Каннингем Элейн. Хелен

   - Ну ладно, - кивнул Джонни. - Врагов я наживать не собираюсь. И вы не подумайте, мистер Эддиман, что я пытаюсь вставлять вам палки в колеса.
   - Я так и не думаю. Но мне кажется, что эту девицу окутывает завеса тайны.
   - А вы когда-нибудь видели ее? - внезапно спросил он.
   - Нет.
   - Да, она и впрямь необычная, - произнес Джонни. - Вы правы - мне уже доводилось встречаться с ней прежде. Странная она. - Джонни рассказал мне про встречу с Хелен. Оказалось, что он был первым мужчиной в Сан-Вердо, который с ней познакомился.
   * * *
   Дело было в пятницу, восьмого мая, около семи месяцев назад. Он патрулировал в одиночку скоростное шоссе номер сто сорок семь в районе Сильвер-плейт, что примерно в девяти милях восточнее Сан-Вердо. Сильвер-плейт, если кто не знает - это совершенно круглый участок пустыни около пяти миль в поперечнике, напоминающий сверху серебристую тарелку и покрытый чем-то вроде смеси белого песка и соды. Находиться там небезопасно - в знойные дни пропитанный каустиком воздухом становится особенно ядовитым, беспощадно разъедая глаза. Попытаться пересечь Сильвер-плейт пешком равносильно самоубийству. Сейчас-то никто в этом месте не шатается, но в прежние годы, как мне рассказывали, здесь нередко находили останки неосторожно забредших путников. Скоростное шоссе рассекает этот круг точно пополам. Если с вашей машиной что-то случится, то самый лучший выход смирно сидеть и дожидаться полицейского патруля или какого-нибудь случайного спасителя.
   Итак, катил себе Джонни Кейпхарт по этому шоссе и вдруг увидел стоящую на обочине Хелен Пиласки. Притормозив рядом с ней, он заметил, что девушка даже на него не смотрит, а, повернувшись к дороге спиной, разглядывает пустыню.
   ( - Ты хочешь сказать, что она не слышала, как ты подъехал?
   - Нет, сэр. На слух она не жалуется.
   - То есть, ей было просто безразлично?
   - Что-то в этом роде.
   - Было жарко?
   - Как в аду. Градусов сто пять на солнце*. А ведь стоял ещё только май, не забудьте.
   *По Фаренгейту. Около 40 градусов по Цельсию.
   - Чем ты можешь объяснить её безразличие?
   - Понятия не имею, - пожал плечами Джонни Кейпхарт. - Мне показалось, что ей абсолютно наплевать, увезу я её оттуда или нет.
   - Как она выглядела? То есть - в чем она была одета... И - не показалось ли тебе, что она подверглась нападению?
   - Нет. На ней было простенькое ситцевое платьице и сандалии, как будто она только что вышла из дома в садик. Даже без шляпки...).
   Джонни выбрался из автомобиля, подошел к ней и вежливо спросил:
   - У вас неприятности, мисс?
   Не лучший, конечно, способ обращения к девушке, которая стоит, повернувшись к тебе спиной и не обращает на тебя внимания, но ничего более достойного Джонни тогда в голову не пришло. Девушка, между прочим, вовсе не казалась хоть мало-мало встревоженной, испуганной, огорченной или хотя бы обеспокоенной. Услышав его вопрос, она обернулась, и вот тогда-то Джонни впервые увидел лицо Хелен Пиласки. У него осталось впечатление, что она прелестна, хотя писаной красавицей в общепринятом смысле этих слов он бы её все-таки не назвал. Джонни особо подчеркнул, что с каждой минутой его восприятие красоты Хелен обострялось. И ещё он отметил в ней какую-то необычайную отрешенность. Джонни, правда, употребил совсем другие слова, но смысл их сводился именно к этому. Хотя он вовсе не исключал, что Хелен выглядела просто безразличной.
   Как бы то ни было, она обернулась, но ничего не ответила.
   - Я с удовольствием подброшу вас до Сан-Вердо, - сказал Джонни.
   - Сан-Вердо?
   - Это город.
   - Какой город?
   - Сан-Вердо. До него отсюда девять миль, по этому шоссе. Разве вы не знаете?
   - А почему я должна это знать?
   Вот так, примерно, она отвечала - непоследовательно и уклончиво. Поначалу Джонни показалось даже, что она говорила с каким-то иностранным акцентом. Впрочем, это впечатление довольно быстро улетучилось. По её словам, кто-то подвозил её на автомобиле, но, увидев это необычайное место, она попросила водителя остановить машину и вылезла, чтобы полюбоваться.
   - Вы хотели просто полюбоваться? - переспросил Джонни.
   - Да.
   - Но - почему? Что здесь такого интересного?
   - Как я могу вам объяснить, если вы сами не понимаете?
   ( - Вам приходилось встречать наркоманов, которые употребляют героин? - спросил меня Джонни.
   - А что?
   - Они постоянно "летают", в полной оторванности от жизни. Врачи называют это состояние глубокой эйфорией, при которой этим людям на все глубоко наплевать.
   - Так она была наркоманкой?
   - Нет, - медленно ответил Кейпхарт. - Нет, не была. Следов уколов на её руках я не заметил. На ней было платье с короткими рукавами и я сразу обратил внимание на её руки - она не была наркоманкой.
   - Может, она принимала наркотик через рот?
   - Героин через рот не принимают.
   - А кокаин?
   - Кокаин такого действия не оказывает. К тому же, она ведь сидит в камере, не забудьте. А я что-то не слышал, чтобы она просила у надзирательниц какое-нибудь зелье или жаловалась на самочувствие. Нет, сэр, она безусловно не наркоманка.
   - К чему тогда все эти разговоры насчет героина?
   - Так мне тогда показалось. Мог ведь я хоть что-то предположить, верно?
   - Разумеется, - согласился я.)
   Как бы то ни было, он уговорил Хелен сесть в патрульный автомобиль и подвез в Сан-Вердо, высадив на Коммерс-стрит. Потом Джонни сразу перескочил на несколько недель вперед, к тому дню, когда арестовал её за убийство судьи Ноутона.
   ( - Погоди минутку, Джонни, - остановил его я.
   - Да?
   - Надеюсь мне ни к чему обещать тебе, что все сказанное тобой останется между нами? И не придется вытягивать из тебя всю правду клещами?
   - Я не понимаю, что вы имеете в виду, мистер Эддиман.
   - Ты посадил её в свой автомобиль, потом - высадил. И все? Больше ничего не случилось?
   - Честное слово, я не понимаю, к чему вы клоните, мистер Эддиман.
   - Я хочу узнать про эту дамочку побольше. Ты не пытался пристать к ней?
   - Какое значение...
   - Позволь уж мне судить.
   - Да, я попытался.
   - Ты поступаешь так со всеми девушками, которых подсаживаешь в свой автомобиль, Джонни?
   - Сами знаете, что нет, черт возьми! - вскипел он, чем тут же привлек внимание остальных полицейских. Затем продолжил, понизив голос. - Не делайте из меня дешевого развратника, мистер Эддиман. Я не хотел бы, чтобы мы с вами поссорились. Так вот, в моей служебной машине никогда ничего не случалось. Проверьте мой послужной список, если не верите. Я человек семейный. У меня дети есть. Но дареному коню в зубы не смотрят, сами знаете. Вы ведь, наверное, разбираетесь в женщинах?
   - Немного, может быть.
   - Вы всегда ведете себя по-джентльменски? Никогда не флиртуете с женщиной, если она сама не строит вам глазки? Правда, вам ведь ещё не приходилось видеть Хелен Пиласки.
   - Это правда - я её не видел.)
   А случилось вот что, причем оснований сомневаться в словах Джонни у меня не было: когда Хелен уселась на переднее сиденье, её легкое ситцевое платьице задралось, почти целиком обнажив бедро и, поскольку она даже не попыталась одернуть платье, Джонни Кейпхарт, недолго думая, прикоснулся рукой к её обнаженной плоти. Должно быть, это было в его характере. Рослый красивый парень, он, вероятно, воспринимал пословицу о дареном коне не только всерьез, но и в самом широком плане. Правда, следует воздать ему должное - возмутись Хелен тогда или хотя бы прикройся, он бы тут же оставил всякие поползновения и, возможно, даже извинился бы. Собственно говоря, мне и самому не раз приходилось вести себя точно так же, и я воспринимаю это как определенные правила игры. Однако Хелен ничего этого не сделала, поэтому вскоре Джонни уже в открытую положил руку ей на бедро. Хелен и тогда не возмутилась, а только повернула голову и посмотрела на него своими холодными и бездонными синими глазами.
   По словам Джонни, никто и никогда не смотрел на него так, но описать как именно - ему так и не удалось. Впрочем, поскольку ни враждебности или даже осуждения он в её взгляде не уловил, то сперва погладил шелковистую кожу, а потом, окончательно осмелев, забрался под платье. И вот тогда-то Джонни как током ударило - трусиков под тонким платьицем не оказалось. Его прошиб холодный пот и пробрала дрожь. Джонни понял, что балансирует по тонкой грани, и он перешел бы эту грань, если бы Хелен не спросила:
   - Зачем вы это делаете? Неужели это доставляет вам удовольствие?
   Словно его ушатом ледяной воды окатили. Джонни сидел трясущийся и взмокший от пота и недоумевал, чего он боится - ведь причин бояться у него не было. Впрочем, когда страсть так быстро гаснет, это почти всегда означает страх того или иного рода. В то же время, Джонни даже не нашелся, что ей ответить - ведь как можно ответить на такое?
   - Вы на всех женщин так реагируете? - бесстрастно спросила Хелен.
   Джонни и тогда промолчал. Он запустил мотор, отвез Хелен Пиласки в Сан-Вердо и высадил на Коммерс-стрит. Вот и все.
   Я не был уверен, что он ничего не утаил. Люди типа Джонни Кейпхарта зачастую почти утрачивают дар речи, когда разговор заходит на непривычную для них тему. В лучшем случае, они способны описать лишь то, о чем уже когда-либо слышали - в кино, например, или по телевидению. Соприкасаясь же с чем-то новым, невиданным, такие люди, как правило, теряются. Хелен Пиласки как раз и стала для него таким новым.
   Прежде чем распрощаться, он спросил, как её зовут.
   - Хелен Пиласки, - ответила она. Но не поблагодарила, а, уходя, даже не оглянулась.
   * * *
   С тех пор и до того дня, когда ему пришлось арестовать её за убийство судьи Ноутона, Джонни Кейпхарт раз десять видел Хелен на улицах Сан-Вердо. Однажды он встретил её в "Пустынном раю" в обществе Джо Апполони и Истукана Бергера, весьма крупного авторитета из Нового Орлеана. Тогда Хелен, приветливо улыбнувшись, поздоровалась с ним. Джонни был в тот день в штатском, по случаю выходного. Он также был в штатском, когда встретил Хелен Пиласки в бассейне, когда та готовилась прыгнуть в воду с самого высокого трамплина. Фигура у Хелен была просто потрясающая, да и золотистый загар был ей очень к лицу.
   ( - Если бы она хоть пальчиком меня поманила, - сказал Джонни Кейпхарт, - я бы ради неё пошел на все, но нет - я для неё был слишком мелкой сошкой.
   - По сравнению с кем? С какими-нибудь мафиози - вроде Истукана Бергера?
   - Вы знаете, кого я имею в виду, мистер Эддиман.
   - Возможно. И это все, что ты можешь добавить?
   - Да. Больше мы с ней не встречались, вплоть до самого ареста. Но я слышал сплетни, что она сошлась с судьей Ноутоном. Меня это не удивляло. Ноутон был мощной фигурой. Он вполне мог стать и губернатором. Вы согласны, мистер Эддиман?
   - Кто знает.
   - Как бы то ни было, я даже рад, что именно мне выпала честь произвести арест. Я сидел тогда здесь, в этой самой комнате, когда меня подозвали к телефону. Я узнал её сразу же, едва услышал её голос.
   - Ты можешь вспомнить, что она сказала?
   - В моих письменных показаниях это гораздо точнее...
   - Ничего, меня устроит и то, что ты вспомнишь.)
   Вспомнил Джонни следующее. Говорила Хелен ровно и размеренно, ничуть не взволнованно, и уж тем более - без тени намека на истерику. Она спросила:
   - Это офицер Кейпхарт?
   - Да.
   - Говорит Хелен Пиласки.
   Джонни ещё раз сказал мне, что нужды представляться ей не было, поскольку он узнал её с первого слова.
   - Чем могу быть вам полезен? - спросил он.
   - Я звоню вам из дома судьи Ноутона, - спокойно сказала она. - Он мертв. Я его застрелила. Это не несчастный случай - я застрелила его преднамеренно. Боюсь, что его жена в шоке, так что, Джонни, захватите с собой врача. Я буду ждать вас здесь.
   Джонни даже не был уверен, ответил ли ей что-нибудь. Спокойный, начисто лишенный театральности голос Хелен, придавал некоторую ирреальность её словам, одновременно делая их зловещий смысл менее серьезным и трагичным. С таким же успехом Хелен могла рассказать, как подстрелила кролика или раздавила клопа. Как бы то ни было, Кейпхарт вместо того, чтобы известить диспетчера, который бы отправил на место преступления ближайшую полицейскую машину, прихватил с собой Фрэнка Донована, своего напарника, и отправился в дом судьи Ноутона сам, не забыв вызвать туда и доктора Сета Хоумера. Случись так, что Хелен сбежала бы, Джонни Кейпхарта ожидало неминуемое увольнение. Однако, учитывая, что Хелен Пиласки и впрямь дождалась его, а арест свершился, Джонни отделался только выговором, который вынес ему Билли Комински, начальник полиции.
   Прибыв к дому судьи Ноутона - беломраморному особняку с колоннами, Джонни и Донован обнаружили, что входная дверь открыта, и беспрепятственно прошли внутрь. Хелен Пиласки сидела на диване в гостиной. Там же, на софе, лежала миссис Ноутон, тогда как сам судья Ноутон с пробитой навылет грудью распростерся в луже крови в своем кабинете. Единственная пуля, которую выпустила Хелен, угодила прямехонько в сердце. Лицо и руки Хелен Пиласки были исцарапаны в кровь, но в ответ на предположение Джонни Кейпхарта, что царапины были получены в борьбе с судьей, Хелен твердо сказала, что поцарапала её Рут Ноутон, жена судьи, набросившаяся на неё в припадке истерии. Уже потом Рут Ноутон лишилась чувств. Девушка сама подняла её, уложила на софу и прикрыла одеялом, которое отыскала в одной из спален на втором этаже.
   В ответ на вопрос Фрэнка Донована о том, что случилось, Хелен, пожав плечами, ответила:
   - Я его застрелила.
   Затем приехал доктор Хоумер, а вслед за ним и Комински. К тому времени Джонни Кейпхарт уже объявил Хелен, что арестовывает её за убийство судьи Александра Ноутона - одного из самых влиятельных людей не только в городе, но и во всем штате.
   Начальник полиции попытался допросить девушку, но та только качала головой и хранила молчание. Машина "скорой помощи" увезла тело судьи Ноутона в больницу, а Кейпхарт доставил Хелен Пиласки в участок. По дороге он пытался задавать ей вопросы, но девушка упорно молчала.
   Глава третья
   Туристы и гости, приезжающие в Сан-Вердо, не перестают изумляться, что женское отделение в нашей городской тюрьме крупнее мужского; впрочем, если немного поразмыслить, то это уже не кажется столь удивительным. Федеральный закон, запрещающий проституцию, в Сан-Вердо, разумеется, действует, однако, несмотря на то, что женщин сомнительного поведения в нашем городе больше, чем где бы то ни было (так, во всяком случае, гласят сводки Федерального департамента криминальной статистики), никого по этой статье у нас не арестовывают. А разгадка кроется в том, что обвинение гулящим дамочкам предъявляют не за их профессию - очень тонкий подход, - а за иные правонарушения: спаивание мужчин и воровство, просто воровство без спаивания, использование в азартных играх фальшивых жетонов, различного рода мошенничества и вымогательство. Добавьте к этому женщин с безукоризненной и незапятнанной репутацией, многие из которых, попадая в Сан-Вердо, превращаются в настоящих маньячек, обуреваемых страстью к игре; проигравшись, такие женщины готовы продать уже не только свою добродетель их законное право, - но и кое-что такое, на что уже никаких законных прав у них нет. Конец логичен - они неизменно попадают в каталажку.
   Наша тюрьма - это, конечно, не замок Иф. Налоги в Сан-Вердо высоченные, поэтому наши школы, тюрьмы и церкви по праву считаются одними из лучших в стране. Камеры просторные и чистые, с выбеленными стенами и кафельными полами. Комнаты для свиданий с родными и встреч с адвокатами комфортные и прилично обставленные - никакой тут вам ерунды, вроде общения через стеклянную перегородку.
   Красотку Шварц, старшую надзирательницу, я немного знал. Высокая статная матрона с одутловатым лицом и слегка заметным немецким акцентом. Хотя злые языки говаривали, что Красотка в свое время зверствовала в концлагере, судя по документам, она покинула Германию в 1931 году. Несмотря на крутой нрав, Красотка порой искренне сочувствовала своим заключенным. Вот и сейчас, когда я упомянул Хелен Пиласки, она кивнула и сказала:
   - Я рада. Она, конечно, холодная и высокомерная, но заслуживает, чтобы её защищал такой классный адвокат, как вы, мистер Эддиман.
   - Вы ей симпатизируете?
   - Моя профессия не дает мне права симпатизировать заключенным. Убийство я осуждаю всегда. Подождите здесь - я её приведу.
   Минут десять спустя Красотка вернулась и привела Хелен Пиласки.
   Первое, что мне запомнилось в Хелен Пиласки, было не её лицо и даже не фигура, а - походка. Она передвигалась с какой-то переливающейся, кошачьей грацией. Словно балерина. Войдя, Хелен остановилась посреди комнаты, а Красотка сказала, что вызвать её я смогу, нажав на кнопку, и удалилась, оставив нас вдвоем. Роста Хелен была высокого - по меньшей мере пять футов восемь дюймов.
   Она смотрела мне прямо в глаза - спокойно и, как мне показалось, с некоторым вызовом. Глаза у неё было иссиня-серые, широко расставленные, рот - большой и чувственный. Золотистые волосы были собраны в пучок на затылке и небрежно перехвачены заколкой. Крепкая спортивная фигура. Бросалась в глаза поразительная прямота, с которой Хелен держалась - такое мне приходилось видеть только в фильмах про африканок, расхаживавших с тяжеленными кувшинами на головах.
   Одета Хелен была в тюремное платье из выцветшей голубой джинсовки, слишком длинное и плохо подогнанное; на ногах у неё были простенькие парусиновые туфли. Несмотря на это, Хелен сразу поразила меня как необыкновенно красивая и яркая женщина. Описывая её, я пытался расчленить её красоту на отдельные составляющие, но почти сразу убедился, что это невозможно. Истинно красивой женщина может быть только во всем сразу, включая и то, как она о себе думает и как держится. В этом смысле Хелен Пиласки была неописуемо прекрасна, и, говоря это, я имею в виду не кукольно-бездушную красоту, навязанную нам Голливудом и бульваром Заходящего солнца, но ту истинную красоту, которая стара как мир, красоту, которой поклонялись древние эллины, без устали пытаясь воплотить её в мраморе или живописи. Впрочем, возможно, что такое впечатление сложилось только у меня. Спорить не стану.
   Я предложил ей присесть, представился и изложил цель своего визита.
   Хелен выслушала меня молча, да и затем, когда я закончил, не проронила ни слова. Она вообще не открывала рта с тех пор, как вошла. Мне стало не по себе.
   - Итак? - произнес я.
   Хелен промолчала.
   - Мисс Пиласки, я ваш адвокат. Это для вас хоть что-нибудь значит? Я ведь не ищу работу на свою голову - просто меня назначили защищать вас, и я собираюсь честно выполнить свой профессиональный долг. Я бы хотел услышать ваше мнение по этому поводу.
   - По какому поводу? - спросила она. Кейпхарт был прав. Голос у неё был низкий, спокойный и бесстрастный. Дикция - безукоризненная.
   - По поводу того, что меня назначили защищать вас.
   - Понимаю, - кивнула она. - Что вы хотите от меня услышать?
   - Послушайте, мисс Пиласки, давайте договоримся сразу: если вам что-то во мне не нравится - я сам, моя внешность или...
   - Я ровным счетом ничего против вас не имею, мистер Эддиман.
   - Кто сказал вам мою фамилию?
   - Разве не вы сами? Значит, надзирательница.
   - Я только хочу, чтобы вы поняли, мисс Пиласки - вам необходима помощь.
   - Почему?
   Вот как это все начиналось - она меня просто бесила. Ее отстраненность, безучастность и наплевательское отношение так действовали на нервы, что в первые минуты я мечтал лишь об одном - послать Хелен Пиласки и Чарли Андерсона ко всем чертям и пожелать гореть вечным пламенем в геенне огненной; поразительно, но при этом меня с не меньшей силой снедало и раздирало другое желание - понравиться ей, заставить её принять меня, понять, что я ей необходим.
   Чертовски скверный способ знакомства с клиентом. И - абсолютно неправильный.
   - Потому что, - начал я, отчаянно стараясь не терять спокойствия, - вы угодили в беду и вам грозят страшные неприятности. Вас обвиняют в убийстве одного из самых влиятельных и высокопоставленных граждан Сан-Вердо и собираются предъявить обвинение в убийстве первой степени. Вы понимаете?
   - Наверное, - безразличным тоном произнесла Хелен. - Вы имеете в виду - предумышленное убийство при отягчающих обстоятельствах.
   - Я имею в виду, что именно такое обвинение выдвигается против вас.
   - Разумеется.
   - Что значит - разумеется?
   - Я ведь об этом уже давно думала. Пусть, не слишком долго, но все-таки заранее знала о том, что убью Алекса Ноутона, и именно так и поступила.
   - Пока вас ещё обвиняют просто в убийстве! - подчеркнул я. - Вы ведь ещё не признали на следствии, что и в самом деле убили судью Ноутона, или что хотя бы обдумывали такую возможность.
   Хелен посмотрела на меня так, точно услышала забавную шутку - не слишком лестный взгляд, но, по крайней мере, нечто новое по сравнению с полным безразличием, свойственным ей до сих пор.
   - Могу я звать вас Блейк? - спросила вдруг она. - Или - мистер Эддиман?
   - Лучше - Блейк. Нам придется познакомиться довольно близко.
   - Хорошо. А вы зовите меня - Хелен, а не Пиласки. Славянские корни моей фамилии могут вызывать у людей ненужные ассоциации. Порой мне самой кажется, что такие фамилии...
   - О Боже! - не выдержал я.
   - Неужели, Блейк, вы всегда так огорчаетесь, когда люди ведут себя не так, как вам хочется?
   - Что вы хотите этим сказать? - тихо спросил я, уже вконец рассвирепев и готовый послать всех ко всем чертям.
   - Как и все остальные, - задумчиво произнесла Хелен, - вы очень легко заводитесь. В вас накопилось так много ненависти, страха и недоверия...
   - Минутку, черт возьми! Я пришел сюда с предложением защищать вас, мисс Пиласки, а не выслушивать дурацкие нотации...
   - А разве я приглашала вас, Блейк?
   У меня чуть челюсть не отвалилась.
   - Я просила вас меня защищать? - продолжала она. - И - как защищать? Каким способом? Всякими вывертами, которые нужны лишь для того, чтобы легче отправить меня на виселицу? Не играйте со мной в кошки-мышки, Блейк Эддиман, и не вымещайте на мне свой дурной нрав и разочарование. Мне это ни к чему. Думаю, что вам лучше уйти.
   Но я не ушел. Я молча сидел и пожирал её глазами.
   - Пожалуйста, уйдите.
   Я не шелохнулся.
   - Вы сбиты с толку и растеряны, - сказала она. - Все вы почему-то не знаете, чего хотите...
   - Может быть, это вы сбиты с толку, Хелен?
   - Может быть. Я рада, что вновь стала для вас - Хелен.
   - Спасибо. Это правда, что вы не хотите, чтобы вас защищали? Или это просто поза?
   - Что значит - поза?
   - Способ воздействия на людей.
   - Так можно воздействовать на людей? Тем, что я отказываюсь от защиты?
   - Возможно. Трудно сказать, на что поддаются люди.
   - А зачем мне на них воздействовать?
   - Не знаю... Послушайте, я здесь не для того, чтобы обсуждать всякую ерунду. Я хочу начать выстраивать линию защиты - чтобы попытаться помочь вам. Давайте начнем. Вы признались в том, что убили судью Ноутона - я прочитал протокол вашего допроса.
   - Да, я призналась.
   - Вы убили его?
   - Конечно. В противном случае, к чему мне было в этом признаваться?
   - Бывают причины, - пожал плечами я.
   - В любом случае - при этом присутствовала его жена.
   - Вот как?
   - Да.
   - Вы можете сказать мне, что вас побудило убить судью?
   - Зачем? - Чуть подумав, она добавила: - Нет, пожалуй, не могу.
   - Но должна же быть хоть какая-то причина. Любая. Побудительный мотив.
   - О, да.
   - Ну - и?
   - Вы знаете судью Ноутона? - спросила она.
   - Я знал его.
   - В таком случае, вам, должно быть, и самому хотелось его убить.
   - Мне! - воскликнул я.
   - Да, вам.
   - О Боже - вы в своем уме?
   - Конечно. Вы сказали, что знали его. Значит, вам наверняка хотелось убить его.
   - У меня нет желания убивать других людей.
   - Нет? - Она недоверчиво изогнула брось. - А Чарли Андерсона? А вашу жену?
   - Что за ерунду вы несете!
   - А что вас возмутило?
   - Будто я якобы желал смерти своей жене!
   - Но ведь были времена, когда вам и впрямь хотелось отправить её на тот свет, - спокойно произнесла Хелен. - Почему вас так ужасает простое напоминание об этом?
   - Это - гнусная ложь!
   - Неужели, Блейк?
   Я встал и принялся нервно мерить шагами комнату, затем резко развернулся лицом к Хелен но, уже начав было говорить, запнулся, оборвав свою гневную речь на полуслове, и только стоял, беспомощно взирая на нее.
   Хелен приблизилась ко мне вплотную.
   - Блейк?
   - Что?
   - Вы - странный человек, такой совестливый, страдающий и противоречивый. К тому же, вы знаете куда больше, чем отдаете себе отчет.
   - Что за ерунда! - взорвался я. - И - в сочувствии я не нуждаюсь. Тем более - с вашей стороны.
   - Почему?
   - А вы не понимаете? Господи, что вы за женщина?
   - Может быть, это вы, Блейк, чего-то не понимаете? - пожала плечами Хелен. - Я убийца, а вы адвокат, и я - ваша подзащитная. Если, конечно, вы не раздумали защищать меня. Поначалу мне самой этого не хотелось. Теперь хочется. Да, Блейк. Вы согласны стать моим адвокатом?
   - Вас хоть совесть-то мучает? - спросил я. - Господи, я даже не представляю, как вас защищать!
   - Тут я вам помочь не могу, Блейк. Это - ваша забота.
   - Моя! Послушайте, милочка - вы убили человека! Можете вбить это в свою хорошенькую головку?
   - А что вас смущает, Блейк? То, что я женщина? А разве только мужчинам дозволено убивать? Вы говорите со мной так, будто я совершила нечто из ряда вон выходящее. Хотя для вас нет ничего привычнее насильственной смерти. В год только под колесами ваших автомашин гибнут семьдесят-восемьдесят тысяч человек. А знаете, скольких вы погубили во Вторую мировую войну? Свыше пятидесяти миллионов!