Страница:
– Все тот же рис с луком, что и вчера. – Шанд развернул остатки еды, которую они готовили в последний раз, и разделил их на две части.
Запив рис теплой водой, не очень свежей, Шанд поднялся.
– Пошли. Воздух всегда чище всего на рассвете. Я хочу убедиться, что мы идем правильно.
Оказавшись на вершине горы, Шанд стал всматриваться в даль соляной равнины.
Гор не было видно ни на севере, ни на северо-востоке. Карана взглянула на него и сказала:
– У меня осталось воды на четыре-пять дней.
– Карта неправильная, – устало произнес Шанд.
– Я не стану возвращаться.
В этот момент скала затряслась.
– Что это? – спросила испуганная Карана.
– Землетрясение!
– Сколько дней идти до воды?
– Это зависит от того, каким путем мы пойдем. Если на восток – четыре-пять дней. На северо-восток – возможно, неделя.
– Значит, идем на восток, и надо поднажать, чтобы дойти за четыре дня.
Шанд вытер лоб.
– Давай-ка уйдем с солнцепека, – предложил он. Они спрятались в палатке, поставленной в тени утеса, и спали так крепко, как им давно уже не приходилось поспать. Карана проснулась в полдень, вся мокрая. Палатка все еще была в тени, но стоило девушке отойти на несколько шагов от нее – и солнце моментально высушило пот. От солнца соль сверкала нестерпимым блеском, от которого болели глаза. Карана надвинула на лицо капюшон и поискала в кармане защитные очки.
Смотреть было особенно не на что – только белая соль и черная скала, ветер, кружащий соль, и полуденный туман. Кошмарная жара! Карана снова спряталась в тень, в палатку, и долго вертелась и чесалась, так как у нее зудело все тело. Сон пропал.
Ближе к вечеру они двинулись на восток и еще засветло вышли из гористой местности обратно на соляные равнины.
Рассвет окрасил розовым белую соль, но из-за тумана не были видны утесы на востоке. Карана покачнулась, ухватившись за плечо Шанда. Губы у нее пересохли и сильно потрескались.
– Сколько мы прошли сегодня ночью?
– Я потерял счет. По крайней мере, десять лиг. – Вдруг кровь отхлынула от лица Караны.
– По-моему, у меня не осталось сил. И у меня зуд во всем теле. Эта жара меня иссушила.
– Помоги мне с палаткой и залезай внутрь.
Карана заползла в палатку и легла на землю. Она так устала, что не могла ни есть, ни пить. Когда через несколько минут вошел Шанд с миской, в которой были кусочки сушеного мяса, смешанные с луком и ломтиками лимона, она лежала ничком и, похоже, была без сознания.
– Карана! – воскликнул он. – Что с тобой? – Девушка не двигалась. Он перевернул ее на спину. Глаза у нее закатились. Шанд приподнял ее. Кожа была совсем сухая. Веки затрепетали, и она, казалось, увидела Шанда и даже протянула к нему руку, затем рука безвольно упала на землю.
34
35
Запив рис теплой водой, не очень свежей, Шанд поднялся.
– Пошли. Воздух всегда чище всего на рассвете. Я хочу убедиться, что мы идем правильно.
Оказавшись на вершине горы, Шанд стал всматриваться в даль соляной равнины.
Гор не было видно ни на севере, ни на северо-востоке. Карана взглянула на него и сказала:
– У меня осталось воды на четыре-пять дней.
– Карта неправильная, – устало произнес Шанд.
– Я не стану возвращаться.
В этот момент скала затряслась.
– Что это? – спросила испуганная Карана.
– Землетрясение!
– Сколько дней идти до воды?
– Это зависит от того, каким путем мы пойдем. Если на восток – четыре-пять дней. На северо-восток – возможно, неделя.
– Значит, идем на восток, и надо поднажать, чтобы дойти за четыре дня.
Шанд вытер лоб.
– Давай-ка уйдем с солнцепека, – предложил он. Они спрятались в палатке, поставленной в тени утеса, и спали так крепко, как им давно уже не приходилось поспать. Карана проснулась в полдень, вся мокрая. Палатка все еще была в тени, но стоило девушке отойти на несколько шагов от нее – и солнце моментально высушило пот. От солнца соль сверкала нестерпимым блеском, от которого болели глаза. Карана надвинула на лицо капюшон и поискала в кармане защитные очки.
Смотреть было особенно не на что – только белая соль и черная скала, ветер, кружащий соль, и полуденный туман. Кошмарная жара! Карана снова спряталась в тень, в палатку, и долго вертелась и чесалась, так как у нее зудело все тело. Сон пропал.
Ближе к вечеру они двинулись на восток и еще засветло вышли из гористой местности обратно на соляные равнины.
Рассвет окрасил розовым белую соль, но из-за тумана не были видны утесы на востоке. Карана покачнулась, ухватившись за плечо Шанда. Губы у нее пересохли и сильно потрескались.
– Сколько мы прошли сегодня ночью?
– Я потерял счет. По крайней мере, десять лиг. – Вдруг кровь отхлынула от лица Караны.
– По-моему, у меня не осталось сил. И у меня зуд во всем теле. Эта жара меня иссушила.
– Помоги мне с палаткой и залезай внутрь.
Карана заползла в палатку и легла на землю. Она так устала, что не могла ни есть, ни пить. Когда через несколько минут вошел Шанд с миской, в которой были кусочки сушеного мяса, смешанные с луком и ломтиками лимона, она лежала ничком и, похоже, была без сознания.
– Карана! – воскликнул он. – Что с тобой? – Девушка не двигалась. Он перевернул ее на спину. Глаза у нее закатились. Шанд приподнял ее. Кожа была совсем сухая. Веки затрепетали, и она, казалось, увидела Шанда и даже протянула к нему руку, затем рука безвольно упала на землю.
34
Укус скорпиона
Разжав Каране зубы, Шанд пощупал ее язык. Он был сухой, как бумага.
– Чертова дуреха! – сказал он и принялся вливать ей в рот воду из меха, поддерживая голову. Вода попала не в то горло, девушка подавилась и открыла глаза.
– Когда ты последний раз пила? – спросил Шанд.
– Не могу вспомнить... Да... давно.
– Ты пила во время вчерашнего ночного перехода? Глупое ты дитя!
– Я хотела сэкономить воду. Вскоре я перестала ощущать жажду.
Шанд наклонил мех, и она сделала глоток. Веки затрепетали, и эти поразительные зеленые глаза взглянули прямо на него.
– Прости. Наверно, я и впрямь немного сглупила.
– Немного, – проворчал Шанд. – Правда, думаю, ничего страшного пока не случилось. А теперь послушай меня! Я знаю, почему ты так рвешься вперед, но ты должна держать себя в руках. Ты рискуешь и своей, и моей жизнью.
– Прости, – повторила Карана.
– Я дам тебе урок выживания в пустыне. Ты никогда не сэкономишь воду тем, что не будешь ее пить. Тебе нужно определенное количество жидкости в день, и каждую потерянную каплю нужно возместить. Мы идем ночью, а днем отсиживаемся в палатке, поэтому тебе нужно выпить полмеха в день. Если бы мы шли по солнцу, даже целого меха было бы недостаточно. Если твой организм недополучит два полных меха воды, то, не возместив их, ты умрешь. Единственный способ сэкономить воду – это не терять и не тратить ее понапрасну. Никогда не выходи на солнце. Двигайся днем как можно меньше. Когда есть тень, используй ее! И не передвигайся ночью слишком быстро, чтобы не потеть. Мне бы надо было это объяснить тебе перед тем, как мы отправились в путь.
– Мне уже лучше. – Она села и отпила еще немного. – О, эта вода ужасна.
– И несомненно, будет все хуже.
В ту ночь они пошли помедленнее, но все же сделали почти восемь лиг. После полуночи они миновали соляные равнины, которые сменились полого поднимавшимся склоном, и в предрассветном свете увидели вдали утесы. До них, судя по всему, оставался всего один день пути.
– Сколько нам осталось? – Сверившись с картой, Шанд ответил:
– Около пятнадцати лиг до утесов, но мы должны найти воду задолго до этого.
В полдень они набрели на зеленый оазис.
– Спокойно, – сказал Шанд, положив руку на плечо Караны. – Давай сначала убедимся, что там есть вода и ее можно пить. И будь осторожна: в таких местах водятся самые ядовитые твари на Сантенаре. Даже от укуса муравья ты не сможешь ходить неделю.
Карана осмотрела весь оазис, но воды не нашла и вернулась очень разочарованная. В это время Шанд рыл ножом ямку в центре оазиса, выкапывая корни и сгнившие листья и выбрасывая из нее влажный черный песок. Скоро в ямке начала собираться темная вода.
– Вот бы пошлепать по воде босиком! – мечтательно произнесла Карана.
– Это для питья, – сказал Шанд. – Если хочешь, вырой свою.
Она выбрала место, где почва была помягче, и, сбросив сапоги, взялась за дело. Скоро вода уже доходила ей до лодыжек, и Карана со счастливой улыбкой смывала с рук грязь.
– Если бы мы провели тут неделю, я бы выкопала бассейн.
– Прекрасно, – ответил Шанд, – Я рад, что ты больше не спешишь. А теперь пора обедать.
Она опустилась на землю рядом и осведомилась:
– Какой пир ты приготовил сегодня?
– Во-первых, я выкопал парочку твоих любимых ракушек, а во-вторых, тут есть фруктовые деревья. Вот, попробуй. – И онпротянул ей какой-то серый орех.
– Как его едят?
– Воткни вот так острие ножа, поверни, и половинки скорлупы раскроются.
Карана осторожно попробовала мякоть.
– О, сладко!
– А вот еще. – Он показал ей шапку, полную каких-то коричневых семян или ягод. – Горох пустыни. Из него получается хороший суп, но нужно долго возиться.
Обед был очень вкусный: ароматный «гороховый» суп, запеченные лангусты и чай, подслащенный экзотическими фруктами. Начали сгущаться сумерки. Карана пошла к своей яме за сапогами. Вдруг Шанд, полоскавший кружки, услышал ее крик.
Он помчался к Каране. Девушка лежала на земле, пытаясь скинуть сапог.
– Меня кто-то укусил! – крикнула она.
Сняв с нее сапог, Шанд перевернул его и вытряхнул на песок маленького черно-красного скорпиона. Шанд задавил его каблуком.
– Ничего, – со слабой улыбкой сказала Карана. – Уже не болит.
– Плохо, – заметил Шанд, туго обматывая свой пояс вокруг ноги девушки. Он надрезал укус и высосал кровь из ранки, сплевывая на песок. Очень скоро у него начал неметь язык.
Пот выступил у Караны на лбу, голова склонилась на плечо, глаза закатились. Взвалив ее на плечо, Шанд бегом пустился к костру. Выхватив из огня головешку, он прижег рану, после чего забинтовал девушке ногу.
Карана стонала, ее била дрожь, затем ее вырвало. Ей стало очень холодно, губы посинели. Боль была ужасная, невыносимая. Девушка потеряла сознание.
Через несколько часов она очнулась и встретилась взглядом с встревоженным Шандом.
– Зачем ты это сделал? – слабым голосом произнесла она. – Тебе обязательно нужно было прожигать во мне такую здоровую дырку?
– Это был скорпион, укус которого смертелен. К счастью, он ужалил тебя в пятку, где кожа грубее. Если бы в палец или лодыжку, мне, вероятно, не удалось бы тебя спасти. Вот почему пришлось прижечь рану: тепло обезвреживает яд. Надеюсь, ты понимаешь, что о Катадзе не может быть и речи. Ты не сможешь ходить неделю.
Ничего не ответив, Карана отвернулась и страдала всю ночь, проклиная свое легкомыслие. У нее были дурные предчувствия относительно Лиана, которому постоянно угрожала опасность. Она увидела на ночном небе туманность Скорпиона, которая была ярче, чем обычно. Каране показалось, что небеса издеваются над ней.
Путешественники задержались на два дня, пока Карана не смогла наконец наступать на больную ногу. После этого девушка заторопилась в дорогу. Шанд соорудил ей костыль из ствола молодого деревца.
– У нас осталось мало еды, – сказал Шанд. – В тридцати лигах к северо-востоку отсюда Труно – самая большая река Лауралина, – несет свои воды в Сухое Море. Это край озер и болот, там можно заблудиться, зато полно рыбы и дичи. Мы направимся туда, а дальше посмотрим, как твоя нога.
Они провели в озерном краю две недели, пока Карана не оправилась после укуса. Затем они снова тронулись в путь.
Дорога до Катадзы заняла еще дней тридцать, и все они были похожи один на другой, но каждый последующий день был жарче предыдущего.
У Караны было достаточно времени, чтобы поразмыслить над своей жизнью и попытаться построить планы на будущее. Ей было двадцать четыре года, и она вдруг осознала, что большую часть жизни провела в странствиях. Она чувствовала себя загнанной в ловушку этим бесконечным путешествием. Ей страстно хотелось наверстать упущенное и дать Готриму наследника.
Последняя часть пути отняла гораздо больше времени, чем Карана с Шандом предполагали, поскольку гладкая поверхность соляных равнин сменилась базальтом с острыми, как ножи, краями. Тут было опасно идти ночью, и они совершали переходы только утром и вечером.
Через шестнадцать недель после Тайного Совета они добрались до небольшого горного пика. Не найдя там воды, они пошли к следующей горе.
– Сколько нам еще идти? – спросила Карана. – У меня осталось совсем немного воды, да и еды почти нет.
– Слишком долго, – раздраженно ответил Шанд, держась за живот.
– Где-то должна быть вода.
– Здесь нет никаких «должна». Некоторые из этих островов были бесплодными еще до того, как высохло Перионское Море.
– Ты сказал, что дважды побывал в Катадзе. Как же ты мог забыть, где здесь вода?
Лицо Шанда потемнело.
– Я тебе много раз говорил, что прежде шел другим путем.
Они передвигались ночами при свете звезд, а днем отлеживались в палатке. И вот наконец они ощутили, что пологий склон начинает слегка подниматься у них под ногами, и, к своей великой радости, увидели в предрассветном сумраке три пика. Это, конечно, была Катадза!
Солнце уже сильно припекало, хотя едва показалось над горизонтом. У Шанда был измученный вид. Карана низко надвинула шляпу на глаза.
– В тумане мы взяли слишком сильно на запад, – сказал Шанд. – Так что перед нами западная сторона Катадзы.
Если бы Карана могла, то заплакала бы, но глаза были слишком сухими.
– Ты хочешь сказать, что только из-за этого мы все еще не там?
Шанд скрючился и отошел в сторонку. Его долго рвало.
– В чем дело? – спросила Карана, когда Шанд вернулся.
– Колики! У моей воды такой вкус, словно в ней сдохла крыса.
Они двигались к Катадзе мимо кипящих соленых ручьев и фонтанов, от которых поднимался пар. В воздухе пахло серой, и от этого у Шанда с Караной болели глаза и першило в горле. К берегу последнего соленого озера прибило какую-то пену пурпурного цвета.
– Это можно есть, – сказал Шанд, собирая пену в горшок.
– Что это? – с сомнением спросила Карана.
– Понятия не имею – растет в кипящей воде и приятна на вкус.
– Какой ужасный край, – заметила Карана, чувствуя себя так же неуютно, как в портовом городе. – И Катадза такая же?
– Вовсе нет.
Колики у Шанда усилились. Когда они добрались до подножия горы Катадзы, ему стало совсем плохо. Вода у него осталась лишь в мехе из Грейнвиса, но она была такая мерзкая, что его тошнило от одного ее запаха.
К следующему утру старик допил и эту воду, а у Караны оставалось чуть больше половины последнего меха. Однако даже когда он пил воду девушки, Шанду становилось все хуже, его мучили рвота и понос.
У него не хватало сил взбираться по длинному склону к подножию утесов, и они пролежали весь день в палатке, где даже в тени земля была такая же горячая, как воздух. Перед тем как снова пуститься в путь, они доели и допили все, что у них было.
После часа ходьбы перед ними предстало большое озеро с чистой водой, которая, правда, оказалась такой соленой и горькой, что у Караны и Шанда начались желудочные спазмы. От этой воды их стала еще сильнее мучить жажда. Шанд лежал на берегу озера, держась за живот. Карана была в ужасе, опасаясь, что старик умрет.
После длительного отдыха в тени Шанду стало лучше, хотя организм был обезвожен. Карана пошла удить и поймала несколько мелких рыбешек. Они съели сочное мясо сырым, и это слегка утолило жажду. Но девушка знала, что без воды Шанд умрет через день, да и сама она протянет недолго. Всю ночь измученные Шанд с Караной плелись вперед, а незадолго до рассвета нашли крошечный родничок у подножия скал. Вода текла такой тонкой струйкой, что их мехи пришлось бы наполнять весь день, но ее было достаточно, чтобы спасти им жизнь и чтобы они взяли немного с собой.
Вечером они снова пустились в путь и наконец обнаружили дорогу, ведущую к самому низкому утесу Катадзы.
Еще через пару часов они добрались до ущелья, куда никогда не попадали солнечные лучи. Здесь, в лощине, росли какие-то серые растения, а выше на склоне зеленела трава. Казалось, утесы никогда не кончатся. Шанд был слишком слаб, чтобы взбираться на них дальше.
– Завтра станет лучше, – сказал он, очищая какой-то клубень, выкопанный Караной.
Девушка ничего не ответила. Ее мучил голод: за весь день она съела лишь горстку муравьиных яиц.
– Мы попытаемся завтра, – повторил Шанд на следующий день, но он был так измучен коликами, что Каране казалось: он никогда не сможет двинуться с места.
Наступило «завтра» но Шанд был не в состоянии подняться, а когда Карана вернулась с охоты с большой ящерицей – еда на несколько дней, – он не проявил никакого интереса.
– Ступай, – сказал он, – приведи помощь.
– Я тебя не покину, – возразила она, разрываясь между привязанностью к нему и желанием найти Лиана. Временами она почти чувствовалаЛиана, и то, что она чувствовала, ее пугало.
– Тебе придется, или мы умрем оба. Возьми пищу и иди.
– Ты умрешь, если я уйду!
– У меня достаточно воды, – со слабой улыбкой сказал Шанд. – И даже есть немного еды. От голода умирают неделями – ты вернешься раньше.
Карана колебалась. Она действительно страстно хотела идти дальше – в груди у нее жгло огнем. Но она не могла оставить Шанда.
– Чертова дуреха! – сказал он и принялся вливать ей в рот воду из меха, поддерживая голову. Вода попала не в то горло, девушка подавилась и открыла глаза.
– Когда ты последний раз пила? – спросил Шанд.
– Не могу вспомнить... Да... давно.
– Ты пила во время вчерашнего ночного перехода? Глупое ты дитя!
– Я хотела сэкономить воду. Вскоре я перестала ощущать жажду.
Шанд наклонил мех, и она сделала глоток. Веки затрепетали, и эти поразительные зеленые глаза взглянули прямо на него.
– Прости. Наверно, я и впрямь немного сглупила.
– Немного, – проворчал Шанд. – Правда, думаю, ничего страшного пока не случилось. А теперь послушай меня! Я знаю, почему ты так рвешься вперед, но ты должна держать себя в руках. Ты рискуешь и своей, и моей жизнью.
– Прости, – повторила Карана.
– Я дам тебе урок выживания в пустыне. Ты никогда не сэкономишь воду тем, что не будешь ее пить. Тебе нужно определенное количество жидкости в день, и каждую потерянную каплю нужно возместить. Мы идем ночью, а днем отсиживаемся в палатке, поэтому тебе нужно выпить полмеха в день. Если бы мы шли по солнцу, даже целого меха было бы недостаточно. Если твой организм недополучит два полных меха воды, то, не возместив их, ты умрешь. Единственный способ сэкономить воду – это не терять и не тратить ее понапрасну. Никогда не выходи на солнце. Двигайся днем как можно меньше. Когда есть тень, используй ее! И не передвигайся ночью слишком быстро, чтобы не потеть. Мне бы надо было это объяснить тебе перед тем, как мы отправились в путь.
– Мне уже лучше. – Она села и отпила еще немного. – О, эта вода ужасна.
– И несомненно, будет все хуже.
В ту ночь они пошли помедленнее, но все же сделали почти восемь лиг. После полуночи они миновали соляные равнины, которые сменились полого поднимавшимся склоном, и в предрассветном свете увидели вдали утесы. До них, судя по всему, оставался всего один день пути.
– Сколько нам осталось? – Сверившись с картой, Шанд ответил:
– Около пятнадцати лиг до утесов, но мы должны найти воду задолго до этого.
В полдень они набрели на зеленый оазис.
– Спокойно, – сказал Шанд, положив руку на плечо Караны. – Давай сначала убедимся, что там есть вода и ее можно пить. И будь осторожна: в таких местах водятся самые ядовитые твари на Сантенаре. Даже от укуса муравья ты не сможешь ходить неделю.
Карана осмотрела весь оазис, но воды не нашла и вернулась очень разочарованная. В это время Шанд рыл ножом ямку в центре оазиса, выкапывая корни и сгнившие листья и выбрасывая из нее влажный черный песок. Скоро в ямке начала собираться темная вода.
– Вот бы пошлепать по воде босиком! – мечтательно произнесла Карана.
– Это для питья, – сказал Шанд. – Если хочешь, вырой свою.
Она выбрала место, где почва была помягче, и, сбросив сапоги, взялась за дело. Скоро вода уже доходила ей до лодыжек, и Карана со счастливой улыбкой смывала с рук грязь.
– Если бы мы провели тут неделю, я бы выкопала бассейн.
– Прекрасно, – ответил Шанд, – Я рад, что ты больше не спешишь. А теперь пора обедать.
Она опустилась на землю рядом и осведомилась:
– Какой пир ты приготовил сегодня?
– Во-первых, я выкопал парочку твоих любимых ракушек, а во-вторых, тут есть фруктовые деревья. Вот, попробуй. – И онпротянул ей какой-то серый орех.
– Как его едят?
– Воткни вот так острие ножа, поверни, и половинки скорлупы раскроются.
Карана осторожно попробовала мякоть.
– О, сладко!
– А вот еще. – Он показал ей шапку, полную каких-то коричневых семян или ягод. – Горох пустыни. Из него получается хороший суп, но нужно долго возиться.
Обед был очень вкусный: ароматный «гороховый» суп, запеченные лангусты и чай, подслащенный экзотическими фруктами. Начали сгущаться сумерки. Карана пошла к своей яме за сапогами. Вдруг Шанд, полоскавший кружки, услышал ее крик.
Он помчался к Каране. Девушка лежала на земле, пытаясь скинуть сапог.
– Меня кто-то укусил! – крикнула она.
Сняв с нее сапог, Шанд перевернул его и вытряхнул на песок маленького черно-красного скорпиона. Шанд задавил его каблуком.
– Ничего, – со слабой улыбкой сказала Карана. – Уже не болит.
– Плохо, – заметил Шанд, туго обматывая свой пояс вокруг ноги девушки. Он надрезал укус и высосал кровь из ранки, сплевывая на песок. Очень скоро у него начал неметь язык.
Пот выступил у Караны на лбу, голова склонилась на плечо, глаза закатились. Взвалив ее на плечо, Шанд бегом пустился к костру. Выхватив из огня головешку, он прижег рану, после чего забинтовал девушке ногу.
Карана стонала, ее била дрожь, затем ее вырвало. Ей стало очень холодно, губы посинели. Боль была ужасная, невыносимая. Девушка потеряла сознание.
Через несколько часов она очнулась и встретилась взглядом с встревоженным Шандом.
– Зачем ты это сделал? – слабым голосом произнесла она. – Тебе обязательно нужно было прожигать во мне такую здоровую дырку?
– Это был скорпион, укус которого смертелен. К счастью, он ужалил тебя в пятку, где кожа грубее. Если бы в палец или лодыжку, мне, вероятно, не удалось бы тебя спасти. Вот почему пришлось прижечь рану: тепло обезвреживает яд. Надеюсь, ты понимаешь, что о Катадзе не может быть и речи. Ты не сможешь ходить неделю.
Ничего не ответив, Карана отвернулась и страдала всю ночь, проклиная свое легкомыслие. У нее были дурные предчувствия относительно Лиана, которому постоянно угрожала опасность. Она увидела на ночном небе туманность Скорпиона, которая была ярче, чем обычно. Каране показалось, что небеса издеваются над ней.
Путешественники задержались на два дня, пока Карана не смогла наконец наступать на больную ногу. После этого девушка заторопилась в дорогу. Шанд соорудил ей костыль из ствола молодого деревца.
– У нас осталось мало еды, – сказал Шанд. – В тридцати лигах к северо-востоку отсюда Труно – самая большая река Лауралина, – несет свои воды в Сухое Море. Это край озер и болот, там можно заблудиться, зато полно рыбы и дичи. Мы направимся туда, а дальше посмотрим, как твоя нога.
Они провели в озерном краю две недели, пока Карана не оправилась после укуса. Затем они снова тронулись в путь.
Дорога до Катадзы заняла еще дней тридцать, и все они были похожи один на другой, но каждый последующий день был жарче предыдущего.
У Караны было достаточно времени, чтобы поразмыслить над своей жизнью и попытаться построить планы на будущее. Ей было двадцать четыре года, и она вдруг осознала, что большую часть жизни провела в странствиях. Она чувствовала себя загнанной в ловушку этим бесконечным путешествием. Ей страстно хотелось наверстать упущенное и дать Готриму наследника.
Последняя часть пути отняла гораздо больше времени, чем Карана с Шандом предполагали, поскольку гладкая поверхность соляных равнин сменилась базальтом с острыми, как ножи, краями. Тут было опасно идти ночью, и они совершали переходы только утром и вечером.
Через шестнадцать недель после Тайного Совета они добрались до небольшого горного пика. Не найдя там воды, они пошли к следующей горе.
– Сколько нам еще идти? – спросила Карана. – У меня осталось совсем немного воды, да и еды почти нет.
– Слишком долго, – раздраженно ответил Шанд, держась за живот.
– Где-то должна быть вода.
– Здесь нет никаких «должна». Некоторые из этих островов были бесплодными еще до того, как высохло Перионское Море.
– Ты сказал, что дважды побывал в Катадзе. Как же ты мог забыть, где здесь вода?
Лицо Шанда потемнело.
– Я тебе много раз говорил, что прежде шел другим путем.
Они передвигались ночами при свете звезд, а днем отлеживались в палатке. И вот наконец они ощутили, что пологий склон начинает слегка подниматься у них под ногами, и, к своей великой радости, увидели в предрассветном сумраке три пика. Это, конечно, была Катадза!
Солнце уже сильно припекало, хотя едва показалось над горизонтом. У Шанда был измученный вид. Карана низко надвинула шляпу на глаза.
– В тумане мы взяли слишком сильно на запад, – сказал Шанд. – Так что перед нами западная сторона Катадзы.
Если бы Карана могла, то заплакала бы, но глаза были слишком сухими.
– Ты хочешь сказать, что только из-за этого мы все еще не там?
Шанд скрючился и отошел в сторонку. Его долго рвало.
– В чем дело? – спросила Карана, когда Шанд вернулся.
– Колики! У моей воды такой вкус, словно в ней сдохла крыса.
Они двигались к Катадзе мимо кипящих соленых ручьев и фонтанов, от которых поднимался пар. В воздухе пахло серой, и от этого у Шанда с Караной болели глаза и першило в горле. К берегу последнего соленого озера прибило какую-то пену пурпурного цвета.
– Это можно есть, – сказал Шанд, собирая пену в горшок.
– Что это? – с сомнением спросила Карана.
– Понятия не имею – растет в кипящей воде и приятна на вкус.
– Какой ужасный край, – заметила Карана, чувствуя себя так же неуютно, как в портовом городе. – И Катадза такая же?
– Вовсе нет.
Колики у Шанда усилились. Когда они добрались до подножия горы Катадзы, ему стало совсем плохо. Вода у него осталась лишь в мехе из Грейнвиса, но она была такая мерзкая, что его тошнило от одного ее запаха.
К следующему утру старик допил и эту воду, а у Караны оставалось чуть больше половины последнего меха. Однако даже когда он пил воду девушки, Шанду становилось все хуже, его мучили рвота и понос.
У него не хватало сил взбираться по длинному склону к подножию утесов, и они пролежали весь день в палатке, где даже в тени земля была такая же горячая, как воздух. Перед тем как снова пуститься в путь, они доели и допили все, что у них было.
После часа ходьбы перед ними предстало большое озеро с чистой водой, которая, правда, оказалась такой соленой и горькой, что у Караны и Шанда начались желудочные спазмы. От этой воды их стала еще сильнее мучить жажда. Шанд лежал на берегу озера, держась за живот. Карана была в ужасе, опасаясь, что старик умрет.
После длительного отдыха в тени Шанду стало лучше, хотя организм был обезвожен. Карана пошла удить и поймала несколько мелких рыбешек. Они съели сочное мясо сырым, и это слегка утолило жажду. Но девушка знала, что без воды Шанд умрет через день, да и сама она протянет недолго. Всю ночь измученные Шанд с Караной плелись вперед, а незадолго до рассвета нашли крошечный родничок у подножия скал. Вода текла такой тонкой струйкой, что их мехи пришлось бы наполнять весь день, но ее было достаточно, чтобы спасти им жизнь и чтобы они взяли немного с собой.
Вечером они снова пустились в путь и наконец обнаружили дорогу, ведущую к самому низкому утесу Катадзы.
Еще через пару часов они добрались до ущелья, куда никогда не попадали солнечные лучи. Здесь, в лощине, росли какие-то серые растения, а выше на склоне зеленела трава. Казалось, утесы никогда не кончатся. Шанд был слишком слаб, чтобы взбираться на них дальше.
– Завтра станет лучше, – сказал он, очищая какой-то клубень, выкопанный Караной.
Девушка ничего не ответила. Ее мучил голод: за весь день она съела лишь горстку муравьиных яиц.
– Мы попытаемся завтра, – повторил Шанд на следующий день, но он был так измучен коликами, что Каране казалось: он никогда не сможет двинуться с места.
Наступило «завтра» но Шанд был не в состоянии подняться, а когда Карана вернулась с охоты с большой ящерицей – еда на несколько дней, – он не проявил никакого интереса.
– Ступай, – сказал он, – приведи помощь.
– Я тебя не покину, – возразила она, разрываясь между привязанностью к нему и желанием найти Лиана. Временами она почти чувствовалаЛиана, и то, что она чувствовала, ее пугало.
– Тебе придется, или мы умрем оба. Возьми пищу и иди.
– Ты умрешь, если я уйду!
– У меня достаточно воды, – со слабой улыбкой сказал Шанд. – И даже есть немного еды. От голода умирают неделями – ты вернешься раньше.
Карана колебалась. Она действительно страстно хотела идти дальше – в груди у нее жгло огнем. Но она не могла оставить Шанда.
35
Ужасное оскорбление
Когда Лиан, потрясенный беседой с Малиеной, вернулся к Тензору, он обнаружил, что тот все еще сидит в своем кресле из черного дерева, поставив локти на служившую столом скамью, которая располагалась вдоль всей стены. Она тоже была из черного дерева. В отполированной до блеска поверхности скамьи отражалось Зеркало, а в Зеркале – лицо Тензора: темные волосы, зачесанные волнами с широкого чела, длинный прямой нос и густая курчавая борода, скрывавшая нижнюю часть лица.
Тензор сжал раму Зеркала руками, и оно, покачнувшись, замерло на месте. В нем появилось изображение – в точности то самое, которое Лиан видел прошлой зимой в Туркаде.
Это был мрачный пейзаж с черными тенями. Равнину, испещренную какими-то пузырьками стального цвета, пересекала глубокая расселина. Железная башня накренилась, словно собираясь упасть. На заднем плане горы, похожие на фарфоровые черепки, вонзались в небо. Маленькое красное солнце пыталось разорвать грозовые тучи, но безуспешно.
Это был Аркан – или, быть может, воспоминание Тензора тысячелетней давности. Существовал ли еще Аркан?
Изображение отличалось от того, которое предстало перед Мендарком: оно было живое. Солнце и луна двигались по небу, тучи проплывали, свет усиливался.
Однако, кроме этой картинки, Тензору так ничего и не удалось извлечь из Зеркала. Он рвал на себе волосы, сердито орал на Лиана и порой даже покрикивал на своих друзей аркимов. Малиена была довольна, когда Лиан сообщил ей об этом.
Тензор так сильно стукнул кулаком по скамье, что Зеркало подскочило и опрокинулось.
– Почему оно не открывается? Почему? Почему?
– Ялкара заперла его, и есть только один ключ. Этот ключ у меня, – сказал Лиан, думая вслух.
Тензор резко повернул к нему голову с буйной гривой волос, и Лиан был потрясен, осознав, что желает аркиму успеха с Зеркалом вопреки мрачным прогнозам Малиены.
«Нет! – подумал он. – Я должен написать Сказание, но мне не нужно ему помогать. Пусть сделает это сам или совсем не делает».
– Что? – вскричал Тензор.
– Ничего, – ответил Лиан, отступая бочком. – Я ошибся. – Вдруг его схватили за горло и высоко подняли в воздух.
– Что ты сказал? —орал Тензор, изо всех сил тряся Лиана. Потом швырнул его на пол и наступил на него.
– Феламора... сказала это на Тайном Совете, – задыхаясь, объяснил Лиан. Рука у него ныла: он приземлился на локоть.
Тензор отвернулся и словно забыл о присутствии Лиана.
– Да, сказала! Что она имела в виду? – задумчиво произнес он. – Как заперла? Как?– Он принялся расхаживать по комнате. – У Феламоры Зеркало пробыло совсем недолго – во время ее борьбы с Ялкарой, причем последней хозяйкой Зеркала была не она. Значит, и заперла его не Феламора. Только Ялкара могла это сделать, а ее давно нет. Но зачем? Я часто размышлял о Ялкаре. Только один человек умел читать в ее уме.
– А что это за ключ? – спросил Лиан. – Феламора говорила, что ключ у нее.
– Кто знает? Может быть, она вырвала секрет у Ялкары? – Тензор удалился, бормоча себе что-то под нос.
Когда Тензор вернулся, Лиан сказал:
– Я слышал, что аркимы отказались от Зеркала, поскольку его было опасно использовать. – Юноша надеялся с помощью Тензора заполнить кое-какие пробелы в истории Зеркала.
– Действительно опасно, и именно я это сделал – хотя Зеркало и было моей самой ценной вещью. Я тайно привез его на Сантенар, а это было недопустимо! Запрещалось перевозить предметы из одного мира в другой.
– Почему?
– Потому что они могли преобразиться и начать представлять собой угрозу – как Флейта. И Зеркало тоже! Если бы меня тогда поймали, мне был бы конец. Затем Квинлис (он был нашим предводителем до предателя Питлиса, летописец, – я же вижу, что ты хочешь спросить) пользовался Зеркалом. Он спас нас ценой своей жизни... – Тензор умолк. Он сидел и глядел куда-то вдаль, словно всматриваясь в давно ушедшие времена. – После этого им никто не пользовался. Зеркало лежало без присмотра в архиве, и при падении Тар Гаарна Ялкара его украла. Но теперь я долженего открыть любой ценой. Зачем ей было его запирать?
Взяв в руки Зеркало, он поднес его к самому лицу. Несмотря на смелые слова, Тензор явно терял уверенность. Казалось, что все было зря. Шазмак был разрушен из-за его слепой погони за Зеркалом, а теперь он обнаружил, что даже не может им пользоваться.
А между тем аркимы неустанно трудились, укрепляя Катадзу. Даже Малиена начала успокаиваться, видя, что у Тензора ничего не получается. В конце концов Лиану наскучило наблюдать за безрезультатными попытками Тензора, и он почти все время проводил, исследуя бесчисленное множество комнат Катадзы и ее башни.
Как-то раз он обнаружил очень уютную комнату на верхнем этаже Великой Башни, под самым платиновым куполом, откуда открывался вид на море. Высунувшись из окна, юноша увидел ленту из золота и ляпис-лазури, окружавшую башню, – она проходила как раз под окном его комнаты, в которой он просиживал теперь день за днем – надо было зафиксировать в дневнике произошедшее за последние недели.
Когда Лиан записал в дневнике все, что произошло с ним вплоть до настоящего момента, он занялся поисками архива Кандора, который мог сохраниться в Катадзе. Тензор не звал его, и юноша проводил в кабинете аркима все меньше и меньше времени, так что Малиена была вынуждена сделать Лиану замечание, что от него как от шпиона нет никакого толка, раз Тензор предоставлен самому себе. Лиан искал архив повсюду, но не нашел ни клочка бумаги и потому решил, что нужно прибегнуть к чьей-то помощи.
– Зачем тебе нужны бумаги Кандора? – холодно спросила Малиена.
– Сказания каронов малоизвестны, – ответил он полуправдой. – «Сказание о Распаде» – самое слабое из всех Великих Сказаний. То, что я могу тут узнать, поможет его улучшить.
Малиена пристально смотрела ему в глаза, и в конце концов он отвел взгляд.
– Ты чего-то недоговариваешь, летописец. Назови настоящую причину, и тогда, возможно, я тебе помогу.
– Это и есть настоящая причина, – упорствовал Лиан, но зеленовато-серые глаза видели его насквозь.
– Я знаю тебя, летописец. Ты не все мне сказал.
И ему пришлось поведать о таинственной гибели девушки-калеки после возникновения Непреодолимой Преграды, о том, что рассказал ему в Шазмаке Тензор, и показать украденное письмо Кандора, адресованное Рульку.
Малиена слушала внимательно, понюхала бумагу и даже попробовала на язык.
– Похоже, оно подлинное. Как это Мендарк позволил тебе оставить у себя такой важный документ?
– Э-э... – Лиану было стыдно сознаться в воровстве. – Когда я вернулся из Туркадской крепости, он был так рассержен, что у меня не было возможности сообщить ему о письме. Он не захотел видеть меня до Тайного Совета, а потом... «Потом» не было.
– Ясно. О письме кто-нибудь знает, кроме нас с тобой?
– Никто.
– Тогда я сама буду хранить его.
– Но оно же...
– Оно же мое,хотел ты сказать. Я так не считаю, летописец. Ты уже и так принес много вреда, сотрудничая с Тензором. Я знаю, что ты замышляешь. Ты хочешь выяснить, стоит ли что-то за этим письмом, а затем предложить его Тензору в обмен на какой-то секрет. Неужели ты думаешь, что мы тебе позволим сделать это? Дал бы ты младенцу поиграть с бритвой?
– Тогда как насчет?..
– Насчет архивов Кандора? Я рада, что ты их не нашел. Отныне они для тебя закрыты. И если ты попытаешься до них добраться...
– Ты выдашь меня Баситору, – закончил за Малиену Лиан.
Она улыбнулась:
– Рада, что ты так хорошо меня понимаешь. Знаешь ли, он тебя подозревает. Если бы не Тензор и я, скиты давно пообедали бы твоими мозгами. Итак, мы снова друзья?
Когда в следующий раз Лиан проходил по коридору крепости, он заметил, что одна из дверей была заперта и на ней висит огромный замок размером с голову Лиана. Итак, он вернулся к тому, с чего начал. Нет, теперь было хуже: то, чего он хотел, было так близко, но он не мог подобраться к желаемому.
Время шло, а Тензору так ничего и не удалось добиться от Зеркала. Зима давно закончилась, и весна растопила лед. Знания и магия Тензора оказались бессильны, так, может быть, чувства, которые он так давно подавлял, помогут найти подход к тайнам Зеркала?
Однажды поздней весной Тензор сидел ночью перед Зеркалом, размышляя. Он смотрел на меняющуюся и в то же время неизменную картинку Аркана, и тут чувства прорвали барьер самоконтроля, и он позволил памяти вернуться в далекое прошлое, когда он был молод и служил подмастерьем у Рулька на Аркане.
Он вспомнил, как ему подарили Зеркало и как он впервые взял его в руки. Тензор настроил тогда на него свой ум и увидел.Правда, на небольшое расстояние, но он ощущал, как перед ним раскрывается весь Аркан. Позже Тензор научился настраивать Зеркало на другие зеркала, и ему удавалось видеть практически все.
Он представил себя молодым, полным радости жизни и сил. Эйфория была так сильна, что он сумел бы сделать в тот миг что угодно. Взяв в руки Зеркало, Тензор вернулся в тот далекий вечер, и Зеркало открылось ему!
Весь день он играл и грезил, но, вернувшись из своих грез, Тензор понял, что Зеркало открылось ему на изначальном уровне – до ловушек, обманов и заблуждений более позднего времени. Он знал, что далекое прошлое не может ему помочь. А новый уровень, содержащий секреты Ялкары, пока что закрыт для него.
Тензор провел перед Зеркалом два дня и одну ночь без еды, питья и сна. Казалось, он был в трансе, и лишь глаза следили за картинками, мерцающими на поверхности Зеркала.
Лиан не мог понять природу информации, которую ищет или сортирует Тензор, поскольку образы в Зеркале непрерывно менялись. Мелькали слова, рисунки, городские и сельские сценки, рукописи и планы, лица и встречи, музыка и голоса, и почти все аспекты жизни на Сантенаре и Аркане. Один раз юноша увидел изображение самого Тензора, молодого и ослепительно красивого.
Как-то Тензор так громко застонал, что Лиан, находившийся этажом выше, прибежал посмотреть, что случилось. Что бы ни взволновало Тензора столь сильно, изображение уже исчезло.
В середине ночи Лиана разбудил какой-то шум. Вбежав в кабинет Тензора, он увидел, что тот бьется головой о скамью. В кулаке был зажат клок черных волос. Лиан положил руку на скамью, так чтобы арким не расшиб себе лоб, и вскоре Тензор затих.
Тензор сжал раму Зеркала руками, и оно, покачнувшись, замерло на месте. В нем появилось изображение – в точности то самое, которое Лиан видел прошлой зимой в Туркаде.
Это был мрачный пейзаж с черными тенями. Равнину, испещренную какими-то пузырьками стального цвета, пересекала глубокая расселина. Железная башня накренилась, словно собираясь упасть. На заднем плане горы, похожие на фарфоровые черепки, вонзались в небо. Маленькое красное солнце пыталось разорвать грозовые тучи, но безуспешно.
Это был Аркан – или, быть может, воспоминание Тензора тысячелетней давности. Существовал ли еще Аркан?
Изображение отличалось от того, которое предстало перед Мендарком: оно было живое. Солнце и луна двигались по небу, тучи проплывали, свет усиливался.
Однако, кроме этой картинки, Тензору так ничего и не удалось извлечь из Зеркала. Он рвал на себе волосы, сердито орал на Лиана и порой даже покрикивал на своих друзей аркимов. Малиена была довольна, когда Лиан сообщил ей об этом.
Тензор так сильно стукнул кулаком по скамье, что Зеркало подскочило и опрокинулось.
– Почему оно не открывается? Почему? Почему?
– Ялкара заперла его, и есть только один ключ. Этот ключ у меня, – сказал Лиан, думая вслух.
Тензор резко повернул к нему голову с буйной гривой волос, и Лиан был потрясен, осознав, что желает аркиму успеха с Зеркалом вопреки мрачным прогнозам Малиены.
«Нет! – подумал он. – Я должен написать Сказание, но мне не нужно ему помогать. Пусть сделает это сам или совсем не делает».
– Что? – вскричал Тензор.
– Ничего, – ответил Лиан, отступая бочком. – Я ошибся. – Вдруг его схватили за горло и высоко подняли в воздух.
– Что ты сказал? —орал Тензор, изо всех сил тряся Лиана. Потом швырнул его на пол и наступил на него.
– Феламора... сказала это на Тайном Совете, – задыхаясь, объяснил Лиан. Рука у него ныла: он приземлился на локоть.
Тензор отвернулся и словно забыл о присутствии Лиана.
– Да, сказала! Что она имела в виду? – задумчиво произнес он. – Как заперла? Как?– Он принялся расхаживать по комнате. – У Феламоры Зеркало пробыло совсем недолго – во время ее борьбы с Ялкарой, причем последней хозяйкой Зеркала была не она. Значит, и заперла его не Феламора. Только Ялкара могла это сделать, а ее давно нет. Но зачем? Я часто размышлял о Ялкаре. Только один человек умел читать в ее уме.
– А что это за ключ? – спросил Лиан. – Феламора говорила, что ключ у нее.
– Кто знает? Может быть, она вырвала секрет у Ялкары? – Тензор удалился, бормоча себе что-то под нос.
Когда Тензор вернулся, Лиан сказал:
– Я слышал, что аркимы отказались от Зеркала, поскольку его было опасно использовать. – Юноша надеялся с помощью Тензора заполнить кое-какие пробелы в истории Зеркала.
– Действительно опасно, и именно я это сделал – хотя Зеркало и было моей самой ценной вещью. Я тайно привез его на Сантенар, а это было недопустимо! Запрещалось перевозить предметы из одного мира в другой.
– Почему?
– Потому что они могли преобразиться и начать представлять собой угрозу – как Флейта. И Зеркало тоже! Если бы меня тогда поймали, мне был бы конец. Затем Квинлис (он был нашим предводителем до предателя Питлиса, летописец, – я же вижу, что ты хочешь спросить) пользовался Зеркалом. Он спас нас ценой своей жизни... – Тензор умолк. Он сидел и глядел куда-то вдаль, словно всматриваясь в давно ушедшие времена. – После этого им никто не пользовался. Зеркало лежало без присмотра в архиве, и при падении Тар Гаарна Ялкара его украла. Но теперь я долженего открыть любой ценой. Зачем ей было его запирать?
Взяв в руки Зеркало, он поднес его к самому лицу. Несмотря на смелые слова, Тензор явно терял уверенность. Казалось, что все было зря. Шазмак был разрушен из-за его слепой погони за Зеркалом, а теперь он обнаружил, что даже не может им пользоваться.
А между тем аркимы неустанно трудились, укрепляя Катадзу. Даже Малиена начала успокаиваться, видя, что у Тензора ничего не получается. В конце концов Лиану наскучило наблюдать за безрезультатными попытками Тензора, и он почти все время проводил, исследуя бесчисленное множество комнат Катадзы и ее башни.
Как-то раз он обнаружил очень уютную комнату на верхнем этаже Великой Башни, под самым платиновым куполом, откуда открывался вид на море. Высунувшись из окна, юноша увидел ленту из золота и ляпис-лазури, окружавшую башню, – она проходила как раз под окном его комнаты, в которой он просиживал теперь день за днем – надо было зафиксировать в дневнике произошедшее за последние недели.
Когда Лиан записал в дневнике все, что произошло с ним вплоть до настоящего момента, он занялся поисками архива Кандора, который мог сохраниться в Катадзе. Тензор не звал его, и юноша проводил в кабинете аркима все меньше и меньше времени, так что Малиена была вынуждена сделать Лиану замечание, что от него как от шпиона нет никакого толка, раз Тензор предоставлен самому себе. Лиан искал архив повсюду, но не нашел ни клочка бумаги и потому решил, что нужно прибегнуть к чьей-то помощи.
– Зачем тебе нужны бумаги Кандора? – холодно спросила Малиена.
– Сказания каронов малоизвестны, – ответил он полуправдой. – «Сказание о Распаде» – самое слабое из всех Великих Сказаний. То, что я могу тут узнать, поможет его улучшить.
Малиена пристально смотрела ему в глаза, и в конце концов он отвел взгляд.
– Ты чего-то недоговариваешь, летописец. Назови настоящую причину, и тогда, возможно, я тебе помогу.
– Это и есть настоящая причина, – упорствовал Лиан, но зеленовато-серые глаза видели его насквозь.
– Я знаю тебя, летописец. Ты не все мне сказал.
И ему пришлось поведать о таинственной гибели девушки-калеки после возникновения Непреодолимой Преграды, о том, что рассказал ему в Шазмаке Тензор, и показать украденное письмо Кандора, адресованное Рульку.
Малиена слушала внимательно, понюхала бумагу и даже попробовала на язык.
– Похоже, оно подлинное. Как это Мендарк позволил тебе оставить у себя такой важный документ?
– Э-э... – Лиану было стыдно сознаться в воровстве. – Когда я вернулся из Туркадской крепости, он был так рассержен, что у меня не было возможности сообщить ему о письме. Он не захотел видеть меня до Тайного Совета, а потом... «Потом» не было.
– Ясно. О письме кто-нибудь знает, кроме нас с тобой?
– Никто.
– Тогда я сама буду хранить его.
– Но оно же...
– Оно же мое,хотел ты сказать. Я так не считаю, летописец. Ты уже и так принес много вреда, сотрудничая с Тензором. Я знаю, что ты замышляешь. Ты хочешь выяснить, стоит ли что-то за этим письмом, а затем предложить его Тензору в обмен на какой-то секрет. Неужели ты думаешь, что мы тебе позволим сделать это? Дал бы ты младенцу поиграть с бритвой?
– Тогда как насчет?..
– Насчет архивов Кандора? Я рада, что ты их не нашел. Отныне они для тебя закрыты. И если ты попытаешься до них добраться...
– Ты выдашь меня Баситору, – закончил за Малиену Лиан.
Она улыбнулась:
– Рада, что ты так хорошо меня понимаешь. Знаешь ли, он тебя подозревает. Если бы не Тензор и я, скиты давно пообедали бы твоими мозгами. Итак, мы снова друзья?
Когда в следующий раз Лиан проходил по коридору крепости, он заметил, что одна из дверей была заперта и на ней висит огромный замок размером с голову Лиана. Итак, он вернулся к тому, с чего начал. Нет, теперь было хуже: то, чего он хотел, было так близко, но он не мог подобраться к желаемому.
Время шло, а Тензору так ничего и не удалось добиться от Зеркала. Зима давно закончилась, и весна растопила лед. Знания и магия Тензора оказались бессильны, так, может быть, чувства, которые он так давно подавлял, помогут найти подход к тайнам Зеркала?
Однажды поздней весной Тензор сидел ночью перед Зеркалом, размышляя. Он смотрел на меняющуюся и в то же время неизменную картинку Аркана, и тут чувства прорвали барьер самоконтроля, и он позволил памяти вернуться в далекое прошлое, когда он был молод и служил подмастерьем у Рулька на Аркане.
Он вспомнил, как ему подарили Зеркало и как он впервые взял его в руки. Тензор настроил тогда на него свой ум и увидел.Правда, на небольшое расстояние, но он ощущал, как перед ним раскрывается весь Аркан. Позже Тензор научился настраивать Зеркало на другие зеркала, и ему удавалось видеть практически все.
Он представил себя молодым, полным радости жизни и сил. Эйфория была так сильна, что он сумел бы сделать в тот миг что угодно. Взяв в руки Зеркало, Тензор вернулся в тот далекий вечер, и Зеркало открылось ему!
Весь день он играл и грезил, но, вернувшись из своих грез, Тензор понял, что Зеркало открылось ему на изначальном уровне – до ловушек, обманов и заблуждений более позднего времени. Он знал, что далекое прошлое не может ему помочь. А новый уровень, содержащий секреты Ялкары, пока что закрыт для него.
Тензор провел перед Зеркалом два дня и одну ночь без еды, питья и сна. Казалось, он был в трансе, и лишь глаза следили за картинками, мерцающими на поверхности Зеркала.
Лиан не мог понять природу информации, которую ищет или сортирует Тензор, поскольку образы в Зеркале непрерывно менялись. Мелькали слова, рисунки, городские и сельские сценки, рукописи и планы, лица и встречи, музыка и голоса, и почти все аспекты жизни на Сантенаре и Аркане. Один раз юноша увидел изображение самого Тензора, молодого и ослепительно красивого.
Как-то Тензор так громко застонал, что Лиан, находившийся этажом выше, прибежал посмотреть, что случилось. Что бы ни взволновало Тензора столь сильно, изображение уже исчезло.
В середине ночи Лиана разбудил какой-то шум. Вбежав в кабинет Тензора, он увидел, что тот бьется головой о скамью. В кулаке был зажат клок черных волос. Лиан положил руку на скамью, так чтобы арким не расшиб себе лоб, и вскоре Тензор затих.