– Продолжай, – попросил он, взяв ее за плечи.
   – Я не замечаю, что ты пытаешься это делать, – прошептала она. – Мы с тобой никогда не разговариваем. Никогда не планируем. Мы не делимся друг с другом своими опасениями и не обмениваемся мнениями. Нас связывает страсть, но не близость. Временами мне кажется, что я тебя совсем не знаю. Да, нам хорошо вместе – но только в одном-единственном отношении. А я продолжаю ждать чего-то большего. Даже не знаю, чего именно. И чувствую себя такой глупенькой и неопытной… – Неожиданно ее голос сорвался, и на глазах появились те самые слезы, с которыми, как она думала, было покончено.
   Бентли сразу их заметил. Ругая себя, он схватил ее в охапку и, подняв на руки, направился к кровати, уселся на нее, прислонившись спиной к изголовью, и пристроил ее у себя на коленях. Пока она плакала, он крепко держал ее, шепча какие-то успокаивающие слова, а мысленно пинал себя ногами. Ведь она была права. И намерена настоять на своем. Если пойти у нее на поводу, это будет равносильно тому, чтобы истечь кровью, вскрыв себе вены.
   Нет, этого он сделать не мог. Это был бы худший вариант из всех возможных. Вероятнее всего, они так и ограничатся слезливыми упреками и полуправдой, и Фредерика будет по кусочкам складывать то, что никогда не станет единым целым, а он попытается помогать ей, действуя, как всегда, с помощью своего обаяния, своей улыбки и своего пениса. Это было бы так же безнадежно, как складывать стог сена в ветреный день. Но ему придется постараться, потому что – увы! – он ее любит. И он боялся, что случилось это уже давно. Это не была влюбленность, и голову от безумной любви он не терял.
   Нет, просто когда он стоял с Джоан у пруда и слушал, как она облекает в словесную форму его самое страшное опасение, что Фредерика может его покинуть, он понял, что любит свою жену. Он просто любит Фредерику независимо от того, заслуживает он ее или нет. И если он ее потеряет, если не сумеет сохранить свой брак… Об этом было страшно даже подумать.
   Теперь, когда он вспоминал об этом, все выглядело трогательно и глупо. Он изо всех сил старался заключить этот брак и заполучить ее на своих условиях. Он пытался заставить Фредерику выйти за него замуж, руководствуясь ложными соображениями – например, тем, что он ее обесчестил. Что она ждет от него ребенка. Что у нее нет выбора. Но Фредди, проявив свой горячий темперамент, не позволила ему пойти по избитой тропе самообмана. Нет, она заставила его угрожать ей, уговаривать ее и в конце концов умолять. Если быть честным с самим собой, то он не мог бы сказать теперь, что сделал это только ради нее. Она отмела в сторону все его оправдания и заставила понять, что сделал он это из простого эгоизма. А теперь она угрожала отмести в сторону не только его оправдания, но и его самого.
   Наконец она перестала плакать. Бентли прижался губами к ее виску. Висок был горячий, как у малышки Мэдлин после продолжительного приступа слез. Ему не раз приходилось утешать ее, а также Джарвиса и Ариану, когда они разбивали коленки или когда получали за что-нибудь взбучку, так что ему были известны все эти стадии. Слезы переходили в судорожные всхлипывания, а потом наступало некоторое затишье. Фредерика лежала у него на коленях, свернувшись калачиком и прижавшись щекой к его груди.
   Но его жена удивила его – она погрузилась в глубокий, тяжелый сон, как человек, измученный невзгодами и тревогами и получивший наконец передышку. Бентли осторожно положил ее под одеяло, сбросил с себя одежду и лег рядом, положив ее голову к себе на грудь. Зарывшись лицом в ее волосы, он попытался и сам успокоиться, но, как это часто бывало, не сумел.
   Может быть, он совершил ошибку, женившись на ней? У него опять возникло ощущение, что он испачкал в грязи что-то драгоценное. Бентли безжалостно прогнал эту мысль. А как же иначе? Он не мог позволить себе вновь попасться в ту же ловушку. То, что имели они с Фредди, было правильно. И если ему желательно сохранить этот брак, он должен всегда об этом помнить. Он снова начал ерзать и метаться в постели. А Фредди нужно было выспаться. Он осторожно отодвинулся от нее, пытаясь, как обычно, незаметно соскользнуть с кровати, но на сей раз она издала тихий недовольный стон.
   – Нет, – пробормотала она во сне. – Не надо. Не уходи больше. – От ее нежной мольбы у него защемило сердце. Не мог он уйти от нее, хотя знал, что следовало бы это сделать. И тогда, прижав ее к груди, он закрыл глаза, моля Бога о том, чтобы заснуть, и опасаясь, что заснуть не удастся.
   Фредерика не знала, сколько времени она проспала. Она чувствовала себя усталой и разбитой и никак не могла проснуться. Однако что-то ворошилось в глубине сознания, заставляя ее прогнать остатки сна.
   Вдруг она открыла глаза от какого-то приглушенного крика. Может, это вскрикнула она сама? Но нет. Она села в постели, пытаясь понять, что происходит. Она находится в Чалкоте. С Бентли. Она откинула рукой упавшие на лицо волосы. Что ее разбудило? Может, это ей приснилось?
   Рядом с ней заворочался в постели Бентли, сбросив с себя одеяло мощным рывком. И опять она услышала какой-то гортанный звук, перешедший в тихое поскуливание.
   Она перекатилась к нему, обняла его за талию и прижалась губами к ключице. Даже покрытый потом, хватающий ртом воздух, он казался ей прочной и надежной опорой. Она положила голову ему на грудь и почувствовала, как бешено колотится его сердце.
   – Бентли, – шепнула она. – Проснись, любимый. Это всего лишь сон. Дурной сон.
   Он выбросил вперед руку, как будто старался оттолкнуть кого-то.
   В ответ она крепко прижалась к нему всем телом и, пытаясь успокоить его, нежно провела рукой сверху вниз по его телу. Ее рука прикоснулась к чему-то горячему и тяжелому. Это был его невероятно напряженный член.
   Почувствовав прикосновение, он вздрогнул.
   – Нет! – прохрипел он. – Нет, остановись! Фредерика тут же отдернула руку. Но, как ни странно, он схватил ее за руку и вернул на то же место.
   – Мне показалось… что ты меня хочешь, – прохрипел он, грубо прижимая ее руку к своей набухшей плоти.
   – Хочу. – Она робко обхватила пальцами его ствол, и он застонал.
   – Да, черт возьми, да! – шептал он, двигая вверх и вниз ее сомкнутые пальцы.
   Она почувствовала, что что-то не так.
   – Бентли?
   По тому, как напряглось его тело, а не только пенис, она поняла, что он окончательно проснулся.
   – Что? Что происходит? – хрипло спросил он.
   – Все в порядке, Бентли. Я здесь. Тебе приснился дурной сон. – Она неуклюже придвинулась ближе и закинула ногу на его бедро. Но он выругался и оттолкнул ее.
   – Не смей! – рявкнул он. – Никогда не смей ублажать мс таким образом! Черт возьми, почему здесь жарко, как в аду?
   Фредерика села в постели.
   – Что случилось, Бентли? – осторожно спросила она. – Тебе что-то приснилось? Что?
   Он с шипением втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы.
   – Ничего не случилось. Я не помню.
   – Бентли, я твоя жена, – настаивала Фредерика. – Ты не расскажешь мне, что случилось?
   – Все в порядке, Фредди, – заверил он ее. – Просто здесь очень жарко, и мне нечем дышать.
   Но в окна барабанил холодный дождь, и, как показалось Фредерике, в комнате было прохладно. Однако Бентли взмок от пота.
   – Не открыть ли окна? – предложила она.
   Вытащив из-под головы руку, он повернулся к ней. Даже в полутьме она чувствовала, как его глаза вглядываются в ее лицо, словно он боялся, что сделал или сказал что-то лишнее.
   Он что-то пробормотал себе под нос, потом выругался. Затем он дважды медленно вдохнул и выдохнул воздух. Она услышала, как скрипнула под его весом кровать. Наклонившись над ней, он грубовато просунул твердое бедро между ее ног, заставляя их раздвинуться.
   – Поцелуй меня, – прошептал он. – Ну же, поцелуй меня, Фредди, любовь моя.
   Приподнявшись ему навстречу, она раскрыла губы, пропуская его язык внутрь и позволяя ему увлечь ее вместе с собой в глубины страсти. Его язык ритмично входил"в ее рот, и все вопросы, которые она собиралась ему задать, так и остались без ответа. А за окнами началась буря, лил дождь, и это заставляло их еще сильнее ощущать обстановку интимной близости и изоляции от всего мира.
   – Иди ко мне, жена моя, – пробормотал он, – неожиданно грубо вторгаясь в ее плоть. – Иди, ведь мы с тобой единое целое. Люби меня.
   Буря разразилась перед рассветом, но Бентли не позволил себе снова заснуть. Он лежал и смотрел на задремавшую рядом жену, пока не рассвело настолько, что за окном стали вырисовываться контуры колокольни. Фредди лежала на животе, а ее лицо было повернуто к нему. Соскользнувшее одеяло обнажило ее хрупкое плечико и теплую смуглую кожу. У него опять проснулось желание – на сей раз нежное и не такое дикое. Но он безжалостно подавил его и сел в постели.
   Да простит его Господь, этой ночью он плохо контролировал себя. И он боялся того, что она может сказать и о чем спросить его утром. Ему было стыдно, что он накинулся на нее, словно какой-то демон. Что он пытался этим доказать? Прогнать остатки того ужасного сна, который слишком часто мучил его? А ей он доставил удовольствие? Он не знал даже, достигла ли она оргазма, настолько настоятельным было его желание скорее удовлетворить свою потребность. Вспоминая об этом, он почувствовал себя каким-то… нечистым. Как будто он унизил кого-то, чтобы спасти себя.
   Он заставил себя встать с постели, поняв вдруг, что не может дольше оставаться там. Правда, он боялся уходить от нее, потому что по утрам она очень страдала от приступов рвоты. Он понимал, что это из-за ребеночка. Боже милосердный, какое же тяжелое бремя он взвалил на нее еще до того, как все было сказано и сделано! Ему стало тесно в четырех стенах. Захотелось выйти на воздух. Сегодня ему предстояло кое-что сделать.
   Он быстро умылся и стал бриться, глядя на свое отражение в зеркале. Сегодня утром он выглядел отвратительно: вокруг рта залегли глубокие складки, и взгляд был какой-то отрешенный.
   Еще мальчиком он отличался красивой внешностью и чертовским обаянием. Но он никогда не был невинным. И теперь, глядя на свое отражение, он подумал о том, что физическая красота со временем пройдет, а обаяние превратится в эксцентричность. И опереться можно будет только на то немногое, что ему удастся построить. Вместе со своей женой.
   Как могла она находить его привлекательным? Он соскреб с лица такую черную щетину, словно не брился неделю. Удивительно, что Фредди позволила ему приблизиться к себе. Тихо выругавшись, он смыл с лица остатки мыла, натянул на себя самую удобную одежду и ушел.

Глава 15,
в которой у нашей героини состоялась очень важная встреча

   Фредерика проснулась, когда в комнате было уже светло. Она потянулась всем телом, потом, вдруг вспомнив о чем-то, села в постели и взглянула на каминные часы. Боже милосердный, четверть десятого! Она сбросила одеяло и едва успела накинуть халат, как в комнату вошла Джейни. Служанка несла на подносе блюдо, накрытое крышкой, и чашку шоколада.
   – Ох, мисс, вот вы и проснулись! – добрым тоном проговорила она, ставя поднос на маленький столик возле кровати. – Я приготовила еду в восемь, но вы спали мертвым сном.
   – Доброе утро, Джейни, – сказала Фредерика, затягивая пояс на халате. – Ты видела мистера Ратледжа сегодня?
   – Он ушел примерно час назад, мисс, – ответила служанка. – Я не знаю куда. А теперь сядьте и попытайтесь немного поесть. Миссис Наффлз уже убрала со стола, так что я взяла то, что осталось.
   Джейни сняла с блюда крышку, и по комнате разнесся божественный запах бекона. И тут Фредерика осознала, что не испытывает тошноты. Она испытывает страшный голод. Она села за маленький столик и выпила шоколаду.
   – Я никогда в жизни не пропускала завтрак, – смущенно проговорила она. – Кто-нибудь заметил мое отсутствие?
   – Только миссис Наффлз, – ответила Джейни. – Она сказала, что заставит девушек приготовить что-нибудь свеженькое, когда вы проснетесь, но…
   – Не надо, – прервала ее Фредерика. – Этого достаточно. Погода сегодня, кажется, великолепная. Приготовь мне золотистое прогулочное платье. Я, пожалуй, пройдусь пешком.
   Одевшись и спустившись вниз, Фредерика узнала, что лорд Трейхорн закрылся у себя в кабинете со своими гроссбухами, а Хелен занимается с Арианой французской грамматикой. Увидев миссис Наффлз возле оранжереи, Фредерика спросила ее, в каком направлении лучше всего отправиться на прогулку.
   Переместив на одно бедро охапку белья, пожилая экономка пристально взглянула на нее сквозь маленькие очки в металлической оправе.
   – За домом есть пешеходная тропа, – охотно объяснила она, кивком указав на двери оранжереи. – Пойдете налево – и через две мили окажетесь возле Святого Андрея-на-Коулне. Пойдете прямо – и, перевалив через гребень холма, можете попасть в Бельвью. А если повернуть направо и пройти через огород…
   – Знаю, знаю. Можно дойти до церкви, – закончила Фредерика.
   Миссис Наффлз кивнула:
   – А потом, если захотите сократить путь, то через погост – в деревню. Мистер Ратледж чаще всего ходит этой дорогой. Мы его поддразниваем, говоря, что он проходит, насвистывая, мимо собственной могилы.
   Фредерика удивилась:
   – Он и нынче утром проходил этой дорогой?
   – Он сказал, кажется, что хочет зайти к шорнику, – неуверенно пролепетала миссис Наффлз. – Но это было некоторое время назад. Возможно, вы встретите его, когда он будет возвращаться. – Экономка улыбнулась и пошла своей дорогой. А Фредерика вошла в оранжерею, но возле цветников встретилась с Мэдлин и Джарвисом, возвращавшимися домой через задние ворота в сопровождении гувернантки Джарвиса.
   – Доброе утро, миссис Ратледж, – с улыбкой поздоровалась мисс Тафт.
   – Доброе утро. – Фредерика посмотрела на Джарвиса. Ручонки у него были грязные, костяшки пальцев испачканы травой. Он с серьезным видом взглянул на нее. Дети были тепло одеты, но обувь у них промокла, и носы покраснели.
   – Это тебе, – заявил Джарвис, доставая из-за спины букетик маргариток.
   – Ах, какая прелесть! – Фредерика наклонилась и взяла цветы.
   Мэдлин, громко шмыгнув носом, обняла Фредерику за шею и протянула ей второй, несколько растрепанный букет.
   – Дядя Бентли помогал мне собирать цветы, – объявила она.
   – Это тоже очень красивый букет, – улыбнулась Фредди. – Спасибо.
   – Мы изучаем цветы, – похвасталась Мэдлин. – И жуков. Стра-а-шных, с волосатыми ножками.
   – Не жуков, – поправил ее Джарвис. – Пчел. Пчелы делают цветы.
   – Почти правильно, – вмешалась мисс Тафт. – Пчелы опыляют цветы.
   – Дядя Бентли тоже принимал участие в этом уроке? – спросила она, глядя в серьезные детские мордашки. – Я с трудом могу себе это представить.
   – Боюсь, что он оказался самым недисциплинированным учеником, – улыбнулась мисс Тафт. – Поэтому ему было поручено помогать Мэдлин собирать цветы, а мы с Джарвисом тем временем обсуждали перекрестное опыление. К сожалению, весь этот процесс сопровождался бесконечными падениями и смехом.
   – Любопытно узнать, кто испачкался сильнее всего? – поинтересовалась Фредерика, стряхивая травинки, приставшие к рукаву Мэдлин. – Уверена, что дядю Бентли тоже придется как следует почистить.
   – Мне было весело собирать только желтые и белые цветы, – призналась Мэдлин, неохотно выпуская Фредерику из объятий. – А дядя Бентли не следовал указаниям.
   – Он никогда им не следует, – согласилась Фредерика, разглядывая пестрый букет. Поцеловав детей в щеки, она поблагодарила их еще раз, пожелав всем хорошего дня, и, пройдя сквозь задние ворота, стала спускаться по склону холма, размышляя над тем, где мог быть ее муж. Если пройти мимо огорода и спуститься по холму, то церковь Святого Михаила окажется совсем близко. Дверь в стене вела на погост и открывалась со страшным скрипом. Оказавшись внутри, Фредерика прошла вдоль задней стены по тропе, которая вела к воротам в деревню. В этой части погоста было множество памятников и надгробий. Надписи на некоторых из них со временем почти совсем стерлись. Некоторые были покрыты серо-зеленым лишайником и сильно покосились. Здесь было много деревьев, преимущественно тисов, а также заросли остролиста. Она вышла из кустов и тут же отступила назад. В нескольких футах от нее перед одной из могил стояла на коленях женщина в плаще из мериносовой шерсти и украшала могилу полевыми цветами и рогозом. Ее неброская внешность и простая одежда идеально сочетались с окружающей обстановкой, и Фредерике даже подумалось, уж не подсмотрела ли она обряд жертвоприношения какому-то божеству, которому поклонялись древние жители этой лесной местности.
   Фредерика хотела незаметно уйти, но не успела. Женщина обладала острым слухом. Она вскинула голову и грациозно поднялась. Это была высокая женщина с крупным ртом и проницательными карими глазами на лице с высокими скулами. Глаза ее напоминали кого-то, и их взгляд смутил Фредерику.
   – Извините, пожалуйста, – обратилась к ней Фредерика. – По этой тропе можно пройти в деревню?
   – Да, если спуститься по склону и пройти через те ворота. – Плащ женщины был довольно поношенный, и подол его сильно намок.
   Фредерика поблагодарила и хотела уже уйти.
   – Подождите, пожалуйста. – Загадочно улыбаясь, женщина откинула с головы капюшон, под которым скрывались уложенные в простую прическу густые каштановые волосы, и протянула ей затянутую в перчатку руку. – Насколько я понимаю, вы моя новая сестрица, – произнесла она тихим хрипловатым голосом. – А я Кэтрин. Доброе утро.
   Сестра Бентли? Неужели эта бедно одетая женщина с непринужденными манерами и есть виконтесса Веденхаймская?
   – Какая неожиданная встреча! – улыбнулась Фредерика, неловко приседая в реверансе и крепко сжимая в руке букеты. – Простите, что я нарушила ваше уединение.
   Леди Веденхайм тоже улыбнулась.
   – Боже мой, дитя, перестаньте приседать передо мной, – сказала она. – Вы заставляете меня почувствовать себя древней старухой, тогда как я всего лишь на год с небольшим старше вашего мужа.
   Странно, но на руках у виконтессы были кожаные перчатки для верховой езды. Она все еще держала протянутой руку, и Фредерика, пожав ее, покраснела.
   – Вы очень на него похожи.
   Уголок широкого рта леди Веденхайм приподнялся в усмешке.
   – О, мы с ним похожи и во многом другом, – призналась она, жестом приглашая Фредерику присесть на скамью по другую сторону могилы. – Давайте присядем, – предложила она, шагая по траве к скамье. – Я принесла цветы на могилку матери. Сегодня годовщина ее смерти.
   Они задержались возле ряда покрытых лишайником могильных камней. На некоторых из них была выбита фамилия Ратледж. За ними расположились два неровных ряда могильных надгробий и усыпальниц, принадлежавших Камденам.
   – Здесь вся история семьи, дорогая моя, – пробормотала виконтесса, обводя рукой вокруг и усаживаясь на скамью. – Выйдя замуж, вы стали членом гой еще семейки, должна вам сказать.
   Судя по всему, леди Веденхайм обладала той же грубоватой прямолинейностью, что и ее брат. Отложив в сторону цветы, Фредерика уселась рядом с ней на скамью.
   – Здесь много могил с именем Камден, – заметила она. – Это, наверное, тоже семейное имя?
   Глядя вдаль каким-то странно отрешенным взглядом, леди Веденхайм кивнула.
   – Предки моей матери построили эту церковь и эту деревню, – объяснила она. – Она вышла замуж за одного из девонширских Ратледжей.
   – И получила в наследство Чалкот, не так ли? Виконтесса натянуто улыбнулась.
   – Ничего хорошего ей это не принесло, – нахмурилась она, указывая рукой в сторону могилы, на которую только что положила цветы. – Ее звали, как видите, Элис. Она умерла рано. Так рано, что Бентли ее почти не помнит. Ее здоровье так и не восстановилось после его рождения, г он очень страдал от отсутствия женского внимания.
   – Ему так никто и не заменил мать? – тихо спросила Фредерика.
   Виконтесса пожала плечами.
   – Возможно, Кассандра, первая жена Кэма, – неуверенно протянула она. – К сожалению, в воспитательницы она совершенно не годилась. К тому же, когда они поженились, Бентли был примерно в возрасте Джарвиса.
   – Где она похоронена? – спросила Фредерика.
   Виконтесса указала на широкое пространство между могилой своей матери и двумя надгробиями меньшего размера, которыми заканчивался ряд.
   – Там.
   – Но… там ничего нет.
   Виконтесса снова улыбнулась своей загадочной улыбкой.
   – Там нет надгробия, – согласилась она. – В камне оказался скрытый дефект. Просто не верится, правда? И несколько месяцев назад он развалился надвое, как раз между словами «любимой жене» и «матери». Сейчас каменщик делает новое надгробие, но, откровенно говоря, я считаю это знамением Божьим.
   Фредерика не знала, что сказать на это.
   – Она умерла недавно?
   – Некоторые сказали бы, что недостаточно давно, – пожала плечами виконтесса.
   – Вот как? – промолвила Фредерика. Вот она опять, эта поразительная прямолинейность Ратледжей. – Ее… не очень любили?
   – О, в определенных кругах ее любили, – пробормотала виконтесса. – Кассандре было скучно в деревне, поэтому ее приятели и разного рода дамские угодники толпами приезжали сюда из Лондона. Жить в Чалкоте, когда там были Кассандра и отец, было все равно что жить в Брайтонском павильоне.
   – Такое трудно себе представить, – удивилась Фредерика. – Сейчас здесь так мирно.
   Виконтесса усмехнулась:
   – Возможно, но в то время здесь не прекращались шумные пирушки, пока у Кэма не лопнуло терпение. Он строго поговорил с Кассандрой, выгнал всех ее любовников и, так сказать, посадил под домашний арест. Господи, я до сих пор помню, какие ужасные скандалы она устраивала ему по этому поводу. Клялась, что она ему отомстит, грозилась даже убить. Господи, это был настоящий кошмар! Я иногда думаю, что мы с Бентли чудом выросли нормальными людьми. – Она взглянула на Фредерику и подмигнула: – Ну, почти нормальными.
   Фредерика улыбнулась:
   – Похоже, что Бентли был очень одинок. Леди Веденхайм пожала плечами.
   – Он был маленькой тенью отца, – призналась– она. – Нельзя сказать, чтобы это было очень полезно для ребенка. А еще у него были миссис Наффлз и я. Вот и все, пожалуй.
   – У вашей матушки не было каких-нибудь родственниц? Виконтесса покачала головой.
   – Только ее сестра Агнес Белмонт, – пояснила она. – Но тетушке Белмонт мы, бедные родственники, были не нужны.
   Белмонт. Откуда ей знакома эта фамилия? Фредерика хмыкнула.
   – Бентли говорит, что Чалкот посещает призрак Джона Камдена, – сказала она. – Люди действительно верят в это?
   Улыбка леди Веденхайм снова стала озорной.
   – Некоторые верят, – призналась она. – Знаете, дедушка, разделяя землю между мамой и тетушкой Белмонт, грозился появляться там после смерти, если не будет выполнено его условие. Предполагалось, что их дети, заключая браки между собой, должны были воссоединить Чалкот с Бельвью. Только тогда его дух сможет успокоиться.
   Вдруг ей вспомнилось: Бельвью, Белмонт. Не была ли Джоан той девушкой, на которой хотели жениться и лорд Трейхорн, и Бентли? Боже милосердный! Куинни об этом говорила, но Фредерика не вслушивалась в ее болтовню. Должно быть, она задумалась, и леди Веденхайм, заметив это, положила ладонь на ее руки.
   – Думаю, вы слышали какие-нибудь глупые разговоры о том, что Бентли был влюблен в Джоан? Это все пустая болтовня, дорогая моя. Это всего лишь обычное соперничество между двумя братьями, дерущимися, словно пара дворняг, из-за кости, которая, по сути, не нужна ни тому, ни другому.
   – Понятно, – сказала Фредерика. Однако мысль о том, что ее муж хотел жениться на Джоан, встревожила ее. Она в отчаянии попыталась сменить тему разговора. – А где ваш отец, миледи? Он тоже похоронен здесь?
   – Боже мой, зови меня просто Кэтрин! – рассердилась она. – Да, его могила здесь, сразу за могилой матери.
   Фредерика взглянула на надпись.
   – Ну и ну! Он тоже умер, не достигнув преклонного возраста. Он болел?
   – Нет, конечно. Он был в расцвете сил, если не считать тридцати лет пьянства, азартных игр и распутства. В конце концов он умер от сердечного приступа во время полового акта с бывшей гувернанткой Арианы. – Кэтрин возмущенно передернула плечами. – Замять этот скандал не удалось, так что папа умер, как жил, – притчей во языцех для всего Глостершира и для половины Англии.
   Она говорила о своем отце почти без эмоций, как и Бентли.
   – А чьи это новые могильные камни? – спросила Фредерика. – Те, которые в конце ряда с надписью «О’Гэвин»? Или они относятся к другому ряду?
   – Нет, – тихо произнесла Кэтрин. – Там похоронена… Мэри. Женщина, с которой у Бентли… были отношения. Когда он был совсем юным. Это была короткая связь. И был ребенок, Бриджет. Она тоже похоронена здесь со своей матерью.
   У Фредерики перехватило дыхание.
   – Я понимаю… Я бы не заметила, но имена…
   – Это ирландская фамилия, – пояснила Кэтрин, прерывая молчание. – Мэри была из Сент-Джайлза, бедного, Богом забытого местечка. Но, насколько я поняла, моему брату она нравилась. А возможно, он просто жалел ее. Никогда не знаешь точно, какие чувства испытывает Бентли.