– Моя милая девочка, ты можешь предложить что-то взамен?
   – Изабель, да я в городе никого и не знаю, – слабо запротестовала Кэтрин.
   – Кажется, Кэт, ты начинаешь склоняться к моей точке зрения, – благосклонно улыбнулась леди Кертон.
   – Боже мой, Изабель! Я же сельская мышь. Я никогда никуда не выбиралась! Я вышла замуж за Уилла, едва мне исполнилось семнадцать, и все время вела спокойную и тихую жизнь. Мне она и сейчас по душе. Вот только ...
   – Тебе нужны рядом муж и семья, – мягко договорила за нее Изабель.
   – Конечно, мне не хочется оставаться одинокой, – неохотно признала Кэтрин. – Но я вовсе не уверена, что мое сердце лежит к повторному браку.
   Изабель молчала и задумчиво вертела в пальцах хлебную корку от тоста.
   – В таком случае заведи любовника, как я, – заметила она.
   – Вы знаете, я об этом уже подумывала, – призналась Кэтрин.
   Изабель едва заметно повела плечами и слегка вздернула подбородок.
   – Ну, что ж, если соблюдать осмотрительность и не терять головы, то такой вариант вполне сойдет, – легкомысленным тоном начала она и вдруг неожиданно сердито затрясла головой. – О чем ты говоришь, дорогая! Ты, такая молодая! Зачем тебе заниматься такими вещами?
   Кэтрин помолчала, прежде чем решилась ответить.
   – Понимаете, Изабель, мы с Уиллом были женаты восемь лет, – еле слышно заговорила она. – И я думаю, что я наверняка бесплодна.
   Изабель окинула Кэтрин внимательным взглядом, как бы оценивая, насколько та сильна.
   – Боюсь, что так оно и есть, моя дорогая, – с искренним сочувствием в голосе согласилась она. – А почему бы не подумать о вдовце? С детьми? В городе отыщется с десяток таких джентльменов, среди них есть весьма достойные люди. Все они полны надежд избежать женитьбы на жеманной дурочке. Лучше тебя, Кэт, им никого не найти, поверь. Ты одаренная и красивая девушка и вдобавок замечательно остроумная!
   – Замечательно остроумная! О да, как раз то, что каждый джентльмен, подыскивающий себе жену, ставит в перечне добродетелей супруги на первое место!
   – Так оно и есть, если джентльмен желает состариться рядом с ней и оставаться счастливым, – рассудительно заметила Изабель. – Теперь, моя дорогая, о другом. Твой старший братец разродился, наконец, письмом. Хочу надеяться, что его, в конце концов, сумеют уговорить, и он прибудет в город, чтобы занять свое кресло в палате. Однако боюсь, что Трейхорн не столь сговорчив, как ты, моя дорогая.
   – Я же вам говорила, что он не приедет, – заметила Кэтрин. – К тому же Хелен снова на сносях. Поэтому Кэм ни за что на свете не двинется из Глостера.
   Изабель со вздохом пожала плечами и с легким звяканьем поставила свою чашку обратно на блюдце.
   – В таком случае, отчего бы тебе, дорогая, не закрыть на время его большой дом на Мортимер-стрит? – просящим тоном спросила она. – Одному Богу известно, где твой младший брат Бентли обретается ночами, так что дожидаться его – пустое занятие. Переезжай ко мне. Большей радости ты мне не доставишь.
   Кэтрин выставила перед собой руку в шутливом протесте.
   – В таком случае я неминуемо окажусь на пути ваших романтических отношений с Джеком, – улыбаясь, заметила она. – Кроме того, я вроде бы вознамерилась завести любовника. Так что и мне, вполне может статься, захочется уединения.
   – Господи! – По лицу Изабель промелькнуло выражение растерянности. – Тогда Трейхорн мне просто голову снимет!
   Кэтрин еще раз рассмеялась и потянулась за вазочкой с джемом.
   – Не волнуйтесь так, Изабель… Моему праведному брату никогда не узнать о моем тайном возлюбленном. Уж поверьте, что-что, а тайны я умею хранить.
   Изабель с сомнением покачала головой:
   – Знаешь, Кэт, порой я не в силах понять, на кого из своих братьев ты больше всего похожа. И я начинаю бояться, что на бездельника Бентли.
   – Что мы все о моих братьях, тетя, право слово! – запротестовала Кэтрин. – Лучше расскажите, как дела у Джека! Я смогу увидеть его хотя бы на одном званом вечере?
   Изабель слегка поскучнела.
   – О, он все время твердит, что для света уже слишком стар. Однако я рассчитываю на тебя, моя юная Кэт, так что передай мне·вон ту пачку приглашений. Замечательно, что принесла их, как я и просила. Я уверена, там найдется подходящее и для тебя.
   Кэтрин послушно передала тете приглашения, и та, бегло их проглядывая, довольно быстро разложила послания на три кучки.
   – Хорошо, очень хорошо, – задумчиво проговорила Изабель, поднося к глазам карточку из плотной бумаги цвета слоновой кости. – Музыкальный вечер у леди Mepтон? Сегодня? А в четверг благотворительный бал у лорда Уолрейвена.
   – Бал, – лукаво переспросила Кэтрин. – С танцами?
   – На балах имеют привычку танцевать, ты верно заметила, – рассеянно проговорила Изабель, торопливо перебирая приглашения. – Ага! Вот что пропустить нам никак нельзя! В самом деле, мы сейчас же займемся твоим темно-голубым платьем из тафты и подгоним его тебе точно по фигуре. Уолрейвен из тех моих друзей, которые заслуживают особого внимания, тем более что он весьма подходящий холостяк!

ГЛАВА 2

   Пусть ваши манеры, выражение лица, речи и тон будут приятными и ласковыми.
Лорд Честерфилд. Этикет истинного дворянина

   Максимилиан де Роуэн раздраженно ткнул в чернильницу перо с такой силой, что ручка осталась там, беспомощно раскачиваясь из стороны в сторону. Было ровно половина десятого утра. В кабинете стояла затхлая духота. Последние дни буквально все валилось у него из рук, ни единой внятной и осмысленной фразы не вышло из-под его пера. Все летело кувырком.
   А теперь и еще одно! Та женщина сегодня утром снова пришла в Гайд-парк. Она приходила туда уже на протяжении последних шести дней.
   Какого черта она там появляется! Держалась бы от этих мест подальше, всем стало бы лучше. Дело все равно ждать не будет, придется его исполнить, только вот заниматься такими вещами куда как опасно. Однако по-прежнему ему ничего не остается, как издали терпеливо наблюдать за ней и теряться в догадках, с какой стати неведомая дама необратимо привлекает к себе его взоры. Поначалу он убеждал себя, что все от скуки. Очередной крестовый поход, что недавно учудил Пиль, вынудил де Роуэна вот уже две недели кряду ранним утром красться между деревьями и хорониться за кустами. А когда занимаешься таким чертовски неблагодарным занятием, отчего бы и не доставить наслаждение взору, созерцая нечто весьма приятное и коротая тем самым нудное время ожидания?
   Однако он быстро понял, что такое невольное подглядывание таит в себе опасность соблазна. Женщина была высокой и гибкой, лет двадцати пяти и отличалась какой-то чистой, естественной красотой. Грациозная и раскованная, она легким галопом передвигалась на крупном гнедом жеребце по парку. Порой она спешивалась, чтобы прогуляться по дорожкам, а лошадь, уподобляясь преданному спаниелю, шла за ней следом. Двигалась она в такой удивительной гармонии с окружающим миром, что ему казалась, будто незнакомка не ступает, а парит над травой. Наблюдая за ней, де Роуэн время от времени ловил себя на шальном желании узнать, как и чем она пахнет.
   Он легонько побарабанил указательным пальцем по столешнице и позволил своей фантазии продолжить один из своих нечастых полетов. От незнакомки наверняка исходит аромат свежести нетронутой природы. Что-то домашнее. Да, чистый и нежный запах, как пахнут свежесжатые поля и прогретая солнцем пахота. Такого в Лондоне навряд ли встретишь, там все забивают душный дым да копоть. При всем при том не было сомнений, что она урожденная леди благородных кровей. Посадка головы, прямизна спины и непоколебимая уверенность, сквозившая в каждом ее движении, подтверждали ее высокое происхождение. Впрочем, они едва ли сблизятся, даже несмотря на ее неуклюжую навязчивую попытку представиться ему сегодня утром. Пришлось ее осадить, причем вполне обдуманно и, несмотря на то, что на протяжении шести дней он при каждом ее появлении глаз с нее не сводил. Всякий раз, когда она, в конце концов, исчезала за деревьями, он тоскливо ждал ее возвращения.
   Господи, такое поведение с его стороны до безобразия глупо! Однажды, когда он наблюдал за ней, незнакомка, перейдя все границы пристойности, резко направила своего коня в сторону от дорожки и пустила его в галоп, заставляя раз за разом перескакивать через густо разросшиеся кусты самшита, как будто чувство страха у нее отсутствовало напрочь. И так делать в самом Гайд-парке! Когда же она на своем жеребце с громким топотом перескочила через последний куст и ускакала, у него осталось странное чувство, что парк с его городской ухоженностью слишком ограничен для нее. Он представил, как она изо всех сил стремится освободиться от неких земных пут.
   Что же у нее за путы? Семейные узы? Пожалуй, она не столь уж и молода. Тогда, может быть, деспотичный муж? Отчего-то ему хотелось, чтобы все было не так. Облик ее не допускал и мысли о том, что найдется на свете мужчина, способный ее подчинить своей воле. Кроме того, ни один здравомыслящий мужчина не позволил бы своей жене выезжать в одиночку в город, да еще в такую рань. Сегодня она появилась даже раньше обычного, задолго до того как теплые лучи утреннего·солнца разгоняют нависший над парком промозглый туман. Сегодня же он впервые увидел ее совсем близко, а не на расстоянии, к чему он уже начал привыкать. Именно сегодня она застала его врасплох, когда он только-только расположился на своем посту посреди кустов вереска, оставив его с чувством раздражения. Проклятие! В его положении недопустимо позволять заставать себя врасплох, и уж тем более красивой и благородного происхождения англичанке.
   Помимо воли рука его потянулась к ящику письменного стола, открыла его и извлекла книгу, которую он небрежно засунул туда много месяцев назад. Извлеченному на свет прекрасно изданному фолианту уже немало лет, и теперь его, весьма вероятно, можно назвать ценным раритетом. Прикинув его вес на руке, де Роуэн вгляделся в название, оттиснутое золотом на корешке. Название гласило: «Этикет истинного дворянина». Он провел кончиками пальцев по кожаному переплету и почувствовал разочарование и сожаление. Разочарование от того, что он все-таки ее сохранил. Сожаление от того, что вся жизнь его сложилась совсем иначе. Последнее привело его в ярость.
   Однако ничего не попишешь, Проклятую книгу он таки вытащил. Увесистый том, переплетенный в бордовую кожу и неизменно вызывающий у него острое чувство вины, когда-то подарил ему человек с искренним пожеланием возвышающих душу моментов в жизни, подарил в честь весьма неожиданного назначения де·Роуэна в министерство внутренних дел Великобритании. Само собой разумеется, тогда он повел себя·весьма неучтиво – бросил на книгу мимолетный взгляд, пробурчал слова благодарности и, не глядя, сунул ее на полку. Он более чем редко заглядывал в увесистый том, написанный лордом Честерфилдом – напыщенным одутловатым старым английским аристократом, давным-давно нашедшим успокоение в могиле. Старикану так часто приходилось целовать и лизать задницы царственных особ, что он просто-напросто задохнулся. Книга буквально напичкана до неприличия высокомерными советами, которые в лучшем случае отдавали подхалимством, а в худшем – казались откровенно вероломными. Де Роуэн перечитал знакомую до каждой буковки дарственную надпись:
   «Дорогой мальчик, в конечном счете, даже неотделанный бриллиант нуждается в шлифовке. Всегда смиренно преданный тебе, Джордж Джейкоб Кембл».
   Черт возьми, какая же все-таки нелепица, что обладателем такой дряни оказался именно он! Раздраженно хмыкнув, де Роуэн бросил книгу обратно в ящик стола. Вдруг в дверь его кабинета громко и требовательно постучали. Поначалу он испытал облегчение от такого бесцеремонного его возвращения к привычной повседневности. Однако радость оказалась скоротечной, ибо в дверь протиснулся надоедливый и до тошноты мелочный секретарь мистера Хобхауза. Как всегда, руки Фитершоу оказались заняты кипой папок, а за ухом торчал остро заточенный карандаш. Смотрел он настороженно, с панической боязнью в глазах.
   Всем своим видом показывая, что он покорился своей незавидной судьбе, де Роуэн приглашающим жестом указал вошедшему на стоявшее у стола кресло. Едва усевшись, Фитершоу суетливо поправил сползшие на кончик носа очки, стремительно выдернул карандаш из-за уха и принялся нервно постукивать им по ручке кресла.
   – Вы ознакомились с предложениями по укреплению уголовного законодательства, которые я вам направил? – поинтересовался Фитершоу таким тоном, от которого де Роуэну сразу захотелось разругаться с ним в пух и прах.
   Однако де Роуэн не поддался искушению. Напротив, он лишь посмотрел через стол на собеседника и с намеренно высокомерным видом вопросительно приподнял брови:
   – Прошу вас, продолжайте, мистер Фитершоу.
   Какое-то мгновение казалось, что секретарь все же постарается сохранить лицо, но выдержать устремленного на него испытующего взгляда ему не удалось.
   – Значит, не ознакомились? – раздраженно поинтересовался он, отводя глаза в сторону. – Комитет собирается на совещание через четверть часа, а вы, как всегда, даже не утруждаете себя?
   – Мистер Фитершоу, я полицейский, – перебил его де Роуэн, – а не проклятый политик. И такое мое отношение объясняется единственно желанием помочь!
   – Поправочка, де Роуэн, – в свою очередь, живо перебил его секретарь. – Вы были полицейским!
   Короткий и энергичный стук в дверь оборвал его на полуслове. Фитершоу как ужаленный обернулся, чтобы посмотреть, кто вошел. Когда через порог шагнул дежурный клерк, нетерпеливое постукивание карандаша возобновилось.
   – Прошу извинить меня, мистер де Роуэн, – поклонился молодой человек, озабоченно хмурясь. – Лакей только что доставил пакет из Мейфэра. Говорит, что очень срочно.
   Клерк с подчеркнутой аккуратностью положил сложенный пополам листок бумаги на полированную столешницу. Несколько секунд де Роуэн разглядывал послание, присланное из одного из самых фешенебельных районов Лондона. На плотной писчей бумаге адрес нацарапан мелким почерком и весьма небрежно. Его цепкий взгляд полицейского заметил и дорогую бумагу, и хорошие чернила, и то, что записка не запечатана. Некто весьма спешил, по всей видимости. Наконец де Роуэн взял записку и развернул ее:
 
   «Дорогой Макс!
   Мне срочно нужно с тобой встретиться. Пожалуйста, немедленно приезжай ко мне на Принсес-стрит, в дом моего брата лорда Сэндса. Я не стала бы беспокоить этой просьбой такого близкого друга, как ты, но я в полном отчаянии. Преданная тебе Сесилия, леди Делакорт».
 
   Срочно! В полном отчаянии! Господи, можно подумать, что у Сесилии на глазах кого-то только что прирезали. Раздраженно фыркнув, де Роуэн бросил записку на стол. После того как лорд и леди Делакорт отбыли в Дербишир, он на протяжении многих месяцев не имел от них никаких известий. Какими же благостно-умиротворенными показались ему месяцы их отсутствия! Однако, похоже, Сесилия, наконец, вернулась в родные пенаты.
   Конечно, он испытал чувство облегчения. Он не мог не признаться самому себе, что в глубине души ему весьма приятно взять в руки не очень понятное послание, ·написанное знакомым торопливым почерком. А мог ли он назвать себя действительно близким другом для нее? Не приходилось сомневаться в том, что де Роуэну она нравилась чуть больше, чем ему самому хотелось бы, хотя в его положении не очень-то осмотрительно так вести себя. Он склонен считать, что Сесилии известно о его отношении к ней. Впрочем, все могло быть наоборот. Сесилия обладала уникальным даром напрочь не помнить о своих женских чарах.
   Не в силах устоять перед ее соблазнительными прелестями, де Роуэн, тем не менее, не имел ни времени, ни желания метаться по Ист-Энду, беднейшей части Лондона, в поисках то ли неведомой никому сбежавшей ночной феи, то ли пребывающего в расстроенных чувствах неудачливого сутенера со здоровенными кулаками, снискавшего славу на поле брани, а не любви. Беда в том, что именно о такой помощи его Сесилия и попросит. Муж ее, лорд Делакорт, бессилен с ней справиться, и беспорядочные и бесполезные попытки Сесилии совершить благотворительное деяние – спасти от окончательного падения проститутку или исправить матерого вора – всякий раз неумолимо приводили только к очередным неприятностям. И, тем не менее, она вновь и вновь просила его помочь, а он вновь и вновь отправлялся выполнять ее просьбу. Каждый раз он делал все, что мог, и за прошлый год таких случаев набиралось не меньше десяти. По неведомой ему причине слова отказа ни разу так и не слетели у него с языка.
   Ха-ха! Врите больше, де Роуэн! Знал он прекрасно, что за причина не позволяла ему отказать ей. Сесилия была до невозможности очаровательна. Как же он ненавидел собственную слабость к прелестным женщинам вообще! Впрочем, с неохотой признал он, Сесилия отличалась от большинства женщин своего сословия. Она на самом деле заботилась о других, и сердце у нее отличалось бескорыстием. Никакое дело ее не пугало, каким бы невыполнимым оно ни казалось. Может быть, именно поэтому он и не может устоять перед ее просьбами о помощи?
   – Мистер де Роуэн?
   Голос клерка вывел его из задумчивости.
   Де Роуэн поднял глаза и обнаружил, что серьезный молодой человек продолжает смотреть на него в упор.
   – Да, мистер Говард?
   – Лакей, сэр, – нерешительно проговорил клерк. – Он говорит, что ему приказали дождаться вашего ответа, сэр. Мне кажется, сэр, то есть я хочу сказать, что у подъезда вас дожидается карета.
   При последних словах постукивание карандаша мистера·Фитершоу оборвалось.
   – Хобхауз тоже ждет, де Роуэн! – предостерегающе воскликнул он. – Билль по укреплению уголовного законодательства! Он ожидает вашего вклада в общее дело, де Роуэн! Теперь вам не увильнуть!
   Великий Боже! Еще одно проклятое заседание. Внезапно де Роуэн понял, что записку Сесилии ему послало само небо. Не давая себе времени передумать, он вскочил на ноги, повалив кресло на пол, и торопливо подхватил портфель.
   – Я сожалею, мистер Фитершоу, но комиссии придется заседать без меня. Лорд Делакорт вызывает меня к себе по весьма срочному делу. Вы же знаете его нрав, не говоря уже о влиянии в свете. Не следует заставлять его ждать.
   Де Роуэн решил, что соврал он совсем немного. Сдернув с вешалки пальто и схватив трость, он с деловым видом вышел столь стремительно, что Говарду и Фитершоу осталось лишь растерянно переглядываться.
   – Заносчивый иноземный выскочка! – прошипел Фитершоу. – Никакого представления о манерах джентльмена!
   – Вы лучше это ему в лицо скажите! – фыркнул Говард, ухмыльнулся и склонился к уху компаньона: – Между прочим, в его досье внизу говорится, что родился он в Миддлсексе, а крестился в Олхэллоузе, неподалеку от Тауэра.
   – Да что вы говорите? – саркастически скривил губы Фитершоу. – Лучшая часть города! Теперь я по-настоящему впечатлен!
 
   Через широкий эркер престижного домовладения мадам Жермен громыхания проезжей части Бонд-стрит почти не было слышно. Однако Кэтрин больше не радовал прекрасный весенний день. Она застряла в примерочной (торчать ей здесь до вечернего чая уж точно), и все ради того, чтобы ее всю истыкали и искололи, а потом задрапировали в прихотливые одежды, названия которых она и произнести-то могла с трудом, не говоря уже о том, что по большому счету ничего подобного ей не нужно.
   Ведь она живет далеко отсюда, когда-то оказавшись настолько глупой, что променяла город на деревенскую красоту Олдхэмптона! В такой день, как сегодня, там сейчас сам Бог велел молоденьким барашкам резвиться и веселиться, фруктовому саду – осыпаться тысячами нежно пахнущих розовых и белых лепестков, полям – нетерпеливо дожидаться плуга, чтобы тот провел первую борозду. И сколько еще всяких вещей, о которых можно не спеша потолковать с ее дворецким. Но, несмотря на дорогие воспоминания, а может быть, из-за них Кэтрин боялась, что сможет выдержать еще одну весну в Олдхэмптоне. В нем стало слишком пусто.
   Несомненно, нельзя отрицать, что визит, который она нанесла тетушке Изабель, доставил ей большую радость. Что может быть радостнее, чем обретение собственного счастья? Она вполне могла составить Изабель компанию на пару недель. И вполне могло статься – именно могло, не более того! – что она за это время с кем-нибудь бы и познакомилась. Мысли ее вернулись к той странной утренней встрече в Гайд-парке.
   Чувствительный укол булавки вернул ее к действительности.
   – Ой!
   Швея мадам Жермен растерянно отскочила от низкого примерочного помоста.
   – Простите, Бога ради, простите, мадам! – по-французски пролепетала она.
   В примерочную, небрежно раздвинув тяжелые драпри, вошла с поджатыми губами леди Кертон. В руке она несла рулон шелка цвета слоновой кости.
   – Мишель, вы здесь совершенно ни причем. – Изабель бросила на Кэтрин сердитый взгляд. – Просто ваша клиентка от нетерпения вся издергалась.
   – Я стараюсь стоять спокойно, – обиженно возразила Кэтрин.
   Ее светлость окинула Кэтрин критическим взглядом с головы до ног и пробормотала слова одобрения.
   – Вот, дорогая, то, что надо! Наконец-то можно разглядеть, что у тебя красивые длинные ноги.
   Продолжавшая стоять на примерочном помосте, Кэтрин рассмеялась.
   – Выходит, выгляжу я как кобылка, а не как кобылица? – поинтересовалась она, в то время как швея с превеликой осторожностью продолжала подкалывать ей платье.
   Изабель улыбнулась и опустилась в стоявшее рядом кресло.
   – Кэт, ты просто красавица.
   Кэтрин опустила глаза и принялась рассеянно следить за шустрыми пальцами швеи.
   – Я не белокурая и вовсе не изящная. И уж точно у меня не томный вид.
   – Верно, – согласилась Изабель. – Ты от макушки до кончиков пальцев на ногах женщина. И выглядишь ты элегантно и чувственно.
   Она махнула затянутой в перчатку рукой швее:
   – Мишель, вырез сделай поглубже и добавь рюша: она уже достаточно взрослая, чтобы не прятать свои прелести.
   – Ха! – Кэтрин подвигала плечами, чтобы лиф платья сидел более плотно. – Судя по тому, что я видела, мне потребуется выставить напоказ все свои прелести без исключения. Хорошо, Изабель! Пока мне подкалывают кромку, расскажи мне лучше про лорда Уолрейвена. Надеюсь, у него хоть не все зубы выпали? Хоть немного собственных волос осталось?
 
   Покинув Уайтхолл скорее в сердечном порыве, чем из-за действительного беспокойства, де Роуэн по прибытии на Принсес-стрит быстро растерял все свое благодушное настроение. На пороге дома лорда Сэндса растерянно перешептывались стоявшие кучкой бледные слуги, а у противоположного тротуара замерла карета, запряженная худым черным мерином, который печально мотал низко опущенной головой, будто знал, что ему приходится возить. Похоронный фургон невозможно было не узнать. От его вида внутри у де Роуэна все похолодело.
   Он тут же понял, что отнесся к мольбам Сесилии о помощи излишне беспечно. Протолкавшись через собравшуюся перед особняком небольшую толпу зевак, он прошел в распахнутую настежь парадную дверь и оказался в самом центре полнейшего хаоса. Слуги внутри дома беспорядочно метались туда-сюда, другие топтались в конце прихожей и нервно перешептывались. Около гостиной полногрудая, с пшеничными волосами служанка, притулившись к деревянной панели стены, безостановочно рыдала, уткнувшись лицом в смятый накрахмаленный передник.
   К ней решительным шагом подошла величавого вида женщина в строгом платье домоправительницы.
   – Женевьева! – сурово нахмурившись, проговорила она. – Поднимись наверх и приведи себя в порядок!
   – Да, мадам, – едва слышно выговорила по-французски девушка и засеменила по лестнице на второй этаж. Остальные служанки с робкой покорностью последовали за ней.
   Мужчина, по виду дворецкий, стоял чуть в стороне и спокойно разговаривал с двумя другими мужчинами в форме, в которых де Роуэн узнал констеблей из полицейского суда Вестминстера, что на Куин-сквер. Увидев де Роуэна, дворецкий заспешил ему навстречу.
   – Вы, должно быть, тот самый джентльмен из министерства внутренних дел? – Он взволнованно заломил руки. – Осмелюсь предположить, что вы желаете увидеть останк... э-э-э... прямо подняться туда?
   – Куда подняться? – требовательно переспросил де Роуэн. – Что здесь вообще произошло?
   Воображение его уже вовсю рисовало одну картину ужаснее другой.
   Дворецкий несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, как если бы вдруг все слова вылетели у него из головы. Человек, в котором де Роуэн признал констебля по фамилии Сиск, шагнул вперед. Его напарник не преминул шагнуть следом.
   – Эверсоул, пойди скажи, пусть фургон подъезжает, – обернувшись к нему, спокойно pacпорядился Сиск, по пути пренебрежительно отодвинув де Роуэна в сторону.
   Де Роуэн грубо схватил констебля за руку.
   – Где леди Делакорт? – с едва сдерживаемой яростью прошипел он. – Не играй с огнем, парень! Что с ней стряслось?
   Сиск с усмешкой окинул взглядом де Роуэна, нарочито не спеша разглядывая его темный строгого покроя костюм.
   – Видать, в хорошей компании коротаешь время, – задумчиво протянул он. – Не то что в старые добрые времена, а, приятель?
   – Чтоб тебе пусто было, Сиск! – прорычал де Роуэн. – Где она?
   – Она заперлась в гостиной вместе со своим братом. Тот выл точно баньши. Кажись, жена его вчера ночью покончила с собой.