— Этот народец меня немного беспокоит, Рихтер, — начал он. — Как вам известно, каждого командира корабля, покидающего Землю, подробно инструктируют относительно опасностей, связанных с привнесением новых видов животных в иную среду. Нам рассказывают о кроликах в Австралии и о японских жуках в Северной Америке, рассказывают долго и нудно, пока нас не начинает тошнить от всей этой экологии. Мне представляется, что здесь мы столкнулись с расой, которая может оказаться серьезным соперником человечества, если все, что мне рассказали о народе Дар Лан Ана, соответствует истине.
   — Надеюсь, вы прочли наш отчет относительно регенерации? Я готов признать, что в некоторых отношениях этот народ действительно весьма примечателен, но я не разделяю вашего мнения о его опасности для человечества.
   — А почему бы и нет? Разве они не укладываются в схему, о которой нам столько твердили: существо попадает в новую среду, где у него нет естественных врагов и где оно может бесконтрольно размножаться? Этот народ поглотил бы человечество в несколько лет.
   — Не могу с этим согласиться. У народа Дара те же естественные враги, что и у людей. Ему угрожают хищники и всякого рода заболевания. По словам Дара, они болеют, и часто.
   — И все-таки самым смертоносным врагом этой расы является высокая температура. А что будет, если они утвердятся на Земле, или на Танно, или на Гекле, или в других мирах, которые мы с вами можем не задумываясь перечислить? Там они станут практически бессмертны!
   — Это верно, что для «естественной» смерти им нужна высокая температура. Но вы забыли, что она нужна им и для воспроизводства.
   — Да, либо высокая температура, либо расчленение на части. Вспомните, что произошло некогда в Чесапикском заливе. Ловцы устриц думали разделаться с морскими звездами тем, что рубили их на куски и бросали обратно в воду.
   — Вы упускаете из виду самое главное, командир, и боюсь, что юный Крюгер повторяет вашу ошибку. По-настоящему важным фактором является то обстоятельство, что для воспроизводства народ Дар Лан Ана должен умирать. Вам такая мысль не приходила в голову?
   Последовала длительная пауза, затем Берк ответил:
   — Признаться об этом я не подумал. Это несколько меняет дело. — Он опять помолчал. — Вы можете объяснить, почему это так?.. Вернее, с чего все началось? Что это следствие эволюции на планете такого типа, я не сомневаюсь.
   — Пожалуй, кое о чем я догадываюсь. Разумеется, все это не более как гипотеза, ибо, по всем данным, чудовищные климатические изменения здесь начались примерно десять миллионов лет назад. Но мы вовремя вспомнили об одном организме, обитающем на Земле.
   — Что?! Какой же это организм на Земле подвергается таким страшным перепадам температуры.
   — Вы правы, насколько мне известно, таких организмов на Земле действительно нет; речь идет совсем о другом. Один из наших исследователей — кажется, Эллерби — работал с группой «горячих» животных, полученных обычным путем в самой крупной нашей кондиционной камере. Ему хотелось убедиться, в самом ли деле хищники оставляют достаточно большие куски своих жертв, чтобы те могли возродиться, и попутно своими глазами увидеть процесс регенерации, о котором нам рассказывал Дар; мы ведь не знали, происходит ли регенерация у «горячих» форм жизни. Естественно, Эллерби вел строгий учет видов и численности животных. Через некоторое время он с удивлением обнаружил в камере несколько существ, которых ранее там не видел. К счастью, он не отнес их появление за счет погрешности в наблюдениях; он тщательно проверил все обстоятельства и обнаружил, что в ходе температурных и атмосферных изменений можно получить животных непосредственно из образцов почвы, без всяких «родителей».
   — А это означает…
   — …что некоторые, как мы их называем, «горячие» формы воспроизводятся из каких-то микроскопических спор, сохраняющихся в почве в течение всего неблагоприятного периода. Могут ли воспроизводиться подобным образом «холодные» формы, пока неизвестно; данных у нас нет.
   — Что же отсюда следует?
   — Эллерби поставил под сомнение всю теорию о том, что раса Дар Лан Ана и эти «морские звезды» с огненной кровью являются последовательными поколениями одного и того же вида. Мы обсудили его гипотезу, и тут оказалось, что Дан Лекло, в свою очередь, обнаружил в каком-то животном множество маленьких костистых шариков; эксперимент показал, что они являются зародышами «горячего» поколения того вида, к которому принадлежит это животное. Когда их удаляли, перед тем как подвергнуть животное воздействию высокой температуры и двуокиси азота, потомства не было, хотя плоть животного вела себя обычным образом. Напротив, когда температурным и атмосферным изменениям подвергались только эти шарики, из них возникали «горячие» животные в эмбриональной форме.
   — Ну и что?
   — А то, что «горячая» жизнь и «холодная» жизнь, по-видимому, совершенно чуждые друг другу типы жизни, которые первоначально развивались совершенно независимо друг от друга. Каждая производила споры или какой-то эквивалент, и эти споры были способны выживать в неблагоприятных условиях. В ходе эволюции некоторые формы приспособились вводить свои споры в организмы животных другого типа — возможно, устроились таким образом, чтобы споры поглощались вместе с пищей, как это до сих пор водится у некоторых паразитов на Земле.
   — Но в таком случае вы должны были находить эти семена — или как вы их называете — в каждом животном, которое исследовали. Вы же сказали, что нашли их только в одном. Чем это объяснить?
   — Вот тут-то и можно сослаться на пример с Земли. Вы, возможно, знаете, что существуют разновидности вирусов, обычной жертвой которых являются бактерии. Вирус как бы «прилипает» к микробу, проникает сквозь его оболочку и через некоторое время из останков бактерии высыпает до сотни новых вирусов.
   — Я об этом не знал, но не вижу в этом ничего удивительного.
   — Да, удивительного здесь ничего нет. Однако иногда вирус проникает в бактерию, а та продолжает жить как ни в чем не бывало.
   — И это понятно. В любой популяции имеются особи более и менее иммунные.
   — Позвольте мне закончить. Бактерия доживает свой срок и делится обычным образом; ее потомство продолжает делать то же до десятого или двадцатого, а иногда и до сотого поколения. И вот под воздействием радиации или какого-нибудь химического реагента или вообще по неизвестным причинам большая часть или даже целиком все потомство нашей бактерии гибнет, и из их останков появляются целые полчища вирусов!
   — Вот как?
   — Да. Вирус заразил свою первую жертву таким образом, что воспроизводящий материал его делится вместе с бактерией и передается всем ее потомкам. А затем как-то меняются условия, и вирусы вновь возвращаются к обычному для себя способу размножения.
   — Понятно, — задумчиво произнес Берк. — Так вы полагаете, что это имеет отношение к данному случаю? Что каждая клетка существа типа Дар Лан Ана содержит в своем ядре некую частичку, которая при определенных условиях дает начало одной из этих «морских звезд»?
   — Вот именно, и все же отцовского и сыновнего между ними не больше, чем между Джеком Кардиганом и его любимой канарейкой. Предполагают, что таким же образом соотносятся между собой земные растения и содержащиеся в них хлоропласты.
   — По правде говоря, я плохо представляю себе, какие мы можем извлечь практические выводы из всего этого.
   — Ну, это могло бы как-то оправдать несколько утилитарное отношение представителей «горячей» расы к народу Дар Лан Ана.
   — Возможно. Но мне от этого не легче. Единственное утешение, что обе формы, если вам верить, для воспроизводства должны умирать. Однако ко всем моим тревогам вы добавили еще одну.
   — Что вы имеете в виду?
   — Ваше замечание относительно времени, которое им потребовалось, чтобы приспособиться к климатическим условиям этой планеты. Если ваши выводы справедливы, то по крайней мере одна из этих рас проэволюционировала от нулевой точки до разума нашего уровня всего за каких-то десять миллионов лет. На Земле человеку для этого потребовалось в сто, а может, и в двести раз больше времени. Видимо, эти существа — едва ли не наиболее адаптивная форма жизни во Вселенной, а ведь до сих пор пальма первенства принадлежала человеку.
   — Значит, насколько я понимаю, вы опасаетесь, что они, получив доступ к нашей технологии, распространятся в глубь Галактики и начнут вытеснять человека?
   — Откровенно говоря, да.
   — И где же, по-вашему, они осядут?
   — Да где угодно, дружище, где угодно! Земля… Марс… Меркурий… На любой из пятидесяти планет, где мы можем жить, и на сотнях планет где мы жить не можем! Даже если тамошние условия для них сейчас не подходящие, они быстро освоятся. Мне не дает покоя именно эта их способность приспосабливаться. И если дело у нас с ними дойдет до столкновений, каким образом мы будем сражаться? Как уничтожить существо, которое в состоянии отрастить себе новые конечности взамен утраченных и которое порождает целую кучу потомков, если его разорвать на куски бомбой?
   — Не знаю. И не думаю, чтобы это имело какое-нибудь значение.
   — Почему? — Голос у Берка был сдавленный от переполнявших его чувств.
   — А вот почему. Дар Лан Ан мог бы жить на Земле и на многих сходных с ней планетах; народ с «огненной кровью» мог бы жить на мирах с более высокой температурой. Но ни одна из планет, которые нам известны, не располагает обоими температурными режимами одновременно. Предположим, группа соплеменников Дара решила переселиться на Землю. Как это понравится «горячей» расе, чьи родственники в виде спор отправятся вместе с ними? Дар, как и любой из нас, несомненно, хочет иметь потомство; но как он будет чувствовать себя при мысли о «морской звезде», которая образуется из его организма и пожелает улететь на Вегу-Два или Меркурий? Что там станет с его детишками? Нет, командир. Я понимаю, конечно, большинство из нас без лишних споров пришло к выводу, будто этот Учитель, там, у горячих источников, — всего лишь упрямый, ограниченный, властолюбивый старикашка, чьи мнения не стоят энергии, затрачиваемой на их высказывание. Но если вы хорошенько подумаете, вам станет ясно, что он видит гораздо дальше, нежели многие из нас… не будем указывать пальцем, кто именно.
   Берк, не спуская с биолога пристального взгляда, медленно покачал головой.
   — Я уже давно продумал все это, доктор Рихтер, и полагаю, вы правы, утверждая, что Учитель в свою очередь также продумал все это. Но вы меня несколько разочаровали. Почему вы не пошли дальше?
   — То есть?
   — Ваши рассуждения вполне справедливы, но только для того случая, если на та ни другая раса не будут располагать техническими знаниями! Не станет Дар возражать против того, чтобы генные структуры, предназначенные для его потомства, находились какое-то время в тех местах, куда заблагорассудилось занести их «морской звезде», если при этом он будет твердо знать, что в конце концов она либо переправится на планету, где смогут развиваться его потомки, либо поместит их в какой-нибудь «холодильник», где они опять-таки смогут развиться. Не забывайте, эти существа испытывают к своему потомству совершенно те же чувства, что и мы, и ради удовлетворения этих чувств им придется сотрудничать с расой Дара. Если аборигены этой планеты покинут ее, используя средства, полученные от нас или разработанные ими самостоятельно, то по Вселенной начнут расселяться самые сплоченные в истории племена, и человеку придется уступить свое первенство… если ему вообще удастся уцелеть.
   — По-моему, если это и произойдет, то сама эта сплоченность послужит всем нам отличным примером. Сейчас же обе расы слишком далеки друг от друга.
   — Да, и в наших интересах сделать все, чтобы они не сблизились. Самое разумное, что мы можем сейчас предпринять, это лишить Дар Лан Ана возможности поделиться полученными от нас сведениями со своим народом. Признаться, мне это нравится не больше, чем вам или, скажем, юному Крюгеру, но в противном случае мы отдадим им Галактику.
   — Да, мне это действительно не нравится. Как и чем можно оправдать такой поступок, когда мы сами всячески поощряли Дара учиться всему, чему только возможно?
   — Оправданий у нас нет, — угрюмо произнес Берк, — но иначе поступить нельзя. Я знаю, что буду презирать себя всю свою жизнь, но я все продумал и пришел к выводу: для блага человечества Дар Лан Ан никогда больше не увидит своего народа.
   — Боюсь, что вы правы, хотя мне от этого не легче.
   — Мне тоже. В общем, по чести, лучше всего будет сказать ему об этом не откладывая. Я созову людей, и пусть любой, у кого есть какие-нибудь более обнадеживающие соображения, выложит их. Это, кажется, все, что в моих силах.
   — У юного Крюгера, очевидно, соображений не будет, но он будет сопротивляться.
   — Могу себе представить. Он ведь и не подозревает, какое я ему делаю одолжение.
   Биолог быстро взглянул на командира, но Берк не проронил ни слова.

 


15. Астрономия; логика


   Дар Лан Ан прослушал отчет биологической группы без особого интереса — такие слова, как «фторированные углеводороды» и «кремнийорганические соединения», все еще мало что говорили ему. Но на сообщение командира Берка он отреагировал, и весьма энергично.
   Впрочем, его бурные эмоции так и не облеклись в словесную форму, ибо Крюгер заговорил первым. Дар выслушал те же доводы об игре в открытую, о честности и порядочности, которые в свое время обсуждались Берком и Рихтером, но он плохо понимал терминологию людей. Во всяком случае, слушал он вполслуха; он пытался определить линию своего поведения.
   Спорить, видимо, было напрасно. Люди, должно быть, выработали свое мнение, основываясь на том, что им стало известно о нем и о его народе. Он не понимал, почему Абьермен представляет угрозу для всей Галактики, но он уже привык относиться к мнению ученых с величайшим уважением. И все же, несмотря на это, он обнаружил, что естественное чувство долга толкает его выступить против решения Берка — спорить, лгать, даже прибегнуть к насилию, лишь бы доставить своему народу то, что он считал важнейшей информацией. Конечно, если бы не это чувство долга, он, Дар, ничего бы так не желал, как улететь на Землю со своими друзьями (если он еще мог называть их друзьями) и своими глазами увидеть миры, о которых ему столько рассказывали Крюгер и астрономы. Возможно, он и заговорил бы и вынес свою дилемму на всеобщее обсуждение, но ему помешал Крюгер. Юноша забыл о дисциплине, которую вбивали в него за годы ученичества, и вплотную подошел к этой гибельной черте, за которой начинается оскорбление личности командира. Полный смысл всего происходящего, разумеется, не дошел до Дара, так как он весьма смутно представлял себе обстоятельства жизни Крюгера, но одно он понимал отчетливо: юноша требует его возвращения к соплеменникам.
   Маловероятно, чтобы Крюгер в споре с командиром вышел победителем; Дару было кое-что известно о разнице в их служебных положениях. А что если, пока продолжается спор, потихоньку выйти и украсть один из посадочных ботов? Дар не раз внимательно наблюдал за действиями космонавтов во время посадок; сумеет ли он управиться самостоятельно? С его памятью нечего было опасаться, что он нажмет не ту кнопку, ведь он видел, какие нужно нажать. Но он сам летал всю свою жизнь, и это предотвратило поступок, который почти наверняка оказался бы для него роковым. Он сознавал, что для управления любым космическим кораблем требуется гораздо больше знаний, нежели те, что он получил, наблюдая за десятком другим перелетов.
   А может, забраться в бот тайком? Вряд ли это ему удастся. Каковы бы ни были эти люди, дураками их не назовешь. Если командир отдаст приказ не допустить возвращения Дар Лан Ана на Абьермен, наверняка будут приняты соответствующие меры.
   Не сможет ли Крюгер украсть бот и доставить Дара вниз? Несомненно, он умеет обращаться с машинами, но ведь этого мало. Дар понятия не имел, насколько авторитетен для Крюгера приказ командира. Кто знает, захочет ли юноша нарушить этот приказ. Так ничего и не придумав, Дар решил подождать до тех пор, когда он сможет остаться с Крюгером один на один.
   А может…
   В этот момент его мысли были прерваны, ибо командир Берк заговорил в повышенном тоне.
   — Нильс Крюгер! Я созвал вас для разумного обсуждения, а не для препирательств или личных оскорблений. Если у вас есть какие-нибудь веские доводы, изложите их. Если нет, извольте замолчать. Я понимаю ваши чувства, я разделяю их, и я сознаю всю моральную ответственность за свое решение столь же ясно, как и вы. Сделайте одолжение и вспомните, что на мне лежат многочисленные обязанности и обязательства, которые вы пока еще не делите со мной и которые вы, совершенно очевидно, не принимаете во внимание. Я не ставил на голосование свое решение и не просил высказать о нем чье-либо мнение. Я объявил вам, что пришел к заключению: если раса Дар Лан Ана, точнее, расы, покинут свою планету, они превратятся в угрозу для человечества. Я убежден, что правительство разделит мое мнение. Однако, если у вас или у кого-нибудь еще имеются данные, которые заставят меня изменить это мнение, я готов выслушать.
   Крюгер молчал; он вдруг осознал, что зашел слишком далеко, и был благодарен командиру за такую сравнительно мягкую отповедь. К сожалению, у него не было за душой ничего, что можно было бы даже с натяжкой назвать нужными данными.
   Молчание нарушил другой приятель Дара, астроном по имени Мерчисон.
   — Боюсь, что нам придется считаться с совсем иными фактами, — начал он, — и я уверен, командир, что они заставят правительство прийти к совершенно иному заключению. Мало того, перед лицом этих фактов правительство вынуждено будет сделать все возможное, чтобы как можно скорее обучить обе расы Абьермена нашей технологии.
   — Я вас слушаю, — тут же отозвался командир.
   — Главное заключается в том, что если мы оставим этот народ на их планете, это будет равносильно геноциду. Для нас эта планета — очень скверный дом, она является сейчас благоустроенным домом для ее обитателей, но пройдет немного времени, и она уже не сможет быть пристанищем ни для кого.
   — Почему?
   — Потому что эта система нестабильна. Абьермен, видимо, образовался более или менее обычным путем в качестве планеты красного карликового солнца, которое аборигены называют Тииром, но в те времена Альциона поблизости не было. Ведь световое давление Альциона столь велико, что формирование планет в его окрестностях попросту невозможно.
   — Ну, я слыхал об этом, только мне непонятно, почему вы все еще цепляетесь за эту теорию, раз планета все равно существует.
   — Некоторое время я и сам не понимал. Однако геологические данные свидетельствуют о том, что сказанное мною соответствует истине; чудовищные сезонные изменения на этой планете не имели места на более ранних этапах ее истории, а начались лишь несколько миллионов лет назад. Случилось одно из двух: либо сравнительно недавно Тиир был захвачен Альционом, либо гигантская звезда действительно сформировалась по соседству с этим карликом. Я лично склонен признать вторую гипотезу; мы находимся в недрах звездного скопления, где пространство, если можно так выразиться, насыщено газом и пылью. Более чем вероятно, что, если ранее Тиир не принадлежал к этому скоплению, его вторжение произвело достаточно возмущений и по соседству с ним началась конденсация.
   — Не спорю, эта гипотеза полностью совпадает с геологическими данными, но разве она не подтверждает мои предположения относительно способности абьерменцев приспосабливаться к новым условиям?
   — В каком-то смысле — да, но мне трудно представить себе органическую структуру, которая могла бы приспособиться к тому, что ожидает эту систему в ближайшем будущем. Повторяю, пространство здесь насыщено газом и пылью. Следовательно, это среда, в которой постоянно происходит трение. Именно поэтому возможно и другое предположение — что Тиир был захвачен Альционом. Из-за трения орбита Тиира непрерывно укорачивается. С каждым годом он все дольше задерживается в «горячей» зоне, и с каждым годом сокращается время его пребывания в отдалении от Альциона, то есть именно то время, когда может жить народ Дара. И если Альцион не вылетит из Плеяд, а этого, по-видимому, не случится, то через полмиллиона или через миллион лет красное солнце вместе с Абьерменом упадет на него.
   — Ну, достаточно.
   — Точные сроки установить трудно, но ясно одно: задолго до того, как они истекут, на Абьермене не сможет жить даже «горячая» раса. Мы обязаны переселить обе расы с этой планеты или хотя бы помочь им убраться отсюда, иначе мы будем повинны в преступной халатности.
   — Но ведь световое давление Альциона было достаточно мощным, чтобы разгонять вещество, из которого могли образоваться планеты; каким же образом это вещество создает трение?
   — Воздействие светового давления на частицу по сравнению с воздействием на нее сил притяжения находится в функциональной зависимости от размеров и плотности самой частицы. Могу вас заверить, что мы произвели немало наблюдений в этой области пространства, и то, о чем я говорю, — не простые догадки. Единственное, что меня еще смущает, — не вберет ли сам Тиир в себя огромное количество вещества? Потому что в таком случае светимость его увеличится и излучение истребит все живое на этой планете задолго до того, как Тиир упадет на Альцион. Не могу сказать, что именно произойдет раньше, но то или другое произойдет непременно.
   — Но куда же нам переселять этот народ? Найдется ли в Галактике еще одна планета, в точности воспроизводящая условия на Абьермене?
   — Готов держать пари, что таких планет тысячи. Правда, мы их еще не открыли, но ведь многие области Галактики еще не обследованы. И даже если такие планеты не найдутся, народ Абьермена сможет научиться жить на кораблях, и даже лучше, чем сейчас, потому что обе расы смогут жить одновременно. Мне представляется, что это должен быть корабль, одна часть которого горячая, а другая — холодная, и в них живут эти существа и переходят из одной части в другую, когда наступает их время. Такое положение вещей, несомненно, устроит абьерменцев больше, нежели жизнь на планете типа Земли, и я уверен, что правительство разделит мою точку зрения. Мы вернемся сюда еще до того, как вас произведут в адмиралы, сэр, и организуем здесь технические школы для обеих рас. И мне наплевать, как к этому отнесутся нынешние поколения Учителей «горячей» расы; несколько уроков астрономии заставят их изменить свое мнение.
   — Если только вам удастся обучить астрономии расу, которая воспринимает свет как звуковые колебания, — сухо заметил Берк. — Но это к делу не относится. Я согласен с вами. — На лице Крюгера отобразилось облегчение; что при этих словах почувствовал Дар, понять по его «лицу» было невозможно. — Дар Лан Ан может продолжать учиться у наших ученых сколько ему будет угодно и может возвратиться к своему народу со всей полученной информацией, когда пожелает. Вы понимаете, что, разрешая это, я иду на известный риск, но я почти уверен в поддержке официальных кругов. Молодой человек! — Он неожиданно повернулся к Крюгеру. — Вот вам прекрасный пример того, как опасно принимать решения на основании недостаточных данных. Только пусть это не впечатляет вас слишком сильно. У вас никогда не будет всех данных для решения вопросов, и тем не менее, когда-нибудь от вас потребуется ответ — особенно, если вам придется командовать звездолетом. И вам придется взять на себя ответственность за незрелое решение. Если вы когда-нибудь сломаете на этом шею, не жалуйтесь.
   — Не буду, сэр.
   — Превосходно. Дар, я не стану перед тобой извиняться. Но я готов предоставить любую помощь, которая тебе потребуется, пока ты с нами, если, конечно, это окажется в моих силах.
   — Благодарю вас, командир. Мои Учителя будут вам за это весьма признательны.
   — Кажется, скоро наступит время, когда ваше убежище закроют?
   — Через год. Я, впрочем, хотел бы вернуться туда, как только вы разрешите, потому что докладывать мне придется о многом.
   — Мы переправим тебя в самое ближайшее время. Нильс Крюгер, я полагаю, вы захотите отправиться вместе с Даром. Бот поведу я сам; на борт приглашаются все, кому это позволяют их обязанности и кому хватит места. Мы останемся внизу до того момента, когда закроют убежище, так что все, кто желает видеть эту процедуру, пусть планируют трехнедельную отлучку с «Альфарда». Бот стартует через двадцать часов; желающие взять с собой аппаратуру могут воспользоваться этим временем, чтобы погрузить ее. Дар Лан Ан, как по-твоему, смогут ли твои Учителя пользоваться радио, которое работает не на волне твоих «огненных» приятелей, так, чтобы они могли говорить с нами, если бы пожелали, без свидетелей?
   Крюгер с трудом подавил улыбку: старик, несмотря на свою приверженность долгу, все-таки был неплохим человеком.