Калина Саша. Лилит

   — Эта. Ты чего? Ты откуда?.. — стал он спрашивать растерянно, кажется, он сам не знал, что хочет спросить, скорее всего он растерялся оттого, что увидел меня, такую худенькую и тоненькую, и такого здорового парня у моих ног.
   Он шагнул, переступая порог.
   И в эту же секунду получил кулаком в живот. Он согнулся, открыл рот, пытаясь вдохнуть воздух, и в это время Витька ударил его сверху ладонью по шее, ребром ладони. Что-то хрустнуло в том месте, куда пришелся удар. Витька успел его схватить за плечи и опустил на пол так, чтобы тот не загремел, падая.
   — Витя, ты что делаешь? Витечка, зачем? — заскулила я.
   — Замолчи, — проговорил он тихо и положил мне пальцы на губы, а сам он в это время быстро и внимательно осматривался по сторонам.
   Потом он наклонился над вторым, и я увидела, как он стал вынимать из его руки зажатый в ней пистолет. А я ведь даже не заметила его. Правда, когда этот человек вошел в дверь, руку он держал опущенной и, видимо, не посчитал необходимым пугать этой штукой меня.
   Витька взял пистолет, сунул себе за пояс, а потом подошел к первому, приподнял рубашку на нем, она не была заправлена в брюки, а была выпущена, и под ней у того тоже оказался пистолет, он был у него засунут за пояс.
   Наверх, на второй этаж дома вела широкая лестница. И откуда-то оттуда сверху невнятно доносились голоса.
   Витька, перепрыгивая через две ступеньки, но совсем бесшумно, как кошка, забежал по лестнице вверх. И недовольно посмотрел на меня, потому что я была уже рядом, не успел он остановиться.
   Он и я, следом за ним, осторожно подошли к чуть приоткрытой двери.
   В комнате было человек шесть или семь: кто-то смотрел телевизор, двое скучно играли в карты и от скуки сильно ударяли ими по столу, один наблюдал за игрой, один человек сидел и чистил разобранный автомат.
   Я отошла от двери и посмотрела в окно, выходившее на противоположную от входа в дом сторону.
   Там внизу стояло не меньше пяти машин и еще несколько человек рядом с ними.
   Витя подошел ко мне, тоже посмотрел вниз.
   — Я так и думал, что здесь у Лысого база, — проговорил он.
   — У какого Лысого? — спросила я.
   — Герман. Беспредельщик один, — объяснил он, — он связан с конторой.
   Пусть меня накормят грибами, какие съел сегодня Витька, если мои знания увеличились хоть на полкопейки после этого его объяснения.
   Место, где мы стояли, было как бы бельэтажем, оно нависало над огромной передней. Я отошла от окна к перилам, посмотрела вниз. И вдруг в окне первого этажа, с той стороны, где была входная дверь, мелькнул чей-то силуэт.
   — Кто-то идет, — прошептала я быстро, взглянув на Витьку.
   Ему ничего не нужно было объяснять, он тут же бросился по лестнице вниз, подбежал к входной двери и снова встал, прижавшись спиной к стене.
   Дверь открылась в эту же секунду; совершенно спокойно, ничего не подозревая, вошел человек, молоденький, ему было года двадцать три. И тут же Витька схватил его за рубашку на плече, сильно дернул на себя, прижал его спиной к себе, сдавив предплечьем горло.
   — Будешь шуметь — пристрелю сразу, — предупредил он и ткнул ему пистолет прямо в ухо, потом спросил:
   — Где ваш гость?
   — Какой гость? — хрипло, нервно и испуганно спросил тот.
   — Не прикидывайся идиотом, — проговорил Косарь со злостью и прижал пистолет с такой силой, что я подумала, он ему сейчас ухо проткнет.
   Парень этот скривился от боли, казалось, что он хочет разрыдаться, но он не пискнул даже, а только сказал, с трудом выговаривая слова:
   — Внизу, в подвале.
   — Пошли проводишь, — Витька убрал руку с горла своего пленника и ткнул пистолетом ему в затылок, толкнул в сторону от двери.
   Они подошли к лестнице. Я тоже спустилась по ней вниз и подбежала к ним. А под лестницей, оказалось, есть проем, совсем темный, только когда я подошла вслед за Витькой и этим нашим провожатым к тому месту, я увидела, что там есть ступеньки, кирпичные ступеньки, круто ведущие вниз.
   — Руки за голову! — когда наш пленник ступил на первую ступеньку, приказал Витька. — Если споткнешься, сразу стреляю, — предупредил он зачем-то, потому что спотыкаться на такой крутой и темной лестнице едва ли кто и сам захочет, а вот от его предупреждения он мог только, скорее, от страха споткнуться.
   По тот послушно положил руки на затылок и стал спускаться вниз, в темноту. Витька Косарь шел вслед за ним, а я уже третья, как это называется у военных — замыкала колонну.
   Уже на середине лестницы внизу стал виден свет.
   Когда мы дошли до конца лестницы и свернули направо, выйдя из небольшой ниши, перед нами открылся коридор, уходящий в обе стороны, стены его были выложены красным кирпичом, поэтому создавалось ощущение какого-то мрачного подземелья. Хорошо хоть все это освещалось неяркими лампочками, они висели прямо на проводах у потолка.
   — Пошли! — снова приказал Витька.
   Мы пошли по коридору. По обеим сторонам здесь было много дверей, точнее, даже не дверей, а дверных проемов, потому что большинства дверей не было.
   Шагов через двадцать, под прямым углом от основного, в сторону уходил еще коридор. Наш пленник свернул туда, дошел до одной из боковых дверей и указал на нее.
   — Кто там еще с ним? — спросил шепотом Витька.
   — Миха, — послышался ответ.
   — А Лысый где?
   — Гера? Он там, наверху.
   — Значит, я был прав, — пробормотал Витька и приказал:
   — Открой дверь, только немного.
   Пленник взялся за ручку и слегка толкнул дверь от себя.
   Тихо скрипнув, дверь приоткрылась.
   Я приподнялась на пальцы, потому что двое предо мной мешали мне, но и тогда я не сразу увидела, кого хотелось увидеть, кого мне нужно было увидеть, а сначала увидела какие-то большие газовые баллоны, они занимали чуть ли не половину комнаты, а уже потом я увидела его — Сережку!
   Он стоял у боковой стены. Но какой у него был вид!
   Лицо было разбито и даже исцарапано, рубашка разорвана, и на теле тоже были синяки. А рядом с ним сидел какой-то громила, здоровый, не меньше Жеки. Он сидел, закинув ногу на ногу, голова его ,сонно опускалась на грудь, с губы вниз спускалась тонкая ниточка слюны. Он даже не пошевелился от скрипа двери.
   Но все это у меня просто как-то запечатлелось случайно, потому что я ни на что больше не обращала внимания, кроме Сережки. И я, конечно, сразу рванулась туда, но только у меня это не получилось. Витька, как только почувствовал, что я засуетилась, не глядя на меня, не оборачиваясь даже, только протянул назад руку и с такой силой схватил меня за плечо, что я чуть не запищала, но сдержалась, а вот синяки у меня после этого, конечно, останутся, и еще какие. — Это Мишаня, — услышала я, как наш пленник зачем-то объяснил это Вите.
   — Спасибо, — поблагодарил Витька, а потом взял и ударил нашего провожатого по голове рукой, в которой держал пистолет. Придерживая его, осторожно опустил на пол.
   Но пока он возился с ним, я оказалась на свободе — Витькины пальцы уже не сжимали мое плечо, — и я тут же, толкнув дверь, проскочила в комнату.
   Я подбежала к Сережке, обняла его за шею, прижалась к нему. И я разрыдалась.
   А кто бы на моем месте смог сдержаться, я ведь столько искала его, столько мучилась, переживала, и за все это время я хоть бы разок поплакала, и вот теперь я не могла себя сдерживать. Нет, может быть, если бы там, сзади, у двери не было Витьки, я бы, наверное, вела себя по-другому, но сейчас рядом со мной было двое мужчин — Витька и, главное, Сережка, — и теперь я могла не беспокоиться ни о чем.
   Я что-то говорила ему и говорила, и обнимала его, и плакала.
   За спиной я слышала какую-то возню и слышала, как Косарь проговорил хрипло: «Отдохни», наверное, тому, который и так сидел на стуле и спал.
   — Привет, — это тоже был Витькин голос за моей спиной, но уже нормальный, без напряжения.
   — Привет, — ответил ему Сережка. — Рад тебя видеть, — он сказал ему (а меня он что, значит, не рад видеть?!). — Слушай, у тебя нет с собой водки или аспирина, а то голова болит, как будто неделю пил без перерыва.
   — Потерпи до дома, если выберемся отсюда, — сказал Косарь и добавил:
   — А если нет, то не нужен и аспирин.
   — Мертвые не потеют? Понятно, — согласился Сережка. — У него в кармане должны быть ключи от наручников. — И он кивнул на того, который раньше сидел на стуле.
   Я обернулась, теперь этот, кажется, Мишаней его назвали, уже не сидел на стуле, а лежал рядом с ним.
   А я снова повернулась к Сережке и только сейчас заметила, что он не может отойти от стены, потому что он был прикован к трубе: вдоль стены, на высоте чуть больше метра над полом проходила труба, и наручники сцепляли Сережкины руки за этой трубой, так что он мог двигаться только вдоль нее.
   Витька нагнулся к лежавшему Мишане, достал у него из кармана маленькие ключи и бросил их мне. Я их поймала.
   — Отцепи его, — сказал Витька.
   Но мне было не до таких мелочей, как наручники, потому что я видела, что Сережка не то что разговаривать, он даже смотреть на меня не хочет.
   — Сережа, ты что, не хочешь со мной разговаривать, Сережа? — стала я его спрашивать. — Что тебе обо мне наговорили?
   Он не хотел со мной разговаривать, он снова обратился к Витьке.
   — Зачем ты ее сюда притащил? — спросил он.
   Это он так спрашивает обо мне!
   — Не я ее сюда притащил, это она меня.
   — Понятно, — понял Сережка, посмотрел на меня и сказал:
   — Сними наручники.
   — А ты что, не можешь сказать, что ты меня простил? — Я чувствовала, как все счастливое, что во мне появилось, уходит от меня.
   — Если ты хочешь поговорить на эту тему, то поговорим позже.
   — Маша, — сказал Витька, — не тяни время. Потом разберетесь.
   — Это я тяну время?! Это он тянет время. Ему что, трудно сказать, да или нет? — И я снова посмотрела на Сережку:
   — Ты мне скажешь или нет? Или я что, всю жизнь должна здесь стоять с тобой около этой трубы?
   Витька подошел к нам, отобрал у меня ключи и снял с Сережки наручники.
   Сережка сразу стал растирать запястья рук, они у него были все синие.
   — Как вы здесь оказались? — спросил он.
   — Я тебе уже сказал, — ответил Витька. — Меня Маша сюда привезла.
   — А ты откуда узнала, что я здесь? — спросил он как бы через силу, словно не хотел со мной разговаривать.
   — Не скажу. — Я отвернулась, потому что мне снова захотелось плакать, только теперь не от счастья, а от обиды Витька в это время вынул из кобуры под плечом Мишани пистолет и бросил его Сережке. Он едва сумел его поймать двумя руками, наверное, у него еще болели руки после наручников.
   Мне хотелось пожалеть его, но я не стала этого делать, потому что он очень меня обидел, и вообще он был за что-то злой на меня, а должен был радоваться, что я наконец снова с ним.
   Витька в это время подтащил за руку Мишаню к трубе, защелкнул одно кольцо наручника на его запястье, а второе зацепил за трубу.
   — Пошли скорее, — сказал Косарь, выходя из комнаты, — может быть, сможем уйти, нас еще никто не видел.
   — И этот тоже? — спросил Сережка и показал на нашего пленного проводника, лежавшего у двери. Потом он обернулся и увидел меня, я все еще стояла у той трубы, к которой недавно был прикован он. — А ты что стоишь? — спросил он меня.
   — Не твое дело, — ответила я, — хочу и стою.
   Сережка вернулся от двери, схватил меня за руку и потащил за собой как куклу, только такую, у которой ноги сами собой автоматически передвигаются.
   Мы быстро пошли по подвалу к лестнице.
   Мы были уже около нее. И в это время увидели чьи-то ноги — кто-то осторожно спускался еще только по ее самым верхним ступенькам.
   Витька Косарь сразу отбежал назад, встал за угол, за ним остановился и Сережка и я, тащившаяся за ним, потому что он так и не отпускал моей руки. Теперь у меня там тоже будут синяки. Ладно еще на плече, за которое Витька схватил, там хоть под платьем не видно, а на запястье? А он еще держал меня с такой силой, как будто он робот и у него вместо рук стальные манипуляторы. А ведь руки у него могут быть такими нежными…
   Тот, кто спускался по лестнице, тоже остановился, наверное, он услышал наши шаги и теперь не решался спускаться дальше.
   — Эй, внизу, кто там? — спросил голос сверху.
   — Свои, — усмехнувшись, отозвался Косарь.
   — Кто свои?
   — Что будем делать? — тихо спросил Витька.
   — Давай сначала попробуем вперед, — сказал Сережка.
   — Подвал большой. Может, здесь есть второй выход прямо на улицу? — Витька сказал это, но в голосе его было сомнение.
   — А кто его откроет для нас?
   — Хорошо, давай попробуем сначала вперед, а там посмотрим.
   Они советовались друг с другом, меня не спрашивали. И хоть Сережка был какой-то не такой, все равно я чувствовала себя настоящей женщиной — мне теперь не надо думать, как выбраться из трудного положения — я сюда пришла, а уж как мне отсюда выбраться, пусть думают они. И я была уверена в Сережке и Вите, что бы там ни было, а вот в обиду другим они меня не дадут — конечно, Сереженьке приятнее самому меня обидеть, чем кому-то это передоверить.
   — Так, — сказал Витька, — сначала я, если получится, вы за мной, я наверху прикрою.
   Он выскочил из-за угла, где мы стояли, и побежал к лестнице. Но тут же, почти сразу сверху раздалось несколько выстрелов.
   Лестница была темной, и стреляли, наверное, не в Витьку, а потому, что услышали шаги, ну, не совсем не в него, а наугад.
   Сережка схватил меня за руку и потащил за собой по коридору. Снова раздались выстрелы. Сережка повалил меня на пол у стены и сам упал на меня. Ему было, конечно, хорошо, а я вот лежала прямо на грязном каменном полу.
   Витька подбежал к нам.
   — Давайте сюда, — сказал он и открыл находившуюся у противоположной стены небольшую дверь небольшого помещения.
   Сережка быстро встал на ноги, потом схватил меня, опять как котенка за шиворот, тоже поднял и, можно сказать, швырнул в это помещение, где стоял уже Витька. Хорошо хоть он, Витя, меня поймал более-менее аккуратно. Сережка был уже рядом.
   — А ты не можешь обращаться с женщиной по-человечески? — спросила я его немного раздраженно, но только, скорее, это было не раздражение, а обида.
   Но Сережка не успел мне ответить, потому что в эту секунду раздался страшный грохот. Я догадалась — это стреляют из автомата, и когда поняла это, решила оставить на потом вопрос, как нужно обращаться с женщиной, когда не будут стрелять, тогда это и можно будет выяснить.
   — В кого это они? — спросил Витька так спокойно, как будто выстрелы слышались из телевизора и он не мог понять, кто в кого там стреляет.
   — Ни в кого, — ответил Сережка, — просто так" вдоль по коридору. Что будем дальше делать?
   — Надо бы свет погасить, — сказал Витька, посмотрев на тускло светившую лампочку в коридоре.
   — Думаешь, когда они начнут дымовые шашки бросать, это поможет? — спросил Сережка, но сам стал освещать и осматривать пол комнаты, наверное, искал, чем бы можно было бросить в лампочку.
   Он вдруг отошел от двери, что-то поднял и с трудом бросил к ногам Витьки. Это был большой моток колючей проволоки.
   — Хорошо, — согласился Витька и стал разматывать эту проволоку.
   Сережка в это время нашел какой-то обрезок трубы. Он быстро выскочил из-за двери и швырнул его в потолок вдоль коридора. Послышался глухой хлопок и потом еще один, и две лампочки погасли.
   — Хорошо бы так одним выстрелом сразу двоих, — проговорил Косарь, — а то у нас патронов почти нет.
   Я выглянула из-за двери. Теперь светила только лампочка около угла ниши, где прятались наши противники.
   — Присмотри за ними, — сказал Витька, я не поняла только кому, мне или Сережке, и выскочил в коридор. Он быстро пошел вперед, разматывая на ходу колючую проволоку, потом забежал в следующую дверь.
   Сережка все это время стоял и внимательно смотрел, не покажется ли кто из-за угла, а Витька, когда забежал в такую же комнатушку, в какой стояли и мы, только без двери, стал там разматывать проволоку и бросать ее на пол коридора.
   Никто не стрелял, никто не нападал на нас, и я решила кое-что выяснить.
   — Сережа, — заговорила я, — скажи, почему ты такой?
   — Какой? — поинтересовался он.
   — Ты даже не хочешь разговаривать со мной. Может, я зря пришла сюда за тобой, может быть, она тебе нравится, может, ты вообще в нее влюбился и не хочешь отсюда уходить?
   — Маш, я совсем не понимаю, о чем ты говоришь. И кажется, сейчас не совсем подходящее время для выяснения чего-либо.
   — Сейчас очень как раз подходящее, в нас никто не стреляет, на нас никто не нападает. Если ты не хочешь, чтобы я была с тобой, ты скажи, я оставлю тебя в покое, я уйду.
   — И куда, интересно, сейчас ты уйдешь?
   — Ну, не сейчас, а когда мы отсюда уйдем, тогда я могу от тебя уйти.
   — Считай, что договорились. Только сначала нам нужно отсюда уйти.
   — Ты что, правда хочешь, чтобы я от тебя ушла?
   — Нет, я не хочу, чтобы ты от меня уходила, я хочу сам от тебя уйти.
   — А, вот как. Ты, значит, хочешь, чтобы мне тяжелее было. Нет уж, тогда я от тебя уйду, а ты мучайся.
   — Знаешь, с каким удовольствием я надавал бы сейчас тебе по твоей красивой мордочке.
   — У меня не мордочка, у меня лицо. Понял, ты? — И я от обиды со всей силы дала ему такую пощечину, что он от боли даже схватился рукой за щеку и наклонился.
   И в это время издалека послышался чей-то голос.
   — Эй, вы! — закричал этот голос. — Хочу поговорить две минуты мирно.
   — Говори, — услышала я, как ответил из соседней комнаты Витька.
   — Люди разозлились. Вам отсюда не выйти, и вы это понимаете.
   — Лысый, — снова ответил Витька, — чем хуже наше положение, тем больше твоих шакалов станут трупами.
   — А с кем я вообще разговариваю?
   — Угадай, Герман, — усмехнулся Витька.
   — Ладно, угадывать не буду, я посмотрю, — ответил тот, кого Витька назвал Германом, и в это же время послышался топот ног.
   Я посмотрела в щель между дверью и дверным косяком — из-за угла ниши выскочило несколько человек и бросилось в нашу сторону.
   Сережка, выглянув из-за двери, выстрелил несколько раз, оттуда тоже послышались выстрелы, но только стреляли не из пистолетов, а у них были автоматы, и они стреляли из них.
   По узкому коридору эхо так неслось, что закладывало уши.
   Я увидела, как первые бегущие поравнялись с тем местом, где прятался Витька. И они сразу налетели на спутанные комья колючей проволоки. И они стали падать, запутываясь в ней, и стали натыкаться друг на друга. Наверное, колючки вонзались в них, может, и не глубоко, но сразу в десятках мест одновременно, и от этой боли они стали кричать, несколько человек хором. Это очень страшно слышать, когда сразу несколько человек кричат от боли. Мне хотелось закрыть руками уши. Но я стояла и смотрела, потому что мне нужно было видеть, что сейчас со мной случится.
   Те, которые были сзади, не понимали, что происходит, и они остановились растерянные.
   А Сережка и, конечно, Витька, все стреляли и стреляли.
   Я даже хотела сказать, что хватит, что не надо, может, я даже говорила это негромко, но только меня все равно не слышали и не услышали бы, даже если бы я кричала — такой шум стоял и от криков других людей, и от выстрелов.
   Наконец те, кто не запутался в проволоке, догадались, что надо убежать назад, и они убежали.
   Выстрелы, крики, стоны постепенно затихли.
   Я стояла и как-то очень плохо соображала, до меня плохо доходило, что произошло сейчас.
   А Сережка осторожно вышел из-за двери и, пригибаясь, подошел к тому месту, где остались лежать запутавшиеся в проволоке. Я видела, как он протянул руку, хотел взять автомат, валявшийся на полу, и в это время раздался выстрел.
   И Сережка сразу упал.
   Я выскочила и как сумасшедшая побежала к нему. Я схватила его за рукав и хотела оттащить от этого места туда, где мы прятались, до меня еще не дошло, что могло случиться что-то очень плохое, я не умом, а как-то по-другому это ощущала.
   Но Сережка вдруг вытянул руку, схватил меня и, как и недавно, снова повалил на пол, прижал к себе. Значит, ничего страшного не случилось.
   — Серега, — услышала я в это время голос Витьки, — не волнуйся, это я, там один зашевелился. Давайте, уходите, я пока посмотрю за ними.
   Сережка поднялся, не давая встать мне, взял еще один автомат, кроме того, около которого он упал, потом поднял меня и, толкая перед собой, забежал обратно в нашу комнатку.
   Послышались мягкие шаги, и к нам вбежал Витька.
   — Надо посоветоваться, — сказал он.
   — Я не знаю, что можно посоветовать, — усмехнулся Сережка. — Могу только поделиться предположением.
   — Делись.
   — Дымовых шашек у них нет. Если бы были, они с них и начали бы.
   — Точно, я об этом не подумал. Маша, а у тебя какие предложения?
   — Хочешь услышать деловое предложение из уст младенца? — спросила я.
   — А почему бы и нет?
   — Тогда слушайте — им нужно предложить денег.
   Оба мужчины, стоявшие рядом со мной, помолчали.
   — А я бы до такого не додумался, — сказал наконец Сережка.
   — Потому что ты художник, а Маша деловая женщина.
   Не хочу примазываться к чужому открытию, но только я и хотел именно это обсудить.
   — И что, есть шанс? — спросил Сережка.
   — Один процент, не больше.
   — Почему так мало?
   — Потому что они могут просто обмануть. А еще, они не знают, что я здесь, а когда узнают, тогда поймут, что я этого так не оставлю, и побоятся даже за деньги нас отпустить.
   — А ты что, станешь устраивать с ними разборку?
   — Что я стану делать и что нет, это не важно, главное, что они подумают, а они подумают именно так. И тогда они не захотят меня оставить, а значит, и вас тоже.
   — Скоро они откроют вторую дверь и тогда полезут с двух сторон.
   — И я о том же, — согласился Витька, потом он сказал:
   — В комнате, где мы тебя нашли, полно газовых баллонов.
   — Да, — кивнул Сережка. — У них зимой здесь все газом отапливается.
   — А ты не спросил, сейчас эти баллоны пустые или полные?
   «Что это Витьку так волнуют эти баллоны?» — подумала я, но говорить вслух ничего не стала.
   А Сережка сказал:
   — Не думал, что тебя это заинтересует, не догадался спросить. Но зато посчитал от нечего делать — там их шестьдесят пять штук.
   — Надо бы узнать. Пойду посмотрю.
   — Нет, — сказал Сережка, — ты оставайся, а я пойду посмотрю. — И он, не дожидаясь согласия, убежал.
   — Трудно с творческими людьми, да, Маш?
   — Если б я выбирала, — сказала я.
   — То выбрала бы снова его, — усмехнулся Витька.
   — Вить, — не выдержала я, — может, ты мне объяснишь.
   Я столько времени мучилась, искала его, вот нашла, а он себя ведет, как последняя сволочь. Почему это так?
   — Не знаю, но могу тебе открыть одну тайну.
   — Открой, конечно, я очень люблю чужие тайны, особенно если это Сережкина.
   — Он как-то мне сказал, что ты для него так много значишь, что он может тебе простить почти все.
   — Он тебе соврал. Он не хочет мне простить одну-единственную ошибку за всю нашу жизнь, которая у меня случайно получилась по его вине.
   — Маш, я не знаю, что у тебя была там за ошибка, но мне больше всего понравились твои последние слова.
   В это время послышались шаги. Вернулся Сережка.
   — Я попробовал штук десять, все полные.
   — Хорошо. Значит, у нас есть лучший вариант, чем предлагать им деньги. Как там Мишаня?
   — Уже пришел в себя, жалуется на судьбу, признает все свои ошибки и даже просто заблуждения. Хочет искупить.
   — Пошли туда, они, кажется, надолго затихли, — выглянув из-за двери, сказал Витька.
   — Разрабатывают новые планы, — с издевкой в голосе предположил Сергей.
   — Пошли, — снова сказал Витька, и мы с Сережкой побежали в ту комнату, в которой нашли его. Витька стоял и внимательно наблюдал за углом ниши, где была лестница, потом побежал вслед за нами.
   Мишаня стоял у стены, и вид у него был виноватый и застенчивый.
   Витька подошел к нему и освободил его от трубы.
   — Слушай внимательно, — сказал Витька, для убедительности постукивая Мишане по груди стволом пистолета. — Скажешь своему Гере, что мы согласны обсудить с ним его условия. Но только здесь, выходить не будем.
   Мишаня быстро кивнул, соглашаясь.
   — Будут у него какие-то вопросы, пусть передаст через тебя. Все, иди.
   Мишаня снова кивнул и продолжал стоять.
   Сережка подошел и шлепнул его по плечу.
   — Ну ты чего стоишь, Михаил? Инструктаж закончен, проверять усвоенное не будем, а то еще завалишь экзамены, а где нам вместо тебя другого искать. Иди, можешь сказать своими словами. — И Сережка подтолкнул его в плечо. — Только осторожней, там колючая проволока, — предупредил он.
   Мне они объяснять ничего не хотели. Ну и ладно.
   Мы вышли из Сережкиной комнаты с трубой и баллонами.
   Мишаня не вернулся. Но вопросы у Геры были, это мы поняли, когда услышали его голос, донесшийся из-за угла.
   — Почему не хотите подняться? — спросил он.
   — Нам здесь удобней, — ответил Косарь.
   А Сережка объяснил:
   — Если наши переговоры не закончатся подписанием взаимовыгодного контракта, здесь нам проще будет вернуться к статус-кво и снова занять круговую оборону.
   Через минуту голос Геры ответил:
   — Хорошо.
   — Серега. — И Витька указал взглядом на дверь комнаты с газовыми баллонами.
   А Сережка не ждал этого, он уже пошел туда. Я тоже заглянула. Сережка быстро откручивал вентили всех подряд баллонов.
   Сережка вышел из комнаты одновременно с появлением из-за угла Геры. Что это именно он, Гера, я поняла сразу и сразу поняла, почему его Витька называл Лысым — голова его была похожа на бильярдный шар, только блестела немного посильнее. Но перед ним шли несколько человек с автоматами, и они почти полностью закрывали его.