Сокрушенно вздыхаешь, да? Мог, сотню раз мог сделать и очень многое! Только зачем стараться ради ненавидимого племянника?
   — Ваши слова означают, что…
   — Мое заступничество не помогло. Но слава богам, и провинность не слишком серьезная… Тебе всего лишь нужно будет заплатить извинительную подать.
   Всего лишь… Количество монет, указанное на врученном листке, мало кому показалось бы внушительным, но только не мне. Пять с половиной «орлов». Обычная плата за проступок составляет четыре «орла», а тут накинуто еще полтора за… «Намерение преступившего скрыть свое участие, подговорив свидетеля».
   Всеблагая мать, ну чем я ему помешал, а?! Можно сказать, только расчистил дорогу, утихомирив боль и облегчив задачу самому лекарю, они ведь орудуют «по живому», целители наши чародействующие, и им все равно, что чувствует больной. Будто не понимают, что если человек находится в покое, куда легче подлатать его раны, чем если тело бьется в лихорадке. Конечно, для «высоких» магов нет никакой ощутимой разницы, но «высокие» лечением и не промышляют.
   — И не тяни с оплатой. Не успеешь до праздника, не будешь допущен к своим занятиям еще месяц после.
   Ничего себе! Мало выставленной к уплате суммы, так и запрещают работать?! Нет, мне явно не везет этим летом. Впрочем, как и всегда.
   — Я могу идти?
   — Конечно, конечно, не смею более тратить твое бесценное время!
   Но я не успел даже двинуться с места, как дверь в конце зала приоткрылась.
   — Вы позволите, dyen Распорядитель?
   Дядюшка расплылся в улыбке сборщика податей, набредшего на не посещенную ранее деревушку:
   — Разумеется, мальчик мой! Входи скорее! Желаешь обрадовать меня своими успехами?
   Мальчик… Здоровенький уже малышок, годами близкий к девятнадцати. Правда, выглядит весьма юным и, как любят твердить менестрели, «трепетным», но меня не проведешь: странствие по лабиринту занавесей выдает возраст вошедшего.
   Легкие пряди светлых волос, разлетающиеся в стороны от быстрого шага. Смущенный румянец на гладких щеках. Восторженно расширенные глаза цвета древесной коры. Миленький мальчик, весьма миленький, от девиц, жаждущих приголубить ребенка, наверное, отбоя нет. Впрочем, находясь на попечении Анклава, этот малец вряд ли тратит время на удовольствия. Для начала нужно ведь выучиться, верно? А развлечения и учеба — вещи, плохо уживающиеся друг с другом. Хотя я искренне жалею, что потратил всю юность на корпение над книгами. Лучше бы ловил момент… А, ладно! Что было, то было, а что было, то прошло.
   — Я хотел показать вам, …
   Запыхавшиеся мы, потому голос срывается. Или в лице Трэммина обрели замену любящему родителю? Но дядюшка хорош, слов нет. По-отечески терпелив и воодушевлен не менее чем пришедший к нему на поклон ученик.
   — Ты трудишься, не покладая рук, Эвин, это просто замечательно! Что на этот раз?
   — О, такая мелочь…
   На протянутой ладони лежит подвеска. Камешек, оправленный в серебро.
   — Я сделал ее для вас, dyen Распорядитель! Это охранительный амулет, сожмите его покрепче, положите в шкатулку, и никто, кроме вас не сможет ничего из нее взять!
   — В самом деле?
   Дядюшка взвесил подарок в руке, потом взглянул на меня:
   — Давайте проверим!
   Камешек юркнул между бумагами и упокоился где-то на дне шкатулки.
   — Итак?
   Юноша растерянно потупился:
   — Но я же знаю, как с ним обращаться…
   — Зато рядом есть тот, кто не знает. Маллет, желаешь попробовать?
   Услышав мое имя, Эвин сдвинул брови, как человек, старающийся вспомнить что-то важное. Знает меня? Странно. Не представляю, кому бы пришло в голову говорить обо мне в магических кругах… Разве что, в очередной раз подхихикивали.
   — Не слишком.
   — Что так? — участливо осведомился дядюшка. — Неважно себя чувствуешь?
   Сволота-а-а-а… Конечно, неважно. Твоими стараниями у меня сейчас виски ломит так, что хочется избавиться от части черепа. А уж как я зол… Никаких слов не хватит, чтобы описать.
   — Не вижу смысла. Вы же знаете, dyen Распорядитель, мне любое заклинание не будет помехой.
   — Неужели?
   Ехидничаем? Пусть. Я бы плюнул и ушел, не задерживаясь более ни вдоха, но поймал взгляд юноши и разозлился еще больше, потому что карие глаза смотрели на меня с недоверчивым удивлением и… изрядной долей насмешливого сомнения.
   Еще и этот мальчишка будет корчить из себя великого мага?! Ну хорошо же. Сейчас увидим, кто из нас сильнее.
   — Что именно я должен сделать?
   Дядюшка прищурился, не понимая причины произошедшей со мной перемены, но от предвкушаемого развлечения не отказался:
   — Проверить, действие амулета, разумеется!
   — Как пожелаете.
   Защитный, говорите? Ну-ну. И в чем заключается сия защита?
   Ладонь, поднесенная к шкатулке, упруго отталкивается неожиданно сгустившимся пространством. Понятно. Воздух собран со всех окрестностей шкатулки и сжат в горсть. Что ж, как бы собственная гордость не пыхала ядовитым огнем, нужно признать: парнишка талантлив. В его возрасте мало кто из потомственных магов способен так легко обращаться с нитями заклинаний. Но все же… Все же изъяны имеются. А уж торчащие во все стороны обрывки… Нельзя быть таким беспечным и неряшливым! Всякий раз нужно тщательно заправлять кончики, это и чары делает более долговечными, и позволяет избежать непредвиденных последствий.
   Но лично я не собираюсь становиться наставником для самоуверенного юнца. Зато с огромнейшим удовольствием… Закачу ему обидную пощечину!
   Пушинки, прилегающие друг к другу плотнее обычного, все равно разделены, не становясь единым целым, так что может мне помешать слегка раздвинуть занавеси? Кровь в кончиках пальцев начинает течь быстро-быстро, как горный поток, но приносит с собой не прохладу, а жар… Итак, где ниточки переплетаются совсем слабо? Ага, здесь и здесь. Сразу по двум направлениям ударить не могу, но довольно и одного. Пальцы ныряют в шкатулку, закручивая воздух водоворотом настоящего омута, хватают первый из попавшихся листков и снова выбираются наружу.
   — Продолжать? — помахиваю выкраденной из-под магической защиты бумажкой.
   Эвин смотрит на мою руку, едва сдерживая то ли слезы, то ли проклятья. От дядюшки разочарование юного подопечного, разумеется, не может укрыться, и Трэммин приступает к увещеваниям:
   — Мальчик мой, ничего страшного не произошло, поверь! Просто Маллет… Он гораздо опытнее тебя, к тому же, это — все, на что он способен.
   — Но…
   — Разложить заклинание на кусочки, не более! Но он никогда не сможет что-то создать. А ты уже можешь. И со временем твои умения будут только расти.
   Взгляд исподлобья и закушенная губа. Юноша почти верит словам господина старшего распорядителя, а я…
   Бешусь от злости. И от правды. В самом деле, ведь, не смогу. По крайней мере, в ближайшие дни, потому что все с трудом скопленные деньги придется отдать Надзорной службе. Нет, ну какая несправедливость! Утаенные от чужих глаз доходы потратить на то, чтобы замолить крохотное прегрешение…
   Все, хватит. Больше никому и никогда не стану помогать просто так. Пусть корчатся в агонии, пусть мрут, неважно. Если каждое доброе дело будет так же больно бить мне по затылку, лучше стать по-настоящему недобрым. Хотя бы для того, чтобы феечка могла шипеть свое излюбленное «Маллет злой!» с полным на то основанием.
* * *
   — Господин маг!
   Не слышу и слышать не хочу.
   — Господин маг, ну постойте хоть немного!
   Я же сказал, не хочу слышать. Правда, мои мысли все равно останутся тайной для вот уже минут пять нудящего где-то за спиной приставалы. Хорошо. Остановлюсь и сделаю свое дурное настроение нашим общим достоянием:
   — Что вам угодно?
   — Господин маг…
   Нет, дыхание у него не срывается: здоровый парень, кровь с молоком, таких только простуженное ухо и может выбить из колеи. Так зачем медлит? Столько времени добивался разговора, а теперь замолчал?
   — Я слушаю.
   — Мне нужно… Я хотел… Скажите, тот лекарь, его слова… Вы в самом деле поступили против правил?
   Та-а-а-ак. Еще один непонятливый? Я в толмачи не нанимался. Ох, выдать бы сейчас разом все чувства, которые испытываю… Но парня извиняет то, что он не местный, а потому может ничего не знать о строгих традициях Анклава.
   — Да.
   — Но почему? Вы же помогли мне.
   Действительно, почему простая и искренняя помощь в Саэнне находится под запретом? Разве это не странно и загадочно? Для постороннего человека — да. Для меня же…
   Отчасти Кадеки прав. Не изучая строение плоти, не зная, как и куда, а тем паче, насколько быстро должна течь кровь, я своим «наложением рук» могу многое испортить, а то и довести больного до смерти, другое дело, что моих скромных сил обычно не хватает на подобающее лекарю влияние. Зато убить могу. И ночная встреча с любителем чужих кошельков лишний раз доказывает: мастерство в душегубстве не убывает, а только растет, хоть у меня и мало возможностей его использовать. Нет. Лечить — не мое занятие. Только калечить. Я бы давно уже прибился к тем же Теням, если бы…
   Если бы чужая боль не вздыбливала мир вокруг меня колючим вихрем. Можно отворачиваться. Можно на время уходить вглубь себя, отгораживаясь от ощущений. Но когда чувствуешь, КАК все происходит, отвлечься помогает только сон. Да и то, первые минуты с закрытыми глазами голову кружит танец кружевных занавесей, который я не могу видеть, но легко и точно, до малейшего колыхания представляю, чувствуя прикосновение каждой ниточки.
   Нет, парень, все правильно. Мне нельзя вмешиваться не в свои дела.
   — И вам следовало бы молчать об оказанной помощи.
   — Не понимаю!
   Упрямец? Хорошее качество, но не для торговца.
   — В Саэнне, чтобы заниматься магией ради получения прибыли, нужно доказать свое мастерство и получить соответствующее разрешение Анклава. Так вот, у меня разрешения на лекарское дело нет.
   — Почему? Вы ведь можете лечить.
   — Не могу. Собственно, я всего лишь усыпил вашу боль. Будьте уверены, спустя час-полтора все повторилось бы, если не стало бы еще сильнее.
   — Но… — Темно-русые кудряшки, обрамляющие продолговатое лицо, удивленно качнулись. — Если так, у лекаря и не должно было быть возражений!
   Не должно было, верно. У разумного лекаря. А как объяснить, что Кадеки по своей натуре склочник и скандалист, не упускающий повода выслужиться перед Надзорным советом? Конечно, можно пуститься в рассуждения, только зря все это: парень не сегодня-завтра уедет из города прочь, а чтобы прочувствовать все тонкости отношений, нужно жить ими, и лучше с самого рождения.
   — Забудьте.
   — И все-таки, господин маг, я не могу оставить ваши услуги без оплаты.
   Только этого еще не хватало! Я невольно повернул голову, осматривая окрестности на предмет знакомых рож. Слава богам, вроде никого.
   — Никакой оплаты!
   — Но вы же…
   — Вот что, господин купец… — Придвигаюсь поближе, чтобы можно было говорить шепотом и быть ясно расслышанным. — Вы и так своим невежеством усложнили мне жизнь, хватит! Я не имею права принять от вас деньги, понятно? И хотел бы, вы даже не представляете, как хотел бы! Но не могу. Ясно? Особенно теперь. Из-за вашего болтливого языка мне нужно платить лишнюю подать в казну городских властей. Не умеете молчать, не надо. Но держитесь от меня подальше!
   — Я… — бездна обиды и рассеянного непонимания в жемчужных лужицах глаз.
   — Позвольте откланяться.
   Изображаю поклон и, чтобы у собеседника не появилось возможности привязать к оборванной нити разговора новую фразу, ныряю в лавку, у дверей которой вынужден был остановиться. Хотя, я же все равно шел именно сюда. Правда, по поводу безрадостному и постыдному. Потому что сейчас мне придется…
   Просить.
   Не люблю.
   Ненавижу.
   И с каждым новым разом, когда заученная наизусть россыпь слов все легче и легче слетает с языка, растет и мое презрение. К себе самому.
   Может ли просьба унизить? О да, и еще как! Особенно если тот, к кому обращены мольбы, человечишка жалкий, скользкий, но весьма хитрый, иначе не слыл бы в Нижних кварталах Саэнны самым удачливым скупщиком. Говорят, с его помощью обретают новых владельцев выкраденные из богатых особняков, снятые с еще не остывших тел и просто позаимствованные мимолетным прикосновением ловких воровских пальцев вещи. Не знаю, не проверял. Да и не стремлюсь раздвигать полог над кроватью в чужой спальне, тем более… Меня интересует только мое имущество, стараниями матушки едва не расставшееся со мной навсегда.
   — Доброго дня, dyen Вайли!
   — На дворе уже день? Ай-яй-яй, как быстро летит время, только я не замечаю… Может, подскажешь старику, какое сегодня число? Сделаешь милость? Неужто, срок настал?
   Началось. И охота ему надо мной смеяться всякий раз до скуки одинаково? Прекрасно ведь помнит, что мы уговаривались на двадцать пятый день месяца Расцвета: к тому времени я рассчитывал утяжелить свой кошелек на пяток лишних «орлов», как раз ту сумму, что назначена за следующую часть отцовских записей. Скупщик, к моему глубокому удивлению, оценил все книги отдельно, приравняв каждую к определенному количеству монет. Наверное, в расчетах отталкивался от толщины переплета, размеров и ветхости листов… Хуже было другое. В первую очередь мне продавались громоздкие тома, именно те, в которых ничего толкового не было, а тоненькие альбомы, заполненные кривоватыми рисунками и трудноразбираемыми записями, Вайли приберегал напоследок, словно чувствовал их важность.
   — Не настал, но… Я пришел просить об отсрочке.
   Льдисто-равнодушные глаза, изумленно расширились, сверкнув каплями подгоревшего масла зрачков:
   — Как, опять? Право, ты доставляешь столько огорчений… Бедное мое сердце… Одни волнения, никто несчастного старика не пощадит! Вот посмотрю я на вас, молодых, когда сами к Порогу подойдете!
   Конечно, Вайли лукавит. Не так уж он стар, чтобы жаловаться на телесную слабость. С другой стороны, обещание «посмотреть», как состарюсь я, и вовсе развеивало прахом впечатление от скупщической игры на публику. Будешь ждать меня у Порога, значит? Хорошо. Запомню.
   — Dyen, у меня возникли обстоятельства…
   Удостоверившись, что никто в ближайшее время не желает посетить лавку, Вайли скинул маску немощного старика, превращаясь в того, кем был на самом деле: торговца без жалости и совести.
   — Твои обстоятельства возникают снова, снова и снова. Вот уже четвертый год подряд я только и слышу нытье об отсрочках! Ты помнишь уговор?
   Помню. А что толку?
   — Как только мне удается выручить за свои услуги несколько монет, я сразу же прихожу к вам, dyen, но по правде говоря, сейчас мои дела…
   — Стоят на месте, а вернее, пятятся раком! А известно ли тебе, что я не могу вечно хранить книжный хлам? Он занимает уйму места, годного для размещения куда более полезных вещей… И куда более прибыльных!
   Могу себе представить. Безграничны только просторы Обители, а дома обычных горожан весьма стеснены в пространстве. Если бы Вайли мог, он бы выкопал громадные погреба для своих запасов, но к сожалению, скалы, на стоптанных подошвах которых возведена Саэнна, не позволяют снабжать каждый дом подвалом, и Туверигу в этом смысле крупно повезло. Конечно, можно хранить товар за городом, но такие люди, как мой знакомый скупщик, не смогут отпустить от себя и ничтожную кроху. Особенно если найдется дурак, готовый ее купить.
   — Мне очень жаль, dyen.
   — И только? — Вайли скривил и без того морщинистую физиономию, став похожим на сушеное яблоко, из которого пытаются выжать сок. — Чувства меня не интересуют, юноша. Их нельзя ни понюхать, ни куснуть, ни потрогать. Звонкий металл честнее.
   — Я обещаю, что выкуплю все книги! Так быстро, как только смогу.
   — Вот именно! — Он возмущенно всплеснул руками. — Как сможешь! Я смотрю на твои потуги уже который год, не забывай, и кое-что о тебе успел узнать.
   — До конца года, dyen. Обещаю.
   Зачем вру? Чтобы потом снова унижаться и просить? Тогда придется падать в ноги, потому что моим словам уже почти не верят. Впрочем, я и сам не верю. Но надо же хоть что-то сказать!
   — До конца года?
   Вайли задумался, перебирая в пальцах облупившиеся деревянные бусины пояса.
   — До конца… Не пойдет. Даю тебе срок в месяц.
   — Но это невозможно! Я попросту не смогу нигде за это время…
   — Твоя беда.
   Он отвернулся, показывая, что разговор окончен, но не преминул поддать жара в костер отчаяния, разведенный прямо у меня под ногами:
   — Если не принесешь всю сотню целиком, можешь забыть о своих книжках. Я быстро найду на них покупателя: богатые купцы любят уставлять полки своих шкафов разноцветными корешками.
* * *
   — Маллет, спустись-ка ко мне!
   Ну второму-то дяде что от меня вдруг понадобилось?! Ни одной ведь свободной минутки: надо бежать в Регистровую службу, узнавать, не требуется ли кому мое умение избавляться от заклинаний, а потом… А что потом? Искать заказы? Еще труднее, чем обзавестись обрывками чар. Купчиха, Дом радости, может, подвернется пара-тройка тех же мясников на предмет заточки, вечно у них тесаки тупятся. Конечно, с Тенями работать было бы прибыльнее, но как-то не хочется. Тому убийце пока новое оружие чаровать не нужно… А с чего я, собственно, взял, что он снова обратится ко мне? Гордо считаю свои труды лучшими в Саэнне? Так ошибаюсь же, и крупно, потому что хороший маг, особенно, часто занимающийся чарованием, с легкостью меня переплюнет. Дорого запросит, ну так что? Тени — люди не бедные, платить готовы, если заказ выполнен на совесть. Ох, а ведь мне теперь тоже не мешало бы поднять цену, ведь сотня «орлов» — не шутка. И у дядюшки ведь не попросишь, потому что просить… нечего. Почти все вырученные за ковыряльники деньги Тувериг сразу меняет на железные заготовки для новых орудий разделки плоти, живой и мертвой.
   Кстати, о дядюшке… Он же меня зовет!
   — Иду!
   А заодно прихвачу с собой сумку и бляху, чтобы от дяди отправиться сразу в Регистр. Вдруг повезет, и найдется заказ для меня?
   — Вот, позвольте представить: мой племянник, Маллетом кличут. Помогает мне в кузне.
   Дядюшка, топорща бороду, подбородком указал на меня своему собеседнику. Тот, то ли из любопытства, то ли соблюдая правила приличия, лихо развернулся на каблуках, чтобы рассмотреть явившегося на зов «помощника». Я в свою очередь проделал то же самое, хотя меньше всего желал тратить время на вежливое хлопанье ресницами.
   Тем более что перед глазами не появилось ничего, кроме яркого пятна. Пятно было невыносимо алое, шелковое и расшитое бисером. Пятно называлось лавейлой и только-только вошло в обиход местных модников и модниц: широкое полотнище, что-то вроде накидки без швов, поверх стягивающееся поясом, узким или широким — кому как приятнее. Поговаривают, сей наряд особенно любим теми, кто не желает тратить время на переодевание. И действительно, накинул на самую затрапезную рубаху, и можешь гордо выйти на люди. Я бы и сам обзавелся лавейлой, но мне развевающаяся ткань будет только помехой, да и… Не хочу походить на саэннских обывателей. Таких, к примеру, как этот. Богатый бездельник? Вернее всего. Что же ему могло приглянуться в лавке скромного оружейника?
   Дядюшка кашлянул, отвлекая меня от разглядывания редкого гостя.
   — М-м-м?
   — Господин желает заказать нам клинок.
   Тувериг всегда был любителем поболтать, а уж его искусство торговаться (правда, без особых убытков и прибылей, лишь ради собственного удовольствия) известно всему нашему кварталу, и все-таки, когда речь заходит о настоящем деле, дядюшка становится крайне скупым на слова. Впрочем, мне достаточно и пяти произнесенных, поскольку все необходимые подробности в них чудесным образом уложились.
   Во-первых, обращение. Большинство покупателей именуется «любезный dyen», и это вовсе не свидетельствует о неуважении, просто таким образом дядя показывает, что сам ничем не хуже заказчика. Если же в речи Туверига появляется упоминание «господин», можно быть уверенным: пришедший и богат, и может похвастать родовитыми предками. Как дядя определяет происхождение каждого встречного, ума не приложу. Но он почему-то никогда не ошибается.
   Во-вторых, слово «клинок». На моей памяти оно было произнесено не более десятка раз за все годы, что я живу в доме у дядюшки. Если человек пришел говорить о клинке, он знает, чего хочет и сможет воспользоваться полученным. То бишь, заглянувший в лавку парень — не простой богатей, жалеющий похвастаться острой железякой перед впечатлительными девицами. Но оно и к лучшему. Легче будет обговорить заказ.
   В-третьих. Господин желает «заказать». Не купить. Непосвященному зрителю разницу не почувствовать, но мы с дядей поняли друг друга яснее ясного. Потому что «заказать» означает работу от начала и до конца. От железной чушки до последнего витка кожаного или шелкового шнура на рукояти. А самое главное, перед мастером не ставится никаких ограничений. Даже больше того, заказчик целиком и полностью полагается на опыт и умения оружейника. И стоить такая работа будет куда как больше… Тьфу! Сплошные деньги на уме. Какой из меня работник с такими мыслями?!
   — От меня требуется обычное участие?
   Дядюшка перевел взгляд на заказчика, словно предлагая тому еще раз высказать ранее уже изложенные пожелания, а мне спрашивать напрямую, а не через посредника.
   — Насколько понимаю, вы занимаетесь чарованием, dyen?
   Вопрос задан вежливо, но с ухмылкой, немного странной, однако не обидной, а… Дружеской. Да, точно! Добрые приятели любят так подтрунивать друг над другом в разговоре. Но я так же далек от господина в алом, как и от места Главы Анклава. Нарочно смеется надо мной? Хочет показать свое превосходство? Не люблю не понимать, что происходит.
   — Да. Поэтому если желаете, чтобы клинку были приданы особые свойства, говорите о том со мной.
   — Непременно!
   Непременно что? Желает? Будет говорить? И к чему такая длинная пауза, да еще вкупе с внимательным разглядыванием моей персоны? Хотя… Он вовсе не разглядывает. Просто смотрит. Прямо в глаза.
   Глаза…
   Почему мне кажется, что я уже встречал такой взгляд? Спокойный, но цепкий, как кошачьи коготки. Глубокий. Может быть, в силу темного цвета, напоминающего обожженную смолу? Нет, дело в чем-то другом. Но выражение глаз не прочитать. Совсем. Значит, есть основание опасаться незнакомца больше, чем хотелось бы. Даже несмотря на его молодые года.
   Мой ровесник или чуть старше. И такой же черноволосый, правда, пряди куда длиннее моих и заплетены ровными косичками от висков за уши, только челка криво свешивается на лоб, мешая сосредоточить внимание на чертах лица. Да собственно, стоит ли тратить время на разглядывание?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента