По приезде в Харьков Боре удалось подложить под Плахуту Зинку Лохматую. Впоследствии Пеленгасов не раз признавал, что это был самый критический момент в его карьере. Все могло пойти прахом из-за сущего пустяка. Дело в том, что через несколько дней Зинка честно отработала свой полтинник с Михаилом Боровым, влиятельным начальником отдела внешнеэкономических связей горисполкома. Через три дня примерный семьянин Боровой при неизвестных обстоятельствах обнаружил у себя триппер. Для Борового это был удар, для его жены — конец света, для его постоянной любовницы — повод затребовать совершенно несуразную сумму в качестве компенсации. Разгневанный Боровой, как человек чести, потребовал у Пеленгасова объяснений, и Боре с трудом удалось уладить инцидент. Зинке был объявлен выговор, после чего ее рейтинг в городе сильно упал. С замиранием сердца Пеленгасов ждал аналогичных трагических вестей из «Коминбанка». Но десница Божья, видимо, хранила управляющего… Пока.
   От перестановки мест меняется очень многое, если места насиженные. Втершись окончательно в доверие к Плахуте, подружившись до непосредственной близости с его секретаршей, Боря сделал интересные выводы. Оказывается, вся работа банка фактически держалась на главбухе Кларе Викторовне Прониной и начальнице кредитного отдела Изабелле Бельфершпиц, а оба руководители только номинально выполняли свои несложные обязанности начальников, которые заключались в посещении презентаций, саун, ресторанов, в пересчете и распределении многочисленных взяток.
   Разобравшись с ситуацией, Пеленгасов неожиданно понял, что непостижимым стечением обстоятельств у него появился шанс обрести клад, такой же реальный, как гонорея у Борового и его жены. Для этого требовалось три решительных удара. Первый был нацелен на заместителя Плахуты — Владимира Чубчика, молчаливого и незаметного, с вечно мокрыми от пота подмышками мужичка средних лет и очень средней наружности. Начинать надо было с него как преемника и правой руки управляющего. Надо было занять его кресло. Пеленгасов чувствовал, что этот человек не на своем месте, как бывает не на своем месте гипертоник, штурмующий Эверест. Проведя дознание, Боря узнал, какие силы поднесли Чубчика на его место. Оказывается, он был женат на престарелой бородавчатой дочери замгубернатора области. Чубчик, падающий в обморок при появлении мыши и испытывающий позывы при обнаружении безобидного средней длины волоса в борще, проявил в свое время железную выдержку и чудеса потенции, соблазнив еще в институте не пользующуюся спросом беспечных сокурсников дочь очень большого большевистского начальника. Перешагнув через перестройку, отец-начальник стал одним из ведущих лиц в области и сумел пристроить трусливого зятя в заместители управляющего банком.
   Точным и размеренным ударом Пеленгасов убрал первую преграду. На карте боевых действий он начертил две жирные дугообразные стрелки, сходящиеся в одной точке — кресле, занимаемом Чубчиком. Первой стрелкой была подзалетевшая проститутка Соня из команды Томки с Плиточной. Второй стрелкой был пустоголовый великан-красавец Саша Жаров. Пеленгасов все рассчитал точно.
   Потеющий при любой погоде Чубчик настолько боялся жены, что никогда бы не решился по своей инициативе вскарабкаться на другую женщину. Но хорошо оплачиваемая Соня сумела сломить сопротивление этого труса. Следуя инструкциям Пеленгасова и работая на основе выгодного контракта, Соня вела себя настолько тонко, настолько мастерски, что заставила Чубчика поверить в ее врожденное благородство, эрудицию и целомудрие. Чубчик быстро влюбился и расслабился. На самом деле Пеленгасов подарил ему, может быть, лучшие двадцать дней в его жизни.
   В соответствии с намеченным планом в это время гренадер Саша Жаров полностью нейтрализовал жену Чубчика — неухоженную, безвкусно одевающуюся Клаву. Саша принадлежал к тому типу мужчин, которые, даже не выпив рюмку водки, самыми примитивными комплиментами могли в считанные секунды сломить сопротивление толстозадых теток в мохеровых шарфах, торгующих селедкой и развесным маслом. Собственно, этим бескорыстно и занимался Саша Жаров в свободное от жены время. Это было редкое сочетание его хобби и бизнеса — добыча сытного ужина за чужой счет. Когда Пеленгасов, которого Саша уважал и побаивался за паучью хватку, предложил ему за пустяковую работу отличные деньги, Жаров решил, что это — просто шара. И все завертелось. Пеленгасов, как режиссер, только размахивал палочкой и вскидывал брови.
   Через месяц бурного романа Соня позвонила жене Чубчика и без обиняков заявила, что носит под сердцем ребенка от замуправляющего банком. В качестве доказательств были предъявлены справки от врача-гинеколога и пикантные, хотя и скромные, анатомические подробности о самом Чубчике. К тому времени тяга к семейному очагу у Клавы была изрядно подточена бурными любовными фейерверками, которые устраивал ей хорошо субсидируемый Жаров. Не по видушке, а в реальной жизни Клава узнала, что такое любовь в машине, под куполом органного зала Успенского собора, на явочной квартире при свечах, в желтом необозримом пшеничном поле и на чопорном столе в необъятном кабинете своего отца. Никогда еще Клавдия, воспитанная в ненавистных пуританских традициях своего папы и до тошноты верная домашнему очагу, не знала ничего подобного. Она беззаветно полюбила Жарова, как может полюбить женщина, испытавшая первый оргазм. Это была любовь пробудившейся самки к силе, необузданности и запаху настоящего самца. Когда Клава узнала об измене мужа, отягощенной плодом тайной любви, рогоносная личность ее Чубчика перестала для нее существовать. Она не испытывала ни малейшего упрека совести, считая, что злые жены ставят мужьям шишки, а добрые — только рога. Гнев папы, узнавшего о беременности проститутки и непосредственной причастности к этому его зятя, был подобен бешенству Зевса. Начальник Чубчика Плахута был вызван в облисполком. Через день Володя был уволен. Через два дня свободный, как птица, Жаров принес домой хорошую зарплату. Соня сделала очередной аборт и уехала отдыхать в Сочи. Пеленгасов, имея на руках купленную в Батумском Морском коммерческом банке запись в трудовой книжке о том, что он три года проработал начальником кредитного отдела, занял место Чубчика. Первый этап был завершен. Красавец Жаров неожиданно исчез из жизни Клавдии. Через месяц он прислал тоскующей Клаве письмо о том, что уехал в Чечню добровольцем сражаться за независимость Ичкерии и выразил сомнение в возможности вернутся живым. В письме он просил не ждать его более одного года. Бумага была прострелена в двух местах, а окончание и вовсе подгорело.
   Первый этап позволил Пеленгасову вплотную подобраться к Плахуте. Три месяца совместной работы с управляющим дали возможность Боре подготовить второй, решающий удар по Коминбанку. Все получилось как по-писаному. Все-таки часто цель — это то, что находится в прицеле.
   В октябре Плахута заглотнул червячка — шикарный телевизор с видеомагнитофоном от скромного директора частного предприятия «Триумф». В ноябре прямо с трапа самолета, принесшего Плахуту с отдыха в Арабских Эмиратах, его жизнерадостное загорелое тело было заключено в наручники. Директор «Триумфа» дал чистосердечные показания, сотрудники банка искренне подтвердили факт взятки, а пронумерованная видеотехника ждала следователей и понятых на новой квартире управляющего банком. На площади революционера Руднева в здании следственного отдела областной прокуратуры Плахуту дожидались аккуратно написанные свидетельские показания и холодные глаза следователя. Тогда Плахута понял и запомнил на всю жизнь, что катастрофы случаются так же нелепо и просто, как выход газа из человека, находящегося в присутственном месте, то есть, очень просто и непоправимо.
   Таким образом, Пеленгасов стал «И.О.» управляющего банком. Наступило время третьего этапа, который представлял собой только дело техники.
   Еще находясь в должности замуправляющего, Пеленгасов стал расшатывать плотные ряды учредителей банка. В должности И.О. он продолжил это увлекательное занятие. За три года некоторые учредители разорились сами, некоторым помог Пеленгасов, некоторые примкнули к новому руководителю в надежде на будущую благосклонность. Была проведена новая эмиссия акций. Среди акционеров и учредителей была проделана титаническая работа по раздору, стравливанию и обману. В результате еще через год контрольный пакет акций был у фирм и частных лиц, принадлежащих Пеленгасову. Заслуженный успех приходит к талантливым, остальным приходится довольствоваться незаслуженным.
   Конечно, было не все так просто. За каждым шагом наверх стояла кропотливая работа и балансирование на лезвии бритвы. Боря понимал, что впоследствии такой номер у него не прошел бы. Где бы потом Пеленгасов еще нашел бесхозный банк? Но так вышло. В те годы проходили многие номера. Хаос только начинался. Еще не были выработаны правила в этих непривычных условиях непрерывно чередующихся политических и экономических глупостей. Это было время парадоксов. Тогда еще отдавали кредиты, хотя они выдавались без всякого разбора и обеспечения. Инфляция позволяла заработать обычным методом Буратино в Стране Чудес: зарытый в кубышке доллар давал рост рубля в десятки раз; заскладированная тушенка давала пятерной подъем за два месяца; купленные за наличку компьютеры продавались за безнал при наличии небольшой взятки руководителю госпредприятия в три раза дороже; обналичивали за тридцать процентов; купленная за купоны электродрель продавалась в России один к одному за рубли, которые были в два раза дороже украинского купона; официальный курс валюты был вдвое ниже рыночного; нечерноземная Россия никак не могла насытиться харьковскими куртками из балашовской плащевки на синтепоне… В те сказочные времена еще не надо было брать взаймы, чтобы потом не отдать; пожарник уходил довольный за пачку сигарет; от фининспектора мог отбиться любой полуграмотный сельский счетовод; налог на добавленную стоимость составлял тогда пять процентов вместо двадцати. И только наивные люди думали, что это все от неразберихи. Правда, к наивным относилось подавляющееся большинство населения. В этих масляных условиях им еще удавалось сохранить свои деньги. Но впереди была эпоха МММ, «Тибета», «Хопра».
   Да, тогда, на заре совковского капитализма, был первобытный хаос. Это теперь хаос приобрел устойчивый характер, оброс законами и удивительными для всего мира правилами выживания человека и государства, при котором последнее делает вид, что управляет, а первый — что управляется. Заставляя человека идти на немыслимые ухищрения, чтобы выжить и накормить семью, государство периодически подкрадывается к нему, хватает за горло и душит, правда, не до смерти. Затем отпускает и смотрит — а что же он, бедолага, будет делать дальше? И если смышленый человечишко, наученный опытом, обойдет то место, где его придушили первый раз, то государство даст ему немного нагулять сальца, затем опять — хвать в другом месте! И так далее. А в те первохаосные времена государство, растерявшееся после неожиданного обретения государственности, еще не выработало для себя универсального алгоритма поведения в условиях хаоса. Да, золотое было время. Многие из тех, кто хорошо нажился тогда, считают, что не использовали и трети имевшихся возможностей. Ну почему до сих пор не изобрели машину времени? Очень и очень многие заказали бы себе 1991 год. Коммунисты — чтобы повторить путч; Горбачев — чтобы подписать Союзный договор; новые русские — чтобы вернуться в настоящее с утроенным капиталом; старые евреи — чтобы вовремя стать новыми американцами.
   Между тем борьба за банк отняла у Пеленгасова много сил. Дела на работе пошли из рук вон плохо. Ушла хорошая клиентура и сильные учредители. Не возвращать кредит стало такой же привычкой, как проехать без билета в трамвае, — и, приблизительно, с той же степенью ответственности. Банк шатался, как колосс на глиняных ногах. Сотрудники вели переговоры, готовые разбежаться по другим конторам. Пеленгасов, страдающий отсутствием опыта и знаний, терял контроль над ситуацией. Даже мощная корневая система бывает слабее одного корня зла.
   И тут Провидение спасло Бориса. Как-то, поехав в Курск проведать свою старенькую мамашу, хворающую маразмом и тоской по сыну, Пеленгасов в один из свободных вечеров зашел на представление неизвестного заезжего провидца. Он пошел, скорее, повеселиться и убить время, но с первых же минут был захвачен действом, разворачивающимся на сцене. Провидца и заклинателя духов звали Остап Крымов. Симпатичный уверенный мужчина спокойно, без всякой пошлой напыщенности и дешевой театральности, вытворял такие штуки, что Пеленгасов, сам редкий аферист, просто открыл рот. Крымов отгадывал имена зрителей, тексты, которые они писали на своих листках, перемножал в уме пятизначные цифры, называл имя мужа вдовы, ошибочный диагноз и истинную причину его кончины. Он угадывал пол отсутствующего ребенка, читал записки с завязанными глазами, отвернувшись от зала, телепортировал на сцену золотые кольца с десятка дам и бумажник самого Пеленгасова. Главное, что понравилось Пеленгасову, — экстрасенс не стал предсказывать будущее. За это он его окончательно зауважал.
   После концерта Пеленгасов дождался выхода маэстро и предложил подвезти. Крымов, мельком глянув на физиономию Бориса, не вызывающую сомнения в его корыстных намерениях, согласился. В ресторане «Астория» за парой рюмок коньяку два неглупых человека поняли, что могут быть полезны друг другу. Пеленгасов безошибочно угадал в Крымове незаурядного психолога и афериста от Бога. Крымов, давно мечтавший о настоящей работе, оценил финансовые перспективы ушлого банкира. Два комбинатора поставили друг на друга и хлопнули по рукам.
   К тому моменту банк Пеленгасова, окончательно растеряв клиентуру, стал гнездилищем обналичивающих фирм-однодневок и примитивной спекуляции валютой. Пеленгасова от безнадеги уже подмывало запустить пирамиду.
   Крымов, получив свободу действий и ознакомившись с делами, резко начал менять ситуацию. За первые два месяца он, прямо-таки гипнотически действуя на чиновников, вернул в банк сильных клиентов, в том числе таможню. Вскоре удалось одним из первых среди негосударственных банков забраться на межбанковскую валютную биржу. По своим каналам старых связей в Москве и Питере удалось подкинуть в банк кредитные ресурсы из России. Вместо кредитования сомнительных фирм Крымов создал сеть своих предприятий, курирующих несколько перспективных проектов. И главное — удалось отхватить часть энергорынка области. Заработали ценные бумаги. Крымов обаял и переманил в банк лучших специалистов города. И дела пошли в гору.
   Пеленгасов просто не ожидал такого эффекта. Вначале это его радовало. Затем заставило задуматься. В конце начало тревожить. Жизнерадостный Крымов, занимая в банке номинальную должность управляющего делами, был центром и пересечением всех потоков людей, идей и денег. Пеленгасова при этом, казалось, никто всерьез не воспринимал. По негласному соглашению сторон Крымов рассчитывал на треть дохода от совместной деятельности. Когда банк тонул, то треть от нуля казалась Пеленгасову не такой уж большой суммой. Но когда у банка появились реальные активы, и они имели тенденцию роста, то этот процент стал просто возмущать банкира.
   И Боря не выдержал. Как-то одной промозглой осенней ночью, напившись в одиночестве коньяку, Пеленгасов задумал плохое. Зная жизненную устойчивость Крымова, он наметил ряд ударов по нарастающей.
   Вся практическая часть работы банка в то время велась, в основном, Крымовым. В том числе филигранная техника цивилизованного ухода от налогов, приносящая при больших оборотах хороший доход.
   Неожиданно по фирмам, осуществляющим для банка щекотливые операции на грани фола, был нанесен молниеносный удар налоговиков. Причем на руках у них была откуда-то полученная секретная информация. Пеленгасов безжалостно обрубал ветви, питающие дерево банка живительными витаминами, а вместе с ними — и Крымова. Боря обвинил Остапа в утечке информации и выставил штрафы. Чтобы отстранить Крымова от реальной работы, Пеленгасов посадил ему на хвост милицию. Для этого он с помощью своих подручных организовал подкидку наркотиков на квартиру Крымова. Несмотря на всю примитивность и грубость этого номера, Пеленгасов пытался убедить Крымова, что это — происки врагов банка. Крымов, конечно, сразу же учуял, чьи эти происки, но было уже поздно. Дело по наркотикам начало развиваться по оплаченному Борей плану. Одной рукой Пеленгасов вытащил Крымова из СИЗО, другой — готовил новую санкцию прокурора. Денег для защиты у Остапа не было. Оставался один выход — быстро ретироваться из зоны огня. За две минуты до приезда машины с оперативниками Крымов успел запрыгнуть в такси. Вещи собрать не удалось. С последней пьянки у Леуса в кармане брюк Остапа завалялась смятая двадцатка баксов.
   До Белгорода, браток, доедем за пару червонцев? — спросил Крымов.
   Ни в коем случае, — безапелляционно заявил водитель. — Не меньше полтинника.
   Идет, — сказал Остап. «Какая разница, — подумал он, — по приезде в Белгород он еще добавит мне свой червонец на дорожку. Через час беседы он будет любить меня, как родного. Придется дать ему несколько советов по жизни, которые с лихвой окупят его убыток»
   И грязно-желтое такси, разбрызгивая непроходимые осенние лужи, унесло его по мрачным неосвещенным улицам, а затем — по унылым дорогам России далеко от этого города на расстояние в четыре года.

 
   На следующее утро…
   Старый мохнатый паук проснулся в мерзком настроении. После скверного сна болели челюсти, сосала селезенка, переполненный мешочек с ядом давил на трахею. Выбравшись на паутину позавтракать, он обнаружил засохшую несвежую муху. Окончательно осерчав, паук устроил заспанной жене разгон. Он вспомнил ей и несмазанную паутину, и грязь в норе, и разбросанные где ни попадя яйца, и ее маму, вечно голодную маразматическую старуху.
   Какая муха тебя укусила с утра, старик? — огрызнулась паучиха, мало обращая внимание на крики мужа. — Ты чего взбеленился, стрекозел старый?
   Услышав обрыдший скрипучий голос жены, он вспомнил причину плохого настроения и кошмарного сна. Вечером по радио передавали новости из Южной Америки. Очередная трагедия еще в одной семье каракуртов. После акта любви удовлетворенная самка съела своего возлюбленного. Каннибалке назначены штраф и общественное порицание. Услышав новости, паук брезгливо передернул плечами.
   Нет, ты слыхала, старуха, опять жена сожрала своего любимого супруга.
   Дык ведь, там же не сказывали, что супруг-то, — ответила паучиха, — может, любовник, или так, случайный ухажер приклеился.
   Ну какая разница! — возмутился паук. — Сожрать живого паука?! Это же каннибализм!
   Дык у них, у каракуртов, это норма. Аль сам не знаешь? — говорила жена, не отрываясь от вязания. — В енциклопедиях-то сам, поди, читал не раз. Как скончит мужичонка енто сладкое дело, так она, матушка, его хрясь и ешо потненького и горяченького мням-мням.
   Паук вскочил с дивана и в возбуждении забегал по потолку.
   Ну как можешь ты, глупая баба, спокойно про это говорить! Это варварство! Дикарство! Это животные необузданные инстинкты! Скажи мне, зачем это бессмысленное паукоедство? Что ей, жратвы мало было? Да каракурт своим укусом убивает лошадь. Паучиха закончила ряд и посмотрела на мужа.
   Уж коли хочешь знать, может я ее, горемышную, как женщина и понимаю маленько. Может, она шибко любила паренька того незадачливого.
   Паук в недоумении уставился на жену.
   Чо ты вылупился на мене, как на дихлофос, — продолжила паучиха. — Тебе, мерину, женское сердце не понять. Может, та каракуртша хотела, чтоб только ейный оставался тот миленок. «Не доставайся, мол, никому», как у Островского. А может, тоже кобель был, вроде тебя, под чужие юбки заглядывал. Словом, дыму без огня не бывает. Хотя, я лично, как натура романтическая, думаю, это была роковая любовь. Ну не ради пропитания же. Какой с вас, трясунов, прок в плане еды. Один духман мочи да тухлятина. Тьфу!
   Ну что ты мелешь, торговка ты малограмотная, — окончательно вышел из себя паук. — Разве такая любовь бывает? Это извращение, а не любовь.
   Паучиха мрачно посмотрела на мужа.
   Да нешто ты в любви-то понимаешь? Я вот тебя тоже люблю, а за что — не знаю. Это ейное каракуртнешнее счастье, что баба крупней мужика в три раза. Была бы наша россейская порода такая, ужо я бы тебе показала любовь.
   Паук с опаской посмотрел на два клыка, торчащие из верхней челюсти жены.
   Бона твоя любовь разбросана по всем углам, — отталкивая разбросанные под лапами яйца, начала входить в раж жена. — Извращение, говоришь? Уж кака жисть у пауков, така и любовь.
   Старуха хотела еще добавить что-нибудь обидное, но, глянув во двор, поперхнулась и закричала:
   Гляди, дергает! Тяни скорей паутину-то! Никак, попалось что! У, как трясет! Не иначе муха навозная, грамма на пол, не меньше!
   Паук опрометью выскочил из норы, поскользнулся на плохо смазанной клеем паутине и чуть не сорвался вниз. Проклиная старуху, отвлекшую его, он удержался, но потерял драгоценные секунды. В центре паутины билась огромная зеленая навозная муха с выпученными разноцветными глазами. У паука аж дух перехватило. «И пожрать хватит, и на базар будет что снести старухе». С трудом удерживаясь на давно не ремонтированной паутине, паук со всех шести ног понесся к мухе. Но когда он уже был готов вцепиться в ее холку своими туповатыми, но полными яда зубами, муха, сделав титаническое усилие, вырвалась и, взлетев на недосягаемую высоту, сделала несколько издевательских кругов над паутиной. Затем, крикнув что-то оскорбительное о том, что рожденный ползать летать не может, она унеслась прочь.
   Паук, черный, как ночь, обернулся назад. У входа в нору стояла жена, наблюдавшая за его неудачным броском. Она плюнула на землю и скрылась в норе. Весь ее вид выражал полное презрение.
   «Все из-за нее, заразы, — с ненавистью подумал паук. — Сожрать ее, что ли?»


ХРАМ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ СТРАСТЕЙ



   И среди безбожников встречаются люди, которые считают себя святыми.

Остап Крымов (На проповеди)




 
   Как-то вечером, выполняя продовольственную программу, Жора пришел с покупками из магазина и застал Крымова за чтением толстенной книги. Приглядевшись, Пятница выронил сумки из рук. Остап читал Библию. Жора имел набожную бабушку, тщетно пытавшуюся в свое время приобщить порочного внука к вере, и потому он был слегка знаком с терминологией. Из всего своего недолгого общения с Господом Жора уяснил для себя только одну мысль — если спрашивать у Бога дорогу в рай, то он пошлет по самому трудному пути. Поэтому смышленый юноша решил и не спрашивать до поры до времени.
   Жора потихоньку подкрался к Остапу.
   Маэстро, только не говорите мне, что ищете место, где Святое Писание дает рецепт, как заработать пару тысяч долларов.
   Вовсе нет, — ответил Крымов. — Библия как книга всех времен и народов, как фундаментальный философский труд не оперирует конкретными цифрами и схемами. Она говорит сразу обо всех сторонах человеческого бытия. Вот, я нашел место, бывшее темой моей лекции, которую я проводил в 1993 году в Ташкенте. Тема беседы была «Законы процветания, основанные на слове Божьем». Я нашел страницы, послужившие основой моего выступления, — «Бытие», главы с десятой по пятнадцатую. Как я и предполагал, Библия не могла не коснуться этой темы, ибо это насущный вопрос жизни каждого человека. Помню, зал был набит битком. Когда я спросил у публики, для кого из них физическое исцеление является самой насущной проблемой, то поднялось всего несколько рук. А когда я спросил насчет финансового процветания, то руки подняли больше половины. Почти все.
   Так в чем, по-вашему, заключается закон процветания? — спросил Жора, разбирая пакеты с продуктами.
   В благословении Божьем, Жора, в благословении, которое надо заслужить. Но это вы еще будете иметь возможность услышать. А сейчас позовите сюда Нильского и Вику, настала пора приступать к следующему этапу «Пути».
   Когда все собрались, Крымов положил на стол Библию, несколько ее популяризированных интерпретаций, кипу цветастых брошюр и журналов на религиозную тематику.
   Если вы попросите меня объяснить, — начал Остап, — на чем мы собираемся заработать, то я вам сейчас не смогу точно ответить. Знаю только, что всегда и во все времена не было недостатка в желающих сбить отдельных людей в большую кучу. То ли на партийной основе, то ли на религиозной, то ли на племенной. Масса людей — это уже сила, и те, кто может эту силу обуздать и использовать, готовы платить за это деньги. Религия — дело тонкое. Как и все вопросы, касающиеся души, это вопрос очень деликатный. Не знаю, верю я лично в Бога или нет, но я его боюсь и в церковь изредка хожу. Поэтому на третьем этапе «Великого суконного пути» мы постараемся не нарушать нормы религиозной морали и не переступать черты, потому что я сам очень не люблю тех, кто это делает. Ибо, как изрек Эммануил Кант: «Страшен Бог без морали». Мы организуем в Харькове небольшое религиозное течение. Чтобы не гневить Господа ересью, будем просто излагать его же Писание, но делать это в современной доходчивой и легкой форме, как того велит время. Собственно, на простой этой основе, то есть, популярности и простоте, зиждется столь триумфальное движение по миру новых религиозных сект, течений и церквей под открытым небом.