— Скорей, идите туда! — крикнул он. — Это единственное безопасное место. Вы можете заряжать там и передавать наверх ружья.
Мэри Стэндиш пристально посмотрела на него, но не шевельнулась. Она сжимала в руках ружье, Ноадлюк тоже не двинулась с места. Киок продолжала подниматься наверх и наконец исчезла в темноте.
— Идите в погреб! — тоном приказания сказал Алан. — Если вы этого не сделаете…
Улыбка осветила лицо Мэри, бесстрашная и нежная улыбка, казавшаяся в этот час смертельной опасности лучом света, прорезавшим мрак. Мэри Стэндиш медленно подползла к Алану; в одной руке она тащила ружье, а в другой был зажат маленький револьвер. Опустившись около его ног, окруженная рассыпавшимися блестящими волосами, она все еще улыбалась и спокойным тихим голосом, заставившим его затрепетать, сказала:
— Я буду помогать вам драться.
За ней подползла Ноадлюк, волоча другое ружье и передник, полный патронов.
А наверху в темном отверстии чердачного окна бегающие глаза Соквэнны уловили движение теней в сером тумане, и его винтовка еще раз послала смертельный вызов Джону Грэйхаму и его людям.
То, что последовало за этим, согнало улыбку с губ Мэри. Стон вырвался из ее груди: человек, которого она любила, встал во весь рост перед открытым окном, навстречу гонцам смерти, снова забарабанившим по бревенчатым стенам дома.
Глава XXV
Глава XXVI
Мэри Стэндиш пристально посмотрела на него, но не шевельнулась. Она сжимала в руках ружье, Ноадлюк тоже не двинулась с места. Киок продолжала подниматься наверх и наконец исчезла в темноте.
— Идите в погреб! — тоном приказания сказал Алан. — Если вы этого не сделаете…
Улыбка осветила лицо Мэри, бесстрашная и нежная улыбка, казавшаяся в этот час смертельной опасности лучом света, прорезавшим мрак. Мэри Стэндиш медленно подползла к Алану; в одной руке она тащила ружье, а в другой был зажат маленький револьвер. Опустившись около его ног, окруженная рассыпавшимися блестящими волосами, она все еще улыбалась и спокойным тихим голосом, заставившим его затрепетать, сказала:
— Я буду помогать вам драться.
За ней подползла Ноадлюк, волоча другое ружье и передник, полный патронов.
А наверху в темном отверстии чердачного окна бегающие глаза Соквэнны уловили движение теней в сером тумане, и его винтовка еще раз послала смертельный вызов Джону Грэйхаму и его людям.
То, что последовало за этим, согнало улыбку с губ Мэри. Стон вырвался из ее груди: человек, которого она любила, встал во весь рост перед открытым окном, навстречу гонцам смерти, снова забарабанившим по бревенчатым стенам дома.
Глава XXV
Объятый несдержанной, безумной страстью, Джон Грэйхам не побоялся попрать все законы. Он был уверен, что Холт предохранит Мэри Стэндиш от всякой опасности. Во всем этом уже нельзя было больше сомневаться, когда пролетели первые минуты после выстрелов Соквэнны из чердачного окна.
Алан просунул свою винтовку в окно нижней комнаты, которое было тщательно забаррикадировано предусмотрительным старым воином, оставившим открытым лишь маленькое отверстие, дюймов в восемь. В это время ружейный залп прорезал серый густой сумрак ночи. Алан услышал жужжание и шипение пуль и их визгливое пение, напоминавшее рассерженных пчел, когда они пролетали с быстротой молнии над крышей дома. Их щелканье по бревенчатым стенам походило на глухой стук пальцем по спелому арбузу. Было что-то захватывающее, почти приятное в этом звуке; как-то совсем забывалось, что он несет с собою смерть. Алан не испытывал ни малейшего страха, когда он внимательно вглядывался туда, откуда раздавались выстрелы, стараясь заметить чью-нибудь тень. Тут и там мелькали слабые вспышки; и в том направлении он начал стрелять с такой быстротой, с какой только он успевал выбрасывать израсходованные патроны и спускать курок.
Потом, выпустив все заряды, он наклонился. Мэри Стэндиш подала ему другое, заряженное ружье. Ее лицо казалось восковым в своей мертвенной бледности. Она не спускала с него глаз, в глубине которых горели отчаяние и страх. Она боялась не за себя, а за него. Ее губы шептали в безмолвной мольбе его имя. И в это мгновение пуля ударила в отверстие, перед которым Алан только что стоял. Шипящий вестник смерти с бешеной яростью ударился обо что-то позади них. Мэри Стэндиш с криком ужаса обхватила руками голову Алана, наклонившегося к ней.
— Они убьют вас, если вы будете там стоять! — простонала она. — Отдайте им меня, Алан. Если вы любите меня, отдайте меня!
Внезапно пуля ударилась в стену, другая пролетела так близко от Ноадлюк, что кровь Алана похолодела. Пули нашли себе дорогу сквозь мох и землю, которыми были заткнуты отверстия между бревнами. Руки Алана страстно обхватили стройное тело девушки. Прежде чем Мэри поняла, в чем дело, он подскочил вместе с ней к погребу и почти сбросил ее вниз. Потом он силой заставил спуститься туда же Ноадлюк и швырнул вслед им разряженное ружье и передник с патронами. Его лицо казалось страшным, когда он отдавал им приказания:
— Если вы не останетесь в погребе, я выйду наружу и буду сражаться! Понимаете? Оставайтесь на месте!
Сжатый кулак Алана чуть не касался их лиц; он почти кричал. Новая пуля загремела, ударившись о жестяную посуду. Вслед за этим с чердака послышался крик Киок.
Наверху в темноте со стуком упало ружье Соквэнны. Старый воин согнулся почти пополам и иссохшими руками схватился за живот. Он стоял на коленях; его дыхание внезапно перешло в сдавленный Крик. Потом он медленно выпрямился, что-то сказал Киок успокоительным тоном и опять повернулся к окну с ружьем, которое она зарядила.
Как только с губ Киок сорвался крик, Алан подскочил к лестнице и позвал ее. Она спустилась к нему с совершенно темного чердака и, всхлипывая, сказала, что Соквэнна ранен. Алан, протянул руки, схватил ее и столкнул вниз, в погреб, где уже были Ноадлюк и Мэри Стэндиш.
Он опять подошел к окну. В его душе жило одно желание — убивать, мстить! Как бы в ответ на свое желание, он увидел, что его дом вдруг озарился. Желтые языки пламени, танцуя, показались в окнах. Целый поток огня вырвался из открытой двери. Стало так светло, что Алан мог различить легкую завесу дождя и медленно сгущавшийся сырой туман, обволакивавший землю. Сердце Алана бешено забилось, меж тем как с каждой секундой пламя разгоралось все ярче. Они подожгли его дом. Это не были больше белые люди, — это были форменные дикари.
Несмотря на то, что сердце Алана готово было разорваться, он оставался до ужаса спокоен. Широко раскрытыми глазами охотника, несущего смерть, он пристально глядел перед собой. Соквэнна замолк. Вероятно, умер. Киок всхлипывала в погребе.
При зареве пожара Алан заметил чьи-то очертания. Двигались три или четыре фигуры. Он ждал, пока они не станут лучше видны. Он знал, что они задумали — изрешеченный пулями дом потерял способность сопротивляться. Страстно желая, чтобы тот, в кого он целился, был Грэйхамом, он выстрелил. Человек рухнул на землю, как падают только мертвые. Алан метко продолжал стрелять по остальным: один выстрел, второй, третий и четвертый — он попал еще в двух. Восторг охватил его при мысли, что он удачно стреляет, если принять во внимание обстоятельства.
Он прыгнул назад за другим ружьем. Его ждала Мэри Стэндиш, высунув из погреба голову и плечи, с винтовкой в руках. Она всхлипывала, глядя прямо на него глазами, в которых блестели слезы.
— Спрячьтесь! — предостерег он ее. — Спрячьтесь под пол!
Он догадывался, что произойдет. Он показал теперь врагам, что жизнь еще не угасла в доме и таит еще в себе смерть: А потому из-за прикрытия других домов, из темноты, куда не проникало зарево от пылавшего дома, ружейные залпы затрещали с новой силой, наполнив ночь ужасным грохотом. Он бросился лицом вниз на пол, под защиту нижнего бревна здания. Ни одно живое существо не могло бы устоять против того, что происходило в эти мгновения. Пули прорывались сквозь окна и мох между бревнами и гремели по стеклам и жестяной посуде. Одна из свечей разлетелась на кусочки. И в этом аду Алан услышал крик и увидел, что Мэри Стэндиш вышла из погреба и направляется к нему. Он так быстро бросился на пол, что она подумала, что он ранен. Он крикнул ей… Его сердце оледенело от ужаса, когда он увидел, что одна из пуль срезала прядь ее волос, упавших на пол. В этот ужасный момент девушка, бледная и спокойная, стояла под ружейным обстрелом. Прежде чем она успела подвинуться еще на шаг, он был рядом с ней и, схватив ее на руки, спрыгнул с ней в погреб.
Пуля прожужжала над ними. Алан так крепко сжал Мэри, что на несколько секунд жизнь, казалось, покинула ее тело.
Струя холодного воздуха повеяла ему вдруг в лицо. Он оглянулся — Ноадлюк не было в погребе. В глубоком мраке под полом раздался шорох, и он услышал, что она движется; потом он увидел четырехугольник слабого света. Ноадлюк приползла назад и дотронулась до него рукой.
— Мы можем убежать отсюда! — тихо воскликнула она. — Я открыла маленькую дверь. Мы можем проползти в нее и спуститься в лощину.
Ее слова и четырехугольник света показались Алану откровением. Он ни на минуту не мог вообразить, что Грэйхам превратит его дом в смертельную западню. Слова Ноадлюк наполнили душу его внезапным трепетом надежды. Выстрелы опять затихли. В отрывистых и быстрых выражениях Алан объяснил свой план. Он будет сдерживать наступление. Пока он там, Грэйхам и его люди не осмелятся проникнуть в дом. Во всяком случае, они будут долго колебаться, прежде чем решатся на это. Тем временем девушки смогут убежать в лощину. В той стороне нет никого, кто бы мог преградить им путь, а Киок и Ноадлюк хорошо знают дорогу в горы. Для них это будет спасением. Он же останется в доме и будет сражаться, пока не придут Смит и пастухи.
Бледное лицо, прижавшееся к его груди, было холодно и почти безжизненно. В нем было что-то такое, что испугало Алана. Он знал, что его доводы не подействуют, что Мэри Стэндиш не уйдет. И все же она не отвечала ему, ее губы даже не делали попытки шевельнуться.
— Уходите… ради их спасения, если не ради вашего и моего, — настаивал Алан, отстраняя ее от себя. — Подумайте, что произойдет, если эти скоты схватят Киок и Ноадлюк! Грэйхам — ваш муж, и он будет охранять вас для себя. Но этим девушкам не будет никакой пощады, для них нет никакого спасения, ничего, кроме более страшной участи, чем смерть. Они будут подобны двум овечкам, брошенным в стаю волков…
В ее глазах засветился ужас. Киок всхлипывала, из груди Ноадлюк вырвался стон, который она мужественно пыталась подавить.
— А вы? — прошептала Мэри.
— Я должен остаться здесь. Это единственная возможность.
Она молча позволила Алану увести себя к выходу вместе с Киок и Ноадлюк. Киок первая пролезла в отверстие, потом Ноадлюк и Мэри Стэндиш — последняя. Она больше не прикоснулась к нему, не сделала ни одного движения в его направлении, не произнесла ни слова. Все, что Алан помнил о ней, когда она скрылась во мраке, были ее глаза. В этом последнем взгляде она отдала ему свою душу; ни шепот, ни прощальная ласка не сопровождали его.
— Идите осторожно, пока не выберетесь из лощины, потом поторопитесь к горам, — были последние слова Алана.
Он видел их фигуры, расплывшиеся в тусклом сумраке, и вскоре серый туман поглотил их.
Он бросился назад, схватил заряженное ружье и подскочил к окну, зная, что должен продолжать сеять смерть, пока сам не будет убит. Только таким образом сможет он сдержать Грэйхама и дать беглянкам возможность спастись. Он осторожно выглянул из окна. Его дом был багровым от пламени. Огненные языки вырывались из окон и дверей. В то время как он тщетно искал признаки жизни во дворе, до него донесся грохот и треск. Смолистые стены были так быстро охвачены пламенем, что в нем занялось дыхание. Дом превратился в раскаленный горящий факел, свет которого был ослепительней лучей солнца.
В этот освещенный круг внезапно выступила фигура, махавшая белым лоскутом, привязанным к концу длинной палки. Человек медленно приближался, сначала осторожно, нерешительно, как бы будучи не уверен в том, что произойдет. Потом он остановился, весь залитый заревом пожара, представляя превосходную мишень для выстрела из дома Соквэнны. Это был Росланд. Несмотря на напряженный драматизм момента, Алан не мог подавить мрачной улыбки, появившейся на его губах. Росланд был непоследовательным человеком подумал он. Только недавно он позорно бежал, испугавшись свирепого вида Алана, а теперь со смелостью, которой нельзя было не восхищаться, он подвергал себя неминуемой смерти, защищаясь только символом перемирия, развевавшимся над его головой. Мысль о том, что честь обязывает уважать этот символ, ни на секунду не мелькнула в мозгу Алана. Его держал убийца, человек более подлый, пожалуй, чем убийца, если только такое существо есть на земле; и для него смерть — справедливый конец. Только изумительное самообладание Росланда и желание узнать, что он скажет, удержали Алана от того, чтобы спустить курок.
Он ждал. Росланд опять двинулся вперед и остановился всего лишь в ста футах от дома. Тревожная мысль промелькнула в голове Алана, когда он услышал свое имя. Он не видел других фигур или теней за Росландом, а пылавшее здание теперь ярко освещало окна дома Соквэнны. Быть может, Росланд только играет роль приманки, а в тот момент, когда Алан покажется для переговоров, десяток спрятанных ружей начнут предательски действовать? Он вздрогнул и продолжал стоять, притаившись ниже отверстия окна. Грэйхам и его компания были вполне способны на такой предательский шаг.
Голос Росланда раздался, покрывая собой треск и грохот пылавшего здания.
— Алан Холт! Вы здесь?
— Да, я здесь, — крикнул в ответ Алан. — И мое ружье направлено в ваше сердце, Росланд, и мой палец на курке. Что вам угодно?
На одно мгновение воцарилось молчание, как будто сознание опасности, перед которой он стоял, дошло наконец до Росланда. Потом он сказал:
— Мы вам даем последний шанс, Холт. Не будьте дураком! Предложение, которое я сделал вам сегодня, все еще остается в силе. Если вы не примете его, в дело вмешается закон.
— Закон?
Голос Алана походил на дикий хохот.
— Да, закон. Закон стоит за нас. Мы обладаем неотъемлемым правом вернуть похищенную жену, пленницу, которую вы принудительно и с преступными намерениями удерживаете. Но мы не хотим пускать в ход закон, пока не будем к тому вынуждены. Вы и старый эскимос убили троих наших людей и двоих ранили. Вас ожидает веревка, если вы попадетесь живым. Но мы готовы забыть все, если вы примете предложение, сделанное мной сегодня. Что вы скажете?
Алан был ошеломлен. Он не мог говорить от ярости, сознавая чудовищную уверенность, с которой Грэйхам и Росланд вели свою игру. Но он все еще молчал, а Росланд продолжал убеждать его, думая, что Алан наконец сдастся.
Наверху, на темном чердаке, старый Соквэнна слышал голоса, напоминавшие шепот призраков. Он, скорчившись, лежал под окном, и холод медленно охватывал его. Но голоса пробудили старого воина. Это были не чужие голоса — они доносились из далекого прошлого, они взывали к нему, они убеждали его и настойчиво звенели в его ушах криками мести и торжества, знакомыми именами, стонами женщин, рыданиями детей. Призрачные руки помогли ему, и в последний раз Соквэнна выпрямился у окна. В его глазах отражался свет горящего дома. Он с трудом поднял свою винтовку. Слыша за собой взволнованные голоса своего народа, он припер винтовку к оконной раме и, задыхаясь, направил ее на фигуру, двигавшуюся между ним и ослепительным светом чудесного солнца, каковым казался ему пылающий дом. Потом он медленно и с большим трудом нажал на курок, и последний выстрел Соквэнна исполнил свое назначение.
При звуке выстрела Алан выглянул в окно. Одно мгновение Росланд неподвижно стоял, потом палка с белым флагом в его руках закачалась и упала, а следом за ней, не издав ни звука, Росланд сам тоже медленно начал опускаться, и темное неподвижное пятно осталось на земле.
Ошеломляющая быстрота, с которой Росланд перешел от жизни к смерти, потрясла Алана. Ужас на короткое время охватил его, и он продолжал смотреть на темное затихшее пятно, забыв об опасности, угрожавшей ему самому. Мрачная, жуткая тишина воцарилась вслед за выстрелом. А потом, казалось, тишину нарушил один крик, хотя он вырвался из груди множества людей. Смертельный, трепещущий крик был вестником, вернувшим Алана к действительности. Росланд был убит несмотря на то, что его защищал белый флаг; а меж тем даже люди Грэйхама питали что-то вроде уважения к этому символу.
Теперь ему нечего надеяться на пощаду; его ждет самая страшная месть от их рук. Алан отпрыгнул назад от окна; шепотом ругая Соквэнну, он чувствовал в то же время радость, что старик жив.
Прежде чем снаружи раздались выстрелы, Алан поднялся по лестнице и через мгновение стоял склонившись над скрюченным телом старого эскимоса.
— Идем вниз! — приказал он. — Надо приготовиться к бегству через погреб.
Он дотронулся до лица Соквэнны, а потом в нерешительности, ощупывая тело в темноте, рука Алана легла на сердце старика. В груди старого воина не слышалось трепета или биения жизни. Соквэнна был мертв.
Ружья людей Грэйхама снова открыли огонь. Залп за залпом ударялся в дом, когда Алан спустился по лестнице. Он слышал, как пули влетали через щели и окна, и быстро направился к погребу, чтобы укрыться в нем.
Но он был несказанно ошеломлен, когда увидел, что Мэри Стэндиш вернулась в дом и дожидается его.
Алан просунул свою винтовку в окно нижней комнаты, которое было тщательно забаррикадировано предусмотрительным старым воином, оставившим открытым лишь маленькое отверстие, дюймов в восемь. В это время ружейный залп прорезал серый густой сумрак ночи. Алан услышал жужжание и шипение пуль и их визгливое пение, напоминавшее рассерженных пчел, когда они пролетали с быстротой молнии над крышей дома. Их щелканье по бревенчатым стенам походило на глухой стук пальцем по спелому арбузу. Было что-то захватывающее, почти приятное в этом звуке; как-то совсем забывалось, что он несет с собою смерть. Алан не испытывал ни малейшего страха, когда он внимательно вглядывался туда, откуда раздавались выстрелы, стараясь заметить чью-нибудь тень. Тут и там мелькали слабые вспышки; и в том направлении он начал стрелять с такой быстротой, с какой только он успевал выбрасывать израсходованные патроны и спускать курок.
Потом, выпустив все заряды, он наклонился. Мэри Стэндиш подала ему другое, заряженное ружье. Ее лицо казалось восковым в своей мертвенной бледности. Она не спускала с него глаз, в глубине которых горели отчаяние и страх. Она боялась не за себя, а за него. Ее губы шептали в безмолвной мольбе его имя. И в это мгновение пуля ударила в отверстие, перед которым Алан только что стоял. Шипящий вестник смерти с бешеной яростью ударился обо что-то позади них. Мэри Стэндиш с криком ужаса обхватила руками голову Алана, наклонившегося к ней.
— Они убьют вас, если вы будете там стоять! — простонала она. — Отдайте им меня, Алан. Если вы любите меня, отдайте меня!
Внезапно пуля ударилась в стену, другая пролетела так близко от Ноадлюк, что кровь Алана похолодела. Пули нашли себе дорогу сквозь мох и землю, которыми были заткнуты отверстия между бревнами. Руки Алана страстно обхватили стройное тело девушки. Прежде чем Мэри поняла, в чем дело, он подскочил вместе с ней к погребу и почти сбросил ее вниз. Потом он силой заставил спуститься туда же Ноадлюк и швырнул вслед им разряженное ружье и передник с патронами. Его лицо казалось страшным, когда он отдавал им приказания:
— Если вы не останетесь в погребе, я выйду наружу и буду сражаться! Понимаете? Оставайтесь на месте!
Сжатый кулак Алана чуть не касался их лиц; он почти кричал. Новая пуля загремела, ударившись о жестяную посуду. Вслед за этим с чердака послышался крик Киок.
Наверху в темноте со стуком упало ружье Соквэнны. Старый воин согнулся почти пополам и иссохшими руками схватился за живот. Он стоял на коленях; его дыхание внезапно перешло в сдавленный Крик. Потом он медленно выпрямился, что-то сказал Киок успокоительным тоном и опять повернулся к окну с ружьем, которое она зарядила.
Как только с губ Киок сорвался крик, Алан подскочил к лестнице и позвал ее. Она спустилась к нему с совершенно темного чердака и, всхлипывая, сказала, что Соквэнна ранен. Алан, протянул руки, схватил ее и столкнул вниз, в погреб, где уже были Ноадлюк и Мэри Стэндиш.
Он опять подошел к окну. В его душе жило одно желание — убивать, мстить! Как бы в ответ на свое желание, он увидел, что его дом вдруг озарился. Желтые языки пламени, танцуя, показались в окнах. Целый поток огня вырвался из открытой двери. Стало так светло, что Алан мог различить легкую завесу дождя и медленно сгущавшийся сырой туман, обволакивавший землю. Сердце Алана бешено забилось, меж тем как с каждой секундой пламя разгоралось все ярче. Они подожгли его дом. Это не были больше белые люди, — это были форменные дикари.
Несмотря на то, что сердце Алана готово было разорваться, он оставался до ужаса спокоен. Широко раскрытыми глазами охотника, несущего смерть, он пристально глядел перед собой. Соквэнна замолк. Вероятно, умер. Киок всхлипывала в погребе.
При зареве пожара Алан заметил чьи-то очертания. Двигались три или четыре фигуры. Он ждал, пока они не станут лучше видны. Он знал, что они задумали — изрешеченный пулями дом потерял способность сопротивляться. Страстно желая, чтобы тот, в кого он целился, был Грэйхамом, он выстрелил. Человек рухнул на землю, как падают только мертвые. Алан метко продолжал стрелять по остальным: один выстрел, второй, третий и четвертый — он попал еще в двух. Восторг охватил его при мысли, что он удачно стреляет, если принять во внимание обстоятельства.
Он прыгнул назад за другим ружьем. Его ждала Мэри Стэндиш, высунув из погреба голову и плечи, с винтовкой в руках. Она всхлипывала, глядя прямо на него глазами, в которых блестели слезы.
— Спрячьтесь! — предостерег он ее. — Спрячьтесь под пол!
Он догадывался, что произойдет. Он показал теперь врагам, что жизнь еще не угасла в доме и таит еще в себе смерть: А потому из-за прикрытия других домов, из темноты, куда не проникало зарево от пылавшего дома, ружейные залпы затрещали с новой силой, наполнив ночь ужасным грохотом. Он бросился лицом вниз на пол, под защиту нижнего бревна здания. Ни одно живое существо не могло бы устоять против того, что происходило в эти мгновения. Пули прорывались сквозь окна и мох между бревнами и гремели по стеклам и жестяной посуде. Одна из свечей разлетелась на кусочки. И в этом аду Алан услышал крик и увидел, что Мэри Стэндиш вышла из погреба и направляется к нему. Он так быстро бросился на пол, что она подумала, что он ранен. Он крикнул ей… Его сердце оледенело от ужаса, когда он увидел, что одна из пуль срезала прядь ее волос, упавших на пол. В этот ужасный момент девушка, бледная и спокойная, стояла под ружейным обстрелом. Прежде чем она успела подвинуться еще на шаг, он был рядом с ней и, схватив ее на руки, спрыгнул с ней в погреб.
Пуля прожужжала над ними. Алан так крепко сжал Мэри, что на несколько секунд жизнь, казалось, покинула ее тело.
Струя холодного воздуха повеяла ему вдруг в лицо. Он оглянулся — Ноадлюк не было в погребе. В глубоком мраке под полом раздался шорох, и он услышал, что она движется; потом он увидел четырехугольник слабого света. Ноадлюк приползла назад и дотронулась до него рукой.
— Мы можем убежать отсюда! — тихо воскликнула она. — Я открыла маленькую дверь. Мы можем проползти в нее и спуститься в лощину.
Ее слова и четырехугольник света показались Алану откровением. Он ни на минуту не мог вообразить, что Грэйхам превратит его дом в смертельную западню. Слова Ноадлюк наполнили душу его внезапным трепетом надежды. Выстрелы опять затихли. В отрывистых и быстрых выражениях Алан объяснил свой план. Он будет сдерживать наступление. Пока он там, Грэйхам и его люди не осмелятся проникнуть в дом. Во всяком случае, они будут долго колебаться, прежде чем решатся на это. Тем временем девушки смогут убежать в лощину. В той стороне нет никого, кто бы мог преградить им путь, а Киок и Ноадлюк хорошо знают дорогу в горы. Для них это будет спасением. Он же останется в доме и будет сражаться, пока не придут Смит и пастухи.
Бледное лицо, прижавшееся к его груди, было холодно и почти безжизненно. В нем было что-то такое, что испугало Алана. Он знал, что его доводы не подействуют, что Мэри Стэндиш не уйдет. И все же она не отвечала ему, ее губы даже не делали попытки шевельнуться.
— Уходите… ради их спасения, если не ради вашего и моего, — настаивал Алан, отстраняя ее от себя. — Подумайте, что произойдет, если эти скоты схватят Киок и Ноадлюк! Грэйхам — ваш муж, и он будет охранять вас для себя. Но этим девушкам не будет никакой пощады, для них нет никакого спасения, ничего, кроме более страшной участи, чем смерть. Они будут подобны двум овечкам, брошенным в стаю волков…
В ее глазах засветился ужас. Киок всхлипывала, из груди Ноадлюк вырвался стон, который она мужественно пыталась подавить.
— А вы? — прошептала Мэри.
— Я должен остаться здесь. Это единственная возможность.
Она молча позволила Алану увести себя к выходу вместе с Киок и Ноадлюк. Киок первая пролезла в отверстие, потом Ноадлюк и Мэри Стэндиш — последняя. Она больше не прикоснулась к нему, не сделала ни одного движения в его направлении, не произнесла ни слова. Все, что Алан помнил о ней, когда она скрылась во мраке, были ее глаза. В этом последнем взгляде она отдала ему свою душу; ни шепот, ни прощальная ласка не сопровождали его.
— Идите осторожно, пока не выберетесь из лощины, потом поторопитесь к горам, — были последние слова Алана.
Он видел их фигуры, расплывшиеся в тусклом сумраке, и вскоре серый туман поглотил их.
Он бросился назад, схватил заряженное ружье и подскочил к окну, зная, что должен продолжать сеять смерть, пока сам не будет убит. Только таким образом сможет он сдержать Грэйхама и дать беглянкам возможность спастись. Он осторожно выглянул из окна. Его дом был багровым от пламени. Огненные языки вырывались из окон и дверей. В то время как он тщетно искал признаки жизни во дворе, до него донесся грохот и треск. Смолистые стены были так быстро охвачены пламенем, что в нем занялось дыхание. Дом превратился в раскаленный горящий факел, свет которого был ослепительней лучей солнца.
В этот освещенный круг внезапно выступила фигура, махавшая белым лоскутом, привязанным к концу длинной палки. Человек медленно приближался, сначала осторожно, нерешительно, как бы будучи не уверен в том, что произойдет. Потом он остановился, весь залитый заревом пожара, представляя превосходную мишень для выстрела из дома Соквэнны. Это был Росланд. Несмотря на напряженный драматизм момента, Алан не мог подавить мрачной улыбки, появившейся на его губах. Росланд был непоследовательным человеком подумал он. Только недавно он позорно бежал, испугавшись свирепого вида Алана, а теперь со смелостью, которой нельзя было не восхищаться, он подвергал себя неминуемой смерти, защищаясь только символом перемирия, развевавшимся над его головой. Мысль о том, что честь обязывает уважать этот символ, ни на секунду не мелькнула в мозгу Алана. Его держал убийца, человек более подлый, пожалуй, чем убийца, если только такое существо есть на земле; и для него смерть — справедливый конец. Только изумительное самообладание Росланда и желание узнать, что он скажет, удержали Алана от того, чтобы спустить курок.
Он ждал. Росланд опять двинулся вперед и остановился всего лишь в ста футах от дома. Тревожная мысль промелькнула в голове Алана, когда он услышал свое имя. Он не видел других фигур или теней за Росландом, а пылавшее здание теперь ярко освещало окна дома Соквэнны. Быть может, Росланд только играет роль приманки, а в тот момент, когда Алан покажется для переговоров, десяток спрятанных ружей начнут предательски действовать? Он вздрогнул и продолжал стоять, притаившись ниже отверстия окна. Грэйхам и его компания были вполне способны на такой предательский шаг.
Голос Росланда раздался, покрывая собой треск и грохот пылавшего здания.
— Алан Холт! Вы здесь?
— Да, я здесь, — крикнул в ответ Алан. — И мое ружье направлено в ваше сердце, Росланд, и мой палец на курке. Что вам угодно?
На одно мгновение воцарилось молчание, как будто сознание опасности, перед которой он стоял, дошло наконец до Росланда. Потом он сказал:
— Мы вам даем последний шанс, Холт. Не будьте дураком! Предложение, которое я сделал вам сегодня, все еще остается в силе. Если вы не примете его, в дело вмешается закон.
— Закон?
Голос Алана походил на дикий хохот.
— Да, закон. Закон стоит за нас. Мы обладаем неотъемлемым правом вернуть похищенную жену, пленницу, которую вы принудительно и с преступными намерениями удерживаете. Но мы не хотим пускать в ход закон, пока не будем к тому вынуждены. Вы и старый эскимос убили троих наших людей и двоих ранили. Вас ожидает веревка, если вы попадетесь живым. Но мы готовы забыть все, если вы примете предложение, сделанное мной сегодня. Что вы скажете?
Алан был ошеломлен. Он не мог говорить от ярости, сознавая чудовищную уверенность, с которой Грэйхам и Росланд вели свою игру. Но он все еще молчал, а Росланд продолжал убеждать его, думая, что Алан наконец сдастся.
Наверху, на темном чердаке, старый Соквэнна слышал голоса, напоминавшие шепот призраков. Он, скорчившись, лежал под окном, и холод медленно охватывал его. Но голоса пробудили старого воина. Это были не чужие голоса — они доносились из далекого прошлого, они взывали к нему, они убеждали его и настойчиво звенели в его ушах криками мести и торжества, знакомыми именами, стонами женщин, рыданиями детей. Призрачные руки помогли ему, и в последний раз Соквэнна выпрямился у окна. В его глазах отражался свет горящего дома. Он с трудом поднял свою винтовку. Слыша за собой взволнованные голоса своего народа, он припер винтовку к оконной раме и, задыхаясь, направил ее на фигуру, двигавшуюся между ним и ослепительным светом чудесного солнца, каковым казался ему пылающий дом. Потом он медленно и с большим трудом нажал на курок, и последний выстрел Соквэнна исполнил свое назначение.
При звуке выстрела Алан выглянул в окно. Одно мгновение Росланд неподвижно стоял, потом палка с белым флагом в его руках закачалась и упала, а следом за ней, не издав ни звука, Росланд сам тоже медленно начал опускаться, и темное неподвижное пятно осталось на земле.
Ошеломляющая быстрота, с которой Росланд перешел от жизни к смерти, потрясла Алана. Ужас на короткое время охватил его, и он продолжал смотреть на темное затихшее пятно, забыв об опасности, угрожавшей ему самому. Мрачная, жуткая тишина воцарилась вслед за выстрелом. А потом, казалось, тишину нарушил один крик, хотя он вырвался из груди множества людей. Смертельный, трепещущий крик был вестником, вернувшим Алана к действительности. Росланд был убит несмотря на то, что его защищал белый флаг; а меж тем даже люди Грэйхама питали что-то вроде уважения к этому символу.
Теперь ему нечего надеяться на пощаду; его ждет самая страшная месть от их рук. Алан отпрыгнул назад от окна; шепотом ругая Соквэнну, он чувствовал в то же время радость, что старик жив.
Прежде чем снаружи раздались выстрелы, Алан поднялся по лестнице и через мгновение стоял склонившись над скрюченным телом старого эскимоса.
— Идем вниз! — приказал он. — Надо приготовиться к бегству через погреб.
Он дотронулся до лица Соквэнны, а потом в нерешительности, ощупывая тело в темноте, рука Алана легла на сердце старика. В груди старого воина не слышалось трепета или биения жизни. Соквэнна был мертв.
Ружья людей Грэйхама снова открыли огонь. Залп за залпом ударялся в дом, когда Алан спустился по лестнице. Он слышал, как пули влетали через щели и окна, и быстро направился к погребу, чтобы укрыться в нем.
Но он был несказанно ошеломлен, когда увидел, что Мэри Стэндиш вернулась в дом и дожидается его.
Глава XXVI
Изумленный и в первое мгновение сбитый с толку неожиданным появлением Мэри, Алан стал у двери, которая вела в погреб, устремив взгляд на бледное лицо девушки и совершенно не обращая внимания на ураганный обстрел дома. Тот факт, что она не ушла с Киок и Ноадлюк, а вернулась к нему, внезапно наполнил душу Алана ужасом. Дорогие минуты, ради которых он сражался, были потеряны, драгоценное время, выигранное переговорами с Росландом, пропало даром.
Она прочла неудовольствие на его лице и поняла, какой опасности он подвергал себя; выскочив наверх, она схватила его за руку, чтобы стянуть за собою в погреб.
— Неужели вы могли думать, что я уйду? — сказала Мэри голосом, уже не дрожавшим от волнения… — Вы не должны желать, чтобы я оказалась трусихой. Мое место здесь, с вами.
Алан не мог ничего ответить под взглядом глаз, обращенных на него. Сердце его отошло, но что-то подступило к горлу.
— Соквэнна умер. Росланд лежит там, убитый под белым флагом. В нашем распоряжении осталось не много минут.
Он смотрел на четырехугольник света — выход из погреба в ложбину. Один он еще мог надеяться выбраться из дому через это отверстие и продолжать борьбу. Но вместе с ней это было бы напрасной попыткой.
— Где Киок и Ноадлюк? — спросил он.
— Они в тундре и бегут к горам. Я сказала им, что вы велели мне вернуться. Когда они начали сомневаться, я пригрозила, что отдамся сама в руки врагов, и тогда они послушались меня. И… Алан… в лощине серый туман и мгла…
Она прижала его руки к своей груди.
— В этом-то и наше единственное спасение, — ответил Алан.
— А вы рады, хоть немного рады, что я не убежала без вас?
Даже в этот момент нежная улыбка заиграла на ее губах, а в голосе послышался шутливый упрек. Величие ее любви, доказательством которой служил ее поступок, заставило Алана ответить правду.
— Да, я рад. Странно, но я счастлив в эти минуты. Если они дадут нам четверть часа…
Он быстро направился к четырехугольнику света и первым вылез в густой туман. Дождь, продолжавший чуть моросить, был еле заметен. Пули, визжа, проносились над его головой в сырой мгле. Пылающее здание освещало открытое пространство вокруг дома Соквэнны, усиливая тьму в ложбине. Через несколько секунд Алан и Мэри, держась за руки, стояли уже под покровом тумана, скрывшего узкий ход.
Внезапно выстрелы стали носить беспорядочный характер, а вскоре совсем прекратились. Алан этого не ожидал. Люди Грэйхама, взбешенные и возмущенные смертью Росланда, сразу бросятся теперь к дому. Едва эта мысль пронеслась в его голове, как он услышал быстро приближавшиеся крики, шум шагов и удары чем-то тяжелым по забаррикадированной двери. Через минуту-две их бегство будет обнаружено, и толпа людей перережет им путь. Мэри потащила его за руку.
— Поспешим, — торопила она его.
То, что произошло потом, казалось девушке полным безумием. Ибо, крепко сжимая ее руку, Алан повернул назад и полез по склону, как бы прямо навстречу врагам. Сердце Мэри внезапно затрепетало от страха, когда они почти вошли в круг, освещенный пожарищем. Как тени, проскользнули они под более темное прикрытие строений загона. Только очутившись там, Мэри поняла значение их рискованного плана. Люди Грэйхама уже проникли в ложбину.
— Когда они заметят нашу хитрость, будет уже слишком поздно, — взволнованным голосом прошептал Алан. — Мы направимся к расщелине. Смит и пастухи должны прибыть через несколько часов. А когда они…
Подавленный стон прервал его. В нескольких шагах от них лежала скрюченная от боли фигура человека, прижавшегося к воротам загона.
— Это раненый, — прошептала Мэри после маленькой паузы.
— Надеюсь, что это так, — безжалостным тоном ответил Алан. — Будет большим несчастьем для нас, если в нем осталось достаточно жизни, чтобы предупредить товарищей о нашем бегстве.
Тон его голоса заставил девушку задрожать. Казалось, что милосердию нет больше места здесь, а позади них были дикари. Когда они пробирались в тени загона, она снова услышала стон раненого.
Туман начал рассеиваться, небо прояснилось. Мэри могла только теперь лучше видеть Алана. Они подошли к узкой тропинке, по которой они уже однажды бежали сегодня ночью; она простиралась вдаль, подобно тонкой темной ленте. Но едва они успели добраться до этого места, как неподалеку раздался выстрел. За ним последовал второй, потом третий, а затем послышался крик. Это был не громкий крик. В нем было что-то напряженное, призрачное и все-таки Алан и Мэри отчетливо слышали его!
— Раненый, — произнес Алан с ужасом в голосе. — Он сзывает других. Я должен был убить его.
Он шагал так быстро, что девушка бежала рядом с ним. К ней вернулись былая решимость и выносливость. Она без труда дышала и все ускоряла шаги, подгоняя Алана. Они шли вдоль целого ряда холмов, за которыми находились ивы и пруд. Достигнув конца холмов, они остановились, чтобы передохнуть и прислушаться. Уши Алана, привыкшие разбираться в ночных шорохах тундры, уловили слабые звуки, которых не слышала его спутница. Раненому удалось привлечь внимание своих товарищей, и преследователи рассыпались по равнине позади них.
— Можете вы бежать дальше? — спросил он.
— Куда?
Он показал ей рукой. Девушка устремилась впереди него. Ее темные волосы, рассыпанные волной по плечам и спине, начали отливать блеском при усиливавшемся свете. Если еще раньше, чем они достигнут расщелины, мгла тумана и облаков рассеется, уступив место проблескам наступающего дня, то ему придется сражаться на открытом месте. Будь рядом с ним Смит, Алан приветствовал бы возможность вступить в открытый бой с врагами. В просторной тундре нашлось бы много удобных мест, откуда можно легко отражать нападение. Но присутствие девушки пугало его. В конце концов, ведь она была та, кого преследовали эти люди. Он, лично, прямого отношения к делу не имел. С него большего не могли взять, чем его жизнь, и он готов был с ней расстаться, как расстался Соквэнна. А ее ждал невыразимый ужас гнусной любви Грэйхама. Если бы только удалось им достигнуть расщелины и скрыться среди скал, — о, тогда они смогут смеяться над шайкой скотов Грэйхама! А скорая расправа наступит тогда, когда явится Смит и пастухи.
Алан посмотрел на небо — оно быстро прояснялось. Даже в низинах туман начал растворяться. А в тех местах, где он уже рассеялся, показался слабый розоватый свет. Заря занималась. Солнце посылало золотые лучи сквозь разрываемую понемногу завесу мрака, пока что скрывавшую еще от него тундру. На расстоянии ста шагов предметы уже не казались больше призрачными.
Девушка, не останавливаясь ни на секунду, продолжала бежать; она легко и с удивительной скоростью подвигалась в том направлении, которое указал ей Алан. Ее выносливость была изумительна. Алан знал, что она, не нуждаясь в вопросах, догадывается о том, что происходит позади них. Внезапно она остановилась, закачалась, как тростинка, и, наверное, упала бы, если бы Алан не успел подхватить ее.
— Великолепно! — воскликнул он.
Она лежала у него на груди, с трудом переводя дыхание. Ее сердце бешено колотилось.
Они подошли к краю неглубокого оврага, конец которого находился на расстоянии полумили от расщелины. На это прикрытие, до которого им удалось добраться благодаря выдержке Мэри, и рассчитывал Алан.
Он подхватил ее на руки и снова понес, как нес через дно ложбины. Каждая минута, каждый шаг вперед были дороги теперь. Поле зрения, доступное глазу человека, все ширилось. Солнечные блики заиграли по поверхности тундры. Через четверть часа можно будет уже ясно видеть движущиеся фигуры на расстоянии одной мили.
Со своей драгоценной ношей на руках, чувствуя дыхание и биение сердца девушки, Алан внезапно подумал, как мало соответствует моменту пение птиц, , просыпавшихся вокруг. Казалось невероятным, что этот день — величественный в своей свежести и приветствуемый разными голосами всех живых существ — может быть днем трагедий, ужаса и гибели, нависшей над их головами. Ему хотелось громко выразить протест и крикнуть, что все, что здесь происходит, — неправда. Казалось бессмысленным, что он должен обременять свои руки тяжелой винтовкой, в то время как ему хотелось держать в них только то сокровище, которое он нес.
Вскоре Мэри снова уже шагала рядом с ним. Время от времени Алан поднимался на возвышенность изломанного края оврага и оглядывал тундру. Два раза он видел людей и по их движениям делал заключение, что враги надеются их найти в тундре, где-нибудь неподалеку от ранчо.
Через три четверти часа они достигли конца узкого оврага. Расстояние в полмили по гладкой равнине отделяло их от расщелины. Они немного отдохнули, и в этот промежуток времени Мэри привела в порядок свои длинные волосы и заплетала их в две косы. В эти несколько минут Алан также подбадривал ее. Но он не лгал ей. Он сказал ей, что это расстояние в полмили по открытой тундре и есть самое опасное место, и описывал ей опасности, которым они могут подвергнуться. Он не преминул объяснить ей, что она должна будет делать при известных обстоятельствах. У них не было почти надежды миновать открытое место незамеченными. Но они настолько опередили погоню, что им удастся значительно раньше добраться до расщелины. Если враги окажутся между ними и расщелиной, то придется найти углубление или укрыться за скалой и вступить в бой. А если преследователи все же окажутся быстрее их, то Мэри должна продолжать путь к расщелине, и возможно быстрее. А он тем временем будет подвигаться медленнее, сдерживая людей Грэйхама своей винтовкой, пока Мэри не достигнет края расщелины. Тогда он возможно быстрее присоединится к ней.
Она прочла неудовольствие на его лице и поняла, какой опасности он подвергал себя; выскочив наверх, она схватила его за руку, чтобы стянуть за собою в погреб.
— Неужели вы могли думать, что я уйду? — сказала Мэри голосом, уже не дрожавшим от волнения… — Вы не должны желать, чтобы я оказалась трусихой. Мое место здесь, с вами.
Алан не мог ничего ответить под взглядом глаз, обращенных на него. Сердце его отошло, но что-то подступило к горлу.
— Соквэнна умер. Росланд лежит там, убитый под белым флагом. В нашем распоряжении осталось не много минут.
Он смотрел на четырехугольник света — выход из погреба в ложбину. Один он еще мог надеяться выбраться из дому через это отверстие и продолжать борьбу. Но вместе с ней это было бы напрасной попыткой.
— Где Киок и Ноадлюк? — спросил он.
— Они в тундре и бегут к горам. Я сказала им, что вы велели мне вернуться. Когда они начали сомневаться, я пригрозила, что отдамся сама в руки врагов, и тогда они послушались меня. И… Алан… в лощине серый туман и мгла…
Она прижала его руки к своей груди.
— В этом-то и наше единственное спасение, — ответил Алан.
— А вы рады, хоть немного рады, что я не убежала без вас?
Даже в этот момент нежная улыбка заиграла на ее губах, а в голосе послышался шутливый упрек. Величие ее любви, доказательством которой служил ее поступок, заставило Алана ответить правду.
— Да, я рад. Странно, но я счастлив в эти минуты. Если они дадут нам четверть часа…
Он быстро направился к четырехугольнику света и первым вылез в густой туман. Дождь, продолжавший чуть моросить, был еле заметен. Пули, визжа, проносились над его головой в сырой мгле. Пылающее здание освещало открытое пространство вокруг дома Соквэнны, усиливая тьму в ложбине. Через несколько секунд Алан и Мэри, держась за руки, стояли уже под покровом тумана, скрывшего узкий ход.
Внезапно выстрелы стали носить беспорядочный характер, а вскоре совсем прекратились. Алан этого не ожидал. Люди Грэйхама, взбешенные и возмущенные смертью Росланда, сразу бросятся теперь к дому. Едва эта мысль пронеслась в его голове, как он услышал быстро приближавшиеся крики, шум шагов и удары чем-то тяжелым по забаррикадированной двери. Через минуту-две их бегство будет обнаружено, и толпа людей перережет им путь. Мэри потащила его за руку.
— Поспешим, — торопила она его.
То, что произошло потом, казалось девушке полным безумием. Ибо, крепко сжимая ее руку, Алан повернул назад и полез по склону, как бы прямо навстречу врагам. Сердце Мэри внезапно затрепетало от страха, когда они почти вошли в круг, освещенный пожарищем. Как тени, проскользнули они под более темное прикрытие строений загона. Только очутившись там, Мэри поняла значение их рискованного плана. Люди Грэйхама уже проникли в ложбину.
— Когда они заметят нашу хитрость, будет уже слишком поздно, — взволнованным голосом прошептал Алан. — Мы направимся к расщелине. Смит и пастухи должны прибыть через несколько часов. А когда они…
Подавленный стон прервал его. В нескольких шагах от них лежала скрюченная от боли фигура человека, прижавшегося к воротам загона.
— Это раненый, — прошептала Мэри после маленькой паузы.
— Надеюсь, что это так, — безжалостным тоном ответил Алан. — Будет большим несчастьем для нас, если в нем осталось достаточно жизни, чтобы предупредить товарищей о нашем бегстве.
Тон его голоса заставил девушку задрожать. Казалось, что милосердию нет больше места здесь, а позади них были дикари. Когда они пробирались в тени загона, она снова услышала стон раненого.
Туман начал рассеиваться, небо прояснилось. Мэри могла только теперь лучше видеть Алана. Они подошли к узкой тропинке, по которой они уже однажды бежали сегодня ночью; она простиралась вдаль, подобно тонкой темной ленте. Но едва они успели добраться до этого места, как неподалеку раздался выстрел. За ним последовал второй, потом третий, а затем послышался крик. Это был не громкий крик. В нем было что-то напряженное, призрачное и все-таки Алан и Мэри отчетливо слышали его!
— Раненый, — произнес Алан с ужасом в голосе. — Он сзывает других. Я должен был убить его.
Он шагал так быстро, что девушка бежала рядом с ним. К ней вернулись былая решимость и выносливость. Она без труда дышала и все ускоряла шаги, подгоняя Алана. Они шли вдоль целого ряда холмов, за которыми находились ивы и пруд. Достигнув конца холмов, они остановились, чтобы передохнуть и прислушаться. Уши Алана, привыкшие разбираться в ночных шорохах тундры, уловили слабые звуки, которых не слышала его спутница. Раненому удалось привлечь внимание своих товарищей, и преследователи рассыпались по равнине позади них.
— Можете вы бежать дальше? — спросил он.
— Куда?
Он показал ей рукой. Девушка устремилась впереди него. Ее темные волосы, рассыпанные волной по плечам и спине, начали отливать блеском при усиливавшемся свете. Если еще раньше, чем они достигнут расщелины, мгла тумана и облаков рассеется, уступив место проблескам наступающего дня, то ему придется сражаться на открытом месте. Будь рядом с ним Смит, Алан приветствовал бы возможность вступить в открытый бой с врагами. В просторной тундре нашлось бы много удобных мест, откуда можно легко отражать нападение. Но присутствие девушки пугало его. В конце концов, ведь она была та, кого преследовали эти люди. Он, лично, прямого отношения к делу не имел. С него большего не могли взять, чем его жизнь, и он готов был с ней расстаться, как расстался Соквэнна. А ее ждал невыразимый ужас гнусной любви Грэйхама. Если бы только удалось им достигнуть расщелины и скрыться среди скал, — о, тогда они смогут смеяться над шайкой скотов Грэйхама! А скорая расправа наступит тогда, когда явится Смит и пастухи.
Алан посмотрел на небо — оно быстро прояснялось. Даже в низинах туман начал растворяться. А в тех местах, где он уже рассеялся, показался слабый розоватый свет. Заря занималась. Солнце посылало золотые лучи сквозь разрываемую понемногу завесу мрака, пока что скрывавшую еще от него тундру. На расстоянии ста шагов предметы уже не казались больше призрачными.
Девушка, не останавливаясь ни на секунду, продолжала бежать; она легко и с удивительной скоростью подвигалась в том направлении, которое указал ей Алан. Ее выносливость была изумительна. Алан знал, что она, не нуждаясь в вопросах, догадывается о том, что происходит позади них. Внезапно она остановилась, закачалась, как тростинка, и, наверное, упала бы, если бы Алан не успел подхватить ее.
— Великолепно! — воскликнул он.
Она лежала у него на груди, с трудом переводя дыхание. Ее сердце бешено колотилось.
Они подошли к краю неглубокого оврага, конец которого находился на расстоянии полумили от расщелины. На это прикрытие, до которого им удалось добраться благодаря выдержке Мэри, и рассчитывал Алан.
Он подхватил ее на руки и снова понес, как нес через дно ложбины. Каждая минута, каждый шаг вперед были дороги теперь. Поле зрения, доступное глазу человека, все ширилось. Солнечные блики заиграли по поверхности тундры. Через четверть часа можно будет уже ясно видеть движущиеся фигуры на расстоянии одной мили.
Со своей драгоценной ношей на руках, чувствуя дыхание и биение сердца девушки, Алан внезапно подумал, как мало соответствует моменту пение птиц, , просыпавшихся вокруг. Казалось невероятным, что этот день — величественный в своей свежести и приветствуемый разными голосами всех живых существ — может быть днем трагедий, ужаса и гибели, нависшей над их головами. Ему хотелось громко выразить протест и крикнуть, что все, что здесь происходит, — неправда. Казалось бессмысленным, что он должен обременять свои руки тяжелой винтовкой, в то время как ему хотелось держать в них только то сокровище, которое он нес.
Вскоре Мэри снова уже шагала рядом с ним. Время от времени Алан поднимался на возвышенность изломанного края оврага и оглядывал тундру. Два раза он видел людей и по их движениям делал заключение, что враги надеются их найти в тундре, где-нибудь неподалеку от ранчо.
Через три четверти часа они достигли конца узкого оврага. Расстояние в полмили по гладкой равнине отделяло их от расщелины. Они немного отдохнули, и в этот промежуток времени Мэри привела в порядок свои длинные волосы и заплетала их в две косы. В эти несколько минут Алан также подбадривал ее. Но он не лгал ей. Он сказал ей, что это расстояние в полмили по открытой тундре и есть самое опасное место, и описывал ей опасности, которым они могут подвергнуться. Он не преминул объяснить ей, что она должна будет делать при известных обстоятельствах. У них не было почти надежды миновать открытое место незамеченными. Но они настолько опередили погоню, что им удастся значительно раньше добраться до расщелины. Если враги окажутся между ними и расщелиной, то придется найти углубление или укрыться за скалой и вступить в бой. А если преследователи все же окажутся быстрее их, то Мэри должна продолжать путь к расщелине, и возможно быстрее. А он тем временем будет подвигаться медленнее, сдерживая людей Грэйхама своей винтовкой, пока Мэри не достигнет края расщелины. Тогда он возможно быстрее присоединится к ней.