Страница:
Белая пушинка прилипла к бриджам, он попытался смахнуть ее, но она осталась на пальцах.
– Ты дала мне надежду, Катье. Окружила своей заботой, своей нежностью... – Он скатал пушинку в крохотный шарик и стал наблюдать, как она медленно расправляет волоски на его ладони. А мне нечем тебе отплатить, раз ты связалась с дьяволом. Расскажи все Клоду. Это единственная надежда для тебя и твоего сына. – Мягкая пушинка напомнила ему робкие прикосновения Катье, и он решительно смахнул ее. – Эль-Мюзир умрет, слышишь, Катье? Я поклялся, значит, так тому и быть. – Бекет с грохотом распахнул боковую дверь и рявкнул: – Гарри!
– Слышу, полковник, слышу. – Гарри поспешно спускался к нему по черной лестнице. – У меня кости старые, а не уши.
Денщик вошел в комнату, и Бекет захлопнул за ним дверь. Гарри усмехнулся, увидев раздрызганную подушку на полу.
– Видать, знатно поспали. Его Высочество об вас справлялся, а я говорю, пошел, мол, на прогулку. – Бекет возмущенно глянул на него, но денщик продолжал ухмыляться. – А он мне и говорит, Высочество-то: «На прогулку? Что-то не припомню, чтоб кого-нибудь из моих служанок так звали».
– Докладывай.
Гарри со вздохом пожал плечами.
– Все спят, полковник. И вдова, и сучка. – Заткнув два пальца за пояс, он обозревал пуховый пейзаж на полу. – Вдова скушала кусочек пирога с куропаткой и запила полстаканом мадеры, после почитала маленько у окна да и легла. Сучка умяла весь пирог, миску салату и цельную бутылку мадеры уговорила. А заместо книжки вторую бутыль с собой в постелю взяла – поди-ка теперь, добудися.
Бекет не отрываясь глядел в незажженный камин.
– А мальчик? – оглянулся он на Гарри. Флад расплылся в улыбке.
– Спит что твой ангел. – Он опустил глаза и смущенно пошаркал ногами. – Я к нему перед сном заглядывал. Думаю, скучно небось мальцу-то одному. Видали б вы, как он обрадовался! Ровно сам генерал-капитан к ему пожаловал. Ну, подпустил байку-другую – он и заснул.
– Надеюсь, не хвастался своими подвигами при Рамиле? У него же отец там погиб.
– Что вы, полковник, Боже упаси! Я ему рассказал, как ты на чертяке своем цельную конницу смели. Французишкам, поди, Судный день привиделся.
– Кончай с этим, Гарри. Матери вряд ли понравится, что ты на сон грядущий потчуешь ребенка солдатскими россказнями.
– Ага, понял, полковник. – Денщик с неохотой кивнул и повернулся идти.
– Гарри!
– Да, ваша милость?
– Если что-нибудь случится... Ну, если мальчику будет грозить опасность... – Бекет снова отворотил лицо от слуги. – Знаешь, от матерей всего можно ожидать... Короче, мадам де Сен-Бенуа может помешать нашему плану. – Он ударил кулаком по каминной доске. – Так вот, в случае чего ты вывезешь отсюда и ребенка, и мать в безопасное место, слышишь? Куда-нибудь подальше, хоть к самому генерал-капитану.
– Христос с вами, полковник, да как я их вывезу? – У денщика глаза полезли на лоб. – Шутка сказать – Его Высочества племянник! Да вам тогда и генерал-капитан не порука!
– Ты понял мой приказ, Флад? Делай что хочешь, но Петер де Сен-Бенуа и его мать должны быть в безопасности.
– Понял, как не понять, – пробормотал Гарри и зашаркал к двери. – Токмо помяните мое слово, маркграф вам голову снесет.
– На здоровье, – вымолвил Бекет, оставшись один в комнате. – Когда он меня найдет, сносить будет уже нечего.
Катье проснулась в полнейшем смятении. Чтобы набраться уверенности, решила повидать сына, наскоро выпила утренний шоколад и с трудом выстояла, пока Сесиль затягивала ей корсет.
Вырвавшись наконец из рук Сесиль, она чуть ли не бегом бросилась в комнату Петера. По обе стороны его двери стояли два дюжих молодца. Она онемела от удивления.
Лакеи не хотели ее пропускать. На шум выглянул гувернер Петера.
– Что здесь? – спросил он с недовольным видом. – Ах, это вы, мадам?
– Кто эти люди? – спросила Катье. Тот пожал плечами.
– Не знаю – появились и все. Я никогда не задаю вопросов Его Высочеству. Мсье Пьер занимается верховой ездой.
– А-а. Я хочу повидать Грету.
– Старую служанку? – презрительно бросил гувернер, указывая на дверь для прислуги в глубине комнаты. – Она гам.
Катье проскользнула мимо него, чуть замедлила шаг, чтобы оглядеть комнату Петера. На кровати разложен маленький сюртучок небесно-голубого бархата – должно быть, сын его наденет после занятий. Она улыбнулась дрожащими губами, захотелось подойти, погладить его, как она всегда делала по утрам, прежде чем Петер проснется.
Огромный замок, гувернер, занятия верховой ездой – она так добивалась всего этого для сына, однако... Теперь она тоскует по тому, чтоб он в любую минуту мог подбежать и показать ей какую-нибудь драгоценную находку или вонзить зубки в свежеиспеченную булку, намазанную пареньем. А больше всего тосковала по тому, чтобы просто быть рядом с ним. Мальчики знатного рода не имеют времени на матерей.
Она отправилась к Грете. Старая служанка шепотом заверила ее, что с мальчиком все в порядке, что он без звука принимает по утрам лекарство. Катье в порыве облегчения обняла ее и пошла обратно. По дороге подняла с полу серебряный гребешок. Между зубьями застряло несколько золотых волосков. Сокровище мое!
Со слезами на глазах она вернулась в свои комнаты и за несколько часов почти убедила себя в том, что запутанный узел их судеб можно распутать. Ей передали приказ Его Высочества явиться после обеда к карточному столу. Катье обреченно вздохнула. Она ненавидела пикет.
Появилась Сесиль – с новым платьем и бельем под него. Катье без звука выдержала очередную пытку затягивания корсета и облачение в наряд из зеленого шелка. С севера ветер гнал грозовые облака. В душном, набухшем влагой воздухе ощущение шелка на коже казалось неприятно липким. Золотистые кружева кололи грудь.
– А это откуда? – спросила она камеристку (платье совсем ей не понравилось).
Сесиль растерялась.
– Как откуда? От Его Высочества, мадам.
Она нахмурилась, изучая себя в зеркале. Хотелось видеть прежнюю Катье, которая могла заткнуть непослушные пряди под простой полотняный чепчик, без этих оборок, торчащих над головой наподобие солнечных лучей, без лент, болтающихся на спине. Ту Катье, чья нижняя юбка всегда была спрятана под платье, а не выглядывала пеной кружев из-под присборенного подола.
Ту Катье, чье сердце принадлежало ей самой. Она досадливо отмахнулась от своего отражения.
Вслед за коротким стуком в дверь ворвалась Лиз. Катье изумленно уставилась на нее: глаза какие-то тусклые, обведенные темными кругами.
– Боже мой, Лиз! Ты не больна?
Она положила руку на локоть сестры, и та с неожиданной нежностью погладила ее. Но движения Лиз тут же вновь сделались резкими, судорожными. Она с беспокойством огляделась.
– Нет, сестренка. Здесь ужасная духота. Открой окно! – приказала она Сесиль. Потом отступила на шаг и – руки в боки – уставилась на Катье. – Наконец-то Клод позаботился тебя одеть. Видно, ему доложили, что ты ходишь в лохмотьях. – Лиз хихикнула. – Ну, и слава Богу, а то эта старая ведьма, dame d'atour[5], вконец обленилась.
Катье повернулась к Сесиль, волоча за собой шелковый шлейф.
– Пожалуйста, передай этой даме на будущее... – Она запнулась на последнем слове, чувствуя, что ей трудно дышать, и вовсе не из-за корсета. На будущее!
– Да, мадам?
– Что я... я люблю одеваться попроще, – неуверенно закончила она.
Потом вдруг засуетилась, начала собирать гребни, поправлять кружевной полог кровати, наводить порядок на туалетном столике. Ей было страшно взглянуть на сестру, стоящую рядом в роскошном шелковом платье. Отчего у нее в глазах такая тревога? Может, Онцелус отказался делать лекарство?
– Что с тобой, Лиз?
Сестра покосилась на камеристку.
– Оставь нас!
Сесиль присела и поспешно удалилась. Катье перевела дух.
– Лиз... – начала она.
Лиз взяла с ночного столика маленькую фигурку.
– Что это? Вроде, шахматный король.
Катье отобрала у сестры Карла Великого и поставила обратно.
– Лиз, когда же Эль-Мю... Онцелус даст мне лекарство для Петера?
Лиз окинула недовольным взглядом младшую сестру.
– Ты уже второй раз оговариваешься. Что за глупые шутки? Это твой англичанин тебя подучил?
Катье не дала втянуть себя в перепалку.
– Он здесь, Лиз? Готово у него лекарство? Сестра молчала, и в душе Катье шевельнулся страх.
– Умоляю тебя, Лиз! Ты же знаешь, как необходимо Петеру лекарство!
Лиз пожала плечами. Ее глаза лихорадочно бегали по стенам, по кровати, по ковру, не задерживаясь на сестре.
– Онцелус... хочет встретиться с тобой, – наконец едва слышно проронила она.
– Слава тебе Господи! – выдохнула Катье и порывисто обняла сестру. – О, спасибо Лиз! Как я измучилась от неизвестности!
Лиз устало прикрыла глаза.
– Я должна идти.
– Нет, подожди! – Катье схватила ее за руку. – Онцелус... Где я с ним встречусь? Когда?.. Часы!.. Надо их достать из...
Лиз выдернула руку.
– Я извещу тебя.
Щеки у Катье пылали. Она приложила к ним ладони.
– Лиз, часы... Ты знаешь, они сломаны. Когда французы обыскивали замок....
– Да какая разница?! – истерично взвизгнула Лиз. – Не все ли равно, какова цена? – И быстро пошла к двери.
Катье бросилась за ней.
– Лиз! Ради Бога, я...
Но та уже распахнула дверь, вышла и захлопнула ее перед носом сестры.
Катье прислонилась к двери и вздохнула. Наконец-то! Этого она ждала, на это надеялась, за это боролась... Бекет?
Нельзя связываться с Эль-Мюзиром! – звенел у нее в ушах гневный голос. Он уничтожит и тебя, и твоего сына.
Она зажала рот ладонью. Боже милостивый! Еще минуту назад расставание с ним не казалось таким неотвратимым. Он возненавидит ее, будет презирать за слабость.
Что ж, значит, так тому и быть.
– Прости, Бекет. У меня нет другого выхода.
– Мадам! – Сесиль постучала в дверь для прислуги, приоткрыла ее и вошла. – Мадам, Его Высочество просил передать, что вас ждут в зеленой гостиной. Вы будете играть в пикет с герцогиней де Шамборе.
Катье выпрямилась.
– Спасибо. Я сейчас. Сесиль исчезла.
Часы... то, что от них осталось... все еще в сундуке, в комнате Петера. Надо забрать их оттуда и быть готовой к встрече с Эль-Мюзиром. Катье взглянула в окно. До вечера далеко, но тучи совсем затянули небо, кажется, что уже сумерки. Не стоит без надобности сердить Клода, лучше она сходит за часами потом, ближе к ночи. И Катье направилась в зеленую гостиную.
Музыка, доносившаяся сверху, и приглушенные смешки, сопровождающие ее появление, нагнетали тревогу. Стараясь не замечать их, она прошла меж игорных столиков.
Душно. Все свечи зажжены, их пламя отражается в окнах замка загадочным сиянием.
Клод походя кивнул ей.
Лакей подвел ее к столику герцогини де Шамборе. По левую руку от старухи восседал чопорный вельможа по имени Жорж. Посредине столика лежала колода карт. Катье поклонилась и села.
– Сдавайте, милочка, – распорядилась герцогиня. Игра началась.
– Вон он! – Герцогиня махнула веером карт на кого-то позади Катье. – Не правда ли, милочка, это ваш англичанин?
Карты дрогнули в ее руке. Она невольно оглянулась на мужчину, стоящего под изображением трех граций. Он оживленно болтал с дамой, удивительно напоминающей одну из нагих красавиц.
Человек поклонился герцогине и Катье, взмахнув локонами длинного темного парика. На лице его спутницы мелькнуло раздражение. Катье снова уставилась в карты.
– Во-первых, он не мой, тетя Амелия. А во-вторых, это не он.
Франт пожал плечами, когда Катье не ответила на его поклон. А герцогиня, рассмеявшись, вернулась к игре.
У Катье кружилась голова. Духота в комнате все больше действовала на нервы.
И вдруг над ней наклонился Бекет, вырвал карты и перевернул их на столе.
– Боюсь, герцогиня, продолжать игру нет смысла. Старуха нахмурилась, открыла рот, чтобы ответить, но, видимо, передумала и ткнула Жоржа палкой в колено.
– Вдова Филиппа уходит. Играйте вместо нее.
– Но вы же видели карты! – запротестовал тот.
– Да, потому и велю вам продолжать.
Бекет за локоть вытащил Катье из-за стола. Он был одет в темно-вишневый бархат, расшитый золотом. Ей все еще было странно видеть Бекета в одежде придворного. Она привыкла к алому мундиру.
– Лорд Торн... – начала она.
– Прошу вас, мадам. – Он подвел ее к трем грациям. Дамы и кавалеры кланялись им, отвлекаясь от игры.
– Что ты задумал? – прошептала Катье. – Один раз ты меня уже скомпрометировал, когда ушел с бала сразу за мной.
Он молча смотрел на нее. В этом уголке гостиной они были одни, гомон голосов доносился словно бы издалека. А грации на полотне смеялись над ней и все быстрее кружились в танце.
– Что сказала сестра?
Катье быстро подняла на него глаза. Неужели ему известно, что Эль-Мюзир здесь и хочет ее видеть? Откуда он мог узнать так скоро?
– Эти грации очень красивы, – выдавила она из себя.
– Не в моем вкусе.
– Отчего? Какая дивная кожа – точно из слоновой кости...
– Я предпочитаю алебастровую, – пробормотал он. – В лунном свете.
Она вспыхнула и опустила глаза. Почему, даже когда он не дотрагивается до нее, она чувствует тепло его рук?
– В комнате твоей сестры... – он оглянулся вокруг, – следы недавнего визита.
– Приятная м-музыка, верно?
– Мне доводилось слышать звуки в тысячу раз приятнее.
Он умеет ласкать не только руками, но и голосом. Румянец на ее щеках вспыхнул еще ярче.
Бекет приподнял пальцем ее подбородок, но туг же отвел руку.
– Я жду ответа.
Мимолетное прикосновение жгло кожу. Катье вся сжалась.
– Я не знаю, где он. Лиз не сказала...
– Думаю, что сказала. – В его тоне звучало недоверие. – Это ты не хочешь мне говорить.
– Бекет... – Ее вмиг овеяло холодом, и она устремила взгляд к окну, думая, что за ним уже разыгрался ураган. Но ураган был здесь, под боком.
– Как хочешь, – отрезал он. – Я все равно тебе не позволю.
Она облизнула губы, не отрывая взгляда от окна.
– Бекет, скажи, что ты испытываешь после битвы? – спросила она шепотом. – Глядя на свое отражение, ты видишь перед собой другого человека, не того, каким был утром? Оплакиваешь потери или радуешься тому, что остался жить? – Она медленно подняла на него глаза. – А все последующие дни или недели не кажутся тебе бледными, бесцветными? Скучные сны наяву, озаренные тусклым сиянием свечей, наполненные фальшивым смехом и чужими лицами, а настоящая жизнь осталась на поле битвы, и воспоминания – это все, что есть в тебе живого.
– Я могу задать тот же вопрос Бекет посмотрел на нее пристальным, жестким взглядом. – О чем тебе говорит твое собственное отражение? И какие потери ты оплакиваешь – прошлые или будущие? – Он поклонился, перед тем как уйти. – Что до воспоминаний – это тебе предстоит выяснить самой. И очень скоро.
Глава XVII
– Ты дала мне надежду, Катье. Окружила своей заботой, своей нежностью... – Он скатал пушинку в крохотный шарик и стал наблюдать, как она медленно расправляет волоски на его ладони. А мне нечем тебе отплатить, раз ты связалась с дьяволом. Расскажи все Клоду. Это единственная надежда для тебя и твоего сына. – Мягкая пушинка напомнила ему робкие прикосновения Катье, и он решительно смахнул ее. – Эль-Мюзир умрет, слышишь, Катье? Я поклялся, значит, так тому и быть. – Бекет с грохотом распахнул боковую дверь и рявкнул: – Гарри!
– Слышу, полковник, слышу. – Гарри поспешно спускался к нему по черной лестнице. – У меня кости старые, а не уши.
Денщик вошел в комнату, и Бекет захлопнул за ним дверь. Гарри усмехнулся, увидев раздрызганную подушку на полу.
– Видать, знатно поспали. Его Высочество об вас справлялся, а я говорю, пошел, мол, на прогулку. – Бекет возмущенно глянул на него, но денщик продолжал ухмыляться. – А он мне и говорит, Высочество-то: «На прогулку? Что-то не припомню, чтоб кого-нибудь из моих служанок так звали».
– Докладывай.
Гарри со вздохом пожал плечами.
– Все спят, полковник. И вдова, и сучка. – Заткнув два пальца за пояс, он обозревал пуховый пейзаж на полу. – Вдова скушала кусочек пирога с куропаткой и запила полстаканом мадеры, после почитала маленько у окна да и легла. Сучка умяла весь пирог, миску салату и цельную бутылку мадеры уговорила. А заместо книжки вторую бутыль с собой в постелю взяла – поди-ка теперь, добудися.
Бекет не отрываясь глядел в незажженный камин.
– А мальчик? – оглянулся он на Гарри. Флад расплылся в улыбке.
– Спит что твой ангел. – Он опустил глаза и смущенно пошаркал ногами. – Я к нему перед сном заглядывал. Думаю, скучно небось мальцу-то одному. Видали б вы, как он обрадовался! Ровно сам генерал-капитан к ему пожаловал. Ну, подпустил байку-другую – он и заснул.
– Надеюсь, не хвастался своими подвигами при Рамиле? У него же отец там погиб.
– Что вы, полковник, Боже упаси! Я ему рассказал, как ты на чертяке своем цельную конницу смели. Французишкам, поди, Судный день привиделся.
– Кончай с этим, Гарри. Матери вряд ли понравится, что ты на сон грядущий потчуешь ребенка солдатскими россказнями.
– Ага, понял, полковник. – Денщик с неохотой кивнул и повернулся идти.
– Гарри!
– Да, ваша милость?
– Если что-нибудь случится... Ну, если мальчику будет грозить опасность... – Бекет снова отворотил лицо от слуги. – Знаешь, от матерей всего можно ожидать... Короче, мадам де Сен-Бенуа может помешать нашему плану. – Он ударил кулаком по каминной доске. – Так вот, в случае чего ты вывезешь отсюда и ребенка, и мать в безопасное место, слышишь? Куда-нибудь подальше, хоть к самому генерал-капитану.
– Христос с вами, полковник, да как я их вывезу? – У денщика глаза полезли на лоб. – Шутка сказать – Его Высочества племянник! Да вам тогда и генерал-капитан не порука!
– Ты понял мой приказ, Флад? Делай что хочешь, но Петер де Сен-Бенуа и его мать должны быть в безопасности.
– Понял, как не понять, – пробормотал Гарри и зашаркал к двери. – Токмо помяните мое слово, маркграф вам голову снесет.
– На здоровье, – вымолвил Бекет, оставшись один в комнате. – Когда он меня найдет, сносить будет уже нечего.
Катье проснулась в полнейшем смятении. Чтобы набраться уверенности, решила повидать сына, наскоро выпила утренний шоколад и с трудом выстояла, пока Сесиль затягивала ей корсет.
Вырвавшись наконец из рук Сесиль, она чуть ли не бегом бросилась в комнату Петера. По обе стороны его двери стояли два дюжих молодца. Она онемела от удивления.
Лакеи не хотели ее пропускать. На шум выглянул гувернер Петера.
– Что здесь? – спросил он с недовольным видом. – Ах, это вы, мадам?
– Кто эти люди? – спросила Катье. Тот пожал плечами.
– Не знаю – появились и все. Я никогда не задаю вопросов Его Высочеству. Мсье Пьер занимается верховой ездой.
– А-а. Я хочу повидать Грету.
– Старую служанку? – презрительно бросил гувернер, указывая на дверь для прислуги в глубине комнаты. – Она гам.
Катье проскользнула мимо него, чуть замедлила шаг, чтобы оглядеть комнату Петера. На кровати разложен маленький сюртучок небесно-голубого бархата – должно быть, сын его наденет после занятий. Она улыбнулась дрожащими губами, захотелось подойти, погладить его, как она всегда делала по утрам, прежде чем Петер проснется.
Огромный замок, гувернер, занятия верховой ездой – она так добивалась всего этого для сына, однако... Теперь она тоскует по тому, чтоб он в любую минуту мог подбежать и показать ей какую-нибудь драгоценную находку или вонзить зубки в свежеиспеченную булку, намазанную пареньем. А больше всего тосковала по тому, чтобы просто быть рядом с ним. Мальчики знатного рода не имеют времени на матерей.
Она отправилась к Грете. Старая служанка шепотом заверила ее, что с мальчиком все в порядке, что он без звука принимает по утрам лекарство. Катье в порыве облегчения обняла ее и пошла обратно. По дороге подняла с полу серебряный гребешок. Между зубьями застряло несколько золотых волосков. Сокровище мое!
Со слезами на глазах она вернулась в свои комнаты и за несколько часов почти убедила себя в том, что запутанный узел их судеб можно распутать. Ей передали приказ Его Высочества явиться после обеда к карточному столу. Катье обреченно вздохнула. Она ненавидела пикет.
Появилась Сесиль – с новым платьем и бельем под него. Катье без звука выдержала очередную пытку затягивания корсета и облачение в наряд из зеленого шелка. С севера ветер гнал грозовые облака. В душном, набухшем влагой воздухе ощущение шелка на коже казалось неприятно липким. Золотистые кружева кололи грудь.
– А это откуда? – спросила она камеристку (платье совсем ей не понравилось).
Сесиль растерялась.
– Как откуда? От Его Высочества, мадам.
Она нахмурилась, изучая себя в зеркале. Хотелось видеть прежнюю Катье, которая могла заткнуть непослушные пряди под простой полотняный чепчик, без этих оборок, торчащих над головой наподобие солнечных лучей, без лент, болтающихся на спине. Ту Катье, чья нижняя юбка всегда была спрятана под платье, а не выглядывала пеной кружев из-под присборенного подола.
Ту Катье, чье сердце принадлежало ей самой. Она досадливо отмахнулась от своего отражения.
Вслед за коротким стуком в дверь ворвалась Лиз. Катье изумленно уставилась на нее: глаза какие-то тусклые, обведенные темными кругами.
– Боже мой, Лиз! Ты не больна?
Она положила руку на локоть сестры, и та с неожиданной нежностью погладила ее. Но движения Лиз тут же вновь сделались резкими, судорожными. Она с беспокойством огляделась.
– Нет, сестренка. Здесь ужасная духота. Открой окно! – приказала она Сесиль. Потом отступила на шаг и – руки в боки – уставилась на Катье. – Наконец-то Клод позаботился тебя одеть. Видно, ему доложили, что ты ходишь в лохмотьях. – Лиз хихикнула. – Ну, и слава Богу, а то эта старая ведьма, dame d'atour[5], вконец обленилась.
Катье повернулась к Сесиль, волоча за собой шелковый шлейф.
– Пожалуйста, передай этой даме на будущее... – Она запнулась на последнем слове, чувствуя, что ей трудно дышать, и вовсе не из-за корсета. На будущее!
– Да, мадам?
– Что я... я люблю одеваться попроще, – неуверенно закончила она.
Потом вдруг засуетилась, начала собирать гребни, поправлять кружевной полог кровати, наводить порядок на туалетном столике. Ей было страшно взглянуть на сестру, стоящую рядом в роскошном шелковом платье. Отчего у нее в глазах такая тревога? Может, Онцелус отказался делать лекарство?
– Что с тобой, Лиз?
Сестра покосилась на камеристку.
– Оставь нас!
Сесиль присела и поспешно удалилась. Катье перевела дух.
– Лиз... – начала она.
Лиз взяла с ночного столика маленькую фигурку.
– Что это? Вроде, шахматный король.
Катье отобрала у сестры Карла Великого и поставила обратно.
– Лиз, когда же Эль-Мю... Онцелус даст мне лекарство для Петера?
Лиз окинула недовольным взглядом младшую сестру.
– Ты уже второй раз оговариваешься. Что за глупые шутки? Это твой англичанин тебя подучил?
Катье не дала втянуть себя в перепалку.
– Он здесь, Лиз? Готово у него лекарство? Сестра молчала, и в душе Катье шевельнулся страх.
– Умоляю тебя, Лиз! Ты же знаешь, как необходимо Петеру лекарство!
Лиз пожала плечами. Ее глаза лихорадочно бегали по стенам, по кровати, по ковру, не задерживаясь на сестре.
– Онцелус... хочет встретиться с тобой, – наконец едва слышно проронила она.
– Слава тебе Господи! – выдохнула Катье и порывисто обняла сестру. – О, спасибо Лиз! Как я измучилась от неизвестности!
Лиз устало прикрыла глаза.
– Я должна идти.
– Нет, подожди! – Катье схватила ее за руку. – Онцелус... Где я с ним встречусь? Когда?.. Часы!.. Надо их достать из...
Лиз выдернула руку.
– Я извещу тебя.
Щеки у Катье пылали. Она приложила к ним ладони.
– Лиз, часы... Ты знаешь, они сломаны. Когда французы обыскивали замок....
– Да какая разница?! – истерично взвизгнула Лиз. – Не все ли равно, какова цена? – И быстро пошла к двери.
Катье бросилась за ней.
– Лиз! Ради Бога, я...
Но та уже распахнула дверь, вышла и захлопнула ее перед носом сестры.
Катье прислонилась к двери и вздохнула. Наконец-то! Этого она ждала, на это надеялась, за это боролась... Бекет?
Нельзя связываться с Эль-Мюзиром! – звенел у нее в ушах гневный голос. Он уничтожит и тебя, и твоего сына.
Она зажала рот ладонью. Боже милостивый! Еще минуту назад расставание с ним не казалось таким неотвратимым. Он возненавидит ее, будет презирать за слабость.
Что ж, значит, так тому и быть.
– Прости, Бекет. У меня нет другого выхода.
– Мадам! – Сесиль постучала в дверь для прислуги, приоткрыла ее и вошла. – Мадам, Его Высочество просил передать, что вас ждут в зеленой гостиной. Вы будете играть в пикет с герцогиней де Шамборе.
Катье выпрямилась.
– Спасибо. Я сейчас. Сесиль исчезла.
Часы... то, что от них осталось... все еще в сундуке, в комнате Петера. Надо забрать их оттуда и быть готовой к встрече с Эль-Мюзиром. Катье взглянула в окно. До вечера далеко, но тучи совсем затянули небо, кажется, что уже сумерки. Не стоит без надобности сердить Клода, лучше она сходит за часами потом, ближе к ночи. И Катье направилась в зеленую гостиную.
Музыка, доносившаяся сверху, и приглушенные смешки, сопровождающие ее появление, нагнетали тревогу. Стараясь не замечать их, она прошла меж игорных столиков.
Душно. Все свечи зажжены, их пламя отражается в окнах замка загадочным сиянием.
Клод походя кивнул ей.
Лакей подвел ее к столику герцогини де Шамборе. По левую руку от старухи восседал чопорный вельможа по имени Жорж. Посредине столика лежала колода карт. Катье поклонилась и села.
– Сдавайте, милочка, – распорядилась герцогиня. Игра началась.
– Вон он! – Герцогиня махнула веером карт на кого-то позади Катье. – Не правда ли, милочка, это ваш англичанин?
Карты дрогнули в ее руке. Она невольно оглянулась на мужчину, стоящего под изображением трех граций. Он оживленно болтал с дамой, удивительно напоминающей одну из нагих красавиц.
Человек поклонился герцогине и Катье, взмахнув локонами длинного темного парика. На лице его спутницы мелькнуло раздражение. Катье снова уставилась в карты.
– Во-первых, он не мой, тетя Амелия. А во-вторых, это не он.
Франт пожал плечами, когда Катье не ответила на его поклон. А герцогиня, рассмеявшись, вернулась к игре.
У Катье кружилась голова. Духота в комнате все больше действовала на нервы.
И вдруг над ней наклонился Бекет, вырвал карты и перевернул их на столе.
– Боюсь, герцогиня, продолжать игру нет смысла. Старуха нахмурилась, открыла рот, чтобы ответить, но, видимо, передумала и ткнула Жоржа палкой в колено.
– Вдова Филиппа уходит. Играйте вместо нее.
– Но вы же видели карты! – запротестовал тот.
– Да, потому и велю вам продолжать.
Бекет за локоть вытащил Катье из-за стола. Он был одет в темно-вишневый бархат, расшитый золотом. Ей все еще было странно видеть Бекета в одежде придворного. Она привыкла к алому мундиру.
– Лорд Торн... – начала она.
– Прошу вас, мадам. – Он подвел ее к трем грациям. Дамы и кавалеры кланялись им, отвлекаясь от игры.
– Что ты задумал? – прошептала Катье. – Один раз ты меня уже скомпрометировал, когда ушел с бала сразу за мной.
Он молча смотрел на нее. В этом уголке гостиной они были одни, гомон голосов доносился словно бы издалека. А грации на полотне смеялись над ней и все быстрее кружились в танце.
– Что сказала сестра?
Катье быстро подняла на него глаза. Неужели ему известно, что Эль-Мюзир здесь и хочет ее видеть? Откуда он мог узнать так скоро?
– Эти грации очень красивы, – выдавила она из себя.
– Не в моем вкусе.
– Отчего? Какая дивная кожа – точно из слоновой кости...
– Я предпочитаю алебастровую, – пробормотал он. – В лунном свете.
Она вспыхнула и опустила глаза. Почему, даже когда он не дотрагивается до нее, она чувствует тепло его рук?
– В комнате твоей сестры... – он оглянулся вокруг, – следы недавнего визита.
– Приятная м-музыка, верно?
– Мне доводилось слышать звуки в тысячу раз приятнее.
Он умеет ласкать не только руками, но и голосом. Румянец на ее щеках вспыхнул еще ярче.
Бекет приподнял пальцем ее подбородок, но туг же отвел руку.
– Я жду ответа.
Мимолетное прикосновение жгло кожу. Катье вся сжалась.
– Я не знаю, где он. Лиз не сказала...
– Думаю, что сказала. – В его тоне звучало недоверие. – Это ты не хочешь мне говорить.
– Бекет... – Ее вмиг овеяло холодом, и она устремила взгляд к окну, думая, что за ним уже разыгрался ураган. Но ураган был здесь, под боком.
– Как хочешь, – отрезал он. – Я все равно тебе не позволю.
Она облизнула губы, не отрывая взгляда от окна.
– Бекет, скажи, что ты испытываешь после битвы? – спросила она шепотом. – Глядя на свое отражение, ты видишь перед собой другого человека, не того, каким был утром? Оплакиваешь потери или радуешься тому, что остался жить? – Она медленно подняла на него глаза. – А все последующие дни или недели не кажутся тебе бледными, бесцветными? Скучные сны наяву, озаренные тусклым сиянием свечей, наполненные фальшивым смехом и чужими лицами, а настоящая жизнь осталась на поле битвы, и воспоминания – это все, что есть в тебе живого.
– Я могу задать тот же вопрос Бекет посмотрел на нее пристальным, жестким взглядом. – О чем тебе говорит твое собственное отражение? И какие потери ты оплакиваешь – прошлые или будущие? – Он поклонился, перед тем как уйти. – Что до воспоминаний – это тебе предстоит выяснить самой. И очень скоро.
Глава XVII
Катье сидела перед незажженным камином, сжимая в кулаке Карла Великого. Зеленый лиф ее шелкового платья был весь закапан слезами, которых она не вытирала.
Наконец она поставила на место шахматного короля. Ветер стучал в темные окна. Пора. Дольше оттягивать нельзя. Она встала, неловкими пальцами отвязала от платья шлейф, бросила его на спинку стула. Потом сорвала с головы оборчатый чепчик.
Бесшумно ступая по мраморному полу, она проникла в старое крыло и добралась до покоев Петера. В замке царили тьма и безмолвие, лишь изредка одинокая свеча разгоняла мрак.
Часть замка, где находились детские, резко отличалась от парадной: голые каменные стены, ни позолоченных херувимов, ни дорогих гобеленов с обнаженными нимфами, подвал ее замка в Сен-Бенуа и то уютнее!
Да, не много же значат для Клода дети. Недозрелые плоды – не более. Так пусть хранятся в подвале до поры до времени.
Она свернула за угол и чуть замедлила шаг. В канделябре ярко горят семь свечей, и двое лакеев изрядного роста – те самые, которых она видела утром, – стоят у дверей, безмолвные и грозные в своих мешковатых ливреях. Отчего Клод вздумал охранять Петера?
Она бесстрашно подошла к ним, внушив себе, что они не посмеют не впустить мать к сыну.
– Прошу прощения, мадам, – один из них, огромной лапищей преградив ей путь. – Ребенок спит.
– Надеюсь, в такой-то час, – спокойно отозвалась она, пряча вспотевшие руки в складках юбки. – Он... мой сын. Я хочу убедиться, что с ним все в порядке после утренних занятий верховой ездой. Лакеи переглянулись.
– Вы... его мать? Катье вздохнула.
– Ну, если он мой сын, значит, я – его мать. Позвольте мне пройти.
Они вновь обменялись взглядами, а она добавила дерзким шепотом:
– Может быть, перечислить всю нашу родню до седьмого колена?
– Нет, мадам.
Второй отпер ей дверь и отошел в сторону. Потом каким-то удивительно добрым жестом приложил палец к губам.
С бьющимся сердцем она вошла в комнату и устремила взгляд на спящего сына. Возле кровати горела свеча. Катье долго и неподвижно стояла у постели, глядя, как ровно вздымается маленькая грудь, как дышат разметавшиеся по подушке золотые кудри. Мой ангелочек!
Ей вспомнились слова Клода: Не терплю изъянов! Она пошатнулась и ухватилась за спинку кровати, снова и снова твердя себе, что маркграф никогда не узнает про «изъян» своего племянника.
Она порылась в большом шкафу с одеждой Петера, потом в старом высоком комоде, пока не нашла потертый мешок коричневого бархата. Звяканье драгоценного металла наполнило комнату; мысленно Катье вновь прокляла Рулона и его людей за разгром, учиненный в Сен-Бенуа.
Из-за двери донесся приглушенный гул голосов. Знакомые интонации заставили ее насторожиться. Бекет. Она затаила дыхание.
– И давно она здесь? – спросил полковник.
Катье прижала к себе тяжелый мешок и вылетела в дверь для прислуги. Ее встретил легкий храп: в темной клетушке спала Грета.
Она улыбнулась старой верной служанке и проскользнула мимо нее на черную лестницу.
Темнота обступила ее со всех сторон. Пахло прогорклым маслом и сыростью. Держась за шероховатую стену, Катье ощупью спустилась вниз. Вскоре глаза привыкли к темноте, чуть подсвеченной масляного лампадой на покосившейся деревянной полке, – не горит, а чадит!
Она немного помедлила на небольшой площадке и выглянула в главный коридор. Покрепче прижала к себе мешок и, услышав новое звяканье, едва не выронила свою ношу. Но тут сердце подпрыгнуло в груди от какого-то постороннего звука.
Катье круто обернулась; глаза лихорадочно ощупывали тьму лестницы. Нет, вроде пусто. Она спустилась еще на один пролет. Хоть глаз выколи! Ей стало страшно, она попятилась...
И наткнулась на стену, которой еще минуту назад не было.
Еле удержалась, чтобы не закричать. Чьи-то руки схватили ее за плечи и развернули к себе.
Бекет навис над нею; из-за спины его струился свет. Стоит в привычной позе, готовый к бою, волосы не подобраны, камзол и алый мундир расстегнуты – солдат, поднятый со сна по тревоге!
– Я предупреждал вас, мадам, – холодно и раздельно произнес он.
– Это часы! – воскликнула она. – Бекет, я только заплачу ему за лекарство и больше ничего!
– А ты подумала, какую плату он потребует после часов? – Бекет забрал у нее тяжелый мешок и прицепил к поясу, словно кошель. – Ничего ты ему не заплатишь! – Он схватил ее за руку и притянул к себе. Глаза цвета грозового неба пронзали ее насквозь. – Ни сейчас, ни потом.
Он потащил ее за собой в черный лестничный колодец.
– Бекет, я должна! – Шелковая юбка шуршала по неровному полу. – Пусти меня! Все равно ты ничего этим не добьешься, проклятый англичанин!
– Вот именно, проклятый! – прорычал он. – Но ты пойдешь со мной!
Он – быстро, решительно, она – упираясь спустились до самого низа крутой лестницы. Бекет внезапно остановился перед запертой дверью, и Катье налетела на его спину, показавшуюся ей тверже стали.
Послышался скрежет ржавого железа – он отодвинул засов и пинком растворил дверь. Порывистый ветер люто набросился на них.
Дверь вела в один из садов замка. Вечером здесь, видно, был пикник, и зажгли много факелов. Большую часть из них задуло, но некоторые все еще горели; их пламя раскачивалось на ветру. Бекет потянул ее за собой.
– Бекет! Отпусти! – кричала Катье. – Куда ты меня тащишь? – Юбки путались в ногах.
– Прочь из замка, – ответил он, перекрывая своим глубоким голосом шум ветра. – Прочь от дьявола.
Он увлекал ее в глубь сада. Впереди Катье расслышала надрывные крики. Бекет втолкнул ее в тенистую тисовую аллею.
Мимо них, вся оборванная, в слезах пробежала Сесиль. В волосах у нее запутались листья и тонкие веточки; она судорожно рыдала. Катье ринулась было за ней, но пальцы Бекета ухватили ее за пояс.
Она чуть не опрокинулась на спину, это и удержало ее от столкновения с Клодом. Он вышагивал за служанкой с видом самодовольного кота.
Катье съежилась, но маркграф заметил ее, остановился и оглядел всю, с головы до ног – взлохмаченные волосы, измятое платье. Пальцы Бекета жгли ей поясницу, но его самого не видно было за кустами.
– О, дорогая, вы определенно делаете успехи, – проронил Клод. – Сюда явились с почти незапятнанной репутацией, и вот вам пожалуйста – свидание в саду! – Он потрогал ее плечо, шею. – Гм. Видимо, я вас недооценил.
Жаль, вы не в моем вкусе, впрочем, я бы мог пойти с собой на компромисс.
Катье услышала негромкий свист в воздухе и догадалась, что Бекет выхватил из-за пояса кинжал.
Глаза Клода сузились, он с интересом уставился на нее.
– Неужели ваш любовник убил бы меня, вздумай я оказать вам свою милость? Неужели он готов пойти на такой риск?
Катье молчала, понимая, что Бекет способен убить кого угодно.
Клод кивнул, коснулся пальцем уголка ее глаза и опустил руку.
– Да, видимо, он готов на это. – Деверь насмешливо улыбнулся ей. – Но, дорогая моя, как бы ни были соблазнительны ваши формы, едва ли за них стоит отдать жизнь. Пожалуй, тут я на компромисс не пойду.
Уже сделав несколько шагов, он вдруг остановился и резко обернулся к ней.
– Надо наказать гувернеру, чтоб был построже с вашим сыном, коль скоро его мать так безнравственна. Но по крайней мере у вас нет того голодного взгляда, какой бывает у женщин, не имеющих любовника. – Сыто ухмыляясь, он продолжил путь и вскоре скрылся за тисовой аллеей.
Бекет дернул ее к себе, и она повалилась назад. Он успел подхватить ее на руки. Кинжала она так и не увидела.
– Мы теряем время. – Он направился к южным воротам. Мешок с часами позвякивал у пояса, напоминая звон шпор.
– Отпусти же меня, черт бы тебя побрал! – Катье стала молотить его по плечу.
Ее же телом он придавил к себе эти непокорные руки и тихо подзадорил:
– Ну что же вы? Бейтесь, владелица замка! Катье притихла.
Ахерон стоял под самой стеной. Бекет посадил ее на коня и легко вскочил сзади. Прикосновение руки к талии воспринималось уже как что-то уютное, домашнее. Тем не менее она попыталась спрыгнуть, но безуспешно. Бедра сжались, отдавая приказ коню, и Ахерон рванулся вперед.
– Будь ты проклят! Будь ты проклят, Бекет! Отчего ты не даешь мне спасти сына?
– Тебя ввели в заблуждение.
– Ах, так? А то, что ты чуть не убил маркграфа Геспер-Обского, – это тоже мое заблуждение?
– Нет. Это нет.
Слова, подхваченные ветром, едва коснулись ее уха. Первые жгучие капли дождя упали на платье. Впереди грозной тенью на фоне угрюмого неба высилось заброшенное аббатство.
Ахерон слетел по склону холма и в мгновение ока очутился под навесом коновязи. Дождь усиливался.
Бекет спешился, снял ее с коня.
– Беги туда! – приказал он, кивнув на ближайшую дверь.
Она замешкалась, не желая ему повиноваться. Он отстегнул седло, повесил его на перекладину и надвинулся на Катье.
Она отступила. Затем повернулась и вбежала внутрь. Он последовал за ней.
– Найал сегодня ночует на другом конце города, – сказал он, зажигая фонарь.
Тусклый свет озарил старые стены и одеяло, брошенное на охапку соломы.
Летняя ночь была ненастной, но не холодной; их обволакивал шум ливня.
– Я только хочу спасти сына, – повторила Катье. – Но все так запуталось.
Он вытащил из-за пояса кинжал. У Катье перехватило дыхание. Свет фонаря облизывал острие и подсвечивал мрачную усмешку в темно-синих глазах.
– Любой узел можно разрубить. – Он поднес кинжал к мешку с часами и, перерезав веревку, швырнул мешок стену.
Грохот заглушил все остальные звуки. Кусочки золота и эмали рассыпались по каменному полу, как пшеничные зерна.
– Где ты должна с ним встретиться?
Она встала на колени и принялась собирать осколки. Бекет схватил ее за руку.
– Говори, где он!
Она взглянула на кинжал в его руке, потом прямо ему в глаза.
– Вы угрожаете мне, полковник Торн?
Он бросил кинжал, и тот зазвенел у его ног. Сомкнув пальцы вокруг ее предплечий, он приподнял Катье над грязным полом.
– Нечего ползать ради этой собаки! – Крепко обнимая, он поставил ее на пол. – Как ты можешь молчать? Неужели не чувствуешь, как зло клубится вокруг тебя?.. Он где-то там... прячется. В замке много темных углов. – Он выпустил ее. Подошел к узкому оконцу и, подтянувшись, коснулся руками верхней рамы. – Но тьма преисподней – единственное подходящее место для Эль-Мюзира.
Наконец она поставила на место шахматного короля. Ветер стучал в темные окна. Пора. Дольше оттягивать нельзя. Она встала, неловкими пальцами отвязала от платья шлейф, бросила его на спинку стула. Потом сорвала с головы оборчатый чепчик.
Бесшумно ступая по мраморному полу, она проникла в старое крыло и добралась до покоев Петера. В замке царили тьма и безмолвие, лишь изредка одинокая свеча разгоняла мрак.
Часть замка, где находились детские, резко отличалась от парадной: голые каменные стены, ни позолоченных херувимов, ни дорогих гобеленов с обнаженными нимфами, подвал ее замка в Сен-Бенуа и то уютнее!
Да, не много же значат для Клода дети. Недозрелые плоды – не более. Так пусть хранятся в подвале до поры до времени.
Она свернула за угол и чуть замедлила шаг. В канделябре ярко горят семь свечей, и двое лакеев изрядного роста – те самые, которых она видела утром, – стоят у дверей, безмолвные и грозные в своих мешковатых ливреях. Отчего Клод вздумал охранять Петера?
Она бесстрашно подошла к ним, внушив себе, что они не посмеют не впустить мать к сыну.
– Прошу прощения, мадам, – один из них, огромной лапищей преградив ей путь. – Ребенок спит.
– Надеюсь, в такой-то час, – спокойно отозвалась она, пряча вспотевшие руки в складках юбки. – Он... мой сын. Я хочу убедиться, что с ним все в порядке после утренних занятий верховой ездой. Лакеи переглянулись.
– Вы... его мать? Катье вздохнула.
– Ну, если он мой сын, значит, я – его мать. Позвольте мне пройти.
Они вновь обменялись взглядами, а она добавила дерзким шепотом:
– Может быть, перечислить всю нашу родню до седьмого колена?
– Нет, мадам.
Второй отпер ей дверь и отошел в сторону. Потом каким-то удивительно добрым жестом приложил палец к губам.
С бьющимся сердцем она вошла в комнату и устремила взгляд на спящего сына. Возле кровати горела свеча. Катье долго и неподвижно стояла у постели, глядя, как ровно вздымается маленькая грудь, как дышат разметавшиеся по подушке золотые кудри. Мой ангелочек!
Ей вспомнились слова Клода: Не терплю изъянов! Она пошатнулась и ухватилась за спинку кровати, снова и снова твердя себе, что маркграф никогда не узнает про «изъян» своего племянника.
Она порылась в большом шкафу с одеждой Петера, потом в старом высоком комоде, пока не нашла потертый мешок коричневого бархата. Звяканье драгоценного металла наполнило комнату; мысленно Катье вновь прокляла Рулона и его людей за разгром, учиненный в Сен-Бенуа.
Из-за двери донесся приглушенный гул голосов. Знакомые интонации заставили ее насторожиться. Бекет. Она затаила дыхание.
– И давно она здесь? – спросил полковник.
Катье прижала к себе тяжелый мешок и вылетела в дверь для прислуги. Ее встретил легкий храп: в темной клетушке спала Грета.
Она улыбнулась старой верной служанке и проскользнула мимо нее на черную лестницу.
Темнота обступила ее со всех сторон. Пахло прогорклым маслом и сыростью. Держась за шероховатую стену, Катье ощупью спустилась вниз. Вскоре глаза привыкли к темноте, чуть подсвеченной масляного лампадой на покосившейся деревянной полке, – не горит, а чадит!
Она немного помедлила на небольшой площадке и выглянула в главный коридор. Покрепче прижала к себе мешок и, услышав новое звяканье, едва не выронила свою ношу. Но тут сердце подпрыгнуло в груди от какого-то постороннего звука.
Катье круто обернулась; глаза лихорадочно ощупывали тьму лестницы. Нет, вроде пусто. Она спустилась еще на один пролет. Хоть глаз выколи! Ей стало страшно, она попятилась...
И наткнулась на стену, которой еще минуту назад не было.
Еле удержалась, чтобы не закричать. Чьи-то руки схватили ее за плечи и развернули к себе.
Бекет навис над нею; из-за спины его струился свет. Стоит в привычной позе, готовый к бою, волосы не подобраны, камзол и алый мундир расстегнуты – солдат, поднятый со сна по тревоге!
– Я предупреждал вас, мадам, – холодно и раздельно произнес он.
– Это часы! – воскликнула она. – Бекет, я только заплачу ему за лекарство и больше ничего!
– А ты подумала, какую плату он потребует после часов? – Бекет забрал у нее тяжелый мешок и прицепил к поясу, словно кошель. – Ничего ты ему не заплатишь! – Он схватил ее за руку и притянул к себе. Глаза цвета грозового неба пронзали ее насквозь. – Ни сейчас, ни потом.
Он потащил ее за собой в черный лестничный колодец.
– Бекет, я должна! – Шелковая юбка шуршала по неровному полу. – Пусти меня! Все равно ты ничего этим не добьешься, проклятый англичанин!
– Вот именно, проклятый! – прорычал он. – Но ты пойдешь со мной!
Он – быстро, решительно, она – упираясь спустились до самого низа крутой лестницы. Бекет внезапно остановился перед запертой дверью, и Катье налетела на его спину, показавшуюся ей тверже стали.
Послышался скрежет ржавого железа – он отодвинул засов и пинком растворил дверь. Порывистый ветер люто набросился на них.
Дверь вела в один из садов замка. Вечером здесь, видно, был пикник, и зажгли много факелов. Большую часть из них задуло, но некоторые все еще горели; их пламя раскачивалось на ветру. Бекет потянул ее за собой.
– Бекет! Отпусти! – кричала Катье. – Куда ты меня тащишь? – Юбки путались в ногах.
– Прочь из замка, – ответил он, перекрывая своим глубоким голосом шум ветра. – Прочь от дьявола.
Он увлекал ее в глубь сада. Впереди Катье расслышала надрывные крики. Бекет втолкнул ее в тенистую тисовую аллею.
Мимо них, вся оборванная, в слезах пробежала Сесиль. В волосах у нее запутались листья и тонкие веточки; она судорожно рыдала. Катье ринулась было за ней, но пальцы Бекета ухватили ее за пояс.
Она чуть не опрокинулась на спину, это и удержало ее от столкновения с Клодом. Он вышагивал за служанкой с видом самодовольного кота.
Катье съежилась, но маркграф заметил ее, остановился и оглядел всю, с головы до ног – взлохмаченные волосы, измятое платье. Пальцы Бекета жгли ей поясницу, но его самого не видно было за кустами.
– О, дорогая, вы определенно делаете успехи, – проронил Клод. – Сюда явились с почти незапятнанной репутацией, и вот вам пожалуйста – свидание в саду! – Он потрогал ее плечо, шею. – Гм. Видимо, я вас недооценил.
Жаль, вы не в моем вкусе, впрочем, я бы мог пойти с собой на компромисс.
Катье услышала негромкий свист в воздухе и догадалась, что Бекет выхватил из-за пояса кинжал.
Глаза Клода сузились, он с интересом уставился на нее.
– Неужели ваш любовник убил бы меня, вздумай я оказать вам свою милость? Неужели он готов пойти на такой риск?
Катье молчала, понимая, что Бекет способен убить кого угодно.
Клод кивнул, коснулся пальцем уголка ее глаза и опустил руку.
– Да, видимо, он готов на это. – Деверь насмешливо улыбнулся ей. – Но, дорогая моя, как бы ни были соблазнительны ваши формы, едва ли за них стоит отдать жизнь. Пожалуй, тут я на компромисс не пойду.
Уже сделав несколько шагов, он вдруг остановился и резко обернулся к ней.
– Надо наказать гувернеру, чтоб был построже с вашим сыном, коль скоро его мать так безнравственна. Но по крайней мере у вас нет того голодного взгляда, какой бывает у женщин, не имеющих любовника. – Сыто ухмыляясь, он продолжил путь и вскоре скрылся за тисовой аллеей.
Бекет дернул ее к себе, и она повалилась назад. Он успел подхватить ее на руки. Кинжала она так и не увидела.
– Мы теряем время. – Он направился к южным воротам. Мешок с часами позвякивал у пояса, напоминая звон шпор.
– Отпусти же меня, черт бы тебя побрал! – Катье стала молотить его по плечу.
Ее же телом он придавил к себе эти непокорные руки и тихо подзадорил:
– Ну что же вы? Бейтесь, владелица замка! Катье притихла.
Ахерон стоял под самой стеной. Бекет посадил ее на коня и легко вскочил сзади. Прикосновение руки к талии воспринималось уже как что-то уютное, домашнее. Тем не менее она попыталась спрыгнуть, но безуспешно. Бедра сжались, отдавая приказ коню, и Ахерон рванулся вперед.
– Будь ты проклят! Будь ты проклят, Бекет! Отчего ты не даешь мне спасти сына?
– Тебя ввели в заблуждение.
– Ах, так? А то, что ты чуть не убил маркграфа Геспер-Обского, – это тоже мое заблуждение?
– Нет. Это нет.
Слова, подхваченные ветром, едва коснулись ее уха. Первые жгучие капли дождя упали на платье. Впереди грозной тенью на фоне угрюмого неба высилось заброшенное аббатство.
Ахерон слетел по склону холма и в мгновение ока очутился под навесом коновязи. Дождь усиливался.
Бекет спешился, снял ее с коня.
– Беги туда! – приказал он, кивнув на ближайшую дверь.
Она замешкалась, не желая ему повиноваться. Он отстегнул седло, повесил его на перекладину и надвинулся на Катье.
Она отступила. Затем повернулась и вбежала внутрь. Он последовал за ней.
– Найал сегодня ночует на другом конце города, – сказал он, зажигая фонарь.
Тусклый свет озарил старые стены и одеяло, брошенное на охапку соломы.
Летняя ночь была ненастной, но не холодной; их обволакивал шум ливня.
– Я только хочу спасти сына, – повторила Катье. – Но все так запуталось.
Он вытащил из-за пояса кинжал. У Катье перехватило дыхание. Свет фонаря облизывал острие и подсвечивал мрачную усмешку в темно-синих глазах.
– Любой узел можно разрубить. – Он поднес кинжал к мешку с часами и, перерезав веревку, швырнул мешок стену.
Грохот заглушил все остальные звуки. Кусочки золота и эмали рассыпались по каменному полу, как пшеничные зерна.
– Где ты должна с ним встретиться?
Она встала на колени и принялась собирать осколки. Бекет схватил ее за руку.
– Говори, где он!
Она взглянула на кинжал в его руке, потом прямо ему в глаза.
– Вы угрожаете мне, полковник Торн?
Он бросил кинжал, и тот зазвенел у его ног. Сомкнув пальцы вокруг ее предплечий, он приподнял Катье над грязным полом.
– Нечего ползать ради этой собаки! – Крепко обнимая, он поставил ее на пол. – Как ты можешь молчать? Неужели не чувствуешь, как зло клубится вокруг тебя?.. Он где-то там... прячется. В замке много темных углов. – Он выпустил ее. Подошел к узкому оконцу и, подтянувшись, коснулся руками верхней рамы. – Но тьма преисподней – единственное подходящее место для Эль-Мюзира.