Я слушал и все больше и больше сомневался. Никакой это не сыщик — обыкновенный местный олигарх. Видишь ли, две спальни ему понадобились, одной, ну, никак не обойдется, наверно, потребует не меньше трех туалетов и двух ванных комнат, одну из которых перестроит в минибассейн.
   Злость так и распирала меня.
   Какой из меня следопыт, какой психолог! У человека, увиденного мною в уголовке, и залысины другой формы, и плечи пошире. Подтянут, сухощав. А у этого живот вываливается из-под брючного ремня. Как у Гулькина.
   Дамочка возмущенно тряхнула рыжими патлами, затараторила еще пуще. Советует бизнесмену прикупить и соседнюю квартиру, пробить в стене дополнительный проем, из двух коммуналок сделать одни аппартаменты по зарубежному стандарту. Фирма по продаже недвижимости готова рекомендовать уважаемому покупателю солидного подрядчика. За отдельную плату.
   Переговоры ведутся без участия заинтересованных лиц — людей, проживающих на подлежащей «купле-продаже» жилплощади. Вроде, они — досадная мелочь, избавиться от которой пока не удается, но это — не за горами.
   Надин отстранилась от стены и гневно смотрела на обидное представление. Баба Феня непонимающе вертела птичьей головой, глядя то на непонятных посетителей, то на меня с Надин. Что же это деется, люди добрые, читал я в ее взгляде, живыми хоронят, в землю закапывают, неужто переселят нас со стариком на улицу?
   Дед Пахом не подавал признаков жизни — сидел египетским фараоном на пьедестале такого же, как он сам, древнего сундука.
   Я не выдержал.
   — Здравствуйте, — поздоровался таким тоном, что мужчина оторвался от своих бумаг и недоуменно посмотрел — не на меня — на сопровождающую его дамочку. — Разрешите пригласить вас на кухню. Там и побеседуем. Мы не привыкли принимать гостей в прихожей.
   Вот так, наглецы! Именно, гостей, а не продавцов-покупателей. Знайте свое место, уважайте людей много лет живущих в адской коммуналку. А то недолго и вытолкнуть взашей, и родную милицию пригласить. Того же Гулькина с сотоварищами.
   Перспективный покупатель снова поглядел на продавщицу. Кто это раскудахтался, мешает вести деловую беседу. Дамочка округлила накрашенные глазки, покривила багровые, будто испачканные кровью невинных жертв, преимущественно мужского пола, губки.
   — Простите, мы пришли не гостить… Я — представитель фирмы по продаже недвижимости, — гордо представилась она. — Если удастся договориться с покупателем, — вежливый кивок в сторону «олигарха», — наступит время беседы с врвменно проживающими в квартире.
   Подобного откровенного хамства я не ожидал. Запершило в глотке, застряли там колючие слова из блатного обихода. Что же получается? Законные владельцы жилплощади, оплачивающие из грошовой пенсии и неполучаемой месяцами зарплаты стоимость квадратных метров и все коммунальные услуги, проживают на ней «временно»?
   Ну, ладно, жилье стариков и Надин не приватизировано, числится за государством, которое сегодня говорит «да», завтра — «может быть», послезавтра — «нет». Но я же купил приватизированную комнату, почему меня отнесли к категории «временщиков»?
   Похоже, в голову коротышки закрались аналогичные сомнения
   — Наши со стариками комнаты — не приватизированы, они принадлежат государству. Но выселить нас никто не имеет права. Прописаны, квартплату платим аккуратно, без задержек. Непонятно, о чем идет речь?
   Надин тоже с трудом держит себя в рамках вежливости, говорит медленно, подбирая максимально мягкие выражения. Получается солидно, взвешено. Я в душе завидую: у нее больше, чем у меня, силы воли, поэтому она держит себя не вызывающе — с достоинством. Мне бы так.
   Кажется, дамочка тоже оценила поведение коротышки. Она уже не кривила перекрашенные губки, не щурила глазки. Ответила спокойно, без пренебрежения и досады.
   — Приватизация — мелочь. Наша фирма берет все заботы и затраты на себя, — брезгливо поглядела она на стариков. Меня обдала пренебрежительным взглядом. Будто мы — старые вещи, которые подлежат выносу на помойку. — Так вы берете? — повернулась она к мужчине. — Если «да» — буду решать вопрос с жильцами.
   Бизнесмен нерешительно потоптался, измерил шагами длину коридора, поинтересовался чисто вымытой стараниями бабы Фени ванной, заглянул в туалет. Поморщился.
   — Вы гаранитуете приобретение соседней квартиры?
   — Гарантирую при условии возмещения вами всех затрат…
   — Беру, — решился, наконец, покупатель. — Освобождайте квартиру.
   Дамочка повернулась к нам. Так резко и решительно, что ремень сумки опоясал ее по талии.
   Баба Феня, изобразив повышенное внимание, приложила сухую ладошку к уху. Надин заложила руки за спину, выпятила и без того объемную грудь. Словно приготовилась к ответному демаршу.
   — Об"ясняю. Вам приобретут жилье равноценной площади, помогут с оформлением и переездом. Семья, занимающая здесь две комнаты, получит двухкомнатную квартиру, соответственно по однокомнатной остальные два жильца. Никаких проблем. Решайте. Но учтите, иного выхода для вас просто не существует. Все равно будете переселены. На менее выгодных условиях.
   Все это сказано размеренно и веско, голосом телевизионной дивы, извещающей об очередном повышении цен на коммунальные услуги.
   Кажется, Надин от восторга потеряла дар речи. Пыталась что-то сказать, о чем-то посоветоваться, но вместо внятных слов слышалось козье блеянье. Я тоже не оставался безучастным — получение, практически, в дар, отдельной квартиры — невероятное везение, сравнимое разве с выигрышем лимузина в «Поле Чудес». Баба Феня раздумчиво жевала сухими губами, исподлобья поглядывала на мужа. Извечная женская тактика: дождаться решения главы семьи и тут же поступить наоборот.
   — Квартиры предоставите в нашем районе? — справившись с минутным замешательством, спросила Надин. — На окраину не поеду.
   — Не окраина, — неопределенно заверила продавщица недвижимости. — Мы постараемся по возможности учесть ваши пожелания.
   Неожиданно для всех старик сполз с сундука и утвердился на подрагиввающих ногах. Несколько волосинок, украшающих лысину воинственно зашевелились.
   — Енто самое… не согласен. Жили здеся и умирать… то-то и оно… тожеть будем в ентой фатере… Не по годам… енто самое… нам с бабкой… то-то и оно… переползать с места на место…
   — Что ты говоришь, старый пень? — так и подпрыгнула старуха. — Пошевели мозгой, ежели она имеется. Што оставишь внученьке? Вонючий туалет и тараканьи хоромы? Сами вскоре уберемся, а Верочке, чай, жить да жить…
   — Сказано… енто самое… отселева не пойду… Силком не… то-то и оно… не выгоните… До прокурора… енто самое… дойду, до самого президента… то-то и оно… дотянуся. Не моги забижать ветерана!
   «Олигарх» скучающе осматривал потрескавшийся потолок. Дамочка в очередной раз искривила кровавые губешки, насмешливо пожала плечиками.
   — Ну, договаривайтесь сами. Завтра загляну — узнаю окончательное решение. Тогда и будем вынуждены принимать… меры другого порядка. Я уже сказала — другого выхода у вас нет, придется переселяться.
   После ухода посетителей в коммуналке разразилась гроза невероятной силы. Баба Феня шипела растревоженной гусыней, дед Пахом отвечал ей визгливым голосом. На подобии петуха, перепутавшего утро и вечер. Гремели кастрюли и сковородки, булькал на газе бульон из костей, шаркали стариковские тапочки.
   — Чего удумал, старый хрыч — отказуваться! Сама переберусь — подыхай в своей вонючей коммуналке!
   — Енто самое… уматывай! То-то и оно… проживу!
   Старик растревоженно метался по коридору, охая и постанывая, переставлял больные ноги, хватался немощными руками за стену и ящики. Но старался все время держаться вблизи любимого седалища. Будто убеждался в том, что его еще не переселили в непривычную обстановку, пусть в благоустроенную, но чуждую ему квартиру.
   А если влуматься, какая ему разница: коммуналка или отдельная увартира? Все равно из дому — ни шагу, единственный машрут передвижения: комната — кухня — туалет, единственное место отдыха — сундук-развалина? Что касается сундука — перевезти его без проблем, разместить в новом доме — пустяки.
   Непонятное упрямство!
   Значит, дело воссе не в громоздком предмете обстановки. В коммуналке деда Пахома держит совсем другое. Что именно? Мне кажется, что пока я не найду ответа на этот вопрос — не успокоюсь. Задуманная проверка сундука теперь казалась надуманной, лишней тратой дорогого времени.
   У нас с коротышкой — свои проблемы, не касающихся возможного переселения. Вернее, проблемы у одной коротышки. Ее интересует более приземленная неприятность, которая неожиданно взорвала мирное течение ее жизни, разметала надежды на создание семьи.
   Встретив меня по дороге на кухню, куда я направился нарезать овощи для окрошки, она, опасливо косясь на дремлющего старика, зашептала.
   — И надолго пожаловал братец? Почему ты раньше не говорил о его существовании?
   Можно подумать, что перед тем, как лечь с женщиной, мужчина обязан написать свою биографию и заполнить анкету. В двух экземплярах. А перед приездом родственников согласовать этот вопрос с сопостельницей… Разреши сестрице пожить у меня пару дней… Можно меня навестит двоюродный братец или троюродная тетка?
   Бред!
   По натуре человек я излишне самостоятельный, не терплю контроля со стороны окружающих, неважно женщины они или мужчины. Любой запрет приводит меня в бешенство, любое замечание вызывает резкую отповедь.
   Вот и сейчас понесло.
   — Отчитываться не обязан. Что же касается пребывания брата — будет жить столько времени, сколько захочет. Он захочет, а не мы с тобой.
   «Мы с тобой» удачно замаскировали слишком грубое «ты», но Надин быстро разобралась что к чему и обидчиво поджала губки.
   — Значит, конец нашим… отношениям?
   На ресницах набрякли крупные слезы. Вот-вот соберутся в ручьи, те в реки, и в коммуналке, дополнительно к стариковской грозе, произойдет наводнение.
   Только этого мне и не хватает!
   Пришлось пойти на мировую. А что прикажете делать? Поручение Стулова о разработке соседей не отменено, химико-торгашка — все еще вместилище нужных нам секретов. Окончательно расколоть ее просто необходимо!
   — Через часик братишка отправится по делам, возвратится в полночь. За это время мы с тобой успеем… обсудить наши проблемы. Я постучу. Или наведаюсь к тебе.
   Ободренная обещанием, коротышка улыбнулась и убралась в свою «нору». Наводить соответствующий марафет, готовиться к остросюжетному свиданию. Обязательно посетит ванную, где минут сорок будет смывать прежние грехи, освобождая место для новых.
   Достаточное время для обнюхивания с «братишкой».
   Когда я вошел в комнату, Костя сидел за столом, прослушивая записанную на ленту коридорную беседу. Морщил лоб, ерошил волосы. Размышлял.
   Я не стал мешать сыщику и устроился под торшером с книгой в руках.
   Пусть думает сыскарь, отрабатывает получаемую зарплату и разные добавки с премиями, пусть трудится на благо родного уголовного розыска. Заодно пусть охраняет писателя, попавшего на мушку бандитов.
   И снова, в который уже раз, я пожалел о данном бабе Фени обещании отыскать пропавшую внучку. Правда, обещание можно считать выполненым: адрес Верочки — в кармане. Но изворотливая судьба подставила непрошенного защитника «королевы красоты» под преступную гильотину, которая только по счастливой случайности дважды не отрубила глупую мою башку. Вместе со всеми замыслами новых детективов.
   Не читалось. Обычно авторы детективов распыляют повествование по многочисленным сюжетным линиям: главной, менее главной и второстепенным. Они собираются в один узелок только в самом конце. Тогда, ошеломленный многокрасочностью и многоплановостью, читатель, наконец, узнает, кто — честный мент, а кто взяточник, кто — настоящий сыщик, а кто внедрен в уголовку бандитами.
   Таковы законы жанра, ничего нового.
   Вообще-то, все писатели любят критиковать других авторов, но терпеть не могут, когда критикуют их. Поэтому я, опасаюсь навязывать свое мнение, предпочитаю отмалчиваться — пусть горячатся другие. К примеру, тот же Семен или его сверхкультурный босс.
   Подумал и отложил в сторону едва начатый роман. Взял вчера купленные газеты. Покупал я их, не глядя на названия — все брешут одинаково, предпочитая серьезному анализу действительности облизывание жаренных фактов разных убийств и мошеничеств. Не говоря уже о дружном охаивании политиков, утвердившихся на самом государственном верху.
   Мерзко и пошло!
   Наконец, Костя выключил минимагнитофон, разминаясь, заходил по комнате. На лице расплылась улыбка человека, наконец-то, понявшего суть происходящих событий.
   — Ну, и как твое мнение, профессионал сыска?
   «Профессионал» отмахнулся. Словно отогнал приставучую муху. Похоже, не обиделся. Но я почему-то уверен в том, что он отыграется за насмешку в ближайшем обозримом будущем. Возможно, даже этой ночью.
   — Честно признаться, не нравится мне этот визит. Прежде всего, «покупатель» не похож на настоящего покупателя. «Продавец» походит на примитивную наводчицу либо бандитского консультанта. Плюс, прозрачные угрозы принять некие «меры». Однажды такие же умельцы позвонили жене удачливого бизнесмена, предупредили: через час заявятся менты с обыском, посоветовали укрыть в надежном месте драгоценности. Дура-баба собрала в узел бриллианты, норковые шубейки, дорогие ее сердцу разные браслеты и колье и потащила к плдруге. Грабители поджидали жертву на лестничной площадке… Представляете? Нет нужды вытряхивать из шкафов и сейфов, искать захоронки. Благодать! Уверен, обещанных квартир вам не дождаться, не надейтесь… В общем, есть о чем подумать…
   Действительно, есть над чем!
   По ассоциации мне вдруг вспомнились таинственные «коробочки», которыми пытаются овладеть пока неизвестные преступники. Не эта ли причина подстегнула «покупателя» коммуналки на приобретение недвижимости?
   — Пойду прогуляюсь, а вы пока решайте свои… проблемы.
   Костя кивнул на тахту, откуда недавно поднял к моему лицу важную улику морального разложения. В виде коротышкиного бюстгалтера.
   Все же отыгрался!
   Ради Бога! Я не член почившей в бозе компартии и сейчас не прошлые годы, когда общение с женщиной без соответствующей регистрации брака в ЗАГС, е представлялось миной, заложенной под основы коммунистического мировозрения.
   Все произошло так, как и должно было произойти. Активно борясь за сексуальную и алкогольную чистоту партийных родов, коммунисты проглядели более серьезную опасность — примитивную показуху и наличие перевертышей. Даже среди крупных идеологов. Именно они, а не сексуально озабоченные члены партии либо партийные алкаши, развалили, казалось, несокрушимый монолит большевиков…
   — Вам не кажется, что роль посетителей могли сыграть ваши коллеги?
   Костя подумал, поерошил и без того вз"ерошенные волосы.
   — В принципе, все возможно. Иногда правая рука не знает, что делает левая. Так бывает и в нашем ведомстве. Ничего ужасного и непоправимого. Но сейчас меня больше интересует странный отказ старика переселиться из коммуналки в отдельную благоустроенную квартиру. Такого просто не бывает. За этим отказом что-то скрывается. Что? Подышу свежим воздухом, продует ветерком мозги, авось, в голову придет что-нибудь стоящее.
   Я следил за передвиженнями по комнате агента уголовки. Он бегло просматривал какие-то бумаги, отбрасывал ненужные и рассовывал по карманам важные, положил во внутренний карман пиджака магнитофон, проверил пистолет в наплечной кобуре.
   Впечатление — собирается не на прогулку, а на опасную операцию по задержанию махровых преступников.
   Мне даже в голову не пришло спросить — куда он идет и где собирается провести время до полуночи. Все правильно — охраняя собственное самолюбие ни в коем случае нельзя посягать на чужое.
   Тем более, что мне предстоит известить Костю о своих планах на завтрашний день. И проследить его реакцию. Прояснить: в качестве кого приставлен ко мне «братишка»: телохранителя либо командира? Если командовать и повелевать, пошлю его по известному адресу. Не ругаясь и не применяя силовые приемы. Если телохранителем — окончательно успокоюсь.
   — Завтра утром я уезжаю, — равнодушным тоном проинформировал я, стараясь, чтобы эта информация не походила на унизительную просьбу разрешить поездку. — Есть дела в Москве…
   — Какие дела?… Учтите, Павел Игнатьевич, мне положено знать все. И я не имею права отпускать вас одного. Ехать с вами завтра тоже не могу. Нельзя ли перенести поездку на послезавтра?
   — Нельзя! — твердо ответил я. — Я должен поговорить с внучкой соседей, которую, якобы, похитили. Привык выполнять обещанное, — Костя кивнул: знаю, мол, не рассусоливай. — Этот разговор не перенести, ни отложить. Не беспокойтесь, со мной поедет надежный человек…
   — Кто именно? Еще раз повторяю: от меня — никаких секретов. В первую очередь, такой порядок в ваших интересах.
   Значит, «братишка» прислан не в качестве командира-начальника — оберегать мою персону от посягательств изнутри коммуналки и вне ее. Меня это вполне устраивает. Даже больше, чем «вполне».
   Но вот ответить на прямо заданный вопрос не могу. Представляю себе реакцию сыщика, узнай он о том, что «надежный» человек — бандит, приставленный ко мне Доцентом! Да он же собственной слюной захлебнется от возмущения, немедленно позвонит Стулову, закатит такой скандал — оглохнешь.
   — Оперативник местной уголовки, — нашелся я. И подумал: а если, на самом деле прихватить Гулькина? Удвоенная надежда на успешное вызволение Верочки.
   — Ну, если так…
   Согласие — обманчивое. Нисколько не удивлюсь, если Костя завтра же утром побежит в дремовскую уголовку проверять «надежность» еще одного телохранителя. Ну, и пусть проверяет — к тому времени я буду уже в Москве. По возвращению что-нибудь придумаю.
   — Я пошел.
   Костя задержался возле выхода из комнаты. Зачем? Ах, вот оно что — ключи от израильских замков! Не звонить же ночью в дверь, не стучать же ногами.
   Казалось бы, мелочь, но она для меня немаловажна. Не хочется, чтобы в разгар «беседы» с коротышкой появился третий лишний. Сразу испортит аппетит. Как это уже сделала баба Феня.
   Но другого выхода не существует.
   — Возьмите ключи.
   Оставшись один, я снова раскрыл нудный роман. Но думал вовсе не об описываемых в нем событиях.
   Похоже, завтра завершатся поиски сбежавшей или похищенной королевы красоты города Дремова. И добьюсь этого я сам, практически без помощи официальных органов и частного детектива, в качестве которого выступает Стулов.
   И все же на этом заключительном этапе помощь мне не просто нужна — необходима. Ибо я не сыщик и не оперативник — обычный писатель, задача которого — выдумать и облечь придуманное в правдоподобные рамки. Какой с меня толк в реальном расследовании? Тем более, при задержании преступников.
   Подумал и вспомнил идею, возникшую во время беседы с Костей. Привлечь официальное лицо, сотрудника местной уголовки. Вышел в коридор, снял трубку и набрал номер домашнего телефона Федора Гулькина. Долго не говорил — обычная короткая просьба составить компанию. Для посещения первопрестольной. Слава Богу, сундук пустовал. Баба Феня, не слушая слезливых просьб и сердитого рычаний, отконвоировала старика в семейную постель.
   Гулькин все понял без долгих раз"яснений и сразу согласился.
   Теперь остается второстепенное.
   Пожалуй, все же не второстепенное, а часть основного. Ибо соседка — важная деталь запущенного механизма.
   Я выждал минут десять и несколько раз стукнул согнутым пальцем в стену, отделяющую мою комнату от комнаты Надин. Сигнал расшифровывается без применения таблиц и кодов. Приходи, квартирант ушел, путь открыт, жду.
   Коротышка не стала ожидать, когда старики уснут, ее подстегивало не только сексуальное желание — томящее душу любопытство. Зачем приехал брат любовника, куда отправился, на ночь глядя, долго ли собирается мешать укреплению взаимопонимания будущих супругов?
   Я представил себе мучение Надин во время ожидания моего разрешающего постукивания. Ничего страшного, чем дольше мучается женщина, тем больше любит. А если любит, не станет упрямствовать — раскроет все ей известное и… неизвестное. Постулат, не раз оправдавший себя в прошлом, уверен, не подведет и сейчас.
   Правда, он не относится к одной единственной женщине — моей паспортной супруге, Машеньке. Она — неприкасаемая, все грязное сходит с нее, оставляя белоснежную, нежную, добрую душу… Я никогда не путаюсь в ласковых сравнениях, не стесняюсь их, если они относятся к Машеньке…
   Ничего нового в этот вечер я не узнал, скорей всего, Надин истощила запас информации, взамен которой хотела привести наши с ней отношения к завершающему этапу: постели. Вместо деловой беседы мне снова пришлось обороняться от агрессивных поползновений распаленной соседки…

21

   Утром, не зажигая свет, я вскипятил чайник, позавтракал — если завтраком можно назвать пару бутербродов с колбасой и сыром — и на цыпочках выбрался в коридор. Костя оглашал комнату смесью рычания проголодавшегося зверя и трелями резвящейся канарейки. Когда он возвратился со странной ночной прогулки, я не слышал. После непродолжительной «беседы» с неутомимой коротышкой спал сном праведника.
   На улице поеживался в неизменной безрукавке Семен, которого я вечером предупредил о предстоящей поездке в Москву. Еще до короткого разговора с Гулькиным.
   Двух покушений вполне хватило для того, чтобы обрести чувство самосохранения, научиться ценить жизнь со всеми ее невзгодами и радостями. Теперь можно не беспокоиться — между мной и возможными киллерами находятся сразу два охранника: официально зарегистрированный сыщик и нигде не зарегистрированный преступный элемент. Первый — барьер перед посягательством на мою особу милиционеров, память об общении с которыми все еще живет в моих почках и спине. Второй — защита от убийц, типа тех — с объездной дороги.
   Любой банкир или политик позавидует подобной охране.
   По дороге на вокзал я вкратце ввел неофициального телохранителя в свои планы.
   — Я не собираюсь ни штурмовать, ни убивать. Просто увидимся с девушкой, поговорим с ней. Если она удрала от стариков Сидоровых по своей воле — отвалим. Если похитили — освободим. Расклад примитивен. Поэтому не дергайся, не выдумывай того, чего не существует. Вместе с нами поедет еще один человек — сыщик местного уголовного розыска. О тебе и Геннадии Вкторовиче он ничего не знает и знать не должен… Понятно?
   — А зачем он вам, Павел Игнатьевич? Меня недостаточно?
   Несмотря на мое предупреждение «не дергаться», Семен заподозрил неладное и разволновался. Взгляд серых глаз утратил обычное выражение доброжелательности, превратился в две иглы, прощупывающие потенциального предателя. Правая рука привычно ощупала пояс брюк, за которым, наверняка, спрятано оружие.
   Я не испугался. Ободряюще похлопал спутника по крутому плечу.
   — Кому сказано не дергаться? Спокойно, дружок. Об"яснять более подробно нет времени. Позже сам поймешь… Теперь — основное…
   О похищении внучки Сидоровых Семен уже знал от Геннадия Викторовича, который обстоятельно проинструктировал его прежде чем поручить столь важное дело, как охрана «именитого писателя». Но успел ли Доктор сказать о доие терпимости? Похоже, он сам узнал об этом только перед моим появлением в особняке.
   Парень внимательно слушал меня, не перебивал и не переспрашивал.
   — Одного только не могу себе представить, — пожаловался я. — Как вести себя в борделе? Честно говоря, никогда не приходилось посещать подобные заведения.
   — Ничего хитрого, — рассмеялся Семен. — Придете, полистаете альбомчик, закажете понравившуюся вам красотку, уплатите авансец. В ее комнате позабавитесь, заодно — поговорите. Вдруг шлюха выведет на пропавшую телку? Потом распрощаетесь, спуститесь в общую залу и — окончательный расчет. Да, совсем забыл! Придется платить и за спиртное, и за сладости, и за фрукты. Их в комнату принесут без заказа. Таков порядок.
   Судя по уверенности, с которой Семен описывает поведение посетителя дома терпимости, правила, царящие в нем, он не раз навещал это мерзкое заведение, и вынес оттуда довольно приятные впечатления.
   — Сам-то побывал там или рассказываешь со слов приятелей?
   Семен помолчал. У нас с ним много общего: оба не любим признаваться в неправоте, оба бережем, как скупой свое достояние, собственное достоинство. Которое несовместимо с наглым враньем.
   Я вспомнил Тимура. Ничего не скажешь, умеет Доцент подбирать себе шестерок. Вежливых, культурных, умеющих общаться и с себе подобными бандюгами, и с интеллигентами. Исключение — покойный Сергей, но и тот держался на уровне.
   — Признаться, не приходилось бывать, но слышал от опытных дружанов — все бывает о-кей. Тот же рынок: уплатил — получил. Разница в товаре… Да, вы, Павел Игнатьевич, не штормуйте, ништяк — выдюжим.
   Действительно, зачем волноваться? Потеря невинности мне не угрожает, она давным давно потеряна. Убить не убьют — не то заведение. К тому же рядом — надежные защитники.
   Я успокоился. Во всяком случае, притворился спокойным.