– Давай, Коленька, в «Зурбаганчик» заскочим. Покушать время. Да, какая интересная нынче жизнь. И главное, Коленька, никому нельзя верить, никому. Даже себе.
   При этом человек извлек из бардачка кассетный магнитофон и остановил запись.
   – Хе-хе. Люблю молодых и глупых. Кого-ток увяз, всей птичке кранты. Верно, Коленька?
   «Секретно. Экземпляр единственный. Принял Белкин.
   Агент Цыплаков.
   Дата. Место встречи обусловлено.
   Источник сообщает, что новых данных о причастных к убийству Мотылевского им не получено. Тем не менее, источнику удалось наладить контакты в группировке Шалимова, и не исключено, что в ближайшее время информация появится. Также источник сообщает, что в одном из подвалов в районе метро проживают два БОМЖа, которые употребляют наркотики.
   Задание. Продолжайте».
   Вернувшись из дежурной части РУВД, Белкин набрал номер своего приятеля из РУОПа.
   – Витек, я снова по Мотылевскому. Нет от «братвы» покоя ни светлым днем, ни темной ночью; Знаешь, на Гороховой ресторация есть, «Огонек»? Это, случайно, не Покойного «папы» вотчина?
   – Я на память сказать не могу, если хочешь, уточню. Но, кажется, нет, он в том районе не тусовался.
   – Еще проблема, Витек. У вас много фоток всяких. Если скажешь, что нет, не поверю.
   Любите вы на кнопочку подавить. Может, даже видеозаписи найдутся. Как бы поглядеть?
   Само собой, не всю коллекцию. Только то, что относится к любимым моим командам – Шалимова и Мотылевского.
   – Вовчик, то, что есть у меня, я тебе, конечно, покажу, это мои личные сбережения, и я ими как хочу, так и распоряжаюсь. Что касается остального массива, забитого в компьютер, сам понимаешь… Лучше официально.
   – Официально долго. Мне позарез нужно. Срочно.
   – Есть выходы?
   – Кое-что выплывает, без всякой конкретики пока. Есть свидетель, видевший киллера.
   Вполне возможно, из шалимовских бойцов. Надо бы фотки показать накоротке.
   – Хорошо, я постараюсь подобрать что-нибудь. У нас, сам знаешь, конспирация до третьего колена. Не шибко поспрашиваешь.
   – Да, понимаю. Полное блюдце секретов.
   – Чего, чего?
   – Так, поговорка одна. Ты не слышал, кто там на место Мотылевского метит? Все ж в «семье» не без «папы».
   – Не слышал. Это генсеки сразу в кресло садились, а у «братвы» такое кресло дороговато стоит. За него повоевать требуется. Хотя бы для проформы.
   – Хорошо, Витек, я завтра Перезвоню и подскачу. Бывай.
   Белкин положил трубку. Маловато времени. Неделька. Завалят мотылевские ребята невинного Шалимова и даже не извинятся. Потом шалимовские возьмут в руки, стрелковое оружие, сядут в джипы и покрошат штучек пять-десять мотылевских «быков».
   Ну, и те не простят подобной подлянки. Пока руки держат шашку, пока есть в жилах хоть капля крови, пока портит воздух хоть один враг, пока есть у врага хоть один не расстрелянный и не взорванный «Мерседес», не будет ему покоя…
   Такой разворот событий вполне реален. В Москве сами собой ликвидировались две крупнейшие группировки. И тоже началось с убийства лидера. В некоторых, особо демократических газетах двигались смелые версии, что ФСК и милиция спокойно взирали на войну команд, даже не пытаясь вмешиваться. И не свидетельствует ли это о том, что конфликт был спровоцирован самими органами, дабы таким способом покончить с организованной преступностью?! Все на поимку ментовских провокаторов!
   Белкин достал баночку с кофе и воткнул чайник. Петрович ушел пить пиво, Казанова отсыпается. Ночью нашли забитого насмерть мужчину. В канализационном люке. Кто-то шизовал, Казанова крутился до утра. Прощаясь, сказал, что дельце не глухое, можно поднять, только нужно время. Время, время. Всем нужно время.
   Белкин посмотрел на блюдце. Затем принялся суммировать в голове разбросанные по разным углам факты, пытаясь получить единую картинку.
   Мотылевского валят на конспиративной квартире. Круг знавших адрес? Неизвестен.
   Валят накануне решающей встречи по поводу дележки доходов от открывшегося борделя. Не раньше, не позже. Вызывают по телефону. Возможно, по телефону. Звонок в «Ромашку» еще ни о чем не говорит. После убийства в милицию приходит Шалимов и просит найти доказательства его невиновности. Не означает ли это, что сам он и убил конкурента?
   Спустя какое-то время он сдает Рашидова-Таблетку, якобы бывшего члена «семьи»
   Мотылевского, отстраненного шефом от дел и имеющего обиду на «папу». Это подтвердилось? Нет, это не подтвердилось.
   Был ли Рашидов в команде Мотылевского, действительно ли последний обидел его?
   Это не есть факт, месье Дюк. Имеются еще хоть какие-нибудь улики на Таблетку? Ничего.
   А тот звонок? От Шалимовского зама? Как же он сказал? «Вам достаточно только поговорить с ним». Только поговорить… Только поговорить, чтобы расколоть на убийство авторитета, не имея при этом никаких других улик!
   «Я не видел еще таких идиотов, которые бы после разговора признавались в подобных вещах. Черт, я сам полный идиот. „И за услуги вы получаете десять тысяч долларов“.
   Они же нашли элементарного «козла отпущения». Который бы действительно признался!
   А если бы в дальнейшем возникли какие-нибудь нестыковки, то дыры залатались бы с помощью баксов. Я б сам их и залатал. Не начальство, не прокуратура. Я бы грыз зубами землю, и никто бы не удивился! Опер честно выполняет свой долг. Умница, молодец, отметим в приказе!
   Вот почему они пришли ко мне! Поработайте, Владимир Викторович, поработайте, это ваши прямые обязанности. Очень меткий удар! Если б Таблетка раскололся, я что, стал бы доказывать его невиновность? Нет, я бы посадил его. Стопроцентно! И автоматически снял бы с Шалимова подозрения.
   Но Таблетка умирает и умирает, скорее всего, не сам. Что может означать только одно:
   Кто-то не хочет, чтоб с Шалимова снимались подозрения. Стало быть, Шалимов действительно не имеет к убийству никакого отношения. Ему просто сделали серьезную предъяву, и он попытался обставиться. И в свете всего сказанного напрашивается второй вывод. Ни о какой дележке доходов не может быть и речи. Провоцируется столкновение лбами двух крупнейших группировок города! А чтобы решиться на такое, надо иметь очень серьезный мотивчик. Очень! Не приказ какого-нибудь маразматика-генерала покончить с организованной преступностью, а что-нибудь покруче.
   Мой загадочный знакомый Игорь Королев имеет такой мотивчик. Может, еще кто имеет, но я пока нашел только Игорька. И самое главное. Про этот мотив, я уверен, не знают ни шалимовские, ни мотылевские бойцы».
   Вовчик выпил кофе и поехал в исполком того района, где когда-то жил Королев.

Глава 12

   На следующий день Вовчик и Витек, менты двух пока дружественных ведомств, сидели друг против друга в одном из кабинетов Большого дома и рассматривали картинки.
   – Здесь качество плохое. Снимали в темноте, из машины. Тут лучше, это сами бандюги фотографировали на «полароид», а мы после задержания изъяли.
   – Где это?
   – На Васильевском, в кабаке. Чей-то день рождения.
   Белкин взглянул на следующую фотографию. Рядом с респектабельным, седовласым дядькой, облаченным в строгий смокинг с отливом, стоял какой-то гопник лет сорока в драном спортивном костюме, с огромным крестом на дохлой груди, исколотой шедеврами нательной живописи. Руки тоже отливали синевой. Парочка явно контрастировала.
   – Кто это?
   – Так, шелупонь. Бывшая и настоящая. Не заслуживает внимания. Урки.
   На следующей фотографии молодая четверка позировала перед объективом, обнявшись за плечи. Братки. Особенно хорош крайний слева. Засандалит картечью из помпухи и глазом не моргнет.
   – Тоже мелочь. Вот эти двое уже на том свете, а оставшуюся пару ловят за их убийство.
   Витек достал новую пачку фотографий из сейфа.
   – Это поинтереснее. Здесь только шалимовские. Вот он сам.
   – А это где?
   – Презентация какого-то общества закрытого типа. В «Невском паласе». Смотри, узнаешь кого-нибудь?
   Белкин увидел лица известных всему Питеру людей – тележурналистов, работников мэрии, любящих давать интервью, и известных артистов.
   – Это, кстати говоря, абсолютно открытая съемка. На презентацию была приглашена пресса. Наши тоже сходили. Под видом журналистов. Шалимов основной учредитель общества. Тут много его ребятишек. Кружочками обведены. Как дети малые, любят перед объективами покривляться. Вот этот четырежды судимый.
   Среди гостей Белкин разглядел обоих замов по экономической линии.
   – Это тоже его? – указал он на Дениса-Тутанхамона.
   – Да, телохранитель. Вот это адвокат, тоже весьма высокого уровня.
   – А данные на всех есть?
   – Нет. Документы стремно было проверять, испортили бы вечеринку.
   – Здесь добрую половину можно не глядя в «Кресты» отправлять, не ошибешься.
   – По сути дела, да. Но, как Жеглов говорил, на лбу у них не написано, что они бандиты и убийцы. Вот, кстати, еще один интересный кад-рик. Наши пересняли все их «тачки». Тоже ведь пригодиться может. Большая половина оформлена на организации. Ну, это обычное дело, чтобы не конфисковали.
   Мы как-то арест на имущество одного авторитета накладывали. Он из кабаков не вылазил, «тачки» менял через неделю, а конфисковали, знаешь, что? Старенькую радиолу на лампах, которая пылилась в комнатке, где он был прописан. Вот это, говорит, и есть все мое имущество. Одна в жизни отрада – музычка. От папы в наследство осталась. А вы и ту конфискуете, душегубы.
   – Я могу взять на время эти фотки?
   – Бери. Можешь даже себе оставить, я еще нарисую. Шучу, просто у нас негативы есть.
   Тут, конечно, не все его головорезы, и вряд ли твой свидетель опознает киллера. Как раз этот контингент не очень любит позировать. Тут верхушка.
   – Скоро методсовет по этому убийству, надо хоть что-то в корочки положить.
   – Понимаю. Нас тоже, наверное, пригласят.
   – У вас-то ничего не мелькало?
   – Не знаю. Может, у кого-нибудь что-нибудь имеется. Но мы тоже общество закрытого типа. Никто не будет бегать по коридорам и орать: «Ура, ура, я знаю, кто грохнул Мотылевского!». В кулуарных же беседах все склоняются, что это работа Шалима.
   Странно, вот она братская жизнь. Раньше ведь в корешах ходили. И начинали на пару.
   – Как? Шалим с Мотылем были приятелями?
   – А ты что, не знал? Они и сидели как соучастники. Уже потом не поделили что-то. Не поделить всегда найдется что. Скорее всего, один не хотел быть вассалом другого.
   Кресло всего одно. Когда Мотылевский, а может, Шалимов отпочковался, начался раздел «земли», «общака», а тут без стрельбы не обойтись.
   Год назад где-то они сильно повздорили из-за трех студенческих общаг, стоявших как раз на границе. В общагах хорошо шел сбыт наркотиков, каждый хотел взять под контроль такой лакомый кусочек. В итоге по три трупа с каждой стороны. Так что бандитская дружба крепка до поры до времени, пока не появится какой-нибудь денежный клин.
   – Погоди, в девяносто третьем они еще корешили?
   – Ну, точной даты их развода настольные календари нам не сообщают, но, по-моему, как раз в это время у них пошли запутки. И дело шло к логическому концу. Рано или поздно это бы случилось.
   – Шалиму от этого сейчас не легче.
   – Выкрутится. Это хитрая лисица. Везде свои люди. Он сейчас в депутаты метит.
   Получить иммунитет.
   Вовчику это польстило. Скоро и у него в депутатском корпусе будут знакомые.
   – Ладно, спасибо, Витек. – Белкин собрал фотографии в «дипломат».
   – Да не за что.
   Белкин поднялся, протянул Витьку руку и ухмыльнулся.
   – Депутат, значит… Хе-хе…
***
   Ровно без четверти шесть, когда, улицы города максимально заполнены транспортом всех сортов и марок, ничем не выделяющийся старенький «Москвич» белого цвета втиснулся в рядок машин, припаркованных в центре небольшой площади, и там остановился. Пассажир и водитель из машины не выходили.
   – По-моему, мастер, мы выбрали не самое удачное место. Обзор как на ладони, – оглянулся по сторонам пассажир.
   – Самая лучшая конспирация – отсутствие ненужной конспирации. Не волнуйся, у меня никогда не бывает проколов.
   – Вы плохо знаете Питер. Это большой город.
   – Для меня это не имеет значения. Принципы работы одинаковы везде. Имеет значение сумма. Но об этом после. Слушаю тебя.
   Собеседник, к которому были обращены последние слова, протянул листок, на котором был отпечатан текст.
   – Здесь все. Запомните и листок верните мне. Я постарался максимально детализировать условия.
   Водитель взял бумагу и углубился в чтение. Ему было где-то в районе тридцати пяти.
   Незапоминающаяся внешность соответствовала весьма скромной одежде пиджачок, однотонная темно-синяя рубашка, вытертые джинсы. Этакий отмолотивший смену работяга, направляющийся на огород к жене и детишкам.
   Он быстро закончил чтение.
   – Работа сложная. Обрати внимание на эти пункты. – Он показал пальцем нужную строку. – Но имеется масса сведений, которых мне не придется добывать самому. Они достоверны?
   – Абсолютно.
   – Хорошо. Второе – сроки. У меня, как я вижу, не так много времени.
   – Поэтому-то мне и порекомендовали вас.
   – Клиент высокого ранга, я никогда бы не взялся за работу, если б не был уверен в человеке, предложившем мне ее. Понимаешь? Я работаю прежде всего на него.
   – Я тоже.
   – Держи, я запомнил. Только, Бога ради, не играй в шпионов и не жги ничего в машине.
   Когда выйдешь, разорви и выкини в любую помойку.
   – Я понял. Скажите, я могу положиться на качество работы?
   – Глупый вопрос. Я никогда ничего не гарантирую. Все может случиться. Но до сегодняшнего дня я не допускал брака.
   Водитель завел двигатель и выехал на проспект.
   – Где тебя высадить?
   – У «Астории», это рядом с Исаакием.
   Водитель не ответил. Минут через десять, проехав по самому короткому пути, он притормозил у дверей отеля.
   Пассажир положил на «торпеду» пару купюр и, не говоря ни слова, вышел. Никто из прохожих не обратил внимания на эту обычную сцену – человека подкинули, заработав на бензин.
   Пассажир прошел метров сто по уходящей от отеля улице и вновь открыл дверь машины. Опять-таки весьма непрестижной марки. На сей раз он сел на заднее сиденье.
   – Как дела, Игорек? Все в порядке?
   – Да, благодарю, Павел Николаевич.
   В машине, кроме Павла Николаевича, сидел водитель.
   – Тебя подвезти?
   – Да, домой.
   – Хорошо.
   Павел Николаевич кивнул водителю, тот вырулил с разрисованной белыми полосами парковочной зоны.
   Затем пожилой человек достал портсигар и прикурил папиросу.
   – Я должен вам что-нибудь? – спросил Игорь.
   – Ты постоянно задаешь этот странный вопрос, Игор„к.
   – Потому что это стоит денег.
   – Брось, мой мальчик, забивать голову ненужными мыслями. Я не люблю заниматься благотворительностью, пуская пыль в глаза мировой общественности, но я никогда не забываю про свои неоплаченные векселя. Какова бы ни была сумма, пусть даже такая мизерная.
   Павел Николаевич улыбнулся. Затем провел морщинистой, со вздутыми венами рукой по бело-желтым волосам.
   – С годами становишься сентиментальное, Игорек, как это ни странно. И это не так плохо, мой мальчик. Перед дальней дорогой думаешь только о том, что останется позади. Плохо, когда одни камни.
   Павел Николаевич затушил окурок.
   – Сюда.
   Машина остановилась.
   – До свидания, Игорек. Ты знаешь, где меня найти.
   Павел Николаевич протянул руку.
   – Да, еще раз спасибо.
   – Перестань, Игорек. Ты меня нисколько не стеснил. И не беспокойся больше об этом.
   Он никогда не ошибается. Если, конечно, не случится чудо. Но чудес, к счастью, а может, к сожалению, не бывает. Да, чудес не бывает.
   Машина затормозила, Игорь вышел.
   Павел Николаевич взял с «торпеды» свой портсигар ручной работы, обрамленный по периметру настоящими бриллиантами, переложил его в карман потертого пиджака и вполголоса то ли водителю, то ли самому себе сказал:
   – Какая редкая удача, что у твоих противников есть такие замечательные враги. Они все сделают сами. Тебе остается только немножко им помочь…

Глава 13

   Петр Егорович сдвинул очки на нос и посмотрел на Белкина:
   – Володя, вы уверены, что он должен быть здесь? Виноват, но фон несколько необычен.
   – Не уверен. Мало того, если он тут и есть, то так просто вы его не узнаете. Он мог изменить внешность. Отрастить усы, надеть очки… Я к вам поэтому и приехал. Вы знали его двадцать лет и можете опознать в любом, так сказать, виде. Смотрите, смотрите…
   Петр Егорович вновь начал перекладывать фотографии.
   – Мать честная, а это кто? Знакомое лицо.
   Белкин заглянул через плечо пенсионера:
   – Артист Баклажанов.
   – Точно ведь. Да не может здесь быть Игорька, он же никто, а тут публика какая!
   Белкин стоял у окна, постукивая пальцами по подоконнику.
   – Садись, Володя, стульев, что ли, нет?
   – Ничего, насижусь еще.
   Пенсионер отложил фотографии, сделанные внутри «Невского паласа», и перешел к уличным.
   Вовчик уловил резкий вздох Петра Егоровича, потому что, не отрываясь, смотрел на лицо пенсионера:
   – Что?!
   – Я не знаю, но…
   – Это он?!
   – Понимаете, я плохо вижу, очки слабые…
   – Вы узнали его? Который? Петр Егорович, ну!
   – Вот этот, что садится в машину. Я не могу представить. Почему же он ни разу мне не позвонил?
   – У него не было жетона.
   Петр Егорович снял очки и уставился на свой люк.
   – Володя, открой, пожалуйста, пусть поллитра зашлют.
   – Может, не стоит?
   – Стоит, стоит. Значит, тогда, на Гороховой, мне не показалось. Что же он?.. Я ж как отец ему…
   Белкин рассматривал фотографию. Молодой, крепкий парень в строгом костюме открывал или закрывал двери «иномарки». Внутри «Паласа» он ни разу не попал в объектив. На улице, вероятно, его щелкнули аппаратом с сильным приближением, с противоположной стороны Невского. Номер машины просматривался не полностью.
   «Иномарка» стояла несколько особняком и попала в срез кадра.
   Белкин пересмотрел другие фотографии. На них машины не было вовсе. Фотограф оставил ее без внимания, как не участвующую в происходящих событиях.
   Модель все же удалось рассмотреть. Черная «Мазда», не очень престижная «тачка», если, конечно, сравнивать со стоящими перед входом.
   – Он сильно изменился?
   – Нет, почти нет. Только волосы. Раньше он был русым.
   Володя нагнулся к люку. Из нагрудного кармана белкинской рубахи на пол вывалился нож-расческа, найденный в квартире Рашидова. Вовчик проворчал что-то и убрал расческу в карман.
   – Погоди, Володя…
   – Что?
   – Это, это нож?
   – Нет. – Белкин извлек расческу и нажал на кнопочку.
   – Можно посмотреть?
   – Да, пожалуйста. Зоновский сувенир, один чудик подарил, ныне покойный. У меня много таких игрушек. На зоне иногда настоящие шедевры делаются. Это-то так, баловство.
   – А тот, который покойник… Откуда у него эта расческа?
   Белкин выпрямился:
   – Петр Егорович, вам что, знаком этот сувенирчик?
   Пенсионер положил сувенир на стол и, опять уставившись в люк, пробормотал:
   – Это расческа Игорька…
   Белкин не удержал крышку люка и после ее громкого падения произнес весьма содержательную фразу:
   – Да-а-а?!
***
   Утром следующего дня Белкин сидел в аппаратной вычислительного центра ГАИ, ожидая ответа на поставленную компьютеру задачу.
   Программистка, приятная и общительная женщина, щелкала клавишами и постоянно шутила, разговаривая не то с опером, не то с компьютером. Белкин мрачно рассматривал висящий на стене напротив рекламный плакат «Херши». Приемник выдавал красивую мелодию.
   – Володя, тебе нравится Стинг?
   – Кто?
   – Который поет.
   – А… Не знаю, я не увлекаюсь.
   Женщина замурлыкала вместе со Стингом:
   – «Мазда», «Мазда», цвет черный… Люблю я ваши головоломки, ребятишки. Иногда такое задаете…
   – Очень надо.
   – Само собой… Ну, старушка, думай, думай, Ага, посмотрим. Кое-что есть. Позишн намбер уан. Вот твоя «Мазда». Черная, номер, год выпуска. Хозяин – акционерное общество «Ракушка», адрес – Васильковая, 8.
   – «Мотыльки», «Ромашки», «Огоньки»… Просто ангелы небесные… Что, это все?
   – Да, конечно. Съезди на Васильковую, узнай, кто управляет «Маздой».
   – Напрасно прокачусь. Знаю я эти «Ракушки-Ромашки». Одно из двух – либо какой-нибудь барак с БОМЖами, либо, наоборот, заведение, куда без сопровождения ОМОНа лучше не заходить. А то мигом «раком» сделают. Я, видишь ли, Надя, не героический парень, как ты, наверное, думаешь. И в том, и в другом случае данные водителя я вряд ли узнаю. Н-да, слабовата ваша техника. Я надеялся получить все, вплоть до содержания гемоглобина в крови и пробы на реакцию Вассермана.
   – Погоди, я могу прокинуть машину по административной практике. Если ее хоть раз задерживали и составляли протокол о нарушении, данные водителя есть в компьютере.
   Посиди, сейчас посмотрим.
   Надя вновь повернулась к компьютеру.
   – Ага, вот он, наш голубчик. Превышение скорости. А ты обижался на мою красавицу. Записывай.
   Белкин взглянул на экран.
   «Да, пожалуй, парень не успокоится, пока не перебьет всех».
   Игорь Королев превратился в Игоря Стасова, взяв себе фамилию убитой в девяносто третьем году невесты.
***
   Казанова стоял перед висящим на стене треснувшим зеркалом и, поворачиваясь в разные стороны, довольно бубнил:
   – Классно! Представляете, сама связала. Мне еще ни одна женщина таких подарков не делала Петрович, как?
   – Здорово.
   – Глянь, видишь, вышивка на груди? Это картуш, египетский наворот. Внутри иероглифами вписано мое имя. А это – ключ, символ жизни. Круто, да? Ирка сама связала.
   Костик радовался, как ребенок, еще раз повторив, что Ирка связала свитер сама.
   – Я ей тоже что-нибудь подарю. Что ей подарить, а, мужики?
   – Тоже что-нибудь свяжи.
   – Я, кроме рук, ничего не вязал.
   – Ну, купи тогда. Вон, в универмаге. Влетел Гончаров.
   – Мужики, труба! Маньяка повязали!
   – Точно?
   – Точно! Я только что из отдела. Участковый зацепил. Почти с поличным. Тот снова на охоту вышел, опять со своей сучкой. Васька из-за собачки его и тормознул. А у того «перо» на кармане выкидное. Васька его на прицел и в отдел, к Музыканту. А Серега с помощью своей шкатулочки его и раскрутил! Знаете, кем оказался? Продавцом пива в ларьке. Так что с Портером немножко промахнулись.
   – А с крышей как?
   – Течет со всех щелей. С десяти лет на учете.
   – И что поясняет?
   – Очень стесняется девушек. Все никак не решался познакомиться. Постоит, помнется, а потом в обидку впадает. И за нож.
   – Да, повезло, стеснительный наш еще долго мог стесняться.
   – Ну, насчет везения это вопрос спорный. Васька, между прочим, уже второго маньяка берет. Он ведь мог и не тормозить этого собачника. На фига лишние хлопоты?
   – Все равно прозаично. Безо всяких схем, чертежей, психологических анализов и глубоких теорий. Шел по улице и задержал. Не суперполицейский с «Магнумом» под мышкой, а обычный участковый. Как-то неинтересно.
   – Там сейчас газетчики понаехали, телевидение. Завтра опять пурги нагонят. А Музыкант совсем с ума спятил. Вмазал стакан, заперся в кабинете и песни распевает!
   Просекаете? Точно чокнутый!
   – И что поет?
   – Что-то на английском, кажется, «Битлов».
   Белкин усмехнулся.
   – Серега – счастливый человек. Просто многим не понять его счастья. Его счастье не купить ни за какие деньги.
   Таничев кивнул Белкину:
   – Володь, выйдем на минутку.
   Белкин вышел вслед за Петровичем на улицу.
   – Чего, Петрович?
   Старший убойщик достал папиросу.
   – Херово дело. Звонили из РУВД, на Казанову возбудили статью. Я не хочу ему говорить. Он сейчас тоже весь от счастья млеет, со своим свитером…
   – Ну, блядство… Может, прекратят?
   – Не знаю. Следачка нормальной теткой оказалась, она материал отказала, мол, все правомерно. Это в горпрокуратуре отменили, возбудили статью и дело себе оставили.
   Следачке тоже вставили. Мол, вы обязаны бороться с преступниками, а не покрывать их.
   И наши туда же. Но мне даже не из-за этой весточки «доброй» позвонили. Просят, чтоб я уговорил Казанову накатать рапорт на увольнение задним числом. За день до стрельбы.
   Перестраховщики. Как у него в таком случае табельный ствол оказался? А, тоже что-нибудь придумают. Пошли они… Сами пускай уговаривают.
   – Тьфу, – сплюнул Вовчик под ноги. – Казанова преступник. Совсем спятили. Так бы на бандитов дела возбуждали.
   – Ничего не попишешь. Политика – дело грязное. Игрища на свежем воздухе.
   – Что ему светит?
   – Смотря какая установка. Я ничего не исключаю.
   – Где справедливость, Петрович? Казанова скоро как червонец в ментуре. И что он нажил? Кишки распоротые да больное сердце. Молодой мужик, а ходит с пилюлями в кармане. Вон, суки молодые приходят, через год «тачки» да квартиры покупают, твари продажные, и здоровы, как кабаны… Ненавижу! Где справедливость, Петрович?
   – Не знаю, Володя.
   Белкин не успокаивался:
   – Когда мои новые соседи узнали, что я мент, перестали со мной здороваться. Мне, конечно, плевать, переживу, но почему так?! Из-за этих продажных сук ментура превращается в помойку, в которую плюют все кому не лень! А на тех, кто пытается вытянуть ее из этой помойки, поборники законности возбуждают дела. Свои же просят уволиться, чтобы прикрыть задницу. Ненавижу!