– А как же экскурсия? – обиженно промычал Кириллов.
   – Какая экскурсия?
   – В Отару, – пояснил он. – У нас завтра, послезавтра и в пятницу заседания, а потом для всех участников экскурсия в Отару. На автобусах… Бесплатная…
   – Бесплатная? – улыбнулся я.
   – Олег сказал, что там можно в порту технику на двести двадцать взять… В городе же нет такой…
   – Мы поняли ваше желание, Семен Данилович, и попробуем до субботы разрешить все наши с вами проблемы. – Я похлопал по пакетику с телефоном и поднялся из-за стола, чтобы распорядиться по поводу машины для Кириллова, которая, как я и обещал, довезла бы его до ближайшего электронного парадиза.
   Нисио приказал дежурному сержанту срочно доставить телефон на дактилоскопическую экспертизу, и уже через полчаса нам стало известно, что на корпусе мобильника имеются отпечатки пальцев, идентичные тем, что были сняты с поверхности стола, за которым только что сидел поклонник компьютерного программного обеспечения Семен Данилович Кириллов, в свободное от беготни по компьютерным лавкам время штудирующий вирши все еще здравствующего классика российской словесности Дмитрия Александровича Пригова. Эксперты обнаружили также в пазах между кнопками набора и корпусом мельчайшие частицы неизвестного пока материала, по предварительным данным – натурального хлопкового, который был тут же передан на изучение в лабораторию. Сам же телефон оказался элементарной одноразовой игрушкой фирмы «Эй-Ю», которую можно безо всякой официальной регистрации, полагающейся при покупке постоянного аппарата, купить за три тысячи иен в любом круглосуточном магазинчике и пользоваться им в течение года, проплачивая время от времени авансом свои разговоры. Нисио распорядился срочно проверить по имеющемуся на тыльной стороне корпуса серийному номеру хотя бы приблизительный регион продажи, а мы с Мураками сели обрабатывать накопившиеся за сутки документы.
   Главное разочарование нас ждало в первых же документах, на которые мы жадно набросились, – в отчетах телефонной компании «До-Ко-Мо», которой принадлежал мобильник Ирины Катаямы. Кроме данных о продолжительности входящих и исходящих разговоров за последние трое суток и номерах, с которых звонили Ирине и на которые звонила она, более никакой информации не имелось. Как уже мы знали, звонков было всего одиннадцать – девять, связанных с Ириной, и два последних – сделанных Мураками, требовавшей от старика Кириллова задирать руки кверху. Оказалось, что местонахождение звонящего на телефон или с телефона «До-Ко-Мо» может установить только внутри своей собственной системы, а входящие звонки с телефонов фирм-конкурентов, какой в данном случае оказалась «Эй-Ю», фиксируются только на уровне номера и продолжительности. Дальше – больше: «Эй-Ю» же, как выяснилось, вообще не контролирует реальное расположение на местности своих одноразовых аппаратов, считая их сущим пустяком, не требующим особого внимания. На нашу запись разговоры Ирины были поставлены только после предъявления «До-Ко-Мо» ордера, то есть в районе двенадцати, и, судя по куцей докладной записочке дежурного по «прослушке», никаких звонков на ее аппарат не было и с ее – тоже. Короче говоря, уже через пять минут мы с Мураками разочарованно вздохнули, осознав, что с телефонной «прослушкой» дела плохи.
   Пролопатив протоколы опросов гостиничных служащих и двух десятков гостей отеля, мы также ничего примечательного в них не отыскали: никто ничего и никого подозрительного не видел, ничто и никто ничьего внимания не привлек. Подробный отчет об отпечатках пальцев в номере Селиванова показывал, что убийца тщательно протер все поверхности, к которым он или она, возможно, прикасался, так что надеяться на хоть какую-нибудь дактилоскопическую зацепку не приходилось. Кипятильник оказался старым, еще советского производства, а переходник, через который обстоятельный покойник подключал его к японской сети, – китайского. Этим электронным китайским ширпотребом сейчас, насколько я знаю, завалена вся азиатская часть бескрайней России, так что собирающиеся в Японию командировочные без труда могут купить его в том же Новосибирске или Хабаровске.
   К девяти вечера я закончил печатать на компьютере суточный отчет, уместившийся на четырех жалких страницах, а Мураками накатала для своего руководства целых семь, распечатала их на нашем принтере и принялась отправлять в Ниигату по факсу. За этим занятием ее застал старик Нисио, вернувшийся из очередного похода к начальству. Полковник пробежал по моему рапорту, громко откашлялся и посмотрел на меня, как мне показалось, с жалостью:
   – Что думаешь о Кириллове?
   – Не знаю пока, что про него думать, – честно ответил я. – В принципе непохоже, чтобы он был связан с Катаямой.
   – Да, непохоже, – согласился Нисио.
   – Если так, то остается версия, что сотовый ему подбросили, – продолжил я.
   – Зачем?
   – Если у Ирины в Саппоро есть сообщник и он неглупый человек, то расчет его ясен и понятен, – начал я размышлять вслух.
   – Понятен? – поднял брови Нисио.
   – Конечно. Ему или ей должно быть ясно, что раз мы взялись за Ирину сразу же по ее приезде на Хоккайдо, вопрос об установлении «прослушки» – дело времени.
   – Значит, если сообщник имеется, то он побаловался сначала телефоном, а потом с телефоном? – спросил полковник.
   – Именно так. Последний звонок был сделан утром, когда Ирина находилась в «Гранд-отеле» под нашим присмотром. Она наверняка могла сказать ему или ей о том, что мы ее пасем, вот он и решил избавиться от одноразовой улики.
   – Не проще было бы просто его выбросить? – логично предположил Нисио.
   – Проще и безопаснее, это безусловно, – кивнул я ему. – Но, может быть, не слишком рационально.
   – Не рационально?
   – Подбросить сотовый Кириллову, если, опять же, Кириллов не врет и он все-таки был подброшен, нужно было с одной очевидной, но не слишком глобальной целью и с другой целью, менее заметной, но, на мой взгляд, более важной.
   – И что это за цели? – Нисио вперил в меня свои мудрые очи. – Очевидные и не слишком?…
   – Очевидная – навести нас на Кириллова как на потенциального соучастника Ирины в предполагаемом убийстве ее мужа, – ответил я. – Но, понятное дело, она хороша только до поры до времени, потому что рано или поздно мы установили бы его непричастность.
   – Логично, – кивнул Нисио.
   – А неочевидная – выиграть время, то самое, которое мы потратим на установление причастности, вернее, непричастности Кириллова. У меня такое чувство, Нисио-сан, что если телефон был подброшен, то именно для того, чтобы затянуть на пару дней наши действия.
   – А зачем ему время? – Нисио присел на краешек моего стола и забарабанил по нему костяшками своих жилистых пальцев.
   – Время – вещь чрезвычайно ценная и нужна всем, Нисио-сан, – с серьезным видом изрек я.
   – А как насчет «Поспешишь – людей насмешишь»? – лукаво улыбнулся Нисио.
   – А так, что если человек спешит, потому что его мамка со скипидаром в одном месте родила, – это одно. А вот если его обстоятельства вынуждают спешить – это уже совсем другое.
   – Ты имеешь в виду Иринин билет на завтра? – Нисио перестал долбить по столешнице.
   – Его тоже, но во вторую очередь.
   – А в первую? – искренне удивился Нисио.
   – А в первую – окончание этой конференции, на которой мы с Мураками-сан отловили Кириллова и на которой сегодня присутствовала та же Катаяма. – Я скосил глаза на притихшую подле факса Аюми: меня интересовала ее реакция на мои слова о том, что Кириллова сцапали «мы с ней», а не она одна.
   Хладнокровная Мураками проглотила извращение исторической действительности с должным спокойствием младшего по званию и низшего по полу и продолжала сверять нас с Нисио своими мышиными буравчиками, во вдохновенном блеске которых отражался активный мыслительный процесс, обещающий вот-вот завершиться извержением интеллектуального вулкана. Нисио, вообще не жалующий женщин, демонстративно разговаривал только со мной. Мне же неловко было апеллировать к ней при таком откровенном нежелании Нисио вовлекать в беседу двух мудрых мужей неразумную женщину, или, как он частенько любит смачно исторгать из себя любимое с сахалинских времен слово, «бабу».
   – Значит, ты считаешь, что приезд Ирины в Саппоро связан с этой конференцией? – спросил Нисио.
   – Слишком уж соблазнительно их связать, Нисио-сан, – облизнулся я. – Больно символичное совпадение.
   – То есть ты гнешь к тому, что если у Ирины есть сообщник, то он русский? – прищурился Нисио.
   – Или русская, – кивнул я.
   – Женщину ты не отвергаешь? – Нисио наконец-то соизволил взглянуть на Мураками.
   – Теоретически – нет, – сказал я. – Но практически… Смысла не вижу Ирине связываться с женщиной.
   – А с мужчиной связываться у нее смысл есть? – хмыкнул Нисио. – Она все-таки пока замужем!…
   – Верно, но за крайне неприятным ей мужем, – подкорректировал я Нисио.
   – Любовник? – произнес Нисио то слово, которое и у него, и у меня, и, уверен, у девицы Аюми уже вторые сутки свербило в мозгах.
   – Ничто на нашей японской земле не ново, Нисио-сан, – согласился я. – Версия с любовником, конечно, тривиальна, но наиболее вероятна в данном случае. Боюсь, что Селиванов попался этому любовнику под горячую руку… Просто оказался…
   – А Кириллов? – перебил меня Нисио.
   – Что Кириллов?
   – Он на любовника не тянет?
   – Зависит от того, что от любовника этой Ирине надо. – Я не стал сбрасывать со счетов не тянущего на ловеласа по возрастным соображениям хабаровского сэнсэя.
   – А что ей может быть нужно от любовника? – опять поставил вопрос ребром циничный полковник.
   – От любовника женщине обычно требуются две вещи. – Я покосился на Мураками и с удовлетворением ответил появление на ее пухлых щечках знакомого румянца.
   – Только две? – удивился Нисио, по моим сведениям в категорию любовников никогда не входивший.
   – Да, постель и деньги. Можно – только секс, можно – только деньги, но лучше, конечно, и то и другое.
   – Ну в этом случае версия с русским любовником, приехавшим на конференцию по русской литературе, критики не выдерживает, – разочарованно покачал головой полковник.
   – Почему это? – удивился я.
   – Да потому, Такуя, что филологи у них бедны как церковные крысы! Это у тебя отец – человек обеспеченный, а у них вон тот же Кириллов… Посмотри на него… Какие у них деньги?!
   – Верно, – кивнул я. – Но я же сказал, что и койка и бабки вместе – это идеал. А идеал в нашей жизни практически недостижим. Если же ограничиться только приятным для Ирины сексом, то здесь для нее может сгодиться тот же Кириллов, потому как она нам с Мураками-сан про своего мужа Ато такого порассказала, что ее чисто женское желание может понять даже мужик.
   – А деньги? – Нисио покраснел вслед за Аюми от разговора на такую животрепещущую тему.
   – А деньги у Ирины есть…
   – Были, – поправил меня Нисио.
   – Ну почему «были»? Мы же не знаем, куда она их перевела. Может, на свой же счет – только другой. Когда ордер на переводной счет получим, Нисио-сан?
   – Прокуратура ждет от нас предъявления конкретных улик против Ирины Катаямы. До этого они против банка ничего делать не будут, – грустно сообщил Нисио. – Сам понимаешь, какой это щепетильный вопрос! Не дай бог, она окажется ни при чем, а мы вскроем счета получателя… Это ж мы с тобой перьев не соберем!…
   – Я не вижу ничего, за что можно было бы зацепиться, – в унисон нисиовской грусти печально констатировал я и постучал по папке с бесполезными пока документами.
   – Извините, можно мне сказать? – вдруг подала голос молчавшая последние полчаса Мураками.
   – Конечно! – благосклонно кивнул Нисио.
   – Ситуация складывается такая, что если в ближайшие два-три дня мы не получим никакой новой информации, мы окажемся в тупике, из которого после окончания конференции выйти будет невозможно, – сурово выпалила капитанша.
   – Что вы предлагаете? – Нисио даже не удостоил ее взгляда, предпочтя задать этот вопрос пустоте перед собой.
   – Я считаю, что Минамото-сан должен войти к Ирине Катаяме в доверие, – безапелляционно заявила она.
   – Чего?! – сорвалось у меня с языка.
   – Если мы не разговорим ее, вряд ли мы достигнем прогресса в расследовании, – все так же сурово продолжала она. – Поэтому я считаю, что Минамото-сан должен сейчас встретиться с Ириной один на один и еще раз попробовать поговорить с ней.
   – Встретиться с ней один на один?! – переспросил я и машинально оглянулся по сторонам – в испуге увидеть рядом свою Дзюнко, которой предложение Аюми вряд ли пришлось бы по душе.
   – Именно, – кивнула она.
   – У нее в номере? – Я начал успокаиваться и возвращать себе утерянное на пару секунд легкомысленное отношение к жизни.
   – В номере, я думаю, будет излишним, – сжалилась над моей Дзюнко радикально настроенная к ночи Мураками.
   – А где же тогда? – поинтересовался я.
   – А вот она сейчас как раз в ресторан спустилась в «Гранд-отеле». – Мураками пощелкала пальцем по светящемуся дисплею компьютера, на который в режиме реального времени выдавались данные «наружки». – Вы ведь еще не ужинали?
   – Вообще-то я планировал это сделать дома с женой. – Я взглянул на часы. – Поужинать, я имею в виду…
   – Завтра с женой поужинаешь! – очнулся вдруг Нисио, неизвестно с каких пор начавший вдруг прислушиваться к «бабскому» мнению. – Мураками-сан права: ты, Такуя, единственная наша надежда! Давай-ка отправляйся на подвиг!
 
   Не скажу, что роскошный ресторан нашего саппоровского «Гранд-отеля» особо смахивал бы на израильскую Голгофу, но заходить в него спустя десять минут после предательства Нисио было для меня не слишком приятно. Ирина Катаяма сидела одна за щедро сервированным серебром и хрусталем, но пока свободным от яств столиком. Она была в том же ярко-желтом костюме, что подтверждало данные «наружки» о том, что из педагогического университета она направилась в торговый центр «Джаско», где прослонялась два часа по бесконечным бутикам, в которых ничего не купила, но зато миллион раз оглянулась, видимо определяя, следим мы за ней или нет. Из «Джаско» она вернулась в номер, но через минуту вышла из него для того, чтобы прийти вот сюда.
   – Разрешите, Ирина? – Я слегка поклонился и почувствовал исходящий от нее свежий аромат «Элизабет Ардан», объясняющий, зачем она заходила к себе в номер, перед тем как пойти ужинать.
   – Вы? – без намека не протокольную вежливость спросила она, поднимая на меня свои холодные глубокие глаза.
   – Как видите. – Я слегка развел руками, а затем положил их на спинку стула напротив. – Так разрешите?
   – Садитесь, все равно не отвяжетесь! – буркнула она. – Прилипли ведь вот!…
   – Вы уже заказали? – спросил я, не увидев на столе меню.
   – Естественно! – хмыкнула роковая красотка. – Я вас не ждала! А что меню унесли, так это ваша дурацкая японская привычка!
   – Привычка? – Я сделал вид, что не понял ее упрека нашей ресторанной культуре.
   – Меню после заказа сразу со стола забирать! И как эти заведения еще не прогорели у вас все?
   – Меню – дело поправимое, – успокоил ее я и, словно по «сотовому» приказу пославшей меня на голгофу Мураками, поднял руку.
   – Ужинать будете? – насмешливо спросила Ирина.
   – Да, я, знаете, голоден, – ответил я, принимая из рук немолодой официантки огромное ламинированное меню.
   – А где же спутница ваша? – оставаясь холодной и колкой, поинтересовалась русская.
   – Мураками-сан? – не отрывая глаз от меню, уточнил я.
   – Пускай будет Мураками, – согласилась она.
   – Мураками-сан в управлении, работает. А вы что заказали, если не секрет? – Я медленно поднял глаза на Ирину, но до лица они у меня не дошли, а застряли на приоткрытой расстегнутой черной блузкой впечатляющей ее груди.
   – Филе-миньон с грибами и салат со шпинатом, – весело отчиталась она, перехватив мой заинтересованный взор.
   – А пить что будете?
   – Белое, – ответила она.
   – К мясу полагается красное. – Мой взгляд наконец-то преодолел минную полосу на ее груди и добрался до глаз.
   – Плевать мне на то, что к чему полагается! – заявила она, пальнув по мне огненным взором. – Вы-то, японцы, что, всегда что положено, то и делаете?
   – Стараемся, по крайней мере, – сказал я скромно.
   – А я с Сахалина, как вы уже наслышаны! – опять выстрелила она в меня. – У нас, на Сахалине, пыжся не пыжся, все равно будет одна большая лажа!
   – Лужа? – Мне показалось, что она оговорилась.
   – Лужа – это потом, когда облажаешься. А сначала – лажа! – просветила меня хорошо подкованная в социально-лингвистическом плане Катаяма.
   Я заказал себе то же самое, только вместо белого вина попросил бокал пива, что вызвало у Ирины очередной приступ желчного сарказма:
   – Вот все вы такие! Мужики японские!
   – Какие «такие»?
   – Копируете все у других, а сами за себя решить ничего не можете! Еще мужиками называетесь!
   – То есть вы, Ирина, не допускаете, что я тоже могу любить говяжье филе и заедать его шпинатом в имбирном соусе?
   – Да ешьте чего хотите! Я вам что, жена, что ли! – Она зло прищурилась и уставилась на меня.
   – Кстати о жене! Вернее, о супружеском долге!… – Я предусмотрительно отключил сотовый перед входом в гостиницу и теперь мог вести беседу без опасений оказаться в двусмысленной ситуации. – Что слышно от вашего мужа, Ирина?
   – Ничего не слышно! – огрызнулась она. – Почему мне должно быть от него что-нибудь слышно?
   – Ну как же, муж все-таки…
   – Муж, как же!… Две тонны груш!…
   – Ирина, если завтра местонахождение Ато Катаямы не будет установлено, полиция Ниигаты официально объявит его в розыск, и тогда вас будут допрашивать уже не при хрустале с серебром и крахмальными скатертями.
   – Пугаете? – язвительно поинтересовалась она.
   – Предупреждаю. По-дружески, – улыбнулся я.
   – В друзья напрашиваетесь?
   – Нельзя?
   – А зачем? – Она вдруг замерла, как кобра перед жалящим броском. – Зачем мне с вами дружить?
   – Разговаривать легче, когда дружески к человеку относишься, – объяснил я свою коммуникативную позицию.
   – А может, лучше сразу в койку? – Она сделала свой прыжок. – Чего нам с вами разговаривать! Мы с вами не дети – и так все понятно! У вас – палочка, у меня – дырочка, дважды два – четыре…
   – Заманчиво, но нереально, – не без искреннего сожаления отреагировал я на ее пошлый змеиный наскок.
   – Ага, с Мураками вашей вам, значит, приятнее? – задала она риторический вопрос.
   – Ирина, скажите, пожалуйста, куда вы перевели сегодня деньги в банке «Мичиноку»? – Мне надоело пикироваться с этой тигрицей. – Куда и кому?
   – Следили за мной? – Неожиданная смена темы застала ее врасплох, и ей, как я уже успел понять, опять требовалось несколько секунд, чтобы перегруппироваться.
   – Ирина, вашего мужа нигде нет. – Я положил локти на стол и наклонился к ней. – Вы уезжаете из своего города за тысячу километров, переводите неизвестно куда огромные деньги, принадлежащие вашему мужу, и потом – этот мешок, который вы вчера сбросили в Японское море. Имея в виду все это, у нас есть самые веские основания контролировать ваши действия.
   – А этот совок в банке, он тоже на вас работает? – Она бросила в меня презрительный взгляд.
   – Какой совок? – До меня не сразу дошло, что она имеет в виду Ганина, который у меня с этим мерзким словом никогда не ассоциируется.
   – Который сначала в банке около меня терся, а потом на конференции ошивался!
   – А-а, этот!… Нет, не на нас, успокойтесь! Мы не имеем права по закону к сыскной работе привлекать граждан иностранных государств. Тем более россиянина.
   – А чего же он тогда на конференции тусовался?
   – А он филолог профессиональный, русский язык тут преподает. – Я восхитился ее блестящему умению не только моментально восстанавливать свои защитные ряды, но и самой переходить в контратаку при помощи незатейливых, но сжигающих драгоценное время вопросов.
   Принесли ее заказ, и она принялась за филе, демонстрируя довольно сносное для сахалинской девицы владение ножом и вилкой.
   – Как мясо? – поинтересовался я в предвкушении своей порции.
   – Хорошее, – буркнула она. – Я люблю мясо с кровью…
   – Ирина, скажите все-таки: где ваш муж?
   – Я вам сказала: не знаю. – Она бойко макала обжаренные в чесночном масле до золотистой корочки шампиньоны в бордовый сок, исходивший из растерзанной ее безжалостным ножом багровой говяжьей плоти. – Отвяжитесь и дайте спокойно поесть!
   – Ешьте-ешьте! – успокоил я ее.
   – Ем, – опять буркнула она набитым мясом и грибами ртом.
   – Ирина, у вас есть любовник? – Я посчитал, что теперь настала моя очередь ввести в бой тяжелую артиллерию.
   – Чего? – По на мгновение остановившимся в терзании податливого мяса челюстям я понял, что мой первый серьезный снаряд угодил точно в цель, и, хотя уже через мгновение челюсти вновь заработали, интенсивность, с которой они продолжили это делать, уже не была прежней, а в шоколадных глазах неприступной красавицы, вдруг затлел фитилек тревоги.
   – Я спрашиваю: кто ваш любовник? – стараясь звучать как можно беззаботнее, переспросил я.
   Она не удостоила меня ответом, подцепила вилкой кусочек мягкого шпината, но почти у самого рта вдруг уронила его обратно в тарелку. Шпинат плюхнулся в лужицу маслянистого соуса, его крошечные брызги угодили Ирине на пиджак.
   – Блин! – прошипела она и машинально промокнула их мокрой салфеткой «осибори», которые в наших ресторанах подают перед едой для освежения лица и протирания рук.
   – Итак, о вашем любовнике, Ирина…
   – Что – о моем любовнике?! – вновь змеиным голосом прошипела она. – Что вы до меня докапываетесь?
   – Кто он?
   – Мужик! – фыркнула она, продолжая автоматически разглядывать закапанный пиджак.
   – Русский?
   – Какая разница?… – Она вдруг с шипения перешла на шепот. – Мужик – он везде мужик, и в России тоже…
   – Как его зовут?
   – Его зовут «хороший мальчик», – усмехнулась она.
   – Мальчик?
   – Мальчик!
   – Мальчик с пальчик? – попытался я несколько разрядить накалившуюся до предела обстановку.
   – С пальчик это, может, у вас. – Она облила меня едкой кислотой вселенского презрения.
   – А у «хорошего мальчика»? – Я достойно выдержал этот мощный удар ниже пояса.
   – А у «хорошего мальчика» «мальчик» именно «хороший», «конкретный мальчик»! – Она запустила в рот последнюю порцию сочного миньона. – Двадцать шесть сантиметров в рабочем состоянии, как, ничего вам? Что еще бабе нужно!
   – Деньги, очевидно, – предположил я, оставив без внимания габаритные характеристики виртуального пока конкурента.
   – Так он потому и «хороший мальчик», что у него не только в трусах все в порядке! – Ирина вдруг внезапно повеселела.
   – Значит, он у вас богатый?
   – Я под бедными на Сахалине належалась! – игриво поведала она. – Надоело потеть забесплатно!
   – А муж ваш – тоже человек состоятельный, – заметил я.
   – Ради вашего паспорта японского под какого только козла не ляжешь! – смачно заявила она.
   – Неужели наш японский паспорт стоит таких унижений?
   – Паспорт стоит! – Она закивала, отхлебывая вино из бокала. – Ваша ксива того стоит!…
   Передо мной вдруг таинственным образом появились огромные тарелки со шпинатом и мясом, но я решил пока не уделять им внимания:
   – А что тогда не стоит?
   – Под вас, японцев, забесплатно ложиться! Как это ваши бабы часто делают, – пояснила она.
   – Часто? – переспросил я.
   – Конечно, часто! Чего с вашего среднего пыльного мужичка поимеешь? Ни денег внятных, ни двадцати шести сантиметров! Какая с японского мужика еще может радость быть…
   – Значит, с вашим Ато радости у вас не было совсем? – Я внимательно посмотрел в ее все еще прекрасные, несмотря ни на какие сальные подробности, карие глаза.
   – У нас был законный, классический натуральный обмен, – улыбнулась Ирина.
   – Обмен?
   – Я ноги под ним исправно раздвигала, когда его припирало меня послюнявить, а он мне, как перед свадьбой обещал, гражданство справил.
   – А зачем вам японское гражданство, Ирина? На японку вы непохожи, адаптироваться среди нас сложновато, особенно когда с мужем проблемы, да и с его родней тоже.
   – Все уже пронюхали! – Она в сердцах качнула головой. – И про родню поганую!… Стукачи корявые!…
   – Работа такая… Так что насчет причины получения гражданства? – Я вернул Ирину в проложенное мной русло нашей светской беседы.
   – А вы сравните российскую ксиву и вашу! Мне Япония ваша как свинье – туалетная бумага!
   – А паспорт зачем?
   – Чтобы в загранку без виз ездить! С нашим кривым паспортом пока визу получишь, три тонны геморроя заработаешь! А тут я хоть в Штаты, хоть в Сингапур – безо всякой визы!
   – И ради этого ноги раздвигать под слюнявым козлом? – не без удовольствия процитировал я ее собственные признания. – Может, другие способы поискать? Поцивильнее?
   – Не вам нас, русских баб, упрекать! – отрезала она. – Вы с этим вонючим паспортом рождаетесь, а мы его должны хочешь – на спине, хочешь – раком зарабатывать! Так что нечего бочкотару на нас катить!
   – «Нас»? – поймал я ее на слове. – И много вас таких?
   – Все!
   – Кто «все»?
   – Все русские девки, которые замуж за вас, за японцев, повыходили! И москвички, и хренички, и мы – шмыры сахалинские! – Она снова отхлебнула вина и промокнула теперь уже не влажной «осибори», а сухой накрахмаленной салфеткой свои намагниченные алые губы.