После ужина, когда солнце отбрасывало уже длинные тени, Алан в последний раз осмотрел свой дом и запасы пищи, которые приготовила Вегарук. Он нашел Мэри на краю лощины; она пристально всматривалась в сгущающиеся сумерки в том направлении, где лощина была глубже и уже.
— Я покину вас на короткое время, — сказал Алан. — Но Соквэнна вернулся, и вы не будете одни.
— Куда вы идете?
— Не дальше рощи, вероятно.
— Тогда я пойду с вами.
— Я буду очень быстро шагать.
— Не быстрей меня, Алан.
— Но я хочу только убедиться, что в этом направлении все спокойно, пока сумерки не скрыли дали.
— Я помогу вам в этом. — Она взяла его под руку. — Я иду с вами, Алан, — решительным тоном повторила она.
— Да, это очевидно, что вы идете, — весело смеясь, сказал он. Внезапно Алан наклонился и прижался губами к ее руке. Потом они рука об руку пустились по дороге, по которой они ни разу не ходили больше с того дня, что он вернулся из Нома.
Лицо девушки было покрыто легким румянцем; ее прекрасные глаза мягко и нежно светились. Она не старалась этого скрыть от Алана. Он забыл о роще, о равнине, лежавшей за ней, о предостережении Соквэнны быть начеку около расщелины Привидений и мест, к ней прилегающих.
— Я много думала сегодня, — заговорила Мэри Стэндиш. — Потому что вы на такой долгий срок оставили меня в одиночестве. Я думала о вас. И от моих мыслей я чувствовала себя счастливой, как никогда.
— А я был в раю, — ответил он.
— Вы не думаете, что я скверная?
— Я скорее мог бы думать, что солнце никогда больше не взойдет!
— Или, что я не женственна?
— Вы воплощаете мою мечту обо всем, что есть великого в женственности.
— Однако я погналась за вами, я сама бросилась к вам, я повисла у вас на шее, Алан.
— За что я благодарен судьбе, — искренне прошептал он.
— Я сказала вам, что люблю вас. Вы держали меня в своих объятиях и целовали меня…
— Да.
— И теперь я иду опять с вами…
— И будете продолжать так всю жизнь, если только захотите.
— А я — жена другого.
Она вздрогнула.
— Вы моя, — твердо заявил он. — Вы знаете это. Кощунство говорить о себе как о жене Грэйхама. Закон вас связал с ним, и это все. Сердцем, душой и телом вы свободны.
— Нет, я не свободна.
— А я вам говорю, что вы свободны!
Спустя несколько мгновений она прошептала ему на ухо:
— Алан, вы самый благородный человек во всем мире, и я вам скажу, почему я не свободна. Потому что душой и сердцем я принадлежу вам.
Он не решался посмотреть на нее. Чувствуя происходившую в нем борьбу, Мэри Стэндиш с чудесной улыбкой на губах посмотрела вперед и нежно повторила:
— Да, вы самый благородный человек в мире!
Они все еще шли, держась за руки, опускаясь и поднимаясь по неровной тундре. Они делились впечатлениями об оттенках неба, о птицах, о цветах, о сумерках, сгущавшихся вокруг них. Но Алан все время вглядывался вдаль, ожидая заметить признаки жизни. Одна миля, потом другая, потом третья — и перед ними в серой мгле далеко впереди показалась расщелина.
Странно, что Алан мог думать теперь о письме, написанном им Элен Мак-Кормик, но он о нем вспомнил сейчас и поделился своими мыслями с Мэри Стэндиш. Она тоже всматривалась в завесу сумерек, отделявшую их от рощи.
— Мне казалось, что я пишу не ей, а вам, — сказал он. — Я думаю, что если бы вы не вернулись ко мне, я сошел бы с ума.
— Письмо у меня. Оно здесь, — и она положила руку на грудь. — Вы помните, что вы писали, Алан?
— Что вы для меня дороже жизни.
— И вы хотите, чтобы Элен Мак-Кормик сохранила для вас прядь волос, если меня найдут.
Он кивнул.
— Когда я сидел против вас за столом на «Номе», я восхищался ими, хотя сам того не сознавал. А с тех пор, как вы здесь, каждый раз, как я взгляну на вас… — Он остановился в нерешительности.
— Продолжайте, Алан.
— Мне всегда хочется видеть их распущенными, — закончил он с отчаянием. — Глупая мысль, не правда ли?
— Почему? — спросила она, чуть-чуть шире раскрывая глаза. — Если они нравятся вам, то что же тут глупого, если вам хочется видеть их распущенными?
— Я думал, что вам это покажется смешным, — прибавил он робко.
Никогда еще Алан не слышал такого приятного смеха, когда Мэри внезапно повернулась к нему спиной. Проворными, быстрыми пальцами она начала вытаскивать шпильки из волос, и наконец вся их блестящая шелковистая масса разлилась волною по ее плечам. Алан почувствовал трепет восторга при виде всей этой красоты, и он не мог сдержать крика восхищения. Она посмотрела ему в лицо, и в ее глазах светилась нега.
— Они вам нравятся, Алан?
Он подошел к ней, взял в руки тяжелые пряди и прижал их к лицу и губам.
Он долго стоял, но вдруг почувствовал неожиданную дрожь, пробежавшую по телу девушки. Казалось, что-то внезапно потрясло ее. Он услышал ее учащенное дыхание. Рука, которую она нежно положила на его склоненную голову, безжизненно упала. Когда Алан поднял лицо и посмотрел на нее, он увидел, что ее взгляд устремлен мимо него, в сторону сгущающихся сумерек тундры. Казалось, что-то поразило ее так, что на некоторое время она лишилась способности говорить или двигаться.
— Что случилось? — воскликнул Алан и обернулся, напрягая глаза, чтобы увидеть причину ее тревоги. Глубокие тени быстро опускались на землю, превращая мягкие сумерки в мрачный покров ночи. Полночное солнце походило на огромный багровый фонарь, когда густая стена пурпурно-красных облаков отделила его плотной завесой от северного мира. Алан часто видел подобные картины, когда надвигалась на тундру летняя гроза, но никогда перемена не казалась такой быстрой, как теперь. Там, где был золотистый свет, он увидел лицо — бледное лицо девушки среди моря тьмы. Ее поразило это чудо северной ночи, его внезапность и неожиданность, — подумал Алан и тихо засмеялся. Но она впилась в его руку.
— Я видела их, — вскрикнула она дрожащим голосом. — Я видела их там, на фоне заходящего солнца, как раз перед тем, как надвинулась туча… и некоторые из них бежали, как звери…
— Тени, — ответил ей Алан. — Длинные тени лисиц, бежавших против солнца, или больших серых кроликов, или волчицы со своими волчатами…
— Нет, нет, это вовсе не то, — с напряжением прошептала она. Ее пальцы еще сильнее впились в его руку. — Это были не тени. Это были люди!
Глава XXIV
— Я покину вас на короткое время, — сказал Алан. — Но Соквэнна вернулся, и вы не будете одни.
— Куда вы идете?
— Не дальше рощи, вероятно.
— Тогда я пойду с вами.
— Я буду очень быстро шагать.
— Не быстрей меня, Алан.
— Но я хочу только убедиться, что в этом направлении все спокойно, пока сумерки не скрыли дали.
— Я помогу вам в этом. — Она взяла его под руку. — Я иду с вами, Алан, — решительным тоном повторила она.
— Да, это очевидно, что вы идете, — весело смеясь, сказал он. Внезапно Алан наклонился и прижался губами к ее руке. Потом они рука об руку пустились по дороге, по которой они ни разу не ходили больше с того дня, что он вернулся из Нома.
Лицо девушки было покрыто легким румянцем; ее прекрасные глаза мягко и нежно светились. Она не старалась этого скрыть от Алана. Он забыл о роще, о равнине, лежавшей за ней, о предостережении Соквэнны быть начеку около расщелины Привидений и мест, к ней прилегающих.
— Я много думала сегодня, — заговорила Мэри Стэндиш. — Потому что вы на такой долгий срок оставили меня в одиночестве. Я думала о вас. И от моих мыслей я чувствовала себя счастливой, как никогда.
— А я был в раю, — ответил он.
— Вы не думаете, что я скверная?
— Я скорее мог бы думать, что солнце никогда больше не взойдет!
— Или, что я не женственна?
— Вы воплощаете мою мечту обо всем, что есть великого в женственности.
— Однако я погналась за вами, я сама бросилась к вам, я повисла у вас на шее, Алан.
— За что я благодарен судьбе, — искренне прошептал он.
— Я сказала вам, что люблю вас. Вы держали меня в своих объятиях и целовали меня…
— Да.
— И теперь я иду опять с вами…
— И будете продолжать так всю жизнь, если только захотите.
— А я — жена другого.
Она вздрогнула.
— Вы моя, — твердо заявил он. — Вы знаете это. Кощунство говорить о себе как о жене Грэйхама. Закон вас связал с ним, и это все. Сердцем, душой и телом вы свободны.
— Нет, я не свободна.
— А я вам говорю, что вы свободны!
Спустя несколько мгновений она прошептала ему на ухо:
— Алан, вы самый благородный человек во всем мире, и я вам скажу, почему я не свободна. Потому что душой и сердцем я принадлежу вам.
Он не решался посмотреть на нее. Чувствуя происходившую в нем борьбу, Мэри Стэндиш с чудесной улыбкой на губах посмотрела вперед и нежно повторила:
— Да, вы самый благородный человек в мире!
Они все еще шли, держась за руки, опускаясь и поднимаясь по неровной тундре. Они делились впечатлениями об оттенках неба, о птицах, о цветах, о сумерках, сгущавшихся вокруг них. Но Алан все время вглядывался вдаль, ожидая заметить признаки жизни. Одна миля, потом другая, потом третья — и перед ними в серой мгле далеко впереди показалась расщелина.
Странно, что Алан мог думать теперь о письме, написанном им Элен Мак-Кормик, но он о нем вспомнил сейчас и поделился своими мыслями с Мэри Стэндиш. Она тоже всматривалась в завесу сумерек, отделявшую их от рощи.
— Мне казалось, что я пишу не ей, а вам, — сказал он. — Я думаю, что если бы вы не вернулись ко мне, я сошел бы с ума.
— Письмо у меня. Оно здесь, — и она положила руку на грудь. — Вы помните, что вы писали, Алан?
— Что вы для меня дороже жизни.
— И вы хотите, чтобы Элен Мак-Кормик сохранила для вас прядь волос, если меня найдут.
Он кивнул.
— Когда я сидел против вас за столом на «Номе», я восхищался ими, хотя сам того не сознавал. А с тех пор, как вы здесь, каждый раз, как я взгляну на вас… — Он остановился в нерешительности.
— Продолжайте, Алан.
— Мне всегда хочется видеть их распущенными, — закончил он с отчаянием. — Глупая мысль, не правда ли?
— Почему? — спросила она, чуть-чуть шире раскрывая глаза. — Если они нравятся вам, то что же тут глупого, если вам хочется видеть их распущенными?
— Я думал, что вам это покажется смешным, — прибавил он робко.
Никогда еще Алан не слышал такого приятного смеха, когда Мэри внезапно повернулась к нему спиной. Проворными, быстрыми пальцами она начала вытаскивать шпильки из волос, и наконец вся их блестящая шелковистая масса разлилась волною по ее плечам. Алан почувствовал трепет восторга при виде всей этой красоты, и он не мог сдержать крика восхищения. Она посмотрела ему в лицо, и в ее глазах светилась нега.
— Они вам нравятся, Алан?
Он подошел к ней, взял в руки тяжелые пряди и прижал их к лицу и губам.
Он долго стоял, но вдруг почувствовал неожиданную дрожь, пробежавшую по телу девушки. Казалось, что-то внезапно потрясло ее. Он услышал ее учащенное дыхание. Рука, которую она нежно положила на его склоненную голову, безжизненно упала. Когда Алан поднял лицо и посмотрел на нее, он увидел, что ее взгляд устремлен мимо него, в сторону сгущающихся сумерек тундры. Казалось, что-то поразило ее так, что на некоторое время она лишилась способности говорить или двигаться.
— Что случилось? — воскликнул Алан и обернулся, напрягая глаза, чтобы увидеть причину ее тревоги. Глубокие тени быстро опускались на землю, превращая мягкие сумерки в мрачный покров ночи. Полночное солнце походило на огромный багровый фонарь, когда густая стена пурпурно-красных облаков отделила его плотной завесой от северного мира. Алан часто видел подобные картины, когда надвигалась на тундру летняя гроза, но никогда перемена не казалась такой быстрой, как теперь. Там, где был золотистый свет, он увидел лицо — бледное лицо девушки среди моря тьмы. Ее поразило это чудо северной ночи, его внезапность и неожиданность, — подумал Алан и тихо засмеялся. Но она впилась в его руку.
— Я видела их, — вскрикнула она дрожащим голосом. — Я видела их там, на фоне заходящего солнца, как раз перед тем, как надвинулась туча… и некоторые из них бежали, как звери…
— Тени, — ответил ей Алан. — Длинные тени лисиц, бежавших против солнца, или больших серых кроликов, или волчицы со своими волчатами…
— Нет, нет, это вовсе не то, — с напряжением прошептала она. Ее пальцы еще сильнее впились в его руку. — Это были не тени. Это были люди!
Глава XXIV
В минуту воцарившегося молчания они оба застыли в оцепенении и, затаив дыхание, прислушивались, не раздастся ли в сумерках малейший шорох. До Алана долетел звук. Он знал, что это был шум от каблука, ударившегося о камень. Ни один человек из племени эскимосов не мог произвести этого звука. В сапогах ходили только Смит и он сам.
— Их было много? — спросил Алан.
— Я не могла разглядеть. Становилось темно. Но пять или шесть человек бежало…
— Позади нас?
— Да.
— Они видели нас?
— Думаю, что видели. Я заметила их в течение одной секунды, а потом они исчезли во мраке.
Алан взял ее руку и крепко сжал. Их пальцы сплелись. Расстегивая кобуру револьвера, он слышал быстрое дыхание девушки.
— Вы думаете, они пришли? — прошептала она, и смертельный ужас прозвучал в ее голосе.
— Возможно. Мои люди не могут появиться с этой стороны. Вы не боитесь?
— Нет, нет! Я не боюсь.
— Но вы дрожите.
— Это из-за жуткого мрака, Алан.
И никогда еще северные сумерки не сгущались до такой степени. Лишь несколько раз за всю свою жизнь, проведенную в тундре, Алан видел подобное явление. Грозы, полное исчезновение летнего солнца и абсолютный ночной мрак случались здесь так редко, что такие явления внушали более благоговейный ужас, чем чарующая игра северного сияния.
Ему казалось, что случившееся было чудом, способствовавшим их спасению. Свет полуночного солнца исчез, и мир был окутан непроницаемой чернильной стеной. Мгла быстро распространялась, тени слились с темнотой; она все приближалась, пока тундра не превратилась в таинственный хаос. Но что бы это ни было, ночь или сумерки, оно смеялось над человеческим зрением, тщетно пытавшимся проникнуть в тайну мрака.
И в то время как тьма сгущалась вокруг них, оставляя все меньше и меньше пространства, доступного взору, поток мыслей проносился в голове Алана. Он тотчас же понял, что означали фигуры бегущих людей, которые увидела его спутница. Люди Грэйхама близко; они заметили их и отрезают им путь назад к ранчо. Возможно, что это только разведчики. Если их не больше пяти или шести, как показалось Мэри, то это еще не опасно. Но их могло быть и дюжина и пятьдесят. Быть может, Грэйхам и Росланд подвигаются на ранчо со всеми своими людьми. Алан ни разу не пытался уяснить себе, сколько их могло быть. Он знал только то, что Грэйхам, надеясь на свое политическое и финансовое могущество, ослепленный страстью, доходившей чуть не до безумия, не остановится для достижения своей цели перед нарушением законов и забудет о всякой человечности. Возможно, он так поведет дело, что в случае трагического конца закон окажется на его стороне. Вооруженные, без всякого сомнения, люди, которые идут вместе с ним, находятся под впечатлением, что они действуют во имя справедливости. Ведь Грэйхам был оскорбленный муж, «спасавший» свою жену. А он, Алан Холт, он — любовник, искуситель этой женщины, человек, которого следует пристрелить на месте.
Подвигаясь прямо вперед, Алан свободной рукой сжимал револьвер. Внезапный мрак помог ему скрыть ужас, охвативший его при мысли, что будет означать это «спасение» для Мэри Стэндиш. Потом холодная, смертельная решимость овладела им. Его нервы напряглись и были готовы ко всему, что бы ни случилось.
Если люди Грэйхама их видели и отрезали им отступление, то выход из западни лежал впереди. Алан шел так быстро, что Мэри почти бежала рядом с ним. Он не слышал ее шагов, так легко она ступала. Она крепко держала его за руку; их пальцы сплелись. Он чувствовал шелковистое прикосновение ее распущенных волос.
Таким образом двигались они с полмили, всматриваясь, не покажется ли тень, вслушиваясь, не раздастся ли шорох. Затем Алан остановился. Он обнял девушку. Мэри головой прижалась к нему. Она задыхалась, и сердце ее сильно билось. Алан нашел ее губы и поцеловал их.
— Вы не боитесь? — снова спросил он.
Головой, покоившейся у него на груди, она сделала решительный отрицательный жест.
— Нет!
Он тихо засмеялся при мысли о том, с какой чарующей смелостью она лжет.
— Если они и видели нас и если действительно это люди Грэйхама, мы все-таки ускользнем от них, — успокаивал он ее. — Мы теперь обойдем с востока рощу и вернемся на ранчо. Мне очень жаль, что я заставил вас так бежать. Мы пойдем медленнее.
— Мы должны идти быстрее, — настаивала она, — я хочу бежать…
Когда они двинулись дальше, девушка нашла его руку и крепко сжала ее. Время от времени они останавливались, вглядывались в темноту и прислушивались. Дважды Алану показалось, что он слышит какие-то странные звуки. Вторично маленькие пальцы еще сильнее сжали его руку, но его спутница не произнесла ни слова, только ее дыхание на мгновение, казалось, остановилось.
Еще через полчаса начало светлеть, хотя и приближался ураган. Холодный ветер, предшествующий грозе, коснулся их. От изнуренной жаждой земли, готовившейся к внезапной перемене, поднялся шепот и шелест. Начало светлеть, потому что завеса облаков расползлась по всему небу и стала тоньше. Алан мог видеть лицо девушки и волну ее волос. Когда они спустились в лощину, поверхность тундры приняла более ясные очертания, и Алан узнал купу ив, за которой скрывался пруд.
Это место отстояло всего лишь на расстоянии полумили от дома. Около ив пробивался родник. К нему он подвел девушку, устроил место, где бы она могла стать на колени, и показал, как нужно руками черпать воду. Когда она наклонила голову, чтобы напиться, он поддерживал ее волосы, прижимая к ним губы. Алан слышал журчание воды, пробегавшей между ее пальцами, и полурадостный, полуиспуганный тихий смех, через мгновение превратившийся в крик ужаса. Алан едва успел вскочить на ноги, чтобы начать борьбу с человеком, с бешеной силой бросившимся на него из-за прикрытия ив.
Шумное движение среди деревьев сопровождало нападение. Раздался громкий крик Мэри Стэндиш. Алан оказался на коленях, отчаянно стараясь высвободиться из тисков двух огромных рук, сжавших его горло. Он слышал, как девушка боролась, но она больше не кричала. В одно мгновение все смешалось в его голове. Он сознавал, что бесполезно пытаться добраться до своего револьвера. Над ним склонилось лицо, суровое и страшное во мраке, а безжалостные руки все крепче сжимали горло. Потом он услышал крик, громкий крик торжества; крик раздался в тот момент, когда он упал. Алану казалось, что его голова отделяется от тела, которое разрывается на части. Почти судорожным движением он последним усилием ударил ногой. Он едва обратил внимание на тяжелый вздох, последовавший за ударом, но пальцы разжались у его горла, лицо исчезло, и человек, чуть не задушивший его, свалился назад. В течение секунды или двух Алан не шевелился, жадно втягивая воздух в легкие. Потом он схватился за револьвер. Кобура была пуста…
Вдруг он услышал тяжелое дыхание девушки и ее всхлипывание почти возле себя. Жизнь и сила вернулись к нему в то же мгновение. Человек, который душил его, возвращался ползком. Алан с быстротой молнии вскочил и бросился на него с ловкостью кошки. Он ударил кулаком в бородатое лицо. В то же время он окликнул Мэри. Когда он наносил удары, он увидел, что она упала на колени рядом с маленьким родником, из которого раньше пила. Чья-то громадная фигура склонилась над ней. Проклятие сорвалось с губ Алана. Он готов был теперь убить, он хотел убить, уничтожить того, кто уже находился в его руках, чтобы иметь возможность наброситься на другого зверя, стоявшего над Мэри Стэндиш, вцепившись в ее длинные волосы. Оглушенный ударами, походившими на удары дубины, бородатый человек откинул голову назад, и тогда пальцы Алана впились в его горло. Это была воловья шея. Алан принялся ломать ее. Прошло десять секунд, двадцать, самое большее полминуты… И скоро все было бы кончено… Но прежде чем бородатый человек испустил предсмертный крик, второй противник бросился на Алана.
Он не имел времени защититься от нового нападения, и страшный удар сбил его с ног. Полуоглушенный, он вскочил и сцепился с новым противником. Он понял, что слишком много сил пришлось ему потратить на первого. Тошнотворный ужас наполнил его душу, когда он почувствовал свою слабость. Невольный стон сорвался с его губ. Даже теперь он готов был откусить свой язык, чтобы не издать этого стона, чтобы скрыть его от девушки. Тем временем она медленно ползла по земле, но Алан ее не видел. Ее длинные волосы рассыпались и касались замутившейся воды родника. Ее руки что-то нащупывали, пока не нашли то, что искали.
Она вскочила на ноги, держа в руке булыжник, о который опиралась, когда пила воду. Бородатый человек поднялся на колени и, шатаясь, как пьяный, протянул к ней руку; но девушка пробежала мимо него и приблизилась к Алану, боровшемуся со своим противником. Камень опустился.
Теперь Алан увидел ее. Он услышал быстрый страшный удар, «и его враг откатился, не издав ни звука. Алан, шатаясь, поднялся и в то же мгновение поддержал падавшую девушку.
Бородатый человек в это время поднимался. Он почти успел встать на ноги, но Алан снова схватил его за горло, и они вместе покатились по земле. Девушка услышала удары, потом один более сильный, и наконец, издав легкий крик триумфа, Алан поднялся на ноги. Случайно его рука нащупала револьвер, выпавший из кобуры. Он спустил предохранитель и приготовился стрелять. Он готов был продолжать борьбу с оружием в руках.
— Идемте, — сказал он.
Он произнес это слово задыхающимся, странным, неестественным голосом. Мэри Стэндиш подошла к нему и взяла его за руку. Ее влажная рука была покрыта тиной. Они стали подниматься на пригорок, стараясь скорей уйти от пруда и ив.
В воздухе раздавался шепот человеческих голосов, более явственно доносившихся из тьмы сумерек. И вместе с шумом надвигающейся с запада бури раздался громкий оклик. Прямо впереди Алана кто-то ответил. Он крепче сжал маленькую грязную руку и направился к строениям ранчо, откуда донесся последний оклик. Он понял, что случилось: люди Грэйхама были умнее, чем он предполагал. Они окружили ранчо со всех сторон тундры, и некоторые спрятались в той купе ив, откуда донесся победный крик их бородатого товарища. Люди Грэйхама не могли только понять, почему зов не повторялся, и теперь стали перекликаться.
Каждый мускул Алана был напряжен. Он приготовился к быстрым решительным действиям. Мысль о безнадежности их положения, подобно молнии, промелькнула в его голове. Там, у ив, они чуть не убили его; руки, сжимавшие его горло, жаждали его крови. Не люди, а волки окружали их на равнине! Волки, возглавляемые двумя чудовищами человеческой своры — Грэйхамом и Росландом. Убийство, алчность и безумная страсть скрывались во тьме. Закон и порядок, цивилизация находились за сотни миль. Если Грэйхам победит, то лишь никому неведомая тундра будет помнить эту ночь, подобно тому, как глубокая темная расщелина хранит в своей мгле воспоминание о другой трагедии, разыгравшейся более полувека тому назад. А девушка, находившаяся рядом с ним с распущенными еще волосами, испытала уже грязное прикосновение их рук…
Он не мог сейчас думать о дальнейшем. Тихий крик бешенства сорвался с его губ. Мэри Стэндиш подумала, что причина этого крика — тени, внезапно показавшиеся на их тропинке. Их было две. Она тоже вскрикнула, когда раздались голоса, приказывавшие им остановиться. Алан успел заметить, как поднялись вверх чьи-то руки, но он оказался быстрее: он три раза выстрелил из своего револьвера, и человек, поднявший руку, покатился на землю, а другой поспешил раствориться во мраке. Мгновение спустя его дикие вопли сзывали свору, меж тем как эхо от револьверных выстрелов Алана продолжало разноситься по тундре.
Эта неожиданная пальба, ее трагический результат, падение человека и бегство другого не вызвали ни единого слова и крика из груди Мэри Стэндиш. Она тяжело дышала. При смутном свете пурпурно-синего мрака Алан увидел ее белое как мел лицо. Глаза девушки были широко раскрыты. Волосы покрывали ее блестящим покрывалом. И вдруг Алан с удивлением увидел, как из-под массы волос, рассыпавшихся по ее груди, поднялась рука, сжимавшая револьвер. Алан узнал это оружие — один из пары легких автоматических пистолетов, полученных им от Карла Ломена в подарок несколько лет тому назад. Гордость и восхищение охватили Алана: до сих пор Мэри прятала оружие, но она все время была готова сражаться — сражаться рука об руку с ним против врагов!
Ему хотелось остановиться, обнять ее и поцелуями сказать ей, какая она прелесть! Но вместо этого он еще быстрее устремился вперед, и они подошли к поросшей осокой ложбине, отделявшей их от ранчо.
Через ложбину вела узкая тропинка, проложенная топорами сквозь море кустов и осоки, покрывавшей дно вязкой трясины. Очутившись здесь, Алан на секунду остановился. Он знал, что впереди была безопасность. Девушка прислонилась к нему и почти повисла на его руке. Последние двести ярдов обессилили ее. Ее голова откинулась назад, и Алан, отстранив мягкие волосы, стал целовать губы и глаза, а револьвер девушки, зажатый у нее в руке, лежал у него на груди. Даже теперь, задыхаясь от быстрой ходьбы и не будучи в силах говорить, она улыбалась ему. Алан схватил ее на руки и ринулся по узкой тропинке, которую, как он знал, преследователи не сразу найдут, если даже и заметят их. Он удивился ее легкости. Она походила на ребенка у него на руках, на маленькую фею, окутанную длинными волосами. Он крепче прижал ее к себе и помчался по направлению к ранчо. Он чувствовал, как ее нежные руки обхватили его шею, он ощущал на лице ее прерывистое тяжелое дыхание. Ее беспомощность вливала в него силу и счастье.
Когда первые брызги медленно надвигавшихся туч капнули в лицо, они уже миновали дно ложбины. Теперь уже Алан мог видеть дальше — почти до середины пройденной узкой тропинки. Он стал подниматься по склону, и тогда Мэри Стэндиш выскользнула из его рук. Силы вернулись к ней, и она встала на ноги, глядя ему в лицо. Алан, тяжело дыша, остановился. Перед ним смутно вырисовывался из полумрака загон. В окнах домов не видно было света. Повсюду царила мертвая тишина.
Вдруг что-то поднялось с земли почти у их ног. Движение сопровождалось глухим, дрожащим, призрачным криком, который лишь они могли расслышать. Соквэнна стоял рядом с ними. Он быстро начал говорить. Только Алан понял, что он сказал. В его появлении было что-то таинственное. С волос и бороды старика стекала вода. Глаза метали искры, когда он оглядывался по сторонам; когда Соквэнна, жестикулируя, заговорил своим монотонным голосом, не переставая всматриваться в дно ложбины, он походил на жуткого гнома.
— Что он говорит? — спросила девушка.
— Он рад нашему возвращению. Он услышал выстрелы и пошел к нам навстречу.
— А что еще? — настаивала она.
— Старый Соквэнна очень суеверен, и его нервы разыгрались. Он говорит такие вещи, которых вы не можете понять. Вы, пожалуй, сочли бы его сумасшедшим, если бы он стал вам рассказывать, что духи его товарищей, убитых в расщелине много лет тому назад, сегодня ночью явились к нему, чтобы предупредить о надвигающихся событиях. Во всяком случае, он предусмотрителен: как только мы скрылись из виду, он приказал всем женщинам и детям скорее покинуть поселок и скрыться в горах. Киок и Ноадлюк отказались уходить. Я рад, что они не все ушли. Если бы за ними погнались и их захватили бы люди вроде Грэйхама и Росланда…
— Лучше смерть, — закончила за него Мэри Стэндиш, сильнее сжав его руку.
— Да, я тоже так думаю. Но теперь это не может случиться. В открытом месте преимущество было бы на их стороне. Но мы сможем держаться в доме Соквэнны, пока соберутся Смит и пастухи. Если внутри будут две хорошие винтовки, они не решатся напасть на дом с голыми руками. Преимущество теперь всецело на нашей стороне. Мы сможем стрелять, а они не решатся пустить в ход свои ружья.
— Почему?
— Потому что вы будете в доме. Грэйхам хочет получить вас живой, а не мертвой. А пули…
Они уже достигли дома Соквэнны, но вдруг в недоумении обернулись назад, вглядываясь во мглу, из которой они убежали. Позади загона раздались голоса людей, — они больше не пытались скрыть свое присутствие. Люди Грэйхама нашли ранчо и громко кричали. С разных концов тундры доносились ответные крики. Слышалась беготня и резкие приказания. Кто-то запутался в осоке и изрыгал проклятия. Голоса спешивших врагов донеслись с края ложбины. Сердце Алана замерло. Было что-то жуткое в том, как быстро и как деловито собирались неприятельские силы. Вдруг он услышал голоса людей около самого своего дома. Двери открылись. Кто-то с треском высадил окно. В сером тумане вспыхнули огни.
И тогда из окна чердака над их головами заговорила винтовка Соквэнны. Раздался выстрел, а за ним послышался крик. Бледные вспышки мелькали в окне, когда старый воин начал стрельбу. Прежде чем раздался последний из пяти последовательных выстрелов, Алан был уже в доме и запирал на засов дверь. На полу горели свечи, а за ними притаились Киок и Ноадлюк. С первого же взгляда Алан понял, что сделал Соквэнна. Комната была превращена в арсенал. Ружья были приготовлены для стрельбы. Кучи патронов валялись тут же рядом. В глазах Киок и Ноадлюк сверкал огонь решимости. Они держали в руках блестящие патроны, чтобы, не теряя времени, заряжать винтовки, как только все заряды из них будут выпущены.
Посредине комнаты стояла Мэри Стэндиш. Свечи, затененные так, чтобы их не видно было из окна, слабо освещали ее бледное лицо и распущенные волосы. Когда она взглянула на Алана, он прочел в ее глазах ужас.
Он только собрался было заговорить, желая убедить ее, что особенной опасности нет, что люди Грэйхама не будут стрелять по дому, как снаружи во мраке ночи разверзся форменный ад. Бешеная дробь ружей была ответом на пальбу Соквэнны. Град пуль обрушился на бревенчатые стены. Две из них с шипением змеи влетели в окна. Одним прыжком Алан очутился около Мэри и почти бросил ее на пол рядом с Киок и Ноадлюк. Его лицо было бледно, весь его мозг горел огнем.
— Я думал, что они не будут стрелять в женщин, — сказал он. Его голос был страшен своей необычайной, твердостью. — Я ошибся. Но теперь я понимаю.
С винтовкой в руках он осторожно приблизился к окну. Он больше не обманывал себя и знал, что Грэйхам думал, на что он рассчитывал и что собирался делать, и его охватил ужас. И Грэйхам и Росланд знали, что каким-нибудь путем Мэри Стэндиш будет в безопасности в доме Соквэнны. Они начали отчаянную игру в уверенности, что Алан Холт найдет для нее убежище, а сам будет сражаться, пока не погибнет. Это был очень тонко задуманный план, предусматривавший попросту убийство. А он, в результате всех этих планов, был жертвой, обреченной на смерть.
Стрельба прекратилась, и наступившая за ней тишина много говорила Алану. Ему давали определенный срок на то, чтобы позаботиться о тех, кто был на его попечении. В полу имелась откидная дверь. Она вела в маленький чулан и погреб, откуда был выход наружу в ложбину. При свете свечи Алан увидел, что дверь в погреб открыта и подперта палкой. Соквэнна все предвидел.
Присев у окна, Алан взглянул на девушек. Киок с ружьем в руках подползла к лестнице, которая вела на чердак, и полезла по ней. Она шла к Соквэнне, чтобы заряжать его ружье. Алан указал на открытую дверь вниз.
— Их было много? — спросил Алан.
— Я не могла разглядеть. Становилось темно. Но пять или шесть человек бежало…
— Позади нас?
— Да.
— Они видели нас?
— Думаю, что видели. Я заметила их в течение одной секунды, а потом они исчезли во мраке.
Алан взял ее руку и крепко сжал. Их пальцы сплелись. Расстегивая кобуру револьвера, он слышал быстрое дыхание девушки.
— Вы думаете, они пришли? — прошептала она, и смертельный ужас прозвучал в ее голосе.
— Возможно. Мои люди не могут появиться с этой стороны. Вы не боитесь?
— Нет, нет! Я не боюсь.
— Но вы дрожите.
— Это из-за жуткого мрака, Алан.
И никогда еще северные сумерки не сгущались до такой степени. Лишь несколько раз за всю свою жизнь, проведенную в тундре, Алан видел подобное явление. Грозы, полное исчезновение летнего солнца и абсолютный ночной мрак случались здесь так редко, что такие явления внушали более благоговейный ужас, чем чарующая игра северного сияния.
Ему казалось, что случившееся было чудом, способствовавшим их спасению. Свет полуночного солнца исчез, и мир был окутан непроницаемой чернильной стеной. Мгла быстро распространялась, тени слились с темнотой; она все приближалась, пока тундра не превратилась в таинственный хаос. Но что бы это ни было, ночь или сумерки, оно смеялось над человеческим зрением, тщетно пытавшимся проникнуть в тайну мрака.
И в то время как тьма сгущалась вокруг них, оставляя все меньше и меньше пространства, доступного взору, поток мыслей проносился в голове Алана. Он тотчас же понял, что означали фигуры бегущих людей, которые увидела его спутница. Люди Грэйхама близко; они заметили их и отрезают им путь назад к ранчо. Возможно, что это только разведчики. Если их не больше пяти или шести, как показалось Мэри, то это еще не опасно. Но их могло быть и дюжина и пятьдесят. Быть может, Грэйхам и Росланд подвигаются на ранчо со всеми своими людьми. Алан ни разу не пытался уяснить себе, сколько их могло быть. Он знал только то, что Грэйхам, надеясь на свое политическое и финансовое могущество, ослепленный страстью, доходившей чуть не до безумия, не остановится для достижения своей цели перед нарушением законов и забудет о всякой человечности. Возможно, он так поведет дело, что в случае трагического конца закон окажется на его стороне. Вооруженные, без всякого сомнения, люди, которые идут вместе с ним, находятся под впечатлением, что они действуют во имя справедливости. Ведь Грэйхам был оскорбленный муж, «спасавший» свою жену. А он, Алан Холт, он — любовник, искуситель этой женщины, человек, которого следует пристрелить на месте.
Подвигаясь прямо вперед, Алан свободной рукой сжимал револьвер. Внезапный мрак помог ему скрыть ужас, охвативший его при мысли, что будет означать это «спасение» для Мэри Стэндиш. Потом холодная, смертельная решимость овладела им. Его нервы напряглись и были готовы ко всему, что бы ни случилось.
Если люди Грэйхама их видели и отрезали им отступление, то выход из западни лежал впереди. Алан шел так быстро, что Мэри почти бежала рядом с ним. Он не слышал ее шагов, так легко она ступала. Она крепко держала его за руку; их пальцы сплелись. Он чувствовал шелковистое прикосновение ее распущенных волос.
Таким образом двигались они с полмили, всматриваясь, не покажется ли тень, вслушиваясь, не раздастся ли шорох. Затем Алан остановился. Он обнял девушку. Мэри головой прижалась к нему. Она задыхалась, и сердце ее сильно билось. Алан нашел ее губы и поцеловал их.
— Вы не боитесь? — снова спросил он.
Головой, покоившейся у него на груди, она сделала решительный отрицательный жест.
— Нет!
Он тихо засмеялся при мысли о том, с какой чарующей смелостью она лжет.
— Если они и видели нас и если действительно это люди Грэйхама, мы все-таки ускользнем от них, — успокаивал он ее. — Мы теперь обойдем с востока рощу и вернемся на ранчо. Мне очень жаль, что я заставил вас так бежать. Мы пойдем медленнее.
— Мы должны идти быстрее, — настаивала она, — я хочу бежать…
Когда они двинулись дальше, девушка нашла его руку и крепко сжала ее. Время от времени они останавливались, вглядывались в темноту и прислушивались. Дважды Алану показалось, что он слышит какие-то странные звуки. Вторично маленькие пальцы еще сильнее сжали его руку, но его спутница не произнесла ни слова, только ее дыхание на мгновение, казалось, остановилось.
Еще через полчаса начало светлеть, хотя и приближался ураган. Холодный ветер, предшествующий грозе, коснулся их. От изнуренной жаждой земли, готовившейся к внезапной перемене, поднялся шепот и шелест. Начало светлеть, потому что завеса облаков расползлась по всему небу и стала тоньше. Алан мог видеть лицо девушки и волну ее волос. Когда они спустились в лощину, поверхность тундры приняла более ясные очертания, и Алан узнал купу ив, за которой скрывался пруд.
Это место отстояло всего лишь на расстоянии полумили от дома. Около ив пробивался родник. К нему он подвел девушку, устроил место, где бы она могла стать на колени, и показал, как нужно руками черпать воду. Когда она наклонила голову, чтобы напиться, он поддерживал ее волосы, прижимая к ним губы. Алан слышал журчание воды, пробегавшей между ее пальцами, и полурадостный, полуиспуганный тихий смех, через мгновение превратившийся в крик ужаса. Алан едва успел вскочить на ноги, чтобы начать борьбу с человеком, с бешеной силой бросившимся на него из-за прикрытия ив.
Шумное движение среди деревьев сопровождало нападение. Раздался громкий крик Мэри Стэндиш. Алан оказался на коленях, отчаянно стараясь высвободиться из тисков двух огромных рук, сжавших его горло. Он слышал, как девушка боролась, но она больше не кричала. В одно мгновение все смешалось в его голове. Он сознавал, что бесполезно пытаться добраться до своего револьвера. Над ним склонилось лицо, суровое и страшное во мраке, а безжалостные руки все крепче сжимали горло. Потом он услышал крик, громкий крик торжества; крик раздался в тот момент, когда он упал. Алану казалось, что его голова отделяется от тела, которое разрывается на части. Почти судорожным движением он последним усилием ударил ногой. Он едва обратил внимание на тяжелый вздох, последовавший за ударом, но пальцы разжались у его горла, лицо исчезло, и человек, чуть не задушивший его, свалился назад. В течение секунды или двух Алан не шевелился, жадно втягивая воздух в легкие. Потом он схватился за револьвер. Кобура была пуста…
Вдруг он услышал тяжелое дыхание девушки и ее всхлипывание почти возле себя. Жизнь и сила вернулись к нему в то же мгновение. Человек, который душил его, возвращался ползком. Алан с быстротой молнии вскочил и бросился на него с ловкостью кошки. Он ударил кулаком в бородатое лицо. В то же время он окликнул Мэри. Когда он наносил удары, он увидел, что она упала на колени рядом с маленьким родником, из которого раньше пила. Чья-то громадная фигура склонилась над ней. Проклятие сорвалось с губ Алана. Он готов был теперь убить, он хотел убить, уничтожить того, кто уже находился в его руках, чтобы иметь возможность наброситься на другого зверя, стоявшего над Мэри Стэндиш, вцепившись в ее длинные волосы. Оглушенный ударами, походившими на удары дубины, бородатый человек откинул голову назад, и тогда пальцы Алана впились в его горло. Это была воловья шея. Алан принялся ломать ее. Прошло десять секунд, двадцать, самое большее полминуты… И скоро все было бы кончено… Но прежде чем бородатый человек испустил предсмертный крик, второй противник бросился на Алана.
Он не имел времени защититься от нового нападения, и страшный удар сбил его с ног. Полуоглушенный, он вскочил и сцепился с новым противником. Он понял, что слишком много сил пришлось ему потратить на первого. Тошнотворный ужас наполнил его душу, когда он почувствовал свою слабость. Невольный стон сорвался с его губ. Даже теперь он готов был откусить свой язык, чтобы не издать этого стона, чтобы скрыть его от девушки. Тем временем она медленно ползла по земле, но Алан ее не видел. Ее длинные волосы рассыпались и касались замутившейся воды родника. Ее руки что-то нащупывали, пока не нашли то, что искали.
Она вскочила на ноги, держа в руке булыжник, о который опиралась, когда пила воду. Бородатый человек поднялся на колени и, шатаясь, как пьяный, протянул к ней руку; но девушка пробежала мимо него и приблизилась к Алану, боровшемуся со своим противником. Камень опустился.
Теперь Алан увидел ее. Он услышал быстрый страшный удар, «и его враг откатился, не издав ни звука. Алан, шатаясь, поднялся и в то же мгновение поддержал падавшую девушку.
Бородатый человек в это время поднимался. Он почти успел встать на ноги, но Алан снова схватил его за горло, и они вместе покатились по земле. Девушка услышала удары, потом один более сильный, и наконец, издав легкий крик триумфа, Алан поднялся на ноги. Случайно его рука нащупала револьвер, выпавший из кобуры. Он спустил предохранитель и приготовился стрелять. Он готов был продолжать борьбу с оружием в руках.
— Идемте, — сказал он.
Он произнес это слово задыхающимся, странным, неестественным голосом. Мэри Стэндиш подошла к нему и взяла его за руку. Ее влажная рука была покрыта тиной. Они стали подниматься на пригорок, стараясь скорей уйти от пруда и ив.
В воздухе раздавался шепот человеческих голосов, более явственно доносившихся из тьмы сумерек. И вместе с шумом надвигающейся с запада бури раздался громкий оклик. Прямо впереди Алана кто-то ответил. Он крепче сжал маленькую грязную руку и направился к строениям ранчо, откуда донесся последний оклик. Он понял, что случилось: люди Грэйхама были умнее, чем он предполагал. Они окружили ранчо со всех сторон тундры, и некоторые спрятались в той купе ив, откуда донесся победный крик их бородатого товарища. Люди Грэйхама не могли только понять, почему зов не повторялся, и теперь стали перекликаться.
Каждый мускул Алана был напряжен. Он приготовился к быстрым решительным действиям. Мысль о безнадежности их положения, подобно молнии, промелькнула в его голове. Там, у ив, они чуть не убили его; руки, сжимавшие его горло, жаждали его крови. Не люди, а волки окружали их на равнине! Волки, возглавляемые двумя чудовищами человеческой своры — Грэйхамом и Росландом. Убийство, алчность и безумная страсть скрывались во тьме. Закон и порядок, цивилизация находились за сотни миль. Если Грэйхам победит, то лишь никому неведомая тундра будет помнить эту ночь, подобно тому, как глубокая темная расщелина хранит в своей мгле воспоминание о другой трагедии, разыгравшейся более полувека тому назад. А девушка, находившаяся рядом с ним с распущенными еще волосами, испытала уже грязное прикосновение их рук…
Он не мог сейчас думать о дальнейшем. Тихий крик бешенства сорвался с его губ. Мэри Стэндиш подумала, что причина этого крика — тени, внезапно показавшиеся на их тропинке. Их было две. Она тоже вскрикнула, когда раздались голоса, приказывавшие им остановиться. Алан успел заметить, как поднялись вверх чьи-то руки, но он оказался быстрее: он три раза выстрелил из своего револьвера, и человек, поднявший руку, покатился на землю, а другой поспешил раствориться во мраке. Мгновение спустя его дикие вопли сзывали свору, меж тем как эхо от револьверных выстрелов Алана продолжало разноситься по тундре.
Эта неожиданная пальба, ее трагический результат, падение человека и бегство другого не вызвали ни единого слова и крика из груди Мэри Стэндиш. Она тяжело дышала. При смутном свете пурпурно-синего мрака Алан увидел ее белое как мел лицо. Глаза девушки были широко раскрыты. Волосы покрывали ее блестящим покрывалом. И вдруг Алан с удивлением увидел, как из-под массы волос, рассыпавшихся по ее груди, поднялась рука, сжимавшая револьвер. Алан узнал это оружие — один из пары легких автоматических пистолетов, полученных им от Карла Ломена в подарок несколько лет тому назад. Гордость и восхищение охватили Алана: до сих пор Мэри прятала оружие, но она все время была готова сражаться — сражаться рука об руку с ним против врагов!
Ему хотелось остановиться, обнять ее и поцелуями сказать ей, какая она прелесть! Но вместо этого он еще быстрее устремился вперед, и они подошли к поросшей осокой ложбине, отделявшей их от ранчо.
Через ложбину вела узкая тропинка, проложенная топорами сквозь море кустов и осоки, покрывавшей дно вязкой трясины. Очутившись здесь, Алан на секунду остановился. Он знал, что впереди была безопасность. Девушка прислонилась к нему и почти повисла на его руке. Последние двести ярдов обессилили ее. Ее голова откинулась назад, и Алан, отстранив мягкие волосы, стал целовать губы и глаза, а револьвер девушки, зажатый у нее в руке, лежал у него на груди. Даже теперь, задыхаясь от быстрой ходьбы и не будучи в силах говорить, она улыбалась ему. Алан схватил ее на руки и ринулся по узкой тропинке, которую, как он знал, преследователи не сразу найдут, если даже и заметят их. Он удивился ее легкости. Она походила на ребенка у него на руках, на маленькую фею, окутанную длинными волосами. Он крепче прижал ее к себе и помчался по направлению к ранчо. Он чувствовал, как ее нежные руки обхватили его шею, он ощущал на лице ее прерывистое тяжелое дыхание. Ее беспомощность вливала в него силу и счастье.
Когда первые брызги медленно надвигавшихся туч капнули в лицо, они уже миновали дно ложбины. Теперь уже Алан мог видеть дальше — почти до середины пройденной узкой тропинки. Он стал подниматься по склону, и тогда Мэри Стэндиш выскользнула из его рук. Силы вернулись к ней, и она встала на ноги, глядя ему в лицо. Алан, тяжело дыша, остановился. Перед ним смутно вырисовывался из полумрака загон. В окнах домов не видно было света. Повсюду царила мертвая тишина.
Вдруг что-то поднялось с земли почти у их ног. Движение сопровождалось глухим, дрожащим, призрачным криком, который лишь они могли расслышать. Соквэнна стоял рядом с ними. Он быстро начал говорить. Только Алан понял, что он сказал. В его появлении было что-то таинственное. С волос и бороды старика стекала вода. Глаза метали искры, когда он оглядывался по сторонам; когда Соквэнна, жестикулируя, заговорил своим монотонным голосом, не переставая всматриваться в дно ложбины, он походил на жуткого гнома.
— Что он говорит? — спросила девушка.
— Он рад нашему возвращению. Он услышал выстрелы и пошел к нам навстречу.
— А что еще? — настаивала она.
— Старый Соквэнна очень суеверен, и его нервы разыгрались. Он говорит такие вещи, которых вы не можете понять. Вы, пожалуй, сочли бы его сумасшедшим, если бы он стал вам рассказывать, что духи его товарищей, убитых в расщелине много лет тому назад, сегодня ночью явились к нему, чтобы предупредить о надвигающихся событиях. Во всяком случае, он предусмотрителен: как только мы скрылись из виду, он приказал всем женщинам и детям скорее покинуть поселок и скрыться в горах. Киок и Ноадлюк отказались уходить. Я рад, что они не все ушли. Если бы за ними погнались и их захватили бы люди вроде Грэйхама и Росланда…
— Лучше смерть, — закончила за него Мэри Стэндиш, сильнее сжав его руку.
— Да, я тоже так думаю. Но теперь это не может случиться. В открытом месте преимущество было бы на их стороне. Но мы сможем держаться в доме Соквэнны, пока соберутся Смит и пастухи. Если внутри будут две хорошие винтовки, они не решатся напасть на дом с голыми руками. Преимущество теперь всецело на нашей стороне. Мы сможем стрелять, а они не решатся пустить в ход свои ружья.
— Почему?
— Потому что вы будете в доме. Грэйхам хочет получить вас живой, а не мертвой. А пули…
Они уже достигли дома Соквэнны, но вдруг в недоумении обернулись назад, вглядываясь во мглу, из которой они убежали. Позади загона раздались голоса людей, — они больше не пытались скрыть свое присутствие. Люди Грэйхама нашли ранчо и громко кричали. С разных концов тундры доносились ответные крики. Слышалась беготня и резкие приказания. Кто-то запутался в осоке и изрыгал проклятия. Голоса спешивших врагов донеслись с края ложбины. Сердце Алана замерло. Было что-то жуткое в том, как быстро и как деловито собирались неприятельские силы. Вдруг он услышал голоса людей около самого своего дома. Двери открылись. Кто-то с треском высадил окно. В сером тумане вспыхнули огни.
И тогда из окна чердака над их головами заговорила винтовка Соквэнны. Раздался выстрел, а за ним послышался крик. Бледные вспышки мелькали в окне, когда старый воин начал стрельбу. Прежде чем раздался последний из пяти последовательных выстрелов, Алан был уже в доме и запирал на засов дверь. На полу горели свечи, а за ними притаились Киок и Ноадлюк. С первого же взгляда Алан понял, что сделал Соквэнна. Комната была превращена в арсенал. Ружья были приготовлены для стрельбы. Кучи патронов валялись тут же рядом. В глазах Киок и Ноадлюк сверкал огонь решимости. Они держали в руках блестящие патроны, чтобы, не теряя времени, заряжать винтовки, как только все заряды из них будут выпущены.
Посредине комнаты стояла Мэри Стэндиш. Свечи, затененные так, чтобы их не видно было из окна, слабо освещали ее бледное лицо и распущенные волосы. Когда она взглянула на Алана, он прочел в ее глазах ужас.
Он только собрался было заговорить, желая убедить ее, что особенной опасности нет, что люди Грэйхама не будут стрелять по дому, как снаружи во мраке ночи разверзся форменный ад. Бешеная дробь ружей была ответом на пальбу Соквэнны. Град пуль обрушился на бревенчатые стены. Две из них с шипением змеи влетели в окна. Одним прыжком Алан очутился около Мэри и почти бросил ее на пол рядом с Киок и Ноадлюк. Его лицо было бледно, весь его мозг горел огнем.
— Я думал, что они не будут стрелять в женщин, — сказал он. Его голос был страшен своей необычайной, твердостью. — Я ошибся. Но теперь я понимаю.
С винтовкой в руках он осторожно приблизился к окну. Он больше не обманывал себя и знал, что Грэйхам думал, на что он рассчитывал и что собирался делать, и его охватил ужас. И Грэйхам и Росланд знали, что каким-нибудь путем Мэри Стэндиш будет в безопасности в доме Соквэнны. Они начали отчаянную игру в уверенности, что Алан Холт найдет для нее убежище, а сам будет сражаться, пока не погибнет. Это был очень тонко задуманный план, предусматривавший попросту убийство. А он, в результате всех этих планов, был жертвой, обреченной на смерть.
Стрельба прекратилась, и наступившая за ней тишина много говорила Алану. Ему давали определенный срок на то, чтобы позаботиться о тех, кто был на его попечении. В полу имелась откидная дверь. Она вела в маленький чулан и погреб, откуда был выход наружу в ложбину. При свете свечи Алан увидел, что дверь в погреб открыта и подперта палкой. Соквэнна все предвидел.
Присев у окна, Алан взглянул на девушек. Киок с ружьем в руках подползла к лестнице, которая вела на чердак, и полезла по ней. Она шла к Соквэнне, чтобы заряжать его ружье. Алан указал на открытую дверь вниз.