли вы, что в таком случае и вам теперь что-то угрожает? — спросил Занозин.
И в ответ встретил недоуменный и одновременно озадаченный взгляд Регины.
Глава 3
Занозин плюхнул перед собой на стол «дело» убитой Киры Губиной. Достал из ящика замусоленный лист бумаги, чтобы писать на нем заметки, — другого он, сколько ни рылся в столе, найти не мог. Бумаги катастрофически не хватало. В руках вертел огрызок карандаша — Занозину нравилось писать именно огрызками, они выглядели уютнее и не требовали такого бережного отношения, как новые, изящно и любовно отточенные. На его рабочем столе царил беспорядок, но самому Занозину и в голову бы не пришло, что это именно так называется. Состояние стола, на его взгляд, было идеальным для работы — все под рукой, все на виду. Десятки каких-то обрывков и огрызков бумажек с наспех записанными телефонами, замечаниями, набросками рисунков. На краю стола одиноко стоял пластиковый стаканчик с запиханным туда круглым кактусом. Кактус подарил Занозину брат — аккуратный, уравновешенный и правильный человек. Самое удивительное было в том, что кактус в этой антисанитарной обстановке чувствовал себя прекрасно и даже подавал признаки пробуждения к жизни — верхушка шара приобрела светло-зеленый цвет и стала шишечкой вытягиваться вверх.
Пора было попробовать подвести первые итоги по убийству Киры Губиной. Занозин начал чертить на бумаге.
Кира Губина убита в лифте с двенадцати до половины первого ночи, обнаружена мужем и его телохранителем… Занозин прервался, вынул из ящика стола заключение экспертизы — задушена, как и предполагалось (на шее кровоподтеки, гортань сломана). Следов изнасилования не обнаружено, на правой скуле след от удара (убийца, стало быть, левша?), на затылке — тоже кровоподтек (видимо, ударилась при падении), под ногтями частичек кожи и крови не обнаружено (не сопротивлялась? просто не успела, была сразу оглушена ударом?).
Покойная не работала, врагов не имела. У нее исчезли деньги из сумочки и сережки с бриллиантами из ушей. Отпечатки пальцев на сумочке принадлежат жертве.
Консьержка настаивает, что никто чужой в подъезд в тот вечер и ночь не заходил — только жильцы, да к Ивановым приходили гости, но все знакомые, что всегда к ним ходят. После двенадцати и до приезда милиции никто из подъезда не выходил. Так что?
Первым приходило на ум ограбление — деньги и драгоценности исчезли. Но против этой версии свидетельствовала золотая цепочка на лодыжке — квалифицированный грабитель не оставил бы ее без внимания.
Хотя… Цепочка на лодыжке — это слишком нетипично. Мало кто в поисках драгоценностей вздумает взглянуть на ноги, даже квалифицированный грабитель. Потом, с чего ты решил, что это был квалифицированный грабитель? Может быть, как раз неквалифицированный — новичок, нервничал, спешил, труп как следует не осмотрел…
"Ничего себе новичок, — оппонировал Занозин самому себе. — Чтобы задушить человека — женщину! — голыми руками, требуется не только недюжинная физическая сила, но и огромное самообладание.
И зачем душить для ограбления? Припугнуть, скажем, ножом — и взять все, что надо… Допустим, жертва пыталась кричать — ну, оглушил ее хуком слева и грабь сколько хочешь. Душить зачем? И для новичка слишком мало следов — никто его не видел, ничего после себя не оставил. Впрочем, это могло получиться и случайно — новичкам везет…" В общем, ничего определенного.
Сексуальный маньяк? То, что изнасилования не было, ни о чем не говорит — может быть, этот получает сексуальное удовлетворение, когда как раз душит жертву. Тогда исчезновение денег и сережек — это попытка «скосить» под ограбление. А может, маньяк таким образом совмещает приятное с полезным. Похоть плюс корысть. Да, черный юмор. Но вообще ничто не указывает на извращенную сексуальность — такие обычно снимают с жертвы белье, разрезают его, разрывают блузку, задирают юбку и прочее, даже если не вступали с жертвой в половой контакт. Ничего такого здесь нет. И ничего не слышно в Москве о маньяке — не было похожих случаев.
Что еще остается? Заказное убийство. Как бы ни уговаривала нас Регина Никитина, господина Губина мы из списка подозреваемых пока не исключаем.
У него самого, конечно, железное алиби: около двенадцати, когда Кира Губина убежала из квартиры Ивановых и села в лифт, он находился в машине, направлялся к Ивановым, а в половине первого вместе с телохранителем обнаружил жену в лифте — все на глазах у консьержки. Но «заказать» жену мог. Мотив есть — роман с Региной Никитиной и желание, избавившись от жены, соединиться с Никитиной в законном браке. Не исключено, что Кира Губина устраивала ему сцены, угрожала — хотя никто ни словом об этом не обмолвился, а наоборот, все твердят, как сговорились, что в жене Губин души не чаял. Двадцать пять лет не чаял, а на двадцать шестом решил отправить на тот свет — бывает и такое… К тому же он бизнесмен, а после развода пришлось бы делить имущество… Хороший мотив, крепкий, прямо классический.
Правда, способ для заказного убийства несколько экзотический, нетипичный — удушение. Обычно в дело идет пистолет с глушителем, в крайнем случае — обрезок трубы, ломик или молоток. Впрочем, плюс удушения в том, что нет необходимости избавляться от орудия убийства. Нет такой проблемы.
А вот в твоих рассуждениях есть проблемы, сказал себе Занозин. Зачем Губину так рисковать? Он обычный предприниматель — весь в долгах, не доплачивающий налоги, ведущий бизнес на грани закона, но не более того. Даже если он найдет киллера… А как, кстати, найдет? Без посредника не обойтись — в общем, приходится посвящать в свою проблему слишком много людей. «Заказав» жену, он рискует на всю жизнь стать объектом; шантажа со стороны киллера или даже посредника. Если бы он был вор в законе, руководитель собственной могучей преступной группировки — тогда «заказывай» хоть жену, хоть кого, шантажировать никто не посмеет. Там отношения правильные, да и киллера, вернее всего, скоренько убрали бы — и вся недолга. Ладно, это ты рассуждаешь логически, а Губин мог потерять голову, здравый смысл, чувство реальности и опасности… Все так, и все же сомнительно.
То же самое может относиться и к Регине Никитиной — если допустить мысль, что она «заказала» жену своего любовника. Слишком опасно и большая вероятность попасться на крючок к шантажисту. И потом… Занозин вспомнил свою встречу с Региной Никитиной в офисе издательства. Нет, он не верил, что она способна на такое.
Ладно, сказал себе Занозин. А что, если вариант, который предложила Регина? Киру Губину действительно «заказали» — но не муж, а враги мужа, и убийство Губиной — предупреждение Сергею Губину?
Странный мотив. А кроме того, остаются все те же возражения — удушение нетипичный способ расправы киллера с жертвой. «Мне, во всяком случае, пока не встречался», — признался Занозин.
Консьержка не видела никого постороннего, гости Ивановых все, кроме Губиной, из квартиры не выходили. Откуда мог прийти и куда мог скрыться убийца? Все ходы-выходы проверили — некуда там деться, все закрыто на замок, все заколочено, путь только через подъезд. В том самом доме он, что ли, живет?
Кстати, на всякий случай надо проверить по нашей картотеке и у участкового спросить — не живет ли и впрямь в том подъезде некто с сомнительным прошлым или настоящим? Ерунда, знаем мы это! Консьержка задремала, отлучилась, отвлеклась — а теперь говорит, что смотрела во все глаза.
Что же еще? Остаются еще несколько хиленьких версий вроде той, что Кира Губина знала или случайно узнала что-то важное, грозящее некоему третьему лицу серьезной опасностью.
Ладно, а какие реальные ниточки мы имеем? Нужно искать бриллиантовые сережки. Надо с тем кусочком темного стекла разобраться — Саша его на экспертизу отдал, результатов пока нету. Потщательнее расспросить всех, кто встречался и разговаривал с Кирой Губиной в последний день. Надо бы с ребятами из отдела экономической преступности потолковать — есть ли у них что-нибудь на холдинг Губина?
«Губин, возьмете меня к себе секретаршей?» Они сидели на низеньких пуфиках в каком-то маленьком кабинете, заставленном тарелками с объедками и бутылками с опивками. Сотрудники, которые еще недавно толклись здесь, как-то незаметно по одному растворились в пространстве. Он нетерпеливо ерзал, порываясь поскорей закончить разговор и уйти от нее, взгляд его то и дело ускользал от ее лица и тянулся к двери.
«Секретаршей не возьму, возьму экспертом», — ответил он, будто всерьез поверил в ее готовность переквалифицироваться в секретаршу. Когда он представил, что она весь день будет болтаться у него в приемной президентского отсека…
Ему не нравилось, что она звала его на «вы» и «Губин» — иронически, чуть насмешливо. Хотелось услышать от нее «Сергей», «Сережа». Он представлял себе те ситуации, в которых это могло прозвучать — тихим нежным шепотом, или смятенным сдавленным фальцетом, или звонким чистым выкриком. Он тогда мысленно придушил свои фантазии. Это уже слишком…
Сотрудники холдинга прибывали на работу от девяти до одиннадцати. Губин был либералом и на строгом присутствии от звонка до звонка не настаивал — лишь бы дело не страдало. Он попытался представить, что и как ему придется говорить людям.
Губин по-прежнему сидел в кабинете, слышал, как наполняется дневными звуками улица за окном. Если на окраине города жизнь ночью не замирает — в любом доме горят до утра несколько окон, гуляет у подъездов молодежь, лают собаки, трезвонит иногда часами автомобильная сигнализация, — то ранним утром в центре Москвы пустынно, как в городе, оставленном жителями, городе мертвых… «Ну, и сравнения приходят мне в голову… — ахнул он. — Надо взять себя в руки».
Из приемной доносилось шебаршение, топот, но пока никто не заходил. Там дежурил Олег, и можно было не сомневаться, что уже все всем известно и сотрудники собираются в президентском отсеке. В одиннадцать приоткрылась дверь, и зашел Дима Сурнов, за ним Подомацкин, потянулись остальные с серьезными лицами.
— Сергей…
Губин поднял голову и понял, что ему придется выдержать долгий шквал соболезнований. Мысль об этом наводила еще большую тоску, но деться было некуда.
В течение последующих нескольких часов в его кабинете толклись люди — подходили все новые сотрудники с соболезнованиями. Мужчины крепко обнимали Губина и утешающе хлопали его по спине, женщины тоже обнимали, но не хлопали, а гладили по спине, при этом еще и плакали у него на плече, шепча ему жалкие слова на ухо. Все прижимали свои щеки к его щекам и говорили одни и те же слова. Кто-то сразу после этого уходил, кто-то оставался. Сформировалась прочная группка из женщин-сотрудниц человек в пять-шесть — они так и стояли с утра, готовили чай, держали наготове лекарства. Оставалась и группка из мужчин, это были приближенные сотрудники Губина — его заместители, охранники. Они стояли кружком и тихо переговаривались — обсуждали, кто возьмет на себя руководство, пока Губин будет занят, как ему помочь и как организовать похороны.
Регина появилась на пороге губинского кабинета около полудня — в комнате, где не стихая звучали причитания женщин и рокот мужских переговоров, повисло напряжение. Регина подошла к Губину и сделала то же самое, что до нее уже сделали несколько десятков сотрудников холдинга, — прильнула к нему и, гладя по спине, стала шептать на ухо слова утешения. Но хотя она не делала ничего особенного — лишь то, что делали в этот день все женщины-сотрудницы холдинга, то есть пыталась выразить шефу свое сочувствие, — смотреть на них с Губиным было невыносимо: такая аура чувственности распространялась по комнате от этой обнявшейся пары. Все неловко отводили глаза. Женщины поджимали губы и думали:
«Бесстыжая…»
Конторские дамы, конечно, все всегда знали.
«Все», то есть даже то, чего никогда не было, они знали и о Губине с Региной. При этом они всегда были склонны в мыслях торопить события. Когда год назад Губин с Региной разругались вусмерть, конторские дамы знали, что у них в разгаре безумный роман.
Когда они помирились, дамы наверняка знали, что Губин ползает перед Региной на коленях и умоляет бросить мужа, а та не соглашается. Когда Губин вызывал Регину к себе в отсек и спрашивал о наборе нового романа, дамы ахали и жалели Киру, озабоченно делясь друг с другом мыслям и о том, как же бедная жена Губина переживет развод… Дамы с увлечением наблюдали за развитием их отношений, и не сказать, чтобы Регина вызывала у них какую-то неприязнь и озлобление. Их роман, в отличие от какого-нибудь гипотетического проходного романа Губина с одной из молоденьких секретарш, тривиального до пошлости, был интересен для окружающих. Интересен потому, что до сих пор все знали Губина как влюбленного в жену, который ни в чью сторону больше не смотрит, а Регину — как высокомерную интеллектуалку с завышенными требованиями. Но их объятие в день гибели Киры, на которое было невозможно смотреть и от которого невозможно было оторвать глаз, — это уже было вне всяких правил. Поэтому дамы краснели, переглядывались, как бы говоря друг другу: «Нет, вы посмотрите только! Бесстыжая…»
Мужчины так не думали. Они сочувствовали Губину по поводу погибшей жены, но вполне понимали его поведение и по отношению к Регине. Но, признавая, что ситуация несколько необычна, лишь покряхтывали: «Н-да…» — и качали головами.
Регина в кабинете не осталась. Выходя, в дверях она столкнулась с новым посетителем — невысокого роста незнакомцем со среднестатистическим лицом.
Пробормотав извинения, она кинулась дальше по коридору, провожаемая его заинтересованным взглядом. Занозин обернулся и понял, что не он один смотрел вслед удалившейся особе — устремленные ей в спину взгляды присутствовавших в кабинете Губина не отличались чрезмерной доброжелательностью.
Улов Занозина от бесед с сотрудниками холдинга был невелик — ничего определенного и ничего ценного. Врагов у Киры Губиной не было. Муж ее на руках носил, в холдинге все любили. Все ахали по поводу трагических совпадений — сначала исчезновение Булыгина, теперь смерть жены шефа. Однако два этих события в головах сотрудников имели исключительно мистическую, а не логическую связь. «Одно к одному…», «Удар судьбы…», «Черная полоса… А все началось полгода назад, когда Кира Ильинична в аварию попала…», «Беда в одиночку не ходит…» — вот и все, что думали люди по этому поводу. Но вот уж чего он наслушался вдоволь, пока ходил по кабинетам, — это сплетен о Губине и Регине Никитиной. Не сказать, чтобы его очень вдохновляла в профессиональном смысле эта любовная линия — он по опыту знал, что убийства из ревности нынче не в моде. Из-за любви в нашей жизни убивают гораздо реже, чем, скажем, из-за водки. И стократ реже, чем из-за денег, из-за больших денег. И тем не менее он чего-то ожидал от разговора с Никитиной.
Занозин нашел Регину в ее кабинете. По всей видимости, она ничего не делала, а просто сидела в оцепенении, пытаясь переварить известие о смерти жены Губина и проанализировать сцену с собственным участием, которую он застал в президентском отсеке.
Еще направляясь на поиски пресловутой Регины Никитиной, Занозин догадался, что ею была та рыжеволосая молодая женщина, с которой он столкнулся в дверях губинского кабинета. И сейчас имел возможность убедиться, что догадка его верна. «Так вот она какая, Регина Никитина, укротительница Губина…»
Ничего откровенно обольстительного в ее облике не было — ну, фигура стройная, спортивная, движения безотчетно грациозные, свободные, но — минимум косметики, на носу очки, а главное… Вот сейчас взглянула на Занозина — а взгляд незаинтересованный и даже, пожалуй, строгий, смотрит на него, как на неудачно сколоченный шкаф. Разве так должна смотреть привлекательная женщина на незнакомого мужчину? Занозину, как многим, нравились женщины, готовые при первом намеке поймать брошенный им мячик флирта и перейти на игривый тон.
Занозин представился. Она задержала свой индифферентный взгляд на его лице и указала на стул, сбоку приставленный к ее огромному редакторскому столу, — в свое время она попросила у завхоза самый большой из тех, что пылились на издательском складе. Стол занял чуть ли не половину ее небольшой рабочей комнаты, но места рукописям все равно не хватало — они теснились, наползали друг на друга, и каждое утро Регина начинала с того, что расчищала на поверхности стола небольшой пятачок, на котором можно было бы писать.
Занозин занял место, специально оборудованное для приходящих авторов. Он попытался пристроить локоть на край стола, но это ему не удалось — лежащие сбоку массивные папки в результате его манипуляций чуть не посыпались ему на колени. Регина вскочила и придержала стопку бумаг. Несколько секунд они вместе утрамбовывали, ровняли и приминали эту стопку, мешаясь руками. Эти несколько секунд были кстати. В кабинете Регины Занозину передалась тревожная робость, какую обычно испытывали соискатели Регининой профессиональной благосклонности в ожидании приговора их творениям. Вообще он заметил, что чувствует себя не совсем свободно в присутствии этой женщины. В конце концов Занозин разозлился на себя. «Ну что я деликатничаю, ищу верный тон? Мне работать надо…» И он приступил к делу:
— Вы были знакомы с Кирой Губиной?
— Да, но не очень хорошо. Мы общались лишь изредка.
Регина отвечала без большой охоты, но и без боязни. Занозин не видел и намека на то, что она пытается что-то скрыть.
— Извините, что я говорю об этом, но, как утверждают, вас с Губиным связывают особые отношения?
— Не извиняйтесь. Нас с Губиным связывают теплые отношения, но они здесь совершенно ни при чем. Я имею в виду смерть Киры…
— Но насколько я понимаю, до покойной Киры Губиной тоже могли дойти эти слухи…
— Не только могли дойти. Я уверена, что они до нее дошли.
Регина была теперь слегка раздосадована, лоб нахмурился. Все-таки намек на ее роман с Губиным задел ее и заставил нервничать. Знала же, что обязательно зайдет об этом речь. Чувство вины? Регина действительно испытывала чувство вины перед Кирой, сама не могла понять почему.
— Кира и сама была достаточно проницательна и за двадцать пять лет изучила мужа, видела его насквозь. Я смотрю, вы берете на вооружение старую теорию о любовном треугольнике, — продолжила она. — Как старомодно! В наше время треугольник — фигура не жесткая и более того — даже не самая распространенная. Сегодня в ходу любовные четырехугольники, семиугольники и даже какие-нибудь додекаэдры. («А это еще что?» — удивился Занозин.) Да и к нашему случаю треугольник не очень подходит.
— Вы хотите дать мне понять, что у Киры Губиной были любовники?
— Нет, — улыбнулась Регина — ее позабавило, что этот милиционер столь быстро применил ее абстрактную мысль к ситуации с семьей Губина. — Я имею в виду то, например, что у меня тоже есть муж… Да нет, не думаю, что у Киры были любовники, — уже серьезно добавила она. — Губины — особенная пара. Свою жену Губин обожал — вам кто угодно это скажет. В общем, я Кире не была соперницей…
— Вчера вечером вы задержались на работе…
— Вы все уже знаете сами. Да, я задержалась. До девяти я читала рукописи — не успеваю в рабочее время, а потом мы с Губиным были в его кабинете. Он показывал мне новое издание Фаулза, его недавно отпечатали.
— Что-нибудь еще?
Регина поняла, что имел в виду Занозин.
— Мы болтали. Пили шампанское, посмотрели вместе девятичасовые новости, обсудили поправки в налоговое законодательство, прошедшие в Думе первое чтение… Удивляетесь столь странному времяпрепровождению? Одно из предприятий холдинга — журнал «Политика», так что все мы держим руку на пульсе… Около половины двенадцатого расстались, я отправилась домой, а Сергей Борисович поехал по своим делам.
— Вы уходили вместе?
— Нет, он позже, сказал, что еще кое-что уладит.
— Вы знали, куда он поехал?
— В подробностях — нет. Знала только, что не домой, а на какой-то день рождения к друзьям — и все. Видите ли, у нас с ним сложилось одно неписаное и даже ни разу вслух не произнесенное правило — мы никогда не говорили о Кире. Как и о моем муже.
— Сергей Борисович куда-нибудь выходил, пока вы вместе были в кабинете?
— Нет.
Регина внимательно посмотрела на Занозина, как бы пытаясь проникнуть в его мысли.
— Вы подозреваете Губина? — с изумлением спросила она.
— Я пока просто выясняю обстановку, задаю вопросы и ничего не исключаю, — ответил Занозин.
— Он никуда не выходил больше чем на пять минут — это и Олег может подтвердить, он ждал его в приемной. Это глупость! Это немыслимо!
Регина откинулась в кресле, задумчиво покачала головой.
— Впрочем, зачем я возмущаюсь, — проговорила она. — Это ваша работа, а Губиных вы совсем не знаете. Если бы знали, то не допускали бы такой мысли.
— Но, может быть, Губин мечтал соединиться с вами и…
— ., и убил или «заказал» жену? Господи, вы будто с неандертальцами дело имеете. Это в школе милиции вас учат мыслить так шаблонно? Как вам объяснить, что нас всех связывали совсем иные отношения — отношения, в которых никто никому не мешал? Губин жену обожал и никогда бы ее не оставил.
Его якобы планы, как вы выражаетесь, «соединиться» — дурацкое слово! — мне в новинку. Нам ничто не мешало «соединиться». Между прочим, у меня тоже не мешало бы спросить — собиралась ли я с ним «соединиться». Я не собиралась и не собираюсь. Мы и так соединены… Я Кирой восхищалась. Может быть, мне и Губин нравился именно потому, что у него такая удивительная жена, и потому, что он в нее влюблен. А она, мне кажется, относилась ко мне без враждебности.
Тут, надо сказать, Занозин несколько потерял нить Регининых рассуждений. «Кто же все-таки ей нравился — Губин или его жена?» — не без язвительности подумал он.
— Жены «новых русских» — довольно зависимые и часто несчастные женщины. Муж все время в делах, жене уделяет мало внимания, делать женам особенно нечего. Дети, как правило, уже выросли. А в случае развода — вообще полная тоска… Может быть, Кира Губина боялась развода, нервничала, дергала мужа, особенно после того, как узнала о вашем романе, — рассуждал Занозин.
— Кира не производила впечатления дерганого человека, — возразила Регина. — Разговор о разводе вообще неуместен — я говорю, он обожал Киру. К тому же нельзя сказать, что она так уж сидела без дела.
Кира выполняла роль неформального делового советника у Губина. Он иногда показывал ей рукописи, спрашивал ее мнение. Кира ведь по образованию редактор и журналисткой тоже работала…
— У вас есть соображения, кто и зачем мог убить Киру Губину?
— Я в недоумении. Честно говоря, в случайность — скажем, в ограбление, неожиданно закончившееся трагически, — я не верю.
Регина задумалась. Занозин видел, что она колеблется — сказать ему что-то или нет.
— Есть у меня одно предположение, но оно слишком чудовищно, чтобы быть правдой…
— Какое же? — не преминул вежливо поинтересоваться Занозин.
— Может быть, ее убийство — предупреждение Губину? Я понимаю, что это бред. Как бы ни запутался в своих делах Губин, как бы кому-то ни задолжал, убивать его жену, чтобы намекнуть ему — он будет следующим, — это за пределом добра и зла. Кира-то при чем? Она в делах Губина совсем не участвовала. Хотя наша сегодняшняя жизнь такова, что перед ней пасует самая разнузданная фантазия…
— Вы думаете, Кира Губина была не в курсе дел Губина? При том, что, как вы все утверждаете, они с мужем были очень близки?
— Мне кажется, Губин щадил ее, не любил расстраивать. Думаю, он не посвящал ее в свои неприятности.
— Какие неприятности?
— Ну, дела в холдинге идут не блестяще — это, в общем, известно. Скоро срок погашать большинство кредитов, а денег нет. И потом, это исчезновение Булыгина — все восприняли его как дурной знак. Словом, не сказать, чтобы атмосфера в конторе в последнее время была веселой и оптимистической.
Регина замолчала — задумалась, сказать или не сказать про визит Булыгина и его намеки в отношении Сергея. Она решила не говорить — в конце концов Булыгин, похоже, тоже мертв и какое имеет значение, что он говорил, кому он угрожал.
— Нет-нет, — замотала она головой. — Я чушь порю. Тот, кто знал Сергея, понимал, что после смерти жены ему терять будет нечего. Свою жизнь без Киры он ставит невысоко. Помните синдром Бушетты?
Когда мафия в назидание убила всех его родственников, вот тут он и начал давать показания, несмотря на закон молчания. Сдал всех полиции, потому что ему больше нечего было терять, кроме собственной жизни…
Занозин покивал головой с умным видом, хотя синдром Бушетты ему ни о чем не говорил. В целом он понял, что имеет в виду Регина.
— Простите, а не думаете ли вы, что в таком случае и вам теперь что-то угрожает? — спросил Занозин.
И в ответ встретил недоуменный и одновременно озадаченный взгляд Регины.
Глава 3
НЕ ПРИВОДИТЕ ДОМОЙ «ХВОСТ»
Занозин плюхнул перед собой на стол «дело» убитой Киры Губиной. Достал из ящика замусоленный лист бумаги, чтобы писать на нем заметки, — другого он, сколько ни рылся в столе, найти не мог. Бумаги катастрофически не хватало. В руках вертел огрызок карандаша — Занозину нравилось писать именно огрызками, они выглядели уютнее и не требовали такого бережного отношения, как новые, изящно и любовно отточенные. На его рабочем столе царил беспорядок, но самому Занозину и в голову бы не пришло, что это именно так называется. Состояние стола, на его взгляд, было идеальным для работы — все под рукой, все на виду. Десятки каких-то обрывков и огрызков бумажек с наспех записанными телефонами, замечаниями, набросками рисунков. На краю стола одиноко стоял пластиковый стаканчик с запиханным туда круглым кактусом. Кактус подарил Занозину брат — аккуратный, уравновешенный и правильный человек. Самое удивительное было в том, что кактус в этой антисанитарной обстановке чувствовал себя прекрасно и даже подавал признаки пробуждения к жизни — верхушка шара приобрела светло-зеленый цвет и стала шишечкой вытягиваться вверх.
Пора было попробовать подвести первые итоги по убийству Киры Губиной. Занозин начал чертить на бумаге.
Кира Губина убита в лифте с двенадцати до половины первого ночи, обнаружена мужем и его телохранителем… Занозин прервался, вынул из ящика стола заключение экспертизы — задушена, как и предполагалось (на шее кровоподтеки, гортань сломана). Следов изнасилования не обнаружено, на правой скуле след от удара (убийца, стало быть, левша?), на затылке — тоже кровоподтек (видимо, ударилась при падении), под ногтями частичек кожи и крови не обнаружено (не сопротивлялась? просто не успела, была сразу оглушена ударом?).
Покойная не работала, врагов не имела. У нее исчезли деньги из сумочки и сережки с бриллиантами из ушей. Отпечатки пальцев на сумочке принадлежат жертве.
Консьержка настаивает, что никто чужой в подъезд в тот вечер и ночь не заходил — только жильцы, да к Ивановым приходили гости, но все знакомые, что всегда к ним ходят. После двенадцати и до приезда милиции никто из подъезда не выходил. Так что?
Первым приходило на ум ограбление — деньги и драгоценности исчезли. Но против этой версии свидетельствовала золотая цепочка на лодыжке — квалифицированный грабитель не оставил бы ее без внимания.
Хотя… Цепочка на лодыжке — это слишком нетипично. Мало кто в поисках драгоценностей вздумает взглянуть на ноги, даже квалифицированный грабитель. Потом, с чего ты решил, что это был квалифицированный грабитель? Может быть, как раз неквалифицированный — новичок, нервничал, спешил, труп как следует не осмотрел…
"Ничего себе новичок, — оппонировал Занозин самому себе. — Чтобы задушить человека — женщину! — голыми руками, требуется не только недюжинная физическая сила, но и огромное самообладание.
И зачем душить для ограбления? Припугнуть, скажем, ножом — и взять все, что надо… Допустим, жертва пыталась кричать — ну, оглушил ее хуком слева и грабь сколько хочешь. Душить зачем? И для новичка слишком мало следов — никто его не видел, ничего после себя не оставил. Впрочем, это могло получиться и случайно — новичкам везет…" В общем, ничего определенного.
Сексуальный маньяк? То, что изнасилования не было, ни о чем не говорит — может быть, этот получает сексуальное удовлетворение, когда как раз душит жертву. Тогда исчезновение денег и сережек — это попытка «скосить» под ограбление. А может, маньяк таким образом совмещает приятное с полезным. Похоть плюс корысть. Да, черный юмор. Но вообще ничто не указывает на извращенную сексуальность — такие обычно снимают с жертвы белье, разрезают его, разрывают блузку, задирают юбку и прочее, даже если не вступали с жертвой в половой контакт. Ничего такого здесь нет. И ничего не слышно в Москве о маньяке — не было похожих случаев.
Что еще остается? Заказное убийство. Как бы ни уговаривала нас Регина Никитина, господина Губина мы из списка подозреваемых пока не исключаем.
У него самого, конечно, железное алиби: около двенадцати, когда Кира Губина убежала из квартиры Ивановых и села в лифт, он находился в машине, направлялся к Ивановым, а в половине первого вместе с телохранителем обнаружил жену в лифте — все на глазах у консьержки. Но «заказать» жену мог. Мотив есть — роман с Региной Никитиной и желание, избавившись от жены, соединиться с Никитиной в законном браке. Не исключено, что Кира Губина устраивала ему сцены, угрожала — хотя никто ни словом об этом не обмолвился, а наоборот, все твердят, как сговорились, что в жене Губин души не чаял. Двадцать пять лет не чаял, а на двадцать шестом решил отправить на тот свет — бывает и такое… К тому же он бизнесмен, а после развода пришлось бы делить имущество… Хороший мотив, крепкий, прямо классический.
Правда, способ для заказного убийства несколько экзотический, нетипичный — удушение. Обычно в дело идет пистолет с глушителем, в крайнем случае — обрезок трубы, ломик или молоток. Впрочем, плюс удушения в том, что нет необходимости избавляться от орудия убийства. Нет такой проблемы.
А вот в твоих рассуждениях есть проблемы, сказал себе Занозин. Зачем Губину так рисковать? Он обычный предприниматель — весь в долгах, не доплачивающий налоги, ведущий бизнес на грани закона, но не более того. Даже если он найдет киллера… А как, кстати, найдет? Без посредника не обойтись — в общем, приходится посвящать в свою проблему слишком много людей. «Заказав» жену, он рискует на всю жизнь стать объектом; шантажа со стороны киллера или даже посредника. Если бы он был вор в законе, руководитель собственной могучей преступной группировки — тогда «заказывай» хоть жену, хоть кого, шантажировать никто не посмеет. Там отношения правильные, да и киллера, вернее всего, скоренько убрали бы — и вся недолга. Ладно, это ты рассуждаешь логически, а Губин мог потерять голову, здравый смысл, чувство реальности и опасности… Все так, и все же сомнительно.
То же самое может относиться и к Регине Никитиной — если допустить мысль, что она «заказала» жену своего любовника. Слишком опасно и большая вероятность попасться на крючок к шантажисту. И потом… Занозин вспомнил свою встречу с Региной Никитиной в офисе издательства. Нет, он не верил, что она способна на такое.
Ладно, сказал себе Занозин. А что, если вариант, который предложила Регина? Киру Губину действительно «заказали» — но не муж, а враги мужа, и убийство Губиной — предупреждение Сергею Губину?
Странный мотив. А кроме того, остаются все те же возражения — удушение нетипичный способ расправы киллера с жертвой. «Мне, во всяком случае, пока не встречался», — признался Занозин.
Консьержка не видела никого постороннего, гости Ивановых все, кроме Губиной, из квартиры не выходили. Откуда мог прийти и куда мог скрыться убийца? Все ходы-выходы проверили — некуда там деться, все закрыто на замок, все заколочено, путь только через подъезд. В том самом доме он, что ли, живет?
Кстати, на всякий случай надо проверить по нашей картотеке и у участкового спросить — не живет ли и впрямь в том подъезде некто с сомнительным прошлым или настоящим? Ерунда, знаем мы это! Консьержка задремала, отлучилась, отвлеклась — а теперь говорит, что смотрела во все глаза.
Что же еще? Остаются еще несколько хиленьких версий вроде той, что Кира Губина знала или случайно узнала что-то важное, грозящее некоему третьему лицу серьезной опасностью.
Ладно, а какие реальные ниточки мы имеем? Нужно искать бриллиантовые сережки. Надо с тем кусочком темного стекла разобраться — Саша его на экспертизу отдал, результатов пока нету. Потщательнее расспросить всех, кто встречался и разговаривал с Кирой Губиной в последний день. Надо бы с ребятами из отдела экономической преступности потолковать — есть ли у них что-нибудь на холдинг Губина?