Знаешь, Кэти, я возлагаю большие надежды на Лесли. Он технарь до мозга костей. И деловая хватка у него завидная… Если он возьмет наши инжекторы на реализацию, мы…
   – Как это «если?» – насторожилась она. – Рик ты что, не оформил с ним договор?
   Рик с преувеличенно сосредоточенным видом склонился над станком.
   – Рик…
   Он отложил деталь и повернулся.
   – Ну допустим, договора у меня нет, но ведь Лесли заинтересовался нашим детищем.
   Кэтрин сняла очки и потерла виски. Внезапно она почувствовала огромную усталость. Господи, да ведь он в сущности еще ребенок! Джош и вовсе не от мира сего… И карточный домик, который они воздвигают, рано или поздно рухнет.
   – Кэти, да брось ты волноваться по пустякам! Я уверен, Лесли не подведет. Ведь он мне обещал.
   Кэтрин хотелось заорать на него, но вместо этого она встала и, подойдя к нему, устало произнесла:
   – Рик, больше никаких устных соглашений. С этого дня все оформляем в письменном виде.
   – А что это ты тут раскомандовалась? – вскинулся Рик. – Какого черта!
   Может, из-за жары терпение Кэтрин истощилось, и она грохнула по верстаку книгой так, что удивилась сама, пожалуй, еще больше, чем Рик.
   – Не смей на меня орать! Это ты, Рик, допустил оплошность, а не я!
   Он молча смотрел на нее, а потом, стянув бандану и промокнув пот на груди, согласился:
   – Ты права, Кэти, это мой промах.
   Кэтрин с изумлением смотрела на Рика. Что это с ним? Неужели она его переспорила?
   Рик улыбнулся и, поднявшись, подошел к ней вплотную, глядя откровенно похотливым взглядом. Кэтрин охватила острая радость от сознания силы своей женственности, и, не думая о том, что делает, она взялась за застежку его джинсов и дернула молнию вниз.
   – Будь лапочкой, Кэти, помоги вымыть клиентке голову, – раздался голос Моники. – А то у меня сегодня такая запарка!
   Кэтрин резко отпрянула от Рика, а он взорвался:
   – Она что, нанялась мыть головы твоим старухам!
   – Ничего страшного, у меня уже глаза ломит от чтения, – вмешалась Кэтрин. – Я с удовольствием сделаю перерыв. – Она выскользнула в салон.
   Одна клиентка в бигуди сидела под феном, другой Моника красила полосы, а третью Кэтрин проводила к раковине. Она была вовсе не против помочь Монике. У матери Рика такой легкий нрав, что ее трудно не полюбить. И потом, помогая ей, Кэтрин чувствовала себя не столь виноватой, что живет у нее в доме нахлебницей.
   Намыливая волосы пожилой даме, Кэтрин размышляла о том, как плохо нуждаться в деньгах. Всю жизнь она зависела от отца, а теперь зависит от Рика и Моники. На днях пришлось просить у Рика денег на упаковку прокладок. Он дал деньги без комментариев, но это было так унизительно!
   – Ну, здравствуйте! – удивленно-насмешливо протянула Моника.
   Кэтрин обернулась, и у нее заходил пол под ногами. В дверях стоял отец – в тенниске и слаксах, бледный и как будто бы располневший и постаревший… А может, ей только кажется?
   Отец молча осмотрелся. За три недели Кэтрин успела пообвыкнуть, но теперь увидела все его глазами – дешевый кафель, искусственные цветы и глянцевые фотографии старомодных причесок. И себя – в футболке Рика и цветастой юбке Моники, – моющей голову старушке из приюта.
   Дрожащими руками она сполоснула волосы, обернула голову клиентки полотенцем и подошла к отцу. Моника смотрела на них, не скрывая любопытства. Отец с брезгливой миной окинул взглядом наряд дочери.
   – Я… я тебе звонила, – пробормотала она.
   – Знаю.
   Кэтрин жестом пригласила отца в мастерскую. К счастью, Рика не было: он вышел встретиться по делу с приятелем. В гараже было невыносимо жарко и душно, да еще резко пахло раствором для перманента, шампунем и лаком для волос.
   – Принести тебе минеральной воды? – предложила Кэтрин. – Я сейчас…
   Не обращая на нее внимания, Генри осмотрелся и, пройдя вдоль верстака, презрительно хмыкнул.
   – Может, принести холодного пива?
   Генри повернулся и окинул ее ледяным взглядом. У Кэтрин комок застрял в горле. И это ее отец, которого она любит с тех пор, как себя помнит?
   – Папа, я понимаю; ты обижен, но я…
   – Понимаешь? – повторил тот, глядя на нее все тем же чужим взглядом. – Сомневаюсь.
   – Папа, позволь мне объясниться.
   – Изволь.
   – Пойми, я не хотела причинить тебе боль.
   – Однако причинила. Почему ты не поговорила со мной до свадьбы? Скажи, Кэтрин, разве я такой монстр? Я что, бил тебя, когда ты была ребенком?
   – Папа, послушай…
   – Нет, это ты послушай! – перебил ее он. – Неужели я не достоин твоего доверия?
   – Нет, ты чудесный отец, просто… – Она лихорадочно подыскивала подходящие слова. – Просто когда я делаю что-то не так, ты становишься таким холодным, что я… что я…
   – Значит, я тебя задавил, да?
   – Да нет! Просто у меня всегда было такое чувство, что я должна делать то, что от меня ожидают. И должна соответствовать некоему идеалу.
   – И ты, дочь, выбрала весьма эффектный способ доказать обратное, да? – усмехнулся Генри, прохаживаясь вдоль верстака. – Ну а теперь, попробовав вкус реальной жизни, будешь просить меня разрешить тебе вернуться домой?
   Его слова застали Кэтрин врасплох.
   – Ты мой отец. И я… я не хочу, чтобы ты вычеркнул меня из своей жизни.
   – И ты предлагаешь мне забыть обо всем и взять тебя назад? Думаешь, это так легко? Вряд ли ты сможешь вернуться к прежней жизни.
   – А я и не хочу, – прошептала она.
   – Если ты думаешь, что Артур ждет тебя с распростертыми объятиями, – не слушая ее, продолжал Генри, – то должен тебя разочаровать. Он тебя никогда не простит!
   – Папа, Артур мне не нужен. Я хочу остаться с Риком.
   Генри окаменел, и лицо у него стало пепельно-серым. А когда он, наконец, заговорил, голос у него сел.
   – Ты что, предпочитаешь жить в этом убожестве с каким-то хулиганом?!
   Она молчала.
   – Ты что, не хочешь вернуться домой?
   – А почему я должна выбирать? Папа, я люблю тебя, но я люблю и Рика!
   – Нет, Кэтрин, ты его не любишь, – возразил Генри. – Вас связывает только секс.
   – Нет, это не так…
   – Артур человек достойный, но для тебя, очевидно, не слишком темпераментный.
   – Отец, не говори так!
   – Как «так»? Что тебе не нравится?
   – Зачем ты меня унижаешь?
   – Да ты сама себя унизила! Нет, ты скажи мне, чем он тебя прельстил? Кожаной курткой? Или мотоциклом? Ты что, извращенка? – Он болезненно сморщился. – Может, этот жеребец тебя бьет?
   – Ошибаетесь, мистер Эшби, – хмыкнул с порога Рик. – А вот мне от нее частенько достается, да, Кэти?
   Засунув руки в карманы джинсов, Рик развязной походкой подошел к Кэтрин и с видом собственника обнял ее за талию.
   – Ваша дочурка просто дикая кошка.
   – Ах ты, наглец!
   – Да, я наглец! – Он прижал Кэтрин к себе. – И украл вашу драгоценную дочурку прямо у вас из-под носа.
   – Рик, прекрати! – Она вырвалась от него и шагнула к отцу. – Папа, я не хотела причинить тебе боль. Прости, что все так вышло. Просто я… просто я не могла ничего с собой поделать.
   – Кэтрин, ты сделала плохой выбор. Связала жизнь с хулиганом да еще занимаешься никому не нужной игрушкой. Хоть ты и предала меня, мне тебя искренне жаль.
   – Папа, я тебя не предавала! – возразила она. – Я… я тебя люблю.
   – Взгляни на себя! В кого ты превратилась! Ты похожа… ты похожа на дешевую шлюху!
   – А вам не кажется, что вы несколько увлеклись, мистер Эшби? – спросила Моника, входя в мастерскую. (Генри метнул на нее убийственный взгляд, но она и глазом не моргнула.) – Позвольте с нами не согласиться! Ваша дочь – милейшее создание, а мой сын никакой не хулиган.
   Рик шагнул к матери:
   – Не вмешивайся. Тебя это не касается.
   Генри смотрел на Монику с отвращением, переводя взгляд с аляповатых пластмассовых серег на босоножки с позолотой.
   – Рикки, не затыкай мне рот! Я никому не позволю неуважительно говорить о моем сыне, тем более у себя дома.
   – Мама, я сам за себя постою! – повысил голос Рик. – Я давно не ребенок.
   – А для меня – ребенок! – Она скрестила руки на груди. – Мистер Эшби, что вы имеете против моего сына?
   – Ничего! – гаркнул Генри и обернулся к Кэтрин. – А тебе, дочь, я этого никогда не прощу. – И вышел вон.
   Кэтрин метнулась, было за ним, но Рик схватил ее за руку.
   – Не смей! – зарычал он. – Ты дала слово! Что, уже забыла?
   Моника вернулась к своим клиенткам, а Рик, как только машина Генри Эшби уехала, с обиженным видом удалился. Кэтрин отправилась на кухню. Рика там не было. Чтобы успокоиться, она начала готовить салат. Приблизилось время обеда, но Рик так и не вернулся.
   Пришла Моника и, плеснув на руки жидкость для мытья посуды, вымыла руки.
   – Сейчас подрежу сыра и салями и пообедаем с тобой, – бодрым голосом сказала она и заглянула в холодильник. – Будешь оливки?
   Кэтрин кивнула.
   – Извините за ужасную сцену. Мало того, что я живу за ваш счет, так еще и приношу вам неприятности…
   – Ну что ты! – прервала ее извинения Моиика. – Мне нравится, что ты у нас живешь, Кэти. Ты – настоящая леди. И хорошо влияешь на Рикки. Ведь мы с ним, как ты заметила, не слишком ладим. Знаешь, он меня стыдится.
   – Просто он еще молод.
   – Молод и упрям! Сколько я с ним натерпелась! Только ты не подумай, я не жалуюсь! – Моника улыбнулась. – Я обожаю Рикки. Знаешь, а ведь я и с мужем-то из-за него разошлась! Сэм вечно ревновал меня к сыну. А я и в самом деле любила Рикки до безумия. Конечно же мне обидно, что Сэм ушел от меня, когда грудь у меня начала обвисать и лицо подурнело. Ах, если бы ты знала, какая я была красотка, когда мне было двадцать! – Она мечтательно закатила глаза, а потом расхохоталась. – Послушай, а ты, поди, думаешь, тетке в могилу давно пора, а она тут развыступалась, да?
   – Ну что вы! – смутилась Кэтрин. – Я так не думаю.
   – Знаю, ты милая девочка! – Моника откусила кусочек сыра и внезапно спросила: – А ты его на самом деле любишь?
   – Да, люблю.
   – Но вы такие разные…
   – Знаю.
   – Кэти, а ведь у моего Рика характер не сахар! Ты с ним поосторожнее… Не хочу, чтобы он заставил тебя страдать.
   Предупреждение Моники встревожило Кэтрин, но, когда через пару часов она вернулась в гараж, Рик с невозмутимым видом работал. Увидев его, она так обрадовалась, что этот разговор тут же вылетел у нее из головы.
   А ближе к полуночи Рик вытащил ее в салон, и они занимались любовью в парикмахерском кресле. Уже потом Кэтрин заметила, что дверь осталась незапертой, но Моника уже давно легла спать. Правда, в мастерской еще работал Джош, но он не в счет: даже начни они трахаться на верстаке, прямо у него перед носом, вряд ли он обратит внимание.
   Первую партию инжекторов, самолично упакованных Кэтрин, привезли в технический центр точно в срок, и Лесли Флетчер, к ее величайшему облегчению, во время оплатил счет, так что они успели расплатиться со Стэнли. Однако без долгов прожили недолго: Рик взял еще один кредит для закупки деталей, и начался новый цикл.
   Флетчер на самом деле заинтересовался их детищем, но им хронически не хватало денег.
   – Знаешь, Кэти, нам нужен еще один партнер, – сказал как-то Рик, когда они были в постели. Моника на пару дней отправилась к подруге, и они наслаждались возможностью спать вместе. – Человек, который понимает в технике и разбирается в маркетинге, да еще и с бабками…
   – Солидный инвестор не захочет иметь с нами дело, – заметила Кэтрин. – Мы выглядим несерьезно.
   – Опять ты со своим внешним видом! – насупился Рик. – Спорим, я найду инвестора?
   – Не люблю спорить. – Она чуть отодвинулась. – Просто смотрю на вещи с практической точки зрения.
   – А меня от твоей точки зрения тошнит! – Рик выскочил из постели и отправился на кухню.
   Кэтрин сжалась от обиды и не пошла за ним. Она решила больше не прибегать к старому методу примирения. Рик быстро заводился и так же быстро отходил. И все же через пару часов, когда он скользнул в постель, она все еще не спала. Он обнял ее и шепнул:
   – Завтра же поговорю с Лесли. Вот увидишь, он согласится стать нашим партнером.
   Кэтрин молча вздохнула. Вот за этот мальчишеский огонь она и любит его, и приходит в отчаяние.
   Кэтрин видела Лесли Флетчера впервые, но сразу поняла: это человек ее круга. На вид ему было за тридцать, высокий шатен, спортивного телосложения, с безукоризненной стрижкой и одетый по соответствующему стандарту – белая рубашка, серые брюки хорошего покроя, темно-синий пиджак и галстук в строгую полоску… Гладко выбрит, острый взгляд карих глаз, на лице печать уверенности в себе и достоинства…
   – Так вы дочь Генри Эшби? – спросил он, когда Рик ее представил.
   – Да, – подтвердила она, кожей чувствуя, что вызывает в нем раздражение.
   Подошла официантка, и они сделали заказ. Откуда такая антипатия? – думала Кэтрин. Ведь и к Рику, и к Джошу, несмотря на всю чудаковатость последнего, Флетчер сразу проникся симпатией. Может, все дело в мужском шовинизме?
   Официантка ушла. Лесли с Риком оживленно беседовали. Джош по обыкновению сидел с отсутствующим видом и листал какой-то справочник.
   – Рик, а у тебя есть бизнес-план? – спросил Флетчер.
   – Я над ним работаю, – не моргнув глазом ответил тот.
   Кэтрин обомлела: ведь над бизнес-планом работает она!
   Между тем Рик начал обсуждать детали плана, ловко оперируя собранной ею в муках информацией. И обратился к ней лишь тогда, когда не смог припомнить точную цифру.
   Вечером, вернувшись домой, Кэтрин поделилась с Риком своими сомнениями по поводу Флетчера, но тот от нее отмахнулся:
   – Не делай из мухи слона! Просто Лесли привык работать с мужчинами, нот и нее! Вот увидишь, Кэти, он согласится!
   Рик привлек ее к себе, и она передумала говорить о том, что ее задело: почему, беседуя с Лесли Флетчером, он задвинул ее на второй план?
   Вернувшись домой, Лесли первым делом включил стереосистему, а потом подошел к бару и достал бутылку шотландского виски. С тех пор как Франсин с сынишками уехала к матери, в доме стояла звенящая тишина и заснуть без помощи спиртного не получалось.
   – Я устала быть тебе женой, – сказала ему Франсин как-то вечером, когда он вернулся с работы. Она сидела на диване и крутила на пальце ключи от машины. – И вообще, у нас с тобой нет ничего общего, – продолжила она с невозмутимым, видом. – Ты любишь работать. Я люблю светскую жизнь. И мне, хотя бы для разнообразия, хочется иной раз поразвлечься не и кровати, а где-нибудь еще.
   Лесли опешил: даже самому себе он не признавался, что уже давно не любит жену. В основе их брака лежало физиологическое влечение, по молодости ошибочно принятое ими за любовь, а не общность интересов, но он считал, что исправлять ошибку уже поздно. У них есть дети, и Франсин прекрасная мать, так что этот брак навсегда.
   – Фрэнки, давай отдохнем друг от друга, – предложил он. – Поезжай в круиз, а потом обсудим, как нам жить дальше. Ведь у нас семья.
   – Нет, Лесли, я все решила, – спокойным тоном возразила та. – Дети уже у матери. Я еду к ним. Мой адвокат тебе позвонит. – И, набросив на плечо сумочку, она поднялась и вышла, не прибавив больше ни слова.
   И этого Лесли простить ей не смог. Франсин ушла, зачеркнув девять лет супружества и даже не попытавшись решить их проблемы! Теперь-то он знает, каковы эти скучающие великосветские штучки вроде Кэтрин Эшби! И не позавидует Рику. Он еще натерпится с этой гордячкой.
   А дело, которое они затеяли, стоящее! Так что, пожалуй, он согласится. Лесли покрутил в пальцах стакан, плеснул себе виски и пошел на кухню за льдом. Да и ему не помешает загрузить себя работой, а то и спиться недолго… Решено: через недельку-другую позвонит Рику, пригласит в ресторан вместе с этим чудиком-очкариком и они обсудят договор о партнерстве в деталях.
   Только без этой папенькиной дочки. Вылитая Франсин! Тот же скромный голосок воспитанницы дорогого пансиона и ведет себя с тем же достоинством, сдержанностью и самообладанием, которые присущи только тем, кому посчастливилось родиться и вырасти в роскоши. Такие девицы спят и видят, как бы облагодетельствовать мужика, стоящего ниже их на социальной лестнице, а потом «большое и светлое» мало-помалу меркнет в будничных житейских заботах.
   Похоже, с «большим и светлым» Лесли не везет с юных лет… Да и вообще, жизнь его не балует. С тех пор как родители погибли в авиакатастрофе, Лесли воспитывали тетки со стороны отца. Взвалив на себя бремя ответственности за воспитание тщедушного мальчугана шести лет от роду, Энн и Мэри – сестры-двойняшки и обе старые девы – поставили себе цель в жизни: вырастить из него достойного представителя мужского пола. Достойного, как они это себе представляли.
   Судя по тому, что к тридцати годам обе не сумели найти себе спутника жизни, хотя природа не обделила их красотой, тетушки были весьма взыскательные особы и добиться их безоговорочного одобрения было нелегко. Они зарабатывали себе на жизнь, давая уроки игры на фортепиано и обучая девочек правилам хорошего тона, а любимый племянник Лесли имел счастье получать уроки музыки и манер безвозмездно, да еще и в неограниченном количестве.
   Пока его сверстники гоняли мяч на футбольном поле, он сидел за фортепиано и с отвращением играл гаммы. Музыкальных способностей у Лесли не было, но это обстоятельство лишь подстегивало педагогический энтузиазм тетушек. Но гаммы были еще цветочки… Хуже всего были субботние утра, когда тетки давали уроки хороших манер.
   В наглаженном костюмчике, в белоснежной рубашке и при галстуке Лесли стоял в холле рядом с тетушками и шаркал ножкой, приветствуя дочек из лучших семей в округе.
   – Как поживаете, мисс Энн Флетчер? Как здоровье, мисс Мэри Флетчер? Доброе утро, Лесли! Как ваши дела? – щебетала толстуха Эмили Джонс.
   В школе она сидела позади Лесли и имела обыкновение при каждом удобном случае делать ему какую-нибудь пакость, а он как дурак должен был кланяться ей и произносить ерунду вроде: «Как я рад видеть вас вновь, мисс Джонс!».
   Ученицы располагались в гостиной, где тетушки посвящали их в таинства искусства знакомства, принятия приглашения на танец, церемонии чаепития и прочим глупостям, а он выступал в роли манекена или, если угодно, учебного пособия.
   – Благодарю вас, мисс Джонс! – говорил Лесли с любезной улыбкой. – С удовольствием выпью чашечку чаю.
   Мисс Эмили Джонс передавала ему чашку чаю и, если тетушки не смотрели на нее, показывала язык.
   – Девочки ненавидели субботние классы хороших манер сестер Флетчер и переносили свою неприязнь на ни в чем не повинного Лесли.
   А он, изящно оперируя тонкими фарфоровыми чашечками с блюдечками, уносился мыслями далеко-далеко, куда не было входа никаким особям женского пола. Мечтал прокатиться по перилам, сходить на рыбалку, погонять мяч по футбольному полу, но кудахтанье тетушек удерживало его в мягких, но прочных узах рабства.
   Мальчишки дразнили его сосунком и нюней, а еще и очкариком и учительским любимчиком: на всех уроках Лесли блистал познаниями и получал одни пятерки.
   Когда Лесли исполнилось пятнадцать, голос у него огрубел, он резко вырос и за лето из хилого подростка превратился в ладного парня. Тетушки же неизменно продолжали кудахтать над ним.
   В конце каникул в соседний коттедж приехали новые соседи. Лесли возвращался из церковной школы, где помогал теткам, как раз в тот момент, когда из фургона показались стройные длинные ноги в потертых джинсах, а вслед за ними и их обладательница – худенькая юная блондинка с серыми глазами, вздернутым носиком и большими, по-детски пухлыми губами. Под мужской ковбойкой угадывалась маленькая упругая грудь.
   Незнакомка повернулась и, увидев Лесли, застенчиво улыбнулась.
   – Привет, – пробормотала она и опустила глаза.
   – Он ожидал чего угодно – снисходительного фырканья, высокомерного взгляда, презрительной насмешки, – только не этой робкой улыбки. Увидев запутавшуюся у нее в волосах пушинку одуванчика, Лесли с трудом подавил желание вынуть ее и понял: он должен стать ее защитником.
   – Привет, – еле слышно произнес он, а потом, пустив в ход навыки, ставшие его второй натурой после почти десяти лет присутствия на тетушкиных уроках хороших манер, отвесил поклон и сказал с учтивой улыбкой: – Я Лесли Флетчер. Живу рядом. – Он кивнул в сторону своего дома. – Рад познакомиться с новыми соседями.
   Она подняла глаза и, просияв улыбкой, сообщила:
   – А я Черри Клейн!
   Слово за слово они разговорились. Оказалось, что Черри его ровесница и с сентября будет учиться в той же школе и в том же классе! Когда они расстались, Лесли почувствовал себя так, словно заново родился.
   Последнюю неделю каникул они встречались каждый вечер на старой скамье под яблоней в саду его теток. Они садились на скамью и разговаривали, а у них над головами шелестела листва. Лесли скрывал от Черри темную сторону своей жизни, опасаясь, что ее симпатия обернется отвращением.
   – Обожание в прозрачных серых глазах Черри Клейн росло с каждым днем, и у Лесли перехватывало дыхание. До сих пор никто из девчонок еще не смотрел на него так. Они прожили эти летние дни в восхитительной изоляции в глубине яблоневого сада и в ожидании юной любви.
   Вечером накануне первого дня занятий они, молчаливые как никогда, сидели, чувствуя, что завтрашний день принесет перемены.
   – Знаешь, Лесли, я рада, что мы сюда приехали, – тихо сказала Черри, водя пальцем по загорелой коленке. – Ведь я познакомилась с тобой… Только я боюсь завтрашнего дня. Наверное, все девчонки в школе от тебя без ума.
   Он молча пожал плечами, стараясь сохранять невозмутимый вид, хотя сердце его болезненно забилось.
   Черри бросила на него тревожный взгляд, и голос у нее задрожал:
   – Вот начнутся занятия в школе, и ты перестанешь обращать на меня внимание.
   Лесли не верил своим ушам: эта нежная красивая девушка с белокурыми волосами, пухлыми губами и длинными ногами боится его потерять! В душе поднялись неведомые ранее чувства, доставившие ему самую сладостную боль из всех, что ему довелось испытать в жизни.
   – Черри, ты и завтра будешь мне нравиться. И вообще всегда.
   Черри подняла лицо, и Лесли понял: она ждет его поцелуя. Закрыв глаза, Лесли наклонился к ней и коснулся губами ее сладкого, пахнущего конфетами рта. И хотя всю неделю по ночам он мечтал о Черри, поцелуй был невинным – как жест обожания, символ обещания и прощания с летом.
   – А ты проводишь меня завтра в школу? – спросила Черри, когда они оторвались друг от друга, и заглянула ему в глаза так, словно все еще не могла поверить, что она ему нравится.
   – Конечно, – не покривив душой, ответил Лесли. Он был готов отправиться с ней куда угодно – хоть на самый край земли.
   И они снова поцеловались. Этот поцелуй был иным. Рты жадно встретились. Их тела сблизились в порыве неопытной, впервые переживаемой страсти. Лесли почувствовал ее юную грудь и ощутил под пальцами острые позвонки. Темные желания забурлили в них, горяча кровь.
   – Если хочешь, можешь дотронуться до моей груди, – шепнула она.
   Лесли решил, что ослышался. А потом осторожно просунул ладонь между их телами. Черри не остановила его, и пальцы двинулись выше, пока не достигли скрытого под футболкой холмика груди. Он осторожно погладил ее, и они поцеловались. На крыльце дома теток вспыхнул фонарь, и они отпрянули друг от друга.
   – Я никому из мальчишек не разрешала такого, – шепнула Черри. – Никому не говори!
   Лесли кивнул, поклявшись в душе навеки сохранить в тайне этот бесценный дар.
   – Как я выгляжу? – спросила Черри утром, когда он зашел за ней перед школой. И вид у нее был такой, словно от его ответа зависит ее будущее.
   – Лесли окинул ее пристальным взглядом; белая блузка с кружевной стойкой и золотой булавкой на вороте, плиссированная юбка из шотландки, белые туфельки…
   – Ты лучше всех! – заверил ее он.
   Они пошли к школе, держась за руки, Лесли шел медленно – чтобы Черри не отставала от него, а еще он хотел продлить очарование момента. Как только они вошли в вестибюль, их приветствовала стайка одноклассников.
   – А вот и Лесли! Малыш, будь паинькой! – закудахтали они, подражая голосам теток. – Лесли! Учительский любимчик! А кто это с тобой? Эй, крошка, давай скорее к нам, познакомься с настоящими парнями!
   Черри взглянула сначала на парней, потом на Лесли, н в ее глазах промелькнуло смятение. Почему его дразнят?
   Лесли повел себя так, будто они малые дети, а он уже повидавший жизнь взрослый.
   – Ребята, может, хватит? И когда вы, наконец, подрастете?
   В ответ те разразились хохотом и улюлюканьем. А Черри приходила все в большее замешательство. Она смотрела на Лесли не мигая, и в ее взгляде читались упрек и отступничество. Она-то думала, что Лесли особенный, а теперь ей стало ясно, что ее каким-то образом угораздило подружиться с отверженным.
   – Лесли охватила паника. Он понял, что потерял Черри Клейн, а значит, жизнь больше не имеет смысла. Между тем вокруг ребят собрались девчонки; они тоже смеялись. Веселье их было легким и беззаботным: Лесли так долго служил мишенью для их насмешек, что они нападали на него скорее по привычке, чем по злобе.