Тоби ошалело посмотрел на Дермота:
— Ничего не понимаю!
— Не понимаете? Ну так послушайте. Сразу же после разговора с ней, в час ночи, вы поднялись к отцу и нашли его мертвым?
— Да.
— Стало быть, если она его убила, то еще до часа? В час, сделав свое дело, она уже у себя и беседует с вами, так?
— Да.
— Она сделала свое дело и к часу вернулась домой. Зачем же она опять вышла из дому и в полвторого вернулась вся в крови?
Тоби открыл и сразу же закрыл рот.
— Что-то не сходится, знаете ли, — заметил Дермот с обманчивой мягкостью.
— Уж одно из двух. Вся эта картина, нарисованная Иветой, — ах, преступница, в половине второго, отпирающая входную дверь, крадущаяся домой, «ужасно растрепанная» и поскорей, поскорей смывающая с себя кровь, — нет, знаете ли, хорошенького понемножку. Не намекаете же вы на то, что, убив сэра Мориса Лоуза, она через полчаса с лишним совершила еще одно убийство? Ибо, вернувшись домой после смерти первой жертвы, она, вероятно, уж привела бы себя в порядок, прежде чем снова выходить из дому?
Дермот, сложа руки, небрежно сидел на краю стола.
— Вы согласны со мной, мосье Вотур? — спросил он. Елена Лоуз стряхнула с плеча удерживающую руку брата.
— Не понимаю я этих ваших тонкостей. Меня мой сын интересует, и больше ничего.
— Ну нет, — вдруг вмешалась Дженис. — Если Тоби путался с той девицей на рю де ла Арп и сделал то, в чем сам сейчас признался, так, по-моему, мы ужасно обошлись с Евой.
— Успокойся, Дженис. Ты же сама говоришь: если он это сделал…
— Мама, но он признался!
— Так уж, наверное, у него были причины! При всем моем уважении к Еве, — и я от души желаю ей выпутаться из этой истории, — меня больше беспокоит другое. Доктор Кинрос, Тоби говорит правду?
— О да, — сказал Дермот.
— Он не убивал бедного Мориса?
— Конечно, нет.
— Но кто-то убил, — заметил дядя Бен. Глаза у дяди Бена забегали.
— Да. Кто-то убил, — согласился Дермот. — Мы к этому подходим.
Во время всей сцены единственным лицом, не сказавшим ни слова, была сама Ева. Луч маяка отбрасывал на стены искаженные тени, движущиеся как в театре теней, а Ева пристально разглядывала носки своих туфель. Лишь в одном месте рассказа, как бы что-то припомнив, она сжала ручки кресла. Под глазами у нее были темные круги, а на нижней губе белая отметина от зубов. Погруженная в себя, она качала головой. Наконец она подняла глаза и встретилась со взглядом Дермота.
— Кажется, я вспомнила, — сказала она ему, откашлявшись, — то, что вы просили меня вспомнить.
— Я должен вам объяснить. И еще извиниться.
— Нет, — сказала Ева. — Нет, нет, нет! Теперь я понимаю, почему мой сегодняшний рассказ причинил мне столько неприятностей.
— Только не обрывайте вы меня, дайте спросить! — возмутилась Дженис. — Лично я ничего не понимаю. Какая же тут отгадка?
— Отгадка, — ответил Дермот, — имя убийцы.
— Ах, — пробормотал мосье Горон. Ева разглядывала императорскую табакерку, переливающуюся всеми красками на столе рядом с рукою Дермота.
— Девять дней меня преследовал кошмар, — сказала она. — Коричневые перчатки. Я ни о чем другом думать не могла. И вдруг оказывается, в них был всего лишь Тоби.
— Спасибо, — процедил сквозь зубы упомянутый джентльмен.
— Я без издевки. Я серьезно. Когда на чем-то так сосредоточишься, о других вещах забываешь, и, бывает, за что-то ручаешься головой, и совершенно напрасно. Думаешь, что это точно, что это правда, а оказывается — ничего подобного. И лишь в минуты крайней усталости, когда отключается сознание, вдруг вспоминаешь правду.
Голос Елены Лоуз поднялся до пронзительных нот.
— Ну, милая, — крикнула она, — все это очень психологично и по Фрейду, или как там еще, но все же объясните нам, бога ради, о чем вы толкуете?
— О табакерке, — ответила Ева.
— При чем она тут?
— Убийца разбил ее. Полиция сразу же собрала осколки и склеила. Знаете, я ведь в первый раз в жизни ее сейчас увидела.
— Но!… — начала Дженис в явном замешательстве.
— А вы посмотрите на табакерку, — предложил Дермот Кинрос. — Она небольшая. Два дюйма с четвертью в диаметре, согласно записи сэра Мориса. И на что она похожа, даже когда смотришь на нее вблизи? Она по форме в точности как часы. И действительно, когда сэр Морис показал ее своим, все подумали, что это часы. Верно?
— Да, — подтвердил дядя Бен, — но…
— Она ведь совершенно не похожа на табакерку?
— Не похожа.
— До убийства никто ее ни разу не показывал и не описывал Еве Нил?
— Видимо, никто.
— Тогда как же она могла на расстоянии пятидесяти футов определить, что это табакерка?
Ева зажмурилась. Мосье Горон и следователь переглянулись.
— Вот и вся отгадка, — продолжал Дермот. — И еще сила внушения.
— Сила внушения? — взвизгнула Елена.
— Убийца был очень умный человек. Он составил умнейший план убийства сэра Мориса Лоуза с Евой Нил в качестве второй жертвы, план, обеспечивающий ему железное алиби. И ему чуть было не удалось выйти сухим из воды. Хотите знать, кто этот убийца?
Дермот соскользнул с края стола. Он подошел к двери в холл и распахнул ее под пронзительным лучом маяка.
— Он настолько эгоцентричен, что, несмотря на все наши протесты, настоял на том, чтобы явиться сюда и лично дать показания. Входите, друг мой. Милости просим.
В мертвенно-белом луче все отчетливо увидели совершенно белое лицо Неда Этвуда.
Глава 20
— Ничего не понимаю!
— Не понимаете? Ну так послушайте. Сразу же после разговора с ней, в час ночи, вы поднялись к отцу и нашли его мертвым?
— Да.
— Стало быть, если она его убила, то еще до часа? В час, сделав свое дело, она уже у себя и беседует с вами, так?
— Да.
— Она сделала свое дело и к часу вернулась домой. Зачем же она опять вышла из дому и в полвторого вернулась вся в крови?
Тоби открыл и сразу же закрыл рот.
— Что-то не сходится, знаете ли, — заметил Дермот с обманчивой мягкостью.
— Уж одно из двух. Вся эта картина, нарисованная Иветой, — ах, преступница, в половине второго, отпирающая входную дверь, крадущаяся домой, «ужасно растрепанная» и поскорей, поскорей смывающая с себя кровь, — нет, знаете ли, хорошенького понемножку. Не намекаете же вы на то, что, убив сэра Мориса Лоуза, она через полчаса с лишним совершила еще одно убийство? Ибо, вернувшись домой после смерти первой жертвы, она, вероятно, уж привела бы себя в порядок, прежде чем снова выходить из дому?
Дермот, сложа руки, небрежно сидел на краю стола.
— Вы согласны со мной, мосье Вотур? — спросил он. Елена Лоуз стряхнула с плеча удерживающую руку брата.
— Не понимаю я этих ваших тонкостей. Меня мой сын интересует, и больше ничего.
— Ну нет, — вдруг вмешалась Дженис. — Если Тоби путался с той девицей на рю де ла Арп и сделал то, в чем сам сейчас признался, так, по-моему, мы ужасно обошлись с Евой.
— Успокойся, Дженис. Ты же сама говоришь: если он это сделал…
— Мама, но он признался!
— Так уж, наверное, у него были причины! При всем моем уважении к Еве, — и я от души желаю ей выпутаться из этой истории, — меня больше беспокоит другое. Доктор Кинрос, Тоби говорит правду?
— О да, — сказал Дермот.
— Он не убивал бедного Мориса?
— Конечно, нет.
— Но кто-то убил, — заметил дядя Бен. Глаза у дяди Бена забегали.
— Да. Кто-то убил, — согласился Дермот. — Мы к этому подходим.
Во время всей сцены единственным лицом, не сказавшим ни слова, была сама Ева. Луч маяка отбрасывал на стены искаженные тени, движущиеся как в театре теней, а Ева пристально разглядывала носки своих туфель. Лишь в одном месте рассказа, как бы что-то припомнив, она сжала ручки кресла. Под глазами у нее были темные круги, а на нижней губе белая отметина от зубов. Погруженная в себя, она качала головой. Наконец она подняла глаза и встретилась со взглядом Дермота.
— Кажется, я вспомнила, — сказала она ему, откашлявшись, — то, что вы просили меня вспомнить.
— Я должен вам объяснить. И еще извиниться.
— Нет, — сказала Ева. — Нет, нет, нет! Теперь я понимаю, почему мой сегодняшний рассказ причинил мне столько неприятностей.
— Только не обрывайте вы меня, дайте спросить! — возмутилась Дженис. — Лично я ничего не понимаю. Какая же тут отгадка?
— Отгадка, — ответил Дермот, — имя убийцы.
— Ах, — пробормотал мосье Горон. Ева разглядывала императорскую табакерку, переливающуюся всеми красками на столе рядом с рукою Дермота.
— Девять дней меня преследовал кошмар, — сказала она. — Коричневые перчатки. Я ни о чем другом думать не могла. И вдруг оказывается, в них был всего лишь Тоби.
— Спасибо, — процедил сквозь зубы упомянутый джентльмен.
— Я без издевки. Я серьезно. Когда на чем-то так сосредоточишься, о других вещах забываешь, и, бывает, за что-то ручаешься головой, и совершенно напрасно. Думаешь, что это точно, что это правда, а оказывается — ничего подобного. И лишь в минуты крайней усталости, когда отключается сознание, вдруг вспоминаешь правду.
Голос Елены Лоуз поднялся до пронзительных нот.
— Ну, милая, — крикнула она, — все это очень психологично и по Фрейду, или как там еще, но все же объясните нам, бога ради, о чем вы толкуете?
— О табакерке, — ответила Ева.
— При чем она тут?
— Убийца разбил ее. Полиция сразу же собрала осколки и склеила. Знаете, я ведь в первый раз в жизни ее сейчас увидела.
— Но!… — начала Дженис в явном замешательстве.
— А вы посмотрите на табакерку, — предложил Дермот Кинрос. — Она небольшая. Два дюйма с четвертью в диаметре, согласно записи сэра Мориса. И на что она похожа, даже когда смотришь на нее вблизи? Она по форме в точности как часы. И действительно, когда сэр Морис показал ее своим, все подумали, что это часы. Верно?
— Да, — подтвердил дядя Бен, — но…
— Она ведь совершенно не похожа на табакерку?
— Не похожа.
— До убийства никто ее ни разу не показывал и не описывал Еве Нил?
— Видимо, никто.
— Тогда как же она могла на расстоянии пятидесяти футов определить, что это табакерка?
Ева зажмурилась. Мосье Горон и следователь переглянулись.
— Вот и вся отгадка, — продолжал Дермот. — И еще сила внушения.
— Сила внушения? — взвизгнула Елена.
— Убийца был очень умный человек. Он составил умнейший план убийства сэра Мориса Лоуза с Евой Нил в качестве второй жертвы, план, обеспечивающий ему железное алиби. И ему чуть было не удалось выйти сухим из воды. Хотите знать, кто этот убийца?
Дермот соскользнул с края стола. Он подошел к двери в холл и распахнул ее под пронзительным лучом маяка.
— Он настолько эгоцентричен, что, несмотря на все наши протесты, настоял на том, чтобы явиться сюда и лично дать показания. Входите, друг мой. Милости просим.
В мертвенно-белом луче все отчетливо увидели совершенно белое лицо Неда Этвуда.
Глава 20
Погожим днем ровно через неделю, уже под вечер, Дженис Лоуз высказывала свою точку зрения.
— Значит, безупречный свидетель убийства, на чьих устах лежала печать молчания, так как он не мог компрометировать даму, — сказала Дженис, — и есть убийца? Это что-то новенькое, правда?
— Нед Этвуд сам так думал, — согласился Дермот. — Он взял дело лорда Уильяма Рассела 1840 года и вывернул его наизнанку. Цель его, как я уже вам говорил, была обеспечить себе алиби в убийстве сэра Мориса. Ева должна была стать и его алиби, и свидетельницей, тем более надежной, — понимаете? — что она рассматривалась бы как свидетельница недоброжелательная.
Еву передернуло. А Дермот продолжал:
— Я потом еще объясню вам его исходный план. Но, конечно, он не мог предвидеть, что Тоби Лоуз в коричневых перчатках вдруг вляпается в это дело, обеспечив ему и свидетеля и жертву. Увидя его, Этвуд, наверное, просто глазам своим не поверил и чуть не закричал от радости. С другой стороны, он не мог предвидеть, что свалится с лестницы и у него будет сотрясение мозга, — что, в конце концов, и загубило весь план. Всех случайностей не предусмотришь.
— Дальше, — вмешалась Ева. — Все расскажите. Все, все.
Все почувствовали напряжение. Ева, Дермот, Дженис и дядя Бен сидели после чая в саду позади виллы Мирамар, в тени высоких стен и каштанов. Чай пили под деревом, листву которого уже чуть тронула желтизна. «Осень, осень, — думал Дермот Кинрос, — а завтра мне возвращаться в Лондон».
— Да, — сказал он. — Я и сам хочу вам все рассказать. Всю эту неделю Вотур, Горон и я докапывались до сути.
Глядя в тревожное лицо Евы, он клял в душе то, что ему предстояло рассказать.
— Вы молчали, как могила, — буркнул дядя Бен. И, не сразу овладев голосом, выпалил: — Одного не пойму: зачем ему было убивать Мориса?
— И я не пойму, — сказала Ева. — Зачем? Он ведь его даже не знал, правда?
— Думал, что не знает.
— Что значит — думал?
Дермот, положив ногу на ногу, откинулся в плетеном кресле. Когда он зажигал сигарету, на лице его из-за гневной сосредоточенности пролегли складки глубже обычных. Но, улыбаясь Еве, он постарался привести свое лицо в порядок.
— Я хочу, чтоб вы припомнили кое-что из того, что нам удалось выяснить. В прежние дни, когда вы еще были женой Этвуда, — он заметил, что ее покоробило, — вы ведь не были знакомы с Лоузами, верно?
— Не были.
— Но вы не раз обращали внимание на отца семейства?
— Да, верно.
— И каждый раз, видя вас с Этвудом, он пристально, как бы в недоумении, разглядывал вас обоих? Так вот. Он пытался вспомнить, где он уже видел Неда Этвуда.
Ева выпрямилась в кресле. Внезапное предчувствие, нежданная догадка мелькнула у нее в голове. Но для Дермота сейчас догадки были пройденный этап.
— И как-то, — продолжал он, — когда вы стали уже невестой Тоби Лоуза, сэр Морис принялся осторожно расспрашивать вас про Этвуда; но он запинался, кашлял, странно на вас поглядывал и вдруг оставил свои расспросы. Помните? Ну вот. А вы — вы были замужем за Этвудом. Но что вы о нем знаете? Что вам удалось о нем узнать — о его прежней жизни, семье и вообще?
Ева облизала губы.
— Ничего! Как странно, именно этим я попрекнула его в ночь… в ночь убийства.
Дермот перевел взгляд на Дженис, которая тоже открыла рот, пораженная внезапным предположением.
— Вы говорили мне, милая девушка, что у вашего отца была плохая память на лица. Но вдруг что-то подталкивало его память, и тогда он обычно вспоминал, где кого видел. Во время своей работы по тюрьмам он перевидал множество лиц. Вряд ли мы узнаем, когда именно он вспомнил, где он видел Этвуда. Но он определенно вспомнил, что «Этвуд» — самый настоящий преступник, сбежавший из Уондсвортской тюрьмы, где отбывал пятилетний срок за двоеженство.
— Двоеженство? — вскрикнула Ева.
Но спорить она не стала. Перед ее мысленным взором Нед Этвуд прошел по росистой траве с той же отчетливостью, как если б она воочию увидела его ухмылку.
— Типичный Патрик Мэхон [12], — продолжал Дермот. — Невероятный успех у женщин. Слоняется по континенту, подальше от Англии. Деньги кое-как зарабатывает разными сделками, а то и занимает у… — Дермот запнулся. — Как видите, события постепенно вырисовываются. Вы с Этвудом развелись. Верней, по закону вы никогда и не были женаты. И фамилия его вовсе не Этвуд. Загляните-ка в его досье. После так называемого развода Этвуд отправился в Соединенные Штаты. Он говорил, что еще вернет вас, и действительно, собирался. Но тем временем вы стали невестой Тоби Лоуза. Сэр Морис был очень доволен. Он был просто в восторге. Он хотел, чтобы ничто, ничто не помешало этому браку. Я надеюсь, Дженис и мистер Филлипс поймут меня, когда я скажу, что главное его соображение…
Все помолчали.
— Да, — сказал дядя Бен, жуя трубку. И свирепо добавил: — Лично я всегда был за Еву.
Дженис посмотрела на Еву.
— Я жутко с вами обошлась, — выпалила она. — Я же и подумать не могла, что наш Тоби такая эгоистичная свинья. Да, хоть он мне и родной брат, а все равно он свинья. Но насчет вас я в общем-то никогда не думала…
— Даже тогда, — улыбнулся Дермот, — когда вы интересовались, не сидела ли она в тюрьме?
Дженис показала ему язык.
— Но вы дали нам ключ, — продолжал Дермот. — Собственно говоря, вы открыли нам все, рассказав свою притчу о некоем Финистере или Макконклине. Вы только послушайте. История повторяется. Не ваша вина, если вы что неверно перетолковали. Дальше. Я думаю, все прекрасно знали (так ведь?), что Нед Этвуд вернулся в Ла Банделетту и объявился в «Замке».
Сэр Морис пошел погулять перед ужином. Куда он пошел? В бар «Замка». И кто же, как мы давно знали, был в этом баре? Нед Этвуд, который во всеуслышание хвалился, что вернет жену, даже если придется кое-что о ней порассказать.
Помните, Дженис, вы даже предположили, что отец ваш виделся с Этвудом и разговаривал с ним? Так и было. Ваш отец сказал ему: «Прошу вас, сэр, выйдемте на два слова». Этвуд не знал, какой будет разговор. Он вышел. И тут он обнаружил — уж легко себе представить, какое его охватило бешенство, — что старый джентльмен прекрасно в курсе его дел.
Они пошли в зоологический сад. Сэр Морис, весь дрожа, сказал ему точно то же, что когда-то говорил Финистеру. Помните?
Дженис кивнула.
— "Даю вам двадцать четыре часа на то, чтоб убраться, — процитировала она. — По истечении же срока все сведения о вас и о вашей новой жизни — где вас можно найти, ваше новое имя, словом, все — будут переданы в Скотленд-Ярд".
Дермот, слушавший ее, напряженно вытянув шею, теперь снова откинулся на спинку плетеного кресла.
— Это было как гром с ясного неба. Теперь Этвуду не заполучить жену, а он себя убедил, что непременно вернет ее. И — прощай приятная жизнь. Впереди — опять тюрьма. Если вы можете представить себе, как он метался среди клеток диких зверей, то можете приблизительно представить себе и то, что творилось в его душе. Ни с того ни с сего кошмарная несправедливость, его, его — обратно в тюрьму.
Если только…
Он не знал сэра Мориса Лоуза, в смысле — не был с ним знаком, но он был очень хорошо осведомлен о порядках на вилле «Привет». Не забудьте, он не один год тут прожил.
Он не раз видел, как сэр Морис засиживался допоздна у себя в кабинете, когда остальные члены семьи уже ложились спать. Он не раз заглядывал в его кабинет из окна через дорогу, как и сама Ева. Он знал планировку кабинета, потому что в жаркую погоду старик не задергивал шторы. Он знал, где сидит сэр Морис, где дверь, где каминные приборы. И — редкая удача — у него был ключ от Евиного дома, который — помните? — подходит и к двери виллы «Привет».
Бенджамин Филлипс задумчиво почесал лоб трубкой.
— Ну да. Вот вам и все улики, правда?
— Безусловно. — Дермот запнулся. — Дальше вам вряд ли приятно будет слушать. Вы настаиваете?
— Говорите! — крикнула Ева.
— Уж если он решил действовать, так ему надо было навеки заткнуть сэру Морису рот. Он справедливо рассудил, что сэр Морис решил подождать, покуда он не уберется из города, и никому еще ничего не сказал. Но, тем не менее, следовало на всякий случай обеспечить себя безупречным алиби. Проходя по саду, он с помощью ума и самомнения за десять минут составил план такого алиби. Вы уже сами, очевидно, догадываетесь о том, какой это был план.
Он знал привычки всех членов семьи. Он шатался по рю дез Анж, когда вы все вернулись из театра. Ева пошла к себе, вы все — к себе. Он терпеливо выждал, пока вы легли спать, пока не погас свет во всех окнах, кроме двух незанавешенных окон кабинета. Открытые окна были ему даже на руку. Это входило в его план.
Дженис, хоть у нее даже губы побелели, все же не удержалась от вопроса:
— А вдруг бы его увидели из какого-нибудь дома напротив?
— Из какого именно? — спросил Дермот.
— Поняла, — сказала Ева. — У меня шторы всегда задернуты. А на остальных виллах сейчас, в конце сезона, уже не живут.
— Да, — согласился Дермот. — Это мне Горон сказал. Но вернемся к изобретательному мистеру Этвуду. Он приготовился действовать. Он открыл своим ключом дверь дома сэра Мориса…
— Когда?
— Примерно без двадцати час.
Сигарета Дермота выгорела до окурка. Он бросил его на землю и растоптал.
— Я думаю, что он захватил с собой какое-то оружие, бесшумное оружие, на случай, если среди каминных приборов не окажется кочерги. Но напрасно он беспокоился. Кочерга висела на месте. Из того, что он говорил Еве, мы знаем, что ему было известно о глухоте сэра Мориса. Он отворил дверь, схватил кочергу и сзади подошел к своей жертве. Старик был поглощен изучением своего сокровища. На блокноте, лежавшем на столе, крупным каллиграфическим шрифтом было выведено: «Табакерка в виде часов». Убийца поднял руку и ударил. Ударив раз, он озверел. — Ева, знавшая Неда Этвуда, представила себе эту картину. — Один из ударов, возможно, случайно, но скорее рассчитано, пришелся по дорогой безделушке. Этвуд, видимо, поинтересовался, что же он такое разбил. На него с перепачканной страницы блокнота глядели крупные буквы первого слова «табакерка». Как мы увидим, слово это запало ему в голову. А теперь перейдем к самому главному.
Дермот обернулся к Еве.
— Какой на Этвуде был костюм?
— Такой… темный, с ворсом. Не знаю, как называется материал.
— Так, — согласился Дермот. — Ну вот. Когда он разбил табакерку, крошечный осколок отлетел и прилип к его костюму. Он ничего не заметил. А потом злополучным образом этот осколок запутался в ваших кружевах, когда он обнимал вас во время эпизода в спальне. Вы тоже ничего не заметили. Вы знать не знали ни о каком осколке и готовы были поклясться, что кто-то вам его подсунул. Но в действительности все куда проще.
— Ну, вот и все, — он посмотрел на Дженис и дядю Бена. — Надеюсь, зловещий осколок агата уже не представляется вам таким зловещим и загадочным?
Но я забегаю вперед. Я вам рассказываю все так, как это теперь выяснилось, а не так, как случай представился мне с самого начала. Когда Горон изложил мне суть дела, я решил, что скорей всего убийца — кто-то из Лоузов. Не обижайтесь на меня; вы ведь и сами так думали.
Меня смутили кое-какие подробности уже в первом, очень кратком рассказе Евы Горону в тот первый вечер на вилле «Привет». Но только совсем недавно, когда Ева снова рассказала мне все подробно за омлетом у папаши Руссе, у меня будто пелена спала с глаз, смутная догадка стала уверенностью, и я сообразил, что мы ищем преступника не там, где надо. Теперь и вы уж все поняли.
Ева вздрогнула.
— Да, — согласилась она. — Еще бы не понять.
— Чтобы и остальным стало ясно, давайте восстановим картину. Этвуд явился к вам в без четверти час, открыв дверь с помощью неоценимого ключа…
— Глаза у него были стеклянные, — крикнула Ева. — Я еще подумала, что он напился. И вообще он был какой-то странный, чуть не плакал. Я никогда не видела Неда таким. Но нет, он не был пьян.
— Нет, — сказал Дермот. — Он просто только что убил человека. Убить человека, преднамеренно убить — это не так-то легко даже для Неда. Он ушел с виллы «Привет», проскользнул на бульвар Казино, послонялся там минуту-другую, а потом вернулся к вилле напротив так, словно только что вошел на рю дез Анж. Он приготовился обеспечить себе алиби.
Но я опять забегаю вперед. Вспомним лишь, как все происходило. Он ворвался к вам. Навел разговор на Лоузов и на старика, который сидит в доме через дорогу. Наконец, доведя вас до совершеннейшей истерики, он отдернул штору и выглянул в окно. Вы погасили свет. Так! Повторите мне дословно, что говорили вы оба в течение следующих минут.
Ева зажмурилась.
— Я сказала: «Сэр Морис еще не лег? Да?» Нед сказал: «Да, он еще не лег. Но ему не до нас. Он рассматривает в лупу какую-то табакерку. Постой!» Я сказала: «Ну что там такое?» Нед сказал: «С ним еще кто-то, но мне его плохо видно». Я сказала: «Наверное, Тоби. Нед Этвуд, отойдешь ты от окна или нет?»
Глубоко вздохнув, мучительно ясно вспомнив ту безветренную ночь и духоту спальни, Ева открыла глаза.
— Вот и все, — сказала она.
— Но сами-то вы, — настаивал Дермот, — сами-то вы смотрели в окно?
— Нет.
— Нет. Вы поверили ему на слово. — Дермот повернулся к остальным. — Самое поразительное, просто ошеломляющее — это заявление Неда о том, что он увидел. Если он что и мог разглядеть на расстоянии пятидесяти футов, то только что-то маленькое, похожее на часы. А он выкладывает без запинки, что видит табакерку. Да, тут-то наш умник себя и выдал. Он не мог знать, что это табакерка. Верней, осведомленность его могла иметь лишь единственное и весьма мрачное объяснение.
Но заметьте, что он делает дальше!
Он тут же начинает убеждать Еву, будто и она сама смотрела в окно, будто она видела сэра Мориса живым и здоровым, с лупой в руке, а рядом с ним якобы притаилась некая зловещая тень.
Этвуд прибег к внушению. Тут вы не можете со мной не согласиться, если Ева расскажет вам все, как рассказывала мне. Он без конца повторяет: «Помнишь, что мы видели?» А она исключительно внушаема, как говорил ей однажды какой-то психолог и как я сам успел заметить. Нервы у нее расшатаны; она что угодно готова увидеть. Ну и вот, внушив ей, будто она видела живого сэра Мориса, Нед отдергивает штору и демонстрирует ей мертвеца.
Тут-то я и сообразил, вся игра сводилась к тому, чтобы убедить Еву в том, что она видела то, чего она не видела, — то есть что она видела живого сэра Мориса, когда Нед был уже у нее.
Этвуд совершил убийство. И он составил план. И если б не одно «но», план бы ему удался. Он убедил Еву, и она искренне поверила, что видела живого сэра Мориса в кабинете, в той же самой позе, в какой видела его уже столько раз. Так она сразу же и сказала Горону тогда, в моем присутствии. И будь табакерка табакеркой обычного вида, умный мистер Этвуд вышел бы сухим из воды.
Дермот задумался, опершись локтем на ручку кресла и подпирая кулаком подбородок.
— Доктор Кинрос, — мягко заметила Дженис, — это очень умно.
— Умно? Еще бы! Малый, видимо, знал историю преступлений. Он так ловко притянул дело лорда Уильяма Рассела, что любой…
— Да нет. Я имею в виду, как вы это все раскопали.
Дермот засмеялся. Он не очень-то был склонен гордиться самим собой и засмеялся так горько, будто только что проглотил горькую пилюлю.
— Ах это! Да тут любой бы догадался. Бывают женщины, словно специально уготованные в жертву негодяям. Но теперь вам ясны все подводные течения и все, что сбивало нас с толку. Тоби Лоуз в коричневых перчатках несколько спутал картину. Для Этвуда он был просто манной небесной. Если Ева верно передала мне его реакцию — он был изумлен и восхищен. Тоби добавил ко всему последний достоверный штрих, и Этвуду уже нечего было бояться.
Теперь понимаете, чем должна бы кончиться вся игра? Он совершенно не собирался фигурировать в деле. Он хотел смыться. В глазах людей ничто не связывало его с сэром Морисом. Но все же в случае чего — у него было алиби — в любой момент можно было пустить в ход показания, как он думал, зависимой от него женщины. И особенная убедительность этих показаний заключалась бы в том, что, давая их, свидетельнице пришлось бы выдать кое-какие компрометирующие ее обстоятельства.
Вот почему после обморока в отеле он рассказал о том, что его «сбила машина». Он вообще не собирался затрагивать волнующую его тему. И он ни минуты не думал, что серьезно расшибся.
Но это сорвало весь план. Сначала он упал и получил сотрясение мозга. Потом вмешалась мстительная Ивета и повела собственную игру. Этвуд, конечно, вовсе не думал, что подозрение падет на Еву. Он меньше всего мог этого ожидать. Он лежал без сознания, но пришел бы в ужас, если б узнал, что происходило тем временем.
— Значит, правда Ивета, — перебила Дженис, — захлопнула тогда дверь у Евы перед носом?
— О да. Относительно Иветы можно только догадываться. Она норманнская крестьянка; она молчит; Вотур не может добиться от нее ни слова. Скорей всего она ничего не знала об убийстве, когда захлопнула дверь. Она знала, что у Евы в спальне Этвуд. И она стремилась довести дело до скандала, чтоб ваш благочестивый братец расторг помолвку.
Но Ивета, повторяю, норманнская крестьянка. Когда, к своему удивлению, она увидела, что Еву Нил заподозрили в убийстве, она не растерялась. Она рьяно помогала обвинению. Она решила выжать из этой ситуации все, что только можно. Так еще проще разрушить помолвку. Права Ева или виновата — ее не касалось; ей важно было выдать свою сестричку Прю за Тоби.
Началась полная неразбериха, и так шло до той ночи, когда я увидел в цветочной лавке два ожерелья и услышал подробный рассказ Евы, из которого стало ясно, кто убийца. Догадавшись, нетрудно было проследить все сначала. Нетрудно было согласовать улики.
Оставался вопрос: что побудило Этвуда к убийству? На ответ, разумеется, наталкивала тюремная работа сэра Мориса, описанная его женой и дочерью, и особенно история про Финистера. Но как доказать эту гипотезу? Очень просто! Если Этвудом когда-то уже интересовалась полиция, если он когда-то уже совершил преступление, отпечатки его пальцев должны храниться в Скотленд-Ярде.
Дядя Бен присвистнул.
— Ох! Ах! — пробормотал он. — Надо же! Значит, ваша прогулочка на самолете в Лондон…
— Пока я это не выяснил, нельзя было действовать дальше. Зайдя к Этвуду в гостиницу, я незаметно взял его отпечатки пальцев, прижав к ним свои часы, когда щупал ему пульс. Все вышло очень естественно. Ну вот! А в Скотленд-Ярде, конечно, отыскался дубликат этих отпечатков. Тем временем…
— Опять началась неразбериха, — вставила Ева и нервно расхохоталась.
— Да, вас арестовали, — сказал Дермот. Его лицо омрачилось. — Не понимаю, что тут смешного.
Он повернулся к остальным.
— Когда она мне все подробно рассказывала, она была настолько измучена, что за нее говорило ее подсознание — над которым мы так любим потешаться — и без ее ведома выдало правду. Она вовсе не смотрела в окно и не видела живого сэра Мориса, о чем легче легкого было догадаться с ее же слов. Никакой табакерки она никогда не видела. Это только внушил ей Этвуд.
Я не стал ни до чего докапываться. Меня вполне устраивало то, что она говорила. Ее рассказ черным по белому доказывал виновность Этвуда. Я сказал ей, чтобы она повторила свою историю Горону слово в слово, как мне. Я рассчитал, что все это занесут в протокол, а у меня уже будут данные, подтверждающие мотивы Этвуда, и можно будет действовать дальше. Но я все-таки недооценил ее внушаемость, либо галльскую энергию Вотура и Горона. Она передала им версию Этвуда, но не передала сцену дословно.
— Они… они освещали меня лучом, дергались как марионетки, — защищалась Ева. — Просто невыносимо! А вас рядом не было, ну и никто не оказал мне моральной поддержки…
— Значит, безупречный свидетель убийства, на чьих устах лежала печать молчания, так как он не мог компрометировать даму, — сказала Дженис, — и есть убийца? Это что-то новенькое, правда?
— Нед Этвуд сам так думал, — согласился Дермот. — Он взял дело лорда Уильяма Рассела 1840 года и вывернул его наизнанку. Цель его, как я уже вам говорил, была обеспечить себе алиби в убийстве сэра Мориса. Ева должна была стать и его алиби, и свидетельницей, тем более надежной, — понимаете? — что она рассматривалась бы как свидетельница недоброжелательная.
Еву передернуло. А Дермот продолжал:
— Я потом еще объясню вам его исходный план. Но, конечно, он не мог предвидеть, что Тоби Лоуз в коричневых перчатках вдруг вляпается в это дело, обеспечив ему и свидетеля и жертву. Увидя его, Этвуд, наверное, просто глазам своим не поверил и чуть не закричал от радости. С другой стороны, он не мог предвидеть, что свалится с лестницы и у него будет сотрясение мозга, — что, в конце концов, и загубило весь план. Всех случайностей не предусмотришь.
— Дальше, — вмешалась Ева. — Все расскажите. Все, все.
Все почувствовали напряжение. Ева, Дермот, Дженис и дядя Бен сидели после чая в саду позади виллы Мирамар, в тени высоких стен и каштанов. Чай пили под деревом, листву которого уже чуть тронула желтизна. «Осень, осень, — думал Дермот Кинрос, — а завтра мне возвращаться в Лондон».
— Да, — сказал он. — Я и сам хочу вам все рассказать. Всю эту неделю Вотур, Горон и я докапывались до сути.
Глядя в тревожное лицо Евы, он клял в душе то, что ему предстояло рассказать.
— Вы молчали, как могила, — буркнул дядя Бен. И, не сразу овладев голосом, выпалил: — Одного не пойму: зачем ему было убивать Мориса?
— И я не пойму, — сказала Ева. — Зачем? Он ведь его даже не знал, правда?
— Думал, что не знает.
— Что значит — думал?
Дермот, положив ногу на ногу, откинулся в плетеном кресле. Когда он зажигал сигарету, на лице его из-за гневной сосредоточенности пролегли складки глубже обычных. Но, улыбаясь Еве, он постарался привести свое лицо в порядок.
— Я хочу, чтоб вы припомнили кое-что из того, что нам удалось выяснить. В прежние дни, когда вы еще были женой Этвуда, — он заметил, что ее покоробило, — вы ведь не были знакомы с Лоузами, верно?
— Не были.
— Но вы не раз обращали внимание на отца семейства?
— Да, верно.
— И каждый раз, видя вас с Этвудом, он пристально, как бы в недоумении, разглядывал вас обоих? Так вот. Он пытался вспомнить, где он уже видел Неда Этвуда.
Ева выпрямилась в кресле. Внезапное предчувствие, нежданная догадка мелькнула у нее в голове. Но для Дермота сейчас догадки были пройденный этап.
— И как-то, — продолжал он, — когда вы стали уже невестой Тоби Лоуза, сэр Морис принялся осторожно расспрашивать вас про Этвуда; но он запинался, кашлял, странно на вас поглядывал и вдруг оставил свои расспросы. Помните? Ну вот. А вы — вы были замужем за Этвудом. Но что вы о нем знаете? Что вам удалось о нем узнать — о его прежней жизни, семье и вообще?
Ева облизала губы.
— Ничего! Как странно, именно этим я попрекнула его в ночь… в ночь убийства.
Дермот перевел взгляд на Дженис, которая тоже открыла рот, пораженная внезапным предположением.
— Вы говорили мне, милая девушка, что у вашего отца была плохая память на лица. Но вдруг что-то подталкивало его память, и тогда он обычно вспоминал, где кого видел. Во время своей работы по тюрьмам он перевидал множество лиц. Вряд ли мы узнаем, когда именно он вспомнил, где он видел Этвуда. Но он определенно вспомнил, что «Этвуд» — самый настоящий преступник, сбежавший из Уондсвортской тюрьмы, где отбывал пятилетний срок за двоеженство.
— Двоеженство? — вскрикнула Ева.
Но спорить она не стала. Перед ее мысленным взором Нед Этвуд прошел по росистой траве с той же отчетливостью, как если б она воочию увидела его ухмылку.
— Типичный Патрик Мэхон [12], — продолжал Дермот. — Невероятный успех у женщин. Слоняется по континенту, подальше от Англии. Деньги кое-как зарабатывает разными сделками, а то и занимает у… — Дермот запнулся. — Как видите, события постепенно вырисовываются. Вы с Этвудом развелись. Верней, по закону вы никогда и не были женаты. И фамилия его вовсе не Этвуд. Загляните-ка в его досье. После так называемого развода Этвуд отправился в Соединенные Штаты. Он говорил, что еще вернет вас, и действительно, собирался. Но тем временем вы стали невестой Тоби Лоуза. Сэр Морис был очень доволен. Он был просто в восторге. Он хотел, чтобы ничто, ничто не помешало этому браку. Я надеюсь, Дженис и мистер Филлипс поймут меня, когда я скажу, что главное его соображение…
Все помолчали.
— Да, — сказал дядя Бен, жуя трубку. И свирепо добавил: — Лично я всегда был за Еву.
Дженис посмотрела на Еву.
— Я жутко с вами обошлась, — выпалила она. — Я же и подумать не могла, что наш Тоби такая эгоистичная свинья. Да, хоть он мне и родной брат, а все равно он свинья. Но насчет вас я в общем-то никогда не думала…
— Даже тогда, — улыбнулся Дермот, — когда вы интересовались, не сидела ли она в тюрьме?
Дженис показала ему язык.
— Но вы дали нам ключ, — продолжал Дермот. — Собственно говоря, вы открыли нам все, рассказав свою притчу о некоем Финистере или Макконклине. Вы только послушайте. История повторяется. Не ваша вина, если вы что неверно перетолковали. Дальше. Я думаю, все прекрасно знали (так ведь?), что Нед Этвуд вернулся в Ла Банделетту и объявился в «Замке».
Сэр Морис пошел погулять перед ужином. Куда он пошел? В бар «Замка». И кто же, как мы давно знали, был в этом баре? Нед Этвуд, который во всеуслышание хвалился, что вернет жену, даже если придется кое-что о ней порассказать.
Помните, Дженис, вы даже предположили, что отец ваш виделся с Этвудом и разговаривал с ним? Так и было. Ваш отец сказал ему: «Прошу вас, сэр, выйдемте на два слова». Этвуд не знал, какой будет разговор. Он вышел. И тут он обнаружил — уж легко себе представить, какое его охватило бешенство, — что старый джентльмен прекрасно в курсе его дел.
Они пошли в зоологический сад. Сэр Морис, весь дрожа, сказал ему точно то же, что когда-то говорил Финистеру. Помните?
Дженис кивнула.
— "Даю вам двадцать четыре часа на то, чтоб убраться, — процитировала она. — По истечении же срока все сведения о вас и о вашей новой жизни — где вас можно найти, ваше новое имя, словом, все — будут переданы в Скотленд-Ярд".
Дермот, слушавший ее, напряженно вытянув шею, теперь снова откинулся на спинку плетеного кресла.
— Это было как гром с ясного неба. Теперь Этвуду не заполучить жену, а он себя убедил, что непременно вернет ее. И — прощай приятная жизнь. Впереди — опять тюрьма. Если вы можете представить себе, как он метался среди клеток диких зверей, то можете приблизительно представить себе и то, что творилось в его душе. Ни с того ни с сего кошмарная несправедливость, его, его — обратно в тюрьму.
Если только…
Он не знал сэра Мориса Лоуза, в смысле — не был с ним знаком, но он был очень хорошо осведомлен о порядках на вилле «Привет». Не забудьте, он не один год тут прожил.
Он не раз видел, как сэр Морис засиживался допоздна у себя в кабинете, когда остальные члены семьи уже ложились спать. Он не раз заглядывал в его кабинет из окна через дорогу, как и сама Ева. Он знал планировку кабинета, потому что в жаркую погоду старик не задергивал шторы. Он знал, где сидит сэр Морис, где дверь, где каминные приборы. И — редкая удача — у него был ключ от Евиного дома, который — помните? — подходит и к двери виллы «Привет».
Бенджамин Филлипс задумчиво почесал лоб трубкой.
— Ну да. Вот вам и все улики, правда?
— Безусловно. — Дермот запнулся. — Дальше вам вряд ли приятно будет слушать. Вы настаиваете?
— Говорите! — крикнула Ева.
— Уж если он решил действовать, так ему надо было навеки заткнуть сэру Морису рот. Он справедливо рассудил, что сэр Морис решил подождать, покуда он не уберется из города, и никому еще ничего не сказал. Но, тем не менее, следовало на всякий случай обеспечить себя безупречным алиби. Проходя по саду, он с помощью ума и самомнения за десять минут составил план такого алиби. Вы уже сами, очевидно, догадываетесь о том, какой это был план.
Он знал привычки всех членов семьи. Он шатался по рю дез Анж, когда вы все вернулись из театра. Ева пошла к себе, вы все — к себе. Он терпеливо выждал, пока вы легли спать, пока не погас свет во всех окнах, кроме двух незанавешенных окон кабинета. Открытые окна были ему даже на руку. Это входило в его план.
Дженис, хоть у нее даже губы побелели, все же не удержалась от вопроса:
— А вдруг бы его увидели из какого-нибудь дома напротив?
— Из какого именно? — спросил Дермот.
— Поняла, — сказала Ева. — У меня шторы всегда задернуты. А на остальных виллах сейчас, в конце сезона, уже не живут.
— Да, — согласился Дермот. — Это мне Горон сказал. Но вернемся к изобретательному мистеру Этвуду. Он приготовился действовать. Он открыл своим ключом дверь дома сэра Мориса…
— Когда?
— Примерно без двадцати час.
Сигарета Дермота выгорела до окурка. Он бросил его на землю и растоптал.
— Я думаю, что он захватил с собой какое-то оружие, бесшумное оружие, на случай, если среди каминных приборов не окажется кочерги. Но напрасно он беспокоился. Кочерга висела на месте. Из того, что он говорил Еве, мы знаем, что ему было известно о глухоте сэра Мориса. Он отворил дверь, схватил кочергу и сзади подошел к своей жертве. Старик был поглощен изучением своего сокровища. На блокноте, лежавшем на столе, крупным каллиграфическим шрифтом было выведено: «Табакерка в виде часов». Убийца поднял руку и ударил. Ударив раз, он озверел. — Ева, знавшая Неда Этвуда, представила себе эту картину. — Один из ударов, возможно, случайно, но скорее рассчитано, пришелся по дорогой безделушке. Этвуд, видимо, поинтересовался, что же он такое разбил. На него с перепачканной страницы блокнота глядели крупные буквы первого слова «табакерка». Как мы увидим, слово это запало ему в голову. А теперь перейдем к самому главному.
Дермот обернулся к Еве.
— Какой на Этвуде был костюм?
— Такой… темный, с ворсом. Не знаю, как называется материал.
— Так, — согласился Дермот. — Ну вот. Когда он разбил табакерку, крошечный осколок отлетел и прилип к его костюму. Он ничего не заметил. А потом злополучным образом этот осколок запутался в ваших кружевах, когда он обнимал вас во время эпизода в спальне. Вы тоже ничего не заметили. Вы знать не знали ни о каком осколке и готовы были поклясться, что кто-то вам его подсунул. Но в действительности все куда проще.
— Ну, вот и все, — он посмотрел на Дженис и дядю Бена. — Надеюсь, зловещий осколок агата уже не представляется вам таким зловещим и загадочным?
Но я забегаю вперед. Я вам рассказываю все так, как это теперь выяснилось, а не так, как случай представился мне с самого начала. Когда Горон изложил мне суть дела, я решил, что скорей всего убийца — кто-то из Лоузов. Не обижайтесь на меня; вы ведь и сами так думали.
Меня смутили кое-какие подробности уже в первом, очень кратком рассказе Евы Горону в тот первый вечер на вилле «Привет». Но только совсем недавно, когда Ева снова рассказала мне все подробно за омлетом у папаши Руссе, у меня будто пелена спала с глаз, смутная догадка стала уверенностью, и я сообразил, что мы ищем преступника не там, где надо. Теперь и вы уж все поняли.
Ева вздрогнула.
— Да, — согласилась она. — Еще бы не понять.
— Чтобы и остальным стало ясно, давайте восстановим картину. Этвуд явился к вам в без четверти час, открыв дверь с помощью неоценимого ключа…
— Глаза у него были стеклянные, — крикнула Ева. — Я еще подумала, что он напился. И вообще он был какой-то странный, чуть не плакал. Я никогда не видела Неда таким. Но нет, он не был пьян.
— Нет, — сказал Дермот. — Он просто только что убил человека. Убить человека, преднамеренно убить — это не так-то легко даже для Неда. Он ушел с виллы «Привет», проскользнул на бульвар Казино, послонялся там минуту-другую, а потом вернулся к вилле напротив так, словно только что вошел на рю дез Анж. Он приготовился обеспечить себе алиби.
Но я опять забегаю вперед. Вспомним лишь, как все происходило. Он ворвался к вам. Навел разговор на Лоузов и на старика, который сидит в доме через дорогу. Наконец, доведя вас до совершеннейшей истерики, он отдернул штору и выглянул в окно. Вы погасили свет. Так! Повторите мне дословно, что говорили вы оба в течение следующих минут.
Ева зажмурилась.
— Я сказала: «Сэр Морис еще не лег? Да?» Нед сказал: «Да, он еще не лег. Но ему не до нас. Он рассматривает в лупу какую-то табакерку. Постой!» Я сказала: «Ну что там такое?» Нед сказал: «С ним еще кто-то, но мне его плохо видно». Я сказала: «Наверное, Тоби. Нед Этвуд, отойдешь ты от окна или нет?»
Глубоко вздохнув, мучительно ясно вспомнив ту безветренную ночь и духоту спальни, Ева открыла глаза.
— Вот и все, — сказала она.
— Но сами-то вы, — настаивал Дермот, — сами-то вы смотрели в окно?
— Нет.
— Нет. Вы поверили ему на слово. — Дермот повернулся к остальным. — Самое поразительное, просто ошеломляющее — это заявление Неда о том, что он увидел. Если он что и мог разглядеть на расстоянии пятидесяти футов, то только что-то маленькое, похожее на часы. А он выкладывает без запинки, что видит табакерку. Да, тут-то наш умник себя и выдал. Он не мог знать, что это табакерка. Верней, осведомленность его могла иметь лишь единственное и весьма мрачное объяснение.
Но заметьте, что он делает дальше!
Он тут же начинает убеждать Еву, будто и она сама смотрела в окно, будто она видела сэра Мориса живым и здоровым, с лупой в руке, а рядом с ним якобы притаилась некая зловещая тень.
Этвуд прибег к внушению. Тут вы не можете со мной не согласиться, если Ева расскажет вам все, как рассказывала мне. Он без конца повторяет: «Помнишь, что мы видели?» А она исключительно внушаема, как говорил ей однажды какой-то психолог и как я сам успел заметить. Нервы у нее расшатаны; она что угодно готова увидеть. Ну и вот, внушив ей, будто она видела живого сэра Мориса, Нед отдергивает штору и демонстрирует ей мертвеца.
Тут-то я и сообразил, вся игра сводилась к тому, чтобы убедить Еву в том, что она видела то, чего она не видела, — то есть что она видела живого сэра Мориса, когда Нед был уже у нее.
Этвуд совершил убийство. И он составил план. И если б не одно «но», план бы ему удался. Он убедил Еву, и она искренне поверила, что видела живого сэра Мориса в кабинете, в той же самой позе, в какой видела его уже столько раз. Так она сразу же и сказала Горону тогда, в моем присутствии. И будь табакерка табакеркой обычного вида, умный мистер Этвуд вышел бы сухим из воды.
Дермот задумался, опершись локтем на ручку кресла и подпирая кулаком подбородок.
— Доктор Кинрос, — мягко заметила Дженис, — это очень умно.
— Умно? Еще бы! Малый, видимо, знал историю преступлений. Он так ловко притянул дело лорда Уильяма Рассела, что любой…
— Да нет. Я имею в виду, как вы это все раскопали.
Дермот засмеялся. Он не очень-то был склонен гордиться самим собой и засмеялся так горько, будто только что проглотил горькую пилюлю.
— Ах это! Да тут любой бы догадался. Бывают женщины, словно специально уготованные в жертву негодяям. Но теперь вам ясны все подводные течения и все, что сбивало нас с толку. Тоби Лоуз в коричневых перчатках несколько спутал картину. Для Этвуда он был просто манной небесной. Если Ева верно передала мне его реакцию — он был изумлен и восхищен. Тоби добавил ко всему последний достоверный штрих, и Этвуду уже нечего было бояться.
Теперь понимаете, чем должна бы кончиться вся игра? Он совершенно не собирался фигурировать в деле. Он хотел смыться. В глазах людей ничто не связывало его с сэром Морисом. Но все же в случае чего — у него было алиби — в любой момент можно было пустить в ход показания, как он думал, зависимой от него женщины. И особенная убедительность этих показаний заключалась бы в том, что, давая их, свидетельнице пришлось бы выдать кое-какие компрометирующие ее обстоятельства.
Вот почему после обморока в отеле он рассказал о том, что его «сбила машина». Он вообще не собирался затрагивать волнующую его тему. И он ни минуты не думал, что серьезно расшибся.
Но это сорвало весь план. Сначала он упал и получил сотрясение мозга. Потом вмешалась мстительная Ивета и повела собственную игру. Этвуд, конечно, вовсе не думал, что подозрение падет на Еву. Он меньше всего мог этого ожидать. Он лежал без сознания, но пришел бы в ужас, если б узнал, что происходило тем временем.
— Значит, правда Ивета, — перебила Дженис, — захлопнула тогда дверь у Евы перед носом?
— О да. Относительно Иветы можно только догадываться. Она норманнская крестьянка; она молчит; Вотур не может добиться от нее ни слова. Скорей всего она ничего не знала об убийстве, когда захлопнула дверь. Она знала, что у Евы в спальне Этвуд. И она стремилась довести дело до скандала, чтоб ваш благочестивый братец расторг помолвку.
Но Ивета, повторяю, норманнская крестьянка. Когда, к своему удивлению, она увидела, что Еву Нил заподозрили в убийстве, она не растерялась. Она рьяно помогала обвинению. Она решила выжать из этой ситуации все, что только можно. Так еще проще разрушить помолвку. Права Ева или виновата — ее не касалось; ей важно было выдать свою сестричку Прю за Тоби.
Началась полная неразбериха, и так шло до той ночи, когда я увидел в цветочной лавке два ожерелья и услышал подробный рассказ Евы, из которого стало ясно, кто убийца. Догадавшись, нетрудно было проследить все сначала. Нетрудно было согласовать улики.
Оставался вопрос: что побудило Этвуда к убийству? На ответ, разумеется, наталкивала тюремная работа сэра Мориса, описанная его женой и дочерью, и особенно история про Финистера. Но как доказать эту гипотезу? Очень просто! Если Этвудом когда-то уже интересовалась полиция, если он когда-то уже совершил преступление, отпечатки его пальцев должны храниться в Скотленд-Ярде.
Дядя Бен присвистнул.
— Ох! Ах! — пробормотал он. — Надо же! Значит, ваша прогулочка на самолете в Лондон…
— Пока я это не выяснил, нельзя было действовать дальше. Зайдя к Этвуду в гостиницу, я незаметно взял его отпечатки пальцев, прижав к ним свои часы, когда щупал ему пульс. Все вышло очень естественно. Ну вот! А в Скотленд-Ярде, конечно, отыскался дубликат этих отпечатков. Тем временем…
— Опять началась неразбериха, — вставила Ева и нервно расхохоталась.
— Да, вас арестовали, — сказал Дермот. Его лицо омрачилось. — Не понимаю, что тут смешного.
Он повернулся к остальным.
— Когда она мне все подробно рассказывала, она была настолько измучена, что за нее говорило ее подсознание — над которым мы так любим потешаться — и без ее ведома выдало правду. Она вовсе не смотрела в окно и не видела живого сэра Мориса, о чем легче легкого было догадаться с ее же слов. Никакой табакерки она никогда не видела. Это только внушил ей Этвуд.
Я не стал ни до чего докапываться. Меня вполне устраивало то, что она говорила. Ее рассказ черным по белому доказывал виновность Этвуда. Я сказал ей, чтобы она повторила свою историю Горону слово в слово, как мне. Я рассчитал, что все это занесут в протокол, а у меня уже будут данные, подтверждающие мотивы Этвуда, и можно будет действовать дальше. Но я все-таки недооценил ее внушаемость, либо галльскую энергию Вотура и Горона. Она передала им версию Этвуда, но не передала сцену дословно.
— Они… они освещали меня лучом, дергались как марионетки, — защищалась Ева. — Просто невыносимо! А вас рядом не было, ну и никто не оказал мне моральной поддержки…