Страница:
– Давай я посмотрю у тебя в комнате, – предложила Анна.
– Нет! – Еву охватила паника.
Только этого не хватало! Маленькая впечатлительная девочка заходит в комнату и обнаруживает там голого ветеринара.
– Пей воду и марш спать!
– Хорошо. Нечего так сердиться.
Анна обиделась. Обычно мама ее обнимала, ненадолго укладывала рядом с собой в кровать и уговаривала не беспокоиться.
Она всегда считала серьезной недоработкой, что у детей нет кнопки «пауза», чтобы воспользоваться ею, когда они доведут родителей до белого каления. Хотя бы две минуты покоя – больше уже будет квалифицироваться как жестокое обращение с детьми.
Прижав палец к губам, Ева на цыпочках пересекла комнату. Ветеринар натянул на голову простыню и помахал ей рукой, предлагая присоединиться к нему.
Она легла в кровать.
– Ты замерзла, – сказал он и прижал Еву к себе.
– Тебе надо идти, – прошептала она.
– Сейчас? Когда ты так замерзла? – Он провел рукой по ее спине и еще крепче прижал к себе.
Ева почувствовала, как между ними опять пробежала искра.
И все-таки она повторила:
– Нет… Прости меня. Дочери приснился кошмар, и она бродит по дому. Самое время тебе отправиться домой.
Нильс поцеловал ее и вылез из кровати.
Ева смотрела, как он одевается.
Какие-то странные у них сложились отношения. Легкая смесь из дружбы, смеха, секса… даже перезванивались нечасто. Ни сильного влечения, ни страсти, ни обид.
Ей пришло в голову, что их секс – простая физиология, а не те отношения, когда занимаются любовью, пытаясь заглянуть друг другу в душу.
Ей нравился Нильс, но, исчезни он завтра, для нее это не будет иметь никакого значения. И она не собиралась что-нибудь менять.
– Ты не хочешь пойти со мной на свадьбу? – услышала Ева свой голос.
Что? С ума она, что ли, сошла? Зачем ей это нужно? «Пожалуйста, скажи «нет». Пожалуйста, откажись».
– На свадьбу твоего сына? – спросил Нильс.
– Да, 17 августа. – Может быть, у него что-нибудь запланировано на этот день?
– На свадьбу твоего сына, на которой будут присутствовать Деннис, отец твоих старших сыновей, Джозеф – отец младших детей, его невеста, не говоря уже о твоих друзьях, семье и новых родственниках?
– Да! – Ветеринар не должен прийти!
– Я с удовольствием пошел бы, Ева. Но мне кажется, что делать этого не следует. Слишком важное событие. – Он сел рядом с ней на кровать. – Ты же не хочешь смущать людей, явившись со случайным бойфрендом… Иди одна, – сказал он и дотронулся пальцем до ее лба. – И гордись тем, что ты одна.
Ева вдруг почувствовала, что сейчас заплачет. Гордилась ли она тем, что одна? Или она одна, потому что слишком гордая?
– Ты хороший человек, – сказала она ему. – Мне жаль, что я не люблю тебя чуточку больше… Вернее, что я вообще тебя не люблю.
– Ты меня вообще не любишь? – Нильс все еще улыбался ей, по-видимому, не уловив смысл ее слов.
– Нет… Нет, я имею в виду… Я не влюблена в тебя. Ты же знаешь. Но мне жаль, что это не так.
– Я тоже не влюблен в тебя, – сказал он. – Но разве мы не можем быть вместе?
– Нет, – серьезно сказала Ева. – Мы заслуживаем лучшего и должны продолжать искать.
Нильс кивнул и начал застегивать на рубашке пуговицы.
Что-то кольнуло Еву в сердце. Сожаление? Одиночество? Гораздо более естественно делить постель с кем-то живым, теплым, кто раздевался бы и одевался рядом с кроватью, разговаривая с ней о пустяках. У нее была возможность все это иметь постоянно. А сейчас она опять останется одна.
Глава 25
Глава 26
Глава 27
– Нет! – Еву охватила паника.
Только этого не хватало! Маленькая впечатлительная девочка заходит в комнату и обнаруживает там голого ветеринара.
– Пей воду и марш спать!
– Хорошо. Нечего так сердиться.
Анна обиделась. Обычно мама ее обнимала, ненадолго укладывала рядом с собой в кровать и уговаривала не беспокоиться.
Она всегда считала серьезной недоработкой, что у детей нет кнопки «пауза», чтобы воспользоваться ею, когда они доведут родителей до белого каления. Хотя бы две минуты покоя – больше уже будет квалифицироваться как жестокое обращение с детьми.
Прижав палец к губам, Ева на цыпочках пересекла комнату. Ветеринар натянул на голову простыню и помахал ей рукой, предлагая присоединиться к нему.
Она легла в кровать.
– Ты замерзла, – сказал он и прижал Еву к себе.
– Тебе надо идти, – прошептала она.
– Сейчас? Когда ты так замерзла? – Он провел рукой по ее спине и еще крепче прижал к себе.
Ева почувствовала, как между ними опять пробежала искра.
И все-таки она повторила:
– Нет… Прости меня. Дочери приснился кошмар, и она бродит по дому. Самое время тебе отправиться домой.
Нильс поцеловал ее и вылез из кровати.
Ева смотрела, как он одевается.
Какие-то странные у них сложились отношения. Легкая смесь из дружбы, смеха, секса… даже перезванивались нечасто. Ни сильного влечения, ни страсти, ни обид.
Ей пришло в голову, что их секс – простая физиология, а не те отношения, когда занимаются любовью, пытаясь заглянуть друг другу в душу.
Ей нравился Нильс, но, исчезни он завтра, для нее это не будет иметь никакого значения. И она не собиралась что-нибудь менять.
– Ты не хочешь пойти со мной на свадьбу? – услышала Ева свой голос.
Что? С ума она, что ли, сошла? Зачем ей это нужно? «Пожалуйста, скажи «нет». Пожалуйста, откажись».
– На свадьбу твоего сына? – спросил Нильс.
– Да, 17 августа. – Может быть, у него что-нибудь запланировано на этот день?
– На свадьбу твоего сына, на которой будут присутствовать Деннис, отец твоих старших сыновей, Джозеф – отец младших детей, его невеста, не говоря уже о твоих друзьях, семье и новых родственниках?
– Да! – Ветеринар не должен прийти!
– Я с удовольствием пошел бы, Ева. Но мне кажется, что делать этого не следует. Слишком важное событие. – Он сел рядом с ней на кровать. – Ты же не хочешь смущать людей, явившись со случайным бойфрендом… Иди одна, – сказал он и дотронулся пальцем до ее лба. – И гордись тем, что ты одна.
Ева вдруг почувствовала, что сейчас заплачет. Гордилась ли она тем, что одна? Или она одна, потому что слишком гордая?
– Ты хороший человек, – сказала она ему. – Мне жаль, что я не люблю тебя чуточку больше… Вернее, что я вообще тебя не люблю.
– Ты меня вообще не любишь? – Нильс все еще улыбался ей, по-видимому, не уловив смысл ее слов.
– Нет… Нет, я имею в виду… Я не влюблена в тебя. Ты же знаешь. Но мне жаль, что это не так.
– Я тоже не влюблен в тебя, – сказал он. – Но разве мы не можем быть вместе?
– Нет, – серьезно сказала Ева. – Мы заслуживаем лучшего и должны продолжать искать.
Нильс кивнул и начал застегивать на рубашке пуговицы.
Что-то кольнуло Еву в сердце. Сожаление? Одиночество? Гораздо более естественно делить постель с кем-то живым, теплым, кто раздевался бы и одевался рядом с кроватью, разговаривая с ней о пустяках. У нее была возможность все это иметь постоянно. А сейчас она опять останется одна.
Глава 25
Джозеф лежал в небольшой кровати Евы и не мог уснуть, хотя был на ногах с шести часов утра, когда в комнату ворвался Робби.
К одиннадцати утра он полностью вымотался, хотя первый его день с детьми только начался. С собственными детьми! У него их двое, однако он впервые остался с ними обоими наедине. Прежде Ева не доверяла ему одновременно и Анну, и Робби.
Первый день прошел ужасно. Завтрак начался в семь, и дети потребовали полный комплект: кашу, вареные яйца и смесь свежевыжатых яблочного и морковного соков. На Джозефа произвело впечатление, что Ева старается вырастить их здоровыми, но их привычки стоили ему немало усилий. Как она умудряется справляться с делами и еще успевать на работу? Чертовски образцовая мать!..
Он перерыл кухню в поисках кофе, однако нашел лишь пакетики чая без кофеина.
Джозеф уже забыл, что за таинственные вещи она хранит в кухонных шкафчиках: сера, семена тыквы, удобрения, зерна овса… может, где-нибудь у нее есть лошадь, о которой ему ничего не известно? Когда он, не задумываясь, выбросил использованный чайный пакетик в мусорное ведро, Анна заворчала, и ему пришлось вынимать его и бросать в ведро отходов для компоста. Бутылки и банки следовало вымыть и убрать в переполненный буфет для повторного использования. Как он мог все это забыть?
Беспорядок на кухне выводил его из себя. Одного Джозеф отрицать не мог: Ева – человек оригинальный, второго такого ему встречать не приходилось. Она была все так же хороша и дорога ему. И эти маленькие подвижные человечки, лопающие здоровые, полноценные завтраки, тоже навсегда принадлежали его сердцу.
Большую часть дня он провел с детьми в парке, на ленч они сходили в кафе. К тому времени, когда вернулись домой, ему очень хотелось лечь на диван вместе с детьми и посмотреть мультфильмы, а вместо этого надо было придумывать, чем их кормить на ужин. Приближалась его первая ночь с детьми, и Джозеф намеревался сам приготовить ужин, однако слишком устал, к тому же не купил продуктов, и ему было известно, что холодильник доверху заполнен маленькими аккуратными коробочками, баночками и мисочками, полными супов, тушеного мяса и даже пудингов. Поэтому, чувствуя некоторую вину, он все это вытащил, переместил в кастрюли и разогрел.
Потом, когда он мыл Робби, тот неожиданно огорошил его вопросом:
– Что такое папа?
– Ну… – начал было Джозеф.
Как внятно объяснить суть понятия трехлетнему ребенку, видящему своего отца только в выходные?
– Что папы делают? – спросил Робби, глядя в потолок, потому что Джозеф пытался намылить ему голову шампунем и не попасть в глаза.
– Как тебе сказать…
– Они играют в футбол?
– Да! – Может быть, это не слишком сложно. – Папы играют в футбол, читают детям книжки и… щекочут своих сыновей. – Робби захихикал. – И шлепают их по попе. – Опять это вызвало смех у мальчика.
– Ладно, – заявил Робби, глубоко вздохнув, так как Джозеф стал смывать шампунь. – Ты можешь быть моим папой.
Джозеф помог ребенку вылезти из ванны и завернул его в полотенце.
Потом мальчик добавил:
– А папы спят в маминых кроватях?
– Нет. Не всегда.
– Но ты спишь в маминой кровати.
– Это потому, что мамы сейчас нет… когда она вернется, я уйду к себе домой.
– Почему?
– Робби, поиграем в прятки?
Джозеф лежал наконец в кровати и думал, насколько изменилась комната с тех пор, как он здесь жил. Ева перекрасила стены в темно-розовый цвет; зеркало над комодом в позолоченной раме, все увешанное цепочками и бусами, было новым. В спальне теперь стало много места, потому что большую кровать сменила совсем маленькая, которую Ева сделала бессовестно девичьей с простынями цвета фуксии и покрывалом из розового и золотистого сари.
Он не удержался и открыл шкаф, чтобы посмотреть на одежду. Некоторые вещи он помнил, большинство было новых. Отдельно от черных рабочих костюмов, занимавших левую сторону, висела недорогая, но, вероятно, регулярно обновляемая одежда. Розовые шарфы, джинсовые куртки, отделанные искусственным мехом, жилеты из ворсистой ткани, девичьи топы – Ева все еще придерживалась стиля хиппи.
Джозеф посмотрел на полки и стопку книг на прикроватной тумбочке. Ему стало интересно, что же Ева читает. Внимание привлекла книга Далай-ламы. Открывать ящики Джозеф не стал, потому что знал: там она держит свои бумаги, дневники и все те личные вещи, в которых он не имеет права копаться.
Ева сохранила его фотографию в рамке, украшенной эмалью, с маленькой Анной на руках, рядом стоял снимок Анны и Робби и выгоревшая фотография Тома и Денни в начальной школе: мальчишки широко улыбались беззубыми ртами. Простыни и наволочки были новыми, но когда Джозеф лег, он почувствовал запах лаванды, сандалового дерева и розы. Кроме них, присутствовал еще один запах, принадлежащий только Еве, – мускусно-ванильный. Он зарылся лицом в подушку и глубоко вдохнул. Но странное дело, чем глубже Джозеф старался вдохнуть, тем иллюзорнее становился запах.
Ева продолжала восхищать его. Она работала, готовила, украшала квартиру, ухаживала за садом, прекрасно выглядела и отлично воспитывала детей, причем делала все это одна. Ему пришло в голову, что Ева, наверное, занята целый день напролет и не имеет ни одной свободной минутки. Свои вечера Джозеф проводил в кино или где-нибудь в ресторане, ужиная с Мишель. В этом же доме по очереди принималась ванна, рассказывались сказки, стиралось белье в стиральной машине, складывались носки, а потом в конце дня оставались силы только на то, чтобы рухнуть на диван. Он часто думал, почему она до сих пор не нашла ему замену. Теперь все стало ясно – у нее просто не было времени. Почему же мысли о каких-то носках вызывают у него печаль? И какого черта там что-то пиликает?
Джозеф лежал уже около двадцати минут и думал, что звук доносится откуда-то с улицы, но сейчас усомнился. Похоже, его источник все-таки находится в комнате.
Блип… блип… Джозеф попытался проследить, откуда он доносится, потом вылез из кровати и стал медленно обходить комнату.
Подняв покрывало на кровати, он увидел маленький черный пейджер с мигающей красной лампочкой.
Джозеф снял заднюю панель и вынул батарейку. Никогда бы не подумал, что у нее есть такая вещь, Ева обходилась выданным на работе сотовым телефоном.
Пейджер лег на комод, и мысли о нем вылетели из головы, однако на следующий день поздно вечером зазвонил телефон. Человек с довольно сильным акцентом, явно приведенный в замешательство тем, что ему ответил мужчина, объяснил, что он друг Евы, и попросил ее к телефону.
– Евы нет. Она уехала на несколько дней.
– Понятно…
– Ей что-нибудь передать?
– Да… Вы друг семьи?
– Я Джо. Отец Анны и Робби.
– Вот как… – Пауза. – Пожалуйста, передайте Еве, что звонил Нильс и… Возможно, я выронил пейджер, когда был у нее в гостях… несколько дней назад. – Он смущенно кашлянул.
Джозеф почувствовал, как неприятно заныло сердце, когда до него дошло, что это ее любовник. Он подозревал, что рядом с ней кто-то крутится, однако сталкиваться с ним ему еще не приходилось. Пейджер под кроватью многое прояснил.
– В холле на полке лежит пейджер. Маленький, черный. Наверное, Ева нашла его и забыла сообщить перед отъездом.
– Понятно.
– Вы можете прийти и посмотреть, ваш это или нет. – Джозеф почувствовал, что не в силах противостоять любопытству.
Нильс обрадовался, и они договорились о встрече следующим вечером.
– Ветеринар-голландец, который лечит наших котов. Я думаю, он хочет стать маминым бойфрендом. – Такую информацию ему удалось получить от Анны.
Нильс не слишком отличался от портрета, мысленно нарисованного Джозефом, – крепкий светловолосый парень, хорошо накачанный.
Он заполнил весь дверной проем. На его фоне массивная дверь казалась легкой фанеркой. Маленький пейджер перекочевал в большую руку и – после тщательного осмотра – в карман ветровки.
– Привет. Как себя чувствуют ваши коты? – спросил Нильс Анну и Робби, появившихся в дверях. – Ну что ж, спасибо. – Это уже Джозефу. – Извините, что побеспокоил. Как у Евы дела? Скоро она приедет?
– Не уверен, – ответил Джозеф, чувствуя удовлетворение от мысли, что Ева не сообщила ему, куда собирается.
Очевидно, у них не слишком, серьезные отношения… Ради Бога! Какое ему дело?..
Когда Ева позвонила вечером, чтобы поговорить с детьми, то в конце, после долгого перечня событий за день, он сказал:
– Заходил твой друг, чтобы забрать кое-что…
– Да?
– Нильс.
– И что же он забыл?
– Пейджер. Анна нашла его в гостиной, – добавил Джозеф, почувствовав вдруг, что ничего не хочет слышать о том, кто этот человек и что он для нее значит.
– Понятно, – ответила Ева, точно зная, что Нильс не заходил в гостиную, и не понимая, почему Джозеф не говорит, что нашел пейджер в спальне.
Она не удержалась и хихикнула:
– Понимаешь, он не совсем мой друг.
Джозеф что-то промычал в ответ.
– Случайная связь… – прошептала Ева.
– О!
– Я сейчас не хочу постоянных отношений, хотя иногда небольшое приключение не помешает.
Она опять перешла на шепот. Почему же от ее слов у него кожа покрылась мурашками?
– Пришло время заняться тобой, – пошутила Ева. А у самой перехватило дыхание от мысли, как она в нем нуждается. – Как Мишель?
– Хорошо, – коротко ответил Джозеф.
Ева помолчала и попросила его позвать детей.
Улегшись в постель, Джозеф никак не мог выкинуть из головы ее шепот. «Небольшое приключение…»
Джозеф больше ни с кем не хотел делить ее спальню. Нельзя позволить, чтобы Робби и Анна росли с человеком, который бывает в этой комнате с Евой.
Чего же ему надо на самом деле? Он живет в другом городе, встречается с Мишель и даже планирует на ней жениться. Какого черта он ждет чего-то от Евы? Что она должна делать? Вечно помнить о нем и хранить ему верность?
К одиннадцати утра он полностью вымотался, хотя первый его день с детьми только начался. С собственными детьми! У него их двое, однако он впервые остался с ними обоими наедине. Прежде Ева не доверяла ему одновременно и Анну, и Робби.
Первый день прошел ужасно. Завтрак начался в семь, и дети потребовали полный комплект: кашу, вареные яйца и смесь свежевыжатых яблочного и морковного соков. На Джозефа произвело впечатление, что Ева старается вырастить их здоровыми, но их привычки стоили ему немало усилий. Как она умудряется справляться с делами и еще успевать на работу? Чертовски образцовая мать!..
Он перерыл кухню в поисках кофе, однако нашел лишь пакетики чая без кофеина.
Джозеф уже забыл, что за таинственные вещи она хранит в кухонных шкафчиках: сера, семена тыквы, удобрения, зерна овса… может, где-нибудь у нее есть лошадь, о которой ему ничего не известно? Когда он, не задумываясь, выбросил использованный чайный пакетик в мусорное ведро, Анна заворчала, и ему пришлось вынимать его и бросать в ведро отходов для компоста. Бутылки и банки следовало вымыть и убрать в переполненный буфет для повторного использования. Как он мог все это забыть?
Беспорядок на кухне выводил его из себя. Одного Джозеф отрицать не мог: Ева – человек оригинальный, второго такого ему встречать не приходилось. Она была все так же хороша и дорога ему. И эти маленькие подвижные человечки, лопающие здоровые, полноценные завтраки, тоже навсегда принадлежали его сердцу.
Большую часть дня он провел с детьми в парке, на ленч они сходили в кафе. К тому времени, когда вернулись домой, ему очень хотелось лечь на диван вместе с детьми и посмотреть мультфильмы, а вместо этого надо было придумывать, чем их кормить на ужин. Приближалась его первая ночь с детьми, и Джозеф намеревался сам приготовить ужин, однако слишком устал, к тому же не купил продуктов, и ему было известно, что холодильник доверху заполнен маленькими аккуратными коробочками, баночками и мисочками, полными супов, тушеного мяса и даже пудингов. Поэтому, чувствуя некоторую вину, он все это вытащил, переместил в кастрюли и разогрел.
Потом, когда он мыл Робби, тот неожиданно огорошил его вопросом:
– Что такое папа?
– Ну… – начал было Джозеф.
Как внятно объяснить суть понятия трехлетнему ребенку, видящему своего отца только в выходные?
– Что папы делают? – спросил Робби, глядя в потолок, потому что Джозеф пытался намылить ему голову шампунем и не попасть в глаза.
– Как тебе сказать…
– Они играют в футбол?
– Да! – Может быть, это не слишком сложно. – Папы играют в футбол, читают детям книжки и… щекочут своих сыновей. – Робби захихикал. – И шлепают их по попе. – Опять это вызвало смех у мальчика.
– Ладно, – заявил Робби, глубоко вздохнув, так как Джозеф стал смывать шампунь. – Ты можешь быть моим папой.
Джозеф помог ребенку вылезти из ванны и завернул его в полотенце.
Потом мальчик добавил:
– А папы спят в маминых кроватях?
– Нет. Не всегда.
– Но ты спишь в маминой кровати.
– Это потому, что мамы сейчас нет… когда она вернется, я уйду к себе домой.
– Почему?
– Робби, поиграем в прятки?
Джозеф лежал наконец в кровати и думал, насколько изменилась комната с тех пор, как он здесь жил. Ева перекрасила стены в темно-розовый цвет; зеркало над комодом в позолоченной раме, все увешанное цепочками и бусами, было новым. В спальне теперь стало много места, потому что большую кровать сменила совсем маленькая, которую Ева сделала бессовестно девичьей с простынями цвета фуксии и покрывалом из розового и золотистого сари.
Он не удержался и открыл шкаф, чтобы посмотреть на одежду. Некоторые вещи он помнил, большинство было новых. Отдельно от черных рабочих костюмов, занимавших левую сторону, висела недорогая, но, вероятно, регулярно обновляемая одежда. Розовые шарфы, джинсовые куртки, отделанные искусственным мехом, жилеты из ворсистой ткани, девичьи топы – Ева все еще придерживалась стиля хиппи.
Джозеф посмотрел на полки и стопку книг на прикроватной тумбочке. Ему стало интересно, что же Ева читает. Внимание привлекла книга Далай-ламы. Открывать ящики Джозеф не стал, потому что знал: там она держит свои бумаги, дневники и все те личные вещи, в которых он не имеет права копаться.
Ева сохранила его фотографию в рамке, украшенной эмалью, с маленькой Анной на руках, рядом стоял снимок Анны и Робби и выгоревшая фотография Тома и Денни в начальной школе: мальчишки широко улыбались беззубыми ртами. Простыни и наволочки были новыми, но когда Джозеф лег, он почувствовал запах лаванды, сандалового дерева и розы. Кроме них, присутствовал еще один запах, принадлежащий только Еве, – мускусно-ванильный. Он зарылся лицом в подушку и глубоко вдохнул. Но странное дело, чем глубже Джозеф старался вдохнуть, тем иллюзорнее становился запах.
Ева продолжала восхищать его. Она работала, готовила, украшала квартиру, ухаживала за садом, прекрасно выглядела и отлично воспитывала детей, причем делала все это одна. Ему пришло в голову, что Ева, наверное, занята целый день напролет и не имеет ни одной свободной минутки. Свои вечера Джозеф проводил в кино или где-нибудь в ресторане, ужиная с Мишель. В этом же доме по очереди принималась ванна, рассказывались сказки, стиралось белье в стиральной машине, складывались носки, а потом в конце дня оставались силы только на то, чтобы рухнуть на диван. Он часто думал, почему она до сих пор не нашла ему замену. Теперь все стало ясно – у нее просто не было времени. Почему же мысли о каких-то носках вызывают у него печаль? И какого черта там что-то пиликает?
Джозеф лежал уже около двадцати минут и думал, что звук доносится откуда-то с улицы, но сейчас усомнился. Похоже, его источник все-таки находится в комнате.
Блип… блип… Джозеф попытался проследить, откуда он доносится, потом вылез из кровати и стал медленно обходить комнату.
Подняв покрывало на кровати, он увидел маленький черный пейджер с мигающей красной лампочкой.
Джозеф снял заднюю панель и вынул батарейку. Никогда бы не подумал, что у нее есть такая вещь, Ева обходилась выданным на работе сотовым телефоном.
Пейджер лег на комод, и мысли о нем вылетели из головы, однако на следующий день поздно вечером зазвонил телефон. Человек с довольно сильным акцентом, явно приведенный в замешательство тем, что ему ответил мужчина, объяснил, что он друг Евы, и попросил ее к телефону.
– Евы нет. Она уехала на несколько дней.
– Понятно…
– Ей что-нибудь передать?
– Да… Вы друг семьи?
– Я Джо. Отец Анны и Робби.
– Вот как… – Пауза. – Пожалуйста, передайте Еве, что звонил Нильс и… Возможно, я выронил пейджер, когда был у нее в гостях… несколько дней назад. – Он смущенно кашлянул.
Джозеф почувствовал, как неприятно заныло сердце, когда до него дошло, что это ее любовник. Он подозревал, что рядом с ней кто-то крутится, однако сталкиваться с ним ему еще не приходилось. Пейджер под кроватью многое прояснил.
– В холле на полке лежит пейджер. Маленький, черный. Наверное, Ева нашла его и забыла сообщить перед отъездом.
– Понятно.
– Вы можете прийти и посмотреть, ваш это или нет. – Джозеф почувствовал, что не в силах противостоять любопытству.
Нильс обрадовался, и они договорились о встрече следующим вечером.
– Ветеринар-голландец, который лечит наших котов. Я думаю, он хочет стать маминым бойфрендом. – Такую информацию ему удалось получить от Анны.
Нильс не слишком отличался от портрета, мысленно нарисованного Джозефом, – крепкий светловолосый парень, хорошо накачанный.
Он заполнил весь дверной проем. На его фоне массивная дверь казалась легкой фанеркой. Маленький пейджер перекочевал в большую руку и – после тщательного осмотра – в карман ветровки.
– Привет. Как себя чувствуют ваши коты? – спросил Нильс Анну и Робби, появившихся в дверях. – Ну что ж, спасибо. – Это уже Джозефу. – Извините, что побеспокоил. Как у Евы дела? Скоро она приедет?
– Не уверен, – ответил Джозеф, чувствуя удовлетворение от мысли, что Ева не сообщила ему, куда собирается.
Очевидно, у них не слишком, серьезные отношения… Ради Бога! Какое ему дело?..
Когда Ева позвонила вечером, чтобы поговорить с детьми, то в конце, после долгого перечня событий за день, он сказал:
– Заходил твой друг, чтобы забрать кое-что…
– Да?
– Нильс.
– И что же он забыл?
– Пейджер. Анна нашла его в гостиной, – добавил Джозеф, почувствовав вдруг, что ничего не хочет слышать о том, кто этот человек и что он для нее значит.
– Понятно, – ответила Ева, точно зная, что Нильс не заходил в гостиную, и не понимая, почему Джозеф не говорит, что нашел пейджер в спальне.
Она не удержалась и хихикнула:
– Понимаешь, он не совсем мой друг.
Джозеф что-то промычал в ответ.
– Случайная связь… – прошептала Ева.
– О!
– Я сейчас не хочу постоянных отношений, хотя иногда небольшое приключение не помешает.
Она опять перешла на шепот. Почему же от ее слов у него кожа покрылась мурашками?
– Пришло время заняться тобой, – пошутила Ева. А у самой перехватило дыхание от мысли, как она в нем нуждается. – Как Мишель?
– Хорошо, – коротко ответил Джозеф.
Ева помолчала и попросила его позвать детей.
Улегшись в постель, Джозеф никак не мог выкинуть из головы ее шепот. «Небольшое приключение…»
Джозеф больше ни с кем не хотел делить ее спальню. Нельзя позволить, чтобы Робби и Анна росли с человеком, который бывает в этой комнате с Евой.
Чего же ему надо на самом деле? Он живет в другом городе, встречается с Мишель и даже планирует на ней жениться. Какого черта он ждет чего-то от Евы? Что она должна делать? Вечно помнить о нем и хранить ему верность?
Глава 26
Мишель села на него, широко расставив ноги, и его плоть, твердая и жадная, вошла в нее. Ее руки гладили мускулистый живот Джозефа, потом спустились к бедрам. Она откинула голову назад, чувствуя, как его пальцы сжали ее грудь.
– Да, да, да… да, Джо!
Он же ритмично двигался вверх и вниз, стремясь достичь облегчения.
Мишель склонилась над ним, дотронувшись кончиком языка до его уха, ее соски ритмично касались его груди. Джозеф повторял:
– Давай, детка, давай. – И все крепче прижимал ее ягодицы к себе.
Но она почувствовала, что давление внутри становится все слабее и слабее, пока он совсем не выскользнул из нее.
– Черт! – воскликнул Джозеф и, открыв глаза, сразу увидел недоумение на лице Мишель.
– Что это с тобой? – потребовала она ответа.
И в самом деле, что это с ним? Мишель очаровательная девушка – лицо в обрамлении волос цвета меда, гибкие, красивые руки и стройные ноги, обхватившие его бедра… Джозеф чувствовал, как ее влажные завитки на лобке спутались с его темными волосами. Он посмотрел на прелестную грудь перед его глазами, потом выпрямился и сжал губами сосок.
– Не старайся, – оттолкнула его Мишель.
– Я люблю тебя, – пробормотал он. – Прости. Не знаю, что случилось.
Последовало долгое молчание, когда мужчина и женщина, тяжело дыша, отводили друг от друга глаза, собираясь с мыслями, пока Мишель не сказала:
– Ты меня не хочешь, ведь так? Не стоит отрицать.
Он не знал, что ответить. И, если быть откровенным, вообще больше ничего не знал.
– Каждый раз, когда мы занимаемся любовью, – с тех пор, как ты сказал, что нужно попытаться завести ребенка, – у тебя ничего не получается. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что происходит, – заявила она.
Это было правдой. Все очевидно. Но что дальше? Куда идти? Или куда возвращаться?
Мишель перекинула изящную ногу через его колени и сейчас стояла, перед ним, скрестив на груди руки.
– Ты недостаточно хочешь меня, Джозеф, – сердито сказала она. – И не желаешь, чтобы мы создали семью, потому что не в состоянии выбросить из головы эту чертову Еву!
Джозеф молчал. Были Ева, Анна и Робби… еще были Мишель и он сам. Казалось, лишь сейчас он осознал все, что происходит. Он вернулся из Лондона. Мишель полчаса рассказывала ему, в волнении размахивая рукой, на которой сверкал очень дорогой бриллиант, о том, что она предпочитает для свадьбы итальянский отель и ей срочно нужно внести задаток, чтобы снять зал для празднования… и, кстати, благодарение Богу, он вернулся вовремя, так как сегодня благоприятный день для зачатия.
Джозеф изображал из себя счастливого парня. Он просмотрел буклет отеля, хотя они до сих пор не решили вопрос, будет ли разрешено его детям присутствовать на свадьбе. Потом позволил ей отвести себя в спальню, несмотря на усталость и то, что где-то в подсознании копошилась масса сомнений, беспокойств и тревог, которые в итоге вылились в конфуз.
Джозеф не был готов заводить еще одного ребенка. Пока слишком много проблем с Робби.
Кроме того… Ева. Черт побери ту ночь! Стоит ли ему жениться на Мишель? Не спешит ли он?
– Тебе нечего сказать? – Мишель пришла в ярость.
– Конечно, есть, – пожал он плечами. – Просто мне трудно ответить, не обидев тебя. А я этого не хочу…
– Ты все еще ее любишь? – Мишель так стиснула руки, что они побелели.
– Вряд ли. Но я очень скучаю по детям. На самом деле скучаю. – Он заметил, что в его голосе появилась хрипота, и откашлялся.
– Бедный Джо, – сказала Мишель и обняла его за плечи. – Именно поэтому нам надо завести своего ребенка. Создать новую семью, которой мы оба будем принадлежать.
– Мишель, я не могу просто так отбросить тех двух детей, а потом все начать с нуля. Им тоже нужен отец. Ты действительно способна делить меня с моими детьми? – Он говорил тихо, почти шепотом, но она слышала каждое его слово.
– Тебе не следовало опускаться до того, чтобы сидеть с детьми! Я так и знала, что это будет ошибкой. Ева пытается вернуть тебя, хочет, чтобы ты пожалел ее.
Ему хотелось засмеяться.
– Пожалеть Еву? Да она самый цельный человек из всех, кого я знаю. И тем не менее тоже заслуживает сочувствия. – У него опять сорвался голос.
Что-то в лице Мишель изменилось, и он понял, что сказал лишнее.
– Я или она! Выбирай.
– Не надо мелодрам. Между мной и Евой давно ничего нет. – Джозеф почувствовал, как в лицо бросилась краска, потому что это было ложью. – Я собираюсь остаться ее другом. И буду принимать участие в воспитании детей. Может, это тебе надо сделать выбор, Мишель? Я с детьми или никого?
– А наши дети, Джо? Есть ли для них место в твоей жизни?
– Не знаю. Я не знаю ответа ни на один вопрос. – Он чувствовал себя таким же бессильным, как его съежившийся, повисший между ног «дружок».
– Катись к черту! – Она вскочила, а его сердце заныло от слов, которые он не хотел от нее слышать. – Катись к черту, Джозеф. – Мишель выдвинула ящик комода и стала натягивать нижнее белье и футболку. – Мне двадцать семь. Я хочу выйти замуж и иметь нормальную семью. Если ты не готов к этому, я найду кого-нибудь другого.
– Послушай, уже поздно, – сказал он мягко. – Давай, ляжем спать, а утром обо всем поговорим.
– Нет! – Она вытирала слезы, надевая джинсы и кроссовки, а потом кидая в сумку телефон и ключи. – Я ухожу отсюда. Какой смысл оставаться?
Мишель с силой захлопнула дверцу шкафа, по ее лицу ручьем лились слезы.
– Я ухожу от тебя, Джо… Серьезно. Не вижу смысла в наших отношениях.
– Мишель! – Джозеф тоже встал и накинул халат.
– Пошел к черту! – Она махнула рукой, и раздалось слабое звяканье, как будто что-то покатилось по полу.
Джозеф сел на кровать. Он не мог подобрать слов, способных вернуть ее. Да и стоит ли? Его обуревали сомнения. Он не знал, будет ли счастлив с Мишель так, как был счастлив с Евой.
Но как сейчас можно описать его положение? Он застрял в какой-то мертвой точке, откуда нет пути ни назад, ни вперед. Джозеф провел рукой по спинке кровати вишневого дерева, застеленной чистым бельем из ирландского льна. Потом перевел взгляд на шкафы, спроектированные дизайнером, на полированные дубовые половицы, жутко дорогую настольную лампу на тумбочке возле кровати… Все это не больше, чем барахло. Он оставался самим собой, был ничуть не лучше, не значительнее, не умнее и не влиятельнее.
Но хуже всего то, что эта квартира не стала ему домом. Здесь не было ни тепла, ни уюта. Так, временное пристанище, хоть и красиво декорированное… Но тут он должен жить, пока не вернется домой – в небольшой домик, где чайные пакетики складываются в компост, стены раскрашены в невообразимые цвета и всегда присутствует странная смесь запахов.
Господи! Но ведь уже поздно… она никогда его не простит. И у нее кто-то есть… А бедная Мишель?
– Я по уши в дерьме, – громко сказал Джозеф. – Как выбираться из этого положения?
Ему только что пришло в голову, что звук, который он услышал, когда Мишель уходила, могло издавать катящееся по полу тяжелое кольцо из платины с тремя бриллиантами.
Так ему и надо. Он заслужил все это.
Джозеф пошел в свою сверкающую чистотой кухню, включил чайник и задумался над тем, когда он успел превратиться в эгоистичного идиота.
– Да, да, да… да, Джо!
Он же ритмично двигался вверх и вниз, стремясь достичь облегчения.
Мишель склонилась над ним, дотронувшись кончиком языка до его уха, ее соски ритмично касались его груди. Джозеф повторял:
– Давай, детка, давай. – И все крепче прижимал ее ягодицы к себе.
Но она почувствовала, что давление внутри становится все слабее и слабее, пока он совсем не выскользнул из нее.
– Черт! – воскликнул Джозеф и, открыв глаза, сразу увидел недоумение на лице Мишель.
– Что это с тобой? – потребовала она ответа.
И в самом деле, что это с ним? Мишель очаровательная девушка – лицо в обрамлении волос цвета меда, гибкие, красивые руки и стройные ноги, обхватившие его бедра… Джозеф чувствовал, как ее влажные завитки на лобке спутались с его темными волосами. Он посмотрел на прелестную грудь перед его глазами, потом выпрямился и сжал губами сосок.
– Не старайся, – оттолкнула его Мишель.
– Я люблю тебя, – пробормотал он. – Прости. Не знаю, что случилось.
Последовало долгое молчание, когда мужчина и женщина, тяжело дыша, отводили друг от друга глаза, собираясь с мыслями, пока Мишель не сказала:
– Ты меня не хочешь, ведь так? Не стоит отрицать.
Он не знал, что ответить. И, если быть откровенным, вообще больше ничего не знал.
– Каждый раз, когда мы занимаемся любовью, – с тех пор, как ты сказал, что нужно попытаться завести ребенка, – у тебя ничего не получается. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что происходит, – заявила она.
Это было правдой. Все очевидно. Но что дальше? Куда идти? Или куда возвращаться?
Мишель перекинула изящную ногу через его колени и сейчас стояла, перед ним, скрестив на груди руки.
– Ты недостаточно хочешь меня, Джозеф, – сердито сказала она. – И не желаешь, чтобы мы создали семью, потому что не в состоянии выбросить из головы эту чертову Еву!
Джозеф молчал. Были Ева, Анна и Робби… еще были Мишель и он сам. Казалось, лишь сейчас он осознал все, что происходит. Он вернулся из Лондона. Мишель полчаса рассказывала ему, в волнении размахивая рукой, на которой сверкал очень дорогой бриллиант, о том, что она предпочитает для свадьбы итальянский отель и ей срочно нужно внести задаток, чтобы снять зал для празднования… и, кстати, благодарение Богу, он вернулся вовремя, так как сегодня благоприятный день для зачатия.
Джозеф изображал из себя счастливого парня. Он просмотрел буклет отеля, хотя они до сих пор не решили вопрос, будет ли разрешено его детям присутствовать на свадьбе. Потом позволил ей отвести себя в спальню, несмотря на усталость и то, что где-то в подсознании копошилась масса сомнений, беспокойств и тревог, которые в итоге вылились в конфуз.
Джозеф не был готов заводить еще одного ребенка. Пока слишком много проблем с Робби.
Кроме того… Ева. Черт побери ту ночь! Стоит ли ему жениться на Мишель? Не спешит ли он?
– Тебе нечего сказать? – Мишель пришла в ярость.
– Конечно, есть, – пожал он плечами. – Просто мне трудно ответить, не обидев тебя. А я этого не хочу…
– Ты все еще ее любишь? – Мишель так стиснула руки, что они побелели.
– Вряд ли. Но я очень скучаю по детям. На самом деле скучаю. – Он заметил, что в его голосе появилась хрипота, и откашлялся.
– Бедный Джо, – сказала Мишель и обняла его за плечи. – Именно поэтому нам надо завести своего ребенка. Создать новую семью, которой мы оба будем принадлежать.
– Мишель, я не могу просто так отбросить тех двух детей, а потом все начать с нуля. Им тоже нужен отец. Ты действительно способна делить меня с моими детьми? – Он говорил тихо, почти шепотом, но она слышала каждое его слово.
– Тебе не следовало опускаться до того, чтобы сидеть с детьми! Я так и знала, что это будет ошибкой. Ева пытается вернуть тебя, хочет, чтобы ты пожалел ее.
Ему хотелось засмеяться.
– Пожалеть Еву? Да она самый цельный человек из всех, кого я знаю. И тем не менее тоже заслуживает сочувствия. – У него опять сорвался голос.
Что-то в лице Мишель изменилось, и он понял, что сказал лишнее.
– Я или она! Выбирай.
– Не надо мелодрам. Между мной и Евой давно ничего нет. – Джозеф почувствовал, как в лицо бросилась краска, потому что это было ложью. – Я собираюсь остаться ее другом. И буду принимать участие в воспитании детей. Может, это тебе надо сделать выбор, Мишель? Я с детьми или никого?
– А наши дети, Джо? Есть ли для них место в твоей жизни?
– Не знаю. Я не знаю ответа ни на один вопрос. – Он чувствовал себя таким же бессильным, как его съежившийся, повисший между ног «дружок».
– Катись к черту! – Она вскочила, а его сердце заныло от слов, которые он не хотел от нее слышать. – Катись к черту, Джозеф. – Мишель выдвинула ящик комода и стала натягивать нижнее белье и футболку. – Мне двадцать семь. Я хочу выйти замуж и иметь нормальную семью. Если ты не готов к этому, я найду кого-нибудь другого.
– Послушай, уже поздно, – сказал он мягко. – Давай, ляжем спать, а утром обо всем поговорим.
– Нет! – Она вытирала слезы, надевая джинсы и кроссовки, а потом кидая в сумку телефон и ключи. – Я ухожу отсюда. Какой смысл оставаться?
Мишель с силой захлопнула дверцу шкафа, по ее лицу ручьем лились слезы.
– Я ухожу от тебя, Джо… Серьезно. Не вижу смысла в наших отношениях.
– Мишель! – Джозеф тоже встал и накинул халат.
– Пошел к черту! – Она махнула рукой, и раздалось слабое звяканье, как будто что-то покатилось по полу.
Джозеф сел на кровать. Он не мог подобрать слов, способных вернуть ее. Да и стоит ли? Его обуревали сомнения. Он не знал, будет ли счастлив с Мишель так, как был счастлив с Евой.
Но как сейчас можно описать его положение? Он застрял в какой-то мертвой точке, откуда нет пути ни назад, ни вперед. Джозеф провел рукой по спинке кровати вишневого дерева, застеленной чистым бельем из ирландского льна. Потом перевел взгляд на шкафы, спроектированные дизайнером, на полированные дубовые половицы, жутко дорогую настольную лампу на тумбочке возле кровати… Все это не больше, чем барахло. Он оставался самим собой, был ничуть не лучше, не значительнее, не умнее и не влиятельнее.
Но хуже всего то, что эта квартира не стала ему домом. Здесь не было ни тепла, ни уюта. Так, временное пристанище, хоть и красиво декорированное… Но тут он должен жить, пока не вернется домой – в небольшой домик, где чайные пакетики складываются в компост, стены раскрашены в невообразимые цвета и всегда присутствует странная смесь запахов.
Господи! Но ведь уже поздно… она никогда его не простит. И у нее кто-то есть… А бедная Мишель?
– Я по уши в дерьме, – громко сказал Джозеф. – Как выбираться из этого положения?
Ему только что пришло в голову, что звук, который он услышал, когда Мишель уходила, могло издавать катящееся по полу тяжелое кольцо из платины с тремя бриллиантами.
Так ему и надо. Он заслужил все это.
Джозеф пошел в свою сверкающую чистотой кухню, включил чайник и задумался над тем, когда он успел превратиться в эгоистичного идиота.
Глава 27
– Хорошо, Робби, хватит. – Ева сняла с кнопки звонка маленький указательный пальчик, и они стали прислушиваться к звуку шагов.
Распахнулась дверь, и на пороге, широко улыбаясь, возник Том. Поздоровавшись, он наклонился, подхватил Робби на руки, и они всей компанией ввалились в квартиру.
Ева с большим пакетом домашних гостинцев в руках сразу определила, что попала прямо в штормовое море. Дипа примостилась в углу дивана. Ее вид предвещал бурю, и Том явно чувствовал себя неловко.
– Усаживайтесь. Я собираюсь поставить чайник. – Он хотел сделать Дипе приятное, но та молча смотрела на него, всем своим видом излучая холодное презрение. – Пошли поболтаем, – предложил Том Анне, и девочка, взяв его за руку, вышла вместе с ним из комнаты.
– Простите меня, – сказала Дипа, когда они с Евой остались одни. – У нас большие, неприятности.
– Может, нам лучше приехать в другой раз? – спросила Ева.
– Нет-нет! – воскликнула Дипа и разразилась слезами. – Это так глупо… – Она буквально задыхалась от рыданий. – Гормоны играют… К концу беременности я, наверное, совсем сойду с ума.
– Все нормально, – успокоила ее Ева. – Тебе разрешается кричать, визжать, плакать, без конца менять решения, есть бананы, макая их в «Мармайт»… все, что угодно, лишь бы легче пережить это время.
Дипа улыбнулась и собиралась что-то сказать, но в этот момент позвонили в дверь.
– Моя мама, – объяснила она. – Мы ее тоже пригласили выпить чаю. – Дипа вздохнула, пытаясь унять дрожь.
– Нам чем-то помочь? Мамам это удается. Подумай.
– Не знаю…
Том открыл дверь, весело поздоровавшись:
– Кальна, входите. Очень рад вас видеть. Вы ведь помните Анну и Робби?
Ева вышла в холл, чтобы поприветствовать мать Дипы, потом обе женщины и маленькие дети отправились в кухню, а Том вернулся к Дипе в гостиную.
В крошечной кухне Кальна и Ева болтали, суетились вокруг чайника, кружек, доставали молоко из холодильника.
– Дипе придется быть более организованной, когда появится ребенок, – ворчала Кальна, встряхивая почти пустой пакет с молоком.
– На нее сейчас и без того столько навалилось! Скорее не мешало бы намылить шею Тому, – поспешно заметила. Ева.
– Полагаю, она с успехом будет справляться с этим, – засмеялась Кальна. – Как только они узнают друг друга получше.
Еве нравилась мать Дипы, и их симпатия была взаимной. Когда семьи встретились в первый раз при несколько напряженных обстоятельствах в виде неожиданной беременности Дипы и предстоящего бракосочетания, обе матери сразу уловили сходство между собой. Обе были преданы своим детям и тайно мечтали о внуках.
Особенно Кальна, у которой были еще две старшие незамужние дочери, настолько увлеченные медицинской карьерой, что, по ее словам, «не похоже, чтобы они собирались когда-нибудь рожать детей». Таким образом, к удивлению Дипы, ее сообщение о замужестве и беременности было встречено довольно радостно, конечно, после короткого периода шока и неодобрения.
– Я думаю, они сейчас постоянно ссорятся, – сообщила Ева.
– Из-за чего? – поинтересовалась Анна.
– Скорее всего ничего серьезного, дорогая.
– Предсвадебная нервозность, – констатировала девочка.
– Пошли, Анна. Возьми чашки. – Кальна взяла чайник и блюдо с кексами, озорно улыбнувшись Еве.
До свадьбы оставалось пять недель, а белое свадебное платье и фата были под сомнением. Том никогда не испытывал энтузиазма по этому поводу. Но теперь Дипа изменила мнение.
– Я буду ужасно выглядеть… Посмотрите на меня, – рыдала она над чашкой чая перед обеими мамами. – И отель такой скучный… Церковь мне тоже не нравится… и священник. Все это очень глупо, и Рич и Джейд никогда бы не стали всего этого делать. – Опять приступ рыданий.
– Забудь о них, – сказал Том.
Он сидел рядом с Дипой на диване и поглаживал ее руку.
– Но ведь это нас касается…
Том посмотрел на Еву, беспомощно подняв брови.
– А что бы ты хотела, Дипа? – спросила Анна, сидевшая у ног девушки на ковре.
– Господи, как неприятно. Я толстая, глупая, беременная девушка, которая должна поспешно выходить замуж… Ничего из того, что я хочу, сейчас невозможно.
– Все равно скажи нам, – мягко предложил Том, нисколько не рассердившись.
И Дипа стала рассказывать, останавливаясь для того, чтобы вытереть глаза или высморкаться в огромный мокрый носовой платок, который она держала в обеих руках.
– Я хочу выходить замуж на лужайке, с клятвами, как положено. Чтобы был большой розовый тент, множество розовых цветов и торт, украшенный розовым кремом… – Она опять разразилась слезами, но после ласкового похлопывания Тома, продолжила: – Хочу, чтобы гости танцевали на свежем воздухе в лучах заходящего солнца… Чтобы была домашняя еда и все были за нас счастливы. А ты, Том… – Она посмотрела на молодого человека. Лицо девушки распухло от слез и покраснело. – …Если не хочешь, можешь не надевать костюм.
Распахнулась дверь, и на пороге, широко улыбаясь, возник Том. Поздоровавшись, он наклонился, подхватил Робби на руки, и они всей компанией ввалились в квартиру.
Ева с большим пакетом домашних гостинцев в руках сразу определила, что попала прямо в штормовое море. Дипа примостилась в углу дивана. Ее вид предвещал бурю, и Том явно чувствовал себя неловко.
– Усаживайтесь. Я собираюсь поставить чайник. – Он хотел сделать Дипе приятное, но та молча смотрела на него, всем своим видом излучая холодное презрение. – Пошли поболтаем, – предложил Том Анне, и девочка, взяв его за руку, вышла вместе с ним из комнаты.
– Простите меня, – сказала Дипа, когда они с Евой остались одни. – У нас большие, неприятности.
– Может, нам лучше приехать в другой раз? – спросила Ева.
– Нет-нет! – воскликнула Дипа и разразилась слезами. – Это так глупо… – Она буквально задыхалась от рыданий. – Гормоны играют… К концу беременности я, наверное, совсем сойду с ума.
– Все нормально, – успокоила ее Ева. – Тебе разрешается кричать, визжать, плакать, без конца менять решения, есть бананы, макая их в «Мармайт»… все, что угодно, лишь бы легче пережить это время.
Дипа улыбнулась и собиралась что-то сказать, но в этот момент позвонили в дверь.
– Моя мама, – объяснила она. – Мы ее тоже пригласили выпить чаю. – Дипа вздохнула, пытаясь унять дрожь.
– Нам чем-то помочь? Мамам это удается. Подумай.
– Не знаю…
Том открыл дверь, весело поздоровавшись:
– Кальна, входите. Очень рад вас видеть. Вы ведь помните Анну и Робби?
Ева вышла в холл, чтобы поприветствовать мать Дипы, потом обе женщины и маленькие дети отправились в кухню, а Том вернулся к Дипе в гостиную.
В крошечной кухне Кальна и Ева болтали, суетились вокруг чайника, кружек, доставали молоко из холодильника.
– Дипе придется быть более организованной, когда появится ребенок, – ворчала Кальна, встряхивая почти пустой пакет с молоком.
– На нее сейчас и без того столько навалилось! Скорее не мешало бы намылить шею Тому, – поспешно заметила. Ева.
– Полагаю, она с успехом будет справляться с этим, – засмеялась Кальна. – Как только они узнают друг друга получше.
Еве нравилась мать Дипы, и их симпатия была взаимной. Когда семьи встретились в первый раз при несколько напряженных обстоятельствах в виде неожиданной беременности Дипы и предстоящего бракосочетания, обе матери сразу уловили сходство между собой. Обе были преданы своим детям и тайно мечтали о внуках.
Особенно Кальна, у которой были еще две старшие незамужние дочери, настолько увлеченные медицинской карьерой, что, по ее словам, «не похоже, чтобы они собирались когда-нибудь рожать детей». Таким образом, к удивлению Дипы, ее сообщение о замужестве и беременности было встречено довольно радостно, конечно, после короткого периода шока и неодобрения.
– Я думаю, они сейчас постоянно ссорятся, – сообщила Ева.
– Из-за чего? – поинтересовалась Анна.
– Скорее всего ничего серьезного, дорогая.
– Предсвадебная нервозность, – констатировала девочка.
– Пошли, Анна. Возьми чашки. – Кальна взяла чайник и блюдо с кексами, озорно улыбнувшись Еве.
До свадьбы оставалось пять недель, а белое свадебное платье и фата были под сомнением. Том никогда не испытывал энтузиазма по этому поводу. Но теперь Дипа изменила мнение.
– Я буду ужасно выглядеть… Посмотрите на меня, – рыдала она над чашкой чая перед обеими мамами. – И отель такой скучный… Церковь мне тоже не нравится… и священник. Все это очень глупо, и Рич и Джейд никогда бы не стали всего этого делать. – Опять приступ рыданий.
– Забудь о них, – сказал Том.
Он сидел рядом с Дипой на диване и поглаживал ее руку.
– Но ведь это нас касается…
Том посмотрел на Еву, беспомощно подняв брови.
– А что бы ты хотела, Дипа? – спросила Анна, сидевшая у ног девушки на ковре.
– Господи, как неприятно. Я толстая, глупая, беременная девушка, которая должна поспешно выходить замуж… Ничего из того, что я хочу, сейчас невозможно.
– Все равно скажи нам, – мягко предложил Том, нисколько не рассердившись.
И Дипа стала рассказывать, останавливаясь для того, чтобы вытереть глаза или высморкаться в огромный мокрый носовой платок, который она держала в обеих руках.
– Я хочу выходить замуж на лужайке, с клятвами, как положено. Чтобы был большой розовый тент, множество розовых цветов и торт, украшенный розовым кремом… – Она опять разразилась слезами, но после ласкового похлопывания Тома, продолжила: – Хочу, чтобы гости танцевали на свежем воздухе в лучах заходящего солнца… Чтобы была домашняя еда и все были за нас счастливы. А ты, Том… – Она посмотрела на молодого человека. Лицо девушки распухло от слез и покраснело. – …Если не хочешь, можешь не надевать костюм.