УАЗик развернулся и, выпустив в атмосферу черную струю дыма, выскочил с милицейского двора на проспект.
Музыкант сплюнул в форточку:
– Ох, я с бодуна, вчера оттянулись слегонца. Тяжеловато, не протаранить бы кого.
– Да ты уж постарайся.
– Постараюсь. Этого только мне не хватало. Дежурный, наверное, уже руководству названивает. На сколько мы там зависнем?
– Откуда ж я знаю? В один конец час…
– Бензина только б хватило. Да, пахнет финиками. Накормят по самые «помидоры».
– Куда ты? «Кирпич» же!
– Это для фраеров «кирпич». Здесь большой угол срежем. Ты не воспринимай все буквально, Паша. Когда я вижу знак «Ограничение скорости» или «Обгон запрещен», для меня это означает одно – если не повезет, можно в лепешку разбиться.
– Да, тогда действительно не следует обращать внимания на эти глупые картинки.
Паша показал пальцем на знак «Ограничение скорости до двадцати километров в час».
Музыкант кивнул, сбросив скорость со ста до девяноста.
– Кстати, ты хоть посвяти в проблему. Вы, убойщики, скрытные какие-то, сплошные секреты…
– А я разве не рассказал?
– Хе-хе, кроме того, что тебе позарез нужна тачка для поездки во Всеволожск, я ничего не слышал. Ты крыльями больше махал, как страус: «Вилы, вилы…». Охота все-таки знать, из-за чего я завтра схлопочу по «шапке» от «папы». Всего-то шестьдесят километров, право, какие пустяки. Всеволожск…
– Езжай по Мурманскому, так короче.
– Да уж разберусь. Ну что, старый? Ты от «базара» – то не увиливай.
– Помнишь подъезд, куда пошел этот козел с болонкой после седьмого эпизода? Где со смертельным?
– Конечно. Мне ж первому бабка его показала.
– Там, в подвале, я нашел зарубленную болонку и красную куртку. Они были зарыты в песок. Может, там есть еще что типа парика и бейсболки. Я не очень-то копался. Воняло сильно. Потом с понятыми пороемся.
– Да ну?! Лихо! Он что, каждый раз новую собачку заводит? И куртки меняет, как папа Карло?
– Нет, Серега. Настоящий маньяк не имеет к этому убийству никакого отношения.
– Ничего не пойму. С чего ты взял?
– Просто применил основной принцип Петровича: «Никому не верь!». Сегодня я съездил на кондитерскую фабрику, где работала Полина.
– Ну и?
– У ее напарницы муж работает постовым. Ориентировку с приметами маньяка заставляли заучивать каждого сотрудника. Постовой пересказал ее жене. Из добрых побуждений: мол, будь осторожна. Та из тех же добрых чувств предупредила Галину. Тем более, что придурок орудовал в ее микрорайоне. Галина, в свою очередь, тоже поделилась…
– С кем?
– С тем, кто убил ее. Со своим сожителем-мужам. Который любит ее до беспамятства.
– И за что он ее?
– Пока не знаю. Вероятно, повод был серьезный. Какая крутая обстава, достал где-то болонку, парик…
– Это как раз мелочи. Подошел к любому универсаму, подождал, когда какая-нибудь бабуля своего Бобика к перилам привяжет, а сама за хлебом уйдет, и вперед, шавку под мышку и в ближайший двор. А парики – вон, у метро в полный рост. Хошь – мужской, хошь – женский…
– Причину убийства может знать один человек, некая Людмила Ивановна, ближайшая подруга Галины. Вчера она побывала в квартире, а сегодня поехала во Всеволожск. Часа три назад. Вряд ли она собралась подышать чистым воздухом Ленинградской области. Я опасаюсь, что она вознамерилась с предъявой к этому сожителю заявиться. Вопрос – на фига ему такой свидетель, а? Только, Серега, не добавляй газу, мы и так чуть не протаранили две машины.
– Хе, прямо детектив.
Машина выскочила на пригородную трассу, миновала пост ГАИ и, не снижая скорости, помчалась дальше. Трасса была хорошей, Серег а занял левый ряд и врубил мигалку.
– Минут через двадцать будем.
– Скорее всего, болонку он накануне где-нибудь спрятал, может, в том же подвале.
Когда Галина ушла на работу, а Лена – в школу, он перенес собаку домой. Лена в тот день должна была идти на день рождения к однокласснице, прямо после школы. Он знал об этом, .девочка готовила вечером подарок. Галину этот ухарь ждал дома, зная время ее возвращения. Увидев ее в окно, он нарядился и встал возле лифта. Дальше действовал, как настоящий маньяк: четыре удара, один в сердце. Галина и закричать, наверное, не успела. «Ой, Андрюша, ты?» «Я, Галя, я…» Педик сраный…
– Да, кстати, настоящего ни в одном случае не видели в бейсболке.
– У бейсболки длинный козырек, хорошо скрывает лицо. Кроме того, он не убегал, а уходил, чтобы свидетели запомнили одежду. В подъезде он спустился в подвал, убил собаку заранее приготовленной лопатой и зарыл свои декорации в песок. Лопата там же, в подвале.
– Живодер, я его научу любить животных. Лишь бы хапнуть.
– А потом с невинной рожей явился домой и пустил слезу.
– У него ж вроде алиби.
– Херня у него, а не алиби. Не владеет он компьютерной грамотой, деревня.
Серега не стал ничего уточнять. Они подъезжали.
Петрович сел на стул.
Начальник районного уголовного розыска достал сигареты.
– Я, Иваныч, не понимаю, при чем тут обстановка. Что, менты стреляют мало? Наши вон сколько палят.
– Да, стреляют, но ты не путай ситуации. Казанцев был не при исполнении, да и не это главное…
– У него есть разрешение на постоянное ношение. Зачем оно ему тогда нужно?
– Петрович, ты не толкуй мне прописные истины. Я тебе про другую обстановку в районе говорю…
Таничев тоже закурил. Начальник был его ровесником, они начинали когда-то в одном отделении, поэтому обращались друг к Другу на «ты». Петрович частенько узнавал у шефа новости, не предназначенные для других ушей.
Шеф мрачно взглянул на старшего убойщика.
– Боюсь, Петрович, там такого шанса не упустят. Даже если Казанцев тысячу раз прав.
Палец показал в потолок.
– Я ж тебе не просто так про обстановку заикаюсь. Виктор Михайлович на волоске, сам знаешь. Малейший повод… Скажу по секрету – претендент имеется.
Таничев усмехнулся. Начальник РУВД, Виктор Михайлович, действительно висел на волоске. Не сошелся с Главком по нескольким вопросам. И дело вовсе не в том, что райотдел плохой, были в городе гораздо хуже. Дело прежде всего в том, что на местах должны быть свои люди. По возможности свои. Которые поведут правильную политику.
Правильную, то есть нужную.
По слухам, Виктор Михайлович занимал неверную позицию и с нужного курса постоянно сбивался. Поэтому на него копали. Чтобы заменить. Копали, видимо, удачно, в течение месяца он получил два крупных взыскания-строгача и неполное служебное.
Парочка проведенных проверок выявила недостатки в руководстве личным составом.
Очень плохо, Виктор Михайлович. Смотрите, не дай Бог что…
Бог дал.
Петрович не удивился. Жизнь побила .ключом. «Никому не верь!»
– Слышь. Иваныч. Парня жалко. Неужели не вытянем?
– Сделаем все. что можно, о чем речь? Но ты не забывай, чтоб начальника райотдела скинуть там надо усмотреть нарушение. Даже если все было по закону. А раз нарушение, значит, статья. А в данной ситуации нарушение усмотреть элементарно.
Забыл сказать: «Стой, стрелять буду» – и пожалуйста.
– Н-да…
– Мне сразу не понравилось сегодняшнее общение с прокуратурой. Тем более ребята местные сказали, что она к ним вполне лояльна. И раньше закрывала глаза на более серьезные вещи.
– Ты что. думаешь, им велели возбудить на Казанову дело?
– Ну, впрямую вряд ли. Все ж другое ведомство…
Таничев больше ничего не уточнял и не переспрашивал. Пушечное мясо всегда было, есть и будет. Чем-то нужно кормить акул, чтоб акулы не съели тебя самого.
Проторенная дорожка. И главное, бесконечная.
Таничев поднялся.
– Ты к себе или домой? Могу подкинуть.
– К себе. Гончарова дождусь. Где-то завис по маньяку.
Не простившись, Петрович вышел из кабинета.
«Фигово, Казанова. Тобой собираются кормить акул. Чтоб они подавились. Так что, Костик, не жди объективного подхода и не верь ласковым речам. Ты один. Ты совершенно один. Против своих и против чужих. И рассчитывай только на себя. Удачи тебе, парень…»
Глава 7
Глава 8
Музыкант сплюнул в форточку:
– Ох, я с бодуна, вчера оттянулись слегонца. Тяжеловато, не протаранить бы кого.
– Да ты уж постарайся.
– Постараюсь. Этого только мне не хватало. Дежурный, наверное, уже руководству названивает. На сколько мы там зависнем?
– Откуда ж я знаю? В один конец час…
– Бензина только б хватило. Да, пахнет финиками. Накормят по самые «помидоры».
– Куда ты? «Кирпич» же!
– Это для фраеров «кирпич». Здесь большой угол срежем. Ты не воспринимай все буквально, Паша. Когда я вижу знак «Ограничение скорости» или «Обгон запрещен», для меня это означает одно – если не повезет, можно в лепешку разбиться.
– Да, тогда действительно не следует обращать внимания на эти глупые картинки.
Паша показал пальцем на знак «Ограничение скорости до двадцати километров в час».
Музыкант кивнул, сбросив скорость со ста до девяноста.
– Кстати, ты хоть посвяти в проблему. Вы, убойщики, скрытные какие-то, сплошные секреты…
– А я разве не рассказал?
– Хе-хе, кроме того, что тебе позарез нужна тачка для поездки во Всеволожск, я ничего не слышал. Ты крыльями больше махал, как страус: «Вилы, вилы…». Охота все-таки знать, из-за чего я завтра схлопочу по «шапке» от «папы». Всего-то шестьдесят километров, право, какие пустяки. Всеволожск…
– Езжай по Мурманскому, так короче.
– Да уж разберусь. Ну что, старый? Ты от «базара» – то не увиливай.
– Помнишь подъезд, куда пошел этот козел с болонкой после седьмого эпизода? Где со смертельным?
– Конечно. Мне ж первому бабка его показала.
– Там, в подвале, я нашел зарубленную болонку и красную куртку. Они были зарыты в песок. Может, там есть еще что типа парика и бейсболки. Я не очень-то копался. Воняло сильно. Потом с понятыми пороемся.
– Да ну?! Лихо! Он что, каждый раз новую собачку заводит? И куртки меняет, как папа Карло?
– Нет, Серега. Настоящий маньяк не имеет к этому убийству никакого отношения.
– Ничего не пойму. С чего ты взял?
– Просто применил основной принцип Петровича: «Никому не верь!». Сегодня я съездил на кондитерскую фабрику, где работала Полина.
– Ну и?
– У ее напарницы муж работает постовым. Ориентировку с приметами маньяка заставляли заучивать каждого сотрудника. Постовой пересказал ее жене. Из добрых побуждений: мол, будь осторожна. Та из тех же добрых чувств предупредила Галину. Тем более, что придурок орудовал в ее микрорайоне. Галина, в свою очередь, тоже поделилась…
– С кем?
– С тем, кто убил ее. Со своим сожителем-мужам. Который любит ее до беспамятства.
– И за что он ее?
– Пока не знаю. Вероятно, повод был серьезный. Какая крутая обстава, достал где-то болонку, парик…
– Это как раз мелочи. Подошел к любому универсаму, подождал, когда какая-нибудь бабуля своего Бобика к перилам привяжет, а сама за хлебом уйдет, и вперед, шавку под мышку и в ближайший двор. А парики – вон, у метро в полный рост. Хошь – мужской, хошь – женский…
– Причину убийства может знать один человек, некая Людмила Ивановна, ближайшая подруга Галины. Вчера она побывала в квартире, а сегодня поехала во Всеволожск. Часа три назад. Вряд ли она собралась подышать чистым воздухом Ленинградской области. Я опасаюсь, что она вознамерилась с предъявой к этому сожителю заявиться. Вопрос – на фига ему такой свидетель, а? Только, Серега, не добавляй газу, мы и так чуть не протаранили две машины.
– Хе, прямо детектив.
Машина выскочила на пригородную трассу, миновала пост ГАИ и, не снижая скорости, помчалась дальше. Трасса была хорошей, Серег а занял левый ряд и врубил мигалку.
– Минут через двадцать будем.
– Скорее всего, болонку он накануне где-нибудь спрятал, может, в том же подвале.
Когда Галина ушла на работу, а Лена – в школу, он перенес собаку домой. Лена в тот день должна была идти на день рождения к однокласснице, прямо после школы. Он знал об этом, .девочка готовила вечером подарок. Галину этот ухарь ждал дома, зная время ее возвращения. Увидев ее в окно, он нарядился и встал возле лифта. Дальше действовал, как настоящий маньяк: четыре удара, один в сердце. Галина и закричать, наверное, не успела. «Ой, Андрюша, ты?» «Я, Галя, я…» Педик сраный…
– Да, кстати, настоящего ни в одном случае не видели в бейсболке.
– У бейсболки длинный козырек, хорошо скрывает лицо. Кроме того, он не убегал, а уходил, чтобы свидетели запомнили одежду. В подъезде он спустился в подвал, убил собаку заранее приготовленной лопатой и зарыл свои декорации в песок. Лопата там же, в подвале.
– Живодер, я его научу любить животных. Лишь бы хапнуть.
– А потом с невинной рожей явился домой и пустил слезу.
– У него ж вроде алиби.
– Херня у него, а не алиби. Не владеет он компьютерной грамотой, деревня.
Серега не стал ничего уточнять. Они подъезжали.
***
– Конечно, Игорь Петрович, конечно. Я и тебя понимаю, и мужиков. Да не будь у него «ствола», мог бы сейчас лежать в больнице вместо этого козла, а то и еще хуже. Знаю, что творится на улицах. Мент, не мент… И я бы стрелял. И все там правомерно, по большому счету. Безо всяких ссылок на инструкции. Но ты ж знаешь, какая обстановка в райотделе. Да садись ты!Петрович сел на стул.
Начальник районного уголовного розыска достал сигареты.
– Я, Иваныч, не понимаю, при чем тут обстановка. Что, менты стреляют мало? Наши вон сколько палят.
– Да, стреляют, но ты не путай ситуации. Казанцев был не при исполнении, да и не это главное…
– У него есть разрешение на постоянное ношение. Зачем оно ему тогда нужно?
– Петрович, ты не толкуй мне прописные истины. Я тебе про другую обстановку в районе говорю…
Таничев тоже закурил. Начальник был его ровесником, они начинали когда-то в одном отделении, поэтому обращались друг к Другу на «ты». Петрович частенько узнавал у шефа новости, не предназначенные для других ушей.
Шеф мрачно взглянул на старшего убойщика.
– Боюсь, Петрович, там такого шанса не упустят. Даже если Казанцев тысячу раз прав.
Палец показал в потолок.
– Я ж тебе не просто так про обстановку заикаюсь. Виктор Михайлович на волоске, сам знаешь. Малейший повод… Скажу по секрету – претендент имеется.
Таничев усмехнулся. Начальник РУВД, Виктор Михайлович, действительно висел на волоске. Не сошелся с Главком по нескольким вопросам. И дело вовсе не в том, что райотдел плохой, были в городе гораздо хуже. Дело прежде всего в том, что на местах должны быть свои люди. По возможности свои. Которые поведут правильную политику.
Правильную, то есть нужную.
По слухам, Виктор Михайлович занимал неверную позицию и с нужного курса постоянно сбивался. Поэтому на него копали. Чтобы заменить. Копали, видимо, удачно, в течение месяца он получил два крупных взыскания-строгача и неполное служебное.
Парочка проведенных проверок выявила недостатки в руководстве личным составом.
Очень плохо, Виктор Михайлович. Смотрите, не дай Бог что…
Бог дал.
Петрович не удивился. Жизнь побила .ключом. «Никому не верь!»
– Слышь. Иваныч. Парня жалко. Неужели не вытянем?
– Сделаем все. что можно, о чем речь? Но ты не забывай, чтоб начальника райотдела скинуть там надо усмотреть нарушение. Даже если все было по закону. А раз нарушение, значит, статья. А в данной ситуации нарушение усмотреть элементарно.
Забыл сказать: «Стой, стрелять буду» – и пожалуйста.
– Н-да…
– Мне сразу не понравилось сегодняшнее общение с прокуратурой. Тем более ребята местные сказали, что она к ним вполне лояльна. И раньше закрывала глаза на более серьезные вещи.
– Ты что. думаешь, им велели возбудить на Казанову дело?
– Ну, впрямую вряд ли. Все ж другое ведомство…
Таничев больше ничего не уточнял и не переспрашивал. Пушечное мясо всегда было, есть и будет. Чем-то нужно кормить акул, чтоб акулы не съели тебя самого.
Проторенная дорожка. И главное, бесконечная.
Таничев поднялся.
– Ты к себе или домой? Могу подкинуть.
– К себе. Гончарова дождусь. Где-то завис по маньяку.
Не простившись, Петрович вышел из кабинета.
«Фигово, Казанова. Тобой собираются кормить акул. Чтоб они подавились. Так что, Костик, не жди объективного подхода и не верь ласковым речам. Ты один. Ты совершенно один. Против своих и против чужих. И рассчитывай только на себя. Удачи тебе, парень…»
Глава 7
– Ты был когда-нибудь во Всеволожске? – Музыкант вглядывался в таблички на домах.
– Да ты понимаешь, не судьба. Выйду, бывало, на дорогу, голосну, скажу: «Как насчет Всеволожска?». А в ответ одно и то же: «Пошел да пошел». Ты первый не послал. Куда ты? Мы здесь уже были.
– Вышел бы да спросил.
– Вон тетя, тормозни.
Паша выскочил из машины и стал расспрашивать женщину. Та рукой указала направление.
– Все, правильно едем. Давай прямо, в конце улицы направо. Это частный сектор, окраина. Лишь бы собаки не было. Не переношу.
– Пристрелим к черту, и весь разговор.
– Хватит. Казанова уже пристрелил одного, теперь бьется, как муха в паутине. Вон, кажется, сожительский дом. Ты прямо к окнам-то не подъезжай, сдурел, что ли?
Сожитель снова в подвал спрячется. Любит он такие места.
Музыкант остановил машину в пятидесяти метрах от дома.
– Значит, так, очень культурно спрашиваем Андрюшу. Серега, ты понял? Культурно.
Музыкант, имевший довольно суровую мужскую комплекцию, приобретенную, вероятно, не столько по наследству, сколько в результате постоянных упражнений с виолончелью, славился на все РУВД своими резкими задержаниями.
– Если его нет дома, так же культурно узнаем, где он и когда прибудет.
– Кем представимся?
– Ну, как всегда. Лучшими друзьями.
Собаки в доме не оказалось. Раньше, может, и была, но Андрюша, наверное, использовал ее как учебное пособие. Задушил и закопал.
Викулов, поднявшись на крыльцо, несколько раз постучал в дверь.
Здесь, видимо, было не принято спрашивать: «Кто там?».
Дверь благополучно открылась. Благополучно открывший мужчина благополучно стоял на пороге.
– А, здрассте. Андрей-то дома?
– Здравствуйте, он ушел. А вы кто будете?
– Неужели не видно? Лучшие друзья советской пионерии. Ну, и его, конечно. Помните классическое? «Это Игорь и Юля. А это т друзья, молодые коммерсанты…» Так где Андрюха? Все ж из города ехали, столько бензина сожгли. Да и «тачку» угнали чужую.
Шутка.
– Я не знаю, он не сказал. Ушел по делам. Может, что ему передать? У него ж горе, .жена погибла на днях. Так-то он у нее жил.
– Да, мы в курсе. Действительно горе. Передавать, пожалуй, ничего не надо, мы лучше потом заскочим. Он когда обещался ко двору?
– Понятия не имею.
– Да, вот еще, женщина к нему не приезжала? Такая, лет сорока, тоже коммерсантка?
– Да, была. он с ней и ушел.
– Мама-перемама, когда? Во сколько?
– Да с полчаса где-то.
– Полный модерн, Серега.
Из комнаты раздался женский голос:
– Олег, кто там? Не с почты?
– Нет, к Андрею. Он не сказал, куда пошел?
– Да женщину провожать, – откликнулись из комнаты.
– Куда провожать? На станцию? – уточнил мужчина.
– Да, он покороче дорогу ей покажет.
– А до станции как лучше добраться? – прервал супружье воркование Гончаров. – Мы залетные, здесь не были никогда.
Мужчина вышел на крыльцо:
– Вон по той дороге, прямо через лесопарк. Так быстрее всего.
– Поняли, мы где-нибудь через часок снова заскочим.
– Пожалуйста.
Паша с Музыкантом побежали к машине.
– Ты чувствуешь, да? Просекаешь тему? – на бегу спросил Гончаров.
– Еще бы, только, боюсь, мы припозднились. За полчаса можно придушить подругу, закопать, снова откопать, снопа придушить и снова закопать.
– Да, если рытье земли становится приданием. Но ты учти, он же не сразу приступит.
Музыкант с места взял в галоп. В УЛЗике что-то надрывно начали постукивать и постанывать.
– Техника, мать их. Заглохнем сейчас где-нибудь под березой Всеволожского лесопарка. Куда поедем-то?
– Давай по этому парколесу, то есть наоборот. До станции вряд ли ребятки дошли. Что он ее, под поезд кидать собрался? А лес самое то. Для деловых разговоров. Поговорили, поцеловались – и за дело. Бандиты не зря сюда на свои «стрелки» ездят.
От основной дорожки лесопарка в разные стороны разбегались живописные тропинки.
Лабиринт. Налево пойдешь – труп бандита найдешь, направо пойдешь сгоревшую «тачку» найдешь, прямо пойдешь – «глухаря» найдешь.
Музыкант выбрал самую широкую, чтоб вписаться УАЗИКОМ.
Гуляющей публики в лесопарке не наблюдалось. Навстречу попались лишь две старушки, бредущие под руку по главной аллее.
– Вчера она была одета в белое платье, смотри внимательнее. Может, еще болтают.
– Сомневаюсь. Если нам повезет, это будет такая натяжка сюжета…
– А ты веришь в хэппи-энд?
– Да не очень. Вон, гляди, что-то белое. Ух, черт! Какой же идиот повесил в этой глухомани рекламу «Херши»?
– «Союзконтракт». Наверное, специально для грибников и бандитов. Если хорошо поискать, можно найти и коммерческий киоск.
УАЗик прыгал по кочкам, рискуя оставить на тропинке колеса. Вскоре машина уперлась в траншею с водой.
– Все, приплыли. Обломись, старуха, мы на корабле. Тут даже не развернуться.
– Зря мы с главной аллеи свернули. Надо было через весь парк махануть. Закрывай машину, пробежимся пешком. Оно и лучше, не так громко, как на «тачке». Если ты, конечно, не гудишь, когда бегаешь.
Музыкант выпрыгнул из УАЗика, хлопнул дверью, и опера, перепрыгивая через кусты и кочки, понеслись к главной аллее.
– И снова копыта, как сердце, стучат!
– Это ты про себя?
– Нет, это я про тебя!
Викулов, обладающий природным слухом, натренированным на той же виолончели, услышал крик первым.
– Баба, век свободы не видать! Баба орет!
– Я ничего не слышал.
– Туда! – Серега указал направление пальцем. – Скорее, бляха! И не греми так костями, я ничего не слышу.
Крик повторился. Теперь его расслышал и Паша.
Они добавили газу, ломая ветки и не обращая внимание на полное отсутствие дороги.
О подточенной никотином дыхалке старались не вспоминать.
– Зараза, ведь потом скажут, что мы взяли его чисто случайно!
– Мы его еще не взяли, – хрипел задыхающийся Музыкант. – Гляди, опять реклама!..
Опера увидели их в глубокой воронке, оставшейся со времен войны. Воронка обросла папоротником и высокой травой.
Зрелище могло быть прекрасной иллюстрацией к замечательным стихам: «Вдруг какой-то паучок нашу муху в уголок. Поволок…». Человек же развращенный решил бы, что кто-то занимается любовью. Правда, руки Людмилы Ивановны не обнимали с нежностью талию партнера, а судорожно цеплялись за его рубашку. Партнер же самозабвенно душил бедную даму.
«Душит от всей души», – усмехнулся про себя Гончаров.
Музыкант на каламбуры времени не тратил. Вспорхнув невесомым слоном с края воронки в ее недра и получив дополнительное ускорение от земного притяжения, он со всего размаха врезал своей кроссовкой в бок сожителя.
– Ну, чего ты пристал к женщине, бачок сливной, видишь, она не хочет?!
Сожитель – муж рухнул на бок, но довольно быстро поднялся, кинул лихорадочный взгляд на невесть откуда появившихся ментов и на четвереньках пополз из воронки.
– Паша, займись тетенькой, а я с товарищем побазарю.
Паша был, конечно, не против оказать женщине первую помощь – святой долг человека и паро… о, милиционера.
Музыкант двумя мощными прыжками выбрался из воронки и вторично сбил с ног несостоявшегося душителя-любовника.
– Под маньяка, значит, закосил? Хитрый мальчишка, обмануть хотел. Давай ручонки-то, чего прячешь?
Сожитель ручонки не прятал, а протирал ими глаза, потому как после второго Серегиного удара он пропахал лицом лесной грунт. В ответ он лопотал что-то вроде: «Вы ничего не докажете».
– Да уж, конечно. – Музыкант покрутил перед лицом наручниками. – Проведешь ночку с Владом Сташевским, сам все расскажешь.
Муж-сожитель истолковал эту фразу несколько превратно, решив, что опер слегка спятил от лесного воздуха.
Паша выполнял свою миссию не менее успешно. Он уже привел Людмилу Ивановну в чувство, и сейчас она растирала шею, кашляла, сплевывала в траву всякую гадость и ревела. Гончарову некогда было ждать ее окончательного выздоровления.
– Что было в клоуне?
– В каком клоуне? – продолжая кашлять, спросила Людмила Ивановна.
– Ну, в таком, в кукольном… Который на стенке стоял?
– Не знаю, кто там у вас на стенке стоял, а вот того точно надо к стенке поставить…
Женщина показала на Андрюшу.
– Погодите, вы ведь тоже поняли, что это не маньяк, верно? После того как вчера побывали в квартире?
– Поняла… Дайте отдышаться.
– Извольте. Серега, тебе помочь?
– Нет, нет, мы тут уже со всем обрешились. Ты глянь, что я у него отобрал.
Музыкант кинул Паше моток веревки.
– Он собирался ее в ту канаву, где мы «тачку» бросили. Слышите, женщина? Он бы вас в ту канаву, где мы «тачку» бросили.
Людмила Ивановна наконец кое-как оклемалась и встала на ноги.
– Ну что, двигаться можем?
– Помогите мне вылезти.
– Нет ничего легче.
– Ты тоже вставай, – подтолкнул Музыкант вновь севшего на землю обысканного сожителя. – На меня дежурка все концы свалила за машину, надо возвращаться побыстрому.
Гончаров вытащил женщину из воронки.
– Ну что, Людмила Ивановна, вы так и не ответили на мой вопрос. Кстати, ваш обидчик не сегодня-завтра все равно скажет. Мне просто любопытно, я не люблю ждать.
– Из квартиры исчезли бриллианты.
– Мама миа! С чего вы решили?
– На стене нет подушечки для иголок. В детской комнате. Она висела прямо над фотографией. Там Галя хранила бриллианты и золото.
– Много?
– Очень.
– Может, вы посвятите меня в семейные тайны? Вам все-таки жизнь спасли. Не каждый день бывает.
– Драгоценности остались после Сережи. Золото в основном фамильное, бриллианты он привозил из плавания. Знаете, все закупали машины, аппаратуру, шмотки, а он вкладывал деньги в камни. В некоторых странах они намного дешевле, чем у нас.
– Контрабанда, что ли? А таможня?
– Не смешите.
– И сколько было в подушечке?
– Я, сами понимаете, точно сказать не могу. Со слов Гали, там и камней, и золота где-то на сто миллионов по сегодняшним ценам.
– Неплохой куш.
– Сережа копил все это для Леночки. Ну, и для Гали, конечно, тоже. Я одна знала, где лежат камни. Галя посвятила меня на случай, если с ней что-нибудь случится. Всякое ведь бывает, правильно?
– Правильно.
– На подушечку никто не позарится, если, к примеру, залезут в квартиру. Обычный предмет, да еще иголками весь утыкан.
– Обидно.
– Что обидно?
– Это я о своем, не обращайте внимания. Обидно, теперь опять скажут, что мы раскрыли убийство случайно.
– Когда я увидела, что подушечки нет, сразу заподозрила Андрея. Не так давно Галина рассказывала, что он просил у нее денег. Вляпался в какую-то историю или его кинули – точно не знаю. Короче, просил. У Гали не было такой суммы. Ну, если не продать кое-что из алмазов. Я ее отговаривала, совсем ведь на шею сядет. Вроде уговорила.
– А откуда этот узнал про ценности?
– Должно быть, Галя сама сказала. Совсем голову из-за него потеряла. Любовь… Хоть бы не трепалась, где спрятаны.
– Да, лучше б вы ее не отговаривали. Глядишь, была бы сейчас жива.
– Сволочь, он бы не успокоился, пока бы все не перетаскал.
– Не вовремя она ему про маньяка рассказала. Подкинула мысль, как получить драгоценности без всяких подозрений. Ну, а позвольте спросить, почему вчера вы не поведали мне эту историю?
– Смотрите, кто это здесь повесил рекламу «Херши»?
– Ерунда, местные жители шизуют. Продолжайте.
– Я сначала сама хотела сказать ему, пристыдить…
Паша громко рассмеялся:
– Ну, прямо в краску беднягу вогнали, до чего он расстроился. Ой, Господи… Скажите честно, Людмила Ивановна, хотели поиметь долю? Это я сразу пойму. А то пристыдить…
Хе-хе, не говорите больше никому, засмеют ведь.
– Вы не имеете права так говорить!
– Ну, ладно, не буду. А скажите тогда, какого черта вас понесло в этот лес? Вы что, дорогу до станции забыли? Людмила Иванна, поговорим без протокола? Здесь никого нет. Хотя бы потому, что вас вытащили из ямы. А то плавали бы сейчас вон в той канаве.
Райское наслаждение. Следователю потом расскажете, что хотите. А сейчас правду, только правду.
Лучшая подруга опять закашлялась:
– Хорошо. Я приехала просить, чтоб он Вернул все Леночке. Мы говорили в его комнате.
Довольно долго. Он от всего отказывался. Тогда я сказала, что заявлю про камни в милицию. Он еще немного поотпирался, потом согласился. Сказал, что подушечку спрятал в лесу, но продолжал утверждать, что Галю не убивал. Мы пошли. Неожиданно он столкнул меня в воронку и стал душить…
– Послушайте, Людмила Ивановна, – резко перебил ее Гончаров. – Мне по большому счету наплевать на вашу позицию. Моя задача поймать убийцу, что мне иногда удается.
Я вполне допускаю, что он мог заманить вас сюда якобы за камнями. В отношении же всего остального… Знаете, он, – Паша показал пальцем в небо,
– видит все. И рано или поздно каждому воздаст по заслугам. И мне, и вам, и всем остальным. Я атеист, но почему-то верю, что это случится. И воздаст он вам прежде всего за глупость и жадность, которые ослепили ваши глаза бриллиантовым блеском. А ваша так называемая правда выглядит уродливо и жалко. Поэтому лучше молчите. Я и так уже все понял.
Он открыл двери УАЗика и пропустил Людмилу Ивановну.
– Заводи, Серега.
– Да ты понимаешь, не судьба. Выйду, бывало, на дорогу, голосну, скажу: «Как насчет Всеволожска?». А в ответ одно и то же: «Пошел да пошел». Ты первый не послал. Куда ты? Мы здесь уже были.
– Вышел бы да спросил.
– Вон тетя, тормозни.
Паша выскочил из машины и стал расспрашивать женщину. Та рукой указала направление.
– Все, правильно едем. Давай прямо, в конце улицы направо. Это частный сектор, окраина. Лишь бы собаки не было. Не переношу.
– Пристрелим к черту, и весь разговор.
– Хватит. Казанова уже пристрелил одного, теперь бьется, как муха в паутине. Вон, кажется, сожительский дом. Ты прямо к окнам-то не подъезжай, сдурел, что ли?
Сожитель снова в подвал спрячется. Любит он такие места.
Музыкант остановил машину в пятидесяти метрах от дома.
– Значит, так, очень культурно спрашиваем Андрюшу. Серега, ты понял? Культурно.
Музыкант, имевший довольно суровую мужскую комплекцию, приобретенную, вероятно, не столько по наследству, сколько в результате постоянных упражнений с виолончелью, славился на все РУВД своими резкими задержаниями.
– Если его нет дома, так же культурно узнаем, где он и когда прибудет.
– Кем представимся?
– Ну, как всегда. Лучшими друзьями.
Собаки в доме не оказалось. Раньше, может, и была, но Андрюша, наверное, использовал ее как учебное пособие. Задушил и закопал.
Викулов, поднявшись на крыльцо, несколько раз постучал в дверь.
Здесь, видимо, было не принято спрашивать: «Кто там?».
Дверь благополучно открылась. Благополучно открывший мужчина благополучно стоял на пороге.
– А, здрассте. Андрей-то дома?
– Здравствуйте, он ушел. А вы кто будете?
– Неужели не видно? Лучшие друзья советской пионерии. Ну, и его, конечно. Помните классическое? «Это Игорь и Юля. А это т друзья, молодые коммерсанты…» Так где Андрюха? Все ж из города ехали, столько бензина сожгли. Да и «тачку» угнали чужую.
Шутка.
– Я не знаю, он не сказал. Ушел по делам. Может, что ему передать? У него ж горе, .жена погибла на днях. Так-то он у нее жил.
– Да, мы в курсе. Действительно горе. Передавать, пожалуй, ничего не надо, мы лучше потом заскочим. Он когда обещался ко двору?
– Понятия не имею.
– Да, вот еще, женщина к нему не приезжала? Такая, лет сорока, тоже коммерсантка?
– Да, была. он с ней и ушел.
– Мама-перемама, когда? Во сколько?
– Да с полчаса где-то.
– Полный модерн, Серега.
Из комнаты раздался женский голос:
– Олег, кто там? Не с почты?
– Нет, к Андрею. Он не сказал, куда пошел?
– Да женщину провожать, – откликнулись из комнаты.
– Куда провожать? На станцию? – уточнил мужчина.
– Да, он покороче дорогу ей покажет.
– А до станции как лучше добраться? – прервал супружье воркование Гончаров. – Мы залетные, здесь не были никогда.
Мужчина вышел на крыльцо:
– Вон по той дороге, прямо через лесопарк. Так быстрее всего.
– Поняли, мы где-нибудь через часок снова заскочим.
– Пожалуйста.
Паша с Музыкантом побежали к машине.
– Ты чувствуешь, да? Просекаешь тему? – на бегу спросил Гончаров.
– Еще бы, только, боюсь, мы припозднились. За полчаса можно придушить подругу, закопать, снова откопать, снопа придушить и снова закопать.
– Да, если рытье земли становится приданием. Но ты учти, он же не сразу приступит.
Музыкант с места взял в галоп. В УЛЗике что-то надрывно начали постукивать и постанывать.
– Техника, мать их. Заглохнем сейчас где-нибудь под березой Всеволожского лесопарка. Куда поедем-то?
– Давай по этому парколесу, то есть наоборот. До станции вряд ли ребятки дошли. Что он ее, под поезд кидать собрался? А лес самое то. Для деловых разговоров. Поговорили, поцеловались – и за дело. Бандиты не зря сюда на свои «стрелки» ездят.
От основной дорожки лесопарка в разные стороны разбегались живописные тропинки.
Лабиринт. Налево пойдешь – труп бандита найдешь, направо пойдешь сгоревшую «тачку» найдешь, прямо пойдешь – «глухаря» найдешь.
Музыкант выбрал самую широкую, чтоб вписаться УАЗИКОМ.
Гуляющей публики в лесопарке не наблюдалось. Навстречу попались лишь две старушки, бредущие под руку по главной аллее.
– Вчера она была одета в белое платье, смотри внимательнее. Может, еще болтают.
– Сомневаюсь. Если нам повезет, это будет такая натяжка сюжета…
– А ты веришь в хэппи-энд?
– Да не очень. Вон, гляди, что-то белое. Ух, черт! Какой же идиот повесил в этой глухомани рекламу «Херши»?
– «Союзконтракт». Наверное, специально для грибников и бандитов. Если хорошо поискать, можно найти и коммерческий киоск.
УАЗик прыгал по кочкам, рискуя оставить на тропинке колеса. Вскоре машина уперлась в траншею с водой.
– Все, приплыли. Обломись, старуха, мы на корабле. Тут даже не развернуться.
– Зря мы с главной аллеи свернули. Надо было через весь парк махануть. Закрывай машину, пробежимся пешком. Оно и лучше, не так громко, как на «тачке». Если ты, конечно, не гудишь, когда бегаешь.
Музыкант выпрыгнул из УАЗика, хлопнул дверью, и опера, перепрыгивая через кусты и кочки, понеслись к главной аллее.
– И снова копыта, как сердце, стучат!
– Это ты про себя?
– Нет, это я про тебя!
Викулов, обладающий природным слухом, натренированным на той же виолончели, услышал крик первым.
– Баба, век свободы не видать! Баба орет!
– Я ничего не слышал.
– Туда! – Серега указал направление пальцем. – Скорее, бляха! И не греми так костями, я ничего не слышу.
Крик повторился. Теперь его расслышал и Паша.
Они добавили газу, ломая ветки и не обращая внимание на полное отсутствие дороги.
О подточенной никотином дыхалке старались не вспоминать.
– Зараза, ведь потом скажут, что мы взяли его чисто случайно!
– Мы его еще не взяли, – хрипел задыхающийся Музыкант. – Гляди, опять реклама!..
Опера увидели их в глубокой воронке, оставшейся со времен войны. Воронка обросла папоротником и высокой травой.
Зрелище могло быть прекрасной иллюстрацией к замечательным стихам: «Вдруг какой-то паучок нашу муху в уголок. Поволок…». Человек же развращенный решил бы, что кто-то занимается любовью. Правда, руки Людмилы Ивановны не обнимали с нежностью талию партнера, а судорожно цеплялись за его рубашку. Партнер же самозабвенно душил бедную даму.
«Душит от всей души», – усмехнулся про себя Гончаров.
Музыкант на каламбуры времени не тратил. Вспорхнув невесомым слоном с края воронки в ее недра и получив дополнительное ускорение от земного притяжения, он со всего размаха врезал своей кроссовкой в бок сожителя.
– Ну, чего ты пристал к женщине, бачок сливной, видишь, она не хочет?!
Сожитель – муж рухнул на бок, но довольно быстро поднялся, кинул лихорадочный взгляд на невесть откуда появившихся ментов и на четвереньках пополз из воронки.
– Паша, займись тетенькой, а я с товарищем побазарю.
Паша был, конечно, не против оказать женщине первую помощь – святой долг человека и паро… о, милиционера.
Музыкант двумя мощными прыжками выбрался из воронки и вторично сбил с ног несостоявшегося душителя-любовника.
– Под маньяка, значит, закосил? Хитрый мальчишка, обмануть хотел. Давай ручонки-то, чего прячешь?
Сожитель ручонки не прятал, а протирал ими глаза, потому как после второго Серегиного удара он пропахал лицом лесной грунт. В ответ он лопотал что-то вроде: «Вы ничего не докажете».
– Да уж, конечно. – Музыкант покрутил перед лицом наручниками. – Проведешь ночку с Владом Сташевским, сам все расскажешь.
Муж-сожитель истолковал эту фразу несколько превратно, решив, что опер слегка спятил от лесного воздуха.
Паша выполнял свою миссию не менее успешно. Он уже привел Людмилу Ивановну в чувство, и сейчас она растирала шею, кашляла, сплевывала в траву всякую гадость и ревела. Гончарову некогда было ждать ее окончательного выздоровления.
– Что было в клоуне?
– В каком клоуне? – продолжая кашлять, спросила Людмила Ивановна.
– Ну, в таком, в кукольном… Который на стенке стоял?
– Не знаю, кто там у вас на стенке стоял, а вот того точно надо к стенке поставить…
Женщина показала на Андрюшу.
– Погодите, вы ведь тоже поняли, что это не маньяк, верно? После того как вчера побывали в квартире?
– Поняла… Дайте отдышаться.
– Извольте. Серега, тебе помочь?
– Нет, нет, мы тут уже со всем обрешились. Ты глянь, что я у него отобрал.
Музыкант кинул Паше моток веревки.
– Он собирался ее в ту канаву, где мы «тачку» бросили. Слышите, женщина? Он бы вас в ту канаву, где мы «тачку» бросили.
Людмила Ивановна наконец кое-как оклемалась и встала на ноги.
– Ну что, двигаться можем?
– Помогите мне вылезти.
– Нет ничего легче.
– Ты тоже вставай, – подтолкнул Музыкант вновь севшего на землю обысканного сожителя. – На меня дежурка все концы свалила за машину, надо возвращаться побыстрому.
Гончаров вытащил женщину из воронки.
– Ну что, Людмила Ивановна, вы так и не ответили на мой вопрос. Кстати, ваш обидчик не сегодня-завтра все равно скажет. Мне просто любопытно, я не люблю ждать.
– Из квартиры исчезли бриллианты.
– Мама миа! С чего вы решили?
– На стене нет подушечки для иголок. В детской комнате. Она висела прямо над фотографией. Там Галя хранила бриллианты и золото.
– Много?
– Очень.
– Может, вы посвятите меня в семейные тайны? Вам все-таки жизнь спасли. Не каждый день бывает.
– Драгоценности остались после Сережи. Золото в основном фамильное, бриллианты он привозил из плавания. Знаете, все закупали машины, аппаратуру, шмотки, а он вкладывал деньги в камни. В некоторых странах они намного дешевле, чем у нас.
– Контрабанда, что ли? А таможня?
– Не смешите.
– И сколько было в подушечке?
– Я, сами понимаете, точно сказать не могу. Со слов Гали, там и камней, и золота где-то на сто миллионов по сегодняшним ценам.
– Неплохой куш.
– Сережа копил все это для Леночки. Ну, и для Гали, конечно, тоже. Я одна знала, где лежат камни. Галя посвятила меня на случай, если с ней что-нибудь случится. Всякое ведь бывает, правильно?
– Правильно.
– На подушечку никто не позарится, если, к примеру, залезут в квартиру. Обычный предмет, да еще иголками весь утыкан.
– Обидно.
– Что обидно?
– Это я о своем, не обращайте внимания. Обидно, теперь опять скажут, что мы раскрыли убийство случайно.
– Когда я увидела, что подушечки нет, сразу заподозрила Андрея. Не так давно Галина рассказывала, что он просил у нее денег. Вляпался в какую-то историю или его кинули – точно не знаю. Короче, просил. У Гали не было такой суммы. Ну, если не продать кое-что из алмазов. Я ее отговаривала, совсем ведь на шею сядет. Вроде уговорила.
– А откуда этот узнал про ценности?
– Должно быть, Галя сама сказала. Совсем голову из-за него потеряла. Любовь… Хоть бы не трепалась, где спрятаны.
– Да, лучше б вы ее не отговаривали. Глядишь, была бы сейчас жива.
– Сволочь, он бы не успокоился, пока бы все не перетаскал.
– Не вовремя она ему про маньяка рассказала. Подкинула мысль, как получить драгоценности без всяких подозрений. Ну, а позвольте спросить, почему вчера вы не поведали мне эту историю?
– Смотрите, кто это здесь повесил рекламу «Херши»?
– Ерунда, местные жители шизуют. Продолжайте.
– Я сначала сама хотела сказать ему, пристыдить…
Паша громко рассмеялся:
– Ну, прямо в краску беднягу вогнали, до чего он расстроился. Ой, Господи… Скажите честно, Людмила Ивановна, хотели поиметь долю? Это я сразу пойму. А то пристыдить…
Хе-хе, не говорите больше никому, засмеют ведь.
– Вы не имеете права так говорить!
– Ну, ладно, не буду. А скажите тогда, какого черта вас понесло в этот лес? Вы что, дорогу до станции забыли? Людмила Иванна, поговорим без протокола? Здесь никого нет. Хотя бы потому, что вас вытащили из ямы. А то плавали бы сейчас вон в той канаве.
Райское наслаждение. Следователю потом расскажете, что хотите. А сейчас правду, только правду.
Лучшая подруга опять закашлялась:
– Хорошо. Я приехала просить, чтоб он Вернул все Леночке. Мы говорили в его комнате.
Довольно долго. Он от всего отказывался. Тогда я сказала, что заявлю про камни в милицию. Он еще немного поотпирался, потом согласился. Сказал, что подушечку спрятал в лесу, но продолжал утверждать, что Галю не убивал. Мы пошли. Неожиданно он столкнул меня в воронку и стал душить…
– Послушайте, Людмила Ивановна, – резко перебил ее Гончаров. – Мне по большому счету наплевать на вашу позицию. Моя задача поймать убийцу, что мне иногда удается.
Я вполне допускаю, что он мог заманить вас сюда якобы за камнями. В отношении же всего остального… Знаете, он, – Паша показал пальцем в небо,
– видит все. И рано или поздно каждому воздаст по заслугам. И мне, и вам, и всем остальным. Я атеист, но почему-то верю, что это случится. И воздаст он вам прежде всего за глупость и жадность, которые ослепили ваши глаза бриллиантовым блеском. А ваша так называемая правда выглядит уродливо и жалко. Поэтому лучше молчите. Я и так уже все понял.
Он открыл двери УАЗика и пропустил Людмилу Ивановну.
– Заводи, Серега.
***
…Все хорошо, но какая вражина помылила клоуна?
Глава 8
Белкин сидел на вращающемся стуле в кабинете информационного центра и трепался с приятелем программистом. Полгода назад программист перешел из райотдела в Главк, и Вовчик, иногда бывая на Литейном, забегал к нему в гости.
Утром Белкин побывал в РУОПе, этажом выше. Серьезной информации он, конечно, не получил, на что, впрочем, и не рассчитывал. Ведомства стараются хранить свои секреты, даже несмотря на приятельские отношения между их сотрудниками. И выдают тайны в довольно ограниченных количествах.
Вовчик поимел несколько фамилий пацанов-братанов из окружения Мотылевского, причем не особо близко стоявших к нему, посмотрел какие-то любительские фотографии, на которых был запечатлен авторитет во время пьянки в ресторане «Ромашка», пробежал глазами список установленных заведений, контролируемых его группировкой, потрепался о возможных мотивах и, поболтав о пустом, отбыл.
Перед уходом он попросил прокинуть по РУОПовским учетам задержанного стрелка по собакам. Не просто же так тот кричал, что за ним придет братва. Просьба была выполнена, и Белкин с удивлением узнал, что стрелок действительно засвечен в РУОПе и состоит в группировке не кого иного, как Шалимова, его недавнего визитера-просителя.
Произнеся затертое: «Мир тесен», Вовчик распрощался.
Программист, Сергей Михайлович, бьл лет на пять постарше Белкина, но тоже до безумия любил футбол, на почве которого, собственно, и сошлись родственные души.
Сейчас, правда, разговор отклонился от футбольной темы.
– Извини, Володя, я понимаю, что вам некогда, что у вас бумаги, люди, преступления. И тратить время на лишнюю писанину совсем не хочется. Но, в конце концов, это ведь нужно не мне, не моему начальству. Это нужно вам. Завтра ты уйдешь и унесешь с собой всю информацию, накопленную за годы, и пришедшему на твое место придется начинать с нуля. Не хочу говорить дешевые банальности, но на пороге двадцать первый век.
– Да я, в общем-то, и не спорю…
– Меня иногда приглашают на лекции в школу милиции. Я всегда привожу там интересный пример. Старинный английский лук, как это ни удивительно, по многим параметрам превосходит современное стрелковое оружие. Он пробивал всадника на расстоянии в двести метров. Насквозь. Тот же пистолет Макарова эффективен только при стрельбе до пятидесяти метров. Но у лука бесшумность, плюс безотказность. А скоро-стрельность?
Четыре стрелы в минуту! Всего вдвое меньше, чем у пистолета.
Но почему же им тогда не пользуются, почему он навечно повис на стенах, музеев?
Даже не потому, что имел большие габариты. Стрелка из лука готовили годами, начиная с четырехлетнего возраста. И только к тридцати он в совершенстве осваивал это оружие.
Очень дорогое удовольствие. Убили в бою – и все насмарку. А пистолет? Полгода пострелял и, в принципе, можешь держать оборону. Я к чему все это, ты вот годами тренируешь свое оперативное мастерство, годами накапливаешь информацию, стираешь зубы, а приходит молодой парень после школы, щелкает кнопочками и сразу получает все, что ему необходимо. Раз – и вся информация перед ним. И разве это плохо?
Поверь мне, ваши нынешние методы работы давно пора повесить на стенку в музей, как английский лук, хотя, конечно, в чем-то они себя еще оправдывают.
– Чтобы заложить информацию, надо ее получить. Много твой школьник наполучает? А вон Гончарова или Казанову никакой компьютер не заменит. Опер это тебе не станок с программным управлением и не Ай-Би-Эм. Это, по большому счету, даже не профессия.
Утром Белкин побывал в РУОПе, этажом выше. Серьезной информации он, конечно, не получил, на что, впрочем, и не рассчитывал. Ведомства стараются хранить свои секреты, даже несмотря на приятельские отношения между их сотрудниками. И выдают тайны в довольно ограниченных количествах.
Вовчик поимел несколько фамилий пацанов-братанов из окружения Мотылевского, причем не особо близко стоявших к нему, посмотрел какие-то любительские фотографии, на которых был запечатлен авторитет во время пьянки в ресторане «Ромашка», пробежал глазами список установленных заведений, контролируемых его группировкой, потрепался о возможных мотивах и, поболтав о пустом, отбыл.
Перед уходом он попросил прокинуть по РУОПовским учетам задержанного стрелка по собакам. Не просто же так тот кричал, что за ним придет братва. Просьба была выполнена, и Белкин с удивлением узнал, что стрелок действительно засвечен в РУОПе и состоит в группировке не кого иного, как Шалимова, его недавнего визитера-просителя.
Произнеся затертое: «Мир тесен», Вовчик распрощался.
Программист, Сергей Михайлович, бьл лет на пять постарше Белкина, но тоже до безумия любил футбол, на почве которого, собственно, и сошлись родственные души.
Сейчас, правда, разговор отклонился от футбольной темы.
– Извини, Володя, я понимаю, что вам некогда, что у вас бумаги, люди, преступления. И тратить время на лишнюю писанину совсем не хочется. Но, в конце концов, это ведь нужно не мне, не моему начальству. Это нужно вам. Завтра ты уйдешь и унесешь с собой всю информацию, накопленную за годы, и пришедшему на твое место придется начинать с нуля. Не хочу говорить дешевые банальности, но на пороге двадцать первый век.
– Да я, в общем-то, и не спорю…
– Меня иногда приглашают на лекции в школу милиции. Я всегда привожу там интересный пример. Старинный английский лук, как это ни удивительно, по многим параметрам превосходит современное стрелковое оружие. Он пробивал всадника на расстоянии в двести метров. Насквозь. Тот же пистолет Макарова эффективен только при стрельбе до пятидесяти метров. Но у лука бесшумность, плюс безотказность. А скоро-стрельность?
Четыре стрелы в минуту! Всего вдвое меньше, чем у пистолета.
Но почему же им тогда не пользуются, почему он навечно повис на стенах, музеев?
Даже не потому, что имел большие габариты. Стрелка из лука готовили годами, начиная с четырехлетнего возраста. И только к тридцати он в совершенстве осваивал это оружие.
Очень дорогое удовольствие. Убили в бою – и все насмарку. А пистолет? Полгода пострелял и, в принципе, можешь держать оборону. Я к чему все это, ты вот годами тренируешь свое оперативное мастерство, годами накапливаешь информацию, стираешь зубы, а приходит молодой парень после школы, щелкает кнопочками и сразу получает все, что ему необходимо. Раз – и вся информация перед ним. И разве это плохо?
Поверь мне, ваши нынешние методы работы давно пора повесить на стенку в музей, как английский лук, хотя, конечно, в чем-то они себя еще оправдывают.
– Чтобы заложить информацию, надо ее получить. Много твой школьник наполучает? А вон Гончарова или Казанову никакой компьютер не заменит. Опер это тебе не станок с программным управлением и не Ай-Би-Эм. Это, по большому счету, даже не профессия.