Раны Сарпедона оказались тяжелыми, но быстро зажили. Обожженная черная кожа на предплечьях слетела хлопьями, обнажив новую, молодую. Ожоги от кислоты, покрывавшие паучьи ноги магистра, смыли бальзамы апотекариев, остались только жесткие края хитиновых шрамов. Сожженные ткани восстановились за несколько дней, а на массивный экзоскелет конечностей заново нарастили новые мускулы.
   И вот в этом заключалась проблема. Сарпедон шел по пещеристым оружейным палубам, напоминавшим огромную яму в теле «Сломанного хребта», и понимал, что сила, бурлящая внутри него, не совсем естественного происхождения.
   Мутант.
   Его так называли, когда разразился бунт после смерти Горголеона. Михайрас прохрипел это слово прямо ему в лицо, уже задыхаясь. Мутант, нечестивый, отклонение, грешник по самой своей природе. Не было для космодесантника оскорбления страшнее, и Сарпедон убил из-за него много человек, хотя разумом понимал своих противников, вот только простить не мог.
   Имперский линкор с огромной оружейной палубой, который сейчас занимал половину передних отсеков «Сломанного хребта», похоже, когда-то сеял ужас во, множестве битв за ложь Империума, судя по количеству названий, вырезанных на орудийных стволах. Имя звездолета, «Махария Виктрикс», красовалось на каждой переборке и опоре. Но потом герой исчез в варпе, пока его не поглотил «Космический скиталец», заставив бортовые пушки наконец замолчать и отдав их на расправу ржавчине.
   Артиллерийские отсеки, покрытые пятнами, были усеяны хрупкими кучками костей. Похоже, команда линкора собралась здесь, во тьме, когда безумие ирреальности захватило их. На некоторых останках виднелись отметины зубов.
   Сарпедон побежал, чувствуя, как натянулись стальные сухожилия суставчатых ног, как сокращаются сплетения мускулов. Восемь когтей выбивали искры из решетки пола, а он то ускорялся, то резко тормозил, сворачивал, испытывая возможности своего видоизмененного тела. Боль прошла. Вновь выросшая плоть казалась даже сильнее прежней.
   Глазам неверующего Сарпедон скорее всего представлялся жутким монстром, кентавром-мутантом, получеловеком-полупауком. Космодесантники сами по себе внушали страх, но магистр знал, что выглядит воистину ужасающе для тех, кто не видел его триумфа в храме Дорна. Послушники-изменники просто еще не ощутили истинную священную силу Испивающих Души, иначе узрели бы ореол славы Императора, окружающий Сарпедона в момент его победы. Они все еще сомневались, десантник же не должен сомневаться. Они увидели чудовище и решили, что библиарий действительно чудовище, не почувствовав величия истины.
   Но Сарпедон знал, он не монстр, а Император и Дорн следят за каждым его шагом. Он понял, что значит жить с клеймом скверны, когда поглотил плоть убитого Теллосом рогатого гиганта, помнил каждую деталь своих ощущений - уродство, покрывающее тело, подобно слою грязи, ауру отвращения, которую изливала на него вся Вселенная. Проклятие мутанта - это нечто ужасное, всепоглощающее. Сарпедон не чувствовал ничего подобного. Сейчас в нем жила только божественная сила Архитектора Судеб, хлещущая через край, дающая новым паучьим конечностям и рукам небывалую мощь.
   Сарпедон ударил одну из стоящих рядом пушек - когти оставили глубокие царапины на поверхности древнего металла. Он вскарабкался по стене и поднимался все выше - до тех пор, пока не оказался вниз головой на потолке, наблюдая, как тенистые глубины оружейной палубы проносятся под ним.
   Его боевые братья не сомневались в нем. С момента жестокого взлета Сарпедона он не видел даже признака Раскола. Многие менялись. Гивриллиан с его новыми глазами, Теллос с его странно изменившейся кожей и обостренными чувствами. Каждый день люди получали новый дар. У Заэна на спине вырос ряд прочных острых чешуи и пара верхних рук, пальцы руки сержанта Рэвуса стали такими длинными и сильными, что он мог обращаться со своим боевым топором так, словно тот весил не больше перочинного ножика.
   Сарпедон отцепился от потолка и упал, расставив ноги, чтобы смягчить удар, пробив дыры в ржавом металле.
   Мутант? Нет, его новая форма, изменения у его братьев - это дары Императора, знаки того, что они ушли еще дальше от неразумной массы остального человечества, что они стали отличными от нее не только духовно, но и физически. Скорее всего слабовольные обитатели Империума примут их за отвратительных монстров, чем лишний раз докажут свое врожденное слабоумие.
   В покоях на корме «Сломанного хребта» технодесантники перевозили мертвые банки памяти сектора Индиго к поглотителю информации, который соорудили в куполе сенсориума яхты. Если там осталось хоть что-нибудь, они выяснят, почему та мерзость столь страстно хотела захватить контроль над их новым домом.
   У этого места не было имени. Полный абсурд - у любой планеты есть имя, пусть только ряд цифр, которым навикогитаторы обозначали их на карте. И вот ничего, каждое поле в данных, выплеснувшихся на экран, оказалось пустым. Расположение, изображение и все. Но от них было мало толку, поскольку мир скрывался за толстым слоем облаков, под клубящейся, беспрестанно вращающейся серо-белой мантией, заключившей планету в свои объятия от полюса до полюса. Молочная яркость изображения отбрасывала острозубые тени на стены каюты капитана яхты, которую превратили в покои Сарпедона.
   – Я не понимаю, что вообще привлекло ваше внимание,- произнес магистр, сидя на бедрах своих новых черных ног.
   Технодесантник Солан подключил голографического сервитора, и изображение на экране поблекло, сменившись визуальным воплощением базы данных с сектора Индиго. Информация даже на вид казалась разрозненной, искаженной, как будто изрезанной сеткой шрамов, испорченной до такой степени, что не подлежала даже частичному восстановлению.
   – Банки памяти, к которым обращался дух машины, находились в ужасном состоянии, - принялся объяснять Солан. - Инфекция полностью разрушила систему. Платы были чуть ли не жидкими, когда мы открыли корпус.
   – То есть там остались данные только об этом мире. Почему?
   Техник снова включил сервитора, и на экране замерцала навигационная карта сектора Индиго. Солан, как и все технодесантники, отвечал за поддержание в боевом порядке оружия и исполнял инженерные обязанности на поле боя, но, в отличие от собратьев, его страстью был сложный и почти магический мир информации, ее получения и сохранения. Временные банки памяти располагались в его рюкзаке и плечевых лезвиях, а на конце серворуки поблескивал похожий на шприц зонд для сбора данных.
   – Это собственная навигационная система сектора Индиго, - объяснил Солан, подсветив часть карты красным. - Она была передана на мостики по крайней мере восьми кораблей, входящих в состав «Сломанного хребта». Особенно стоит отметить грузовой корабль повышенной вместимости и инопланетный звездолет, сейчас находящийся в карантине. Скорее всего контроль над их перемещением позволял «Скитальцу» передвигаться с достаточной степенью эффективности.
   – Стало быть, дело в контроле? Та тварь овладела бы кораблем и отправилась на эту таинственную планету?
   Солан кивнул:
   – Таково наше заключение.
   – Очень хорошо. Прекрасная работа, технодесантник. - Сарпедон посмотрел еще на одну фигуру, сейчас полускрытую тенями, отбрасываемыми голопроекцией. - А мы знаем, что это было?
   Капеллан Иктинос, как обычно сверкая начищенными черными доспехами, возник из темноты.
   – Это был демон, - ответил он невозмутимо. - Вы сказали, что почувствовали его разум. Знакомую ненависть, командор. Это был не чужой и не мерзость, созданная руками человека. Это был прислужник врага.
   Демон. Пехотинец варпа, слуга темных богов Хаоса, жуткой реальности, ужаса. В борьбе с этим злом погиб Император, когда Воитель Хорус напал на Терру. Хаос, развративший сердца слабых примархов, породивший легионы омерзительных предателей.
   Когда Сарпедон отвернулся от Империума, ему стало ясно, что в таком государстве Хаосу есть где развернуться. В нем все насквозь прогнило, мерзкие демоны варпа легко могли проникнуть в Галактику людей. Магистр видел в своих снах, как Испивающие Души сражаются с первобытным ужасом Хаоса и даже срывают покровы с Империума, стараясь лишить противника почвы для роста. Но оказалось, противник опередил их, пробравшись сюда, на «Сломанный хребет».
   Мысль пришла незвано. Наконец-то Сарпедон нашел противника, с которым стоит сражаться.
   Но было и еще что-то. Тонкий голосок, беспрестанно звенящий где-то в подсознании…
   Ты уже видел это место. Видел в своих снах, чувствовал смрад его обитателя. Сорви покров облаков, и страшная кровоточащая планета, открывшаяся взору, покажется тебе такой же знакомой, как и собственное оружие.
   – Оно направлялось в это место, верно? - спросил Сарпедон. - Демон хотел настроить систему навигации «Сломанного хребта» так, чтобы он отправился к этой планете.
   – По крайней мере таков мой вывод. Библиарии соглашаются со мной. Остается вопрос: почему?
   – Потому что это место зла, Иктинос. - Магистр перевел взгляд с молочной сферы безымянной планеты на безразличную шлем-маску капеллана.- Именно о нем говорил Изер. Там нам предстоит доказать, что мы достойны благословения бессмертного Императора. Я видел мрак, он ждет нас, и теперь у нас есть доказательства. Зло послало демона, чтобы привести на эту планету «Скитальца». Завершим его миссию. «Сломанный хребет» действительно отправится к этому миру, но командовать им будем мы.
   – Я так понимаю, лорд Сарпедон, мне следует начать читать воинам литании готовности, - заметил Иктинос, как будто ожидал этой фразы.
   – Разумеется, капеллан. Как только команда будет готова к переходу в варп, мы направимся туда, - указал Сарпедон на безымянный мир, и, хотя поверхность планеты скрывалась под непроницаемым слоем облаков, магистр обжигающе ясно видел кошмар, кипевший на его поверхности.
   Существовало ли большее благословение для воина? Перед ним лежало абсолютное зло, его следовало сокрушить и уничтожить. Нечто, оскверненное не из-за предательства или жадности, но по своей сущности. Чистый, понятный грех.
   Нечто, чему можно противостоять.
   Нечто, что можно убить.

Глава девятая

   Верхние слои атмосферы были жесткими и холодными, но даже здесь он чувствовал теплое биение нечестивой жизни, пульсирующей внизу. Изер знал, что если посмотрит вниз, то увидит ту же самую картину, которая сводила его с ума все последние месяцы, но не мог просто закрыть глаза и отказаться верить. Он пришел сюда не просто так, ибо все в этом мире происходит по воле Архитектора Судеб.
   К горлу подкатила мерзкая тошнота, священник отправился в свободное падение. Он открыл глаза и увидел желтоватые берега облаков, разбегающиеся перед ним, а потом погрузился в разящую нечистотами грязную жижу. Она толстым липким слоем осела на коже, сдавила дыхание, словно больное легкое. Но Изер знал, на следующем слое будет еще хуже.
   Как обычно, сначала раздались звуки. Завывание ветра и зловещее булькание гнилых облаков бормотанием включенной пилы разрезала клятва, изрыгаемая триллионами крохотных ртов. Священник попытался приготовиться, но ужас все равно подступил к горлу за секунду до удара.
   Мухи. Почти твердая глыба жирных мух с полкилометра глубиной, гнусный черный хор паразитов. Они со всего размаха врезались в тело Изера, покрывая кожу оболочкой из толстого слоя запекшейся крови, залезали в нос и уши, набивались в рот и глазницы. Рев миллионов разрываемых тел наполнил разум священника, но он не останавливался, все глубже погружаясь в мушиную массу, дико молотя руками по окружающей сминающейся плоти.
   Только и дальше не было успокоения. На секунду Изер даже взмолился, чтобы насекомые вернулись, чтобы живые существа поддерживали его, только бы не видеть. Но их скользкая хватка постепенно ослабела, человек проскальзывал все ниже и ниже, пока слой мух не истончился и на священника не обрушился, выжимая пот из тщедушного тела, тяжелый липкий воздух.
   Он открыл глаза. Он должен был это сделать. Архитектор хотел, чтобы он все видел.
   Изер знал, что на самом деле все будет выглядеть не так. Но чувства не обманывали. Его глазам постоянно представала колонна, раздирающая пурпурные небеса, цветок темного пламени высотой в милю. Жар, сочащийся из него, был влажным и тяжелым, он наблюдал за священником. Священник чувствовал холодный, невыносимо страшный, жестокий разум, горящий напротив него. Зло говорило с ним, насмехалось неслышными словами. Оно смеялось. Оно видело его, знало, насколько человек слаб и жалок.
   Священник посмотрел вниз. Так хотел Архитектор.
   Миллионы миллионов трупов кучами валялись на влажной бледной земле страдания. Изер знал: это все хорошие люди, мужчины и женщины, которых Архитектор хотел привести к свету. Эта мерзкая злобная тьма забрала их, поработила и убила всех, теперь живя за счет своих жертв, как хищник, питающийся падалью.
   Они - топливо для огня. Эта тварь жила, поглощая святость и истину, и черное жаркое пламя лизало поверхность земли, превращая мертвецов в хрупкие кучки пепла. Ей были нужны порядочность, честность, чистота. Она жила, извращая праведность, превращая ее в нечто иное, в свою еду. Эти женщины и мужчины были последним шансом человечества, единственными, кто обладал достаточной силой, чтобы узреть истину воли Архитектора. Злая сила жрала их, угрожая проглотить всех в мире, пока ничего не останется.
   Когда-нибудь придет черед Изера стать топливом для пламени тьмы.
   Если только его не остановить. Таково было послание Архитектора. Именно поэтому Он показывал священнику все эти ужасы. Видение говорило не о настоящем, а о грядущем, когда восторжествует зло, а паства Архитектора будет лежать среди груд мертвых тел. Но будущее можно изменить, если только Изер и священные воины Императора смогут найти кошмар и убить его до того, как тот станет всепожирающим огнем.
   Изера подхватила огромная невидимая рука, потащив его вверх, прочь от долины смерти, сквозь слой мух и грязные облака. Быстрее, дальше, в грубый холод космоса.
   В последний момент перед его глазами всегда представала одна и та же картина: мир, который надо очистить. Бледный, покрытый облаками, похожий на огромную катаракту, он гнил на орбите раздутой, умирающей звезды, как будто адская планета заразила ее злом.
   Потом все вокруг обволакивала тьма, и видение кончалось.
   Изер рассказал Сарпедону о послании Императора в новом храме Дорна. В воздухе стоял тяжелый запах старого машинного масла и курящихся благовоний, под потолком металось эхо молитв.
   – Такое же, как обычно?
   – Нет. Более интенсивное, лорд Сарпедон, более реальное.
   – Как будто ты стал ближе?
   – Да. Да, именно так. Мы близко. Я чувствую это. - Изер держал «Боевые Катехизисы» во все еще трясущихся руках. Теперь он всегда носил шедевр Дениятоса с собой. В высоком нефе, выбранном под новый храм Дорна, голос священника казался тоненьким и слабым. Хотя Изер стал выглядеть чище и здоровее, было видно, что он всего лишь старый больной человек.
   – Тебе страшно?
   Старые слезящиеся глаза Изера оторвались от переплета книги.
   – Лорд Сарпедон, это не имеет значения. Я сделаю то, что должен. И все мы.
   Когда-то в нефе держали торпеды, готовые к загрузке в оружейные каналы боевого корабля. Они уже давно куда-то исчезли, оставив после себя огромную пирамидальную впадину, чья вершина скрывалась в тенях. Сюда с кораблей флота перенесли статуи героев Ордена, теперь они стояли по краям зала, яркие и огромные. В центре возвышалась мощная статуя примарха Рогала Дорна. Острие силового меча направлено вверх, боевого лезвия - вниз, символизируя мощь искусной силы Испивающих Души. Его благородное лицо с высокими скулами было обращено кверху, в сторону от тварей, копошащихся под его ногами и олицетворяющих создания Хаоса. За каменной статуей стояла кафедра из черного Дерева, где читали проповеди капелланы, с которой Изер говорил о новой истинной вере Испивающих Души. Сами капелланы получали наставления от священника, Дабы словами истины вдохновлять людей на подвиги.
   – А витраж перестроят, как вы думаете? - неожиданно спросил Изер.
   Сарпедон вспомнил бурю разбитого стекла. Потом осколки аккуратно собрали с пола Зала Послушников и перевезли на «Сломанный хребет» перед разрушением флота. Но магистр чувствовал, что будет как-то неуместно заново восстанавливать окно, словно вновь подчиняя Орден прихотям Империума. Теперь он остался позади, и каждый символ Испивающих Души нужно было изобрести заново, отражая обретенную свободу.
   – Ремесленники делают новый. Я за этим пригляжу, когда мы вернемся.
   – Вы окажетесь здесь, лорд Сарпедон, - сказал Изер, махнув рукой в сторону суровых статуй, окружающих зал.
   Магистр улыбнулся:
   – Надеюсь, они изобразят все шрамы. Не хотелось бы запомниться потомкам красавчиком.
   – И ноги.
   – Разумеется.
   Тишина в соборе умиротворяла и успокаивала. Сарпедон просто не мог себе представить поток варпа, кипящий вокруг «Сломанного хребта». Уже несколько недель корабль Испивающих Души пронизывал ирреальное пространство, но в этот раз под контролем людей. Десантники соединили массивные варп-двигатели с навигационными когитаторами «Махарии Виктрикс» и еще полудюжиной относительно сохранившихся кораблей, внеся в них координаты неизвестной планеты из банков памяти «Беллерофонта». Через пару дней «Сломанный хребет» подойдет к цели на достаточное расстояние, чтобы начать предварительное сканирование.
   – А вы, Сарпедон? - спросил Изер.- Что видели вы?
   Магистр помедлил, вспоминая глубины видений, посетивших его в полудреме.
   – Квиксиан Обскуру. Снова. И… что-то еще. Когда я уже взобрался на крепостную стену, когда опять не мог понять, за что же сражаюсь, за моей спиной появилось нечто странное. Не где-то в отдалении, нет. Как будто мне открылся новый слой реальности, который я до того не видел. Что-то огромное и черное, похожее на темное облако. Я чувствовал его голод. Я слышал, как оно смеется надо мной. Когда я сразил пришельцев, когда умер Каллис, Кэон взглянул на меня, но его слова потонули в хохоте, гремящем вокруг, в каждой клеточке мира.
   Изер улыбнулся:
   – И когда это произошло, вы увидели испорченный мир, похожий на человеческий глаз, пораженный катарактой.
   – Да, отец.
   – Это хорошо, лорд Сарпедон. Теперь вы знаете, к чему стремитесь. Как мало в мире счастливчиков, которые знают, для чего существуют. На свете живут миллиарды людей, потерянных, оступившихся, не видящих истины, не понимающих, как они могут послужить Императору лучше всего. Но вы - другой, мой лорд. Вы видели. Знаете, куда идти, узрели величие зла, которое надо уничтожить. Разве это не благословение, Сарпедон?
   Магистр посмотрел на возвышающуюся статую Рогала Дорна. Скоро, когда батальоны сервов закончат работу над камнем, а ремесленники завершат резьбу, за ней появится новый памятник. Император, Архитектор Судеб, такой, каким Он представал в писаниях паствы Изера, такой, каким Он вырисовывался в мимолетных видениях, являвшихся десантникам. Лицо скрыто маской, плечи широкие, огромные золотые крылья распростерты за спиной. Это будет первое истинное изображение Императора, которого теперь чтили Испивающие Души.
   Он будет смотреть на них пытливыми глазами, обвиняя за неудачи и гордясь успехами. Они никогда не забудут, что за ними наблюдает Император.
   – Да, Изер, - ответил Сарпедон. - Благодать снизошла на меня. Такой шанс редко выпадает человеку. Но Император поставил перед нами непростую задачу. Я возьму с собой лучших бойцов, и, даже если мы победим, тебе придется проповедовать перед Орденом, самые бесстрашные воины которого полегли в борьбе со злом.
   – Я посвятил свою жизнь служению Архитектору Судеб, Сарпедон. Я не владею оружием, но знаю, мне тоже придется сыграть свою роль.
   Магистр встал, изогнув ноги. Они уже практически вылечились, опухоль вокруг суставов почти прошла. Он чувствовал, что может пронзить когтем скалу.
   – Естественно, Изер. Но я был бы плохим командиром, если бы не верил своим подчиненным.
   – Не беспокойтесь обо мне, командор. Орден стал моей паствой, я отдам за него сердце и душу, если понадобится.
   Сарпедону неожиданно пришла в голову мысль, что статуя Дорна - это фантазия скульптора. Примарх - легенда, его деяния - полумиф, никто не знал, как он выглядел на самом деле. Но символа всегда достаточно. Дорн среди них, наблюдает за ними, судит их, и, когда наступит финал, он будет знать - лучшие люди на его стороне.
   – Командор, и…
   – Что, Изер?
   – Убейте нескольких за меня.
   На Коден Тертиусе лил дождь, мир Адептус Механикус, как обычно, перешел на режим полной изоляции. Трехслойные армапластиковые ставни закрыли окна просмотра и дверные проемы, а сенсориумы затянуло гладкими белыми оболочками, защищающими от буйства стихий. Кислотный серный дождь и ядерные грозы, окутавшие все вокруг, могли за секунду убить даже тех-ножреца, в котором уже не осталось ни капли живой плоти, поэтому каждый прибор на планете приходилось герметично запечатывать. Кислота проникала в любую щель, разъедала провода, в результате любая металлическая поверхность становилась источником смертельной опасности для лабораторий и заводов. Когда на поверхности Коден Тертиуса гремели бури, все производство останавливалось, а прислужники техножрецов отправлялись в хабитаты, запрятанные глубоко в скалах, размышлять над совершенством шедевра Омниссии.
   Официально день самоанализа объявили еще с утра, но во многих уголках мира-кузницы продолжалась работа. Бодрствовали те, для кого желание разобрать самые священные тайны Вселенной перевешивало все. Пятеро из них собрались в лаборатории инженерного анализа Сасии Коралот.
   На скамью, усыпанную частями сервитора, взобрался Коло Вайен - бледный подросток, кожа которого постоянно блестела от пленки липкого пота. Его нашли за пределами храма-лаборатории в отдаленном городе-улье. Поразительная способность вбирать и обрабатывать огромное количество информации позволила ему попасть на Коден Тертиус.
   Рядом с Вайеном сидел Таллин, один из техногвар-дейцев-скитариев, которого отправили помощником инженера на радиаторные фабрики мира-кузницы, а он упорным трудом уже почти добился посвящения в техножрецы. Его кожа была сморщена, покрыта шрамами, ловкие руки, больше похожие на скрюченные лапы, сжимались от нетерпения.
   – Ты видела его, Сасия? Ну, давай же, девочка, не тяни!
   – Не все так просто, Таллин. Активация Копья может иметь непредсказуемые последствия. Мы не думали, что артефакт является источником такой колоссальной энергии.
   – Есть способы изоляции, - раздался сухой мертвенный голос.
   Это были первые слова, которые Эль'Хирн сказал за много месяцев. Он присоединился к группе уже в середине исследований, без предупреждения, никто ничего о нем не знал, и, хотя старик внушал остальным механикусам серьезные подозрения, они повисли в воздухе невысказанными вопросами.
   – Ваша лаборатория оснащена электромагнитным карантинным полем, техножрица Коралот. Отсюда никакая энергия вырваться не может. - Старик повел рукой, обмотанной рваными полосами пестрой ткани, которая покрывала его с ног до головы.
   – Вы очень наблюдательны, - заметила Коралот, как всегда подумав, что Эль'Хирн может оказаться кем угодно, даже шпионом магистров Коден Тертиуса. - Но я начинаю осознавать величие вещи, с которой мы имеем дело. Я приняла все меры предосторожности, какие только можно, но их явно будет недостаточно, если что-то пойдет не так или если этот артефакт окажется чем-то иным, не тем, чего мы ожидаем.
   – О какой вообще энергии мы говорим? - спросил Гелентиан, уродливый ученый с чрезвычайно дряблой кожей, стоявший у стены лаборатории на имплантированных протезах, заменивших ему отсохшие ноги. - Эта вещь - бомба? Мина? Она может повредить нам или навеки закрыть вход в высшие ранги жречества? У нас слишком мало результатов, Коралот, а миновал уже год. Время утекает. - Он прошел курс специальных операций, в результате чего стал идеальным сосудом для обработки и хранения информации. Если Ваиен был еще слишком молод и неотесан, то калека -опытен и дисциплинирован. Коралот использовала его как архивиста группы, все их открытия хранились в его памяти. Информация была слишком изменчива, чтобы доверять ее банкам памяти.
   – Гелентиан, - спросила Сасия, - ты когда-нибудь видел взрыв вихревой гранаты?
   Группа замерла на секунду. Вихревые виды вооружения сняли с производства тысячу лет назад. Существовали теории, согласно которым их запретили еще до Темных Веков Технологии.
   – Не видел, - ответил Таллин. - Зато я видел, когда мы поддерживали гвардию на Икаре Четыре. Там с титана Императора запустили всего лишь одну вихревую ракету. Больше не понадобилось. Подбили одного из этих огромных биотитанов тиранидов. Массивный черный взрыв, и ничего. Ничего на месте его головы.