Страница:
Окончание разрядки и изменение позиции Запада, особенно в связи с советским вторжением в Афганистан, несколько успокоили творцов доктрины «тотального наступления», но от самой этой идеи они не отказались. Министр иностранных дел Рулоф Бота посвятил половину своего выступления в парламенте в 1980 г. внешнеполитическим успехам СССР. И хотя, говорил он, «вторжение России в Афганистан пробудило Запад», она все же «целенаправленно занимает стратегические точки во всем мире непосредственно силами российской армии, через посредство суррогатов или путем попыток свержения существующего строя и структур через подстрекательство и подрывную деятельность» [141].
Смещение акцентов
ЮАР изучает СССР
Южная Африка в советском мировидении времен холодной войны
Южная Африка в «глобальной стратегии» СССР
Смещение акцентов
Но с начала 1980-х годов, с ростом международного влияния и активности АНК и с ростом недовольства внутри страны все больше внимания и места в обсуждении «тотального наступления» уделялось не глобальной, а внутренней опасности. Министр полиции и тюрем Л. ле Гранж говорил в своем выступлении в парламенте: «Самое важное террористическое наступление на ЮАР ведется Южно-Африканской коммунистической партией, АНК Южной Африки и ПАК… Ни одна из трех организаций не делает никакого секрета из того факта, что они стремятся свергнуть существующий в ЮАР строй силой оружия и путем насильственной революции и создать здесь марксистское социалистическое государство. Они считают силу оружия главным способом добиться политических перемен в ЮАР» [142].
СССР по-прежнему считался центром агрессии против ЮАР, но с ростом международного признания и влияния АНК и СВАПО упоминалось об этом вскользь, как о чем-то само собой разумеющемся. А вот самим этим организациям уделялось все больше внимания.
СССР впервые предстает уязвимым в начале 1980-х годов. До этого его военная мощь и монолитность подчеркивались и переоценивались. О внутренних проблемах социалистического лагеря не упоминалось, и даже раскол с Китаем прошел практически незамеченным последователями доктрины «тотального наступления». С начала 80-х годов эти проблемы и ухудшение экономического положения СССР стали постоянным лейтмотивом. В парламенте эту тему впервые поднял министр иностранных дел и информации Рулоф Бота, говоривший о внутренних трудностях СССР и его проблемах с Польшей[143].
Тематический указатель к разделу «Советский Союз» в парламентских дебатах за 1981 г. отражает эти перемены. В нем упомянуты следующие разделы: трудности; проблемы поддержания внутреннего политического контроля; дискриминация; экспансионистские цели и действия; роль флота; вмешательство на Юге Африки; угроза[144].
К середине 1980-х годов роль СССР в тотальном наступлении упоминается совсем редко. А на первый план выдвигаются беспорядки, деятельность массового Объединенного демократического фронта (ОДФ) и его связь с АНК. Цепочка АНК-ЮАКП-СССР трансформировалась в ОДФ-АНК-ЮАКП-СССР[145].
Этому посвятил значительную часть своего выступления в парламенте в 1985 г. П. В. Бота. «Непосредственной целью ОДФ, – говорил он, – является мобилизация масс и подстрекательство их на конфронтацию с властями. Они надеются таким способом раскрутить спираль насилия, чтобы она завершилась революцией. Что до указания сделать страну неуправляемой, которое АНК дал Объединенному демократическому фронту, то Годфри Мотсепе, представитель АНК в странах Бенилюкса, сказал недавно в интервью голландскому изданию: „Фантастическую работу ведут кадры АНК внутри страны, в том числе те, кто оперирует легально внутри массовых организаций. Мы сказали этим людям: „Сделайте страну неуправляемой“, и страна стала неуправляемой. ОДФ действует не только сам по себе, но он стал внутренним продолжением АНК и Южно-Африканской коммунистической партии…“ Южно-Африканская коммунистическая партия укрепила свой контроль над АНК в такой степени, что не остается сомнений в том, кто действительно руководит этой организацией. Только в январе этого года Джо Слово заявил „Вашингтон пост“, что АНК в течение многих лет получал большую поддержку Советского Союза и что у Южно-Африканской коммунистической партии – ценное и уникальное положение в АНК» [146].
Джо Слово вызывал особую ненависть у представителей правящей элиты: белый, руководитель Умконто, председатель ЮАКП, открыто признававший не только свою принадлежность к партии, но и свой пост в ней. Его называли «настоящим дьяволом», реальной силой за спиной Тамбо и даже «генералом КГБ» [147].
От речи П. В. Боты на конференции Национальной партии в Дурбане в августе 1985 г. многие ждали перемен. Ее даже назвали заранее «рубиконовской». Но перехода Рубикона не получилось. Бота был настолько одержим коммунистической угрозой, что повторял одну и ту же идею в разных вариациях из месяца в месяц, из года в год. И в этот раз говорил только о том же: беспорядки в ЮАР координируются из-за рубежа, их результатом может стать коммунистическая революция, направленная на то, чтобы предотвратить успех его реформ[148].
19 мая 1986 г. южноафриканские ВВС разбомбили базы АНК в Хараре, Габороне и Лусаке. Заместитель министра информации Луи Нел оправдывал эти действия советским вмешательством. «Правительство не может предотвратить подготовку, вооружение и поддержку террористов Советами, – говорил он, – но может сделать так, что они не смогут наслаждаться безопасными базами в соседних странах и выполнять свою цель организации террора против ЮАР» [149].
Идея допустимости военных действий на территории соседних стран, если там находились лагеря АНК, была заложена и в военной доктрине ЮАР. В Белой книге Министерства обороны за 1984 г. по этому поводу говорилось: армия ЮАР «считает своей целью не только обеспечение достаточной защиты страны от потенциальных агрессоров, но и демонстрацию позитивной воли ЮАР защищать свой суверенитет посредством наступательных операций. Природа и размах угрозы ЮАР на уровне обычных вооружений тесно связаны с природой, интенсивностью и направлением конфликта между Востоком и Западом и развитием революционного натиска на ЮАР» [150].
Несмотря на перестройку в СССР и достигнутые к тому времени договоренности по разблокированию ангольского конфликта, военная доктрина ЮАР 1989 г. была даже более откровенна. «ЮАР не заинтересована в расширении своей территории, поэтому Южно-Африканские силы обороны не проводят операций с целью постоянной оккупации иностранных территорий, – говорилось в Белой книге Министерства обороны. – Однако они не допустят использования территории соседних государств организациями, угрожающими национальной безопасности ЮАР/ЮЗА [Юго-Западной Африки. – А. Д., И. Ф.]. Более того, следует постоянно иметь в виду, что баланс сил на Юге Африки может быть внезапно нарушен СССР/Восточным блоком в ущерб ЮАР. Это положение заставляет Южно-Африканские силы обороны готовить дополнительные планы на случай ряда возможных операций. Целью этого планирования является подготовка к таким операционным событиям, которые, если они произойдут, могли бы привести к насильственной ликвидации системы управления или нанести существенный ущерб суверенитету ЮАР или свободе действий Южно-Африканских сил обороны» [151].
Перестройка не оказала никакого воздействия и на предвыборную кампанию 1987 г., в ходе которой жупел коммунистической угрозы использовался особенно широко. Этой угрозе посвятили, например, свои речи в парламенте заместитель министра иностранных дел Кобус Мейринг [152] и министр обороны Магнус Малан. Малан говорил: «Южная Африка в целом остается первым призом для России. У нас есть полезные ископаемые, которые Россия стремится отнять у Запада. К тому же она хочет установить контроль над морским путем вокруг мыса. Революционный процесс в Южной Африке… имеет две явные и неразделимые стадии… АНК руководит первой стадией… он – на сцене… но за сценой – настоящий режиссер, тот, кто дергает за веревочки, – Южно-Африканская коммунистическая партия. У Южно-Африканской коммунистической партии – прямые связи с Москвой, и Москва ее контролирует… ЮАКП готовится к тому, чтобы в подходящий момент продолжить дело АНК. Тогда начнется вторая фаза наступления на Южную Африку» [153].
Но после выборов, со второй половины 1987 г., интерес южноафриканского руководства к СССР заметно упал. Несмотря на репрессии, правительство явно не справлялось с ситуацией в стране, и идеологические построения о «тотальном наступлении» сменились лихорадочными практическими мерами по подавлению Объединенного демократического фронта и Конгресса южноафриканских профсоюзов, а пропагандистские пассажи – утверждением их связей с АНК и ЮАКП. Руководство Национальной партии так и не поняло, что в глазах большинства африканского населения ЮАР такая связь могла пойти только на пользу как ОДФ, так и КОСАТУ. В индексе стенограмм парламентских заседаний за вторую половину 1987 г. нет ни СССР, ни России, ни даже «тотального наступления». Дискуссии же по поводу деятельности АНК, ЮАКП, ОДФ, КОСАТУ и СВАПО занимают сотни страниц. Было, правда, упоминание о том, что кампания против воинской повинности – это «местные пешки» Москвы[154]. Но только вскользь – и никакой теории.
СССР по-прежнему считался центром агрессии против ЮАР, но с ростом международного признания и влияния АНК и СВАПО упоминалось об этом вскользь, как о чем-то само собой разумеющемся. А вот самим этим организациям уделялось все больше внимания.
СССР впервые предстает уязвимым в начале 1980-х годов. До этого его военная мощь и монолитность подчеркивались и переоценивались. О внутренних проблемах социалистического лагеря не упоминалось, и даже раскол с Китаем прошел практически незамеченным последователями доктрины «тотального наступления». С начала 80-х годов эти проблемы и ухудшение экономического положения СССР стали постоянным лейтмотивом. В парламенте эту тему впервые поднял министр иностранных дел и информации Рулоф Бота, говоривший о внутренних трудностях СССР и его проблемах с Польшей[143].
Тематический указатель к разделу «Советский Союз» в парламентских дебатах за 1981 г. отражает эти перемены. В нем упомянуты следующие разделы: трудности; проблемы поддержания внутреннего политического контроля; дискриминация; экспансионистские цели и действия; роль флота; вмешательство на Юге Африки; угроза[144].
К середине 1980-х годов роль СССР в тотальном наступлении упоминается совсем редко. А на первый план выдвигаются беспорядки, деятельность массового Объединенного демократического фронта (ОДФ) и его связь с АНК. Цепочка АНК-ЮАКП-СССР трансформировалась в ОДФ-АНК-ЮАКП-СССР[145].
Этому посвятил значительную часть своего выступления в парламенте в 1985 г. П. В. Бота. «Непосредственной целью ОДФ, – говорил он, – является мобилизация масс и подстрекательство их на конфронтацию с властями. Они надеются таким способом раскрутить спираль насилия, чтобы она завершилась революцией. Что до указания сделать страну неуправляемой, которое АНК дал Объединенному демократическому фронту, то Годфри Мотсепе, представитель АНК в странах Бенилюкса, сказал недавно в интервью голландскому изданию: „Фантастическую работу ведут кадры АНК внутри страны, в том числе те, кто оперирует легально внутри массовых организаций. Мы сказали этим людям: „Сделайте страну неуправляемой“, и страна стала неуправляемой. ОДФ действует не только сам по себе, но он стал внутренним продолжением АНК и Южно-Африканской коммунистической партии…“ Южно-Африканская коммунистическая партия укрепила свой контроль над АНК в такой степени, что не остается сомнений в том, кто действительно руководит этой организацией. Только в январе этого года Джо Слово заявил „Вашингтон пост“, что АНК в течение многих лет получал большую поддержку Советского Союза и что у Южно-Африканской коммунистической партии – ценное и уникальное положение в АНК» [146].
Джо Слово вызывал особую ненависть у представителей правящей элиты: белый, руководитель Умконто, председатель ЮАКП, открыто признававший не только свою принадлежность к партии, но и свой пост в ней. Его называли «настоящим дьяволом», реальной силой за спиной Тамбо и даже «генералом КГБ» [147].
От речи П. В. Боты на конференции Национальной партии в Дурбане в августе 1985 г. многие ждали перемен. Ее даже назвали заранее «рубиконовской». Но перехода Рубикона не получилось. Бота был настолько одержим коммунистической угрозой, что повторял одну и ту же идею в разных вариациях из месяца в месяц, из года в год. И в этот раз говорил только о том же: беспорядки в ЮАР координируются из-за рубежа, их результатом может стать коммунистическая революция, направленная на то, чтобы предотвратить успех его реформ[148].
19 мая 1986 г. южноафриканские ВВС разбомбили базы АНК в Хараре, Габороне и Лусаке. Заместитель министра информации Луи Нел оправдывал эти действия советским вмешательством. «Правительство не может предотвратить подготовку, вооружение и поддержку террористов Советами, – говорил он, – но может сделать так, что они не смогут наслаждаться безопасными базами в соседних странах и выполнять свою цель организации террора против ЮАР» [149].
Идея допустимости военных действий на территории соседних стран, если там находились лагеря АНК, была заложена и в военной доктрине ЮАР. В Белой книге Министерства обороны за 1984 г. по этому поводу говорилось: армия ЮАР «считает своей целью не только обеспечение достаточной защиты страны от потенциальных агрессоров, но и демонстрацию позитивной воли ЮАР защищать свой суверенитет посредством наступательных операций. Природа и размах угрозы ЮАР на уровне обычных вооружений тесно связаны с природой, интенсивностью и направлением конфликта между Востоком и Западом и развитием революционного натиска на ЮАР» [150].
Несмотря на перестройку в СССР и достигнутые к тому времени договоренности по разблокированию ангольского конфликта, военная доктрина ЮАР 1989 г. была даже более откровенна. «ЮАР не заинтересована в расширении своей территории, поэтому Южно-Африканские силы обороны не проводят операций с целью постоянной оккупации иностранных территорий, – говорилось в Белой книге Министерства обороны. – Однако они не допустят использования территории соседних государств организациями, угрожающими национальной безопасности ЮАР/ЮЗА [Юго-Западной Африки. – А. Д., И. Ф.]. Более того, следует постоянно иметь в виду, что баланс сил на Юге Африки может быть внезапно нарушен СССР/Восточным блоком в ущерб ЮАР. Это положение заставляет Южно-Африканские силы обороны готовить дополнительные планы на случай ряда возможных операций. Целью этого планирования является подготовка к таким операционным событиям, которые, если они произойдут, могли бы привести к насильственной ликвидации системы управления или нанести существенный ущерб суверенитету ЮАР или свободе действий Южно-Африканских сил обороны» [151].
Перестройка не оказала никакого воздействия и на предвыборную кампанию 1987 г., в ходе которой жупел коммунистической угрозы использовался особенно широко. Этой угрозе посвятили, например, свои речи в парламенте заместитель министра иностранных дел Кобус Мейринг [152] и министр обороны Магнус Малан. Малан говорил: «Южная Африка в целом остается первым призом для России. У нас есть полезные ископаемые, которые Россия стремится отнять у Запада. К тому же она хочет установить контроль над морским путем вокруг мыса. Революционный процесс в Южной Африке… имеет две явные и неразделимые стадии… АНК руководит первой стадией… он – на сцене… но за сценой – настоящий режиссер, тот, кто дергает за веревочки, – Южно-Африканская коммунистическая партия. У Южно-Африканской коммунистической партии – прямые связи с Москвой, и Москва ее контролирует… ЮАКП готовится к тому, чтобы в подходящий момент продолжить дело АНК. Тогда начнется вторая фаза наступления на Южную Африку» [153].
Но после выборов, со второй половины 1987 г., интерес южноафриканского руководства к СССР заметно упал. Несмотря на репрессии, правительство явно не справлялось с ситуацией в стране, и идеологические построения о «тотальном наступлении» сменились лихорадочными практическими мерами по подавлению Объединенного демократического фронта и Конгресса южноафриканских профсоюзов, а пропагандистские пассажи – утверждением их связей с АНК и ЮАКП. Руководство Национальной партии так и не поняло, что в глазах большинства африканского населения ЮАР такая связь могла пойти только на пользу как ОДФ, так и КОСАТУ. В индексе стенограмм парламентских заседаний за вторую половину 1987 г. нет ни СССР, ни России, ни даже «тотального наступления». Дискуссии же по поводу деятельности АНК, ЮАКП, ОДФ, КОСАТУ и СВАПО занимают сотни страниц. Было, правда, упоминание о том, что кампания против воинской повинности – это «местные пешки» Москвы[154]. Но только вскользь – и никакой теории.
ЮАР изучает СССР
В течение нескольких десятилетий южноафриканское правительство уделяло огромное внимание сведениям о нашей стране.
Фиксировались, например, самые разные действия советской дипломатии на Юге Африки от делегаций любого уровня в любую страну до приемов делегаций АНК в СССР[155] – разумеется тех, о которых были сведения. Фиксировались контакты южноафриканских дипломатов с советскими, даже самые незначительные. Случайно оказавшись за одним столом с советскими дипломатами на приемах в третьих странах, южноафриканские дипломаты сообщали в свое ведомство малейшие детали разговоров. С конца 1970-х годов таких неофициальных контактов становилось все больше. В некоторых отчетах о них отмечалось как предположение, что советские дипломаты, участвовавшие в них, были сотрудниками КГБ[156].
Южноафриканские спецслужбы собирали сведения о Советском Союзе от иностранцев, посещавших конференции в СССР – американцев, англичан, немцев и т. д. [157] Собирали, конечно, сведения о плаваниях советских подводных лодок, особенно, когда появлялись предположения, что они тайно бывали и у берегов ЮАР. Состояние советского флота вообще изучалось довольно подробно, в основном по материалам, которые в ЮАР получали из США, других западных стран и Австралии[158].
В 1978 г. посол ЮАР в Вашингтоне предлагал своему министру подписаться на публикации «Информационной службы по иностранным средствам массовой информации» – одного из подразделений ЦРУ. В них давались ежедневные переводы статей из «Правды» и «Известий» [159]. В архиве Министерства иностранных дел (МИД) ЮАР дела по СССР буквально забиты переводами статей советской прессы. В них есть и едва ли не все, что публиковалось в СССР по южноафриканской тематике на английском языке.
Министерство иностранных дел ЮАР поставляло еженедельные сводки для Бюро государственной безопасности (БОСС) о «террористической деятельности против Южной Африки», но сведения в них содержались, мягко говоря, не вполне соответствовавшие названию. Так в сводке от 15 января 1970 г. описывалась конференция в Институте Африки и выступление на ней заместителя заведующего Иностранным отделом ЦК КПСС Р. А. Ульяновского. В сводке от 22 января 1970 г. под той же рубрикой цитировалось и комментировалось выступление директора Института Африки В. Г. Солодовникова на конференции в Институте международных отношений в Польше. И все это шло под грифом «Секретно» [160].
В 1980 г. один из парламентариев Национальной партии, Б. Л. Гельденхёйс выступил в парламенте с призывом изучать СССР и коммунизм. Он жаловался, что для этого нет базы: нет специалистов, и университеты не получают необходимой для этого литературы[161]. В апреле того же года в Стелленбошском университете был открыт Институт изучения марксизма. Его первым директором стал профессор Дирк Куцие, автор многочисленных трудов по истории коммунизма, марксизма и национализма. Куцие считал, что бороться с коммунизмом без глубокого знания этой доктрины и стран, которые воплощали ее в жизнь, было нельзя. Задачей института он провозгласил «непредвзятое изучение марксизма и его роль в южноафриканской ситуации» [162].
Знаний об СССР – не говоря уже о марксизме, – южноафриканскому руководству действительно не хватало. Достаточно сказать, что в 1973 г. генеральный консул ЮАР в Гамбурге счел нужным сообщить в свое министерство «новую информацию» (почерпнутую из публичной лекции) о том, что «русскому правительству приходится учитывать тот факт, что около 10 % его восточноевропейского населения является мусульманами». «Эти мусульмане, – утверждал он, – все живут в невралгических[163] районах на границе с Китаем…» [164]
Но и работы считавшегося знатоком СССР Куцие, несмотря на его призывы к «научности», немногое добавляли к пониманию политики СССР. В своей книге «Коммунизм и Южная Африка» Куцие дал несколько ответов на вопрос: «Почему коммунисты особенно заинтересованы в Южной Африке»? Вот главные: 1. Южная Африка – капиталистическая страна, т. е. одна из тех стран, где коммунисты стремятся организовать революции, чтобы покончить с капитализмом. 2. По марксистским понятиям, Южная Африка предрасположена к революции: это индустриальная страна с двумя развитыми классами, буржуазией и пролетариатом, вовлеченными в классовый конфликт. 3. Из-за своей технологической мощи и наличия большой группы населения, отвергающей коммунизм, Южная Африка является главным препятствием к воплощению плана коммунистов по установлению своего контроля над Африкой. 4. Если Южная Африка попадет в руки коммунистов, то это будет означать установление их полного контроля над запасами и производством таких важнейших стратегических ресурсов, как платина, хром, ванадий, золото, марганец, и уран. 5. Если коммунисты получат контроль над Южной Африкой, это будет означать жизненно важную победу в их борьбе против капитализма и прежде всего против США. ‹…› 8. Коммунисты считают, что «черные» примут коммунистический порядок, поскольку большинство из них – рабочие, которые будут заинтересованы в национализации средств производства, а также из-за их традиций общинной жизни[165].
Куцие принадлежал к числу «просвещенных» африканеров – новому поколению африканерской интеллигенции, ставившему под сомнение многие догмы апартхейда и политики правительства, но по сути его труды повторяли идеи творцов и поборников апартхейда и доктрины «тотального наступления». Новизна его подхода заключалась в лишь в утверждении, что идеальная Южная Африка – это страна, «где никто не страдает от голода и холода, где у каждого есть приличный дом, где нет безграмотных и где никто не боится ни собрата-человека, ни будущего». Только относилось это лишь к собственно Южной Африке, без бантустанов и хоумлендов. В такой стране, по плану творцов системы апартхейда, должно было остаться совсем немного африканцев.
Куцие полагал, что стратегия борьбы против коммунизма должна быть двоякой: с одной стороны, признание законных требований африканских националистов, с другой – подавление любой коммунистической деятельности. Правительствам хоумлендов – «независимых государств» – Куцие предлагал несколько рецептов борьбы с коммунистической опасностью. Нет смысла их пересказывать: достаточно лишь упомянуть, что все они начинаются словами «правительства независимых стран должны…» или «черные лидеры должны…». Один только пункт направлен не к ним, а к правительству самой ЮАР: «Чтобы независимые черные страны не чувствовали, что их отношения с ЮАР носят неоколониальный характер… нужно приложить всемерные усилия, чтобы обеспечить этим странам жизнеспособную экономику и здоровую администрацию» [166]. Идея, безусловно, здравая, но малореалистичная.
Донорами Института изучения марксизма среди прочих организаций являлись Голландская реформатская церковь и Антиком. Но постепенно Институт начал стремиться к большей независимости, и его Совет поручил директору сообщить руководству Антиком, что принятие ежегодной дотации не гарантировало поддержку Институтом ее идеологии[167].
Размонтирование идеи о советском «тотальном наступлении» в Институте выпало советологу Филипу Нелу, по утверждению тех, кто его знал, – бывшему офицеру военной разведки южноафриканской армии.
Уже в начале 1980-х годов Нел был убежден в том, что советская угроза Южной Африке, как и возможности и цели СССР, были сильно преувеличены южноафриканскими политиками и что это создавало «опасную иллюзию» о том, что южноафриканские проблемы были порождены СССР. Он упрекал южноафриканских политологов в том, что при всей важности, придававшейся СССР и советской политике государством, они не дали себе труда по-настоящему изучить эту страну. В 1986 г. Институт изучения марксизма был переименован в Институт советских исследований, а Нел стал его директором[168]. В 1985 г. Институт начал выпускать «Soviet Rewieu», выходивший шесть раз в год обзор советской политики, прежде всего в Африке. В начале 90-х годов Институт превратили в секцию, а потом и вовсе закрыли. Его богатая советологическая библиотека была слита с общеуниверситетской.
Национальная партия, ее идеологи и последователи опубликовали сотни книг, статей, брошюр и прочей печатной продукции – не говоря уже об официальных документах, – объяснявшей белым южноафриканцам, в чем именно состоит «красная опасность», кто является ее проводником, как с ней бороться. Часть этой литературы носила псевдонаучный характер, часть – религиозный, часть – популярно-пропагандистский. Но только в 1986 г. министр обороны Магнус Малан начал цитировать журнал ЮАКП «African Communist», чтобы объяснить тактику ОДФ в «освобожденных зонах» – тауншипах и шантитаунах южноафриканских городов, контролировавшихся Объединенным демократическим фронтом[169]. И только в 1987 г. Ф. Дж. (Нил) фан Хеерден, парламентский представитель Национальной партии по иностранным делам, посвятил свою речь анализу Хартии свободы[170]. Создается такое впечатление, что стремления действительно узнать своего противника, будь то СССР, АНК или ЮАКП, у руководства Национальной партии не было до начала 90-х годов прошлого века. Для идеологических клише, которыми оно мыслило, было достаточно веры.
Фиксировались, например, самые разные действия советской дипломатии на Юге Африки от делегаций любого уровня в любую страну до приемов делегаций АНК в СССР[155] – разумеется тех, о которых были сведения. Фиксировались контакты южноафриканских дипломатов с советскими, даже самые незначительные. Случайно оказавшись за одним столом с советскими дипломатами на приемах в третьих странах, южноафриканские дипломаты сообщали в свое ведомство малейшие детали разговоров. С конца 1970-х годов таких неофициальных контактов становилось все больше. В некоторых отчетах о них отмечалось как предположение, что советские дипломаты, участвовавшие в них, были сотрудниками КГБ[156].
Южноафриканские спецслужбы собирали сведения о Советском Союзе от иностранцев, посещавших конференции в СССР – американцев, англичан, немцев и т. д. [157] Собирали, конечно, сведения о плаваниях советских подводных лодок, особенно, когда появлялись предположения, что они тайно бывали и у берегов ЮАР. Состояние советского флота вообще изучалось довольно подробно, в основном по материалам, которые в ЮАР получали из США, других западных стран и Австралии[158].
В 1978 г. посол ЮАР в Вашингтоне предлагал своему министру подписаться на публикации «Информационной службы по иностранным средствам массовой информации» – одного из подразделений ЦРУ. В них давались ежедневные переводы статей из «Правды» и «Известий» [159]. В архиве Министерства иностранных дел (МИД) ЮАР дела по СССР буквально забиты переводами статей советской прессы. В них есть и едва ли не все, что публиковалось в СССР по южноафриканской тематике на английском языке.
Министерство иностранных дел ЮАР поставляло еженедельные сводки для Бюро государственной безопасности (БОСС) о «террористической деятельности против Южной Африки», но сведения в них содержались, мягко говоря, не вполне соответствовавшие названию. Так в сводке от 15 января 1970 г. описывалась конференция в Институте Африки и выступление на ней заместителя заведующего Иностранным отделом ЦК КПСС Р. А. Ульяновского. В сводке от 22 января 1970 г. под той же рубрикой цитировалось и комментировалось выступление директора Института Африки В. Г. Солодовникова на конференции в Институте международных отношений в Польше. И все это шло под грифом «Секретно» [160].
В 1980 г. один из парламентариев Национальной партии, Б. Л. Гельденхёйс выступил в парламенте с призывом изучать СССР и коммунизм. Он жаловался, что для этого нет базы: нет специалистов, и университеты не получают необходимой для этого литературы[161]. В апреле того же года в Стелленбошском университете был открыт Институт изучения марксизма. Его первым директором стал профессор Дирк Куцие, автор многочисленных трудов по истории коммунизма, марксизма и национализма. Куцие считал, что бороться с коммунизмом без глубокого знания этой доктрины и стран, которые воплощали ее в жизнь, было нельзя. Задачей института он провозгласил «непредвзятое изучение марксизма и его роль в южноафриканской ситуации» [162].
Знаний об СССР – не говоря уже о марксизме, – южноафриканскому руководству действительно не хватало. Достаточно сказать, что в 1973 г. генеральный консул ЮАР в Гамбурге счел нужным сообщить в свое министерство «новую информацию» (почерпнутую из публичной лекции) о том, что «русскому правительству приходится учитывать тот факт, что около 10 % его восточноевропейского населения является мусульманами». «Эти мусульмане, – утверждал он, – все живут в невралгических[163] районах на границе с Китаем…» [164]
Но и работы считавшегося знатоком СССР Куцие, несмотря на его призывы к «научности», немногое добавляли к пониманию политики СССР. В своей книге «Коммунизм и Южная Африка» Куцие дал несколько ответов на вопрос: «Почему коммунисты особенно заинтересованы в Южной Африке»? Вот главные: 1. Южная Африка – капиталистическая страна, т. е. одна из тех стран, где коммунисты стремятся организовать революции, чтобы покончить с капитализмом. 2. По марксистским понятиям, Южная Африка предрасположена к революции: это индустриальная страна с двумя развитыми классами, буржуазией и пролетариатом, вовлеченными в классовый конфликт. 3. Из-за своей технологической мощи и наличия большой группы населения, отвергающей коммунизм, Южная Африка является главным препятствием к воплощению плана коммунистов по установлению своего контроля над Африкой. 4. Если Южная Африка попадет в руки коммунистов, то это будет означать установление их полного контроля над запасами и производством таких важнейших стратегических ресурсов, как платина, хром, ванадий, золото, марганец, и уран. 5. Если коммунисты получат контроль над Южной Африкой, это будет означать жизненно важную победу в их борьбе против капитализма и прежде всего против США. ‹…› 8. Коммунисты считают, что «черные» примут коммунистический порядок, поскольку большинство из них – рабочие, которые будут заинтересованы в национализации средств производства, а также из-за их традиций общинной жизни[165].
Куцие принадлежал к числу «просвещенных» африканеров – новому поколению африканерской интеллигенции, ставившему под сомнение многие догмы апартхейда и политики правительства, но по сути его труды повторяли идеи творцов и поборников апартхейда и доктрины «тотального наступления». Новизна его подхода заключалась в лишь в утверждении, что идеальная Южная Африка – это страна, «где никто не страдает от голода и холода, где у каждого есть приличный дом, где нет безграмотных и где никто не боится ни собрата-человека, ни будущего». Только относилось это лишь к собственно Южной Африке, без бантустанов и хоумлендов. В такой стране, по плану творцов системы апартхейда, должно было остаться совсем немного африканцев.
Куцие полагал, что стратегия борьбы против коммунизма должна быть двоякой: с одной стороны, признание законных требований африканских националистов, с другой – подавление любой коммунистической деятельности. Правительствам хоумлендов – «независимых государств» – Куцие предлагал несколько рецептов борьбы с коммунистической опасностью. Нет смысла их пересказывать: достаточно лишь упомянуть, что все они начинаются словами «правительства независимых стран должны…» или «черные лидеры должны…». Один только пункт направлен не к ним, а к правительству самой ЮАР: «Чтобы независимые черные страны не чувствовали, что их отношения с ЮАР носят неоколониальный характер… нужно приложить всемерные усилия, чтобы обеспечить этим странам жизнеспособную экономику и здоровую администрацию» [166]. Идея, безусловно, здравая, но малореалистичная.
Донорами Института изучения марксизма среди прочих организаций являлись Голландская реформатская церковь и Антиком. Но постепенно Институт начал стремиться к большей независимости, и его Совет поручил директору сообщить руководству Антиком, что принятие ежегодной дотации не гарантировало поддержку Институтом ее идеологии[167].
Размонтирование идеи о советском «тотальном наступлении» в Институте выпало советологу Филипу Нелу, по утверждению тех, кто его знал, – бывшему офицеру военной разведки южноафриканской армии.
Уже в начале 1980-х годов Нел был убежден в том, что советская угроза Южной Африке, как и возможности и цели СССР, были сильно преувеличены южноафриканскими политиками и что это создавало «опасную иллюзию» о том, что южноафриканские проблемы были порождены СССР. Он упрекал южноафриканских политологов в том, что при всей важности, придававшейся СССР и советской политике государством, они не дали себе труда по-настоящему изучить эту страну. В 1986 г. Институт изучения марксизма был переименован в Институт советских исследований, а Нел стал его директором[168]. В 1985 г. Институт начал выпускать «Soviet Rewieu», выходивший шесть раз в год обзор советской политики, прежде всего в Африке. В начале 90-х годов Институт превратили в секцию, а потом и вовсе закрыли. Его богатая советологическая библиотека была слита с общеуниверситетской.
Национальная партия, ее идеологи и последователи опубликовали сотни книг, статей, брошюр и прочей печатной продукции – не говоря уже об официальных документах, – объяснявшей белым южноафриканцам, в чем именно состоит «красная опасность», кто является ее проводником, как с ней бороться. Часть этой литературы носила псевдонаучный характер, часть – религиозный, часть – популярно-пропагандистский. Но только в 1986 г. министр обороны Магнус Малан начал цитировать журнал ЮАКП «African Communist», чтобы объяснить тактику ОДФ в «освобожденных зонах» – тауншипах и шантитаунах южноафриканских городов, контролировавшихся Объединенным демократическим фронтом[169]. И только в 1987 г. Ф. Дж. (Нил) фан Хеерден, парламентский представитель Национальной партии по иностранным делам, посвятил свою речь анализу Хартии свободы[170]. Создается такое впечатление, что стремления действительно узнать своего противника, будь то СССР, АНК или ЮАКП, у руководства Национальной партии не было до начала 90-х годов прошлого века. Для идеологических клише, которыми оно мыслило, было достаточно веры.
Южная Африка в советском мировидении времен холодной войны
Говорить о советской политике по отношению к ЮАР и о том, какой виделась эта страна советскому руководству, труднее чем о южноафриканском видении СССР. В отличие от ЮАР, большая часть архивов которой рассекречена[171], самые важные российские архивы по этому периоду остаются закрытыми полностью или частично: ЦК КПСС, КГБ, МИД, Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР (ГРУ) и т. д., а парламентских дебатов в СССР, как известно, не существовало. Так что судить о южноафриканском направлении в советской внешней политике можно в основном только по прессе и опубликованным материалам.
Южная Африка в «глобальной стратегии» СССР
В программе КПСС, определявшей основные принципы внешней политики СССР, говорилось, что партия «считает своим интернациональным долгом помогать народам, идущим по пути завоевания и укрепления национальной независимости, всем народам, борющимся за полное уничтожение колониальной системы» [172]. Это положение было закреплено и в последней советской Конституции, принятой в 1977 г. Из него следовало, что помощь национально-освободительным движениям оказывалась из солидарности с борьбой за правое дело и была совершенно бескорыстной, т. е. собственных интересов у советского государства в этой поддержке не было.
Но одновременно КПСС провозглашала национально-освободительное движение одним из трех потоков мирового революционного движения, а значит, и союзником СССР в его борьбе против империализма. Это означало, что обеспечение победы освободительных движений было для СССР одним из важнейших направлений его глобальной стратегии. Вкладывая миллиарды долларов в дело, от которого не было никакой видимой отдачи, а то и прямо в ущерб своим экономическим и политическим интересам, творцы советской политики, представлявшие мир ареной борьбы двух социальных систем, полагали, что каждый успех их союзников приближал окончательную победу сил социализма и справедливости под руководством самого СССР. Во имя этой конечной цели они готовы были жертвовать ресурсами и даже экономическими интересами своей страны.
В 1961 г. журнал «Коммунист» опубликовал статью, в которой ярко отразилось представление советского руководства о роли третьего мира в глобальных процессах. В ней приводилась следующая статистика: численность населения социалистического лагеря с 1945 по 1960 г. выросла на 830 млн человек, и только 80 млн из них были гражданами стран, освобожденных СССР в ходе Второй мировой войны. 750 млн были гражданами слаборазвитых, как тогда говорили, стран. Эту тенденцию автор проецировал в будущее. «Как известно, – писал он, – многие слаборазвитые страны уже начали использовать методы индустриализации, применение которых привело социалистический лагерь к таким разительным успехам. Мы не знаем, сколько этих стран вольются в содружество социалистических стран в течение следующих десяти или двадцати лет, но мы можем ожидать, что притягательность социалистического лагеря для них будет увеличиваться с каждым годом». Отсюда – статистическая проекция: за 20 лет, с 1960 по 1980 г., население стран социалистического лагеря возрастет с 35 до 54 % населения земного шара; население «империалистических стран» (списка нет) упадет с 20 % до 16; а население «прочих» упадет с 45 до 30 %[173].
Сейчас эти пророчества кажутся настолько наивными, что их неловко читать. Но в 60-е – начале 70-х годов прошлого века освободительные движения и вновь освободившиеся страны одна за другой обращались к СССР за помощью, провозглашали строительство социализма своей целью и отвергали капитализм. Война во Вьетнаме связала США руки и уменьшила их желание вмешиваться в другие региональные конфликты, а политика разрядки создала у СССР иллюзию, что в отношении стран третьего мира у него руки свободны. Антиколониальная позиция СССР на международной арене и его помощь освободительным движениям способствовали росту его престижа в третьем мире.
Революция в Португалии и деколонизация Анголы и Мозамбика вызвали новый подъем оптимизма. «Мир поворачивался в нашем направлении», – говорил об этом времени двумя десятилетиями позже К. Н. Брутенц[174]. Победа мирового социализма казалась достижимой и даже близкой, и советская стратегия состояла в ее приближении.
Но одновременно КПСС провозглашала национально-освободительное движение одним из трех потоков мирового революционного движения, а значит, и союзником СССР в его борьбе против империализма. Это означало, что обеспечение победы освободительных движений было для СССР одним из важнейших направлений его глобальной стратегии. Вкладывая миллиарды долларов в дело, от которого не было никакой видимой отдачи, а то и прямо в ущерб своим экономическим и политическим интересам, творцы советской политики, представлявшие мир ареной борьбы двух социальных систем, полагали, что каждый успех их союзников приближал окончательную победу сил социализма и справедливости под руководством самого СССР. Во имя этой конечной цели они готовы были жертвовать ресурсами и даже экономическими интересами своей страны.
В 1961 г. журнал «Коммунист» опубликовал статью, в которой ярко отразилось представление советского руководства о роли третьего мира в глобальных процессах. В ней приводилась следующая статистика: численность населения социалистического лагеря с 1945 по 1960 г. выросла на 830 млн человек, и только 80 млн из них были гражданами стран, освобожденных СССР в ходе Второй мировой войны. 750 млн были гражданами слаборазвитых, как тогда говорили, стран. Эту тенденцию автор проецировал в будущее. «Как известно, – писал он, – многие слаборазвитые страны уже начали использовать методы индустриализации, применение которых привело социалистический лагерь к таким разительным успехам. Мы не знаем, сколько этих стран вольются в содружество социалистических стран в течение следующих десяти или двадцати лет, но мы можем ожидать, что притягательность социалистического лагеря для них будет увеличиваться с каждым годом». Отсюда – статистическая проекция: за 20 лет, с 1960 по 1980 г., население стран социалистического лагеря возрастет с 35 до 54 % населения земного шара; население «империалистических стран» (списка нет) упадет с 20 % до 16; а население «прочих» упадет с 45 до 30 %[173].
Сейчас эти пророчества кажутся настолько наивными, что их неловко читать. Но в 60-е – начале 70-х годов прошлого века освободительные движения и вновь освободившиеся страны одна за другой обращались к СССР за помощью, провозглашали строительство социализма своей целью и отвергали капитализм. Война во Вьетнаме связала США руки и уменьшила их желание вмешиваться в другие региональные конфликты, а политика разрядки создала у СССР иллюзию, что в отношении стран третьего мира у него руки свободны. Антиколониальная позиция СССР на международной арене и его помощь освободительным движениям способствовали росту его престижа в третьем мире.
Революция в Португалии и деколонизация Анголы и Мозамбика вызвали новый подъем оптимизма. «Мир поворачивался в нашем направлении», – говорил об этом времени двумя десятилетиями позже К. Н. Брутенц[174]. Победа мирового социализма казалась достижимой и даже близкой, и советская стратегия состояла в ее приближении.