Взгляды их встретились, и Уюку отвел взор.
   — Император закрыл для вас Нейтральную Зону, но так долго продолжаться не может, — убеждал Хавкен. — Жители Нейтральной Зоны заинтересованы в торговле с нами, и это приносит нам хорошую прибыль. Итак, мы должны ждать, пока отношения между Американо и Ямато не нормализуются. Что произойдет, очевидно, в самое ближайшее время. Только после этого у нас появится возможность безопасной торговли. Не забывайте, что мы прежде всего торговцы, и наша цель — получить постоянное и надежное место на рынке Нейтральной Зоны и в секторе Ямато.
   — Я согласен с командором, — поддержал его Хэмптон. — Если японцы поступают несправедливо, рано или поздно они расплатятся за это. Но мы не должны выступать в роли мстителей, а то нам же самим придется расплачиваться. Мы и так неплохо поработали в этой экспедиции. Лучше отправимся домой. И пусть курица высиживает золотые яйца, пока ее не бросили в суп.
   Хавкен увидел, как Уюку, угрюмо нахохлившись, все же неохотно кивнул, и это несколько успокоило командора. После ужина, когда страсти немного улеглись, Хавкен с серьезным видом обратился к астронавтам:
   — Господа, я отдаю приказ, который вы обязаны довести до сведения всех членов своих экипажей. Во исполнение статьи десять, пункт два, Американского кодекса свободных предпринимателей, приказываю: начиная с двадцати трех часов Всеобщего времени сегодняшнего дня всем членам американских экипажей запрещается приближаться к японским кораблям, стоящим в порту Ниигата, ближе чем на сто ярдов, какая бы тому ни была причина. Всем членам экипажей запрещаются любые попытки проникнуть в здание станции, кроме как по особому распоряжению Дюваля Стрейкера. Возле здания станции будет выставлен караул. Запрещается покидать свой корабль без особого распоряжения. Нарушение любого из этих трех предписаний карается полным замораживанием. Приказ подписан в четверг, 24 ноября 2421 года от Рождества Христова.
   Когда братья Стрейкеры покидали корабль, Дюваль услышал подозрительную возню и писк на капитанском мостике. Затем он увидел, как несколько серых комочков скатились по трапу и понеслись прочь от корабля.
   — Крысы! — воскликнул Дюваль.
   — Догадываюсь, — ответил Эллис. — Бегут с корабля, как будто Крысолов уже сыграл им свою мелодию…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

   Вернувшись на свой корабль, «Дуайт Д.», Эллис Стрейкер поручил трем вооруженным сержантам прочесать станцию и здание порта, после чего зачитал экипажу приказ Хавкена. Стрейкер выполнил все наставления командора, но его не покидало тревожное чувство. «Обязательно найдется какой-нибудь негодяй, которого поймают с поличным и заморозят из-за дрянной золотой безделушки».
   Корабль «Томас Джефферсон» требовал серьезного ремонта и выйти в пространство мог не раньше, чем через неделю. Безделье утомляло людей, поэтому Стрейкер пытался найти для своего экипажа хоть какую-нибудь работу, чтобы немного отвлечь их и не оставить времени на размышления. Сделать это было очень трудно даже днем, а когда опускался душный безветренный вечер — практически невозможно.
   Стояла ночь. По небу рассеялся неровный свет двух лун. Одна из них — огромная красная Тиноцуки — подняла воду в море. Начался прилив, сильные волны захлестывали берег. Эллис вышел из корабля и уселся неподалеку. Весь экипаж спал, только караульный прохаживался по капитанскому мостику, встревоженный присутствием командира корабля.
   «Господи, как мне осточертела эта планета, — думал Эллис. — Я бы с радостью, прямо сейчас улетел отсюда куда глаза глядят. Экспедиция и без того затянулась на несколько месяцев дольше обычного, а тут еще полная неизвестность впереди… Интересно, сколько сейчас времени на Либерти? Спит ли Янка или еще кормит грудью Гарри? А он сосет молоко, сладко причмокивая… Боже мой! Так ведь он уже большой, он уже, наверное, научился есть самостоятельно — ведь ему почти два года. Я путешествую уже половину его жизни. Что-то делает сейчас Янка? Ей недавно исполнилось двадцать. Наверное, похорошела, обзавелась поклонниками… Вот если б можно было летать как во сне и попадать домой хотя бы по воскресеньям! Всего раз в неделю! Просто заглянуть и убедиться, что все в порядке. И мне было бы спокойней, и Янке удобней. Уж она-то знает, как трудно быть женой астронавта». Он вспомнил ее хрупкую фигурку, большие серые глаза и мягкие волосы. Как бы он сейчас хотел обнять ее…
   Сквозь лохмотья туч на юго-востоке просвечивал красноватый диск луны. Ветер крепчал, нес с берега песчинки, обрывки сухих водорослей и листьев. Чувствовалось, что приближается шторм. Эллис встряхнулся, обошел еще раз капитанский мостик и отправился спать.
   Он забрался в уютный кожаный гамак и застегнул спальный мешок. Не спалось. За стеной, в клетке сидели две пушистые маленькие обезьянки — они шумели и повизгивали всякий раз, когда кто-нибудь из старших офицеров проходил по коридору. Со стороны моря доносились раскаты грома. Гамак под Эллисом скрипел и покачивался.
   Наконец где-то в середине ночи он провалился в глубокий тяжелый сон. Отвратительный неповоротливый зверь с огромной пастью и гладкой бледно-желтой кожей пытался схватить его и утащить куда-то, но Эллису удавалось вырваться. Затем он неожиданно перенесся на Либерти и очутился в столице, около Белого дома. На остроконечный прут ограды была насажена живая голова Джона Уюку — она приветливо ему улыбалась и подмигивала. Но когда Эллис подошел ближе, голова нагло рассмеялась и закукарекала. Эллис в ужасе пробудился…
   За окном стояло раннее утро, откуда-то издалека, кажется, из города, доносился едва слышный крик петуха. «Странно, откуда тут взялся петух? Наверное, привез кто-нибудь из торговцев», — подумал Эллис. Он окончательно проснулся и взглянул на барометр. Прибор показывал, что ветер стих, давление упало. Стрейкер вышел на площадку — проверить, надежно ли закрыты двигатели. Тяжелые капли дождя освежили его, а ветер унес остатки сна.
   Воздух был напоен пряными ароматами тропических деревьев. Взлетная полоса поблескивала на солнце, уже выглядывающем из-за туч. Невдалеке Эллис увидел большую желтую бабочку. Крылья ее намокли, и она никак не могла взлететь. Ему почему-то стало жаль бабочку. Он поднял ее и отнес на корабль. «Полежи здесь, обсохни, а потом мы выпустим тебя на волю, и ты полетишь домой», — сказал Эллис бабочке и вновь было направился к взлетной полосе, когда вдруг услышал с корабля крики:
   — Капитан, капитан!
   Подойдя ближе, Стрейкер увидел Моритона.
   — В чем дело, лейтенант?
   — Корабли, капитан! Корабли! Дюжинами спускаются в восьмидесяти милях отсюда!
   — Сколько их? — насторожился Стрейкер.
   — Не знаю, сэр. Было несколько дюжин.
   «Черт, отсюда ничего не видно, — подумал Стрейкер. — Мальчишка мог и ошибиться — испугался, например, сполохов на экранах». Стрейкер встал на подъемник и нажал кнопку пуска. Лифт поднимался, но медленнее, чем обычно. «Плохая примета, — мелькнуло у него в голове. — Спокойно. Скорее всего, Моритон ошибся».
   Подъемник дополз до середины галереи. Не дождавшись, пока лифт завершит подъем, Эллис в нетерпении выпрыгнул и побежал к наблюдательному пункту. От открывшегося зрелища у него пересохло в горле.
   На переднем экране был прекрасно виден приземляющийся на большой скорости четырехдвигательный авианосец. За ним на расстоянии двух миль следовал второй, затем третий, четвертый… Стрейкер насчитал тринадцать больших кораблей.
   Пока они находились слишком далеко, чтобы их можно было хорошо рассмотреть, но Эллис не сомневался: это Золотой флот, гвардия Ямато. «Надо же, как некстати, — подумал он. — Корабли совершенно не готовы, только-только начался ремонт. Японцы уничтожат нас в два счета».
   Эллис ткнул кнопку боевой тревоги. Астронавты выбегали из кают заспанные, полуодетые.
   — Инграм! Вайсер! Флеминг! Немедленно отправляйтесь на другие корабли и объявите о приближении флота Ямато! — приказал Стрейкер.
   Завыли сирены, на капитанских мостиках послышались крики. Стрелки побежали к станции и зданию порта, чтобы усилить лазерную и гравитационную защиту. Хавкен отвел Эллиса в сторону и приказал отправиться на переговоры с адмиралом флота.
   — Полетишь на корабле «Томас Джефферсон». Пошлешь сигнал «перемирие». Передай адмиралу, что линия обороны Садо находится под моим контролем. Прежде чем пустить его сюда, мы должны придти к соглашению. Думаю, ты сумеешь найти достаточно вежливые слова, чтобы высказать наши требования.
   — Адмиралу это не понравится, — возразил Стрейкер.
   — Ему еще больше не понравится, если мы продержим его флот в воздухе, а к соглашению так и не придем, — ответил Хавкен.
   — А разве мы сможем договориться?
   — С оружием твоего брата — вполне.
   — Но если мы не пустим корабли адмирала Куриту в его собственный порт, им некуда будет лететь, — вновь возразил Стрейкер. — Они не могут долго кружить на орбите. Кроме того, Ниигата — единственная удобная база для таких кораблей. Эти неуклюжие чудовища разобьются при посадке — они не могут сесть на жесткий грунт.
   — В таком случае Курита должен принять наши условия.
   — Гордость самурая никогда…
   — Гордость самурая никогда не допустит того, Эллис, — перебил его Хавкен, — чтобы рисковать грузом стоимостью в двести миллиардов. А теперь — в путь!
   Эллис направился к кораблю. По дороге он пытался представить себе эти фантастические двести миллиардов…
   Переговоры не заняли много времени, и через час Стрейкер вернулся. С ним прибыл посланец адмирала Куриты — самурай, одетый в голубую, отделанную золотом форму, с маленькой косичкой на бритой голове; из-за пояса торчали два меча. Держался он неестественно прямо, но по-английски говорил свободно.
   — Я — вице-адмирал Кондо, уполномоченный адмирала Куриты и его превосходительства Нисимы Юна, являющегося даймё на планете Садо. Его превосходительство приветствует вас. Он интересуется, что привело вас сюда, и предлагает немедленно покинуть порт.
   У Хавкена перехватило дыхание, когда он услышал слово «даймё». Если наместник здесь, значит, его корабли несут полное вооружение. Командор обратил внимание на то, сколь высокомерно держит себя Кондо, и подумал, что только колесо фортуны позволило торговому флоту избежать гибели и поставило японцев в трудное положение. Прилети американцы раньше, и флот был бы уничтожен, вероятно, еще на орбите Садо…
   — Вы согласны на наши условия? — спросил Хавкен.
   Кондо решительно шагнул вперед. Лицо его выражало презрение.
   — Сожалею, командор, но все ваши требования отвергнуты. Вы должны покинуть порт в течение часа.
   Хавкен отрицательно покачал головой.
   — Сэр, я не могу этого сделать. Сообщите его превосходительству, что в данной ситуации приказывать могу только я. Вы должны выполнить наши условия.
   Кондо мужественно снес оскорбление.
   — Это ваше последнее слово, командор?
   — Да.
   — Я все в точности передам его превосходительству. — Кондо повернулся на пятках и вышел.
   Эллис проводил его и заодно проверил защитные системы выхода. Высокомерие японца произвело на него сильное впечатление, и он разозлился на себя за это.
   Уюку с ненавистью посмотрел вслед ушедшему вице-адмиралу, потом нагнулся к Хавкену и прошипел:
   — Если мы хотим спастись, надо немедленно уничтожить эту свору жирных псов! Давайте захватим их, Джос, — лучшего случая не представится!
   Хавкен впился взглядом в Уюку.
   — Они возвратятся, и на этот раз на наших условиях.
   Уюку вскипел:
   — Вы позволите им сесть?! Да они шутя прорвутся сквозь нашу защиту!
   — Если японцы в соответствии с нашими требованиями предоставят двенадцать самураев первого ранга в качестве заложников и согласятся, что порт будет находиться под нашим контролем, тогда, пожалуйста, я впущу их.
   — Командор, вы не должны доверять им! Самураи — вероломные люди. Им плевать на человеческую жизнь. Вспороть кому-нибудь живот для них все равно, что в сортир сходить. У них даже слова такого нет — «заложник». Не доверяйте им, командор!
   — Будем надеяться, что вы не правы, — ответил Хавкен.
   В этот же день Эллис еще раз отправился за Кондо. Вместе с вице-адмиралом появился и ответ даймё. На этот раз в послании, подслащенном лестью, говорилось, что японцы согласны на все условия Хавкена. Прибыли двенадцать заложников, и в пятницу, с наступлением ночи в небе Садо появился идущий на посадку Золотой флот.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   С мостика адмиральского корабля «Тиёда» Хосю-но Нисима Юн с удовлетворением наблюдал за подготовкой. Был он высокого роста и обладал мрачной привлекательностью. Седая с голубым отливом борода, пучок умащенных волос на выбритой макушке — знак принадлежности к самурайской касте. Нисима Юн носил синее кимоно, брюки хакама и жакет хаори, на рукавах и спине которого был вышит трилистник — символ его рода. Его Императорское Величество, Сын Небес, назначил Нисиму даймё на планете Садо. Это был первый визит наместника.
   Планета Садо встретила своего нового даймё неприветливо. Поднялся сильный ветер, и небо, на котором всего лишь час назад не было ни облачка, потемнело.
   Ветер в небе Лезвием меча режет Белых облаков одежды…
   Наместник вспомнил это древнее хокку, потому что оно лучше всего подходило к настоящему моменту. Внизу, неподалеку от корабля, залезали в кабины аэромобилей последние пассажиры. Среди них были монахи-конфуцианцы, жрецы синто, секретари и весь штат новой администрации. Разумеется, были там и женщины.
   Одетая в шелковое кимоно персикового цвета, завязанное вокруг пояса белой лентой оби, изящно поднималась в аэромобиль восхитительная Урава-но Хасэгава Мити — она прилетела вместе с женой наместника.
   К очаровательной Мити была неравнодушна вся мужская половина экипажа. Даже много повидавшие на своем веку ветераны — сподвижники Куриты — бросали работу и во все глаза смотрели, пренебрегая незыблемой дисциплиной на флагмане, как прогуливается Мити. Сейчас она находилась вместе с другими дамами и штатскими, прибывшими на Садо в составе делегации Ямато.
   «В Ниигате Мити будет в безопасности, — думал Нисима, — надо бы уделить ей немного времени… — И он сладострастно улыбнулся в предчувствии радужных перспектив. — Однако долг — прежде всего.. Я уже выбрал полдень — лучшее время для того, чтобы обелить нашу честь и восстановить верность императору. Да, я должен это сделать».
   В течение двух дней грузовые корабли Ямато приземлялись в порту Ниигата. Посадочная площадка была переполнена. Уже к утру мокё — дня Юпитера, или «четверга», как американцы называли его, — все было приготовлено, и торговая флотилия попала в ловушку, словно рыба в садок. Все, что слышал наместник о варварах-американцах, оказалось правдой. Дурно воспитанные, хуже, чем хини, хуже изгоев буракуминов, — просто нелюди. К тому же невероятно глупые.
   «Обманывая их, чиня им мелкие препятствия, — думал Нисима, — мы отняли у американцев уже три дня, отведенные ими для ремонта. Пусть теперь они кинутся на свои корабли, пытаясь поспеть к сроку. Впрочем, вскоре я их разочарую».
   — Почему американцы так нагло ведут себя? — спросил он Куриту, на подлете к Садо. — Трудно поверить, но они абсолютно не знают цивилизованных способов ведения переговоров. Думаю, они умышленно нас оскорбили.
   — Они просто ничтожества, ваше превосходительство, — ответил адмирал, презрительно сморщившись. Лицом он напоминал птицу.
   Курита смело смотрел вперед, используя все преимущества пятилетнего опыта и положение единовластного хозяина Золотого флота. Именно поэтому он держал себя на равных с даймё, ставленником императора. «Знаем мы этих наместников, — думал Курита, — больше полугода никто на одном месте не задерживается».
   — Есть ли у них лицензия на торговлю в Сфере Процветания великого Ямато? — спросил Нисима. В нем зародилось сомнение. Он сделал ударение на слове «процветание», и ему показалось, что этот термин не очень подходит для недавно захваченной территории. — Есть ли у них лицензии, как у китайских торговцев?
   — Нет, Нисима-сан, — рассмеялся Курита. — Этот Хавкен уже много раз пытался подольститься и получить официальное благословение. Предлагал немыслимые взятки. Даже посоветовал использовать свое влияние в Белом доме, чтобы помочь добиться признания за Ямато права на владение половиной Нейтральной Зоны.
   — Боги позволяют им делать все что угодно. Но это не означает, что и мы должны закрывать глаза на творимые ими беззакония, — сказал Нисима.
   — Они привозят на продажу кучу второсортных товаров.
   — На которые наши колонисты слетаются тучей, чтобы купить по дешевке, — добавил наместник.
   — О, они берут только самое необходимое, ваше превосходительство, — возразил адмирал.
   — И чтобы избежать налогов, не так ли, Курита? — уточнил Нисима.
   Курита едва заметно улыбнулся:
   — Ваше превосходительство, Сфера Процветания еще мало освоена. Она таит множество опасностей и пока непригодна для нормальной жизни. Никто не летит сюда без особой причины. Все колонисты появляются здесь в надежде разбогатеть. Им приходится очень много работать, а американцы скрашивают их жизнь.
   — Каким же образом? — холодно спросил Нисима.
   — Видите ли, ваше превосходительство, американцы — довольно-таки слабые и глупые люди. Но они мастера выдумывать всякие безделушки-однодневки — детские игрушки, развлечения, предметы роскоши. Наши колонисты должны хорошо работать, а поэтому имеют право хорошо отдохнуть и развлечься. Так что небольшое количество незаконно купленных товаров неизбежно, — заключил Курита.
   Нисима вспыхнул, разозленный надменностью и высокомерием адмирала. Он поклялся себе сбить с него спесь, как только они приземлятся на посадочной площадке Ниигаты и Золотой флот официально перейдет в распоряжение наместника.
   Наступил юи — десятый час. Нисима увидел, как последние женщины-пассажиры забираются в аэромобиль, приподнимая подолы кимоно. Он с раздражением подумал о беспокойстве, что причиняют ему американцы. «Я мог бы сейчас улететь в Канадзаву и наслаждаться чайной церемонией тяною в обществе моих женщин, если бы не эти отвратительные пираты. Они просто хини — никакого уважения к закону. Но здесь я — закон! Еще до захода солнца американцы будут корчиться на крестах. Курита выполнит мой приказ, и его корабли принесут мне победу!»
   Подготовка к нападению была почти закончена. Вчера вечером наместник принял Ивакуру, явившегося к нему с повинной. Ивакура был осужден за убийство и бежал из каторжной тюрьмы на Кровавой Луне. Воспользовавшись прилетом американцев, он покинул планету, а теперь пришел к наместнику — с просьбой простить ему все преступления в обмен на услугу, которую он мог бы оказать. Эта идея показалась Нисиме привлекательной, и он согласился.
   Три секретных посланника отнесли тайные письма губернатору Угаки Нобутаке. Тот уже набрал около тысячи солдат в гарнизоне Садо и спрятал их в разбитом корпусе связного корабля, что стоял у края взлетной полосы Ниигаты. На большой корабль грузоподъемностью девять тысяч тонн осторожно перетаскивали лазерное оружие. Дула пушек скрыли в глубине корпуса так, чтобы по сигналу Кондо тотчас дать залп по врагу. Три сотни вооруженных самураев собрались невдалеке от «Ричарда М. Никсона» и были готовы по первому же сигналу выскочить из своего корабля и атаковать американцев.
   Кондо с поклоном вошел к наместнику. Американский пират сопровождал его.
   — Этого человека прислал командор, — сообщил наместнику Кондо.
   — В самом деле? — спросил даймё.
   У незваного гостя были слишком ярко выраженные для американца восточные черты лица. Даймё несколько раз видел издали, как он работал на береговых батареях, столь ревниво охраняемых американцами. Наместник попросил Кондо выяснить, не дезертир ли он и, в таком случае, не будет ли он чем-нибудь полезен, подобно Ивакуре.
   — Что привело вас сюда? — спросил Нисима пришедшего.
   Американец прочистил горло.
   — Мой командор считает, что по площадке разгуливает слишком много людей. Больше, чем мы оговаривали в соглашении. Он спрашивает: не будете ли вы так добры приказать им вернуться на корабли?
   Нисиму охватило возмущение. Бестактность вопроса усугублялась еще и тем, что задан он был младшим по чину офицером на безбожно исковерканном японском. Однако даймё сдержал гнев.
   — Это всего лишь подсобные рабочие. Они необходимы для поддержания порядка в помещениях кораблей, — спокойно объяснил он.
   — В таком случае не прикажете ли вы им вернуться на борт и не расхаживать по площадке в непосредственной близости от наших кораблей? — не унимался американец.
   Глаза даймё засверкали от ярости, но он вновь был вынужден скрыть свои чувства. «Придет время, и этот мальчишка заплатит за свою наглость. Не так уж долго осталось ждать», — подумал он. Тщательно подбирая слова, Нисима принялся уверять, будто эти люди не представляют опасности для американских кораблей и что вскоре они покинут площадку. Однако посланник командора не успокаивался. Настойчивость его утомляла, и тем не менее даймё сохранял спокойствие, чтобы не расстроить свои планы.
   — В соглашении точно сказано… — пытался возразить американец.
   — Да, да! Передайте вашему командору, что все, о чем он просит, будет выполнено, — раздраженно ответил даймё и встал, показывая, что аудиенция окончена, но американец не уходил.
   — И еще я бы хотел…
   — Что еще вы бы хотели выяснить? — нетерпеливо перебил его Нисима.
   — Простите мой скверный японский, но командор также интересуется, почему один из ваших кораблей встал вплотную к нашему кораблю.
   Кондо подался вперед, желая резко прервать разговор, но даймё неприметным жестом остановил его. Вице-адмирал сжал рукоять кривого самурайского меча и с ненавистью взглянул на американца, тогда как наместник вел себя подчеркнуто вежливо.
   — Понимаете ли, площадка переполнена. Корабль, о котором вы говорите, встал рядом для разгрузки. Мы выбрали это место, потому что все остальные оказались заняты.
   Американец поклонился и вышел.
   — Они стали чересчур подозрительны, ваше превосходительство, — обратился Кондо к Нисиме. — Лучше убить этого американца. Разрешите мне сделать это немедленно.
   — Я буду рад, если вы расправитесь с ним чуть позже. А пока, вице-адмирал, держите себя в руках. Сейчас американские пираты беседуют с Ивакурой. Все приготовления будут закончены через два часа, и я надеюсь, что в течение этого времени нам удастся проявлять выдержку, — холодно ответил Нисима.
   Кондо отвернулся, дабы не выдать своих чувств. Он был уверен, что план наместника обречен, ибо американцы, кажется, разгадали его. Когда даймё вышел, Кондо выхватил меч и в ярости рассек им воздух. «Мы не можем больше ждать», — сказал он себе и бросился к самурайскому корпусу — предупредить полное крушение плана Нисимы.

ГЛАВА ПЯТАЯ

   В кают-компании на «Томасе Джефферсоне» накрыли стол. На белой скатерти сверкало столовое серебро и лежали отточенные японские палочки, с которыми столь трудно управиться и столь же легко потерять достоинство. Лучшие деликатесы, синтезированные в корабельных машинах, были настоящим украшением стола.
   Рядом с Эллисом Стрейкером сидели ди Баррио и Хэмптон. Напротив них — Ивакура и двое жрецов. Накануне Ивакура предложил Хавкену устроить прощальный обед, и командор согласился. Эллису этот жест показался слишком щедрым, но повод для него все-таки был: сегодня, наконец, он проверил грузы и велел сложить их штабелями на площадке, пока заканчивался капитальный ремонт. Завтра вечером флот уже сможет выйти на орбиту.
   Когда Хавкен занял место во главе стола на шесть персон, его официант Чамберс, разлил по крошечным керамическим чашечкам сакэ, принесенное Ивакурой. Эллис молча чокнулся с командором, чувствуя некоторую неловкость оттого, что нужно соблюдать этикет непривычной японской церемонии — сейчас он предпочел бы заняться погрузкой. Корабли были приведены в должное состояние и, кажется, находились в безопасности.
   Эллис вспомнил, с каким трудом удалось ему убедить изворотливого даймё в том, что значительное расстояние между флотами обезопасит обе стороны. «Но почему тогда наместник все время злился? Почему постоянно переглядывался с Кондо?» — тревожился Эллис.
   Чашечка Ивакуры поднялась в знак приветствия.
   — За наших американских хозяев и их выдающегося президента! — провозгласил Ивакура первый тост.
   — За наших друзей в Нейтральной Зоне и народ Ямато! — ответил ему Хавкен и чуть пригубил сакэ.
   «А может быть, я просто слишком мнителен и причин для беспокойства нет? — пытался успокоить себя Эллис. — Разве самураи и американцы не могут жить в дружбе? Почему нет? Так ли уж я ненавижу японцев? Разве не колонист Ямато купил мне роскошный особняк в Линкольне? Разве не на золото Ямато я приобрету свой собственный корабль, когда вернусь? Лучше принимать мир таким, каков он есть. Улыбаться. Вести себя приветливо с гостями командора».
   — За Джоса Хавкена с Либерти, за великого командора! — прозвучал следующий тост.
   — И за вас, мистер Ивакура, лучше сказать — Ивакура-сан, за честного самурая! — ответил Хавкен.