Итак, историк говорит: очевидцы древних событий описывали не то, что было в действительности, а выводы исследователей этих текстов - наших современников, и вовсе недостоверны. Короче, все было совсем не так, как на самом деле. При этом Дельбрюк остается в уверенности, что античные писатели жили до нашей эры. Мы же в дополнение к его сомнениям в верности понимания текстов историками утверждаем, что жизнь писателей и описанных ими войн неправильно хронологизирована, а войны зачастую и неправильно локализованы.

Теперь обратимся к книге С. Лучицкой «Образ другого». Книга имеет подзаголовок «Мусульмане в хрониках крестовых походов».

Читаем:

«…В какой мере созданный хронистами образ мусульман отвечает действительности, как отделить фантастические элементы от реальных деталей? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны были бы сопоставить то, что говорится в тексте, с тем, что известно - по другим источникам, сообщающим „достоверные“ сведения о „реальных“ мусульманах. Такой метод… представляется вполне оправданным. Выявляя „зазоры“ между исторической действительностью и фантазиями хронистов, мы могли бы выяснить, в какой мере хроники передают не только вымысел, но и реальность, а значит, разрешить вопрос о том, какую роль играет историческая реальность в повествовании хронистов, что субъективного привносят они в свое изложение».

В целом задача поставлена правильно, однако мы видим здесь, что, по мнению С. Лучицкой, историкам известна «реальность» прошлого. На самом-то деле известна лишь, - и об этом можно говорить уверенно, - только некая СХЕМА исторического развития, разработанная разрозненными мыслителями XVI–XX веков. И взявшись «разделять» реальность и вымысел в текстах европейских хронистов XII–XIII веков, С. Лучицкая просто проверяет их на соответствие схеме. А в схеме есть античность (до н. э.), населенная греками и варварами, и средневековый мир, населенный христианами и мусульманами.

Никем не доказано, что если хронист XII века пишет «варвар», то он имеет в виду непременно мусульманина. Однако читаем у С. Лучицкой:

«Мусульмане не случайно называются варварами. Этот термин существовал еще в античной традиции. Для греков варвары - народы, не занимающиеся земледелием и не имеющие городов. В хрониках термин чаще всего употребляется в оппозиции „варвар-латинянин“. Гвиберт Ножанский придает этому термину еще более точный смысл: для него barbarae natiоnes - те, кто отличаются от латинян, франков по своему языку и своим обычаям».

Такой «точный смысл» совершенно точно ведет к признанию варварами даже христиан: например, греков и армян, которые отличаются от латинян по своему языку и своим обычаям.

Далее анализ средневековых хроник приводит историка к выводу, что из всех варваров своим числом и исключительной ролью выделяются турки, арабы и сарацины. Что это за нация такая, сарацины? По мнению европейских теологов, это искусственный термин для обозначения врагов христиан, произошедших от Агари, египетской наложницы Авраама. В таком случае, сарацины - не отдельный народ, к их числу относятся и турки, и арабы, а называться они должны агарянами (как предлагал Матвей Парижский). Но вот, воины Христа в своих записках называют кого-то, помимо турок и арабов, сарацинами, от имени законной жены патриарха - Сары, от которой, по мнению тех же теологов, произошли… христиане. Может, в некоторых случаях под именем сарацинов скрываются греки, - тогда хотя бы понятно, почему они находятся в одной компании с турками и арабами, противостоящими «не варварам» - латинянам.

Итак, терминологический и теологический анализ не позволяют определиться с этнической картой ближневосточного региона времён крестовых войн. Однако хронисты не всегда ограничивались обзываниями своих врагов «неверными» или «вероломными», - как видим, они записывали и названия народов! Что же это за названия, помимо турок, арабов и сарацинов? Вот они в той последовательности, как изложено в книге «Образ другого»: ливийцы, ассирийцы, индийцы, финикийцы и даже эламиты. В хрониках встречаются также персы, мидяне, халдеи.

Разумеется, упоминание «древних» народов наряду с «реально», по мнению С. Лучицкой, существовавшими есть факт если не прямой фантазии, то заблуждений хрониста. «Рисуемая хронистами этническая карта Ближнего Востока основана на произвольных сведениях античных историков, например Помпея Трога», - пишет она. Так и должно быть, если оставаться в рамках заранее заданной схемы.

Однако предположим, что кто-то из хронистов и в самом деле нашел древнюю рукопись Помпея Трога и прочел в ней о жившем когда-то народе, - например, «финикийцах», то есть жителях страны Финикии, которая уже в VI веке до н. э. была ликвидирована, будучи завоеванной персами. А позже ее добил Александр Македонский. Где эта страна находилась, и кто из «варваров», отличающихся от хрониста по своему языку и своим обычаям, наследник тех финикийцев, не может знать ни хронист, ни сами варвары. Ведь согласно традиционной истории, с тех пор прошло ПОЛТОРЫ ТЫСЯЧИ ЛЕТ! [57]И вдруг этот хронист пишет в своей средневековой летописи, что вот, бродят здесь финикийцы… эламиты… другие всякие народы. А ведь он хочет, чтобы читатель его понимал, иначе и читать-то никто не станет!

Он так жаждет понимания, что зачастую пытается пояснить, что имеет в виду. Вот что получилось у Гвиберта Ножанского:

«Парфяне, которых мы неверно называем турками».

Парфяне, как утверждают историки, до II века проживали в Иране, Персии «по-старому». Так случайно ли, что, по сообщению Фульхерия Шартрского, папа Римский в своей речи на Клермонском соборе говорил: «Турки, народ персидский»?

С. Лучицкая вынуждена писать:

«Под турками хронисты подразумевали сельджуков, завоевавших Малую Азию и Палестину».

И дальше:

«Под термином „персы“ подразумеваются те же турки-сельджуки».

И еще дальше:

«Этническая карта Ближнего Востока, которую чертят хронисты, ничем не отличается от античной. Древние наименования (такие как „парфяне“, „мидяне“ и пр.) употребляются для обозначения мусульман. Описывая мусульман Ближнего Востока, хронисты на самом деле излагают античную историю».

А теперь вспомним: несколько страниц назад выяснилось, что средневековые хронисты, описывая систему верований тех же «мусульман», на самом деле излагали систему верований античных греков… Разве не так?

Рауль Канский и другие сообщают о колоссальной статуе Мухаммеда; искусствовед К. Муратова отмечает совпадение этих описаний с античным «идолом» - изображением Юпитера Капитолийского. В героических песнях нередко говорится, что в городе Кадисе вплоть до середины XII века стояла огромная статуя Геркулеса. Песня «Фьерабрас» повествует, как французские рыцари Ролан, Ожье и Оливье обнаружили роскошные, покрытые золотом статуи богов Тервагана, Аполлена и Марго. И так далее, и так далее, и так далее.

На этой же линии веков № 3–4, но на 2-м траке, в «домусульманский» период, в Царьграде тоже были античные статуи:

«Христодор уже на грани V и VI вв. составил поэтическое описание… античных статуй, стоявших в одном из общественных зданий Константинополя».

Это - V–VI столетия, и наличие памятников не удивляет ни нас, ни историков-ортодоксов. Но ведь по сообщениям крестоносцев, они видели подобные статуи Юпитера, или императора Адриана в образе Юпитера в храмах Палестины и других местах существенно позже, когда их вроде бы и не должно здесь быть! Фулькерий Шартрский, посетивший Константинополь в XII веке, восклицает: «Какие чудные статуи на площадях и улицах», и амьенский рыцарь Роберт де Клари вторит ему:

«Повсюду стояли конные статуи императоров, сделанные из бронзы. На spina ипподрома стояли статуи мужчин, женщин, лошадей, быков, верблюдов, медведей, львов и всяких других зверей - все из меди, сделанные так хорошо и естественно, что ни в языческих, ни в христианских странах не найдется мастера, который мог бы лучше воспроизводить образы… Вот Беллефон верхом на раскрывшем крылья Пегасе; вот Геркулес великого ваятеля Лизимаха в своей львиной шкуре… вот сфинксы с берегов Нила…»

Неужели это те же самые памятники, которые стояли здесь в V–VI веках? Или они сохранились от веков «до н. э.»? Но они же должны были разрушиться от старости, или пострадать от войн или религиозных фанатиков! Почти полтора столетия (с небольшими перерывами) здесь шла гражданская война 726–843 годов, названная эпохой иконоборческих войн. Неужели памятники, установленные еще за тысячу лет до этого, устояли?

Наконец, их давным-давно сбросили бы на землю землетрясения. Летописцы зафиксировали опустошительные землетрясения в 438, 450, 525, 528 (29 ноября), 536, 554 (16 августа), 557 (7 октября) 558 (14 декабря), 582, а в 599–600 годах в сопровождении эпидемии чумы. Это, конечно, даты традиционной истории. Были землетрясения и в VIII веке, - одно произошло незадолго до кончины императора Льва III Исаврийца, и в IX веке они были, а в 989 году почва колебалась столь сильно, что частично обрушился даже храм Св. Софии.

Сами же историки уверяют, что между 404 и 960 годами только Константинополь пережил 18 тяжелейших землетрясений. На периферии империи они также вели к гибели материальных ценностей. А потому, если в XI–XII столетиях европейские крестоносцы обнаруживают на этих землях античные статуи, то, очевидно, их должны были установить ПОСЛЕ землетрясений!

Историкам следует принять тяжелое решение. Если средневековые крестоносцы в своих записях описывают не крестовые войны, а античность, то придется делать выбор. Или1) о так называемыхкрестовых войнах нет в действительности ровным счетом НИКАКИХ данных, и нужно выкинуть всю эту эпоху из истории, или2) крестоносная эпоха - это и есть античность, а хронология требует серьезной реконструкции.

Повторим изумительную фразу С. Лучицкой:

«…Хронисты на самом деле излагают античную историю».

Новой хронологии пока еще нет. Ее только предстоит создавать. Но мы, в соответствии с любым из двух выше означенных пунктов, получаем возможность заявить, что войны турок с монголами конца XIII–XIV веков - это и есть знаменитые римско-парфянские войны I века до н. э. Трудно с ходу разобраться, кто скрывается в «древней истории» под именем римлян (так же, как кто в истории средневековой скрывается под именем варваров). Это могут быть воины императора, занимающего Константинопольский (Царьградский) престол, или никейского императора, или бойцы, прибывшие из Южной Италии, до середины XV века входившей в состав Византийской империи. Это могут быть и войска турецкого султана, императора Румской (Римской) империи. Почему нет?

Судить о ходе событий, - о направлении, так сказать, процесса, - можно отнюдь не только на основе фраз типа «Парфяне, которых мы неверно называем турками», или «Турки - народ персидский». Это «направление» показывает нам анализ стилей искусства и литературы, то есть сравнение описаний, в том числе войн, а также и анализ применяемой в войнах тактики и стратегии.

В истории древних парфян знаменито сражение с римлянами в 53 году до н. э. при Каррах. Место боя историки установили недалеко от Эдессы (Урфы). Возможно, археологи нашли там наконечники стрел и решили, что это и есть Карры; ведь каждому из них хочется найти место, упомянутое в древней истории.

Если приложить к этому сражению нашу синусоиду («римской» волны), то дата ляжет на линию № 5, это XIII век. А на северо-востоке Турции есть город Карин, расположенный у истоков Евфрата. В XIII веке здесь, как и по другую сторону реки, проходили бои между турками и монголами (а где они не проходили?). Ф. И. Успенский, основываясь на средневековых текстах, описывает их так:

«Чормагун с 4 туманами вторгся в Армению и Грузию, взял богатый Гандзах (Елисаветполь)… Преемником ему был назначен его сотрудник Бачу, начавший с разорения Карина (Эрзерум). Теперь не могло быть и речи о греческом влиянии на Кавказе… Могущественного Ала ад-дина Кейкубада сменил слабый преемник Гиас ад-дин Кейхозрев (1236–1245 или 1238–1246), вместо войн и управления возлюбивший магию, редкостных зверей, вино и женщин. Его покинули лучшие полки, и, когда приблизились монголы Бачу, [то] подчиненные Конии (то есть Турции, - Авт.) государи - между ними и трапезундский - заняли выжидательное положение. В окрестностях Сиваса (Севастии) Кейхозрев разбит был наголову монголами (1244) и бежал к греческому никейскому царю Иоанну Ватаци».

Нет, мы не утверждаем, что эта битва и парфяно-римское сражение - одно и то же, несмотря на схожесть географических названий (Карры - Карин, Сивас - Сиваш, или, например, Севастия - Севастополь). Нам важно показать вам, насколько трудно разобраться в средневековой картине, - каждый «государь» воюет за кого хочет, а точнее только за себя, - кто из них за греков? кто за турок? - в отличие от античной древности, в которой все ясно и понятно. Чтобы объяснить средневековые сложности, историки придумали термин «феодальная раздробленность», а до феодализма - что, разве раздробленности не было? Каждый знал своего хозяина, и отличался высокой дисциплиной?

Вот теперь перейдем к сражению парфян с римлянами при Каррах (53 год до н. э.), по книге Е. А. Разина. В этом случае автор описания берет за образец «древнее» сообщение. Казалось бы, чем раньше происходило событие, тем беднее должен быть язык, тем меньше деталей. В конце-то концов, и писать особо размашисто было не на чем, за отсутствием даже бумаги. Но нет:

«Парфяне накапливали свои силы и в то же время, искусно маневрируя специально выделенными отрядами, изнуряли римлян и заманивали их в пустыню, где могли использовать своих конных лучников. Когда римские легионы подходили к реке Баллис, южнее Карры, парфяне перешли в контрнаступление. Сурен правильно оценил обстановку и хорошо использовал время для подготовки контрнаступления. Момент для перехода в контрнаступление он также выбрал удачно - начал его тогда, когда римская армия была изнурена длительным переходом по безводной пустыне и морально подавлена неясностью обстановки…

Парфяне завязали бой, применив незнакомую римлянам тактику.

Первый этап боя - уничтожение парфянами римского отряда разведчиков, построение Крассом боевого порядка и уклонение парфян от общего боя.

Первые сведения о переходе парфян в контрнаступление Красс получил от своих разведчиков, спасшихся бегством после того, как их отряд был окружен и почти полностью уничтожен противником. „Вслед за этим он построил свое войско двойным фронтом в глубокое каре, причем с каждого из боков его выставил по двенадцати когорт, а каждой когорте придал по отряду всадников, дабы ни одна из частей войска не осталась без прикрытия конницей“ (Плутарх. Марк Красс, 23). Командовать одним из флангов Красс поручил Кассию, другим - своему сыну, а сам стал в центре. Подойдя к реке Баллис, Красс отдал приказ, чтобы воины утоляли жажду и голод, не покидая строя. Но затем он двинул свое войско вперед, даже не дав закончить обед, шел быстро и безостановочно до тех пор, пока не увидел неприятеля. Войска противника показались римлянам не многочисленными и не грозными, так как Сурен прикрыл свои главные силы передовыми отрядами.

Когда парфяне приблизились, римляне увидели перед собой большое количество всадников в шлемах и латах из железа; лошади у них также были в железных и медных латах. Парфяне попытались было с копьями ворваться в ряды римлян, но получили отпор и отступили. Вскоре, однако, они окружили каре римлян, действуя в рассыпном строю своими тугими большими луками и поражая противника почти не целясь, так как неподвижное каре представляло собой огромную мишень. Красс приказал своим легко вооруженным пехотинцам разорвать кольцо окружения. Однако их атака была отражена парфянскими лучниками. Тогда Красс приказал легионам перейти в наступление, но парфяне не принимали удара, и отступали, не переставая обстреливать римлян. Kpacc надеялся вначале, что парфяне израсходуют свои стрелы; но вскоре увидел, что лучники с пустыми колчанами отъезжают к верблюжьему обозу, наполняют там свои колчаны и снова возвращаются для ведения боя.

Второй этап боя - уничтожение парфянами отряда римлян (под командованием сына Kpacca), который был выделен для обхода главных сил парфянского войска.

По приказу Kpacca его сын взял 1300 всадников, 500 лучников и 8 когорт пехоты и повел их обходным движением в атаку. Парфяне начали поспешно отступать, отряд под командованием молодого Kpacca бросился их преследовать. Это подняло настроение римских солдат; легионеры в преследовании не отставали от своей конницы. Как только отряд римлян удалился от своих главных сил, парфяне крупными силами контратаковали его, заставили остановиться, затем окружили латниками и стали поражать римских воинов стрелами. Отряд римской конницы попытался прорвать кольцо окружения, но его атака была отражена парфянскими всадниками, вооруженными копьями и имевшими лучшее защитное вооружение.

После этого римский отряд отступил к песчаному холму и занял круговую оборону, поместив лошадей в середине круга и сомкнув щиты. Но римляне, расположившиеся на склонах холма, оказались еще лучшей мишенью для парфянских лучников, которые начали их истреблять. Атакой копейщиков было довершено уничтожение римлян; 500 человек парфяне захватили в плен. Молодой Красс приказал рабу заколоть себя, другие римские командиры покончили жизнь самоубийством.

Третий этап боя - окружение парфянами главных сил римской армии.

Пока парфяне уничтожали передовой отряд, главные силы римлян заняли оборону на возвышенности. Красс ожидал возвращения сына, но вместо него появились парфяне, которые везли голову молодого Kpacca, надетую на копье. Вскоре римляне были окружены. На них посыпались стрелы, затем после атаки копьеносцев они оказались стиснутыми на небольшом пространстве. С наступлением ночи парфяне отошли. Римские легионы под командованием Красса бездействовали.

Четвертый этап боя - преследование парфянами римских легионов и уничтожение их.

Видя бездействие Kpacca, два римских легата собрали на совещание центурионов и командиров манипул; на совещании было решено ночью скрытно отступить. Брошенные в лагере раненые подняли крик, чем обнаружили отступление. Но парфяне, заметив бегство римлян, ночью не стали их преследовать.

Отступление проходило неорганизованно, много раз объявлялась тревога, так как всем казалось, что парфяне снова идут в атаку. Легионы сходили с дороги, выстраивали боевой порядок, но, выяснив, что тревога была ложной, опять перестраивались в походную колонну и продолжали движение. Один легат с четырьмя когортами, оторвавшийся от главных сил, сбился с дороги. Парфяне окружили этот отряд на холме и уничтожили его. Утром они захватили римский лагерь и перебили около 4 тысяч оставшихся там римлян.

После этого Сурен организовал преследование отступавшего противника. Крассу с остатками римских легионов (свыше 7 тысяч человек) удалось укрыться в крепости Карры, но ненадолго. По настоянию деморализованных легионеров он ночью выступил из крепости, и римляне продолжали отступление на север, в горы, чтобы укрыться от парфянской конницы. По выходе из крепости они сбились с дороги и на следующий день были окружены парфянами. 12 июня 53 года до н. э. у крепости Синнака Сурен предложил римскому полководцу начать переговоры о мире, но как только Красс спустился с холма, где он находился со своим отрядом, парфяне убили его. Остатки римлян частью рассеялись, частью сдались Потери римлян составили до 20 тысяч убитыми и до 10 тысяч пленными. Так закончился этот поход римских легионов под командованием Kpacca. Бой при Каррах был первым столкновением Рима и Парфии».

В том, что столь подробное описание оставил очевидец, живший в первой половине I века до н. э., легко убедить школьников, но не взрослых. Так же, как и в том, что за прошедшие после Каррской битвы четырнадцать столетий люди сильно поглупели, забыв даже умение составлять тексты. Так же, как и в том, что десяток скотоводов, бросив своих овец с не вычесанными шкурами, сходили к китайцам, дали тамошнему императору по шее, отняли у него оружие и доспехи, и отправились вслед за Солнцем, чтобы убить всех на своем пути.

А мы, если считаем себя взрослыми и разумными людьми, скорее поверим в неуправляемость средневековых войск, как об этом написал Дельбрюк, чем в «гениальных кочевников» из Монголии, великих и ужасных, несравнимых ни с кем по степени своей дисциплинированности. Мы стоим на том, что турецкий султан, побитый отрядом «монголов», побежал с жалобами к Ватацу, чтобы тот навел порядок в распоясавшейся Парфии и вернул ему имущество. А на основе этой истории, возможно, искушенный в своем ремесле писатель «Возрождения» сочинил эпизод про римского полководца Красса.

Характерно, что Макиавелли, довольно безапелляционно утверждавший превосходство пехоты над конницей, в своем написанном в форме диалога трактате «О военном искусстве» начинает путаться, когда речь заходит парфянах:

«Римляне, можно сказать, сражались почти сплошь пешими и сомкнутым строем. Оба войска одерживали верх попеременно, смотря по просторности или тесноте поля сражения. В последнем случае побеждали римляне, в первом - парфяне, которым удавалось с таким войском многое сделать, принимая в расчет защищаемую местность, т. е. бесконечные равнины, лежащие за тысячи миль от берега моря и пересеченные реками, отстоящими друг от друга на расстоянии двух или трех переходов. Городов в этой стране мало, население редкое. Таким образом, римское войско, тяжеловооруженное и медленно наступавшее походным порядком, могло продвигаться вперед только с большим риском, потому что противником его была легкая и быстрая конница, которая сегодня появлялась в одном месте, а завтра оказывалась уже в другом, на расстоянии пятидесяти миль. Это и помогло парфянам, обходясь с помощью одной только кавалерии (напомним читателю: без стремян; во времена традиционной Парфии их еще не было. - Авт.), уничтожить войско Марка Красса и едва не погубить Марка Антония».

Мы пишем книгу о хронологии, а потому просим читателя обратить внимание на возможность или невозможность тех действий, которые приписывает история древним всадникам:

«Нет ничего удивительного в том, что небольшой отряд пехоты может выдержать любой конный налет: лошадь - существо разумное, она чувствует опасность и неохотно на нее идет.

Если вы сравните силы, устремляющие лошадь вперед и удерживающие ее на месте, то увидите, что сила задерживающая, несомненно, гораздо больше, потому что вперед ее бросает шпора, а останавливают ее копье и меч (а что ее бросает вперед при отсутствии шпор? - Авт.). Опыт древности и наших дней показывает одинаково, что даже горсть сплоченной пехоты может чувствовать себя спокойно, так как она для конницы непроницаема. Не ссылайтесь на стремительность движения, которое будто бы так горячит лошадь, что она готова смести всякое сопротивление и меньше боится пики, чем шпоры. На это я отвечу следующее: как только лошадь замечает, что ей надо бежать прямо на выставленные против нее острия пик, она замедляет ход, а как только почувствует себя раненой, она или останавливается совсем, или, добежав до копий, сворачивает от них вправо или влево.

Если вы хотите в этом убедиться, пустите лошадь бежать на стену, и вы увидите, что очень мало найдется таких лошадей, которые, повинуясь всаднику, прямо ударятся в эту стену. Когда Цезарю пришлось сражаться в Галлии с гельветами, он спешился сам, велел спешить всю конницу и отвести всех лошадей назад, считая их годными больше для бегства, чем для боя.

Таковы естественные препятствия для конницы, но помимо этого начальник пехотного отряда должен всегда выбирать дорогу, представляющую для конницы наибольшие трудности, и ему всегда, кроме самых редких исключений, удастся спастись, пользуясь свойствами местности. Если она холмиста, это одно уже ограждает тебя от всякого стремительного нападения. Если дорога идет по равнине, тебя почти всегда защитят засеянные поля или рощи; всякий кустарник, всякий даже небольшой ров замедляет самый бешеный конный натиск, а любой виноградник или фруктовый сад останавливает его совершенно.

То же, что было в походе, повторяется в бою, потому что стоит лошади наткнуться на какое-нибудь препятствие, и она сейчас же остывает. 06 одном во всяком случае не надо забывать, именно о примере римлян; они так высоко ставили свой военный строй и были так уверены в силе своего оружия, что, когда приходилось выбирать между пересеченной местностью, защищавшей их от конницы, но мешавшей им самим развернуться, и местностью более ровной, открытой для действия неприятельской конницы, но дающей свободу движений, они всегда выбирали второе.

Итак, мы вооружили нашу пехоту по древним и новым образцам; перейдем теперь к обучению и посмотрим, какие упражнения проделывала римская пехота до отправления ее на войну.