Превращение пшеницы в рожь является следствием общего «закона» который формулируется в статье Т. Лысенко многократно, но с помощью не слишком сильно отличающихся словосочетаний.
«Живое тело с новыми наследственными свойствами возникает в старом взамен его старой структуры. В общем новое возникает в старом, а не из старого».
Последнее утверждение, видимо, очень важно, так хак оно подчеркнуто автором. Но как понять сказанное? Если новое возникло взамен, то, значит, из старого. А нас предупреждают не «из» а «в».
В общем понять, куда делось старое после того, как образовалось новое, увы, невозможно, ибо далее говорится:
«Новое живое тело возникает в старом, живом из веществ, вырабатываемых этим же старым веществом».
Ну, пожалуй что, хватит. Из этих примеров читателю должно стать ясным лишь одно, что понимание в научном смысле этого слова подобных произведений невозможно в принципе, ибо слова используются для сообщения читателю либо голословных и неверных утверждений, либо для провозглашения «истин» носящих мистический, религиозный смысл.
После 1948 года было опубликовано несколько безграмотных произведений. В 1949 году в свет выходит книга заведующего отделом биохимии Всесоюзного института экспериментальной ветеринарии Г. Бошьяна.
Вот как подаются дела автора в предисловии, написанном директором института:
«Приводимые в книге факты побуждают коренным образом пересмотреть традиционные научные представления об автономности фильтрующихся вирусов в многообразном мире микроорганизмов, о границах устойчивости, жизни и размножении микробов, о природе вакцин, иммунных сывороток, бактерийных аллергенов, бактериофага и антибиотиков, а также о природе иммунитета к инфекционным заболеваниям.
Открытие автором закономерности превращения вирусов в визуальную бактерийную форму, а также превращения вирусов и бактерий в кристаллическую форму, способную при изменении условий к дальнейшей вегетации, означает подлинную революцию не только в микробиологии, но и во многих других областях биологической науки».
Правильно пишет директор. Какая уж там революция! Это слово мизерно по сравнению с открытиями Г. Бошьяна. Ведь речь идет о том, что человек научился превращать живое в неживое и наоборот — кристаллы в микробы и микробы в кристаллы. Все естествознание зачеркнуто недрогнувшей рукой. Вот какую книгу представляют вниманию читателя.
Графики, таблицы, фотографии, описания опытов: что и говорить, книга серьезная… А может, несерьезная? Может быть, всё-таки враки? Может быть, Г. Бошьян — неграмотный работник?
Не знаю, приходили ли такие мысли в голову людям, приложившим руку к изданию этой книги. Может быть, и нет. Но я надеюсь, что нашим читателям уже не надо доказывать, что за таким предисловием последует чистейшая реникса.
Нет ни одного самого великого в науке сочинения, которое зачеркивало бы то, что создавалось кропотливым трудом армии ученых предыдущих поколений. Приобретения науки — суть ее завоевания навечно. А новые открытия — это проникновение в те края, куда еще не простирались рука и мозг исследователя! Но эту мысль мы уже сказали раз пять! И еще стоит повторить. Если всё, что западет в сознание читателя, — это понимание того, что новое в науке никогда не отрицает старого, а лишь, очертив его границы, расширяет область познанного, я буду уже удовлетворен. Это сознание — верный щит против лженауки.
Как-то в конце сороковых годов мне с группой коллег-физиков пришлось направляться на научное заседание, которое должно было состояться в одной из комнат Политехнического музея. У главного входа мы увидели довольно много людей. К нам без конца обращались с вопросом: «Нет ли лишнего билетика?» Заверив контролера, что идем не в помещение лектория, мы проникли в холл музея и стали робко пробираться к комнате, где должно было состояться наше заседание. Зал лектория был переполнен, сидели не только на скамьях, но и на полу — видимо, много народу пробралось и без билетов.
— Что здесь происходит? — спросил кто-то из нас.
— Доклад О. Лепешинской.
Мы переглянулись с чувством неловкости и ускорили шаги.
Только Г. Ландсберг сказал тихо, как бы про себя:
— Бог мой, какой позор.
Всем нам было известно, что О. Лепешинская «открыла» зарождение клетки из желтка. Все мы нисколько не сомневались, что речь идет о неряшливых опытах, выдаваемых за великое открытие. Большинство из нас сталкивалось не раз с произведениями лжеученых в виде статей, присланных в журнал, или докладных записок, адресованных правительству. В том, что время от времени появляются лица, претендующие на роль ниспровергателей завоеваний науки, не было ничего неожиданного и удивительного.
Тяжелым и горьким было то, что О. Лепешинская получила трибуну для пропаганды своих откровений перед беззащитной аудиторией.
Действительно, если человеку незнакомы основные положения настоящей науки, то как он может отличить правду от лжи? Ему демонстрируют фотографии, рассказывают о проведенных опытах, подкрепляют свои выводы ссылками на авторитеты. Если же учесть еще присущую многим людям любовь к сенсациям, то станет очевидным, сколь нетрудно создать условия, подходящие для пропаганды лженауки.
С «открытием» О. Лепешинской можно познакомиться по ее монографии, написанной на 300 страницах.
И оно действительно «революционно»! Им (открытием) зачеркивается вся органическая эволюция, уничтожена на корню вся эмбриология. Автор «показала» возможность образования клетки не путем деления клетки, а непосредственно из протоплазматической массы. При этом то, что природа научилась делать за миллиарды лет, О. Лепешинская осуществляет менее чем за два часа.
Это открытие носит столь невероятный характер, что в иных условиях оно не привлекло бы внимания, от него просто отмахнулись бы.
Читателю может показаться, что для категорически отрицательного суждения об этом «открытии» надо достаточно разбираться в биологии. Право же, нет.
Книга, подобная монографии О. Лепешинской, резко отличается от десятков и сотен тысяч настоящих научных сочинений, заполняющих библиотечные стеллажи.
Каждый деятель науки, предлагающий новую теорию, рассказывающий о своих достижениях, прежде всего самым тщательным образом устанавливает преемственность нового от старого. В любой монографии читатель найдет, как правило, сотни и тысячи ссылок на предыдущие исследования, которые послужили для автора нового отправной позицией, исходным пунктом путешествия в неоткрытое. Автор больше всего озабочен тем, чтобы показать, что всё проверенное жизнью находится в полном согласии с новыми идеями и гипотезами; он прежде всего стремится ясным штрихом очертить ту область знания, которая являлась до его исследований белым пятном, и показать, что на границах со старым, с ранее известным его исследования приводят к тем же результатам, которые были известны ранее.
Еще и еще раз повторим: никогда настоящая наука не устанет подчеркивать и отмечать свою преемственность, свою связь с предшественниками. Никогда новые открытия не зачеркивают фактических приобретений естествознания. Научные факты не отменяются дальнейшим развитием науки.
Если только мы не встречаем этих специфических черт истинного знания в той или иной книге, а, напротив, наталкиваемся на ниспровержение основ, на огульное зачеркивание научного творчества сотен и тысяч ученых, мы должны сразу насторожиться: один из основных признаков рениксы налицо.
Даже слабо образованный читатель при беглом перелистывании книги О. Лепешинской тут же увидит, что этот признак присутствует в ее работе абсолютно отчетливо: если права О. Лепешинская, то надо пересмотреть заново все законы эмбриологии.
Идем далее. Ни в одном сочинении, принадлежащем перу хотя бы самого крупного деятеля науки, мы не встретимся с самовосхвалением, с саморекламой. Ученый создал новую теорию. Он отметит ее хорошее согласие с фактами. И всё. Больше говорить он ничего не станет. Насколько хорошей получилась теория, пусть судит сам читатель.
Напротив, нескромность есть неотъемлемое свойство рениксы. Это и понятно. Только криком и истерикой лжеученый может рассчитывать обратить на себя внимание. И этот признак обнаруживается отчетливо в сочинении О. Лепешинской. Вот пожалуйста:
«Наши теоретические выводы дают совершенно новые объяснения… Теоретическое значение наши работы имеют и в том отношении, что они помогают окончательному разгрому реакционного вейсманизма, являющегося основой расизма и прочих изуверских фашистских измышлений… Наши работы имеют как большое теоретическое, так и практическое значение… Целый забытый участок входит в науку… Наше учение о происхождении клетки находится не только в согласии с учением Дарвина и дальнейшим его творческим развитием Мичуриным и Лысенко, но и является его дополнением, показывающим процесс развития клетки из живого вещества…»
Читатель может мне поверить — подобных фраз нет и быть не может в сочинениях настоящего ученого.
Но, вероятно, всё же источником самого резкого запаха в букете рениксы является схоластика. Если вы усвоили приметы такого мышления, то обнаружите их в книге О. Лепешинской и смело отмахнетесь от «революционных» открытий даже при слабом знакомстве с биологией.
Приведем цитату:
«Если целый ряд ученых (имеются в виду Лепешинская, Лысенко и т. д.) утверждает, что не клетка есть последний морфологический элемент, способный к жизнедеятельности, а самая мельчайшая частица живой массы является живой, то где тот предел, когда можно сказать, что вот эта мельчайшая частица такова, что не способна к проявлению жизненных свойств?
Этого сказать нельзя, а потому, идя логическим путем, мы должны прийти к признанию существования живых молекул».
Вы видите, как всё просто. Есть молекулы мертвые, а есть молекулы живые. Найдено слово — и всё в порядке. Чего ж тут не понимать, что такое живое вещество: это вещество, построенное из живых молекул.
Еще Мольер посмеивался, говоря: «Наука объяснила, почему опиум заставляет спать. Дело в том, что в нем заключена снотворная сила».
Я перечислил несколько примет рениксы, которые заставляют нас насторожиться, если мы обнаруживаем их в научном сочинении. Девяносто девять шансов из ста, что примет вполне достаточно, чтобы с неудовольствием и досадой отложить такое сочинение в сторону. Однако, разумеется, во всех случаях без исключения окончательным судьей является опыт. К сожалению, иногда приходится тратить время на то, чтобы экспериментальным путем опровергнуть рениксу. Исследование О. Лепешинской наделало столько шума, что много дельных людей теряли время и нервы, чтобы показать грязь и неряшливость ее опытов.
Сейчас радостно сознавать, что это позади. Но забывать историю не следует. Напротив, всегда надо стараться понять, почему так случилось. Как могли в середине XX века пользоваться успехом и поддержкой схоластические бредни? Мне трудно дать исчерпывающий ответ на этот вопрос. Вероятно, с большим успехом это сделают историки.
Я сам был свидетелем такой сцены. В доме отдыха группа физиков и математиков беседовала о задаче создания устройства, моделирующего условные рефлексы. Обсуждались технические детали, ибо задача была близка к практическому завершению. Неподалеку сидел молодой человек, напряженно прислушивающийся к разговору. Вдруг он вмешался: «То, что вы говорите, невозможно. Это противоречит нашей философии».
Вывод фактов из рассуждений был на вооружении большинства философов, начиная от Аристотеля. Как получилось, что линия Платона, Гегеля, Бергсона, пытавшихся обосновывать законы жизни, оперируя общими идеями «души» «абсолюта» или «витальной силы» где-то перекрестилась с линиями рассуждения некоторых наших философов, я тоже понять не могу. Ведь кажется совершенно очевидным, что Маркс в политической экономии и Эйнштейн в физике показали с полной отчетливостью, что истоки ошибок философов и заблуждений ученых как раз и заключаются в отрыве теории от практики, в непонимании того, что мышление нельзя рассматривать в отрыве от бытия и что словам должны соответствовать дела. Значит, одной из причин, позволивших рениксе цвести в биологии и химии в продолжение нескольких лет, является забвение тех основных принципов познания действительности, на которых базируются марксизм и современное естествознание.
Платье из астральной материи
От Адама до наших дней
«Живое тело с новыми наследственными свойствами возникает в старом взамен его старой структуры. В общем новое возникает в старом, а не из старого».
Последнее утверждение, видимо, очень важно, так хак оно подчеркнуто автором. Но как понять сказанное? Если новое возникло взамен, то, значит, из старого. А нас предупреждают не «из» а «в».
В общем понять, куда делось старое после того, как образовалось новое, увы, невозможно, ибо далее говорится:
«Новое живое тело возникает в старом, живом из веществ, вырабатываемых этим же старым веществом».
Ну, пожалуй что, хватит. Из этих примеров читателю должно стать ясным лишь одно, что понимание в научном смысле этого слова подобных произведений невозможно в принципе, ибо слова используются для сообщения читателю либо голословных и неверных утверждений, либо для провозглашения «истин» носящих мистический, религиозный смысл.
После 1948 года было опубликовано несколько безграмотных произведений. В 1949 году в свет выходит книга заведующего отделом биохимии Всесоюзного института экспериментальной ветеринарии Г. Бошьяна.
Вот как подаются дела автора в предисловии, написанном директором института:
«Приводимые в книге факты побуждают коренным образом пересмотреть традиционные научные представления об автономности фильтрующихся вирусов в многообразном мире микроорганизмов, о границах устойчивости, жизни и размножении микробов, о природе вакцин, иммунных сывороток, бактерийных аллергенов, бактериофага и антибиотиков, а также о природе иммунитета к инфекционным заболеваниям.
Открытие автором закономерности превращения вирусов в визуальную бактерийную форму, а также превращения вирусов и бактерий в кристаллическую форму, способную при изменении условий к дальнейшей вегетации, означает подлинную революцию не только в микробиологии, но и во многих других областях биологической науки».
Правильно пишет директор. Какая уж там революция! Это слово мизерно по сравнению с открытиями Г. Бошьяна. Ведь речь идет о том, что человек научился превращать живое в неживое и наоборот — кристаллы в микробы и микробы в кристаллы. Все естествознание зачеркнуто недрогнувшей рукой. Вот какую книгу представляют вниманию читателя.
Графики, таблицы, фотографии, описания опытов: что и говорить, книга серьезная… А может, несерьезная? Может быть, всё-таки враки? Может быть, Г. Бошьян — неграмотный работник?
Не знаю, приходили ли такие мысли в голову людям, приложившим руку к изданию этой книги. Может быть, и нет. Но я надеюсь, что нашим читателям уже не надо доказывать, что за таким предисловием последует чистейшая реникса.
Нет ни одного самого великого в науке сочинения, которое зачеркивало бы то, что создавалось кропотливым трудом армии ученых предыдущих поколений. Приобретения науки — суть ее завоевания навечно. А новые открытия — это проникновение в те края, куда еще не простирались рука и мозг исследователя! Но эту мысль мы уже сказали раз пять! И еще стоит повторить. Если всё, что западет в сознание читателя, — это понимание того, что новое в науке никогда не отрицает старого, а лишь, очертив его границы, расширяет область познанного, я буду уже удовлетворен. Это сознание — верный щит против лженауки.
Как-то в конце сороковых годов мне с группой коллег-физиков пришлось направляться на научное заседание, которое должно было состояться в одной из комнат Политехнического музея. У главного входа мы увидели довольно много людей. К нам без конца обращались с вопросом: «Нет ли лишнего билетика?» Заверив контролера, что идем не в помещение лектория, мы проникли в холл музея и стали робко пробираться к комнате, где должно было состояться наше заседание. Зал лектория был переполнен, сидели не только на скамьях, но и на полу — видимо, много народу пробралось и без билетов.
— Что здесь происходит? — спросил кто-то из нас.
— Доклад О. Лепешинской.
Мы переглянулись с чувством неловкости и ускорили шаги.
Только Г. Ландсберг сказал тихо, как бы про себя:
— Бог мой, какой позор.
Всем нам было известно, что О. Лепешинская «открыла» зарождение клетки из желтка. Все мы нисколько не сомневались, что речь идет о неряшливых опытах, выдаваемых за великое открытие. Большинство из нас сталкивалось не раз с произведениями лжеученых в виде статей, присланных в журнал, или докладных записок, адресованных правительству. В том, что время от времени появляются лица, претендующие на роль ниспровергателей завоеваний науки, не было ничего неожиданного и удивительного.
Тяжелым и горьким было то, что О. Лепешинская получила трибуну для пропаганды своих откровений перед беззащитной аудиторией.
Действительно, если человеку незнакомы основные положения настоящей науки, то как он может отличить правду от лжи? Ему демонстрируют фотографии, рассказывают о проведенных опытах, подкрепляют свои выводы ссылками на авторитеты. Если же учесть еще присущую многим людям любовь к сенсациям, то станет очевидным, сколь нетрудно создать условия, подходящие для пропаганды лженауки.
С «открытием» О. Лепешинской можно познакомиться по ее монографии, написанной на 300 страницах.
И оно действительно «революционно»! Им (открытием) зачеркивается вся органическая эволюция, уничтожена на корню вся эмбриология. Автор «показала» возможность образования клетки не путем деления клетки, а непосредственно из протоплазматической массы. При этом то, что природа научилась делать за миллиарды лет, О. Лепешинская осуществляет менее чем за два часа.
Это открытие носит столь невероятный характер, что в иных условиях оно не привлекло бы внимания, от него просто отмахнулись бы.
Читателю может показаться, что для категорически отрицательного суждения об этом «открытии» надо достаточно разбираться в биологии. Право же, нет.
Книга, подобная монографии О. Лепешинской, резко отличается от десятков и сотен тысяч настоящих научных сочинений, заполняющих библиотечные стеллажи.
Каждый деятель науки, предлагающий новую теорию, рассказывающий о своих достижениях, прежде всего самым тщательным образом устанавливает преемственность нового от старого. В любой монографии читатель найдет, как правило, сотни и тысячи ссылок на предыдущие исследования, которые послужили для автора нового отправной позицией, исходным пунктом путешествия в неоткрытое. Автор больше всего озабочен тем, чтобы показать, что всё проверенное жизнью находится в полном согласии с новыми идеями и гипотезами; он прежде всего стремится ясным штрихом очертить ту область знания, которая являлась до его исследований белым пятном, и показать, что на границах со старым, с ранее известным его исследования приводят к тем же результатам, которые были известны ранее.
Еще и еще раз повторим: никогда настоящая наука не устанет подчеркивать и отмечать свою преемственность, свою связь с предшественниками. Никогда новые открытия не зачеркивают фактических приобретений естествознания. Научные факты не отменяются дальнейшим развитием науки.
Если только мы не встречаем этих специфических черт истинного знания в той или иной книге, а, напротив, наталкиваемся на ниспровержение основ, на огульное зачеркивание научного творчества сотен и тысяч ученых, мы должны сразу насторожиться: один из основных признаков рениксы налицо.
Даже слабо образованный читатель при беглом перелистывании книги О. Лепешинской тут же увидит, что этот признак присутствует в ее работе абсолютно отчетливо: если права О. Лепешинская, то надо пересмотреть заново все законы эмбриологии.
Идем далее. Ни в одном сочинении, принадлежащем перу хотя бы самого крупного деятеля науки, мы не встретимся с самовосхвалением, с саморекламой. Ученый создал новую теорию. Он отметит ее хорошее согласие с фактами. И всё. Больше говорить он ничего не станет. Насколько хорошей получилась теория, пусть судит сам читатель.
Напротив, нескромность есть неотъемлемое свойство рениксы. Это и понятно. Только криком и истерикой лжеученый может рассчитывать обратить на себя внимание. И этот признак обнаруживается отчетливо в сочинении О. Лепешинской. Вот пожалуйста:
«Наши теоретические выводы дают совершенно новые объяснения… Теоретическое значение наши работы имеют и в том отношении, что они помогают окончательному разгрому реакционного вейсманизма, являющегося основой расизма и прочих изуверских фашистских измышлений… Наши работы имеют как большое теоретическое, так и практическое значение… Целый забытый участок входит в науку… Наше учение о происхождении клетки находится не только в согласии с учением Дарвина и дальнейшим его творческим развитием Мичуриным и Лысенко, но и является его дополнением, показывающим процесс развития клетки из живого вещества…»
Читатель может мне поверить — подобных фраз нет и быть не может в сочинениях настоящего ученого.
Но, вероятно, всё же источником самого резкого запаха в букете рениксы является схоластика. Если вы усвоили приметы такого мышления, то обнаружите их в книге О. Лепешинской и смело отмахнетесь от «революционных» открытий даже при слабом знакомстве с биологией.
Приведем цитату:
«Если целый ряд ученых (имеются в виду Лепешинская, Лысенко и т. д.) утверждает, что не клетка есть последний морфологический элемент, способный к жизнедеятельности, а самая мельчайшая частица живой массы является живой, то где тот предел, когда можно сказать, что вот эта мельчайшая частица такова, что не способна к проявлению жизненных свойств?
Этого сказать нельзя, а потому, идя логическим путем, мы должны прийти к признанию существования живых молекул».
Вы видите, как всё просто. Есть молекулы мертвые, а есть молекулы живые. Найдено слово — и всё в порядке. Чего ж тут не понимать, что такое живое вещество: это вещество, построенное из живых молекул.
Еще Мольер посмеивался, говоря: «Наука объяснила, почему опиум заставляет спать. Дело в том, что в нем заключена снотворная сила».
Я перечислил несколько примет рениксы, которые заставляют нас насторожиться, если мы обнаруживаем их в научном сочинении. Девяносто девять шансов из ста, что примет вполне достаточно, чтобы с неудовольствием и досадой отложить такое сочинение в сторону. Однако, разумеется, во всех случаях без исключения окончательным судьей является опыт. К сожалению, иногда приходится тратить время на то, чтобы экспериментальным путем опровергнуть рениксу. Исследование О. Лепешинской наделало столько шума, что много дельных людей теряли время и нервы, чтобы показать грязь и неряшливость ее опытов.
Сейчас радостно сознавать, что это позади. Но забывать историю не следует. Напротив, всегда надо стараться понять, почему так случилось. Как могли в середине XX века пользоваться успехом и поддержкой схоластические бредни? Мне трудно дать исчерпывающий ответ на этот вопрос. Вероятно, с большим успехом это сделают историки.
Я сам был свидетелем такой сцены. В доме отдыха группа физиков и математиков беседовала о задаче создания устройства, моделирующего условные рефлексы. Обсуждались технические детали, ибо задача была близка к практическому завершению. Неподалеку сидел молодой человек, напряженно прислушивающийся к разговору. Вдруг он вмешался: «То, что вы говорите, невозможно. Это противоречит нашей философии».
Вывод фактов из рассуждений был на вооружении большинства философов, начиная от Аристотеля. Как получилось, что линия Платона, Гегеля, Бергсона, пытавшихся обосновывать законы жизни, оперируя общими идеями «души» «абсолюта» или «витальной силы» где-то перекрестилась с линиями рассуждения некоторых наших философов, я тоже понять не могу. Ведь кажется совершенно очевидным, что Маркс в политической экономии и Эйнштейн в физике показали с полной отчетливостью, что истоки ошибок философов и заблуждений ученых как раз и заключаются в отрыве теории от практики, в непонимании того, что мышление нельзя рассматривать в отрыве от бытия и что словам должны соответствовать дела. Значит, одной из причин, позволивших рениксе цвести в биологии и химии в продолжение нескольких лет, является забвение тех основных принципов познания действительности, на которых базируются марксизм и современное естествознание.
Платье из астральной материи
От Адама до наших дней
Природа далеко не всегда потворствует нашим желаниям. Напротив, достижение цели большей частью связано с преодолением препятствий, а неумеренное хотение и вовсе невыполнимо. Избежать страдания, приблизиться к счастью — естественное стремление людей.
Разумный человек знает, что подвластно ему, что подчинено другим людям и в чем состоят законы природы, выполняющиеся независимо от воли людей. Он понимает, что овладение природой заключается в познании ее законов и использовании их для своего блага. Он понимает, что нет таких сил в мире, которые по его просьбе или молению могли бы изменить естественный ход событий.
Заглядывая в глубь времен, мы в любом веке находим мыслителей, ясно понимающих, что все явления мира протекают по строгим законам, которые невозможно нарушить.
Для наших разумных предков было ясно, что не всё на свете возможно, что противоречащие законам природы «сверхъестественные явления» или «чудеса» суть не что иное, как чепуха и выдумка.
Понятие «чуда» вовсе не дитя нашего века. Оно имеет столько же лет от роду, сколько и человеческая цивилизация.
Как во все времена существовали разумные люди, так же точно никогда не переводилась категория людей, верящая в возможность сверхъестественного, не ощущающая незыблемости законов природы.
И наш век — век атомной энергии, завоевания космоса и молекулярной биологии — расправляется с «верящими» очень медленно. Впрочем, это не удивительно. Природные способности к самостоятельному мышлению не получают развития без надлежащего воспитания, а плоды обучения рациональному подходу к миру сказываются лишь после многих лет систематической и последовательной учебы. Вполне естественно, что рациональное научное мышление широко распространено среди людей, посвятивших себя науке.
Что же касается представителей других групп населения, то их мнения находятся в зависимости от пропаганды, которая в век печати, радио и телевидения без труда завоевывает и унифицирует мировоззрение миллионов граждан. Это одна из причин того, что даже наиболее прямолинейная в своем признании чудес католическая религия продолжает держать в сфере своего влияния сотни миллионов людей.
В укреплении суеверий решающим является не только наличие пропаганды, но и ее отсутствие. Астрологические и метапсихологические общества, профессия предсказателя будущего, вера в приметы и предчувствия, некритическая готовность согласиться с реальностью чуда — всё это будет существовать до тех пор, пока человечество не сочтет нужным разделаться с взглядами на мир, противоречащими науке. Разумеется, вера в чудеса претерпела большие изменения. Между дикарем, увешанным амулетами, респектабельным профессором конца прошлого века, беседующим с тенью отца Гамлета, и нашим современником, изучающим методами математической статистики влияние человеческой воли на выбрасывание игральной кости шестеркой кверху, есть различия, но, право же, более существенно сходство.
Полистаем страницы истории и посмотрим, как эволюционизировали всяческие магии, теснимые естествознанием.
Вера в чудеса у дикарей всех стран мира хотя и различалась в деталях, но строилась всегда по одному и тому же принципу: мир заселен духами и божками, которые способны вмешиваться в дела человеческие. Они управляют индивидуальными судьбами, поведением Солнца и звезд, распоряжаются стихиями. На их поведение можно повлиять: их можно упросить, можно умолить, а можно и припугнуть. Духа можно призвать себе на помощь и обратить на гибель соседа. Чтобы суметь распоряжаться духами, надо знать таинства, заключающиеся в действиях и словесных заклинаниях. Первейшую роль играют магические слова — слова, как ключи к секретному замку, одно лишь произнесение вслух которых заставляет прийти к вам на поклон духа, черта и лешего. И у каждого народа имеются священники, жрецы, шаманы, посвященные в магические таинства. Ясно, сколь велика власть мага и чародея над суеверными соплеменниками.
Ненамного наивнее были древние халдеи, персы или греки. В стране, давшей миру выдающиеся мыслителей, был распространен культ Гекаты — богини, появляющейся ночью и лишь тогда, когда Луна скрывалась за облаками. Геката была покровительницей колдуний. Судя по дошедшим до нас сведениям, служения Гекате обставлялись как хороший спектакль. Выбирались мрачные декорации, изображались рептилии и противные животные, зрителей спаивали возбуждающими средствами и вызывающими отвращение зельями. На «особой высоте» была литературная часть сценария. Вот пример заклинания от имени Гекаты.
«Приди, Сомбо — богиня ада, Земли и Неба, госпожа над большими дорогами, городами и предместьями. Ты, которая несешь свет, которая живешь ночью, враг света и подруга ночи. Ты, которая радуешься ночному вою собак, пролитой крови, которая бродишь на кладбище в компании теней мертвецов, ты, жаждущая крови и приносящая ужас смертным. Горго, Мормо — Луна, имеющая тысячи обличий, — прими наши жертвоприношения».
Цели колдовства могли быть самые различные: месть, моление о благополучии близких, поиски вора или неблагожелателя и, наконец, предсказание будущего.
Предсказание судьбы по звездам, по линиям руки, на кофейной, гуще, по виду внутренностей животного, путем — истолкования бреда или галлюцинаций и многими другими способами — одна из главных задач магии. И всё это преспокойно дожило до второй половины XX века.
В трезвой и высококультурной Римской империи астрологи обладали большой силой. Опубликованные ими руководства были настольными книгами у патрициев и в особенности у их жен и дочерей.
Ювенал в одной из своих сатирических поэм советует избегать дам, сильных в астрологии. Они консультируются со звездами прежде, чем решиться на поездку к мужьям в армию или родную деревню. Если звезды разрешают это сделать, то они будут терпеливо ждать рекомендованного астрологом дня. Если они больны, то часы приема еды и лекарств будут взяты ими из книг по астрологии.
Но Ювенал напрасно смеется над одними лишь римскими дамами. История сохранила множество анекдотов, касающихся римских цезарей и чиновников, окружавших себя предсказателями судьбы всех мастей. Они им верили настолько, что запрещали простым смертным обращаться к астрологам из боязни, что судьба императора может таким образом стать известной их подданным. Император Тиберий, прибегавший к услугам астролога, чтобы выяснить, нет ли у него врагов среди приближенных, выслал из Италии около четырех тысяч предсказателей судьбы.
Откуда же такой успех астрологии? Ведь ясно, что они ошибались в своих предсказаниях значительно чаще, чем угадывали.
Конечно, это так. Но всё дело в том, что невыполнение прогнозов забывается, а удача становится широко известной. Кроме того, астрологи были достаточно умны, чтобы делать свои предсказания по возможности более расплывчатыми и украшать их многочисленными «если» дабы была возможность подвести свершившееся под формулу гороскопа и сохранить мосты для отступления.
Борьбу с магией начало христианство. Однако на самом деле эта война обернулась против магов и чародеев, а не против веры в чудеса. Иначе и быть не могло, поскольку в основе любой церкви лежат также чудеса.
Но новообращенные христиане не сразу освободились от веры в духов и демонов. В течение веков они продолжали верить в действенность амулетов, демонов, якобы способных принимать обличье животного, в возможность вызывать мертвых и вести с ними беседу, в возможность получать вести на расстоянии… Они отрицали магию как дьявольское занятие, но верили в нее с прежней силой и прибегали к ней, когда желание узнать свою судьбу или повлиять на нее становилось слишком сильным. Авторитеты церкви вынуждены были издавать законы, подобные следующему (конец IV века).
«Ни один человек независимо от его положения, ранга, рождения, состояния не смеет поклоняться идолам и приносить им жертвы… Тот, кто осмелился заколоть животное с тем, чтобы узнать судьбу по виду его внутренностей, будет рассматриваться как виновный в оскорблении величества…»
В VI-VII веках церковью, казалось бы, одержана победа. Триумф новой веры рассматривался как поражение дьявольской силы, но, конечно, не как разрушение веры. Напротив, рассказывалось, что демоны сбежали, испуская жалобные крики, покинули своих идолов, около которых они прятались, оракулы онемели, и воздух, заполненный нечистой силой, был очищен знаками снятого креста. История показывает, что произошла лишь смена форм. Существо оставалось тем же, и вера в сверхъестественное сохранилась практически в том же виде.
Странного в этом, конечно, нет ничего, так как нельзя бороться с суевериями, заменяя их господом богом.
И действительно, поскольку вера в ад была сохранена, то было вполне естественно оставить на вооружении заклинания против дьявольской силы. Астрологи и маги оказались в этом отношении гораздо более последовательными, чем церковь. Именно поэтому (правда, скрываясь и таясь) они продолжали практиковать свое искусство и находили без труда клиентов в любых слоях общества.
Напрасно церковь говорила, что прибегающие к услугам чародеев тем самым входят в общение с чертом и теряют свою душу. Простое любопытство, желание отомстить, разбогатеть, достигнуть власти — все эти чувства оказывались сильнее запретов церкви. И имеется бесчисленное количество доказательств, что маги, чародеи и предсказатели сохраняли свое влияние в ту эпоху, когда, казалось бы, от политеизма (многобожия) не осталось и следа. Запрет обратиться к тому, кто может сотворить чудо, оказался тщетным.
Да, вера в чудеса не покидала и отцов церкви. Фома Аквинский, на учении которого покоится современный католицизм, признает реальность колдовства, а ураганы и грозы считает делом рук скверных демонов.
Можно смело сказать про средневековую Европу, что она сохранила все суеверия времени политеизма. Их лишь обрядили в другие одежды, но сохранили прежние черты. Духам и божествам Востока и Древней Греции не было отказано в праве на жительство. Их низвели в ранг поверженных гениев, обладающих ограниченной властью, но способных делать людям лишь гадости.
Средневековая церковь признавала существование Юпитера, Меркурия или Венеры. Но не как богов, а как личин дьявола.
Вплоть до XVII века отношение к астрологии, магии и чародейству не претерпело существенных изменений. Пренебрегая велениями церкви, тайными науками занимались короли и сановники. Генрих IV и Людовик XIII — французские короли — прибегали к услугам астрологов, о чем поведал нам в своих романах Александр Дюма.
Перемена декорации началась тогда, когда на арену стало выходить естествознание. Под его давлением магические «науки» были изгнаны вначале из небесной механики (открытие Коперника подкосило астрологию), а затем из физики и химии. Магии ничего другого не оставалось, как укрепиться в физиологии и психологии — науках, менее изученных.
В XIX веке уже считалось неприличным для образованного человека верить в чертей и заклинания духов. Но вера в сверхъестественное и чудесное не была еще убита, поскольку физиологические и психологические явления были еще неясны. В этой области магия пышно расцвела под многими новыми названиями: оккультизма, теософии, метапсихологии.
В ход вошел «строгий» научный язык, имитирующий науку, эксперименты и демонстрации, глубокомысленные философские рассуждения. Но, несмотря на новые одежды, сущность магии осталась прежней: признание нематериального мира, в той или иной степени способного вмешаться в дела природы и человека и нарушить таким образом законы их существования.
У новой магии много школ и направлений. Одни ее адепты представляют себе нематериальный мир в виде душ мертвых, гуляющих по загробной вселенной. Иные полагают, что он существует в виде астральной материи, элементами которой являются человеческие мысли, живущие отдельно от породившего их мозга.
Поскольку эта стадия развития магии совпала с эпохой, когда публикование книги стало простым делом, то, несмотря на сокращение тематики, магия резко расширила поле своей деятельности, и «просветительская» работа ее сторонников стала проникать в гущи народные. Число книг по оккультизму, метапсихологии и прочему подобному бреду достигает фантастических размеров. Однажды я пришел в Ленинскую библиотеку выбрать две-три книги по оккультным наукам, чтобы рассказать о них читателю. Меня оторопь охватила, когда передо мной поставили три полных ящика библиотечных карточек. И это при условии, что уже лет сорок по вполне понятной причине эти ящички не пополняются — мы, к счастью, подобной литературы не издаем и из-за границы ее не выписываем. А что было бы, если бы ящики дополнить всем, что издается в этой области до сего времени во всем мире? Число карточек удвоилось бы или утроилось.
Разумный человек знает, что подвластно ему, что подчинено другим людям и в чем состоят законы природы, выполняющиеся независимо от воли людей. Он понимает, что овладение природой заключается в познании ее законов и использовании их для своего блага. Он понимает, что нет таких сил в мире, которые по его просьбе или молению могли бы изменить естественный ход событий.
Заглядывая в глубь времен, мы в любом веке находим мыслителей, ясно понимающих, что все явления мира протекают по строгим законам, которые невозможно нарушить.
Для наших разумных предков было ясно, что не всё на свете возможно, что противоречащие законам природы «сверхъестественные явления» или «чудеса» суть не что иное, как чепуха и выдумка.
Понятие «чуда» вовсе не дитя нашего века. Оно имеет столько же лет от роду, сколько и человеческая цивилизация.
Как во все времена существовали разумные люди, так же точно никогда не переводилась категория людей, верящая в возможность сверхъестественного, не ощущающая незыблемости законов природы.
И наш век — век атомной энергии, завоевания космоса и молекулярной биологии — расправляется с «верящими» очень медленно. Впрочем, это не удивительно. Природные способности к самостоятельному мышлению не получают развития без надлежащего воспитания, а плоды обучения рациональному подходу к миру сказываются лишь после многих лет систематической и последовательной учебы. Вполне естественно, что рациональное научное мышление широко распространено среди людей, посвятивших себя науке.
Что же касается представителей других групп населения, то их мнения находятся в зависимости от пропаганды, которая в век печати, радио и телевидения без труда завоевывает и унифицирует мировоззрение миллионов граждан. Это одна из причин того, что даже наиболее прямолинейная в своем признании чудес католическая религия продолжает держать в сфере своего влияния сотни миллионов людей.
В укреплении суеверий решающим является не только наличие пропаганды, но и ее отсутствие. Астрологические и метапсихологические общества, профессия предсказателя будущего, вера в приметы и предчувствия, некритическая готовность согласиться с реальностью чуда — всё это будет существовать до тех пор, пока человечество не сочтет нужным разделаться с взглядами на мир, противоречащими науке. Разумеется, вера в чудеса претерпела большие изменения. Между дикарем, увешанным амулетами, респектабельным профессором конца прошлого века, беседующим с тенью отца Гамлета, и нашим современником, изучающим методами математической статистики влияние человеческой воли на выбрасывание игральной кости шестеркой кверху, есть различия, но, право же, более существенно сходство.
Полистаем страницы истории и посмотрим, как эволюционизировали всяческие магии, теснимые естествознанием.
Вера в чудеса у дикарей всех стран мира хотя и различалась в деталях, но строилась всегда по одному и тому же принципу: мир заселен духами и божками, которые способны вмешиваться в дела человеческие. Они управляют индивидуальными судьбами, поведением Солнца и звезд, распоряжаются стихиями. На их поведение можно повлиять: их можно упросить, можно умолить, а можно и припугнуть. Духа можно призвать себе на помощь и обратить на гибель соседа. Чтобы суметь распоряжаться духами, надо знать таинства, заключающиеся в действиях и словесных заклинаниях. Первейшую роль играют магические слова — слова, как ключи к секретному замку, одно лишь произнесение вслух которых заставляет прийти к вам на поклон духа, черта и лешего. И у каждого народа имеются священники, жрецы, шаманы, посвященные в магические таинства. Ясно, сколь велика власть мага и чародея над суеверными соплеменниками.
Ненамного наивнее были древние халдеи, персы или греки. В стране, давшей миру выдающиеся мыслителей, был распространен культ Гекаты — богини, появляющейся ночью и лишь тогда, когда Луна скрывалась за облаками. Геката была покровительницей колдуний. Судя по дошедшим до нас сведениям, служения Гекате обставлялись как хороший спектакль. Выбирались мрачные декорации, изображались рептилии и противные животные, зрителей спаивали возбуждающими средствами и вызывающими отвращение зельями. На «особой высоте» была литературная часть сценария. Вот пример заклинания от имени Гекаты.
«Приди, Сомбо — богиня ада, Земли и Неба, госпожа над большими дорогами, городами и предместьями. Ты, которая несешь свет, которая живешь ночью, враг света и подруга ночи. Ты, которая радуешься ночному вою собак, пролитой крови, которая бродишь на кладбище в компании теней мертвецов, ты, жаждущая крови и приносящая ужас смертным. Горго, Мормо — Луна, имеющая тысячи обличий, — прими наши жертвоприношения».
Цели колдовства могли быть самые различные: месть, моление о благополучии близких, поиски вора или неблагожелателя и, наконец, предсказание будущего.
Предсказание судьбы по звездам, по линиям руки, на кофейной, гуще, по виду внутренностей животного, путем — истолкования бреда или галлюцинаций и многими другими способами — одна из главных задач магии. И всё это преспокойно дожило до второй половины XX века.
В трезвой и высококультурной Римской империи астрологи обладали большой силой. Опубликованные ими руководства были настольными книгами у патрициев и в особенности у их жен и дочерей.
Ювенал в одной из своих сатирических поэм советует избегать дам, сильных в астрологии. Они консультируются со звездами прежде, чем решиться на поездку к мужьям в армию или родную деревню. Если звезды разрешают это сделать, то они будут терпеливо ждать рекомендованного астрологом дня. Если они больны, то часы приема еды и лекарств будут взяты ими из книг по астрологии.
Но Ювенал напрасно смеется над одними лишь римскими дамами. История сохранила множество анекдотов, касающихся римских цезарей и чиновников, окружавших себя предсказателями судьбы всех мастей. Они им верили настолько, что запрещали простым смертным обращаться к астрологам из боязни, что судьба императора может таким образом стать известной их подданным. Император Тиберий, прибегавший к услугам астролога, чтобы выяснить, нет ли у него врагов среди приближенных, выслал из Италии около четырех тысяч предсказателей судьбы.
Откуда же такой успех астрологии? Ведь ясно, что они ошибались в своих предсказаниях значительно чаще, чем угадывали.
Конечно, это так. Но всё дело в том, что невыполнение прогнозов забывается, а удача становится широко известной. Кроме того, астрологи были достаточно умны, чтобы делать свои предсказания по возможности более расплывчатыми и украшать их многочисленными «если» дабы была возможность подвести свершившееся под формулу гороскопа и сохранить мосты для отступления.
Борьбу с магией начало христианство. Однако на самом деле эта война обернулась против магов и чародеев, а не против веры в чудеса. Иначе и быть не могло, поскольку в основе любой церкви лежат также чудеса.
Но новообращенные христиане не сразу освободились от веры в духов и демонов. В течение веков они продолжали верить в действенность амулетов, демонов, якобы способных принимать обличье животного, в возможность вызывать мертвых и вести с ними беседу, в возможность получать вести на расстоянии… Они отрицали магию как дьявольское занятие, но верили в нее с прежней силой и прибегали к ней, когда желание узнать свою судьбу или повлиять на нее становилось слишком сильным. Авторитеты церкви вынуждены были издавать законы, подобные следующему (конец IV века).
«Ни один человек независимо от его положения, ранга, рождения, состояния не смеет поклоняться идолам и приносить им жертвы… Тот, кто осмелился заколоть животное с тем, чтобы узнать судьбу по виду его внутренностей, будет рассматриваться как виновный в оскорблении величества…»
В VI-VII веках церковью, казалось бы, одержана победа. Триумф новой веры рассматривался как поражение дьявольской силы, но, конечно, не как разрушение веры. Напротив, рассказывалось, что демоны сбежали, испуская жалобные крики, покинули своих идолов, около которых они прятались, оракулы онемели, и воздух, заполненный нечистой силой, был очищен знаками снятого креста. История показывает, что произошла лишь смена форм. Существо оставалось тем же, и вера в сверхъестественное сохранилась практически в том же виде.
Странного в этом, конечно, нет ничего, так как нельзя бороться с суевериями, заменяя их господом богом.
И действительно, поскольку вера в ад была сохранена, то было вполне естественно оставить на вооружении заклинания против дьявольской силы. Астрологи и маги оказались в этом отношении гораздо более последовательными, чем церковь. Именно поэтому (правда, скрываясь и таясь) они продолжали практиковать свое искусство и находили без труда клиентов в любых слоях общества.
Напрасно церковь говорила, что прибегающие к услугам чародеев тем самым входят в общение с чертом и теряют свою душу. Простое любопытство, желание отомстить, разбогатеть, достигнуть власти — все эти чувства оказывались сильнее запретов церкви. И имеется бесчисленное количество доказательств, что маги, чародеи и предсказатели сохраняли свое влияние в ту эпоху, когда, казалось бы, от политеизма (многобожия) не осталось и следа. Запрет обратиться к тому, кто может сотворить чудо, оказался тщетным.
Да, вера в чудеса не покидала и отцов церкви. Фома Аквинский, на учении которого покоится современный католицизм, признает реальность колдовства, а ураганы и грозы считает делом рук скверных демонов.
Можно смело сказать про средневековую Европу, что она сохранила все суеверия времени политеизма. Их лишь обрядили в другие одежды, но сохранили прежние черты. Духам и божествам Востока и Древней Греции не было отказано в праве на жительство. Их низвели в ранг поверженных гениев, обладающих ограниченной властью, но способных делать людям лишь гадости.
Средневековая церковь признавала существование Юпитера, Меркурия или Венеры. Но не как богов, а как личин дьявола.
Вплоть до XVII века отношение к астрологии, магии и чародейству не претерпело существенных изменений. Пренебрегая велениями церкви, тайными науками занимались короли и сановники. Генрих IV и Людовик XIII — французские короли — прибегали к услугам астрологов, о чем поведал нам в своих романах Александр Дюма.
Перемена декорации началась тогда, когда на арену стало выходить естествознание. Под его давлением магические «науки» были изгнаны вначале из небесной механики (открытие Коперника подкосило астрологию), а затем из физики и химии. Магии ничего другого не оставалось, как укрепиться в физиологии и психологии — науках, менее изученных.
В XIX веке уже считалось неприличным для образованного человека верить в чертей и заклинания духов. Но вера в сверхъестественное и чудесное не была еще убита, поскольку физиологические и психологические явления были еще неясны. В этой области магия пышно расцвела под многими новыми названиями: оккультизма, теософии, метапсихологии.
В ход вошел «строгий» научный язык, имитирующий науку, эксперименты и демонстрации, глубокомысленные философские рассуждения. Но, несмотря на новые одежды, сущность магии осталась прежней: признание нематериального мира, в той или иной степени способного вмешаться в дела природы и человека и нарушить таким образом законы их существования.
У новой магии много школ и направлений. Одни ее адепты представляют себе нематериальный мир в виде душ мертвых, гуляющих по загробной вселенной. Иные полагают, что он существует в виде астральной материи, элементами которой являются человеческие мысли, живущие отдельно от породившего их мозга.
Поскольку эта стадия развития магии совпала с эпохой, когда публикование книги стало простым делом, то, несмотря на сокращение тематики, магия резко расширила поле своей деятельности, и «просветительская» работа ее сторонников стала проникать в гущи народные. Число книг по оккультизму, метапсихологии и прочему подобному бреду достигает фантастических размеров. Однажды я пришел в Ленинскую библиотеку выбрать две-три книги по оккультным наукам, чтобы рассказать о них читателю. Меня оторопь охватила, когда передо мной поставили три полных ящика библиотечных карточек. И это при условии, что уже лет сорок по вполне понятной причине эти ящички не пополняются — мы, к счастью, подобной литературы не издаем и из-за границы ее не выписываем. А что было бы, если бы ящики дополнить всем, что издается в этой области до сего времени во всем мире? Число карточек удвоилось бы или утроилось.