— И она отравляет вам жизнь?
   — Нет, что вы! — ответила Уитни, удивляясь проницательности Девлина. — Она… вполне добра ко мне.
   — Странно. — Он помолчал, а потом заговорил тихим голосом (Мередит с трудом разбирала его фразы). — Простите меня за сказанное. Я подначивал вас.
   — Зачем?
   — Чтобы посмотреть, как вы вспылите. Мне очень нравится видеть в этот момент ваши глаза ~ они освещаются изнутри каким-то необычайным светом… Вообще… люблю перебрасываться словами с кем-то, кто умнее быка, что является умственным уровнем большинства моих собеседников на протяжении последних недель. Но я знал, вы — не любовница Харли. — Снова ваш прославленный опыт?
   Лицо Девлина осветила неожиданно очаровательная улыбка, словно вспыхнула радуга на сером мрачном небе.
   — Да. У вас вид нетронутой женщины.
   — Вернее, вы хотите сказать, что я выгляжу старой девой. Что ж, вы правы. Я и есть старая дева. Всего хорошего, Девлин.
   Он перевернулся на живот и долго смотрел ей вслед. В походке Уитни не замечалось ничего похожего на так называемое женское изящество.
   — Меня зовут Джереми, — наконец прокричал Девлин.
   Мередит замедлила шаг, но не обернулась.
   Он снова лег на спину, подложив руки под голову. Трава щекотала шею, воздух заполняли ароматы цветущих растений. «Придет ли она брать у меня уроки?» — подумал Девлин. Это оказалось самой приятной мыслью за все последнее время. Она приятно убаюкивала его, и он погрузился в сон, вдыхая запах зеленой травы.
   Мередит совсем не собиралась идти на конюшню.
   Одеваясь утром, она поинтересовалась у Бетси о состоянии здоровья их пациента.
   — Как там Неб?
   Шоколадное лицо служанки просияло, и она улыбнулась Уитни.
   — Чудесно, мэм. Он впервые всю ночь спал спокойно.
   Мередит удивленно взглянула на девушку.
   — Ты хочешь сказать, что оставалась с ним в это время суток?
   — Я спала на тюфяке на полу, чтобы услышать, если он позовет. С тех пор, как его перевезли в хижину, мне приходится бывать там каждую ночь.
   — Я не имела в виду, чтобы ты ухаживала за ним круглосуточно! Ты же измотала себя.
   — Со мной все в порядке, правда. Небу намного лучше, когда я часто обтираю его влажным полотенцем.
   — Бетси, ты… У тебя какое-то чувство к этому человеку?
   Девушка стиснула в ладони расческу и отвела глаза.
   — Я уважаю его. Он сильный… Борец… Нет, нет, я имею в виду не тело, а душу Неба.
   — Он всего лишь полевой работник.
   — Может, и так. — Лицо Бетси вспыхнуло. — Но он лучше многих домашних рабов, которых я знаю.
   — Он же дикарь.
   — Да, дикий… — призвалась девушка, — но зато гордый и отважный. Неб — не прирученный, как все здешние мужчины. В нем кипит настоящая жизнь.
   Мередит пожала плечами. Не ее дело, если служанка влюбилась в этого африканца. Она лишь надеялась, что это чернокожее чудовище не обидит Бетси.
   Девушка заметила странное выражение глаз Уитни и тихо сказала:
   — То, что он свободен в душе, совсем не говорит о жестокости. Неб может быть ласковым, как ребенок.
   Когда Бетси произносила эти слова, ее лицо светилось от счастья, и Мередит недоумевала, как далеко зашли их отношения. Конечно же, они не… Нет! Негр слишком ослаблен болезнью.
   Уитни торопливо поднялась, удивляясь, что размышляет над амурными делами Бетси. — Надеюсь, ты права… А теперь мне нужно заняться кое-какой работой до завтрака.
   Все занятия показались ей скучными; за трапезой совсем не было аппетита. Вообще все сегодняшнее утро она ощущала странное беспокойство.
   После завтрака Мередит ушла в кабинет, который отделялся от остальной части дома, чтобы поработать над приходно-расходными книгами плантации. Дэниэл умел делать деньги, но терпеть не мог делать записи. Раньше этим занималась Анна. Она же и научила дочь сему искусству. Так что после смерти матери Мередит приняла на себя эту обязанность.
   Вначале Уитни открыла регистрационный журнал, в котором записывались имена всех рабов и фиксировались жизненно важные события их существования. Например, такие, как рождение и смерть.
   Она дописала имена трех чернокожих, что недавно приобрел Дэниэл, и на отдельном листе записала данные белого наемного работника. Подобных ему почти не было отмечено в книге, о чем свидетельствовала пустая страница.
   Покончив с журналом, Мередит взяла гроссбух, чтобы зафиксировать суммы, которые мистер Харли заплатил за них, и товары, использованные для обмена вместо денег.
   Приходно-расходные книги содержали всю историю плантации. В них регистрировались расходы на содержание фермы и дома и, естественно, все доходы. Многие сделки представляли собой прямой товарообмен и отмечались особым образом. Мередит вносила сюда все приобретенное для домашних нужд, вплоть до булавки, равно как и расходы на фермерское хозяйство. На листах отмечалась каждая унция риса и индиго, произведенная на полях, и цена. Ее отчеты были настолько полными, что она с одного взгляда могла сказать, кто из рабов владеет той или иной специальностью; кто является плотником, кто — столяром или просто полевым работником; Уитни могла точно перечислить, сколько фунтов свинины или бушелей зерна потребила плантация за тот или иной год. Она хозяйствовала придирчиво и скрупулезно, получая огромное удовольствие от проделанной работы.
   В данный момент Мередит с головой погрузилась в проверку цифр за сентябрь. Неожиданно отворилась дверь, и в кабинет бочком вошел надсмотрщик.
   — О, мисс Мередит, я не подозревал, что вы здесь. Думал, работает ваш отец. — Он улыбнулся.
   Уитни взглянула на него, по какой-то причине сомневаясь в правдивости его слов. От присутствия Джексона у нее начинали бегать по коже мурашки, и она, насколько это возможно, старалась не общаться с ним. Он всегда вел себя с хитростью, и Мередит не доверяла надсмотрщику.
   — Как видите, его нет. Предлагаю вам поискать его в доме.
   Джексон и не подумал закрыть дверь с обратной стороны. Напротив, он прошел, улыбаясь, к столу.
   — Ничего. Пожалуй, я лучше поговорю на эту тему с вами.
   — В самом деле? — Уитни вскинула брови, стараясь вложить в сей жест всю надменность. Ей хотелось поскорее избавиться от этого докучливого собеседника.
   — Ага, — Джексон совершенно не замечал ее недовольства. — Знаете, я долго думал о вас… Когда умрет Харли, вы останетесь беззащитной, а фермой будет некому управлять.
   — Уверена, что пройдет еще достаточно много времени, прежде чем мистер Харли оставит этот мир. Когда сие случится, смею вас заверить, у меня хватит сил и на управление, и на заботу о себе.
   — И все-таки… женщине нужен мужчина, мисс Мередит.
   — Едва ли это является подходящей темой для широкого обсуждения, мистер Джексон.
   — О! Я бы не хотел оскорбить вас. Нет, мэм. Просто я не привык к общению с леди и всему такому прочему.
   — Это очевидно.
   — Да, я человек простой. Говорю то, что вижу… Факт есть факт — вам уже за двадцать, а вы до сих пор не замужем. Вряд ли вы выйдете за кого-нибудь из здешних плантаторов, если до нынешнего времени не решились на такой шаг. Давайте начистоту! Вы далеко не красавица, да к тому же чересчур гордая. Обременительное сочетание для любого мужчины, чтобы безоговорочно принять его. — Глаза Мередит вспыхнули. Она настолько разозлилась, что потеряла дар речи. — Но не для меня. Я уже свыкся с вашим норовом. Так что мы могли бы неплохо поладить. Словом, я хочу жениться на вас.
   — Что?! — Мередит прямо-таки подскочила. Порыв ярости смел все представления о вежливости. — Ты смеешь предлагать мне выйти за тебя? Ах ты гнусное животное! Как ты мог подумать, что я сделаю это?! А в какие милые слова ты все облек! Боже милостивый, ты думаешь, я настолько безнадежна?!
   Костлявое лицо Джексона потемнело, а рот вытянулся в тонкую линию.
   — Конечно, ты не подарок и прекрасно знаешь это! — огрызнулся он. — Ни один мужик в округе не захочет тебя! Даже со всей твоей землей!
   — Советую тебе немедленно убраться, или я расскажу мистеру Харли о твоем предложении! Тебя вышвырнут из «Мшистой заводи» еще до наступления ночи.
   — Мне кажется, он был бы рад сбыть тебя с рук.
   Джексон развернулся и вышел из кабинета, оставив Мередит кипеть от возмущения и негодования.
   Уитни плюхнулась обратно на стул и ударила кулаками по столешнице. Как он посмел?! Как посмел! Словно она позволила бы этому мерзкому созданию хотя бы приблизиться к ней. Нет, ей следовало бы позвать Девлина и приказать ему выкинуть сего негодяя вон из комнаты. Мередит улыбнулась. Такое зрелище могло бы здорово успокоить ее взбудораженные нервы. Она взглянула на гроссбух. Бесполезно снова пытаться приниматься за работу, пока не утихнет злость.
   Уитни захлопнула тяжелую книгу и начисто вытерла перо. После этого она оставила кабинет, прошла по насыпной дорожке в дом и поднялась к себе. Едва соображая, что делает, Мередит сбросила платье через голову, расстегнула пояс и швырнула его на кровать. Затем она позвонила Бетси и попросила помочь ее облачиться в костюм для верховой езды.
   Прогулка верхом — как раз то, что улучшит Дурное настроение. Любая компания, даже Девлина, покажется приятной после общества гнусного надсмотрщика.
   Она быстро нахлобучила треуголку на волосы и помчалась вниз по лестнице. Когда Уитни пришла во двор конюшни, ее лицо все еще сохраняло маску злости и ненависти.
   — Девлин! — властно позвала она, входя внутрь строения, где остро пахло сеном, кожей и лошадьми. — Девлин! Я пришла учиться ездить верхом.

ГЛАВА 6

   Джереми вышел из стойла, отряхивая солому со своих бриджей и голых рук.
   — По выражению вашего лица можно подумать, что вы пришли выпустить мне кровь и затем четвертовать.
   — Что? О… Нет. Просто меня кое-что расстроило.
   — По-моему, это слишком мягко сказано. Ладно, сейчас оседлаю вашу кобылку.
   Девлин отправился в соседнее помещение, где размещалась конская упряжь, и секунду спустя появился, прижимая к груди уздечку и седло. Быстрыми уверенными движениями он оседлал лошадь. Мередит, наблюдая за ним, невольно восхищалась сильными и ловкими движениями его пальцев. Он продел длинные поводья в недоуздок и вывел животное из стойла. Во дворе Джереми снова подставил сложенные вместе ладони, как и в прошлый раз, и легко подбросил Уитни в седло, словно она совсем ничего не весила. Затем он правильно расположил ее ноги и стопы в стременах, подал поводья и показал, как их нужно легонько сжимать в ладонях.
   — Нет, нет… Не так крепко. Совершенно ни к чему держать животное мертвой хваткой. Эта лошадь вполне надежна и обладает устойчивой поступью. Так что бояться нечего…
   Мередит перевела дыхание, растревоженная прикосновениями рук Девлина, дотрагивающихся до таких интимных мест, как ноги, — пусть даже и через ткань одежды. Однако его сие нисколько не трогало. На лице застыла маска деловитости, когда Джереми, нахмурившись, оглядывал результаты своей работы, а затем ежеминутно корректировал ее посадку. Он вел себя словно скульптор. С таким же успехом Мередит могла быть куском дерева или глины.
   Уитни подумала, о чем бы заговорить, дабы развеять собственную тревогу, и неожиданно «ухватилась» за его последнее замечание.
   — Мерси — наррагансеттский иноходец…
   — Мерси?[2]
   — Да. Дэниэл купил ее у одного пуританина. Тот давал клички своим лошадям по названиям добродетелей.
   — Ну, к вам-то она определенно милосердна. Хотя, лучше бы ее назвать Пейшенс[3] — это более уместно для нее. Ладно… Теперь мягко ударьте ее — мягко! — в ребра. Незачем так срываться с места в карьер, как сделали вчера.
   Мередит поморщилась, но подчинилась. Джереми стоял в центре импровизированного круга, придерживая длинный повод, а Уитни скакала вокруг него. Он постоянно медленно поворачивался, не спуская с нее глаз.
   — Так… Хорошо… Ослабьте поводья. Ею почти не нужно управлять. Да и не нужно бороться с лошадью за господство. Учитесь просто вести животное. Доверяйте ему, двигайтесь вместе с ним. Время от времени немного помогайте своему скакуну, говорите, куда идти и как быстро… Так… Разожмите руки. Лошадь можно принудить делать что-то не более, чем мужчину.
   — В самом деле? А я знаю некоторых джентльменов, чьи жены водят их за нос.
   — Вот-вот, важное слово — «вести»… Не нужно ни дергать, ни пришпоривать, ни рвать губы удилами, будь то лошадь или мужья. Вы просто ведете, предлагаете и направляете… Разве вы еще не знаете об этом? Я считал, такие уловки известны всем женщинам.
   Произнеся последнюю фразу, он усмехнулся и отбросил спутанную белокурую прядь со лба.
   — Я не привыкла использовать уловки, — сдержанно ответила Мередит.
   Мужская улыбка стала еще шире.
   — Это совершенно очевидно.
   — А вы дерзкий человек.
   — Да, мне часто напоминали об этом.
   — Крайне нежелательное качество для слуги.
   — Но ведь я же нежелательный слуга, не так ли?
   — Как вы можете говорить со мной в такой… э… легкомысленной манере? — Мередит в растерянности захлопала ресницами. — Это же совершенно неприлично.
   — Хотите сказать, что я не знаю своего места? — Он ослабил повод, и Уитни позволила лошади остановиться. Джереми двинулся к ней. — Ошибаетесь. Думаю, прекрасно знаю. Матросы на корабле довольно часто напоминали мне, что теперь — я ничто. Словом, не лучше раба, верно? Вы можете приказать избить меня за оскорбление или даже высечь… Тем более, досточтимый Джексон обожает такие вещи. Ну, что соизволите приказать? Он остановился рядом, подняв голову вверх и заглядывая в ее глаза, словно собирался проникнуть в самую душу Уитни. — Вам доставляет удовольствие созерцать избиение человека? Или забавляет вид крови равно как и зрелище торговли людьми? Это, вообще-то, не вяжется с вашей вчерашней добротой к больному рабу. Так что же вы на самом деле? Женщина, получающая удовлетворение от страданий своих жертв, или та, которая ухаживает за несчастными с терпением и нежностью?
   Мередит просто задохнулась, пришла в ужас, услышав такие слова в свой адрес.
   — Я никогда… Я … Как вы смеете?! Я никогда в жизни не приказывала избивать людей! Мне и в голову не могло прийти такое… Думаете, мне весело и радостно, когда вижу унижение человека, стоящего на аукционной платформе?
   — Гм… Тогда зачем вы пришли в тот день, когда продавали меня?
   — Чтобы избавиться от общества своей кузины, — честно ответила Мередит.
   — Вашей кузины?
   — Да, моей кузины по матери… Фебы, которая только и может, что болтать о поклонниках, нарядах и вечеринках. Она просто заговорила меня! Даже часа в ее компании достаточно, чтобы заставить человека сделать что-либо из ряда вон выходящее. Вот я и сбежала от нее…
   Девлин откинул назад свою львиную голову и… расхохотался. Солнце сверкало на его золотых волосах; он напоминал Мередит какого-то златокудрого греческого бога — то ли Аполлона, то ли Марса, смеющегося и сильного. Она совершенно запоздало осознала, что разговаривает со слугой неподобающим образом. Уитни сразу же набросила на лицо маску чопорности.
   — Впрочем, это совсем не ваше дело. Я пришла учиться верховой езде, а не обсуждать отдельные стороны моего характера. Вообще… Кто вы такой, чтобы судить меня?
   — Совершенно с вами согласен, — серьезно отозвался Джереми, хотя в его глазах все еще мерцали смешинки. — Ваше раздражение по поводу кузины Фебы ни в коей мере не касается меня… Я лишь покорный слуга и существую для того, чтобы исполнять ваши приказы.
   — Мередит! — раздался громкий женский голос, и Уитни повернулась на лошади, чтобы взглянуть в сторону дома.
   — Я здесь, Лидия! — откинулась она, нервно перебирая поводья одной рукой.
   Немного погодя из-за угла здания появилась миссис Чандлер. На ней была широкополая соломенная шляпка, закрывающая голову и лицо от лучей солнца. Увидев Мередит, Лидия остановилась. На мгновение она захотела вернуться в дом, но потом все-таки направилась к ним.
   — Прошу прощения. Я не знала, что ты занята, — извинилась миссис Чандлер своим приятным — девичьим — голосом, подходя ближе.
   Девлин наблюдал за ее приближением, буквально упиваясь красотой женщины. Она выглядела старше Мередит на несколько лет. Пожалуй, Лидия постарше и его самого. Но она сохранила гладкую кожу и чарующую девичью улыбку, фарфорово-голубые глаза смотрели на Джереми, хотя Чандлер и пыталась делать вид, что это не так. Рыжие локоны озорно покачивались под полями шляпки. Фигура женщины имела склонность к полноте, правда, сохраняя до сих пор границы привлекательности. Ее наряд казался намного моднее, чем у женщины на лошади рядом с ним. Словом, Лидия олицетворяла собой творение роскошной жизни, от которой его так грубо оторвали. В ней не замечалось ничего строгого или вызывающего — лишь очаровательная веселость и обещание легкого наслаждения. Знакомый жар охватил тело Девлина.
   Мередит наблюдала за лицом своего «учителя». Она сразу отметила все изменения в поведении Джереми, и ее захлестнула волна раздражения. Как все мужчины, он лез вон из кожи при виде смазливого личика.
   — Ничего страшного, Лидия, — натянуто произнесла Уитни, отчего миссис Чандлер бросила на нее удивленный взгляд. — Я только беру уроки верховой езды.
   Девлину стало ясно, что Мередит не собирается представить его своей знакомой. «Разумеется, „неприлично“ знакомить простого работника с членом семейства», — тут же подумал он. Поэтому Джереми элегантно поклонился подошедшей женщине и смело взял инициативу в свои руки.
   — Джереми Девлин, мэм. К вашим услугам… Лидия хихикнула, продемонстрировав ямочки на щеках.
   — Гм… Лидия Чандлер.
   «Лакомый кусочек, — подумал он, позволив глазам выразить эту мысль, — но явно более низкого происхождения, чем Мередит. Интересно, что она делает в доме? Это имение, хотя и странное, наверняка такое же большое, как почти все аристократические владения в Англии, если не больше… Семья Уитни, должно быть, принадлежит к знати сей дикой земли. Тогда что же делает любовница Харли, проживая здесь в качестве члена семьи? Скорее всего, нравы высшего общества не могут быть настолько свободны даже в этих грубых колониях… Наверное, Мередит чувствует себя крайне неудобно из-за такого соседства… А может, и подвергается позорящим ее имя нападкам?» Лидия, вспомнив о цели своего визита, оторвала взгляд от Джереми и повернулась к Уитни.
   — Я не знала, что ты так занята, иначе бы не помешала, — снова извинилась она, — но мальчик принес послание от мистера Уитни… Я подумала, что ты захочешь прочитать его…
   — Все в порядке, — заверила собеседницу Мередит. — Я все равно уже заканчиваю занятия.
   Девлин ничего не сказал по поводу последней фразы, а просто обхватил ее за талию жилистыми сильными пальцами, снял со спины лошади и легко поставил на землю.
   — Мисс Уитни, могу я ожидать вас завтра на следующий урок?
   Его голос и лицо являлись образцом услужливости, но во всем облике сквозила ирония.
   — Да.
   Мередит окинула Джереми холодным взглядом и быстро направилась к дому. Лидия засеменила следом, один раз оглянувшись на Девлина, который задумчиво смотрел, как они направляются по алее к зданию.
   Да, любовница Харли — соблазнительная штучка, и в ее круглых голубых глазах светилось явное приглашение, которое он намеревался принять. Но вместо того, чтобы задержаться на прелестях Лидии, мысли Девлина, помимо его воли, вернулись к Уитни. «Мередит» — так назвала ее Чандлер. Значит, у нее не незамысловатое имя Мэри, как он думал, а Мередит. Что ж, оно идет ей. Величественная, почти царственная, твердая и сильная. Необычная. Девлин улыбнулся. Рабы, должно быть, называют ее «мисс Мерри»[4], а не «мисс Мэри». Да, уменьшительное имя явно не соответствует действительности. Она совсем не счастливая и смеющаяся. Или, по крайней мере, не бывает такой рядом с ним. «Интересно, — мелькнуло в голове Джереми, — меняется ли Уитни в обществе других людей? А может, она и могла бы измениться, случись в ее жизни новый поворот?»
   Записка от Галена, как Мередит и надеялась, оказалась извинением:
   «Дражайшая кузина!
   Вверяя себя Вашей неизменно великодушной натуре, я надеюсь, Вы простите мои вчерашние поспешные и необдуманные слова. Конечно, имея такую душу, как Ваша, Вы всегда видите в людях только добро и никогда — зло. Я рукоплещу Вашей преданности и любви и молю о прощении за свое ужасное поведение. Пожалуйста, поверьте, это только забота о Вас побудила меня заговорить, когда лучше бы промолчать.
Всегда Ваш — Гален».
   Послание было написано изящным почерком кузена Уитни и заключало его обычная и витиеватая роспись. Мередит прочитала текст один раз и улыбнулась, затем прочитала снова, чтобы полностью насладиться стилем. Какое изысканное маленькое извинение! Конечно, она глупо поступила, начав вчера пререкаться с Галеном. Это произошло из-за ее раздражения поведением Девлина, и Мередит так недоброжелательно выплеснула собственное недовольство на своего кузена… Его же подтолкнула к теме о ее репутации лишь забота о незапятнанности имени Уитни. Любой, кто любит Мередит, нашел бы презренными отношения, которые отчим навязал ей. И хотя в поведении Дэниэла и Лидии не наблюдалось злого умысла, они совершенно не понимали, насколько это смущает человека ее воспитания. Она явно ошибалась, возражая на слова Галена, и все-таки он оказался настолько мил и добросердечен, что прислал ей свои извинения. Как сие похоже на него!
   И совсем не напоминает поведение грубого парня, работающего d конюшне… Мысли Уитни снова вернулись к Джереми Девлину.
   Он так небрежно оскорбил ее и, несмотря на то, что является лишь слугой в доме, не проявил ни малейшего сожаления о сказанном. По тону разговора можно было подумать об их равенстве на ступеньках социальной лестницы, а может быть, и наоборот. Ей бы следовало наказать грубияна: такая речь просто оскорбительна и нетерпима. Однако Мередит боялась пожаловаться отчиму, так как тот мог назначить довольно строгое наказание. Она не могла вынести, чтобы из-за ее обиды избивали человека. А более легкая форма порицания не приходила в голову. Уитни уже начала подумывать о переводе Джереми в поле или на еще более унизительную работу. Такое изменение в его жизни должно бы унять непомерную гордыню, но Мередит показалось как-то глупо отрывать Девлина от дела, где способности человека проявляются в полной мере. А в поле… Да туда же пойдет любой, даже несмышленый мальчишка. Кроме того, это Дэниэл пожелал поставить его на конюшню, и она не могла переместить работника, предварительно не переговорив с отчимом… Нет, придется терпеть этого языкастого парня, пока не закончатся уроки верховой езды, а вот потом… Решено — если его надменность станет совсем уж непомерной, тогда Мередит накажет нахала.
   Уитни снова пожала плечами: бесполезно и смешно позволять какому-то слуге так занимать его мысли. Чтобы отвлечься, она решила подумать о завтрашнем дне. Будет воскресенье, и Уитни увидится в церкви с Галеном и Алтеей. Теперь, когда ссора между ней и кузеном улажена, встреча — она очень надеялась на это — окажется приятной.
   На следующее утро Бетси помогала Мередит облачаться в одно из ее лучших дневных платьев. Она надела сорочку, нижнюю юбку, чулки и застегнула короткий пояс-обруч вокруг талии. Он спускался на бедра, выравнивая силуэт и оттопыривая складки одежды по бокам. Поверх этого предмета туалета Мередит набросила так называемый подъюбник. На самом же деле сия штука использовалась в качестве верхней части одеяния и полностью находилась на виду. Обычно эту часть шили из двух слоев белого муслина и прокладывалась пухом на манер одеяла. Юбка одевалась поверх нижней, затем драпировалась складками сзади и закреплялась бантами таким образом, что открывался перед насборенного подъюбника.
   Платье портниха сшила из коричневого шелка; лиф расходился, демонстрируя вышитую золотой нитью вставку. Жесткий верх наряда с квадратным вырезом специально делался тугим в соответствии с модой, которая предписывала приподнимать грудь. Поэтому по краю огромного декольте обычно нашивали кружева, целомудренно прикрывавшие вершины бюста.
   На голову Мередит водрузила украшенный оборками чепец из такого же коричневого шелка. Обув парчовые коричневые туфли, она приготовилась ехать в церковь.
   Взяв молитвенник Уитни легко сбежала вниз, где Бетси надела ей поверх мягкой обуви легкие башмачки, которые представляли собой деревянные подошвы с ремешками сверху. Они предназначались для защиты изящной обуви от въедливой грязи.
   Поверх платья Мередит набросила легкую накидку, предохранявшую наряд от дорожной пыли. Последним штрихом оказались перчатки из мягкой кожи.
   Покончив с туалетом, Уитни вышла через парадную дверь и села в поджидавший ее экипаж. Бетси заняла место на сиденье напротив своей госпожи. Несколько домашних слуг сопровождали карету, расположившись в обыкновенной повозке.
   Мередит знала, что в городе все рабы и слуги посещают богослужения, но на большой плантации эта задача была невыполнимой; в «Мшистой заводи» работало около ста пятидесяти невольников, и они переполнили бы маленькую церковь. Таким образом, лишь верхний эшелон домашних слуг мог сопровождать Уитни. Ни Дэниэл, ни Лидия не ходили в храм, не желая подвергать себя праведному гневу священника.