Страница:
Как стало известно позднее, 26 июля генерал Бакунин собрал совещание, на котором присутствовали командир 20-го механизированного корпуса генерал-майор Н. Д. Веденеев, сменивший раненого А. Г. Никитина, командиры дивизий полковник В. А. Хлебцев (110-я стрелковая), генерал-майор Ф. А. Пархоменко (210-я мотострелковая) и генерал-майор В. Т. Обухов (26-я танковая). Обсуждалась возможность вывода оставшихся сил корпуса из окружения. Решили начать его вечером 27 июля. Планом предусматривалось движение войск тремя маршрутами в общем направлении на Мстиславль, Рославль. В авангарде следовал 20-й механизированный корпус, в арьергарде - наиболее боеспособные части 110-й стрелковой дивизии.
Командир 172-й стрелковой дивизии генерал М. Т. Романов, соединение которого было отрезано от остальных сил 61-го корпуса, на общем совещании, естественно, не был. Не имея надежной связи с корпусом, он принял решение о выходе из окружения самостоятельно.
Оставшиеся в живых ветераны этой дивизии, в частности ее комиссар Леонтий Константинович Черниченко, рассказывали: утром 24 июля в штаб соединения доставили двух немецких парламентеров из полка "Великая Германия". Они вручили Романову документ, подписанный командиром немецкого 7-го армейского корпуса. В нем высказывалось категорическое требование о немедленном прекращении сопротивления и сдаче города, в этом случае гарантировалось снисхождение к пленным. Михаил Тимофеевич наотрез отказался принять ультиматум, возвратил бумагу парламентерам и отправил их восвояси.
Еще двое суток соединение продолжало неравную борьбу, а 26 июля на совещании руководящего состава дивизии, как и в корпусе, было принято решение о выходе из окружения. Затем был отдан приказ, в котором указывалось, что 27 июля с наступлением темноты всем частям соединения оставить Могилев. При этом 747-му стрелковому полку, действовавшему на левом берегу Днепра, предписывалось прорываться в северном направлении, а затем повернуть на восток и лесами, что восточнее Могилева, двигаться до соединения с основными силами Западного фронта. 388-й стрелковый полк, находившийся на правом берегу Днепра, прорывался в юго-западном направлении вдоль Бобруйского шоссе. В дальнейшем, следуя в южном направлении вдоль Днепра, он должен был переправиться на его левый берег и пробиваться на соединение со своими войсками. С этим полком двигались штаб и управление дивизии.
Многие воины 61-го стрелкового и 20-го механизированного корпусов вырвались из кольца и вновь вступили в борьбу с врагом. Но далеко не всем это удалось. В последние дни боев за Могилев и при выходе из окружения многие защитники города погибли или были тяжело ранены. Пали смертью храбрых комиссар 61-го стрелкового корпуса бригадный комиссар И. В. Воронов, начальник политотдела 172-й стрелковой дивизии полковой комиссар А. И. Турбинин, командир 388-го стрелкового полка полковник С. Ф. Кутепов, командиры 340-го стрелкового и 493-го артиллерийского полков полковники И. Ф. Живолуп и И. С. Мазалов, а также многие другие. Тяжело был ранен командир 172-й стрелковой дивизии генерал-майор М. Т. Романов. Местные жители укрыли и вылечили раненого. Несколько позднее он организовал партизанский отряд, который причинил немало бед фашистам. Но в одном из боев герой Могилевской обороны вновь был тяжело ранен, схвачен гитлеровцами и казнен.
К большому сожалению, принятое генералами Ф. А. Бакуниным и М. Т. Романовым единственно правильное решение о выходе из окружения, когда возможности обороны были исчерпаны, так и не получили одобрения главного командования Западного направления и Ставки. "После выхода из окружения,рассказывал мне позже генерал Бакунин,- я был вызван в Москву, в кадры, где выслушал от генерала А. Д. Румянцева несправедливые попреки о якобы преждевременной сдаче Могилева. Невзирая на это, я доложил ему об особо отличившихся и пытался передать их список. Но получил на это однозначный ответ: "Окруженцев не награждаем..."
Героическая оборона Могилева явилась составной частью гигантского сражения на Западном стратегическом направлении, в ходе которого были поколеблены расчеты гитлеровцев на "молниеносное" продвижение в глубь нашего государства и достижение в короткий срок конечных целей войны. В течение более трех недель к Могилеву были прикованы крупные силы противника. Вначале это были две танковые и одна моторизованная дивизии из группы Гудериана, затем - несколько пехотных дивизий со средствами усиления из 2-й полевой армии. Тем самым было задержано продвижение этих войск в восточном направлении и выиграно время для организации обороны на тыловых рубежах.
В упорных боях с численно превосходящим врагом советские воины проявили стойкость, организованность, храбрость, мужество и массовый героизм. Особо высокой оценки заслуживает 172-я. стрелковая дивизия, с честью выполнившая задачу обороны Могилева. Важную роль сыграла артиллерия, прежде всего противотанковая. За указанный период, по далеко не полным подсчетам наших штабов, было сбито, подбито и уничтожено: самолетов - 24, танков - около 200, мотоциклов - до 400, автомашин - примерно 500, истреблено 15 тысяч и пленено около 2 тысяч солдат и офицеров противника.
Наши войска также понесли большие потери, в первую очередь от массированных налетов вражеской авиации. Но был приобретен немалый опыт, которого так недоставало нам в самом начале войны. Конечно, еще предстояло многому учиться, что мы и делали в последующих боях и сражениях.
Глава пятая. Брянский узел
Конец июля ознаменовался для нас существенными изменениями оперативной обстановки, которые были обусловлены исходом борьбы на днепровском рубеже. Командование Западного фронта вынуждено было сосредоточивать все свое внимание на Смоленске и прилегающих к нему районах, так как именно здесь проходили кратчайшие пути к столице. Руководить же войсками левого крыла, действовавшими на реке Сож, под Бобруйском и Мозырем на стыке с Юго-Западным фронтом, ему становилось все труднее. Учитывая это, Ставка 24 июля создала из войск левого крыла Западного фронта новый фронт - Центральный. Его командование формировалось на базе управления 4-й армии, войска которой, как уже говорилось, были подчинены нам.
Начальник штаба Центрального фронта, бывший начальник штаба 4-й армии полковник Л. М. Сандалов побывал у нас на КП. Леонид Михайлович с похвалой отозвался об организованности и ритмичности в работе штаба, получил в оперативном отделе ряд данных, которые стали для него подлинной сенсацией. Понравились ему узел связи, организация охраны. Помнится, он сказал тогда:
- Ну, у вас действительно порядок. У нас, в штабе 4-й, растерявшем при отступлении большую часть радиостанций и автомобилей, ничего подобного нет.
Между прочим, эта неустроенность штаба, которому и соединениями 4-й армии руководить-то было нелегко, отнюдь не в лучшую сторону сказалась и на всей боевой деятельности войск нового фронта, особенно на организации, взаимодействия с соседями.
Кроме нашей армии в состав Центрального фронта вошла еще 21-я. Стоит сказать о ней несколько слов, ибо в последующем ей выпала весьма драматическая участь. Первоначально объединение было хорошо укомплектовано. В составе его 63-го, 66-го стрелковых и 25-го механизированного корпусов имелись артиллерийские и все другие положенные по штату части. Можно напомнить, что эта армия, особенно ее 63-й корпус под командованием генерала Л. Г. Петровского, отличилась на Западном фронте, нанеся стремительный контрудар через Днепр и вернув на некоторое время города Рогачев и Жлобин. Командовал объединением после перевода к нам генерал-лейтенанта В. Ф. Герасименко генерал-полковник Ф. И, Кузнецов. Это был весьма заслуженный военачальник. Перед войной он возглавлял Прибалтийский Особый военный округ, а затем Северо-Западный фронт. Войска фронта упорно дрались с врагом, но понесли невосполнимые потери и отошли на юго-восток. Федор Исидорович, переведенный с поста командующего фронтом на должность командарма, видимо, пережил, в большей или меньшей степени, психологический кризис, ему требовалось время для вхождения в обстановку, но не успел он это сделать, как его назначили командующим Центральным фронтом. 21-ю армию принял генерал-лейтенант М. Г. Ефремов, а затем генерал-майор В. Н. Гордов. Такая частая смена командующих, думается, не могла положительно сказаться на действиях войск.
Надо добавить, что вскоре после создания Центрального фронта его командование испросило у Ставки разрешение на воссоздание 3-й армии из левофланговых соединений 21-й армии. В командование этого, по существу нового, объединения вступил только что вышедший с частью своего штаба из окружения генерал-лейтенант Василий Иванович Кузнецов. Войска его 3-й армии, как упоминалось, были окружены врагом и понесли большие потери.
Ретроспективно оценивая тогдашнюю оперативную ситуацию, приходишь к выводу, что создание Центрального фронта не смогло оправдать тех надежд, которые на него возлагались, и не случайно он просуществовал всего лишь один месяц. Не имея достаточно работоспособного штаба, а главное, очень слабо укомплектованный войсками, он оказался в той самой полосе боевых действий, где развернулись решающие события конца лета - начала осени 1941 года.
Итак, командующим Центральным фронтом был назначен генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, членом Военного совета - П. К. Пономаренко, а начальником штаба полковник Л. М. Сандалов. Фронт, по расчетам Ставки, должен был сыграть большую роль в решении общей задачи, стоявшей перед войсками Западного направления: срыва вражеского наступления на Москву. В директиве генералу Ф. И. Кузнецову, направленной 28 июля за подписями И. В. Сталина и Г. К. Жукова, указывалось: "Нам крайне необходимо на Центральном фронте действовать как можно активнее, чтобы активными действиями сковать как можно больше сил противника"{62}.
Однако обстановка явно не благоприятствовала выполнению активных, то есть наступательных, задач. Разведывательные данные штабов армий и самого Центрального фронта свидетельствовали о сосредоточении и подготовке к удару крупных сил гитлеровцев на гомельском направлении. Оживилась разведка врага на флангах корпуса генерала Л. Г. Петровского - у Рогачева и Жлобина, а также под Гомелем и на участках ослабленных бригад 4-го воздушно-десантного корпуса А. С. Жидова восточное Кричева. Сюда в быстрых темпах немцы и стягивали крупные силы. Участились налеты самолетов противника на войска Центрального фронта и важные объекты в его полосе, особенно в Гомеле и Унече.
Что касается нашей, 13-й, армии, то, несмотря на проявленный ее войсками героизм при обороне Могилева, С. К. Тимошенко по указанию Ставки снял с должности генерала В. Ф. Герасименко. На замену прибыл генерал-майор К. Д. Голубев - бывший начальник пехотной школы имени М. Ю. Ашенбреннера, где я учился, и бывший командующий 10-й армией, в которой я служил накануне войны. За несколько дней до приезда к нам он с большой группой командиров и бойцов вышел из окружения и временно находился в резерве командующего фронтом.
Радость встречи с моим любимым командиром омрачалась его крайне подавленным состоянием - он, видимо, опасался репрессий за то, что побывал в окружении. В первые дни по прибытии командарм в обстановку не вникал, всецело положившись на Петрушевского. Правда, он информировал нас, что в районе Рославля (в 40-50 километрах от правого фланга армии) вела активные наступательные действия группа войск во главе с командующим 28-й армией генерал-лейтенантом В. Я. Качаловым. Эти действия вылились во встречное сражение с частью сил двух армейских корпусов (7-го и 9-го), подчиненных Гудериану. В конечном итоге группа Качалова была окружена, а сам он пал смертью храбрых. Слева от нас из-под Жлобина на Бобруйск наступала 21-я армия. На этом же направлении по тылам противника совершала рейд кавалерийская группа под командованием генерал-полковника О. И. Городовикова. Одна кавалерийская дивизия (52-я) не успела своевременно прибыть в эту группу и вечером 30 июля была включена в состав нашей армии.
Мы, в свою очередь, сообщили новому командарму малоутешительные сведения о том, что все наши соединения сильно измотаны боями, некоторые еще не вышли из окружения или оказались в полосах других армий. Так, укомплектованность 132-й стрелковой дивизии генерала С. С. Бирюзова составляла не более 30 процентов, но этими силами ей приходилось сдерживать натиск частей немецких 24-го танкового, 13-го и 12-го армейских корпусов.
Так совпало, что в день прибытия К. Д. Голубева, чтобы сломить сопротивление наших войск под Кричевом, Гудериан ввел в бой на стыке своих 3-й и 4-й танковых дивизий 7-ю пехотную. С целью локализовать этот удар и не допустить прорыва гитлеровцев в тыл нашей кричевской группировке было решено перебросить в этот район все войска, в том числе еще остававшуюся на левом фланге часть сил 6-й стрелковой дивизии. Во время этой перегруппировки прорвавшаяся восточнее Кричева 7-я пехотная дивизия немцев окружила 84-й стрелковый полк. На помощь ему был брошен Коммунистический батальон, действовавший в составе 6-й дивизии. Бойцов-партийцев повел в бой командир батальона старший лейтенант И. П. Прянишников. Гитлеровцы не выдержали решительного натиска и, бросая оружие, пустились в бегство. Атакующие совместно с выходившими к ним навстречу из окружения товарищами из 84-го полка уничтожили 2-й батальон 2-го пехотного полка противника, а штаб его захватили в плен.
Подобных примеров в те дни было немало. Однако в целом обстановка все более осложнялась. Вражеское командование не останавливалось ни перед чем, чтобы сломить сопротивление наших войск и прорваться, в частности, в Рославль. 1 августа 24-й танковый и 7-й армейский корпуса после мощной авиационной и артиллерийской подготовки обрушили удар громадной силы по правому флангу нашей армии. Там на широком фронте занимали оборону переброшенные к нам четыре батальона 6-й стрелковой дивизии во главе с ее командиром полковником М. А. Попсуй-Шапко и части 148-й стрелковой дивизии полковника Ф. М. Черокманова. На помощь им командарм направил только что прибывшую 52-ю кавалерийскую дивизию полковника Н. П. Якунина. Юго-восточнее Мстиславля конники с ходу ринулись в бой. Они отсекли прорвавшуюся вражескую пехоту от танков и начали лихо расправляться с ней. Но вскоре немецкие самолеты обрушили на боевые порядки кавалеристов массированный удар, не пощадив при этом и своих пехотинцев. Танки противника под прикрытием авиации возобновили напор. Неся потери, наши стрелковые и кавалерийские части под нажимом многократно превосходящих сил гитлеровцев отошли.
2 августа немецкая 4-я танковая дивизия, наступавшая на острие главного удара Гудериана, сломила сопротивление группы В. Я. Качалова и ворвалась в Рославль. Подразделения нашей 6-й стрелковой дивизии, действовавшие на правом фланге, оказались в окружении. Командарм приказал полковнику М. А. Попсуй-Шапко, с которым мы установили связь, нанести удар в южном направлении и вывести свои подразделения из кольца. В ночь на 4 августа они внезапно атаковали гитлеровцев и пробились к своим войскам{63}.
На рассвете того же драматического 2 августа был получен приказ командующего фронтом: во взаимодействии с 28-й армией нанести удар во фланг ворвавшейся в Рославль вражеской группировке. Для выполнения этой задачи нам дали пополнение. Это были ранее выводившиеся в резерв дивизии С. С. Бирюзова и И. Т. Гришина. Кроме них в состав фронта вошли побывавшая в тяжелых оборонительных боях 121-я стрелковая дивизия генерал-майора П. М. Зыкова и только что прибывшая на фронт.
21-я кавалерийская дивизия полковника Я. К. Кулиева. Было решено подчинить все эти соединения испытанному в сражениях командиру 45-го стрелкового корпуса Э. Я. Магону. Этими силами нам и предстояло выполнять поставленную задачу.
Генерал Ф. И. Кузнецов настаивал на немедленном нанесении удара. Но обещанные армии пополнения сосредоточились в исходном районе лишь к утру 6 августа, тогда же и начались их наступательные действия. Эрман Янович, как всегда, сумел организовать удар в самых неблагоприятных условиях. Его войска в первый день успешно атаковали врага северо-восточнее Кричева, а 7 августа смогли прорваться на Рославльское шоссе на участке Шумятичи - Хотвиж, то есть поставили под угрозу тылы 2-й танковой группы Гудериана. Это не на шутку всполошило гитлеровского генерала, и он выдвинул сюда, в помощь 7-й пехотной, еще и 78-ю пехотную дивизию. Однако 8 августа, поскольку давление нашего 45-го стрелкового корпуса нарастало, Гудериан посчитал, что и этих сил недостаточно, чтобы снять угрозу правому флангу и тылам своей танковой группы. Потом он написал в мемуарах:
"Перед тем как перейти в наступление на Москву или предпринять какую-либо другую операцию, нам необходимо было предварительно выполнить еще одно условие: обеспечить свой правый фланг у Кричева, расположенный глубоким уступом назад. Очистка этого фланга от войск противника была необходима еще и для того, чтобы облегчить 2-й армии наступление на Рогачев"{64}.
Реализуя этот замысел, Гудериан уже на следующий день утром нанес сильный удар своими 24-м танковым и 7-м армейским корпусами, поддержанными авиацией, по правому флангу нашей армии. 3-й и 4-й немецким танковым дивизиям удалось прорваться к Милославичам и Родне. Теперь 45-й стрелковый корпус сам оказался под угрозой окружения.
По распоряжению командарма я 6 августа находился в частях Э. Я. Магона, непрерывно информируя генерала Голубева об изменениях в обстановке. Он советовался со мной и ставил боевые задачи войскам. В связи с прорывом танков противника южнее Милославичей командующий приказал отвести части 45-го стрелкового корпуса на юг за реку Ложбянка, а мне вернуться на КП армии. Я успел проскочить, но основной массе войск 45-го корпуса благополучно отойти не удалось. Нетрудно понять, что танковые и моторизованные дивизии Гудериана значительно превосходили наши стрелковые части в подвижности и маневренности. Танки врага вышли на все коммуникации. В кольце вместе с подчиненными войсками оказались все командиры дивизий и Э. Я. Магон, которому 7 августа было присвоено звание генерал-майора.
На КП армии делалось все возможное, чтобы вызволить ставший всем нам родным 45-й корпус и не допустить дальнейшего прорыва танков Гудериана в юго-западном направлении, а также создания противником плотного внутреннего и внешнего фронтов окружения вокруг соединения Э. Я. Магона. Нам удалось развернуть фронтом на север часть сил 4-го воздушно-десантного корпуса, 6-й и 148-й стрелковых и 52-й кавалерийской дивизий. Оптимизм вселяло и то, что армии накануне придали 50-ю танковую дивизию, имевшую в своем составе боевые машины Т-34. Полковнику Б. С. Бахарову, командовавшему этим соединением, было приказано прорваться в район Милославичей и обеспечить условия для выхода войск и штаба 45-го стрелкового корпуса из окружения.
Как раз в это время сменилось командование фронта. И. Кузнецова вызвали в Ставку, а на смену ему прибыл генерал-лейтенант М. Г. Ефремов. Надо отдать должное его оперативности. В первый же день командования фронтом он приехал в нашу армию. Это был очень импульсивный, энергичный военачальник. У него была фигура, как у профессионального спортсмена, вся налитая мышцами. Решение командарма он одобрил, но тут же устроил ему разнос. Утверждал, что КП армии якобы слишком далеко от войск и что нам следовало быть там, где находится сейчас Магон.
Командир 50-й танковой дивизии создал небольшую подвижную группу, включив в нее до 30 танков Т-34 и несколько бронемашин. Ей предстояло протаранить боевые порядки гитлеровцев, что могло существенно помочь деблокаде окруженных. Несколько танков и бронемашин прорвались к подвижному командному пункту генерала Э. Я. Магона, которому мы передали в тот день утром по радио поздравления с награждением его орденом Красного Знамени.
Эрман Янович принял на себя командование теми силами окруженных, которые были поблизости, и, сев в один из танков, повел подчиненных на прорыв. Многие из них вырвались, но доблестный комкор пал смертью героя. Его головной танк был взорван прямым попаданием вражеского снаряда. Часть войск и управления корпуса во главе с полковником М. В. Ивашечкиным вырвалась из кольца. Она отходила от рубежа к рубежу за реку Ипуть, на линию Мглин, Сураж. К. Д. Голубев в переговорах по радио приказал Макару Васильевичу вступить в командование корпусом.
Другая часть сил, в том числе основное ядро 132-й и 137-й стрелковых дивизий, вышла гораздо позднее. Погибли героические командир 6-й стрелковой дивизии полковник Михаил Антонович Попсуй-Шапко и комиссар 132-й стрелковой дивизии полковой комиссар Павел Иванович Луковкин. Все мы тяжело переживали эти невосполнимые потери.
А фон Бок и Гудериан вводили в сражение все новые войска и расширяли фронт наступления. С утра 12 августа с рубежа реки Сож мощный удар в южном направлении нанес немецкий 13-й армейский корпус 2-й полевой армии. Ему противостояли обескровленные части нашего 28-го стрелкового корпуса гене- рала В. С. Попова. Правее развивал наступление в юго-западном направлении 24-й танковый корпус противника. Натиск вражеских танковых и пехотных соединений сдерживали на рубеже Голичи, Костюковичи части 4-го воздушно-десантного корпуса, 6-й, 148-й и только что вышедшей из окружения 137-й стрелковых дивизий. Вместе с ними оборонялись подразделения 50-й танковой и 52-й кавалерийской дивизий. Все эти соединения лишь номинально считались таковыми это зачастую были не более чем батальонные или полковые группы, располагавшие минимумом вооружения и боеприпасов. Поскольку управление 45-го корпуса, который возглавил полковник Ивашечкин, оставалось работоспособным, оно объединило большинство этих войск, имея КП во Мглине. Их передовой рубеж проходил по реке Судость, а в тылу силами особенно ослабленных дивизий, выведенных во второй эшелон, и местным населением готовились еще два рубежа промежуточный и тыловой - для придания обороне устойчивости. Танковая и кавалерийская дивизии составляли подвижный резерв для локализации возможных прорывов противника. Наш армейский штаб размещался в Унече.
Читатель может подумать, что только в полосе "невезучей", 13-й, армии так скверно обстояло дело. Однако в действительности 13 августа не менее кризисная ситуация сложилась и в полосе 21-й армии. Фон Бок переправил почти всю 2-ю полевую армию за Днепр и нацеливал основной удар из района Довска в междуречье Днепра и Сожа. К исходу дня войска правого фланга 21-й армии вынуждены были начать отход к югу. С помощью выведенной за Днепр одной дивизии удалось задержать врага у Меркуловичей на шоссе Довск - Гомель и у Чечерска на реке Сож. Однако вскоре мотоциклисты и бронемашины противника прорвались к размещавшемуся здесь КП 21-й армии. Во время боя под Чечерском был ранен исполнявший обязанности командующего армией генерал-майор В. Н. Гордов. Нависла угроза полного окружения корпуса Л. Г. Петровского. Переправы через Днепр удалось отстоять лишь близ Жлобина.
Генерал М. Г. Ефремов и член Военного совета дивизионный комиссар Ф. И. Шлыков прибыли на КП 21-й армии и вызвали к себе Л. Г. Петровского с целью назначить его командармом 21. Для этого к нему был послан У-2. Но самолет возвратился с корпусного КП с тяжелоранеными воинами. Петровский прислал записку: "Оставление в такой тяжелой обстановке войск корпуса равносильно бегству". Невзирая на все трудности, и прежде всего на массированные авиационные и артиллерийские удары, Леонид Григорьевич сумел к вечеру 14 августа организовать форсирование Днепра. Однако гитлеровцы к этому моменту уже вышли к Гомелю, и войска Л. Г. Петровского оказались в новом кольце. Необычайная командирская предприимчивость, умение вдохнуть в подчиненных веру в свои силы помогли замечательному военачальнику с честью выйти и из этой, казалось бы безысходной, ситуации. Удар 63-го стрелкового корпуса, предпринятый на рассвете 17 августа после эффективного артиллерийского налета, явился внезапным для врага. Полки его 134-й пехотной дивизии, противостоявшие корпусу, дрогнули, тем более что штаб дивизии был быстро разгромлен. Спустя час после начала атаки наших частей заслоны гитлеровцев были смяты, и основное ядро 63-го корпуса присоединилось к войскам, оборонявшим Гомель. С чувством глубокой горечи мы узнали, что самому Леониду Григорьевичу, двигавшемуся в арьергардном отряде, не удалось вырваться из окружения - он пал смертью героя{65}. С несколько меньшими трудностями ушли за Днепр конная группа О. И. Городовикова и части 3-й армии генерала В. И. Кузнецова.
Так складывалась обстановка, когда наша армия вошла в состав нового, Брянского, фронта, созданного на стыке Центрального и Резервного фронтов.
16 августа командующий фронтом генерал А. И. Еременко и член Военного совета дивизионный комиссар П. И. Мазепов прибыли в Брянск. КП фронта был оборудован в 14 километрах юго-восточнее города в лесистом районе. Мне в дальнейшем довелось неоднократно бывать там. Наиболее важные отделы штаба фронта расположились в довольно ветхом одноэтажном здании. Второе здание меньших размеров заняло политуправление, а все остальные службы разместились в палатках и землянках. Начальником штаба фронта стал генерал-майор Г. Ф. Захаров, отличавшийся необычайной требовательностью и суровостью, начальником политического управления - дивизионный комиссар А. П. Пигурнов, заместителем командующего - генерал-майор А. Н. Ермаков, командующим ВВС фронта генерал-майор авиации Ф. П. Полынин. Штаб фронта формировался на базе штабов 20-го стрелкового и 25-го механизированного корпусов, оказавшихся к этому времени без войск. Надо сказать, что управление фронта было сразу же крепко сколочено и поддерживало с войсками надежную связь, поэтому мы хорошо знали всех его должностных лиц.
Командир 172-й стрелковой дивизии генерал М. Т. Романов, соединение которого было отрезано от остальных сил 61-го корпуса, на общем совещании, естественно, не был. Не имея надежной связи с корпусом, он принял решение о выходе из окружения самостоятельно.
Оставшиеся в живых ветераны этой дивизии, в частности ее комиссар Леонтий Константинович Черниченко, рассказывали: утром 24 июля в штаб соединения доставили двух немецких парламентеров из полка "Великая Германия". Они вручили Романову документ, подписанный командиром немецкого 7-го армейского корпуса. В нем высказывалось категорическое требование о немедленном прекращении сопротивления и сдаче города, в этом случае гарантировалось снисхождение к пленным. Михаил Тимофеевич наотрез отказался принять ультиматум, возвратил бумагу парламентерам и отправил их восвояси.
Еще двое суток соединение продолжало неравную борьбу, а 26 июля на совещании руководящего состава дивизии, как и в корпусе, было принято решение о выходе из окружения. Затем был отдан приказ, в котором указывалось, что 27 июля с наступлением темноты всем частям соединения оставить Могилев. При этом 747-му стрелковому полку, действовавшему на левом берегу Днепра, предписывалось прорываться в северном направлении, а затем повернуть на восток и лесами, что восточнее Могилева, двигаться до соединения с основными силами Западного фронта. 388-й стрелковый полк, находившийся на правом берегу Днепра, прорывался в юго-западном направлении вдоль Бобруйского шоссе. В дальнейшем, следуя в южном направлении вдоль Днепра, он должен был переправиться на его левый берег и пробиваться на соединение со своими войсками. С этим полком двигались штаб и управление дивизии.
Многие воины 61-го стрелкового и 20-го механизированного корпусов вырвались из кольца и вновь вступили в борьбу с врагом. Но далеко не всем это удалось. В последние дни боев за Могилев и при выходе из окружения многие защитники города погибли или были тяжело ранены. Пали смертью храбрых комиссар 61-го стрелкового корпуса бригадный комиссар И. В. Воронов, начальник политотдела 172-й стрелковой дивизии полковой комиссар А. И. Турбинин, командир 388-го стрелкового полка полковник С. Ф. Кутепов, командиры 340-го стрелкового и 493-го артиллерийского полков полковники И. Ф. Живолуп и И. С. Мазалов, а также многие другие. Тяжело был ранен командир 172-й стрелковой дивизии генерал-майор М. Т. Романов. Местные жители укрыли и вылечили раненого. Несколько позднее он организовал партизанский отряд, который причинил немало бед фашистам. Но в одном из боев герой Могилевской обороны вновь был тяжело ранен, схвачен гитлеровцами и казнен.
К большому сожалению, принятое генералами Ф. А. Бакуниным и М. Т. Романовым единственно правильное решение о выходе из окружения, когда возможности обороны были исчерпаны, так и не получили одобрения главного командования Западного направления и Ставки. "После выхода из окружения,рассказывал мне позже генерал Бакунин,- я был вызван в Москву, в кадры, где выслушал от генерала А. Д. Румянцева несправедливые попреки о якобы преждевременной сдаче Могилева. Невзирая на это, я доложил ему об особо отличившихся и пытался передать их список. Но получил на это однозначный ответ: "Окруженцев не награждаем..."
Героическая оборона Могилева явилась составной частью гигантского сражения на Западном стратегическом направлении, в ходе которого были поколеблены расчеты гитлеровцев на "молниеносное" продвижение в глубь нашего государства и достижение в короткий срок конечных целей войны. В течение более трех недель к Могилеву были прикованы крупные силы противника. Вначале это были две танковые и одна моторизованная дивизии из группы Гудериана, затем - несколько пехотных дивизий со средствами усиления из 2-й полевой армии. Тем самым было задержано продвижение этих войск в восточном направлении и выиграно время для организации обороны на тыловых рубежах.
В упорных боях с численно превосходящим врагом советские воины проявили стойкость, организованность, храбрость, мужество и массовый героизм. Особо высокой оценки заслуживает 172-я. стрелковая дивизия, с честью выполнившая задачу обороны Могилева. Важную роль сыграла артиллерия, прежде всего противотанковая. За указанный период, по далеко не полным подсчетам наших штабов, было сбито, подбито и уничтожено: самолетов - 24, танков - около 200, мотоциклов - до 400, автомашин - примерно 500, истреблено 15 тысяч и пленено около 2 тысяч солдат и офицеров противника.
Наши войска также понесли большие потери, в первую очередь от массированных налетов вражеской авиации. Но был приобретен немалый опыт, которого так недоставало нам в самом начале войны. Конечно, еще предстояло многому учиться, что мы и делали в последующих боях и сражениях.
Глава пятая. Брянский узел
Конец июля ознаменовался для нас существенными изменениями оперативной обстановки, которые были обусловлены исходом борьбы на днепровском рубеже. Командование Западного фронта вынуждено было сосредоточивать все свое внимание на Смоленске и прилегающих к нему районах, так как именно здесь проходили кратчайшие пути к столице. Руководить же войсками левого крыла, действовавшими на реке Сож, под Бобруйском и Мозырем на стыке с Юго-Западным фронтом, ему становилось все труднее. Учитывая это, Ставка 24 июля создала из войск левого крыла Западного фронта новый фронт - Центральный. Его командование формировалось на базе управления 4-й армии, войска которой, как уже говорилось, были подчинены нам.
Начальник штаба Центрального фронта, бывший начальник штаба 4-й армии полковник Л. М. Сандалов побывал у нас на КП. Леонид Михайлович с похвалой отозвался об организованности и ритмичности в работе штаба, получил в оперативном отделе ряд данных, которые стали для него подлинной сенсацией. Понравились ему узел связи, организация охраны. Помнится, он сказал тогда:
- Ну, у вас действительно порядок. У нас, в штабе 4-й, растерявшем при отступлении большую часть радиостанций и автомобилей, ничего подобного нет.
Между прочим, эта неустроенность штаба, которому и соединениями 4-й армии руководить-то было нелегко, отнюдь не в лучшую сторону сказалась и на всей боевой деятельности войск нового фронта, особенно на организации, взаимодействия с соседями.
Кроме нашей армии в состав Центрального фронта вошла еще 21-я. Стоит сказать о ней несколько слов, ибо в последующем ей выпала весьма драматическая участь. Первоначально объединение было хорошо укомплектовано. В составе его 63-го, 66-го стрелковых и 25-го механизированного корпусов имелись артиллерийские и все другие положенные по штату части. Можно напомнить, что эта армия, особенно ее 63-й корпус под командованием генерала Л. Г. Петровского, отличилась на Западном фронте, нанеся стремительный контрудар через Днепр и вернув на некоторое время города Рогачев и Жлобин. Командовал объединением после перевода к нам генерал-лейтенанта В. Ф. Герасименко генерал-полковник Ф. И, Кузнецов. Это был весьма заслуженный военачальник. Перед войной он возглавлял Прибалтийский Особый военный округ, а затем Северо-Западный фронт. Войска фронта упорно дрались с врагом, но понесли невосполнимые потери и отошли на юго-восток. Федор Исидорович, переведенный с поста командующего фронтом на должность командарма, видимо, пережил, в большей или меньшей степени, психологический кризис, ему требовалось время для вхождения в обстановку, но не успел он это сделать, как его назначили командующим Центральным фронтом. 21-ю армию принял генерал-лейтенант М. Г. Ефремов, а затем генерал-майор В. Н. Гордов. Такая частая смена командующих, думается, не могла положительно сказаться на действиях войск.
Надо добавить, что вскоре после создания Центрального фронта его командование испросило у Ставки разрешение на воссоздание 3-й армии из левофланговых соединений 21-й армии. В командование этого, по существу нового, объединения вступил только что вышедший с частью своего штаба из окружения генерал-лейтенант Василий Иванович Кузнецов. Войска его 3-й армии, как упоминалось, были окружены врагом и понесли большие потери.
Ретроспективно оценивая тогдашнюю оперативную ситуацию, приходишь к выводу, что создание Центрального фронта не смогло оправдать тех надежд, которые на него возлагались, и не случайно он просуществовал всего лишь один месяц. Не имея достаточно работоспособного штаба, а главное, очень слабо укомплектованный войсками, он оказался в той самой полосе боевых действий, где развернулись решающие события конца лета - начала осени 1941 года.
Итак, командующим Центральным фронтом был назначен генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, членом Военного совета - П. К. Пономаренко, а начальником штаба полковник Л. М. Сандалов. Фронт, по расчетам Ставки, должен был сыграть большую роль в решении общей задачи, стоявшей перед войсками Западного направления: срыва вражеского наступления на Москву. В директиве генералу Ф. И. Кузнецову, направленной 28 июля за подписями И. В. Сталина и Г. К. Жукова, указывалось: "Нам крайне необходимо на Центральном фронте действовать как можно активнее, чтобы активными действиями сковать как можно больше сил противника"{62}.
Однако обстановка явно не благоприятствовала выполнению активных, то есть наступательных, задач. Разведывательные данные штабов армий и самого Центрального фронта свидетельствовали о сосредоточении и подготовке к удару крупных сил гитлеровцев на гомельском направлении. Оживилась разведка врага на флангах корпуса генерала Л. Г. Петровского - у Рогачева и Жлобина, а также под Гомелем и на участках ослабленных бригад 4-го воздушно-десантного корпуса А. С. Жидова восточное Кричева. Сюда в быстрых темпах немцы и стягивали крупные силы. Участились налеты самолетов противника на войска Центрального фронта и важные объекты в его полосе, особенно в Гомеле и Унече.
Что касается нашей, 13-й, армии, то, несмотря на проявленный ее войсками героизм при обороне Могилева, С. К. Тимошенко по указанию Ставки снял с должности генерала В. Ф. Герасименко. На замену прибыл генерал-майор К. Д. Голубев - бывший начальник пехотной школы имени М. Ю. Ашенбреннера, где я учился, и бывший командующий 10-й армией, в которой я служил накануне войны. За несколько дней до приезда к нам он с большой группой командиров и бойцов вышел из окружения и временно находился в резерве командующего фронтом.
Радость встречи с моим любимым командиром омрачалась его крайне подавленным состоянием - он, видимо, опасался репрессий за то, что побывал в окружении. В первые дни по прибытии командарм в обстановку не вникал, всецело положившись на Петрушевского. Правда, он информировал нас, что в районе Рославля (в 40-50 километрах от правого фланга армии) вела активные наступательные действия группа войск во главе с командующим 28-й армией генерал-лейтенантом В. Я. Качаловым. Эти действия вылились во встречное сражение с частью сил двух армейских корпусов (7-го и 9-го), подчиненных Гудериану. В конечном итоге группа Качалова была окружена, а сам он пал смертью храбрых. Слева от нас из-под Жлобина на Бобруйск наступала 21-я армия. На этом же направлении по тылам противника совершала рейд кавалерийская группа под командованием генерал-полковника О. И. Городовикова. Одна кавалерийская дивизия (52-я) не успела своевременно прибыть в эту группу и вечером 30 июля была включена в состав нашей армии.
Мы, в свою очередь, сообщили новому командарму малоутешительные сведения о том, что все наши соединения сильно измотаны боями, некоторые еще не вышли из окружения или оказались в полосах других армий. Так, укомплектованность 132-й стрелковой дивизии генерала С. С. Бирюзова составляла не более 30 процентов, но этими силами ей приходилось сдерживать натиск частей немецких 24-го танкового, 13-го и 12-го армейских корпусов.
Так совпало, что в день прибытия К. Д. Голубева, чтобы сломить сопротивление наших войск под Кричевом, Гудериан ввел в бой на стыке своих 3-й и 4-й танковых дивизий 7-ю пехотную. С целью локализовать этот удар и не допустить прорыва гитлеровцев в тыл нашей кричевской группировке было решено перебросить в этот район все войска, в том числе еще остававшуюся на левом фланге часть сил 6-й стрелковой дивизии. Во время этой перегруппировки прорвавшаяся восточнее Кричева 7-я пехотная дивизия немцев окружила 84-й стрелковый полк. На помощь ему был брошен Коммунистический батальон, действовавший в составе 6-й дивизии. Бойцов-партийцев повел в бой командир батальона старший лейтенант И. П. Прянишников. Гитлеровцы не выдержали решительного натиска и, бросая оружие, пустились в бегство. Атакующие совместно с выходившими к ним навстречу из окружения товарищами из 84-го полка уничтожили 2-й батальон 2-го пехотного полка противника, а штаб его захватили в плен.
Подобных примеров в те дни было немало. Однако в целом обстановка все более осложнялась. Вражеское командование не останавливалось ни перед чем, чтобы сломить сопротивление наших войск и прорваться, в частности, в Рославль. 1 августа 24-й танковый и 7-й армейский корпуса после мощной авиационной и артиллерийской подготовки обрушили удар громадной силы по правому флангу нашей армии. Там на широком фронте занимали оборону переброшенные к нам четыре батальона 6-й стрелковой дивизии во главе с ее командиром полковником М. А. Попсуй-Шапко и части 148-й стрелковой дивизии полковника Ф. М. Черокманова. На помощь им командарм направил только что прибывшую 52-ю кавалерийскую дивизию полковника Н. П. Якунина. Юго-восточнее Мстиславля конники с ходу ринулись в бой. Они отсекли прорвавшуюся вражескую пехоту от танков и начали лихо расправляться с ней. Но вскоре немецкие самолеты обрушили на боевые порядки кавалеристов массированный удар, не пощадив при этом и своих пехотинцев. Танки противника под прикрытием авиации возобновили напор. Неся потери, наши стрелковые и кавалерийские части под нажимом многократно превосходящих сил гитлеровцев отошли.
2 августа немецкая 4-я танковая дивизия, наступавшая на острие главного удара Гудериана, сломила сопротивление группы В. Я. Качалова и ворвалась в Рославль. Подразделения нашей 6-й стрелковой дивизии, действовавшие на правом фланге, оказались в окружении. Командарм приказал полковнику М. А. Попсуй-Шапко, с которым мы установили связь, нанести удар в южном направлении и вывести свои подразделения из кольца. В ночь на 4 августа они внезапно атаковали гитлеровцев и пробились к своим войскам{63}.
На рассвете того же драматического 2 августа был получен приказ командующего фронтом: во взаимодействии с 28-й армией нанести удар во фланг ворвавшейся в Рославль вражеской группировке. Для выполнения этой задачи нам дали пополнение. Это были ранее выводившиеся в резерв дивизии С. С. Бирюзова и И. Т. Гришина. Кроме них в состав фронта вошли побывавшая в тяжелых оборонительных боях 121-я стрелковая дивизия генерал-майора П. М. Зыкова и только что прибывшая на фронт.
21-я кавалерийская дивизия полковника Я. К. Кулиева. Было решено подчинить все эти соединения испытанному в сражениях командиру 45-го стрелкового корпуса Э. Я. Магону. Этими силами нам и предстояло выполнять поставленную задачу.
Генерал Ф. И. Кузнецов настаивал на немедленном нанесении удара. Но обещанные армии пополнения сосредоточились в исходном районе лишь к утру 6 августа, тогда же и начались их наступательные действия. Эрман Янович, как всегда, сумел организовать удар в самых неблагоприятных условиях. Его войска в первый день успешно атаковали врага северо-восточнее Кричева, а 7 августа смогли прорваться на Рославльское шоссе на участке Шумятичи - Хотвиж, то есть поставили под угрозу тылы 2-й танковой группы Гудериана. Это не на шутку всполошило гитлеровского генерала, и он выдвинул сюда, в помощь 7-й пехотной, еще и 78-ю пехотную дивизию. Однако 8 августа, поскольку давление нашего 45-го стрелкового корпуса нарастало, Гудериан посчитал, что и этих сил недостаточно, чтобы снять угрозу правому флангу и тылам своей танковой группы. Потом он написал в мемуарах:
"Перед тем как перейти в наступление на Москву или предпринять какую-либо другую операцию, нам необходимо было предварительно выполнить еще одно условие: обеспечить свой правый фланг у Кричева, расположенный глубоким уступом назад. Очистка этого фланга от войск противника была необходима еще и для того, чтобы облегчить 2-й армии наступление на Рогачев"{64}.
Реализуя этот замысел, Гудериан уже на следующий день утром нанес сильный удар своими 24-м танковым и 7-м армейским корпусами, поддержанными авиацией, по правому флангу нашей армии. 3-й и 4-й немецким танковым дивизиям удалось прорваться к Милославичам и Родне. Теперь 45-й стрелковый корпус сам оказался под угрозой окружения.
По распоряжению командарма я 6 августа находился в частях Э. Я. Магона, непрерывно информируя генерала Голубева об изменениях в обстановке. Он советовался со мной и ставил боевые задачи войскам. В связи с прорывом танков противника южнее Милославичей командующий приказал отвести части 45-го стрелкового корпуса на юг за реку Ложбянка, а мне вернуться на КП армии. Я успел проскочить, но основной массе войск 45-го корпуса благополучно отойти не удалось. Нетрудно понять, что танковые и моторизованные дивизии Гудериана значительно превосходили наши стрелковые части в подвижности и маневренности. Танки врага вышли на все коммуникации. В кольце вместе с подчиненными войсками оказались все командиры дивизий и Э. Я. Магон, которому 7 августа было присвоено звание генерал-майора.
На КП армии делалось все возможное, чтобы вызволить ставший всем нам родным 45-й корпус и не допустить дальнейшего прорыва танков Гудериана в юго-западном направлении, а также создания противником плотного внутреннего и внешнего фронтов окружения вокруг соединения Э. Я. Магона. Нам удалось развернуть фронтом на север часть сил 4-го воздушно-десантного корпуса, 6-й и 148-й стрелковых и 52-й кавалерийской дивизий. Оптимизм вселяло и то, что армии накануне придали 50-ю танковую дивизию, имевшую в своем составе боевые машины Т-34. Полковнику Б. С. Бахарову, командовавшему этим соединением, было приказано прорваться в район Милославичей и обеспечить условия для выхода войск и штаба 45-го стрелкового корпуса из окружения.
Как раз в это время сменилось командование фронта. И. Кузнецова вызвали в Ставку, а на смену ему прибыл генерал-лейтенант М. Г. Ефремов. Надо отдать должное его оперативности. В первый же день командования фронтом он приехал в нашу армию. Это был очень импульсивный, энергичный военачальник. У него была фигура, как у профессионального спортсмена, вся налитая мышцами. Решение командарма он одобрил, но тут же устроил ему разнос. Утверждал, что КП армии якобы слишком далеко от войск и что нам следовало быть там, где находится сейчас Магон.
Командир 50-й танковой дивизии создал небольшую подвижную группу, включив в нее до 30 танков Т-34 и несколько бронемашин. Ей предстояло протаранить боевые порядки гитлеровцев, что могло существенно помочь деблокаде окруженных. Несколько танков и бронемашин прорвались к подвижному командному пункту генерала Э. Я. Магона, которому мы передали в тот день утром по радио поздравления с награждением его орденом Красного Знамени.
Эрман Янович принял на себя командование теми силами окруженных, которые были поблизости, и, сев в один из танков, повел подчиненных на прорыв. Многие из них вырвались, но доблестный комкор пал смертью героя. Его головной танк был взорван прямым попаданием вражеского снаряда. Часть войск и управления корпуса во главе с полковником М. В. Ивашечкиным вырвалась из кольца. Она отходила от рубежа к рубежу за реку Ипуть, на линию Мглин, Сураж. К. Д. Голубев в переговорах по радио приказал Макару Васильевичу вступить в командование корпусом.
Другая часть сил, в том числе основное ядро 132-й и 137-й стрелковых дивизий, вышла гораздо позднее. Погибли героические командир 6-й стрелковой дивизии полковник Михаил Антонович Попсуй-Шапко и комиссар 132-й стрелковой дивизии полковой комиссар Павел Иванович Луковкин. Все мы тяжело переживали эти невосполнимые потери.
А фон Бок и Гудериан вводили в сражение все новые войска и расширяли фронт наступления. С утра 12 августа с рубежа реки Сож мощный удар в южном направлении нанес немецкий 13-й армейский корпус 2-й полевой армии. Ему противостояли обескровленные части нашего 28-го стрелкового корпуса гене- рала В. С. Попова. Правее развивал наступление в юго-западном направлении 24-й танковый корпус противника. Натиск вражеских танковых и пехотных соединений сдерживали на рубеже Голичи, Костюковичи части 4-го воздушно-десантного корпуса, 6-й, 148-й и только что вышедшей из окружения 137-й стрелковых дивизий. Вместе с ними оборонялись подразделения 50-й танковой и 52-й кавалерийской дивизий. Все эти соединения лишь номинально считались таковыми это зачастую были не более чем батальонные или полковые группы, располагавшие минимумом вооружения и боеприпасов. Поскольку управление 45-го корпуса, который возглавил полковник Ивашечкин, оставалось работоспособным, оно объединило большинство этих войск, имея КП во Мглине. Их передовой рубеж проходил по реке Судость, а в тылу силами особенно ослабленных дивизий, выведенных во второй эшелон, и местным населением готовились еще два рубежа промежуточный и тыловой - для придания обороне устойчивости. Танковая и кавалерийская дивизии составляли подвижный резерв для локализации возможных прорывов противника. Наш армейский штаб размещался в Унече.
Читатель может подумать, что только в полосе "невезучей", 13-й, армии так скверно обстояло дело. Однако в действительности 13 августа не менее кризисная ситуация сложилась и в полосе 21-й армии. Фон Бок переправил почти всю 2-ю полевую армию за Днепр и нацеливал основной удар из района Довска в междуречье Днепра и Сожа. К исходу дня войска правого фланга 21-й армии вынуждены были начать отход к югу. С помощью выведенной за Днепр одной дивизии удалось задержать врага у Меркуловичей на шоссе Довск - Гомель и у Чечерска на реке Сож. Однако вскоре мотоциклисты и бронемашины противника прорвались к размещавшемуся здесь КП 21-й армии. Во время боя под Чечерском был ранен исполнявший обязанности командующего армией генерал-майор В. Н. Гордов. Нависла угроза полного окружения корпуса Л. Г. Петровского. Переправы через Днепр удалось отстоять лишь близ Жлобина.
Генерал М. Г. Ефремов и член Военного совета дивизионный комиссар Ф. И. Шлыков прибыли на КП 21-й армии и вызвали к себе Л. Г. Петровского с целью назначить его командармом 21. Для этого к нему был послан У-2. Но самолет возвратился с корпусного КП с тяжелоранеными воинами. Петровский прислал записку: "Оставление в такой тяжелой обстановке войск корпуса равносильно бегству". Невзирая на все трудности, и прежде всего на массированные авиационные и артиллерийские удары, Леонид Григорьевич сумел к вечеру 14 августа организовать форсирование Днепра. Однако гитлеровцы к этому моменту уже вышли к Гомелю, и войска Л. Г. Петровского оказались в новом кольце. Необычайная командирская предприимчивость, умение вдохнуть в подчиненных веру в свои силы помогли замечательному военачальнику с честью выйти и из этой, казалось бы безысходной, ситуации. Удар 63-го стрелкового корпуса, предпринятый на рассвете 17 августа после эффективного артиллерийского налета, явился внезапным для врага. Полки его 134-й пехотной дивизии, противостоявшие корпусу, дрогнули, тем более что штаб дивизии был быстро разгромлен. Спустя час после начала атаки наших частей заслоны гитлеровцев были смяты, и основное ядро 63-го корпуса присоединилось к войскам, оборонявшим Гомель. С чувством глубокой горечи мы узнали, что самому Леониду Григорьевичу, двигавшемуся в арьергардном отряде, не удалось вырваться из окружения - он пал смертью героя{65}. С несколько меньшими трудностями ушли за Днепр конная группа О. И. Городовикова и части 3-й армии генерала В. И. Кузнецова.
Так складывалась обстановка, когда наша армия вошла в состав нового, Брянского, фронта, созданного на стыке Центрального и Резервного фронтов.
16 августа командующий фронтом генерал А. И. Еременко и член Военного совета дивизионный комиссар П. И. Мазепов прибыли в Брянск. КП фронта был оборудован в 14 километрах юго-восточнее города в лесистом районе. Мне в дальнейшем довелось неоднократно бывать там. Наиболее важные отделы штаба фронта расположились в довольно ветхом одноэтажном здании. Второе здание меньших размеров заняло политуправление, а все остальные службы разместились в палатках и землянках. Начальником штаба фронта стал генерал-майор Г. Ф. Захаров, отличавшийся необычайной требовательностью и суровостью, начальником политического управления - дивизионный комиссар А. П. Пигурнов, заместителем командующего - генерал-майор А. Н. Ермаков, командующим ВВС фронта генерал-майор авиации Ф. П. Полынин. Штаб фронта формировался на базе штабов 20-го стрелкового и 25-го механизированного корпусов, оказавшихся к этому времени без войск. Надо сказать, что управление фронта было сразу же крепко сколочено и поддерживало с войсками надежную связь, поэтому мы хорошо знали всех его должностных лиц.