— Дядя, а вы сами видели?
— Где мне видеть, целыми днями за прилавком, а вечерами у речников подрабатываю. Милиционеров видел в Шалаганово, на почту приходили телеграмму давать. Но не побежишь же спрашивать, магазин не бросишь. А вы сначала, говорили, что он загулял, — сказала Таня. Зелёные глаза прищурились.
— Не хотел для начала вас пугать. Хоть вам-то он сказал, куда едет?
— Ничего не говорил. «Ждите, к вечеру вернусь» — и все.
Метелкин наклонился вперёд:
— В каких отношениях Васька с Челпановым был? — И чтобы лучше расслышать ответ, убавил обороты двигателя.
— Они, по-моему, друг друга ненавидели. А когда Челпанова направляли в бригаду, они при всех поругались.
В глазах Метелкина на миг мелькнула радость. Бешено разогнал лодку и прокричал:
— Ребята, у меня в полевой сумке фляга со сливками, берите, пейте. Татьяна, накройся моим плащом, а то брызги на тебя летят.
К скале под названием Кочерга Дьявола подходили в сплошном тумане. Петька ударял ложкой по пустой фляге, а Метелкин, слушая эхо, определял направление. Продвигались медленно. Как из паровых труб, из распадков вываливались целые горы белоснежного тумана.
С правого берега донёсся мягкий звук выстрела. Петька повернул туда голову и крикнул. Не отозвались. Метелкин тоже прислушался и вдруг повернул лодку резко к левому берегу.
— Не туда, — закричал Петька, — звук был справа.
— Справа эхо, а стреляли отсюда.
Метелкин оказался прав. Вскоре в тумане показался костёр, фигура Додоева и собака Линда.
Выгрузив пассажиров, Метелкин выслушал благодарности Додоева, угостил его папиросой и поплыл дальше.
— Ой, как ладно, что приехали. — Додоев обнял Таню и Петьку. — А мы вас в другом месте искали. Все думали, что вы вместе с Васькой погибли,
— Кто на Жухова напал?
— Неизвестно хто, вещи у него украли, а лодку утопили. Мы думали, что и вас уже нет в живых.
— Ты убитого Жухова видел?
Додоев оглянулся по сторонам:
— Убитого Жухова нету. Но такое говорить нельзя, Иван Иванович не велел. Жухова шибко ранили из ружья, он много полз, а сейчас без памяти лежит в госпитале. И возле него военный с автоматом стоит. Ну, говорить, Петька никому не надо. Беда будет, если кому расскажете. Даже Колесникову. Государственный тайна. Оборон СССР.
Про себя Петька подумал, что в Жухова, наверно, стрелял не грабитель, а его же, Васькин сообщник. Не даром же рядом с кроватью поставили автоматчика.
— Ехать будем, — сказал Додоев, — садитесь маленько на Житуху. — Сам он пошёл впереди и повёл Житуху на поводе. Похвастался: — В темноте я вижу маленько лучше, чем даже птица сова.
На геологическом стане пылал костёр. Сквозь туман языки пламени отсвечивали бликами. Доносились грустные звуки гитары и тихий голос Колесникова:
Печально звенели струны. Растревоженная звуками старая лошадь тихо заржала. Сидящие у костров вскочили, бросились навстречу. Петьку и Таню сняли с седла и понесли к костру. Колёсников положил гитару на траву и трехметровыми прыжками помчался в радиорубку.
У костра Тане с Петькой вручили по железной кружке густого глухариного бульона:
— Пейте, усталость сразу пройдёт.
Иван Иванович сел рядом и стал спрашивать, как они жили, как уехал Жухов и не появлялся ли кто в распадке.
Из радиорубки слышался голос Колесникова:
— Шалаганово, слушайте внимательно: группе уголовного розыска передать срочно: геологи Котельникова и Жмыхин нашлись, живые и здоровые. Поиски их в районе гибели Жухова прекратить.
Прислушиваясь к голосу Вячеслава Валентиновича, Петька удивился, что такое сообщение передаётся открытым текстом, и даже не азбукой морзе. Сейчас любой человек, имеющий радиоприёмник, узнает, что случилось у них в секретной экспедиции. Петька посмотрел на парторга, на Бурмакова, но они не обращали никакого внимания на то, что говорил Колёсников, а наперебой подсовывали пищу Тане.
— А где наш медвежонок? — спросила Таня.
— В тот день, как вы уехали, он исчез. Обыскали все, что могли. Может, какая медведица увела?
— Наверно, — сказал Петька, — сам бы он не убежал.
Подошёл Колёсников, обнял Петьку и Таню, зашептал:
— Подарок вам команда «Таёжницы» передала, в штабе за печкой лежит.
В штабной избе горела керосиновая лампа. На столе развёрнутые карты, готовальня, линейка и очки Ивана Ивановича. Первым делом Петька залез под нары. Вещевой мешок с документами Самоволина лежал на месте. Лямка, свёрнутая в восьмёрку, шнурок с двойным бантом. Петька выбрался из-под нар, все в порядке, зря волновались, можно подарки смотреть.
Тётя Нина и Любка прислали вязаные из собачьей шерсти носки, самодельные майки, трусики и (Таня удивилась) — ватные брюки. Ремни в брюки были уже вставлены. Любка послала свой рисунок: высокие скалы и два беленьких козлёнка на уступах, и волк с острыми клыками. Он притаился между камней и ждёт, когда козлята подойдут к засаде, но волк не видел, что у входа стоит замаскированный зверовой капкан. На обратной стороне листка было письмо от тёти Нины. Она просила быть в маршрутах осторожными, теплей одеваться. И звала к себе: «Хоть сейчас, хоть тогда, когда кончится полевой сезон». В кармане ватных брюк, к которым была прикреплена картонка с надписью: «Тебе, Петька», лежала металлическая коробочка из-под сапожного крема. В ней была записка. Петька отошёл к лампе, прочитал: «Пётр, документы Самоволина охраняй строго. Лучше сожги их. Обстановка сложная. Объясню потом. Записку уничтожь. Федор Иванович».
Холодный ветерок зашелестел по склонам хребта, шевельнул макушки пожухлых деревьев, через щель над окошком проник в избушку, зашуршал, картами и затих. Послышались торопливые шаги. Открылась дверь. Затрепетал слабый огонёк керосиновой лампы. С котелком горячей вермишели пришёл Иван Иванович. Окинул взглядом избушку, поставил котелок на плиту, заглянул за печь и спросил шёпотом:
— Спите, скитальцы тайги?
Иван Иванович закрыл дверь на крючок, надел очки и склонился над картой Главного хребта.
Петьку разбудил тихий разговор. Он высунул голову из мешка. Солнечный луч бил в окно. У стола Иван Иванович показывал Тане, как натирать хрустящую кальку постным маслом. Таня водила ватным тампоном по кальке, и она делалась прозрачной, как крыло стрекозы, и не шуршала. Обработанную кальку Иван Иванович положил на старую самодельную карту, пригладил сухой тряпкой и приколол к столу большими никелированными кнопками.
— Приступай, Танюша, копируй. Только, пожалуйста, ничего не пропусти. А я пойду. Петька проснётся, поест, и ко мне его отправь. Дело срочное, а я один не справлюсь. — И ушёл.
— Петька выскочил из мешка
— Что случилось?
— Плохого ничего нет. Мне поручили скопировать карту, надо успеть к обеду, а ты должен сейчас помогать Ивану Ивановичу упаковывать ящики с образцами горных пород. Геологи нанесли их тонны две. И тоже к обеду закончить.
— Почему к обеду?
— Додоев приведёт сюда лошадей, и все надо свезти к большой пристани там баржа ждёт.
— «Таёжница»?
— Нет, быстроходная баржа.
Петька стал одеваться и решил, что документы Самоволина он сожжёт или спрячет, когда уйдёт караван. Проглотив несколько кусков остывшей вермишели, Петька выскочил на улицу. Чувствовался холод. Под ногами хрустела замороженная трава. Мелкие лужицы застеклились хрупким льдом. Улавливался запах брусничного листа. Петька побежал к сараю, где Иван Иванович упаковал уже несколько ящиков. На каждом из них стояли мелом написанные знаки А-1, Л-5, О-6-8, Я-10-14. Иван Иванович дал Петьке баночку с чёрной остро пахнущей краской и велел на каждом ящике нарисовать эти же обозначения, только крупные, во всю ширину ящика.
— А то с такой мелкой маркировкой камеральщики запутаются, с какого маршрута взят камень, песок или щебень.
— А почему буквы не по алфавиту? И цифры не по порядку?
— Обожди малость, сейчас заколотим последний зелёный и узнаешь почему.
В ящик Иван Иванович положил кусок лазурита, какой-то красно-белый камень и опустил туда шесть полотняных мешочков с песком. Прикрыл мешочки плоским, похожим на блестящую чёрную камбалу, камнем. Заколачивал ящик Петька, а Иван Иванович поставил на него знак Т-46. Ящики оттащили под навес и поставили по порядку. Буквы сложились в слова: «Алоянский маршрут».
— А цифры, Петенька, обозначают километры, с которых взяты пробы.
Взялись упаковывать ящики жёлтого цвета. Большим молотком Петька с одного раза вгонял блестящие гвозди, заколачивая образцы розового кварца, взятые геологами ещё весной с безымянного перевала. Загрузили ящик с пробами грунта из шурфов Волчьего острова номер пять.
— Почему пять? — спросил Петька.
— Здесь по правому рукаву восемь островов, и все называются Волчьи, а чтоб не спутать, мы их нумеруем.
«Почему же у Самоволина без номеров?» — подумал Петька, заколачивая последний ящик.
Прибежала Таня.
— Иван Иванович, подпись вашу копировать на кальку или вы новую поставите?
— Сейчас, Танюша, приду, распишусь.
В избе Петька посмотрел на кальку и удивился. Паутинками переплелись линии: тонкие, прерывистые, жирные. Кружочки, треугольники, цифры. В правом углу чертежа чёткий штамп и надпись: «Алоянский маршрут». Иван Иванович придирчиво посмотрел копию, не пропущено ли чего:
— Молодец, Танюша, ошибок нет, можно подписать. — Он обмакнул ручку, понёс её к штампу, и тут чёрная капля туши скатилась в самый центр чертежа, закрыв собой мелкие цифры и крохотные треугольники.
Иван Иванович оцепенел. Пропала карта! Не растерялась только Таня. Она подскочила к столу и слизнула кляксу языком. Сплюнула тушь на пол:
— Петька, ты!
Лизнул Петька и отскочил, уступая место Ивану Ивановичу. Следов от кляксы не осталось. Иван Иванович посмотрел на чистое место: ух, даже не верится! Умакнув перо и обнеся ручку вокруг чертежа, поставил свою роспись — Букырин. С полки он достал жёлтую латунную банку, похожую на укороченную гильзу от пушки, положил туда кальку и плотно завинтил крышку.
С улицы донеслось лошадиное ржание. Таня и парторг вышли встретить геологов. Оставшись, наконец, один, Петька решил спрятать документы Самоволина. Он думал закопать их здесь же возле печки, а чтоб Линда не учуяла, присыпать золой. Вытащил мешок из-под нар, вынул картонную папку и, прислушиваясь, не идёт ли кто, развязал тесёмки. И опешил… Документов в папке не было. Вместо них лежал пучок травы и камень для тяжести.
Послышался разговор, Петька засунул все в вещевой мешок и пинком закинул его под нары. Пришёл Рыжий. Он стремительно прошёл к нарам, посмотрел на барометр.
— Давление в норме, погода устойчивая. — Повернулся на одной ноге к Петьке: — Тебя на кухню зовут, помогать.
— Сейчас пуговицу пришью и приду.
Таня орудовала под навесом возле печки. Петька стал ей помогать и шёпотом сообщил о пропаже.
— Ты же вечером проверял.
— Я папку-то не развязывал.
— Может, Жухов?
— Знает только тот, кто взял. Надо сейчас наблюдать. Он обязательно положит обратно, иначе бы он не стал совать туда траву и камень.
Петька ушёл в штаб и сложил все в папку так же, как сделал неизвестный. Вернулся он весёлым. Кивнул Тане — наблюдай! — и побежал к сараю помогать геологам грузиться. Помешивая в кастрюлях деревянной ложкой, Таня внимательно следила за штабом. Но никто из прибывших туда не заходил.
Геологи обедали и не слышали, как из-за деревьев вышел милиционер. Ствол нагана он упёр в спину Рыжему:
— Не шевелись, пристрелю!
Челпанов замер. Из кустов выскочил второй милиционер и надел ему наручники. Рыжего подняли, отвели в сторону и обыскали. Под старой подкладкой пиджака нашли пришитые карманные часы. Все удивились — часы Василия Жухова.
— Где взял? — спросил старик милиционер.
— Нашёл.
Со стороны палаток подошла к костру женщина в милицейской форме, с большим крапивным мешком в руках.
— Товарищи, я буду показывать вещи, а вы отвечайте, кому они принадлежали. Она вынула белоснежный шерстяной свитер.
— Мой свитерочек, — сказал Колёсников, — мама в прошлом году прислала.
— А ты, Челпанов, где его приобрёл?
— Стибрил! — И Рыжий прищурился.
Все вещи были узнаны. И каждый раз Челпанов, бесстыдно мигая, повторял: стибрил, стибрил, стибрил.
— А медвежонка куда дел?
— Мяса захотел и схавал.
Петька подскочил на месте. Женщина покосилась на него:
— Юноша, не мешайте следствию. — Из мешка она вынула ствол, цевьё и приклад, быстро сложила их вместе. Увидев ружьё, Рыжий дёрнулся, бросился бежать. Милиционер догнал вора и повис на нём, как клещ.
— Я ещё ничего не спрашиваю, а ты уже бежишь, в чём дело, Челпанов?
— Ружьё я нашёл на. берегу. И там же нашёл электромагнит, его я бросил в воду, на нём была кровь. И часы я нашёл. А остальные вещи я украл. Клянусь. Гадом буду. — Глаза у Рыжего бегали. — Я ещё мешок меховой хотел украсть у девчонки. И они меня чуть не поймали. Помните? Да? — спросил он у Петьки.
— Помним…
Следователь предупредила геологов, чтобы на вопросы арестованного не отвечали. Рыжий сделал вид, что плачет.
— Я только тибрил и сбывал Метелкину. Вы его уже арестовали? Да? Преступнику не ответили. Следователь посмотрела в глаза Челпанову.
— Что-то ты быстро сознаёшься. Думаешь, за мелкое воровство два года отсидишь, и всё! Ошибаешься. В твоём шалаше, который у траншеи, обнаружена береста, со следами крови.
— Я же говорил, медвежонка сожрал.
— Мы сделали анализ крови — она человеческая.
— Не убивал я, по-мокрому, клянусь, не работаю.
Женщина вынула из кармана кителя шёлковый шарф.
— Тебе он знаком?
— Конечно, он мой, несколько дней назад потерялся Я посчитал тогда, что (Рыжий кивнул в Петькину сторону) они спёрли.
Петька вскочил:
— Кто?!
Колёсников схватил Петьку за руку и усадил на место. Следователь свернула шарфик, кинула в мешок.
— Твой шарфик мы нашли в утопленной лодке Жухова.
— При чём тут я, ежели у меня его спёрли. — Рыжий вдруг взъярился: — Убийство вы мне, граждане-начальники, не пришивайте, я никогда никого не убивал. Дружков Жухова лучше проверьте. А может, Васька сам ненароком стрельнулся.
— А береста с его кровью в твоём шалаше?
Подошёл Иван Иванович:
— Ирина Григорьевна, караван отправляется. Вы с нами поедете?
— Спасибо, у нас, — она кивнула на кусты, — свои лошади, мы ещё в Шалаганово заглянем.
Оперативный отряд милиции ушёл в тайгу так же бесшумно, как и появился. А вскоре в обратную сторону тронулся караван геологов. Петька с Таней и лошадь Житуха оставались караулить стойбище.
Таня заметила, что после ухода каравана, лошадь стала вести себя странно. Она косилась на кусты, задирала голову и, всхрапывая, лягала воздух. Таня пошла в штаб рассказать Петьке.
— Ты где?
— Тут я, — отозвался Петька из-под нар, — ловушку делаю. Сейчас мы с тобой сходим к реке, а если без нас кто полезет сюда, в чернилах вымажется.
— Петька, Житуха что-то нервничает.
— Сейчас посмотрим, обожди чуточку. — Наверх двери Петька положил небольшую тоненькую хворостинку. — Она упадёт, когда дверь будут открывать, и мы узнаем, заходил туда кто или нет.
— Мы уйдём к реке, а здесь кто караулить будет?
— А что тут охранять. Постройку не украдут, а карты, фотоплёнки, образцы взял караван.
Лошадь стояла под навесом. В чёрных глазах беспокойство. Колени задних ног подрагивали.
— Может, рысь где-нибудь затаилась?
— Сейчас проверим.
Петька вытащил из кармана жуховскую ракетницу, отошёл подальше от Житухи и выстрелил к скалам,
Тяжёлое эхо покатилось по горам. Выстрел никого не вспугнул. Не качнулся кустик, не вздрогнуло нигде деревцо.
— Её испугал Челпанов. Лошади, ты же знаешь, Таня, боятся убийц.
— Петька, но ведь до милиции она не боялась Рыжего.
Таня заскочила в кухню и взяла горсть сухарей на дорогу.
— Наверное, жуховские вещи на неё подействовали.
— Пойдём, Петька, она поволнуется и перестанет.
На тропе Таня обернулась — Житуха шла за ними.
— Пусть идёт, устанем, на ней поедем.
Ребята скрылись. И сразу же из-за сарая вышел человек. Подмышкой он держал большой свёрток. Пристально посмотрел в сторону палаток и лёгкой трусцой побежал в кухню. Обратно вышел с рюкзаком за плечами и направился в сторону штаба.
К реке Петька с Таней спустились возле Кочерги Дьявола. Пошли по берегу, внимательно рассматривая занесённые илом камни. Волнение у Житухи прошло. Она безразлично посматривала на тёмные скалы и неторопливо шагала за ребятами. Подбирала губами выброшенные водой сочные водоросли.
Километров через пять они заметили на застывшем иле следы человека. Два отпечатка. Человек, судя по следам, прыгнул с лодки на полоску ила, а оттуда на твёрдую кромку.
— Стой, Таня, здесь, — рассматривая землю, Петька пошёл вперёд. Следы вели в распадок. Прямо по следам тянулись едва заметные параллельные канавки. Петька вернулся к берегу. — Знаешь, Таня, как будто человек катил тележку на велосипедных шинах. Пойдём вместе смотреть.
Житуха кралась сзади. Ноздри у неё подрагивали — Не тележку он катил, — прошептала Таня, — а бочку с деревянными обручами.
Петька прыгнул в сторону. — Иди сюда, чтоб наших следов не оставить.
Житуха, словно понимая человеческую речь, тоже сошла в пожухлую траву.
Попалась небольшая песчаная полянка, и предположение Тани подтвердилось. На песке были видны отпечатки деревянной бочки. Человек, по-видимому, старался их замести, но нервничал, а может, заметал— ночью и проглядел. Пошла твёрдая земля, и следы исчезли, словно неизвестный вместе с бочкой взлетел в воздух. Таня взяла лошадь за гриву и осталась в кустах, а Петька стал обшаривать узкий распадок. Вот он склонился над расщелиной и помахал Тане рукой. Прикрываясь лошадью, Таня пошла к Петьке. В расщелине лежали два деревянных обруча, эмалированная кастрюля с чёрными следами смолы и почерневшие гнутые досточки. Неизвестный пытался скрыть следы: остатки бочки были кое-где присыпаны сухим щебнем.
— Может, здесь в Жухова стреляли?
Но дальнейшие розыски ничего не дали. Никаких следов ребята больше не обнаружили. К найденным предметам не прикасались, ведь человек мог сюда вернуться в любой момент, заметить, что кто-то трогал их и броситься в погоню.
К стойбищу возвратились своей же дорогой. На всякий случай зашли со стороны палаток. В стане никого не было. На столе под навесом сидела ворона и спокойно склёвывала неубранные остатки пищи… Таня прогнала ворону и принялась готовить ужин, а Петька побежал к штабу. Зашёл за угол, посмотрел на дверь и сразу же шмыгнул в кусты. Хворостинки на двери не было. Она валялась в нескольких шагах от порога. Петька выхватил ракетницу, взвёл курок. Подкрался к дому и рванул на.себя дверь. Никого. Петька прыгнул внутрь, наставил ствол в правый угол.
— Выходи, гад, из-за печки.
Не ответили. Прыжком Петька вылетел на улицу, через окно посмотрел за печку. Пусто. Крадучись, зашёл обратно. Заглянул под нары. Вытащил вещевой мешок. Картонная папка исчезла.
Значит, документы взял не Жухов и не Рыжий, а кто-то третий. И он, этот третий, теперь понятно, связан с ними. Но как он вынул, не попавшись в чернильную ловушку. Может, он оттаскивал нары? Петька потянул на себя нары, но сдвинуть их не смог. Они были прибиты большими гвоздями к стене. Один гвоздь был загнутый. Петька машинально потянул за него и легко выдернул. Широкая доска отодвинулась… И не надо лезть под низкие нары. Бери свободно все, что там лежит.
Петька придвинул доску к стене, вставил гвоздь, сел на порог и стал глядеть на пустой мешок: «Кто-то нашёл утопленную Вогулом бочку по документам Самоволина. Переживёт ли старый бакенщик такую неприятность?»
Только через много дней ребята узнают, что предупреждение «спрятать документы или сжечь», переданное в записке Федора Ивановича, поступило лично от Казимира Самоволина. Его насторожило необъяснимое происшествие.
Поздно вечером, засветив маяки, Самоволин попил чаю у костра и пошёл спать. Подходя к избушке, увидел человека с лошадиной головой. От неожиданности Казимир выронил из рук топор. А пришелец с уродливой головой спокойно захлопнул дверь и пошёл в глубь распадка.
— Кто вы? — закричал Самоволин — Остановитесь!
Не оборачиваясь, урод шагал как ни в чём не бывало.
Опомнившись, Самоволин подскочил к завалинке, поднял доску, выхватил оттуда ружьё.
— Стой! Стрелять буду!
Урод не прибавил шагу. Старик пробежал за ним метров десять, запыхался, затем выхватил из кармана патрон, зарядил.
— Стой! Последний раз говорю!
Человек молча уходил. И уже растворялся в сумерках, когда Казимир, не целясь, нажал спусковой крючок. Выстрел не прозвучал. Казимир взвёл второй раз курок. И опять только лёгкий металлический щелчок. А человек раскатисто захохотал, затряслась конская голова. Самоволин спрятался за камень. От бессилия его забила нервная дрожь.
По кустам он пробрался к старой церкви. Через потайную дверь поднялся по скрипучим ступеням на колокольню. Он пытался увидеть ночного пришельца, но тайга уже поглотила его. И тогда старый бакенщик решил напугать негодяя. Он схватился за толстую верёвку, раскачал тяжёлый язык и стал бить в старинную медь. Гулкие удары поплыли по лунным дорожкам реки. Их за много километров услышала команда «Таёжницы». Федор Иванович понял: что-то случилось у Казимира. И дал команду полный вперёд. Но старая баржа преодолела разделяющее их расстояние только к утру.
До рассвета Самоволии просидел на башне, кутаясь в солдатскую шинель. Никаких примет грабителя он не запомнил. Твердил одно — лошадиная голова. В домике пришелец все перерыл. У порога валялась тетрадь, в которую Казимир записывал свойства лечебных трав. Из тетради был вырван только последний голубоватый лист, где старик когда-то записал имена Петьки Жмыхина и Тани Котельниковой. Секрет «конской головы» Федор Иванович разгадал. Недалеко от звериной тропы, идущей к водоразделу, Любина мама нашла старую шапку Самоволина, туго набитую травой. Чтобы изменить очертания лица и рост, ночной грабитель привязал её сверху на свою голову.
Прибыв в экспедицию, Федор Иванович рассказал обо всём Колесникову. Тот повёл себя очень странно, как показалось старому капитану. В первую очередь он попросил Федора Ивановича никому, «даже господу богу», ничего не рассказывать, а потом как-то неуверенно пообещал сообщить «кому надо». И тут же подарил капитану баржи свой сигнальный пятизарядный пистолетик. Федору Ивановичу от подарка стало ещё хуже, и он подумал: «Хорошо, что я не сообщил ему о документах, которые у Тани и Петьки». Он написал ребятам записку и вложил её в Петькины брюки. Капитан был уверен, что ребята успели выполнить его просьбу.
— Вот слушай, Таня, что я думаю. Человек, который украл документы, ловушку мою не заметил, иначе пустую папку брать бы не стал. Он не подозревал, что мы знали о пропаже! Он работает в нашей экспедиции. И ещё: среди тех, кто ушёл с караваном, его нет. Ему известно, что милиция заинтересовалась Рыжим, и он решил, что все теперь будут валить на Рыжего. И, может, сейчас он прячется поблизости, а когда геологи вернутся, выйдет как ни в чём не бывало. Он ждал, когда мы уйдём, поэтому Житуха и дрожала.
ГЛАВА 10
— Где мне видеть, целыми днями за прилавком, а вечерами у речников подрабатываю. Милиционеров видел в Шалаганово, на почту приходили телеграмму давать. Но не побежишь же спрашивать, магазин не бросишь. А вы сначала, говорили, что он загулял, — сказала Таня. Зелёные глаза прищурились.
— Не хотел для начала вас пугать. Хоть вам-то он сказал, куда едет?
— Ничего не говорил. «Ждите, к вечеру вернусь» — и все.
Метелкин наклонился вперёд:
— В каких отношениях Васька с Челпановым был? — И чтобы лучше расслышать ответ, убавил обороты двигателя.
— Они, по-моему, друг друга ненавидели. А когда Челпанова направляли в бригаду, они при всех поругались.
В глазах Метелкина на миг мелькнула радость. Бешено разогнал лодку и прокричал:
— Ребята, у меня в полевой сумке фляга со сливками, берите, пейте. Татьяна, накройся моим плащом, а то брызги на тебя летят.
К скале под названием Кочерга Дьявола подходили в сплошном тумане. Петька ударял ложкой по пустой фляге, а Метелкин, слушая эхо, определял направление. Продвигались медленно. Как из паровых труб, из распадков вываливались целые горы белоснежного тумана.
С правого берега донёсся мягкий звук выстрела. Петька повернул туда голову и крикнул. Не отозвались. Метелкин тоже прислушался и вдруг повернул лодку резко к левому берегу.
— Не туда, — закричал Петька, — звук был справа.
— Справа эхо, а стреляли отсюда.
Метелкин оказался прав. Вскоре в тумане показался костёр, фигура Додоева и собака Линда.
Выгрузив пассажиров, Метелкин выслушал благодарности Додоева, угостил его папиросой и поплыл дальше.
— Ой, как ладно, что приехали. — Додоев обнял Таню и Петьку. — А мы вас в другом месте искали. Все думали, что вы вместе с Васькой погибли,
— Кто на Жухова напал?
— Неизвестно хто, вещи у него украли, а лодку утопили. Мы думали, что и вас уже нет в живых.
— Ты убитого Жухова видел?
Додоев оглянулся по сторонам:
— Убитого Жухова нету. Но такое говорить нельзя, Иван Иванович не велел. Жухова шибко ранили из ружья, он много полз, а сейчас без памяти лежит в госпитале. И возле него военный с автоматом стоит. Ну, говорить, Петька никому не надо. Беда будет, если кому расскажете. Даже Колесникову. Государственный тайна. Оборон СССР.
Про себя Петька подумал, что в Жухова, наверно, стрелял не грабитель, а его же, Васькин сообщник. Не даром же рядом с кроватью поставили автоматчика.
— Ехать будем, — сказал Додоев, — садитесь маленько на Житуху. — Сам он пошёл впереди и повёл Житуху на поводе. Похвастался: — В темноте я вижу маленько лучше, чем даже птица сова.
На геологическом стане пылал костёр. Сквозь туман языки пламени отсвечивали бликами. Доносились грустные звуки гитары и тихий голос Колесникова:
— Шибко хороший человек Колёсников, — подумал вслух Додоев. — Усталый — поёт, голодный — поёт, грустный — тоже поёт. Хорошо поёт, протяжно, как изюбр.
А назавтра быстрые олени
Унесут в неведомую даль.
Уезжала ты одна по Лене,
Увозила радость и печаль.
Печально звенели струны. Растревоженная звуками старая лошадь тихо заржала. Сидящие у костров вскочили, бросились навстречу. Петьку и Таню сняли с седла и понесли к костру. Колёсников положил гитару на траву и трехметровыми прыжками помчался в радиорубку.
У костра Тане с Петькой вручили по железной кружке густого глухариного бульона:
— Пейте, усталость сразу пройдёт.
Иван Иванович сел рядом и стал спрашивать, как они жили, как уехал Жухов и не появлялся ли кто в распадке.
Из радиорубки слышался голос Колесникова:
— Шалаганово, слушайте внимательно: группе уголовного розыска передать срочно: геологи Котельникова и Жмыхин нашлись, живые и здоровые. Поиски их в районе гибели Жухова прекратить.
Прислушиваясь к голосу Вячеслава Валентиновича, Петька удивился, что такое сообщение передаётся открытым текстом, и даже не азбукой морзе. Сейчас любой человек, имеющий радиоприёмник, узнает, что случилось у них в секретной экспедиции. Петька посмотрел на парторга, на Бурмакова, но они не обращали никакого внимания на то, что говорил Колёсников, а наперебой подсовывали пищу Тане.
— А где наш медвежонок? — спросила Таня.
— В тот день, как вы уехали, он исчез. Обыскали все, что могли. Может, какая медведица увела?
— Наверно, — сказал Петька, — сам бы он не убежал.
Подошёл Колёсников, обнял Петьку и Таню, зашептал:
— Подарок вам команда «Таёжницы» передала, в штабе за печкой лежит.
В штабной избе горела керосиновая лампа. На столе развёрнутые карты, готовальня, линейка и очки Ивана Ивановича. Первым делом Петька залез под нары. Вещевой мешок с документами Самоволина лежал на месте. Лямка, свёрнутая в восьмёрку, шнурок с двойным бантом. Петька выбрался из-под нар, все в порядке, зря волновались, можно подарки смотреть.
Тётя Нина и Любка прислали вязаные из собачьей шерсти носки, самодельные майки, трусики и (Таня удивилась) — ватные брюки. Ремни в брюки были уже вставлены. Любка послала свой рисунок: высокие скалы и два беленьких козлёнка на уступах, и волк с острыми клыками. Он притаился между камней и ждёт, когда козлята подойдут к засаде, но волк не видел, что у входа стоит замаскированный зверовой капкан. На обратной стороне листка было письмо от тёти Нины. Она просила быть в маршрутах осторожными, теплей одеваться. И звала к себе: «Хоть сейчас, хоть тогда, когда кончится полевой сезон». В кармане ватных брюк, к которым была прикреплена картонка с надписью: «Тебе, Петька», лежала металлическая коробочка из-под сапожного крема. В ней была записка. Петька отошёл к лампе, прочитал: «Пётр, документы Самоволина охраняй строго. Лучше сожги их. Обстановка сложная. Объясню потом. Записку уничтожь. Федор Иванович».
Холодный ветерок зашелестел по склонам хребта, шевельнул макушки пожухлых деревьев, через щель над окошком проник в избушку, зашуршал, картами и затих. Послышались торопливые шаги. Открылась дверь. Затрепетал слабый огонёк керосиновой лампы. С котелком горячей вермишели пришёл Иван Иванович. Окинул взглядом избушку, поставил котелок на плиту, заглянул за печь и спросил шёпотом:
— Спите, скитальцы тайги?
Иван Иванович закрыл дверь на крючок, надел очки и склонился над картой Главного хребта.
Петьку разбудил тихий разговор. Он высунул голову из мешка. Солнечный луч бил в окно. У стола Иван Иванович показывал Тане, как натирать хрустящую кальку постным маслом. Таня водила ватным тампоном по кальке, и она делалась прозрачной, как крыло стрекозы, и не шуршала. Обработанную кальку Иван Иванович положил на старую самодельную карту, пригладил сухой тряпкой и приколол к столу большими никелированными кнопками.
— Приступай, Танюша, копируй. Только, пожалуйста, ничего не пропусти. А я пойду. Петька проснётся, поест, и ко мне его отправь. Дело срочное, а я один не справлюсь. — И ушёл.
— Петька выскочил из мешка
— Что случилось?
— Плохого ничего нет. Мне поручили скопировать карту, надо успеть к обеду, а ты должен сейчас помогать Ивану Ивановичу упаковывать ящики с образцами горных пород. Геологи нанесли их тонны две. И тоже к обеду закончить.
— Почему к обеду?
— Додоев приведёт сюда лошадей, и все надо свезти к большой пристани там баржа ждёт.
— «Таёжница»?
— Нет, быстроходная баржа.
Петька стал одеваться и решил, что документы Самоволина он сожжёт или спрячет, когда уйдёт караван. Проглотив несколько кусков остывшей вермишели, Петька выскочил на улицу. Чувствовался холод. Под ногами хрустела замороженная трава. Мелкие лужицы застеклились хрупким льдом. Улавливался запах брусничного листа. Петька побежал к сараю, где Иван Иванович упаковал уже несколько ящиков. На каждом из них стояли мелом написанные знаки А-1, Л-5, О-6-8, Я-10-14. Иван Иванович дал Петьке баночку с чёрной остро пахнущей краской и велел на каждом ящике нарисовать эти же обозначения, только крупные, во всю ширину ящика.
— А то с такой мелкой маркировкой камеральщики запутаются, с какого маршрута взят камень, песок или щебень.
— А почему буквы не по алфавиту? И цифры не по порядку?
— Обожди малость, сейчас заколотим последний зелёный и узнаешь почему.
В ящик Иван Иванович положил кусок лазурита, какой-то красно-белый камень и опустил туда шесть полотняных мешочков с песком. Прикрыл мешочки плоским, похожим на блестящую чёрную камбалу, камнем. Заколачивал ящик Петька, а Иван Иванович поставил на него знак Т-46. Ящики оттащили под навес и поставили по порядку. Буквы сложились в слова: «Алоянский маршрут».
— А цифры, Петенька, обозначают километры, с которых взяты пробы.
Взялись упаковывать ящики жёлтого цвета. Большим молотком Петька с одного раза вгонял блестящие гвозди, заколачивая образцы розового кварца, взятые геологами ещё весной с безымянного перевала. Загрузили ящик с пробами грунта из шурфов Волчьего острова номер пять.
— Почему пять? — спросил Петька.
— Здесь по правому рукаву восемь островов, и все называются Волчьи, а чтоб не спутать, мы их нумеруем.
«Почему же у Самоволина без номеров?» — подумал Петька, заколачивая последний ящик.
Прибежала Таня.
— Иван Иванович, подпись вашу копировать на кальку или вы новую поставите?
— Сейчас, Танюша, приду, распишусь.
В избе Петька посмотрел на кальку и удивился. Паутинками переплелись линии: тонкие, прерывистые, жирные. Кружочки, треугольники, цифры. В правом углу чертежа чёткий штамп и надпись: «Алоянский маршрут». Иван Иванович придирчиво посмотрел копию, не пропущено ли чего:
— Молодец, Танюша, ошибок нет, можно подписать. — Он обмакнул ручку, понёс её к штампу, и тут чёрная капля туши скатилась в самый центр чертежа, закрыв собой мелкие цифры и крохотные треугольники.
Иван Иванович оцепенел. Пропала карта! Не растерялась только Таня. Она подскочила к столу и слизнула кляксу языком. Сплюнула тушь на пол:
— Петька, ты!
Лизнул Петька и отскочил, уступая место Ивану Ивановичу. Следов от кляксы не осталось. Иван Иванович посмотрел на чистое место: ух, даже не верится! Умакнув перо и обнеся ручку вокруг чертежа, поставил свою роспись — Букырин. С полки он достал жёлтую латунную банку, похожую на укороченную гильзу от пушки, положил туда кальку и плотно завинтил крышку.
С улицы донеслось лошадиное ржание. Таня и парторг вышли встретить геологов. Оставшись, наконец, один, Петька решил спрятать документы Самоволина. Он думал закопать их здесь же возле печки, а чтоб Линда не учуяла, присыпать золой. Вытащил мешок из-под нар, вынул картонную папку и, прислушиваясь, не идёт ли кто, развязал тесёмки. И опешил… Документов в папке не было. Вместо них лежал пучок травы и камень для тяжести.
Послышался разговор, Петька засунул все в вещевой мешок и пинком закинул его под нары. Пришёл Рыжий. Он стремительно прошёл к нарам, посмотрел на барометр.
— Давление в норме, погода устойчивая. — Повернулся на одной ноге к Петьке: — Тебя на кухню зовут, помогать.
— Сейчас пуговицу пришью и приду.
Таня орудовала под навесом возле печки. Петька стал ей помогать и шёпотом сообщил о пропаже.
— Ты же вечером проверял.
— Я папку-то не развязывал.
— Может, Жухов?
— Знает только тот, кто взял. Надо сейчас наблюдать. Он обязательно положит обратно, иначе бы он не стал совать туда траву и камень.
Петька ушёл в штаб и сложил все в папку так же, как сделал неизвестный. Вернулся он весёлым. Кивнул Тане — наблюдай! — и побежал к сараю помогать геологам грузиться. Помешивая в кастрюлях деревянной ложкой, Таня внимательно следила за штабом. Но никто из прибывших туда не заходил.
Геологи обедали и не слышали, как из-за деревьев вышел милиционер. Ствол нагана он упёр в спину Рыжему:
— Не шевелись, пристрелю!
Челпанов замер. Из кустов выскочил второй милиционер и надел ему наручники. Рыжего подняли, отвели в сторону и обыскали. Под старой подкладкой пиджака нашли пришитые карманные часы. Все удивились — часы Василия Жухова.
— Где взял? — спросил старик милиционер.
— Нашёл.
Со стороны палаток подошла к костру женщина в милицейской форме, с большим крапивным мешком в руках.
— Товарищи, я буду показывать вещи, а вы отвечайте, кому они принадлежали. Она вынула белоснежный шерстяной свитер.
— Мой свитерочек, — сказал Колёсников, — мама в прошлом году прислала.
— А ты, Челпанов, где его приобрёл?
— Стибрил! — И Рыжий прищурился.
Все вещи были узнаны. И каждый раз Челпанов, бесстыдно мигая, повторял: стибрил, стибрил, стибрил.
— А медвежонка куда дел?
— Мяса захотел и схавал.
Петька подскочил на месте. Женщина покосилась на него:
— Юноша, не мешайте следствию. — Из мешка она вынула ствол, цевьё и приклад, быстро сложила их вместе. Увидев ружьё, Рыжий дёрнулся, бросился бежать. Милиционер догнал вора и повис на нём, как клещ.
— Я ещё ничего не спрашиваю, а ты уже бежишь, в чём дело, Челпанов?
— Ружьё я нашёл на. берегу. И там же нашёл электромагнит, его я бросил в воду, на нём была кровь. И часы я нашёл. А остальные вещи я украл. Клянусь. Гадом буду. — Глаза у Рыжего бегали. — Я ещё мешок меховой хотел украсть у девчонки. И они меня чуть не поймали. Помните? Да? — спросил он у Петьки.
— Помним…
Следователь предупредила геологов, чтобы на вопросы арестованного не отвечали. Рыжий сделал вид, что плачет.
— Я только тибрил и сбывал Метелкину. Вы его уже арестовали? Да? Преступнику не ответили. Следователь посмотрела в глаза Челпанову.
— Что-то ты быстро сознаёшься. Думаешь, за мелкое воровство два года отсидишь, и всё! Ошибаешься. В твоём шалаше, который у траншеи, обнаружена береста, со следами крови.
— Я же говорил, медвежонка сожрал.
— Мы сделали анализ крови — она человеческая.
— Не убивал я, по-мокрому, клянусь, не работаю.
Женщина вынула из кармана кителя шёлковый шарф.
— Тебе он знаком?
— Конечно, он мой, несколько дней назад потерялся Я посчитал тогда, что (Рыжий кивнул в Петькину сторону) они спёрли.
Петька вскочил:
— Кто?!
Колёсников схватил Петьку за руку и усадил на место. Следователь свернула шарфик, кинула в мешок.
— Твой шарфик мы нашли в утопленной лодке Жухова.
— При чём тут я, ежели у меня его спёрли. — Рыжий вдруг взъярился: — Убийство вы мне, граждане-начальники, не пришивайте, я никогда никого не убивал. Дружков Жухова лучше проверьте. А может, Васька сам ненароком стрельнулся.
— А береста с его кровью в твоём шалаше?
Подошёл Иван Иванович:
— Ирина Григорьевна, караван отправляется. Вы с нами поедете?
— Спасибо, у нас, — она кивнула на кусты, — свои лошади, мы ещё в Шалаганово заглянем.
Оперативный отряд милиции ушёл в тайгу так же бесшумно, как и появился. А вскоре в обратную сторону тронулся караван геологов. Петька с Таней и лошадь Житуха оставались караулить стойбище.
Таня заметила, что после ухода каравана, лошадь стала вести себя странно. Она косилась на кусты, задирала голову и, всхрапывая, лягала воздух. Таня пошла в штаб рассказать Петьке.
— Ты где?
— Тут я, — отозвался Петька из-под нар, — ловушку делаю. Сейчас мы с тобой сходим к реке, а если без нас кто полезет сюда, в чернилах вымажется.
— Петька, Житуха что-то нервничает.
— Сейчас посмотрим, обожди чуточку. — Наверх двери Петька положил небольшую тоненькую хворостинку. — Она упадёт, когда дверь будут открывать, и мы узнаем, заходил туда кто или нет.
— Мы уйдём к реке, а здесь кто караулить будет?
— А что тут охранять. Постройку не украдут, а карты, фотоплёнки, образцы взял караван.
Лошадь стояла под навесом. В чёрных глазах беспокойство. Колени задних ног подрагивали.
— Может, рысь где-нибудь затаилась?
— Сейчас проверим.
Петька вытащил из кармана жуховскую ракетницу, отошёл подальше от Житухи и выстрелил к скалам,
Тяжёлое эхо покатилось по горам. Выстрел никого не вспугнул. Не качнулся кустик, не вздрогнуло нигде деревцо.
— Её испугал Челпанов. Лошади, ты же знаешь, Таня, боятся убийц.
— Петька, но ведь до милиции она не боялась Рыжего.
Таня заскочила в кухню и взяла горсть сухарей на дорогу.
— Наверное, жуховские вещи на неё подействовали.
— Пойдём, Петька, она поволнуется и перестанет.
На тропе Таня обернулась — Житуха шла за ними.
— Пусть идёт, устанем, на ней поедем.
Ребята скрылись. И сразу же из-за сарая вышел человек. Подмышкой он держал большой свёрток. Пристально посмотрел в сторону палаток и лёгкой трусцой побежал в кухню. Обратно вышел с рюкзаком за плечами и направился в сторону штаба.
К реке Петька с Таней спустились возле Кочерги Дьявола. Пошли по берегу, внимательно рассматривая занесённые илом камни. Волнение у Житухи прошло. Она безразлично посматривала на тёмные скалы и неторопливо шагала за ребятами. Подбирала губами выброшенные водой сочные водоросли.
Километров через пять они заметили на застывшем иле следы человека. Два отпечатка. Человек, судя по следам, прыгнул с лодки на полоску ила, а оттуда на твёрдую кромку.
— Стой, Таня, здесь, — рассматривая землю, Петька пошёл вперёд. Следы вели в распадок. Прямо по следам тянулись едва заметные параллельные канавки. Петька вернулся к берегу. — Знаешь, Таня, как будто человек катил тележку на велосипедных шинах. Пойдём вместе смотреть.
Житуха кралась сзади. Ноздри у неё подрагивали — Не тележку он катил, — прошептала Таня, — а бочку с деревянными обручами.
Петька прыгнул в сторону. — Иди сюда, чтоб наших следов не оставить.
Житуха, словно понимая человеческую речь, тоже сошла в пожухлую траву.
Попалась небольшая песчаная полянка, и предположение Тани подтвердилось. На песке были видны отпечатки деревянной бочки. Человек, по-видимому, старался их замести, но нервничал, а может, заметал— ночью и проглядел. Пошла твёрдая земля, и следы исчезли, словно неизвестный вместе с бочкой взлетел в воздух. Таня взяла лошадь за гриву и осталась в кустах, а Петька стал обшаривать узкий распадок. Вот он склонился над расщелиной и помахал Тане рукой. Прикрываясь лошадью, Таня пошла к Петьке. В расщелине лежали два деревянных обруча, эмалированная кастрюля с чёрными следами смолы и почерневшие гнутые досточки. Неизвестный пытался скрыть следы: остатки бочки были кое-где присыпаны сухим щебнем.
— Может, здесь в Жухова стреляли?
Но дальнейшие розыски ничего не дали. Никаких следов ребята больше не обнаружили. К найденным предметам не прикасались, ведь человек мог сюда вернуться в любой момент, заметить, что кто-то трогал их и броситься в погоню.
К стойбищу возвратились своей же дорогой. На всякий случай зашли со стороны палаток. В стане никого не было. На столе под навесом сидела ворона и спокойно склёвывала неубранные остатки пищи… Таня прогнала ворону и принялась готовить ужин, а Петька побежал к штабу. Зашёл за угол, посмотрел на дверь и сразу же шмыгнул в кусты. Хворостинки на двери не было. Она валялась в нескольких шагах от порога. Петька выхватил ракетницу, взвёл курок. Подкрался к дому и рванул на.себя дверь. Никого. Петька прыгнул внутрь, наставил ствол в правый угол.
— Выходи, гад, из-за печки.
Не ответили. Прыжком Петька вылетел на улицу, через окно посмотрел за печку. Пусто. Крадучись, зашёл обратно. Заглянул под нары. Вытащил вещевой мешок. Картонная папка исчезла.
Значит, документы взял не Жухов и не Рыжий, а кто-то третий. И он, этот третий, теперь понятно, связан с ними. Но как он вынул, не попавшись в чернильную ловушку. Может, он оттаскивал нары? Петька потянул на себя нары, но сдвинуть их не смог. Они были прибиты большими гвоздями к стене. Один гвоздь был загнутый. Петька машинально потянул за него и легко выдернул. Широкая доска отодвинулась… И не надо лезть под низкие нары. Бери свободно все, что там лежит.
Петька придвинул доску к стене, вставил гвоздь, сел на порог и стал глядеть на пустой мешок: «Кто-то нашёл утопленную Вогулом бочку по документам Самоволина. Переживёт ли старый бакенщик такую неприятность?»
Только через много дней ребята узнают, что предупреждение «спрятать документы или сжечь», переданное в записке Федора Ивановича, поступило лично от Казимира Самоволина. Его насторожило необъяснимое происшествие.
Поздно вечером, засветив маяки, Самоволин попил чаю у костра и пошёл спать. Подходя к избушке, увидел человека с лошадиной головой. От неожиданности Казимир выронил из рук топор. А пришелец с уродливой головой спокойно захлопнул дверь и пошёл в глубь распадка.
— Кто вы? — закричал Самоволин — Остановитесь!
Не оборачиваясь, урод шагал как ни в чём не бывало.
Опомнившись, Самоволин подскочил к завалинке, поднял доску, выхватил оттуда ружьё.
— Стой! Стрелять буду!
Урод не прибавил шагу. Старик пробежал за ним метров десять, запыхался, затем выхватил из кармана патрон, зарядил.
— Стой! Последний раз говорю!
Человек молча уходил. И уже растворялся в сумерках, когда Казимир, не целясь, нажал спусковой крючок. Выстрел не прозвучал. Казимир взвёл второй раз курок. И опять только лёгкий металлический щелчок. А человек раскатисто захохотал, затряслась конская голова. Самоволин спрятался за камень. От бессилия его забила нервная дрожь.
По кустам он пробрался к старой церкви. Через потайную дверь поднялся по скрипучим ступеням на колокольню. Он пытался увидеть ночного пришельца, но тайга уже поглотила его. И тогда старый бакенщик решил напугать негодяя. Он схватился за толстую верёвку, раскачал тяжёлый язык и стал бить в старинную медь. Гулкие удары поплыли по лунным дорожкам реки. Их за много километров услышала команда «Таёжницы». Федор Иванович понял: что-то случилось у Казимира. И дал команду полный вперёд. Но старая баржа преодолела разделяющее их расстояние только к утру.
До рассвета Самоволии просидел на башне, кутаясь в солдатскую шинель. Никаких примет грабителя он не запомнил. Твердил одно — лошадиная голова. В домике пришелец все перерыл. У порога валялась тетрадь, в которую Казимир записывал свойства лечебных трав. Из тетради был вырван только последний голубоватый лист, где старик когда-то записал имена Петьки Жмыхина и Тани Котельниковой. Секрет «конской головы» Федор Иванович разгадал. Недалеко от звериной тропы, идущей к водоразделу, Любина мама нашла старую шапку Самоволина, туго набитую травой. Чтобы изменить очертания лица и рост, ночной грабитель привязал её сверху на свою голову.
Прибыв в экспедицию, Федор Иванович рассказал обо всём Колесникову. Тот повёл себя очень странно, как показалось старому капитану. В первую очередь он попросил Федора Ивановича никому, «даже господу богу», ничего не рассказывать, а потом как-то неуверенно пообещал сообщить «кому надо». И тут же подарил капитану баржи свой сигнальный пятизарядный пистолетик. Федору Ивановичу от подарка стало ещё хуже, и он подумал: «Хорошо, что я не сообщил ему о документах, которые у Тани и Петьки». Он написал ребятам записку и вложил её в Петькины брюки. Капитан был уверен, что ребята успели выполнить его просьбу.
— Вот слушай, Таня, что я думаю. Человек, который украл документы, ловушку мою не заметил, иначе пустую папку брать бы не стал. Он не подозревал, что мы знали о пропаже! Он работает в нашей экспедиции. И ещё: среди тех, кто ушёл с караваном, его нет. Ему известно, что милиция заинтересовалась Рыжим, и он решил, что все теперь будут валить на Рыжего. И, может, сейчас он прячется поблизости, а когда геологи вернутся, выйдет как ни в чём не бывало. Он ждал, когда мы уйдём, поэтому Житуха и дрожала.
Радиограмма из Токио:
Проверил третий раз: сообщники резидента группы «Аква» вербовались непосредственно на местах работы экспедиции. Сколько их и кто они, здесь в Токио не знают. Желаю успеха в намеченной операции.
Авдеев
ГЛАВА 10
Наступили холода. Солнце теперь в зенит не заходило, а прокрадывалось по волнистому горизонту и спешило спрятаться за могучий хребет. Геологи оставили палатки, спали в штабе и на кухне. На ночь протапливали печи. Никаких событий в геологопартии не произошло, если не считать радиограммы, переданной из города. Сообщили, что Челпанов сознался в ограблении и убийстве Василия Жухова. Жёлтый полосатый бланк с текстом Иван Иванович прикрепил к двери штаба. Геологи, приходившие из других партий, читали радиограмму.
Наконец-то появился Гарновский. На стойбище он въехал на белой лошади в окружении рабочих-буровиков из соседней партии. В седле сидел неуклюже, боялся свалиться и постоянно хватался за гриву. Слезть ему помог Колёсников. И они обнялись. Петька заметил, что ростом они совершенно одинаковые и даже на лицо похожи, как братья.
— Ребятки, вы здесь? — Гарновский подошёл к костру, пожал руку Петьке и Тане и сел рядом с ними на бревно.
О работе он никого не спрашивал. Выпил кружку чаю и пошёл с Вячеславом Валентиновичем в радиорубку устраиваться на ночлег. Гарновский проходил мимо Житухи, хотел её погладить, но дотронуться не успел. Лошадь захрапела, вздыбилась, сверкнули подковы. Колёсников едва успел отдёрнуть своего друга.
— С чего она, Георгий Николаевич, на вас взъярилась?
Наконец-то появился Гарновский. На стойбище он въехал на белой лошади в окружении рабочих-буровиков из соседней партии. В седле сидел неуклюже, боялся свалиться и постоянно хватался за гриву. Слезть ему помог Колёсников. И они обнялись. Петька заметил, что ростом они совершенно одинаковые и даже на лицо похожи, как братья.
— Ребятки, вы здесь? — Гарновский подошёл к костру, пожал руку Петьке и Тане и сел рядом с ними на бревно.
О работе он никого не спрашивал. Выпил кружку чаю и пошёл с Вячеславом Валентиновичем в радиорубку устраиваться на ночлег. Гарновский проходил мимо Житухи, хотел её погладить, но дотронуться не успел. Лошадь захрапела, вздыбилась, сверкнули подковы. Колёсников едва успел отдёрнуть своего друга.
— С чего она, Георгий Николаевич, на вас взъярилась?