Андрей Ильин
Диверсия [= Федеральное дело]
(Обет молчания — 3)

Предисловие

    Распечатка магнитофонной записи диспетчерской службы 02 города Москвы.
    ВЫДЕРЖКА
 
   — Милиция! Але! Милиция! Вы меня слышите?
   — Говорите, вас слушают.
   — Это милиция?
   — Говорите.
   — У нас в подъезде лежит человек! Весь в крови…
   — Назовите адрес.
   — Тупиковый проезд, дом двенадцать. Второй подъезд.
   — Потерпевший жив?
   — Кажется, нет. Я не знаю. Он весь в крови. И не дышит.
   — Кто обнаружил тело?
   — Мы. То есть я.
   — Ваши фамилия, имя, отчество.
   — Заикина Алевтина Петровна.
   — Адрес?
   — Тупиковый проезд, двенадцать, квартира 24.
   — Кто передал сообщение?
   — Я. Заикина Алевтина Петровна.
   — Ждите. К вам выезжает наряд милиции…
   Приняла: дежурный диспетчер СМИРНОВА В.П.
   Время приема: 17 мая, 22 часа 17 минут.
Конец распечатки.
*
    Из доклада старшего оперативной группы 78-го отдела Министерства внутренних дел города Москвы капитана ФЕДОРОВА С.Т.
    ВЫДЕРЖКИ
 
   Тело было обнаружено по адресу: Тупиковый проезд, двенадцать, на лестничной площадке между третьим и четвертым этажами. Тело обнаружила Заикина Алевтина Петровна, проживающая в том же доме, в квартире 24.
   В результате предварительного осмотра места происшествия было установлено, что пострадавший был убит пятью выстрелами в упор в область головы и груди из пистолета калибра 9 миллиметров. (Найденные гильзы отправлены на экспертизу.)
   В руке потерпевшего был найден газовый пистолет иностранного производства, из которого было сделано четыре выстрела.
   На площадке второго и первого этажа, на полу и перилах, а также на выходе из подъезда на асфальте были обнаружены многочисленные следы крови, обрывающиеся на проезжей части улицы.
Старший группы капитан ФЕДОРОВ.
17 мая, 23 часа 55 минут.
*
    Из заключения патологоанатомического вскрытия.
    ВЫДЕРЖКИ
 
   Смерть потерпевшего наступила в промежутке между двадцатью двумя — двадцатью тремя часами в результате трех смертельных огнестрельных ранений в область головы и сердца…
   Смерть потерпевшего наступила мгновенно…
   На правой руке с тыльной стороны ладони найдены следы порохового нагара.
   На пальцах левой руки на дистальных фалангах первого и второго пальцев установлено присутствие мышечной ткани и крови, не соответствующей группе крови потерпевшего. Под ногтями указательного и безымянного пальцев найдены клетки белковой оболочки глаза и ткани мозгового вещества…
Вскрытие проводил ПЕТРОВ С.М.
*
    Из телепередачи «Городская криминальная хроника».
    Эфир 20 мая, 19 часов 30 минут.
    ЦИТАТА
 
   — Непонятны мотивы совершенного убийства. Судя по всему, погибший не имел отношения ни к криминальному миру, ни к серьезному бизнесу. Тем не менее почерк преступления совершенно соответствует стилю заказного убийства, которые мы теперь имеем возможность наблюдать чуть не каждый день…
   Свидетели видели трех окровавленных мужчин в масках, втаскивавших в стоящую возле подъезда автомашину импортного производства находящегося без сознания сообщника. Машина на большой скорости скрылась в сторону центра. Операция «Перехват», объявленная милицией после приезда на место преступления, результата не дала. К сожалению, это не последнее преступление, случившееся на этой неделе…
Оператор видеоматериала СЛАДКОВ А.Д.
Видеозапись от 17 мая.
*
    Из разговора следственной бригады на оперативном совещании, посвященном расследованию убийства по Тупиковому проезду.
    ВЫДЕРЖКИ
 
   — …Как он, получив пять пуль в башку и грудь, мог успеть произвести четыре ответных выстрела из газового пистолета? Эксперты утверждают, что смерть наступила мгновенно. Какого черта мгновенно, если ему надо было вытащить и взвести оружие. Или он знал заранее о засаде, или преступники стреляли не сразу?..
   …И главное, совершенно непонятно, откуда взялись на его ногтях волокна сетчатки и мозга. Он что, успел ткнуть их пальцем в глаза? И достать до мозга? Чушь какая-то. Тайваньский боевик. С голым пальцем против четырех вооруженных убийц! Они что, ждали, когда он доберется до их лиц? Спокойно стояли и ждали? Ни черта не понятно!..
   …Кровь на лестнице имеет три разные группы. Значит, ранены были как минимум три преступника. Из газового пистолета? Как-то сомнительно. Для этого надо было стрелять в упор, чуть не приставив ствол к головам. Какой же преступник, сидящий в засаде, такое допустит? На их стороне внезапность, заранее подготовленные диспозиции… Может, потерпевший был не один? Может, их было несколько человек и остальные после перестрелки скрылись? Но при чем тогда сетчатка и мозги на пальцах?..
*
    Из оперативной сводки горотдела милиции от 24 мая.
    ВЫДЕРЖКА
 
   …обнаружено тело неизвестного мужчины с проникающим ранением в голову… Смерть, судя по всему, наступила в результате проникающего удара острым предметом через правую глазницу в лобные доли головного мозга…

Часть I

Глава 1

   Меня затребовали в Центр. Срочно. Как пожарную команду на загоревшийся пороховой завод. На передачу дел — час, на сборы — минута. Промедление — смерти подобно. В самом прямом смысле. В нашем учреждении нельзя замешкаться, нельзя опоздать и нельзя оправдать свое опоздание объективными, семейного или служебного свойства причинами. Потому что у нас нет службы важнее службы Конторе и нет семьи. И постоянного имени нет. И постоянной биографии. Все временное — на одно конкретное задание. Постоянная величина только одна — необходимость как можно лучше и как можно быстрее исполнить полученный приказ. Без ссылок на неодолимые обстоятельства.
   И обычно таких не находится. Потому что в нашем учреждении неумение приравнивается к должностному несоответствию. Несоответствие ведет к немедленной отставке. А отставки в Конторе нет — есть скоропостижная, во имя сохранения общей Тайны, смерть.
   Мы как солдаты на войне, для которых предусмотрено множество поощрений — дополнительная кружка водки, орден, отпуск на родину и только один вид наказания — смертная казнь путем расстрела перед строем или перевода в штрафной батальон, равного расстрелу. По всей строгости военного времени.
   Нас тоже по всей строгости… Потому что мы тоже по закону военного времени. Контора воюет всегда, это ее единственное и главное предназначение.
   Редко бывает, чтобы Резидента срывали с подведомственного ему региона без предупреждения, без соответствующей замены. Но бывает. Сегодняшний случай именно из этой серии.
   «Текущие дела, требующие надзора Резидента, законсервировать. Техническую сторону передать доверенному агенту. Оперативные встречи перенести до востребования. Документацию ликвидировать. Отчеты об использовании финансовых средств не предоставлять… Явиться в…» И гриф «сверхсрочно». С которым только дурак отважится поспорить.
   Ну если гриф «сверхсрочно» и если финансовые отчеты не предоставлять, то действительно тянет в ноздри паленым — из-под крыши склада готовой продукции того самого порохового завода валит дым. Клубами. Бухгалтерию в нашей системе пробрасывают только в одном случае — когда в доме случилось стихийное бедствие. И значит, я — спасатель. И значит, мною будут тушить какой-то огонь. Интересно бы знать, какой? Но даже если и знать, и даже если наверняка знать, что придется сгореть, все равно ничего изменить нельзя. Приказ получен и обсуждению не подлежит. Согласно законам военного времени…
   Сжечь шифрограмму. Растереть пепел пальцем. То же самое сделать с текущей документацией, хотя ее, наткнись на нее посторонний, прочитать без шифровальной машинки все равно невозможно. Вслед пустить шифровальную машинку. То есть превратить ее в тот же «пепел». И «растереть между пальцев».
   Все, больше никаких компрометирующих меня или Контору предметов у меня нет. Резиденты орудия производства на месте проведения работ не хранят. Они не строители, которым кирки и лопаты сподручнее держать ближе к канаве. Подальше положишь — поближе, а главное — без угрозы потерять голову возьмешь. Не пословица — цитата из служебной инструкции.
   Все прочее резидентское барахло хранится в надежном месте, в специальном контейнере, под чуткой охраной настроенного на чужака самоликвидатора. Сунешься, не зная, как с ним, с бессловесным, договориться, — ни содержимое контейнера, ни себя самого не найдешь. Разорвет, размечет по окрестностям на молекулы. Долго потом местные жители и любопытствующие журналисты будут гадать о случившемся в чистом поле странном взрыве, об отсутствии воронки и каких-либо обломков. И опять все спишут на тарелочки. Мол, очередной эксперимент… Хорошо, что инопланетяне пока в контакт не вступили. Для Конторы хорошо. Есть на кого валить.
   Снять билет с брони. На этот самый пожарный случай у всякого Резидента сидит в Аэрофлоте пара-тройка своих, хорошо оплачиваемых через подставных лиц человек. Резидент должен иметь возможность улететь или уехать всегда, даже когда нелетная погода, а железнодорожные рельсы разобрали пионеры на металлолом. Хоть в бомбовом отсеке стратегического бомбардировщика, прикинувшись крылатой ракетой. Главное — чтобы быть в нужном месте в указанное время и чтобы никто из оказавших помощь в транспортировке твоего тела в нужную географическую точку не знал, кто ты есть и для чего туда едешь. А как ты это умудришься сделать — твои проблемы. На то ты и Резидент, а не торговка овощами.
   Дела законсервированы, встречи перенесены, компроматы уничтожены. Самолет подан на полосу. До свидания, регион моего служебного интереса. Возможно, надолго. Возможно — навсегда…

Глава 2

   В Москве я сразу из аэропорта поехал в Контору. За лишние запрошенные за доставку дензнаки с таксистами не торговался. Соглашался на то, что требовали. В некоторых случаях время дороже денег. В некоторых случаях время ценнее жизни.
   Я не доехал до известного мне адреса четыре улицы. Расплатился с водителем. Проследовал три остановки на автобусе назад и три вперед. Прошел два квартала пешком. Зашел в обычный подъезд обычного многоквартирного дома, поднялся на шестой этаж, открыл ключом дверь. В типовую двухкомнатную квартиру.
   Эта квартира и была сегодня Конторой.
   Без вывесок, парадных въездов, охраны и тому подобной привлекающей общественное внимание мишуры.
   Учреждение, в котором я служу, не Безопасность и не МВД, об адресах которых осведомлен всякий человек. В отличие от них моего Учреждения в списках государственных организаций нет. И в списках для служебного пользования нет. И в особо секретных списках. И вообще его нет. Для девяноста девяти и девятисот девяноста девяти тысячных процента населения моей страны. Но есть для двух-трех облеченных верховной властью людей.
   Но есть!
   Я зашел в квартиру, которая по лежащим на холодильнике документам была, согласно договору краткосрочной аренды, моей квартирой. И ключ мой подошел к замку, потому что это был ключ от моей квартиры. Этот ключ мог подойти еще к полутысяче квартир в любом из городов страны. Потому что такие были замки. И такие были ключи. Не оставлять же, в самом деле, домашние связки на сохранение у соседей.
   Я никогда не имел своей квартиры. Но я имел очень много квартир. Наверное, даже на Крайнем Севере, на кромке Ледовитого океана мой волшебный ключик мог открыть какую-нибудь обитую оленьей шкурой дверцу в какую-нибудь чукотскую ярангу. Если бы меня туда командировало начальство.
   Все эти разбросанные по площади тысяч квадратных километров квартиры и были Конторой.
   Я был на месте. Теперь мне надо было только ждать. Через час, или через два, или через сутки я обнаружил бы в своем почтовом ящике конверт. А в конверте пространное письмо от тети Клавы о жизни в деревне. А между строк о надоях, погоде и раннем созревании огурцов — инструкцию о том, куда и когда явиться и каким образом принять предназначенную мне информацию. Съездив в назначенное время (пятьдесят секунд опоздания — провал и смена почтового ящика) по указанному адресу и сняв с какого-нибудь заштатного столба объявление о размене или потерянной собаке и проявив его в специальном растворе, я получал полную инструкцию о том, что делать сегодня, завтра, послезавтра и так далее, до следующей повешенной на столбе или напечатанной в газете в форме нейтрального объявления начальственной «посылки».
   Слишком мало людей служило в Конторе, чтобы можно было позволить себе роскошь перезнакомить всех со всеми. Сколько провалов знала разведка только из-за того, что кто-то с кем-то работал по одному делу, передавал информацию или случайно столкнулся во время обеда в служебном коридоре. Контора не могла себе позволить разбрасываться людьми. Потому что лишних людей у нее не было. И коридоров, где можно было бы случайно столкнуться, не было. И самой не было. Потому и провалов за всю ее историю — тоже не было.
   Было много квартир и ни одного административного здания. Кроме различных СМУ, баз, НИИ, конструкторских бюро, лабораторий и тому подобных «левых» вывесок, за которыми прятались вспомогательные, сами не знающие, на какого хозяина работают, службы — бухгалтерии, технари, учетчики-нормировщики и прочая, не имеющая никакого отношения к оперативной работе хозобслуга.
   Таким образом, даже исполнитель, пришедший в Контору — читай, в собственную, оформленную на него жилплощадь, — не знал в лицо своего начальника и не знал, сколько еще есть таких казенных квартир и существуют ли еще люди, подобные ему, или только он единственный в единственной своей квартире. И есть ли вообще Контора. Или Контора — это один только он.
   Такие правила диктовала конспирация. Учреждение, в котором я служил, официально не существовало, законам государства, в котором работало, не подчинялось и, значит, всегда находилось в подполье. В собственной стране.
   Этим правилам подчинялся я. И все мои неизвестные мне коллеги и начальники. И никого такая чехарда с квартирами, ключами, объявлениями на столбах и стенах общественных туалетов не удивляла. Привыкли.
   Я лег на «свой» диван, включил «свой» телевизор и расслабился. Я не думал ни о чем. Потому что думать еще было не о чем. Я отдыхал. Умение отключаться в любой обстановке отличает профессионала от играющего в разведку дилетанта. Профессионал не может позволить себе расходовать мозговое вещество понапрасну. Только тогда, когда это необходимо. В остальное время он должен находиться в состоянии покоя. Как медведь зимой в берлоге. Иначе не выдержит такой жизни и недели.
   Я лежал так час. Ночь. Сутки. И еще сутки. «Посылки» не было. Я подъедал продукты, оставленные в холодильнике, гулял по близрасположенным улицам, проверял почтовый ящик. На улицах ко мне никто не подходил, в почтовом ящике ничего не добавлялось, телеграмм с почты не приносили, телефон не звонил. Информации не было.
   Меня что, поощрили двухнедельным отдыхом в столице нашей Родины? Спасибо, конечно. Но зачем было вызывать в этот отпуск таким пожарным способом?
   Я снова ел, ложился на диван и снова отдыхал.
   На третьи сутки в дверь позвонили.
   — Лопухов вы?
   По очередным своим документам я был Лопухов.
   — Я.
   — Такси вызывали? Такси я не вызывал.
   — Конечно, вызывал! Заждался уже.
   Если в конторскую квартиру приезжает невызванное такси и водитель называет никому не известную в городе фамилию жильца, значит, этот жилец это самое такси заказывал.
   — Адрес не изменился? — спросил водитель, рассматривая какую-то бумажку и вставляя ключ зажигания в замок.
   — Адрес тот же, — подтвердил я. Наверное, пункт назначения я сообщил еще раньше, сторговывая машину по телефону.
   — Только больше я никуда заезжать не буду. У меня времени в обрез, — предупредил таксист.
   — Больше никуда заезжать не надо.
   Машина свернула на проспект, с него на Кольцевую, с нее на какую-то второстепенную дорогу, с той дороги вообще в какую-то глухомань.
   — Черт вас несет в такие дебри. Знал бы — отказался, — ворчал водитель, выруливая по грязной грунтовке.
   Дорогу перегородил шлагбаум с «кирпичным» знаком. Дальше пути не было.
   — Здесь? — удивленно спросил таксист.
   — Здесь, — подтвердил я, впервые видя окружающий пейзаж. — Тут немного осталось. Я пешком доберусь.
   — Тогда с вас.
   Я отсчитал названную сумму и еще пол этой суммы дал сверху.
   — Если вам надо будет выезжать — звоните, — оживился таксист. — Места у вас тут хорошие. Наверное, и грибы есть, и рыбалка?
   — И грибы, и рыбалка, — подтвердил я.
   — Если что, скажите диспетчеру мой номер. Скажите, что я вас уже возил и что дорогу знаю…
   — Скажу.
   Такси развернулось и отбыло.
   Я подошел к шлагбауму. За ним ничего не было, кроме сворачивающей в лес грунтовой дороги. Я решил выждать полчаса. А там видно будет.
   Ждать пришлось меньше. Через десять минут со стороны, куда убыло такси, подъехал заляпанный грязью «уазик». С таким же грязным водителем.
   — Я за вами?
   — За мной.
   — Садитесь. А то ваш друг сильно переживает, что вы можете опоздать.
   — Теперь не опоздаю.
   — Теперь конечно. Мне и самому спешить надо. Если председатель хватится — голову оторвет.
   Полчаса грунтовых дорог и поворотов. Остановка. Дальше пути нет. Забор.
   — Сколько я вам должен?
   — Ничего не должны. Ваш друг уже расплатился. Веселый он у вас мужик! И щедрый. Каждый бы день с таким встречаться. Ну, я поехал.
   — Спасибо.
   — Вашему другу спасибо.
   Возле забора никого не было. Я выдержал минуту и подошел к калитке. Раз никто не встречает, значит, эта дача моя. Ключ к калитке подошел. По выложенной асфальтовой плиткой дорожке я проследовал к дому и тем же ключом открыл еще одну дверь.
   Сумрачно, пыльно, тихо. Давненько я на собственной даче не бывал. Замотался, запустил хозяйство. Непорядок.
   Я прошел в комнату и включил свет.
   — Здравствуйте.
   Это было что-то новенькое. Меня сводили с живым человеком. Не с объявлением на столбе, не с набором букв на шифрограмме и даже не с телефонным голосом. Это было нетипично для Конторы — знакомить работников друг с другом. Если, конечно, я не влез на чужой приусадебный участок.
   — Здравствуйте.
   — Здесь можете говорить спокойно. Помещение защищено.
   Нет, адресом я не ошибся. Прибыл куда надо. В Контору.
   И приветствовавший меня незнакомец типично конторский — абсолютно никакой. Закроешь глаза и тут же забудешь. Ни роста, ни веса, ни особых примет. Усредненная величина.
   — Как мне к вам обращаться?
   — Как угодно. Например, Семен Степанович.
   — Я зачем сюда, Семен Степанович, на отдых или на работу?
   — На службу. Вы прессу читаете?
   — Конечно. По производственной необходимости. Семен Степанович развернул газету.
   — Вот это, — показал он пальцем.
   В заметке сообщалось о покушении на человека, проживающего по адресу: Тупиковый проезд, двенадцать. Пострадавший скончался на месте, получив в тело пять пуль.
   — Это был наш работник. Он вел специальное расследование. Вполне возможно, что его гибель могла быть случайной, но вероятнее всего — это хорошо продуманный ход. В том, случайность это или нет, вам и придется разбираться.
   Я не стал задавать вопрос, зачем было для рядового, в общем-то, дела вызывать чуть не за пять тысяч верст работника в ранге Резидента. Что, ближе никого подходящего не нашлось? Я не стал спрашивать, почему именно я. Потому что в Конторе больше того, о чем сказали, не спрашивают.
   Он сам ответил на не заданный мною вопрос:
   — Вы более всех других походите на него. По складу мышления, характеру и некоторым другим параметрам. Вам проще других представить его мотивы и действия.
   Понятно. Расследование с использованием аналога. Чем больше люди похожи друг на друга, тем выше шансы, что они при решении однотипной задачи пойдут одним и тем же путем. Или совершат одни и те же ошибки.
   Короче, провокация. Как бы мне не пришлось в конце расследования в каком-нибудь подъезде получить те же пять пуль в то же самое место. По аналогии.
   — Где я могу получить дополнительную информацию?
   — Здесь. И в дальнейшем по указанным почтовым ящикам. В случае необходимости мы придадим вам в помощь группу из нескольких человек.
   Группу? То есть они готовы засветить передо мной еще несколько физиономий? Это уже вообще ни в какие рамки! Похоже, я ошибся. Похоже, предлагаемое мне дело далеко не рядовое. Группой в Конторе разрабатывают только особо важные или особо спешные дела. Видно, дело не в тех пяти пулях, что достались моему предшественнику. Дело, видно, в другом.
   — Когда приступать к работе?
   — Немедленно.
   Следующие несколько часов я знакомился с протоколами осмотра места происшествия, свидетельскими показаниями, актами экспертиз, видео- и фотоматериалами. Информации было много и одновременно не было совсем. Следствие зашло в тупик. Ни мотивы преступления, ни личности убийц установлены не были. Случайность практически исключалась. Случайно вчетвером с пистолетами на изготовку людей в подъездах не поджидают. Мотивы и исполнителей следовало искать не во внешних обстоятельствах преступления — в образе жизни потерпевшего.
   — Для дальнейшего расследования мне необходимо знать, чем занимался погибший в последние перед покушением месяцы.
   — Я понимаю вас. Но дать информацию по всем работам по известным причинам не могу. Кроме последнего задания.
   Причины действительно были известны. Сверхсекретность Конторы, ее работников и проводимых ими работ. Узнавший больше, чем ему следовало знать, был потенциально опасен. Как боевая граната, которая хоть и с предохранительной чекой, но рвануть в самый неподходящий момент все же может.
   — Когда я смогу получить требуемые мне сведения?
   — Запрашиваемые материалы вы получите завтра. Доступ к оперативным материалам работника Конторы приравнивался к передаче его дел человеку, с ними ознакомившемуся. Если я узнавал то, что знал он, я становился им. Преемственность поколений, продиктованная соблюдением Тайны — священной коровы нашего несуществующего Учреждения. Знать чужое задание — значило принять его к исполнению. И довести до логического конца. Или до своей кончины.

Глава 3

   Задание моего погибшего предшественника было по меньшей мере странным. Он должен был осуществлять надзор за одним из высокопоставленных членов Правительства.
   — Зачем нужна слежка за первыми руководителями страны? — спросил я.
   — Я не могу вам дать объяснения в полном объеме. Скажем так — существует опасность утечки информации.
   — Куда?
   — В третьи страны.
   — Почему этим должны заниматься мы?
   — Потому что этим можем заниматься только мы. И никто больше. Безопасности, МВД и прочим силовым госучреждениям запрещено разрабатывать первых лиц государства. Это правило существовало еще для членов Политбюро. На столь высоком уровне дела к расследованию, надзору или передаче в другие руки не принимаются. Все оперативные мероприятия, будь то слежка или допрос свидетелей и потерпевших, — запрещены. Максимум, что возможно, — это доложить о полученных сигналах прочим членам Правительства.
   — То есть наши правители находятся вне закона?
   — Да, пока они правители. Но мы тоже находимся вне закона. И здесь наши шансы уравниваются.
   — От кого было получено задание на разработку объекта?
   — Этого я сказать не могу.

Глава 4

   И все-таки расследование гибели работника Конторы я начал с бытовых мотивов. Вначале мне необходимо было исключить все возможные простейшие объяснения происшествия и лишь затем переходить к более сложным. По лестнице лезут постепенно и снизу — вверх, а не запрыгивают сразу и на верхнюю планку.
   Представившись и представив соответствующее, выписанное на майора внутренних дел Свиридова А.П. удостоверение, я еще раз поговорил с соседями потерпевшего. В отличие от обычной милиции я не спешил, я беседовал часами, всеми возможными способами располагая к себе собеседника. Я пил ведрами чай и литрами самодельные настойки, курил по пять пачек сигарет в день, съедал в умопомрачительных количествах пирожки и пончики, охал, ахал, возмущался современными нравами и рассказывал увлекательные истории из жизни уголовного розыска.
   Ничего нового я не узнал.
   К погибшему никто домой не ходил.
   Он никого из соседей не посещал и ничего необычного не рассказывал.
   Водку не пил.
   Во дворе не дебоширил.
   Матом прилюдно не ругался.
   Ни с кем не ссорился.
   Деньги не очень охотно, но занимал.
   В подъезде не сорил.
   От участия в субботниках не отказывался. Но на лишнюю работу не напрашивался.
   Деньги на венки и приборки сдавал.
   В подъездные разборки не лез.
   Особой дружбы ни с кем не водил.
   Женщин не приводил.
   И сам больше чем на несколько дней никуда не отлучался.
   Обыкновенный, каких большинство в каждом доме, гражданин. Без видимых достоинств, но и без особых недостатков. Как все.