Но на самом деле ни одно из тех решений не было истинной причиной ареста Гевина, ни одно из них нельзя назвать главным виновником его падения. Да и разве может быть иначе? Неужели разница между свободой и пятнадцатилетним заключением действительно зависит от чашки чая? Не может быть! Не исключено, что одно из принятых решений позволило бы Гевину избежать столь печальной судьбы, но чай тут совсем ни при чем.
Решение, которое привело к аресту Гевина, принял даже не он сам, а Уильям Пол Вудмен. Это он решил выпить пять пинт пива за обедом. Это он решил сесть за руль машины, принадлежащей его компании. И это он ехал на скорости шестьдесят миль в час там, где ее полагалось снизить до сорока.
Мой брат даже не заметил, как произошла авария. Он отъехал от заправки – и очнулся уже в машине "скорой помощи". Авария лишила его сознания и оставила на милость представителей трех чрезвычайных служб, которые примчались на место трагедии.
– Похоже, это пистолет, – сказал пожарник санитару после того, как разрезал крышу машины.
– Думаю, вы правы, – ответил пожарнику санитар. – Посмотрите, вам будет интересно! – крикнул он затем полицейскому, который проверял дыхание покойника на наличие алкоголя.
Если говорить точнее, он еще не был покойником. Вы не поверите, однако Уильям Пол Вудмен не получил в результате аварии ни единой царапины. Но все равно он покойник. В момент своей мучительной преждевременной смерти этот пьяный маньяк вспомнит, как принял решение выпить еще пару пинт пива, а потом сесть за руль и рвануть с ветерком по шоссе!
Мы с Винсом об этом позаботимся.
Когда он сидел на скамье подсудимых и слушал свой приговор: восемнадцать месяцев лишения прав и штраф в количестве семисот пятидесяти фунтов, – мировой судья заметил, что ему очень повезло, поскольку человек, которого он сбил, оказался гораздо более опасным преступником, чем он сам, и поэтому присяжные были к нему снисходительны.
Сказав судье: "Спасибо, ваша честь", и откинув со лба завиток, Уильям Пол Вудмен вышел из зала суда. У него даже хватило наглости состроить из себя героя в беседе с репортерами на ступеньках здания. Послушать его, так он был чем-то вроде борца с преступниками, который садился за баранку под мухой и время от времени въезжал на асфальт, сбивая стоящих в очереди на автобус карманников.
Гевин, в свою очередь, не дождался от суда снисхождения. Наоборот, он получил на полную катушку, поскольку, несмотря на неоднократные требования, так и не выдал ни меня, ни Винса, ни Сида. Нас, конечно, допросили, как сообщников, но у законников не было против нас ни малейших улик, так что мы спокойно разошлись по домам.
Знаете, я просто поверить не могу, что полиция не обеспечила Вудмену охрану! Очевидно, они решили, что ему это без надобности. Он не был свидетелем обвинения, так что ему вроде ничего не грозило. Хотя, с другой стороны, мой цинизм подсказывает, что причина в другом. Вудмен больше не был нужен старой доброй Англии и ее правоохранительной системе. Они и без него могли вынести Гевину приговор – так зачем утруждаться и тратить ценные ресурсы на охрану какого-то болвана, который с таким же успехом мог врезаться в стайку детей или монашек, идущих по тротуару?
Мы с Винсом все-таки выждали месяца три-четыре после суда – так, на всякий пожарный. А потом, в один ноябрьский вечер, постучали к нему в дверь.
Вудмен открыл дверь в тапочках и халате и, не успев моргнуть, получил от меня между глаз рукояткой пистолета. Конечно, я мог спустить курок и прикончить его, однако мне не хотелось, чтобы этот пьяный козел сдох, так и не осознав, что его убивают.
Он грузно грянулся оземь и тут же сделал то, что обычно делают люди при виде нацеленной на них пушки: поднял руки, защищая себя. Смешно, конечно, однако это инстинкт, а с ним не поспоришь. Порой я невольно думаю, что лет этак через три миллиона в результате эволюции где-нибудь родится ребенок с пуленепробиваемыми руками.
Что есть жизнь? Глоток воздуха, не больше.
– Нет, нет, ради Бога, не надо! Подождите, не стреляйте! – Я с большим удовольствием наблюдал за тем, как он извивается в ужасе в последние мгновения своей жизни, глядя на дуло пистолета, направленное ему в живот. – Нет! Боже мой, нет!
– Умри, сволочь! – крикнул я ему в ответ.
– Нет, остановитесь! Не надо!!!
Тут я действительно остановился и посмотрел туда, откуда раздался крик. В конце прихожей, возле кухни, стояли жена Вудмена и двое маленьких детей. Кричала, очевидно, старшая дочь, девчушка лет десяти. Ее мать издавала нечленораздельные вопли, прижимая к себе детей и пытаясь заслонить их собой, а младший братишка дрожал за ее спиной от страха.
– Не трогайте папу! Прошу вас, не трогайте моего папочку!
– Заткнись! – рявкнул я, немного приподняв ствол, чтобы припугнуть их, но малышка все молила меня и рвалась из материнских рук.
Я вдруг понял, что не могу в него пальнуть. Я был не в силах отнять у него жизнь. По крайней мере сейчас, на глазах у его детей. Что бы этот подонок ни сделал мне, малыши ни в чем не виноваты. И я не хотел, чтобы сегодняшний кошмар преследовал их до конца жизни.
Я помедлил еще пару секунд, просто чтобы запугать Вудмена до полусмерти, и уже было собрался уйти, как вдруг он сказал фразу, которая снова заставила меня передумать.
– Пожалуйста, не стреляйте, не убивайте меня! – сказал он. – Не трогайте меня, заклинаю!
Меня это взбесило. В прихожей стоял человек, размахивающий оружием под носом у его жены и детей. Тем не менее этот подонок молил о собственной жизни! Если мне когда-нибудь доведется оказаться в подобной ситуации, очень надеюсь, что у меня хватит мужества попросить не трогать моих детей. Когда Винс во время последнего ограбления, которое мы совершили вместе с Гевином, припечатал управляющего в банке за то, что тот взмолился: «Прошу вас, не трогайте людей!», я его по крайней мере хоть немного зауважал. Я имею в виду управляющего, а не Винса.
Что касается Уильяма Пола Вудмена, я думал, что ниже пасть в моих глазах он уже не может. Но я ошибся. Он словно сказал мне: "Пожалуйста, не трогай меня. Убей моих детей, только не трогай меня!"
Я молниеносно опустил ствол и дважды выстрелил, не дав никому из них возможности объяснить мне, почему я не должен убивать их папочку. Единственная уступка моей совести и их ужасу, на которую я пошел, заключалась в том, что пальнул я не в живот, а в обе коленки.
Вудмен взвизгнул, словно гигантский младенец, и почти тут же отключился, равно как и его жена. Я остался один на один с его детьми. Мы молча уставились друг на друга. Это была самая длинная секунда в моей жизни.
– Все нормально, у него только ноги прострелены, – сказал я девочке. – Он будет жить. Иди и набери 999, вызови "скорую". А когда твой папочка очнется, скажи, что ему повезло. Это было предупреждение. Пусть он никогда больше так не делает. Он поймет, о чем я.
Девчушка кивнула, и я ушел.
Винс нажал на газ. Мы рванули по шоссе.
– Ну как? – спросил он, когда я снял маску. – Ты его пришил?
– Прошил ему коленки, – ответил я.
– Что? Я думал, мы его грохнем.
– Не волнуйся, мы свое дело сделали. Так или иначе, теперь он не сядет пьяным за руль.
6. Тонны пушек
7. Возьмем эту суку!
Решение, которое привело к аресту Гевина, принял даже не он сам, а Уильям Пол Вудмен. Это он решил выпить пять пинт пива за обедом. Это он решил сесть за руль машины, принадлежащей его компании. И это он ехал на скорости шестьдесят миль в час там, где ее полагалось снизить до сорока.
Мой брат даже не заметил, как произошла авария. Он отъехал от заправки – и очнулся уже в машине "скорой помощи". Авария лишила его сознания и оставила на милость представителей трех чрезвычайных служб, которые примчались на место трагедии.
– Похоже, это пистолет, – сказал пожарник санитару после того, как разрезал крышу машины.
– Думаю, вы правы, – ответил пожарнику санитар. – Посмотрите, вам будет интересно! – крикнул он затем полицейскому, который проверял дыхание покойника на наличие алкоголя.
Если говорить точнее, он еще не был покойником. Вы не поверите, однако Уильям Пол Вудмен не получил в результате аварии ни единой царапины. Но все равно он покойник. В момент своей мучительной преждевременной смерти этот пьяный маньяк вспомнит, как принял решение выпить еще пару пинт пива, а потом сесть за руль и рвануть с ветерком по шоссе!
Мы с Винсом об этом позаботимся.
Когда он сидел на скамье подсудимых и слушал свой приговор: восемнадцать месяцев лишения прав и штраф в количестве семисот пятидесяти фунтов, – мировой судья заметил, что ему очень повезло, поскольку человек, которого он сбил, оказался гораздо более опасным преступником, чем он сам, и поэтому присяжные были к нему снисходительны.
Сказав судье: "Спасибо, ваша честь", и откинув со лба завиток, Уильям Пол Вудмен вышел из зала суда. У него даже хватило наглости состроить из себя героя в беседе с репортерами на ступеньках здания. Послушать его, так он был чем-то вроде борца с преступниками, который садился за баранку под мухой и время от времени въезжал на асфальт, сбивая стоящих в очереди на автобус карманников.
Гевин, в свою очередь, не дождался от суда снисхождения. Наоборот, он получил на полную катушку, поскольку, несмотря на неоднократные требования, так и не выдал ни меня, ни Винса, ни Сида. Нас, конечно, допросили, как сообщников, но у законников не было против нас ни малейших улик, так что мы спокойно разошлись по домам.
Знаете, я просто поверить не могу, что полиция не обеспечила Вудмену охрану! Очевидно, они решили, что ему это без надобности. Он не был свидетелем обвинения, так что ему вроде ничего не грозило. Хотя, с другой стороны, мой цинизм подсказывает, что причина в другом. Вудмен больше не был нужен старой доброй Англии и ее правоохранительной системе. Они и без него могли вынести Гевину приговор – так зачем утруждаться и тратить ценные ресурсы на охрану какого-то болвана, который с таким же успехом мог врезаться в стайку детей или монашек, идущих по тротуару?
Мы с Винсом все-таки выждали месяца три-четыре после суда – так, на всякий пожарный. А потом, в один ноябрьский вечер, постучали к нему в дверь.
Вудмен открыл дверь в тапочках и халате и, не успев моргнуть, получил от меня между глаз рукояткой пистолета. Конечно, я мог спустить курок и прикончить его, однако мне не хотелось, чтобы этот пьяный козел сдох, так и не осознав, что его убивают.
Он грузно грянулся оземь и тут же сделал то, что обычно делают люди при виде нацеленной на них пушки: поднял руки, защищая себя. Смешно, конечно, однако это инстинкт, а с ним не поспоришь. Порой я невольно думаю, что лет этак через три миллиона в результате эволюции где-нибудь родится ребенок с пуленепробиваемыми руками.
Что есть жизнь? Глоток воздуха, не больше.
– Нет, нет, ради Бога, не надо! Подождите, не стреляйте! – Я с большим удовольствием наблюдал за тем, как он извивается в ужасе в последние мгновения своей жизни, глядя на дуло пистолета, направленное ему в живот. – Нет! Боже мой, нет!
– Умри, сволочь! – крикнул я ему в ответ.
– Нет, остановитесь! Не надо!!!
Тут я действительно остановился и посмотрел туда, откуда раздался крик. В конце прихожей, возле кухни, стояли жена Вудмена и двое маленьких детей. Кричала, очевидно, старшая дочь, девчушка лет десяти. Ее мать издавала нечленораздельные вопли, прижимая к себе детей и пытаясь заслонить их собой, а младший братишка дрожал за ее спиной от страха.
– Не трогайте папу! Прошу вас, не трогайте моего папочку!
– Заткнись! – рявкнул я, немного приподняв ствол, чтобы припугнуть их, но малышка все молила меня и рвалась из материнских рук.
Я вдруг понял, что не могу в него пальнуть. Я был не в силах отнять у него жизнь. По крайней мере сейчас, на глазах у его детей. Что бы этот подонок ни сделал мне, малыши ни в чем не виноваты. И я не хотел, чтобы сегодняшний кошмар преследовал их до конца жизни.
Я помедлил еще пару секунд, просто чтобы запугать Вудмена до полусмерти, и уже было собрался уйти, как вдруг он сказал фразу, которая снова заставила меня передумать.
– Пожалуйста, не стреляйте, не убивайте меня! – сказал он. – Не трогайте меня, заклинаю!
Меня это взбесило. В прихожей стоял человек, размахивающий оружием под носом у его жены и детей. Тем не менее этот подонок молил о собственной жизни! Если мне когда-нибудь доведется оказаться в подобной ситуации, очень надеюсь, что у меня хватит мужества попросить не трогать моих детей. Когда Винс во время последнего ограбления, которое мы совершили вместе с Гевином, припечатал управляющего в банке за то, что тот взмолился: «Прошу вас, не трогайте людей!», я его по крайней мере хоть немного зауважал. Я имею в виду управляющего, а не Винса.
Что касается Уильяма Пола Вудмена, я думал, что ниже пасть в моих глазах он уже не может. Но я ошибся. Он словно сказал мне: "Пожалуйста, не трогай меня. Убей моих детей, только не трогай меня!"
Я молниеносно опустил ствол и дважды выстрелил, не дав никому из них возможности объяснить мне, почему я не должен убивать их папочку. Единственная уступка моей совести и их ужасу, на которую я пошел, заключалась в том, что пальнул я не в живот, а в обе коленки.
Вудмен взвизгнул, словно гигантский младенец, и почти тут же отключился, равно как и его жена. Я остался один на один с его детьми. Мы молча уставились друг на друга. Это была самая длинная секунда в моей жизни.
– Все нормально, у него только ноги прострелены, – сказал я девочке. – Он будет жить. Иди и набери 999, вызови "скорую". А когда твой папочка очнется, скажи, что ему повезло. Это было предупреждение. Пусть он никогда больше так не делает. Он поймет, о чем я.
Девчушка кивнула, и я ушел.
Винс нажал на газ. Мы рванули по шоссе.
– Ну как? – спросил он, когда я снял маску. – Ты его пришил?
– Прошил ему коленки, – ответил я.
– Что? Я думал, мы его грохнем.
– Не волнуйся, мы свое дело сделали. Так или иначе, теперь он не сядет пьяным за руль.
6. Тонны пушек
Арест Гевина оказался для нас более печальным, чем просто потеря товарища. Вместе с ним мы потеряли все наши пушки.
Видите ли, эти пистолеты, которые Гевин забрал у нас после ограбления и с которыми его взяли после аварии, были нашим единственным оружием. Они принадлежали всей команде и никому из нас лично. Так сказать, общественные орудия труда (то бишь грабежа). Я даже не помню, откуда мой брат их взял. Знаю только, что они были у него сто лет и что достать новые не так-то просто. У нас, в конце концов, не Америка. Ты не можешь просто пройти по улице, показать продавцу водительские права и выйти из магазина с базукой. Если тебе нужно оружие в этой стране, на него необходимо иметь лицензию. А чтобы ее получить... По-моему, легче добиться разрешения оштукатурить Вестминстерское аббатство. Я сказал об этом Винсу, на что он заметил:
– Да, или трахнуть королеву, когда ее показывают по телику во время розыгрыша билетов государственной лотереи, мать твою!
Мне лично мое сравнение показалось более интересным, но Винс всегда ржет над своими собственными, так что справедливости ради я привожу здесь оба.
Если даже вам удастся пробиться через совет, выдающий лицензии – или как его там называют, – увы, в наши дни вам вручат в результате только бумажку с разрешением на покупку какого-нибудь пугача.
В этом виноваты маньяки, которые обиделись на своих коллег или соседей, считающих их опасными чудаками, и выместили свою обиду, беспощадно расстреляв вышеупомянутых коллег или соседей из автоматов в клочья и подставив таким образом всех нас.
Еще пару лет назад, получив лицензию, вы могли приобрести более или менее приличную артиллерию у респектабельных оружейников, специалистов по импорту или же в местном оружейном клубе. И если можно найти хоть какую-то светлую сторону в аресте Гевина, то это, наверное, дата. Видите ли, моего брата посадили до того, как какой-то идиот устроил бойню в Данблэйне[6] и правительство запретило продажу пистолетов двадцать второго калибра. А значит, хотя бы эти пушки были для нас доступны.
Единственная проблема – как их заполучить.
Я выкинул окурок на тротуар и начал закрывать окошко машины.
– Ты что делаешь? – рыкнул Винс. – Иди и подними его.
Я посмотрел на него в полном недоумении, потом протянул ему пачку.
– Да не нужны мне твои сигареты, болван! Я хочу, чтобы ты вышел из машины и поднял окурок, который только что швырнул через окно. Понятно? Или тебе неймется оставить копам побольше улик? Шевелись!
Конечно, он был прав. Я действительно почувствовал себя болваном. Мы сидели ярдах в десяти от продавца оружия, которого собирались ограбить, а я разбрасывал улики, как жеманная барышня – цветы на балу с кавалеристами. С таким же успехом я мог выйти из машины и написать мочой на снегу свое имя. Хотя, естественно, жеманные барышни на балу с кавалеристами таких вещей не делают.
– Прости, Винс, – сказал я, выйдя из машины на холодную улицу, подняв несчастный окурок и кинув его в мусорник.
– И не вздумай бросать жвачку куда попало. Полиция найдет ее и расшифрует твою ДНК.
– Правда? – удивился я.
– Не знаю. Но это не исключено, – сказал Винс. – Неужели ты ничему не научился за последние два года? Хотя бы элементарным вещам! Гевина с нами нет, он больше не может держать тебя за руку! Так что либо становись, мать твою, мужиком, либо иди на хрен. Я за тебя отдуваться не собираюсь, и Сид тоже. Ясно?
Сид, наверное, согласился бы с Винсом, если бы не разбил небольшой бивуак в пятидесяти милях отсюда, чтобы полюбоваться тем, как светящиеся во тьме поплавки качаются на волнах.
Это было наше первое совместное дело без Гевина, а между нами уже возникли трения. Я знаю, глупо было выбрасывать окурок, но мне не хотелось выслушивать нотации Винса. В конце концов, я уже давно не новичок. Ну, допустил ошибку, признаю. Но это не более чем минутная рассеянность. Мы все время от времени совершаем ошибки, даже Винс. Совсем недавно он чуть было не сдернул маску на виду у всего банка, просто потому, что ему захотелось чихнуть. Благо Гевин его вовремя остановил. Но мы же не стали читать ему лекции о том, что профессионал должен соблюдать дисциплину!
Нет, мы только посмеялись над ним.
– Нет у меня никакой жвачки, – сказал я ему.
Винс буркнул в ответ что-то нечленораздельное.
Конечно, я понимал истинную причину его раздражения. Дело вовсе не в том, что он засомневался в моей профессиональной пригодности. Теперь, когда Гевина с нами не было, Винс хотел занять его место и проверял меня, так сказать, на вшивость.
Да я скорее сдохну, чем подчинюсь этому психу!
Вообще-то со стороны это казалось естественным, поскольку именно Винс предложил идею и нашел магазин, созревший для ограбления. Зато я обеспечил нас оружием – двумя старенькими, но исправно работающими пистолетами времен Второй мировой войны, взяв их "напрокат" у одного барыги, чеха по национальности, с которым порой имел дело (у него же, кстати, я обзавелся пушкой и для мистера Уильяма Пола Вудмена). Накануне вечером мы испробовали их, расстреляв в лесу по обойме из каждого пистолета. Они вполне годились, по крайней мере на один раз. Хотя, глядя на них, я молил Бога, чтобы до пальбы не дошло. Не исключено, что эти раритеты взорвутся прямо у нас в руках, пока мы будем целиться в чью-то голову. А кроме того, мне хотелось поскорее избавиться от них. Бог его знает, кто ими пользовался прежде и для чего. Если учесть репутацию чеха, ничего хорошего за нашими пушками не числилось. Мне совсем не хотелось, чтобы меня заловили с оружием, которое засветилось в пяти кровавых бойнях. Я ведь одолжил их только для того, чтобы быстренько грабануть магазин, и все.
– Который час на твоих? – спросил я Винса.
– Без двух минут три.
Я подвел свои часы на пару минут.
– Ладно. Ты готов? – поинтересовался я.
– Я с рождения готов, – ответил Винс строчкой из фильма.
Я попытался вспомнить, что это за фильм, чтобы уличить его в плагиате, но не успел я сообразить, как он уже вылез из машины, перешел через дорогу и открыл дверь. Выждав с минуту, я выбрался с пассажирского сиденья и зашагал к магазину.
Продавцы оружия время от времени подвергаются налетам. У них везде понатыканы сигнальные кнопки, поэтому их как банк не возьмешь. Нужно действовать тоньше, брать их врасплох – что, собственно, мы и планировали.
Когда я вошел, Винс стоял у прилавка, разглядывая вместе с управляющим свою лицензию на приобретение пушки. Пистолет, спрятанный в кармане, казался тяжелым, словно свинцовый кирпич, и если бы я не прикрывал его рукой, он наверняка привлек бы к себе всеобщее внимание, как... как жеманная девица, пишущая мочой на снегу свое имя на балу с кавалеристами. Я остановился у вешалки с пиджаками и начал их перебирать. Через несколько секунд я услышал голос, которого ждал.
– Могу я помочь вам, сэр?
Быстро повернувшись к продавщице, я ткнул ей дуло в живот.
– Да. Стой на месте!
В это время (с безупречной синхронностью) Винс сделал то же самое с управляющим, приставив ему пистолет к лицу.
– Не шевелись! Чтоб ни единый мускул не дрогнул, мать твою! Понял? – недвусмысленно заявил Винс управляющему и забрался на стойку.
Оглядевшись, он увидел неподалеку три сигнальные кнопки, одну на полу и две на уровне человеческой руки. Винс удовлетворенно вздохнул при мысли, что не дал управляющему возможности нажать их за ту долю секунды, пока мы вытаскивали пистолеты, и махнул мне рукой.
Я развернул продавщицу (похоже, она была женой управляющего – слишком хорошенькая, чтобы пинать ее ногой) и погнал ее в подсобку. Там я усадил ее и привязал к стулу липкой лентой – знаете, такой, с зубчиками по краям, которую можно очень сильно натянуть.
– Прошу вас, не трогайте меня! – взмолилась она. Я велел ей заткнуться.
– Где у вас видик от скрытой камеры? – спросил я.
– В шкафу, под монитором. Вон там, – кивком указала она.
Я тут же нашел его, нажал кнопку "стоп" и сунул кассету в карман. Видите ли, мы пришли туда не в масках, чтобы застать продавцов врасплох, так что для сохранения анонимности нам не мешало взять пленку с собой.
– А свет где включается? На стене у двери?
Она кивнула, не в состоянии вымолвить слово со страху.
– Ладно. Держи рот на замке, и все будет хорошо, – сказал я, вырубив свет.
Я вышел в потемневший зал, подошел к входной двери, запер ее на засов и перевернул табличку "открыто-закрыто", чтобы нам никто не мешал. Винс к тому времени поставил управляющего на колени. Тот рыдал, как маленькая девочка.
– Прошу вас, не надо! – всхлипывал он, когда я зашел к ним за прилавок. – Прошу вас, пожалуйста, не убивайте меня!
Обычная песня. Знаете, как бы я ни злился на героев, с которыми мы сталкиваемся подчас, сопливые сосунки, мечтающие спрятаться под маменькину юбку, бесят меня еще больше. Неужели люди в наши дни не могут вести себя хоть немного достойнее в ситуации, когда их жизни угрожает опасность? В конце концов, британцы мы или нет?
Винсу, как я понял, тоже было противно на это смотреть.
– Что с тобой, мать твою? – спросил он, приставив дуло пистолета к виску управляющего.
– Вы убьете меня, убьете! – выпалил тот.
– Нет, – ответил ему Винс. – Мы тебя ограбим.
– Вы хотите убить меня, я знаю! Боже правый, Пресвятая Богородица, смилуйтесь! Прошу вас, не убивайте меня!
– Мы не собираемся тебя убивать! – рявкнул я, надеясь, что этот хлюпик наконец заткнется.
– Нет собираетесь! – заявил он в ответ.
– Ничего подобного.
– Да нет же, черт тебя побери! – сказал Винс. Это немного привело управляющего в чувство.
– Вы обещаете? – спросил он.
– Да, – ответил я.
– Честно?
– Честно, – сказал я, хотя, честно говоря, если он будет продолжать в том же духе...
Управляющий перестал хныкать на целых три секунды, после чего выпалил:
– Если бы вы собирались меня убить, вы бы все равно мне не сказали...
Я не мог поверить, что человек, каждый день работающий с оружием, может настолько его бояться. По идее, он должен был привыкнуть к виду пушек; не к тому, конечно, чтобы стоять под дулом пистолета на коленях, и тем не менее. Все равно что пчеловод, который боится пчел. Где ж это видано?
– Мать твою! – гаркнул Винс. – Если ты не заткнешься, мы тебя точно пришьем, и виноват в этом будешь только ты сам!
Управляющий замолк, однако ненадолго, так что выдавать ему медаль за храбрость было рано.
– Ты знаешь, зачем мы пришли? – спросил Винс. Тот кивнул.
– Зачем? – продолжал Винс.
– За деньгами и пушками. Правильно, только не в таком порядке.
Кстати, вот вам маленький намек. Если вы когда-нибудь займетесь этим ремеслом, непременно спросите у человека, которого грабите, что именно вы хотите у него забрать. Причина очень проста. Если у него есть бриллианты на миллион, или героин, или припрятанная наличность, он может с перепугу подумать, что вы пришли за ними, и выложить все начистоту. Я очень надеюсь, что когда-нибудь эта тактика принесет свои плоды, хотя пока, откровенно говоря, в моей практике такого не случалось.
– Мне нужны пистолеты, дробовики, боеприпасы, комбинация от твоего сейфа и чтоб ты перестал ныть, – сказал Винс.
– Ладно, – согласился управляющий с неподдельной угодливостью.
– Тогда двигай!
Мы с Винсом собрались отвести управляющего в подсобку, как вдруг от двери донеслись два голоса. Мы тут же заткнулись и хлопнулись на пол. Винс зажал управляющему рот и сунул в ухо ствол, чтобы тот не вздумал фокусничать.
– Где он? – спросил один голос.
– Роджер! Роджер! – позвал другой. Потом послышался громкий стук в дверь, сопровождаемый возгласами: – Открой, Роджер! Открывай!
Я осторожно выглянул из-за прилавка и увидел два силуэта, прижавшие лица к стеклу и вглядывающиеся во тьму магазина.
– Роджер! – крикнул один из них в щель для почты.
Голос у него был раздраженный. Позже Роджер сказал нам, что это двое постоянных клиентов, которые оставили ему свои дробовики для ремонта. Судя по их поведению, я бы добавил, что они слиняли с работы пораньше, чтобы получить свои ружья.
– Роджер! Где ты, зараза?
– Зуб даю, снова пошел в кабак, алкаш несчастный! – У Роджера обиженно вытянулось лицо. – Вечно там ошивается. Наверняка сидит в "Королевских доспехах". Пойдем и вытащим его оттуда!
Они удалились.
Мы выждали еще пару секунд, желая убедиться, что клиенты не вернутся и не прервут нас в самый интересный момент.
А потом отволокли управляющего в подсобку и усадили на стул рядом с женой. Взяв у Роджера ключ, Винс отпер шкаф с оружием, а я пошарил в сейфе. Всего мы нарыли две тысячи фунтов – премиальные, так сказать. Винс даже не пожалел десяти секунд, чтобы опустошить бумажник Роджера и кошелек его жены, выудив оттуда еще пятьдесят фунтов.
Кропотливая работа, верно?
Все это прекрасно, но мы пришли сюда за другим. И тут нам действительно крупно повезло. Пистолеты 38, 45, 22-го калибров, ружья, автоматы и боеприпасы. За две минуты мы набили оружием два больших портпледа, и нам пришлось еще кое-что оставить, поскольку груз оказался слишком тяжелым (от магазина до машины мы могли сделать лишь один пробег, но пушек нам хватало выше крыши, так что нечего жадничать!).
Винс проверил сумки, чтобы они не лопнули на полпути, а я занялся Роджером.
– Слушай сюда, – сказал я ему. – Сиди смирно, сейчас я тебя свяжу.
Лицо его исказилось от безумного страха. Парень совсем запаниковал. И тут я вспомнил, о чем говорили двое у дверей.
– Знаешь, – сказал я, – сидеть тебе придется довольно долго, так что если хочешь глотнуть перед этим – валяй!
Роджер отреагировал мгновенно, вытащив из ящика маленькую такую литровую бутылочку "скотча".
– Так вот где ты ее прячешь! – воскликнула жена, глядя, как он присосался к виски.
– Отстань, сука! – прошипел он в ответ.
Я хотел было взять у Роджера бутылку, но не успел и руку протянуть, как увидел, что она пуста. Теперь ясно, почему этот алкаш так боялся, что мы убьем его: он хотел сохранить эту привилегию для себя.
Связав его, я заклеил ему и жене рты изоляционной лентой. Потом, вспомнив, как быстро Роджер заглотнул виски, забеспокоился: а вдруг ему станет плохо и он захлебнется собственной блевотиной? Подумав немного, я сорвал ленту с его рта и сказал, что, если он заорет, мы услышим и вернемся. Роджер настолько обалдел от страха, что на полном серьезе поверил, будто мы с Винсом собираемся слоняться поблизости и ждать, когда он откроет пасть. Женушка уставилась на меня, надеясь, что я и ей освобожу рот, но я этого делать не стал. Я сам женатый человек, и мне не хотелось оставлять беспомощного и обездвиженного Роджера на произвол этого ротика.
Думаю, втайне он оценил мое благородство.
Мы перешли через припорошенную снегом дорогу, загрузили сумки в багажник и поехали себе подобру-поздорову. Классический успех, хоть в учебниках описывай! Все прошло по плану и даже лучше. Тревога и напряжение, охватившие нас с Винсом перед работой, рассеялись. Мы пошли на дело – и сделали его хорошо. И хотя мы почти не разговаривали, я чувствовал, как между нами растет чувство взаимного уважения. Мы можем работать вместе, а значит, у нас есть будущее.
Пускай мы не очень нравились друг другу, но на профессиональном уровне все будет отлично.
– Чур, я первый! – заявил Винс, встав напротив большого дуба, в который мы стреляли вчера вечером.
Он поднял ствол и только хотел было взвести курок, как вдруг обнаружил, что его нет.
– Эй! – взревел он. – Где курок, черт возьми?
Я посмеялся над Винсом, потом глянул на свою пушку и задал тот же вопрос.
– Что все это значит?
Винс рухнул на колени и принялся лихорадочно рыться в сумке.
– Бесполезны! Они все бесполезны!
– Не может быть, – отозвался я.
У некоторых пистолетов – тех, что мы взяли с витрины, – курки были, зато не было бойков.
– Что ж... Нам остается только застрелиться.
– Но зачем он это сделал? – с трудом выдавил я, чуть не онемев от разочарования.
– Не знаю. Очевидно, чтобы хранить пушки в безопасности, пока их не купят. Вот сволочь! Он небось сейчас помирает со смеху! – Винс потряс головой. Его недоумение сменилось яростью. – Невероятно! Мать твою! ТЫ, СУКА ДОЛБАНАЯ! – заорал он, обращаясь неизвестно к кому.
Мы так торопились поскорее ограбить магазин, что ничего не заметили. Ружья и автоматы тоже не работали; в них не хватало пружин, затворов, спусковых крючков и прочих деталей, так что все они представляли собой груду металлолома.
– Погоди, погоди! Где же все эти штуки могут быть? – спросил я.
– Не знаю. Возможно, в шкафу. Я видел там целую кучу запчастей и прочего дерьма. Как видно, получив заказ на пушку, он быстренько вставляет их на место.
– Тогда пошли, – сказал я ему. – Что?
– Поехали заберем их!
– Ты что, совсем дурак? Прошло три часа, там наверняка уже копы!
– И все-таки у нас есть шанс.
Винс поразмыслил немного и согласился.
– Да, ты прав, – сказал он. – Поедем и возьмем эту суку за жабры!
Видите ли, эти пистолеты, которые Гевин забрал у нас после ограбления и с которыми его взяли после аварии, были нашим единственным оружием. Они принадлежали всей команде и никому из нас лично. Так сказать, общественные орудия труда (то бишь грабежа). Я даже не помню, откуда мой брат их взял. Знаю только, что они были у него сто лет и что достать новые не так-то просто. У нас, в конце концов, не Америка. Ты не можешь просто пройти по улице, показать продавцу водительские права и выйти из магазина с базукой. Если тебе нужно оружие в этой стране, на него необходимо иметь лицензию. А чтобы ее получить... По-моему, легче добиться разрешения оштукатурить Вестминстерское аббатство. Я сказал об этом Винсу, на что он заметил:
– Да, или трахнуть королеву, когда ее показывают по телику во время розыгрыша билетов государственной лотереи, мать твою!
Мне лично мое сравнение показалось более интересным, но Винс всегда ржет над своими собственными, так что справедливости ради я привожу здесь оба.
Если даже вам удастся пробиться через совет, выдающий лицензии – или как его там называют, – увы, в наши дни вам вручат в результате только бумажку с разрешением на покупку какого-нибудь пугача.
В этом виноваты маньяки, которые обиделись на своих коллег или соседей, считающих их опасными чудаками, и выместили свою обиду, беспощадно расстреляв вышеупомянутых коллег или соседей из автоматов в клочья и подставив таким образом всех нас.
Еще пару лет назад, получив лицензию, вы могли приобрести более или менее приличную артиллерию у респектабельных оружейников, специалистов по импорту или же в местном оружейном клубе. И если можно найти хоть какую-то светлую сторону в аресте Гевина, то это, наверное, дата. Видите ли, моего брата посадили до того, как какой-то идиот устроил бойню в Данблэйне[6] и правительство запретило продажу пистолетов двадцать второго калибра. А значит, хотя бы эти пушки были для нас доступны.
Единственная проблема – как их заполучить.
Я выкинул окурок на тротуар и начал закрывать окошко машины.
– Ты что делаешь? – рыкнул Винс. – Иди и подними его.
Я посмотрел на него в полном недоумении, потом протянул ему пачку.
– Да не нужны мне твои сигареты, болван! Я хочу, чтобы ты вышел из машины и поднял окурок, который только что швырнул через окно. Понятно? Или тебе неймется оставить копам побольше улик? Шевелись!
Конечно, он был прав. Я действительно почувствовал себя болваном. Мы сидели ярдах в десяти от продавца оружия, которого собирались ограбить, а я разбрасывал улики, как жеманная барышня – цветы на балу с кавалеристами. С таким же успехом я мог выйти из машины и написать мочой на снегу свое имя. Хотя, естественно, жеманные барышни на балу с кавалеристами таких вещей не делают.
– Прости, Винс, – сказал я, выйдя из машины на холодную улицу, подняв несчастный окурок и кинув его в мусорник.
– И не вздумай бросать жвачку куда попало. Полиция найдет ее и расшифрует твою ДНК.
– Правда? – удивился я.
– Не знаю. Но это не исключено, – сказал Винс. – Неужели ты ничему не научился за последние два года? Хотя бы элементарным вещам! Гевина с нами нет, он больше не может держать тебя за руку! Так что либо становись, мать твою, мужиком, либо иди на хрен. Я за тебя отдуваться не собираюсь, и Сид тоже. Ясно?
Сид, наверное, согласился бы с Винсом, если бы не разбил небольшой бивуак в пятидесяти милях отсюда, чтобы полюбоваться тем, как светящиеся во тьме поплавки качаются на волнах.
Это было наше первое совместное дело без Гевина, а между нами уже возникли трения. Я знаю, глупо было выбрасывать окурок, но мне не хотелось выслушивать нотации Винса. В конце концов, я уже давно не новичок. Ну, допустил ошибку, признаю. Но это не более чем минутная рассеянность. Мы все время от времени совершаем ошибки, даже Винс. Совсем недавно он чуть было не сдернул маску на виду у всего банка, просто потому, что ему захотелось чихнуть. Благо Гевин его вовремя остановил. Но мы же не стали читать ему лекции о том, что профессионал должен соблюдать дисциплину!
Нет, мы только посмеялись над ним.
– Нет у меня никакой жвачки, – сказал я ему.
Винс буркнул в ответ что-то нечленораздельное.
Конечно, я понимал истинную причину его раздражения. Дело вовсе не в том, что он засомневался в моей профессиональной пригодности. Теперь, когда Гевина с нами не было, Винс хотел занять его место и проверял меня, так сказать, на вшивость.
Да я скорее сдохну, чем подчинюсь этому психу!
Вообще-то со стороны это казалось естественным, поскольку именно Винс предложил идею и нашел магазин, созревший для ограбления. Зато я обеспечил нас оружием – двумя старенькими, но исправно работающими пистолетами времен Второй мировой войны, взяв их "напрокат" у одного барыги, чеха по национальности, с которым порой имел дело (у него же, кстати, я обзавелся пушкой и для мистера Уильяма Пола Вудмена). Накануне вечером мы испробовали их, расстреляв в лесу по обойме из каждого пистолета. Они вполне годились, по крайней мере на один раз. Хотя, глядя на них, я молил Бога, чтобы до пальбы не дошло. Не исключено, что эти раритеты взорвутся прямо у нас в руках, пока мы будем целиться в чью-то голову. А кроме того, мне хотелось поскорее избавиться от них. Бог его знает, кто ими пользовался прежде и для чего. Если учесть репутацию чеха, ничего хорошего за нашими пушками не числилось. Мне совсем не хотелось, чтобы меня заловили с оружием, которое засветилось в пяти кровавых бойнях. Я ведь одолжил их только для того, чтобы быстренько грабануть магазин, и все.
– Который час на твоих? – спросил я Винса.
– Без двух минут три.
Я подвел свои часы на пару минут.
– Ладно. Ты готов? – поинтересовался я.
– Я с рождения готов, – ответил Винс строчкой из фильма.
Я попытался вспомнить, что это за фильм, чтобы уличить его в плагиате, но не успел я сообразить, как он уже вылез из машины, перешел через дорогу и открыл дверь. Выждав с минуту, я выбрался с пассажирского сиденья и зашагал к магазину.
Продавцы оружия время от времени подвергаются налетам. У них везде понатыканы сигнальные кнопки, поэтому их как банк не возьмешь. Нужно действовать тоньше, брать их врасплох – что, собственно, мы и планировали.
Когда я вошел, Винс стоял у прилавка, разглядывая вместе с управляющим свою лицензию на приобретение пушки. Пистолет, спрятанный в кармане, казался тяжелым, словно свинцовый кирпич, и если бы я не прикрывал его рукой, он наверняка привлек бы к себе всеобщее внимание, как... как жеманная девица, пишущая мочой на снегу свое имя на балу с кавалеристами. Я остановился у вешалки с пиджаками и начал их перебирать. Через несколько секунд я услышал голос, которого ждал.
– Могу я помочь вам, сэр?
Быстро повернувшись к продавщице, я ткнул ей дуло в живот.
– Да. Стой на месте!
В это время (с безупречной синхронностью) Винс сделал то же самое с управляющим, приставив ему пистолет к лицу.
– Не шевелись! Чтоб ни единый мускул не дрогнул, мать твою! Понял? – недвусмысленно заявил Винс управляющему и забрался на стойку.
Оглядевшись, он увидел неподалеку три сигнальные кнопки, одну на полу и две на уровне человеческой руки. Винс удовлетворенно вздохнул при мысли, что не дал управляющему возможности нажать их за ту долю секунды, пока мы вытаскивали пистолеты, и махнул мне рукой.
Я развернул продавщицу (похоже, она была женой управляющего – слишком хорошенькая, чтобы пинать ее ногой) и погнал ее в подсобку. Там я усадил ее и привязал к стулу липкой лентой – знаете, такой, с зубчиками по краям, которую можно очень сильно натянуть.
– Прошу вас, не трогайте меня! – взмолилась она. Я велел ей заткнуться.
– Где у вас видик от скрытой камеры? – спросил я.
– В шкафу, под монитором. Вон там, – кивком указала она.
Я тут же нашел его, нажал кнопку "стоп" и сунул кассету в карман. Видите ли, мы пришли туда не в масках, чтобы застать продавцов врасплох, так что для сохранения анонимности нам не мешало взять пленку с собой.
– А свет где включается? На стене у двери?
Она кивнула, не в состоянии вымолвить слово со страху.
– Ладно. Держи рот на замке, и все будет хорошо, – сказал я, вырубив свет.
Я вышел в потемневший зал, подошел к входной двери, запер ее на засов и перевернул табличку "открыто-закрыто", чтобы нам никто не мешал. Винс к тому времени поставил управляющего на колени. Тот рыдал, как маленькая девочка.
– Прошу вас, не надо! – всхлипывал он, когда я зашел к ним за прилавок. – Прошу вас, пожалуйста, не убивайте меня!
Обычная песня. Знаете, как бы я ни злился на героев, с которыми мы сталкиваемся подчас, сопливые сосунки, мечтающие спрятаться под маменькину юбку, бесят меня еще больше. Неужели люди в наши дни не могут вести себя хоть немного достойнее в ситуации, когда их жизни угрожает опасность? В конце концов, британцы мы или нет?
Винсу, как я понял, тоже было противно на это смотреть.
– Что с тобой, мать твою? – спросил он, приставив дуло пистолета к виску управляющего.
– Вы убьете меня, убьете! – выпалил тот.
– Нет, – ответил ему Винс. – Мы тебя ограбим.
– Вы хотите убить меня, я знаю! Боже правый, Пресвятая Богородица, смилуйтесь! Прошу вас, не убивайте меня!
– Мы не собираемся тебя убивать! – рявкнул я, надеясь, что этот хлюпик наконец заткнется.
– Нет собираетесь! – заявил он в ответ.
– Ничего подобного.
– Да нет же, черт тебя побери! – сказал Винс. Это немного привело управляющего в чувство.
– Вы обещаете? – спросил он.
– Да, – ответил я.
– Честно?
– Честно, – сказал я, хотя, честно говоря, если он будет продолжать в том же духе...
Управляющий перестал хныкать на целых три секунды, после чего выпалил:
– Если бы вы собирались меня убить, вы бы все равно мне не сказали...
Я не мог поверить, что человек, каждый день работающий с оружием, может настолько его бояться. По идее, он должен был привыкнуть к виду пушек; не к тому, конечно, чтобы стоять под дулом пистолета на коленях, и тем не менее. Все равно что пчеловод, который боится пчел. Где ж это видано?
– Мать твою! – гаркнул Винс. – Если ты не заткнешься, мы тебя точно пришьем, и виноват в этом будешь только ты сам!
Управляющий замолк, однако ненадолго, так что выдавать ему медаль за храбрость было рано.
– Ты знаешь, зачем мы пришли? – спросил Винс. Тот кивнул.
– Зачем? – продолжал Винс.
– За деньгами и пушками. Правильно, только не в таком порядке.
Кстати, вот вам маленький намек. Если вы когда-нибудь займетесь этим ремеслом, непременно спросите у человека, которого грабите, что именно вы хотите у него забрать. Причина очень проста. Если у него есть бриллианты на миллион, или героин, или припрятанная наличность, он может с перепугу подумать, что вы пришли за ними, и выложить все начистоту. Я очень надеюсь, что когда-нибудь эта тактика принесет свои плоды, хотя пока, откровенно говоря, в моей практике такого не случалось.
– Мне нужны пистолеты, дробовики, боеприпасы, комбинация от твоего сейфа и чтоб ты перестал ныть, – сказал Винс.
– Ладно, – согласился управляющий с неподдельной угодливостью.
– Тогда двигай!
Мы с Винсом собрались отвести управляющего в подсобку, как вдруг от двери донеслись два голоса. Мы тут же заткнулись и хлопнулись на пол. Винс зажал управляющему рот и сунул в ухо ствол, чтобы тот не вздумал фокусничать.
– Где он? – спросил один голос.
– Роджер! Роджер! – позвал другой. Потом послышался громкий стук в дверь, сопровождаемый возгласами: – Открой, Роджер! Открывай!
Я осторожно выглянул из-за прилавка и увидел два силуэта, прижавшие лица к стеклу и вглядывающиеся во тьму магазина.
– Роджер! – крикнул один из них в щель для почты.
Голос у него был раздраженный. Позже Роджер сказал нам, что это двое постоянных клиентов, которые оставили ему свои дробовики для ремонта. Судя по их поведению, я бы добавил, что они слиняли с работы пораньше, чтобы получить свои ружья.
– Роджер! Где ты, зараза?
– Зуб даю, снова пошел в кабак, алкаш несчастный! – У Роджера обиженно вытянулось лицо. – Вечно там ошивается. Наверняка сидит в "Королевских доспехах". Пойдем и вытащим его оттуда!
Они удалились.
Мы выждали еще пару секунд, желая убедиться, что клиенты не вернутся и не прервут нас в самый интересный момент.
А потом отволокли управляющего в подсобку и усадили на стул рядом с женой. Взяв у Роджера ключ, Винс отпер шкаф с оружием, а я пошарил в сейфе. Всего мы нарыли две тысячи фунтов – премиальные, так сказать. Винс даже не пожалел десяти секунд, чтобы опустошить бумажник Роджера и кошелек его жены, выудив оттуда еще пятьдесят фунтов.
Кропотливая работа, верно?
Все это прекрасно, но мы пришли сюда за другим. И тут нам действительно крупно повезло. Пистолеты 38, 45, 22-го калибров, ружья, автоматы и боеприпасы. За две минуты мы набили оружием два больших портпледа, и нам пришлось еще кое-что оставить, поскольку груз оказался слишком тяжелым (от магазина до машины мы могли сделать лишь один пробег, но пушек нам хватало выше крыши, так что нечего жадничать!).
Винс проверил сумки, чтобы они не лопнули на полпути, а я занялся Роджером.
– Слушай сюда, – сказал я ему. – Сиди смирно, сейчас я тебя свяжу.
Лицо его исказилось от безумного страха. Парень совсем запаниковал. И тут я вспомнил, о чем говорили двое у дверей.
– Знаешь, – сказал я, – сидеть тебе придется довольно долго, так что если хочешь глотнуть перед этим – валяй!
Роджер отреагировал мгновенно, вытащив из ящика маленькую такую литровую бутылочку "скотча".
– Так вот где ты ее прячешь! – воскликнула жена, глядя, как он присосался к виски.
– Отстань, сука! – прошипел он в ответ.
Я хотел было взять у Роджера бутылку, но не успел и руку протянуть, как увидел, что она пуста. Теперь ясно, почему этот алкаш так боялся, что мы убьем его: он хотел сохранить эту привилегию для себя.
Связав его, я заклеил ему и жене рты изоляционной лентой. Потом, вспомнив, как быстро Роджер заглотнул виски, забеспокоился: а вдруг ему станет плохо и он захлебнется собственной блевотиной? Подумав немного, я сорвал ленту с его рта и сказал, что, если он заорет, мы услышим и вернемся. Роджер настолько обалдел от страха, что на полном серьезе поверил, будто мы с Винсом собираемся слоняться поблизости и ждать, когда он откроет пасть. Женушка уставилась на меня, надеясь, что я и ей освобожу рот, но я этого делать не стал. Я сам женатый человек, и мне не хотелось оставлять беспомощного и обездвиженного Роджера на произвол этого ротика.
Думаю, втайне он оценил мое благородство.
Мы перешли через припорошенную снегом дорогу, загрузили сумки в багажник и поехали себе подобру-поздорову. Классический успех, хоть в учебниках описывай! Все прошло по плану и даже лучше. Тревога и напряжение, охватившие нас с Винсом перед работой, рассеялись. Мы пошли на дело – и сделали его хорошо. И хотя мы почти не разговаривали, я чувствовал, как между нами растет чувство взаимного уважения. Мы можем работать вместе, а значит, у нас есть будущее.
Пускай мы не очень нравились друг другу, но на профессиональном уровне все будет отлично.
* * *
Приехав в гараж, мы выгрузили оружие. Нам обоим не терпелось его испробовать, так что мы схватили по пистолету с патронами и поехали на ту самую пустынную просеку в лесу, где испытывали "одолженные" мною пушки.– Чур, я первый! – заявил Винс, встав напротив большого дуба, в который мы стреляли вчера вечером.
Он поднял ствол и только хотел было взвести курок, как вдруг обнаружил, что его нет.
– Эй! – взревел он. – Где курок, черт возьми?
Я посмеялся над Винсом, потом глянул на свою пушку и задал тот же вопрос.
– Что все это значит?
Винс рухнул на колени и принялся лихорадочно рыться в сумке.
– Бесполезны! Они все бесполезны!
– Не может быть, – отозвался я.
У некоторых пистолетов – тех, что мы взяли с витрины, – курки были, зато не было бойков.
– Что ж... Нам остается только застрелиться.
– Но зачем он это сделал? – с трудом выдавил я, чуть не онемев от разочарования.
– Не знаю. Очевидно, чтобы хранить пушки в безопасности, пока их не купят. Вот сволочь! Он небось сейчас помирает со смеху! – Винс потряс головой. Его недоумение сменилось яростью. – Невероятно! Мать твою! ТЫ, СУКА ДОЛБАНАЯ! – заорал он, обращаясь неизвестно к кому.
Мы так торопились поскорее ограбить магазин, что ничего не заметили. Ружья и автоматы тоже не работали; в них не хватало пружин, затворов, спусковых крючков и прочих деталей, так что все они представляли собой груду металлолома.
– Погоди, погоди! Где же все эти штуки могут быть? – спросил я.
– Не знаю. Возможно, в шкафу. Я видел там целую кучу запчастей и прочего дерьма. Как видно, получив заказ на пушку, он быстренько вставляет их на место.
– Тогда пошли, – сказал я ему. – Что?
– Поехали заберем их!
– Ты что, совсем дурак? Прошло три часа, там наверняка уже копы!
– И все-таки у нас есть шанс.
Винс поразмыслил немного и согласился.
– Да, ты прав, – сказал он. – Поедем и возьмем эту суку за жабры!
7. Возьмем эту суку!
Подъехав к магазину, мы увидели, что полиция превратила весь район в дискотеку со светомузыкой в виде синих мигалок.
– Ладно, двигаем дальше, – сказал Винс.
А зачем сказал? Будто и так не ясно!
Мы медленно проехали мимо зевак, насчитав не меньше трех патрульных машин. Кроме того, у магазина был припаркован фургон с мясом и два микроавтобуса. Можно подумать, здесь какой-то бунт или футбольный матч! Мне лично полицейские процедуры кажутся совершенно бессмысленными. Зачем сгонять половину городского транспорта на место, куда грабители больше не сунут носа? Неудивительно, что молодые матери, пытающиеся найти пропавших без вести детей, начинают тихо ненавидеть легавых, которые слоняются по дому, без конца задают одни и те же вопросы, скребут в затылке и сжирают все препараты, стимулирующие пищеварение.
– Ладно, двигаем дальше, – сказал Винс.
А зачем сказал? Будто и так не ясно!
Мы медленно проехали мимо зевак, насчитав не меньше трех патрульных машин. Кроме того, у магазина был припаркован фургон с мясом и два микроавтобуса. Можно подумать, здесь какой-то бунт или футбольный матч! Мне лично полицейские процедуры кажутся совершенно бессмысленными. Зачем сгонять половину городского транспорта на место, куда грабители больше не сунут носа? Неудивительно, что молодые матери, пытающиеся найти пропавших без вести детей, начинают тихо ненавидеть легавых, которые слоняются по дому, без конца задают одни и те же вопросы, скребут в затылке и сжирают все препараты, стимулирующие пищеварение.