...Москва вокзальная предстала солнечной, крикливой, суетящейся. Мгновенно выделив среди всей толпы в нем приезжего, подвернулись две молоденькие цыганки, задергали, зашептали про судьбу, больно задел тележкой носильщик, торопящийся к группе иностранцев, и Халбаев быстро спрятался от этого мельтешения в подземку метро. Поплутал там немного, но без расспросов доехал до нужной станции, поднялся наверх. И вздохнул полной грудью.
   Этот уголок столицы был тихим и спокойным. И очень зеленым. Хабиб даже и представить себе не мог, что в Москве может расти столько деревьев и кустарников. За что Россию можно любить - это как раз за ее зелень. Иметь такие леса, столько зеленого моря - для него, выросшего среди гор и хлопка, это казалось истинным чудом, которого ну не может быть в таком огромном количестве. Нет, он не променял бы свое солнце и свое небо на российские перелески, этого не возникало и в мыслях, но позавидовать людям, живущим в Подмосковье, можно было и десять, и сотню раз.
   Нужный адрес нашел быстро, дольше проверяли на КПП документы, созванивались, что-то уточняли. Наконец выдали пропуск. Номер кабинета Василия Васильевича был написан прямо в нем, и Халбаев, постучав, с улыбкой открыл дверь.
   Однако за столом сидел незнакомый полковник.
   - Извините, - удивился Халбаев и посмотрел на пропуск: нет, он не ошибся.
   - Товарищ Халбаев? - спросил тем временем полковник, не давая ему уйти.
   - Так точно.
   - Проходите, садитесь.
   Значит, не в гости Василий Васильевич звал. Похоже, что даже и не он приглашал...
   - Что можете, товарищ Халбаев, в военных науках?
   Что он может? Стрелять из всего, что стреляет, водить то, что ездит. В спецназе ведь был, а там с этим строго. Работать на средствах связи, картах, может и по альпинизму...
   - Как сходитесь с людьми?
   - В батальоне проблем вроде с этим не было, вот только в институте...
   - Нам институт - не показатель. Знаете что? Я вам дам сейчас одну инструкцию, вы внимательно прочтете ее и... - полковник посмотрел на часы, - через полтора часа выскажете мне по ней свои соображения. Пойдемте, я провожу вас в свободную комнату.
   Передав там скрепленные листочки, вставил в дверь ключ:
   - Я закрою вас, чтобы не мешали.
   "На три листочка - полтора часа? - удивился скорее не сверхсекретности, хотя какая сверхсекретность, подумаешь, закрыли на ключ, это элементарное уважение к работе с документами, а отпущенному на изучение бумаг времени подивился Халбаев. - Серьезно работают. Хотя бы Василь Васильевич появился, объяснил что к чему".
   Оглянувшись на закрытую дверь, снял китель, удобно уселся на стуле и только после этого подвинул к себе листочки. Пробежал глазами текст первый раз, прочел второй, начал вчитываться в третий. Встал, прошелся по кабинету. Подошел к окну. Прямо перед ним лениво шевелили плечиками лоснящиеся на солнце листочки липы. За забором, на тротуаре, бабушка пыталась тащить за руку внука, а он старался ударить, не пропустить ни одной белой головки одуванчиков на газоне. Как все тихо и мирно в Москве...
   Посмотрел на инструкцию издали. Для борьбы с бандами, переходящими границу (когда, где?), создается специальный отряд. Судя по масштабам задач, в пределах батальона, который в своей деятельности руководствуется... подчиняется... обеспечивает...
   Если его вызвали сюда и дали инструкцию, то, надо думать, его рассматривают на должность начальника штаба или даже командира этого отряда. Но это уже детали, главное - есть возможность вернуться в строй. Да и дело у отряда вроде бы стоящее...
   - Что можете сказать? - Дверь кабинета отворилась ровно через полтора часа - в ГРУ, видимо, серьезно относились не только к документам, но и ко времени, и Халбаев увидел устремленный на себя острый, проницательный взгляд полковника.
   Хабиб выдержал взгляд.
   - Эта инструкция наполнится содержанием только тогда, когда будет известна штатная структура отряда. Сейчас же, не зная его тех же огневых возможностей, судить об эффективности ведения действий сложно.
   - Так, хорошо. - Полковник несколько оживился, прошел к окну, но, видимо, не заметил ни листьев за стеклом, ни все еще упирающегося мальчугана на тротуаре. Присел на подоконник.
   - Основное, на мой взгляд, - это подбор людей в отряд, гибкая штатная структура и... определенная самостоятельность командира, который вынужден будет действовать, как я понимаю, очень часто самостоятельно, в отрыве от основных сил...
   - Добро, - вновь кивнул полковник, выслушав весь доклад. - Сейчас пойдем к генерал-майору...25 Единственное пожелание и совет - будьте решительнее. Входите в кабинет и докладывайте без стеснения и смущения. Словом, не так, как ко мне. Нам нужен решительный офицер.
   "В отряд", - утвердился в своих догадках Халбаев. А через минуту уже стоял перед генералом.
   - Почему ушли из спецназа? Изучили инструкцию? Если доверим батальон, справитесь?
   Пять минут разговора - и...
   - На беседу к генерал-полковнику...
   "Ну и занесло меня", - думал Халбаев, поминутно одергивая китель военные, чтобы сосредоточиться перед встречей с начальством, почему-то всегда одергивают китель. "Быть капитаном и ходить по генерал-полковникам слишком большая честь. Или слишком важное задание", - подумал уже серьезно.
   Однако и это посещение не стало пределом. Еще через некоторое время полковник вел вконец ошалевшего капитана к начальнику Главного разведуправления генералу армии Ивашутину.
   Генерал армии оказался совершенно седым и небольшого росточка. Он поднялся навстречу из огромного кресла в огромном кабинете, и, чтобы не причинить ему боль, Халбаев осторожно, легонько пожал его руку. Однако в ответ получил такое резкое и сильное рукопожатие, что вновь мигом подобрался, вспомнил, где находится.
   - Я посмотрел ваше личное дело и послушал товарищей, которые вас хорошо знают и рекомендуют на должность командира. - Начальник ГРУ вернулся в свое кресло, вновь показался маленьким, но Халбаев теперь уже не забывал хватку и силу его рук. - Сначала будете находиться в составе десантной бригады, потом, когда освоитесь и сформируетесь, начнете заниматься самостоятельно. Когда у вас выходит звание?
   - Через полгода.
   Вспомнив наставление полковника быть решительнее, Халбаев откашлялся:
   - Это если считать по-старому26.
   - Запишите номер удостоверения, - отдал распоряжение генерал армии, и рядом с капитаном вырос старший прапорщик. Хабиб отдал ему документы, тот сделал в блокноте пометки и поднял взгляд на начальника. - Чтобы в Ташкент, в батальон, он прилетел уже майором.
   - Есть!
   "Как Гагарину, - подумал Хабиб. - Курсы заканчиваются через месяц, если к этому времени оформятся документы на звание, то Москва в самом деле может все. Эх, зря не погадал у цыганки. Интересно, что бы она наплела мне".
   - Ну что же, товарищ Халбаев. Сегодня ночью на рейс в 0.50 вам заказан билет на Ташкент. До свидания. Удачи в службе, - определил ему время и судьбу, без гаданий и денег, генерал армии.
   Только в самолете Хабиб смог отдышаться и расслабиться после той спешки, с которой он собирался к отлету. Посмотрел в иллюминатор. Двое в штатском, которые сопровождали его с курсов до самого трапа, еще стояли около самолета. "Тоже служба", - пожалел и понял их то ли капитан, то ли уже майор Халбаев и прикрыл глаза: случайность или закономерность то, что с ним сегодня произошло?
   Документ (из секретной переписки американских внешнеполитических ведомств по Афганистану):
   "24 мая 1979 г., № 3083.
   Из посольства США в Москве.
   Госсекретарю. Вашингтон. В первую очередь.
   Секретно.
   Тема: Афганистан: перспективы советской интервенции.
   На № 3626 из Кабула, к № 8384 из Москвы.
   1. (Секретно.) Мы не думаем, что Советский Союз в нынешних условиях считает свои возможности в Афганистане исчерпанными. По нашему мнению, аналогия с советским вторжением в Чехословакию в 1968 году является ошибочной. Мы думаем, что Советы будут продолжать наращивать свою советническую и техническую помощь просоветскому режиму в Кабуле. Часть советского персонала, возможно, оказывается вовлеченной в военные операции. Тем не менее, с учетом сложившихся условий, Москва, видимо, будет избегать брать на свои плечи сколько-нибудь значительную часть борьбы против повстанцев в Афганистане...
   6. (Секретно.) Наконец... мы не считаем, что беспокойство о мусульманском населении советских азиатских республик могло бы послужить стимулом для советского руководства избрать интервенционистический курс по отношению к Афганистану. Вся информация, которую мы были в состоянии собрать по этому региону, показывает, что Москва полностью контролирует ситуацию.
   Во время частных в последние месяцы поездок сотрудников посольства в советскую Среднюю Азию было обнаружено мало признаков недовольства. Среднеазиатские республики под советским руководством достигли значительного социального и экономического прогресса и имеют значительно более высокий жизненный уровень, чем соседние районы Афганистана и Ирана.
   И если тем не менее в ближайшие месяцы недовольство и выйдет на поверхность, Советы могут рассчитывать на быструю и эффективную его ликвидацию.
   Тун. Посол США в СССР".
   Глава 17
   ВОЙСКА ДЯДИ ВАСИ. - МАРГЕЛОВСКИЕ "АЗИАТЫ". - БЫТЬ БЫ ВЕРУЮЩИМ. - ВЫБОР - НА ЛОМАКИНА. - "ГОТОВЬТЕСЬ НА 7 ИЮЛЯ".
   Начало июня 1979 года. Москва.
   ВДВ - это вообще-то не воздушно-десантные войска. Это даже не Выходные Дни Выбрось, если говорить об офицерах.
   ВДВ - это Войска Дядя Васи. Имеется в виду их командующий генерал армии Василий Филиппович Маргелов. О нем ходили при жизни и ходит сейчас множество легенд - реальных, додуманных и просто придуманных, которые, в свою очередь, очень даже могли быть. Собственно, за крутой нрав в 1959 году он был снят с этой должности, но через полтора года восстановлен вновь: достойной замены найти так и не удалось.
   Маргелов создал дух войск, и десантники рвали тельняшки на груди только потому, что они - десантники. Ее, тельняшку, он выпросил у А. А. Гречко вместе с голубым беретом (до событий в Чехословакии береты были малиновые). И однажды в бане, увидев, что у некоторых приглашенных генералов и полковников под рубашками оказались цивильные майки, построил их в предбаннике, вывел тех, кто имел тельняшки, а остальным указал на дверь.
   Он много курил - только "Беломор", часто держал руки в карманах и сочно ругался матом. О, сколько случаев можно было бы рассказать по этому поводу, хотя все-таки самым страшным ругательством считалась фраза "Румынский бардак". Пошло это с 1944 года, когда при освобождении Румынии в Маргелова выстрелили из-за угла, ранив в щеку, и он, признающий только открытый бой, посчитал это высшим оскорблением. С тех пор, если при проверке какого-нибудь полка он бросал эту фразу, командир в тот же день ложился в госпиталь на увольнение в запас - заслужить прощение было практически невозможно.
   В кабинете у него стояли пудовые гири, и при назначении на высокие должности он просил кандидатов "побаловаться" с ними. Мог и выпить, но, закрыв тут же за столом на две-три минуты глаза, вставал бодрый. Зато уж если приезжал на парашютные прыжки, то не уходил с вышки до тех пор, пока не приземлится последний солдат. А когда родилась идея десантировать людей внутри боевых машин - технику на парашютах сбрасывали уже давно, теперь хотелось, чтобы после приземления она не стояла "железом" на площадке и не ждала, пока опустятся на своих парашютах экипажи, а сразу шла в бой. Затея, конечно, очень рискованная, ибо десантник, находящийся внутри машины, не имеет возможности влиять на ситуацию: как и где приземлишься - воля случая. Да и нет на технике запасных парашютов. Но зато заманчивая.
   Словом, идею Маргелов поддержал, а первым посадил в БМД своего сына майора. И сам закрыл за ним люк. Не будем гадать, что пережил он, когда над площадкой появился самолет с "Кентавром"27, раскрылась рампа и оттуда начала падать боевая машина. Единственное, что потом он позволил себе, обнял сына после удачного приземления:
   - Не посрамил, молодец!
   Под более чем двадцатилетним началом Маргелова десантные войска стали одними из самых мобильных в боевой структуре Вооруженных Сил, престижных службой в них, особо почитаемых в народе... Фотография Василия Филипповича в дембельские альбомы шла у солдат по самой высокой цене - за комплект нагрудных знаков. Конкурс в Рязанское воздушно-десантное училище перекрывал цифры ВГИКа и ГИТИСа, а срезавшиеся на экзаменах абитуриенты по два-три месяца, до снегов и морозов, жили в лесах под Рязанью в надежде, что кто-то не выдержит нагрузок и можно будет занять его место. Дух войск витал настолько высоко, что вся остальная Советская Армия зачислялась в разряд "соляры" и "шурупов".
   Однако шло деление и внутри самих ВДВ. Две дивизии, расположенные на юге, Маргелов не особо жаловал.
   - Да что вы, азиаты, собой значите. Европу, Европу держать надо. Там у нас "румынский бардак".
   К этому времени появилась необходимость создания ДШБР десантно-штурмовых бригад, которые должны были подчиняться не Москве, а, для оперативности и мобильности, непосредственно округам. Проблема встала в другом: где взять сразу столько офицеров-десантников? Со скрипом, но решили расформировать одну дивизию и передать ее по частям в округа. Только какую?
   Тут-то и всплыли маргеловские "азиаты". Крест Генштаба лег на ферганскую часть.
   Справедливости ради отметим, что проработки по ее расформированию начались до революции в Афганистане и до смены командующего ВДВ.
   Генерал-полковник Дмитрий Семенович Сухоруков принял войска за год до событий в Афганистане. Бывший десантный комдив, он исхитрился не поддаться общей эйфории ВДВ: интеллигентный, мягкий, никогда не повышающий голоса, прекрасно разбирающийся в литературе. После калоритнейшей фигуры Маргелова он казался конечно же анахронизмом, чужеродным телом в этих войсках. Чем он кончит, всем было ясно: не сработается, уйдет. Вопрос ставился другой: сколько продержится и с чего начнет?
   Начал с боевой подготовки. В первые же месяцы командования поднял две дивизии, выбросил в белорусские леса воевать друг с другом. А потом был разбор.
   - Чему мы учимся, товарищи? Давайте посмотрим на первом же примере: передовой отряд захватывает мост, "противник" отходит на пятнадцать километров. Через какое-то время подтягиваются основные силы десанта, и что начинается? Море огня, рев, крики, мост вдребезги - как же, десантники пришли! А зачем кричать и палить в воздух, если мост уже сутки как наш! Словом, так: повеселились, а теперь будем учиться воевать. Воевать, а не шуметь.
   Сколько жизней спасло в Афганистане назначение Сухорукова! К чему приучил он: перед тем, как бросаться под пулеметы, надо все же подумать, похитрить, проанализировать. Сочетание маргеловского духа и сухоруковской выучки и создало в народе впечатление того, будто в Афганистане воевали одни десантники. А ведь их там была одна дивизия!
   Словом, выпало для ВДВ это счастье, солдатское везение - иметь таких командующих. Но тем не менее решение Маргелова пожертвовать ферганской дивизией догнало его преемника через несколько месяцев после вступления в должность.
   - Ну что, Дмитрий Семенович, все-таки будем урезать вас, решение окончательное. - Огарков, вызвавший его однажды в Генштаб под конец рабочего дня, сказал об этом как о решенном вопросе, и теперь Сухоруков ждал, какую дивизию назовет начальник Генштаба. - Давайте-ка еще раз пройдемся по вашим хозяйствам. - Огарков подошел к карте. Ему, видимо, и самому доставляло мало удовольствия лишаться целой дивизии, да еще на юге, и он, может быть, просто лишний раз хотел проверить свое решение. - Этих и этих, - маршал постучал карандашом внизу карты, - сейчас нельзя трогать, они у нас сидят из-за Ирана. Эта, - карандаш сместился на северо-запад, подчинена Варшавскому Договору. Эта, - обвел центр карты, - нацелена на Дальний Восток, там у нас вас нет. Ну а эти, - постучал еще по карте, извините, эти мой личный резерв.
   Карандаш упал на карту, что означало точку в решении.
   - Но сделаем так. - Огарков прошелся по кабинету, - Будем реалистами. Как говорит Ахромеев, у нас появилась головная боль в связи с Афганистаном. Какие шаги будет предпринимать в связи с ним политическое руководство, неизвестно, но нам надо быть готовыми ко всему. Поэтому дивизию расформировываем, а один из ее полков, как вы и просили, оставляем. И не просто оставляем, а усиливаем. Будем держать за дивизию, деваться некуда. Я хочу, чтобы штаб ВДВ это правильно понял, и довел нашу озабоченность до офицеров полка, которых вы оставите. Афганистан будет их, - без задней мысли, просто как стратег, определяющий зоны ответственности для своих частей и подразделений, добавил маршал.
   Был бы верующим да знал бы, что говорить, может, и перекрестился бы...
   Необходимое послесловие. Вскоре командир одного из полков подполковник Сердюков Николай Иванович, успевший отгулять всего шесть дней в отпуске, будет срочно отозван телеграммой в Москву. На совещании в штабе ВДВ встретит своего командира дивизии. Вместе им и объявят, с одной стороны, о расформировании дивизии, а с другой - о создании усиленного полка центрального подчинения. Командиром этого полка и был назначен Сердюков.
   25 июня 1979 года. Москва.
   Заместителю командующего ВДВ по воздушно-десантной подготовке генерал-лейтенанту Гуськову с отпуском повезло больше: он отгулял его полностью. Правда, в последний день перед выходом на службу ему прямо на дом позвонил Сухоруков:
   - Отдохнули, Николай Никитович?
   - Отдохнул.
   - Хорошо?
   - Хорошо.
   - На службу завтра?
   - Завтра.
   - Ждем вас. Только захватите с собой гражданский костюм. Надо будет слетать на юг.
   На юг - это в Фергану. Но гражданский костюм?..
   На следующий день в штабе ВДВ командующий ставил своему заместителю сразу три задачи:
   - Первое - вы назначаетесь начальником ликвидационной комиссии по расформированию дивизии. К концу года вопрос этот должен быть решен окончательно. Второе - из состава дивизии вывести полк подполковника Сердюкова, он станет отдельной частью нашего, центрального, подчинения. Офицеров, солдат, технику - вое лучшее отдать и перевести ему. И третье...
   Здесь Сухоруков умолк, пристально посмотрел на заместителя. Буквально вчера Устинов отдал распоряжение подготовить парашютно-десантный батальон для отправки в Афганистан. Судя по всему, ситуация там складывалась не совсем благоприятная, особенно для нашей транспортной авиации в Баграме28. Охраны для летчиков и техники не было практически никакой, а прокатившиеся по республике мятежи с захватами вертолетов и самолетов в Джелалабаде и Асадабаде показали, что гарантии их безопасности тают уже не по дням, а по часам.
   - ...И третье, Николай Никитович, выберете в дивизии лучший батальон и готовьте его в Баграм.
   За что уважал своего заместителя командующий - за спокойное восприятие любого известия. Потом, конечно, появятся десятки и сотни "как", "почему", "откуда", но это будет уже работа. А важно начало, само отношение к делу...
   Конец июня 1979 года. Учебный центр ТуркВО.
   Пристальное внимание к своему батальону подполковник Василий Ломакин ощутил сразу после приезда в полк генерал-лейтенанта Гуськова. Подняли их по тревоге и перебросили в учебный центр, как понял комбат, - подальше от лишних глаз и разговоров. Незаметно и скромненько нагрянули представители особого отдела, пересмотрели каждого солдата, несколько человек порекомендовали отправить служить в другие части. Затем в штаб батальона ввели автомобилистов, зенитчиков, а когда приписали двух хирургов и начфина, стало окончательно ясно, что лететь батальону куда-то далеко от места расположения.
   - Слушай, Володя, отец там ни на что не намекает? - остановил как-то комбат замполита роты лейтенанта Алферова. Было время, когда Ломакин качал еще на коленях нынешнего лейтенанта, а теперь вот судьба распорядилась и вместе тянуть офицерскую лямку. Из всех комбатов в дивизии Василий Иосифович был, пожалуй, самым старым и, считалось, самым опытным - уж не потому ли затевает какие-то непонятные и странные игры Гуськов? А к Алферову обратился еще и потому, что отец его служил в штабе при картах, и уж он-то в первую очередь мог догадаться, куда их готовят: достаточно было лишь проанализировать карты, которые получает для работы заместитель командующего.
   - Василий Иосифович, молчит, - пожал плечами Алферов. - Так, иногда подойдет, похлопает по плечу, но - молчит. Хотя, наверное, что-то знает.
   - Ладно, подождем еще. Мы не торопимся.
   Уж кто-кто, а такой зубр в тактических делах, как Ломакин, размышления с самого начала направил в нужное русло. Шесть раз за последний год в разную степень боевой готовности приводили десантников из-за беспокойного южного соседа. Это только кажется, что события в других странах - дело одних только этих стран. Спросите у десантников, посчитайте, сколько раз сидели они "на парашютах" последние годы, - и вы узнаете, спокоен ли этот мир, дает ли наличие государственной границы безопасность стране, или это все-таки рубеж, за которым не все желают добра одной шестой части земли?
   Готовился к чему-то батальон...
   Начало июля 1979 года. ТуркВО.
   - Осаживай, осаживай смелее. Теперь сам заваливайся влево, а голову ей выворачивай поводом в другую сторону. Так, хорошо. Ногу из стремени, придавит.
   Лошадь под солдатом осторожно завалилась на бок, и кавалерист залег за нее, вскинул автомат.
   - Передерни затвор. А лошадь успокаивай. Да не гладь ее, она этого не понимает и не ощущает. Похлопывай по шее. И нашептывай что-нибудь ласковое на ухо. Так, теперь внимание. Огонь!
   Треск автоматной очереди над ухом - ощущение малоприятное и для человека, а для лежащей, ничего не понимающей лошади тем более. Она рванулась, попыталась встать, но уздечка была прижата ногой всадника к склону, и попытка не удалась.
   - Хорошо. Успокаивай, успокаивай ее. Теперь забрасывай ногу в седло, освобождай ей голову. Держись.
   Лошадь, почувствовав свободу, рванулась, копыта заскользили по каменной крошке, но солдат удержался, облегченно улыбнулся. Стоявшие на склоне кавалеристы, как в театре, захлопали в ладони.
   - Взво-о-од! - пропел Ледогоров, привстав в стременах и оглядываясь по сторонам. У лошадей, услышавших голос командира, замерли торчком уши. Дистанция - полголовы лошади. Поводья - по-строевому...
   К лошади подходят и садятся спереди, чтобы она не только чувствовала, но и видела хозяина. Сколько таких премудростей пришлось постичь Борису за почти год службы в эскадроне. Противился вначале, ухмылялся: что за игра в "казаки-разбойники" при современной технике, но это скорее была боль от расставания с десантной службой. И когда зимой их эскадрон подняли с проверкой и солдаты, цепляясь за хвосты впереди идущих лошадей и вытаскивая за поводья своих, поднялись на перевал, считавшийся в январе непроходимым, Борис зауважал новое место службы: нет, недаром жуют овес их лошади, рано их списывать на постой.
   - Вить "змейку", - указал Ледогоров взводу на один из самых крутых склонов.
   Запетлял среди камней конный строй: вправо вверх десять метров, влево вверх десять метров - то ли лыжники стащили у конников этот способ подниматься в гору, то ли наоборот, но ввинтиться на гребень горы можно только так. Скорость подъема была невелика. Но Борис специально загрузил на сегодняшнюю тренировку взвод под завязку - боеприпасы, минометы, продукты, малую вьючную кухню, даже пароконные носилки, изготовленные из березовых жердей, и плащ-палатки - все тащили с собой. Пусть втягиваются, особенно молодежь. Это им не кавалерийский мосфильмовский полк под Москвой. Здесь ТуркВО, боевая задача - служба, одним словом. И может быть, черт с ним, с ВДВ, там тоже мишуры и бестолковости хватает. А кавалерия - это по крайней мере интересно, это простор, это взаимная верность и преданность лошадей и их хозяев; об этом тоже думается, потому что все в конечном итоге мечтают в душе жить по истинным законам братства и товарищества. Кавалерист же начинается с того, что берет из переметной сумы щетку, скребницу и идет чистить лошадь. И когда она почувствует заботу о себе, из любого ада вынесет своего седока, пройдет под ним любое расстояние.
   Двадцать пять прожитых лет, как определил Борис, заставляют уже человека определять, где тараканьи бега за воинскими званиями, а где служба в свое удовольствие.
   К этим мыслям Борис пришел исподволь, незаметно для себя. Может быть, у вечерних костров, которые так любил их эскадрон и ради которых специально задерживался на полевых занятиях, а может, в долгих переходах, когда качаешься в седле вместе со своими думами. Но они укрепились в душе, помогли перенести разлуку с ВДВ, старыми товарищами.
   Вот и сейчас, за мыслями, незаметно, но вошел со взводом на гору. Вскинул бинокль, оглядел округу. Внизу, по дороге, в их сторону ехали два "уазика", и, вглядевшись, Борис ощутил легкое волнение: за рулем машин сидели десантники в голубых беретах. Вот ведь как получается: только подумал о своем прошлом, вроде отодвинул его в сторону, - все, не мешайся, а поди ж ты, как заколотилось сердце. Даже Адмирал под ним стал переминаться с ноги на ногу, видимо, почувствовал его волнение. Нельзя, нельзя встречаться с первой любовью, умерло так умерло.