Тот молча подал ему руку.
   Генерал подобрал кинжальчик. Странно: и рукоятка, и лезвие оставались холодными. «Потом надо будет поразмыслить над этим. А сейчас…»
   – Кончено дело! Теперь надо поторопиться к Гвоздю. У нас уйма забот на сегодня…

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ
Найти и уничтожить

   Дополнительный 38-й начал ходить в середине апреля.
   Дополнительный 38-й начал ходить где-то в середине апреля!
   Но я не дождался!
   Я не мог больше ждать!!!
   Я отправился в путь
   По шпалам и рельсам…
Из репертуара группы «Чиж и Ко»

2055 год Юго-Запад и Север Москвы, ничейные земли.
Команда генерала Дани, Гвоздь, Братцевская княгиня и некто Бойков

Глава первая
ДРУЖНАЯ СЕМЬЯ

   – Хватит! Меня достали эти споры. Еще сутки можно спорить с тем же успехом. Я напоминаю всем умникам… особенно тебе, Тэйкемия… Только не надо мне рожи корчить… Что у нас есть на промену? Десять автоматных рожков. Это раз. Двенадцать ампул морфинала. Это два. Пачка какао… Катя! Ты делаешь вот так бровями уже в сороковой раз. Не делай больше, я тебя прошу! Какао мы отдадим, ты одна его любишь, а стоит одна пачка ого-го. Это три. «Черная радуга» полуразряженная. Это четыре. Четыре канистры бензина, три канистры соляры, соляру, причем жалко… Немо! Спасибо, хоть ты молчишь. Это пять. Ну и те пять стволов, которые мы отобрали у Верных защитников в прошлый раз. Вывод? Не густо. А теперь быстренько разошлись по углам, и каждый написал, какого рожна нужно конкретно ему и какого рожна, как он думает, нужно всей команде. Потом сверим списочки.
   – …в командир …нутый, – мягко выразила свое мнение Тэйки.
   Даня презрительно промолчал.
   Минут семь команда старательно выводила каракули на кусках старой газеты из Гвоздевых запасов. Катя писала с трудом: когда она училась в школе, там уже почти не учили писать. Все остальные не особенно-то и знали смысл коротенького словечка «школа». И буковки выводить научились самостоятельно, только Тэйки осваивала это тонкое искусство под чутким руководством Кати. Буквопись – нудное, тяжелое и малопродуктивное дело…
   – Я первая! – заявила во всеуслышание Тэйки.
   – Генерал… – Немо положил бумажку на стол.
   – Мне бы подумать подольше, – огорчилась Катя, – по-моему, не хватает всего и много.
   – Все, – коротко резюмировал Даня, – раскрываем карты.
   Список Немо оказался короче всех:
   «1. Элементы питания для обогревателя.
   2. Все, что заказал Гвоздь.
   3. Тяжелое оружие, лучше всего переносной ракетный комплекс «Викинг» производства липецкой мастерской.
   4. Минимум 10 зарядов к «Викингу».
   5. Новая обувь для всех.
   6. Теплая одежда для всех».
   Катя не стала мелочиться:
   «Ботарейки для обогреватля, очень многа. Сахарр, 2 килограма, лутше пять. Крупы гретчки килограм пять. Масла 2 литра лутше читыре. Обувка без обувки все замерзьнем. И одежды также. Гвоздевскии заказ а то как-та неудобна, не зряж он начал нам опять штучки мастирить. Кофе побольше и чяя. Картошки очень многа иначе нильзя. Кой-чево в Гэтээсе поменять совсем старое. Для Тэйки харошюю шапку. Для Немо поменять билье износилось страх сматреть. Для Дани новый ремень старый скора совсем порвеца».
   Тэйки: «Arms пotяжeлыцe, мне нужны o6yfb, поntовая кyrthKa покруче, штоб знали меня, saxap и мясо. Дане sмeниtb ремень, ремень sobсем shit. Еще кофе езли можна».
   Сам Даня хотел наменять уйму новой электроники и уйму оборонительных магических примочек. У него составился список из десяти пунктов первого и пятнадцати второго. Тяжелое оружие в широком диапазоне (иными словами, какое будет). Ну и сапоги, если останется что-нибудь на промену.
   Генерал, как водится, почесал лоб и сказал в сердцах:
   – Немо, ты знаешь, у кого лучшие мозги во всей нашей команде?
   – У меня, – бесстрастно ответил тот, – на втором месте мозги Гвоздя, но он не совсем наша команда.
   – Вообще-то я должен был сказать, у кого лучшие мозги… Но ты и сам догадался. Так. Будем расторговываться по твоему списку и только по твоему. Он оптимален.
   – А куртку мне? Надеть совершенно нечего! – возопила Тэйки.
   – И, Даня, насчет крупы я хотела бы… – начала, было, Катя.
   – Не убедили, – перебил ее генерал. – Список Немо, и баста.
   Собрались они быстро. Перед самым отъездом Даня зашел в комнату, где валялся Гвоздь и спросил:
   – Ну как ты, старик?
   – Как младенец, Даня. Только слабость. Словно меня долго варили, а потом выплеснули из кастрюли.
   – Угу.
   Генерал посмотрел-посмотрел на мастера и, наконец, решился.
   – Мы уезжаем на ярмарку. Все четверо, Гвоздь.
   – Надолго?
   – Может, на полдня. А может, и на сутки.
   Мастер удивился:
   – А кто же… останется со мной?
   – А никто, Гвоздь. – И генерал бросил ему ключ.
   Тот жадно схватил маленькую железную штучку и посмотрел на нее так, будто в руке у него была директива от каких-нибудь высших инстанций, предписывавшая обеспечить мастеру Гвоздю личное бессмертие и вечное счастье.
   – Даня… Даня… А я уже и верить-то перестал.
   Пока Гвоздь возился, освобождаясь, генерал, присев на корточки, объяснял ему:
   – Забудь все наши обиды. Забудь, старик, все то дерьмо, которое мы тебе причинили, а мы тогда забудем все то дерьмо, которое ты задвинул нам. Понятно тебе?
   – Да, Даня… Да. Хорошо.
   «Ну вот сейчас. Слишком уж он сияет…»
   Улыбаясь в тридцать два зуба в шесть рядов плюс рота резерва, Гвоздь медленно подходил к нему. Движения мастера были медленными, а тело – расслабленным, утратившим прежнюю гибкость и силу.
   «Ну же…»
   – Ответь, Даня, ты веришь мне, как в ту ночь, когда…
   Хряск!
   Гвоздь весь вложился в этот удар.
   Генерал полетел на пол, откатился к двери, сжал обеими руками подбородок. Стон вырвался у него.
   «А ведь Гвоздь и впрямь сноровку потерял. Бьет – как мух давит», – прикидывал Даня, старательно изображая почти недееспособного.
   – Ну и сволочь же ты, Гвоздь…
   «Надо бы тебя потренировать, Гвоздь. Иначе загремишь на первом же деле».
   – Мне кажется, мон шер, ты был мне кое-что должен. Я расплатился сполна и всем доволен… Мир?
   «Только трепалка не обмякла. Она у него, по всему видать, неизнашиваемая».
   – Мир. Помоги мне подняться.
   И генерал встал, издавая нарочито громкое кряхтение. А, встав, преобразился.
   – С долгами покончено? – спросил он требовательно.
   – Ап-псалютна!
   – Я тебе, балбесу, верю, хотя ты и спросил об этом только для того, чтобы отвлечь мое внимание. Верю на все сто, Гвоздь. Ты друг, а мы друзья тебе. Так?
   – Так.
   – Отлично. Сегодня приходишь в себя. Завтра – начнем приводить твое тело в порядок. А через неделю-другую мы с тобой отправимся на Прялку.
   Мастер удивленно покачал головой:
   – Неужели не забыл?
   – Нет.
   Гвоздь подскочил и порывисто обнял его.
   – Ну-ну… неудобно… мне.
   – Сейчас, Даня я еще не могу этого сделать, получится не от чистой души, а потом, когда отойду от всей нашей… катавасии… непременно скажу спасибо и тебе, и Катерине, и всем.
   Генерал усмехнулся:
   – Да считай – сказал.
   Когда команда уехала, Гвоздь сел прямо на линолеум и заплакал. Мастер плакал долго и горько, худые плечи его дергались, а еще он издавал всхлипы, как малолетка, как хрен знает кто… Успокоившись, Гвоздь походил по убежищу, придирчиво заглянул во все углы и сделал неутешительный вывод:
   – Только настоящие друзья могут превратить твой дом в полный срач!

Глава вторая
ОСЕННЯЯ ЯРМАРКА

   Никогда ярмарки не устраивали в Москве: это было бы прямым самоубийством. Собирались обычно на расстоянии двадцати и больше километров от столицы каганата Раш. Ярмарки считались делом опасным и для их организаторов, и для участников, но замены им не было, да и быть не могло.
   Осеннюю ярмарку пятьдесят пятого года запустили на заброшенном шоссе у поселка Бронницы. Рядом располагалась маленькая Вольная зона вокруг храма с колокольней невероятной высоты. Данина команда, сплошь состоявшая из городских жителей, привыкла к высоким домам – в три этажа, в четыре и даже в пять. Но когда ими позволили забраться на смотровую площадку под колоколами и они глянули вниз с этакой верхотуры, у Дани закружилась голова, а Тэйки сделала три шага назад и зажмурилась. Бронницкая колокольня – самое высокое здание из всех, которые они видели в жизни.
   Ничего более людного, нежели ярмарки, они тоже не знали. Бывало, команда разбивала крупные транспорты, чуть ли не под сто человек охраны. Но тут собиралось целые три сотни людей, а иногда и пять сотен! В этой кошмарной толпе Даня чувствовал себя несколько неуютно.
   Ни одна ярмарка не шла дольше светового дня.
   Здесь не дрались, не воровали друг у друга, не затевали пальбу (хотя вооруженными прибывали все поголовно), не тратили много времени на препирательства по поводу цен и никогда не задерживались на лишние пять минут. Крикунов, драчунов, воров могли запросто пристрелить, Кроме того, раз в три-четыре года гоблины каким-то образом узнавали о времени и месте проведения очередной ярмарки. Начиналась потеха со стрельбой… Мощный магический удар или нашествие Верных защитников никого обрадовать не могли, а потому команды спешили покинуть столь небезопасное место как можно скорее.
   Новостями тут обменивались на ходу, выражали почтение знакомым тоже на ходу.
   Катя и Немо заглушили движки обоих тягачей. Команда вынесла товары. Немо сходил к бронетранспортеру организаторов и патронами оплатил право участия в ярмарке.
   Рядом с тягачами Даниной команды стояли грузовики и легковушки разных марок, иногда чистейшие самоделки. Между ними затесался легкий танк (Даня мог такой приобрести, но счел его очень непрактичной штукой), около дюжины тяжелых мотоциклов с умопомрачительными наворотами (простые долго не живут), два бэтора (удобная вещь, особенно если усилить магической защитой), а также бронированная громада пятиметровой станции наведения зенитных ракет, вся разрисованная граффити (это выпендрился генерал Рожков).
   Даня и его люди встали рядом со своими машинами, приглядываясь к ярмарочным рядам.
   Вон ряд харчевщиков, как обычно, самый многолюдный: человек пятнадцать. Вон одежники, а вплотную к ним – энергетики (батарейки, блоки питания, горючее) и обувщики. Чуть поодаль расположились оружейники и фармацевты. Рядом с организаторами ярмарки – транспортники и электронщики. На некотором расстоянии ото всех остальных – колдунцы, торговавшие разнообразными магическими штучками. Наконец, в центре ярмарки стоит ряд, который можно было бы назвать «…и все остальное» – от мыла до книжек, – но именуют тамошних торговцев почему-то роскошниками.
   В качестве валюты, которую принимали почти все, ходили патроны, гранаты, бензин и соляра. Именно в такой последовательности.
   Знакомых лиц оказалось не особенно много. Бритый Митяй, здоровый, как гоблинский сапог с подковкой; Рожок с крашеным дикобразом на голове; новенький Басмач – стал генералом всего дней десять назад.
   А это кто? Неужели…
   Между грузовиками бродит невыносимо худая, хмурая, одетая в дырявое тряпье Кикимора. В глазах у нее стоит голод. Лицо грязное, ладони грязные, лохмотья грязные… Только автомат, закинутый за спину, надраен до блеска, и от него метров на десять во все стороны разит добрым ружейным маслом.
   – Даня… Мне жалко ее. Хорошая девушка умная, спокойная, очень вежливая…
   – Мадам! – прерывает Катю Тэйки, – ты вообще о чем? Это ж боец экстра-класса! Оружие массового поражения! И вообще не девушка, а термоядерная дрезина с ракетной подвеской. Секи поляну!
   Катя вздохнула и ничего не сказала ни про то, что в человеке важнее его тактико-технических характеристик, ни про то, как ей нравится кристально чистая речь Тэйки. Ко всему привыкнешь в этой семейке…
   Катю интересовало другое:
   – Даня, можем ли мы пригласить ее к себе? Тебе решать, только, по-моему, стыдно этого не сделать: она выглядит так, что краше в гроб кладут. И, кажется, долго не протянет.
   – Не протянет, – спокойно подтвердил Даня.
   – Мамашка дело говорит! – влезла Тэйки.
   Команда ждала от генерала нужных слов. Вот Кикимора прошла совсем рядом… Генерал протянул ей руку, она пожала и разошлась с Даниной командой на контркурсах.
   Катя молчала.
   Тэйки молчала.
   Немо молчал.
   Они надеялись, что Даня переменит свое решение, догонит Кикимору, заговорит с ней… Или хотя бы пошлет за ней кого-нибудь, например, Немо. Но он и бровью не повел.
   – Ты что вообще делаешь?! Добряк-самоучка! – первой нарушила молчание Тэйки.
   – Я прошу прощения, командир, но нам, возможно, пригодилось бы пополнение… – Для Немо это был предел некорректности.
   Катя смотрела осуждающе, но ничего не говорила. Даня должен был согласиться, просто обязан. И она терялась в догадках, почему этого не произошло.
   – Да, ей плохо. Да, она, скорее всего, умрет. Нет, мы не будем предлагать ей помощь, и не станем звать ее в команду. Если, конечно, Кикимора сама к нам не попросится. Только это навряд ли.
   – Почему?
   – Что – почему, Тэйки? Почему к ней соваться не стоит или почему она к нам не подойдет?
   – И то и другое. Не тяни жилу, генералишка!
   – Она – генерал. Вот и все причины.
   – Даня, я все-таки не понимаю тебя, – вежливо сообщила Катя.
   – Да нечего тут понимать. Я на ее месте сдох бы, а в другую команду не попросился. Могу объяснить, если до сих пор не понятно…
   – Дуй, умник! – выпалила Тэйки.
   – Ладно. Вы ведь знаете нашу публику. Мы, конечно, люди, но наполовину – настоящее зверье. Никого не ценим, ничего не ценим, только свою стаю, в смысле команду. И если кого-то признали вожаком, генералом, старшим, то дороже этого ничего нет. Генерал может лишиться команды, да, тогда он сам – команда. Один-единственный человек. Только он дерьмовая команда и людьми, если по уму прикинуть, не обрастет. Во-первых, раз генерал одну команду профукал, то и другую может профукать, а люди в это моментом врубаются. Во-вторых, у Кати спросите, она лучше скажет. Она говорит, раньше семья была как семья, а теперь по-другому. Ну, я тоже кое-что про родителей, про своих помню… Короче, имелась у тебя семья, то бишь команда, и нет ее. Притом сам ты и виноват, ведь ты сам решал, как всем жить, что делать, куда соваться, а куда не соваться, кому спустить ошибочку, а кого прижать. Выходит, ты-то свою семью и убил. Так? Так. Теперь попробуй, заведи новую. Решись на такое дело! Поэтому один генерал под другого не пойдет, если только жизнь не сломала его вконец, а Кикимору она еще не сломала, я же вижу. И харчей ни у кого не возьмет. Разве, может быть, боезапас… И одна ходить будет, пока не окочурится или генералом быть не перестанет. В общем, Катя, подойдешь к Кикиморе, пожалеешь ее, звать под меня примешься, и только смертно ее оскорбишь.
   – Ну, вы, генералье, особый народ, – отозвалась Тэйки, – психи, правду сказать.
   Катя думала, до чего Кикиморе должно быть больно. За полгода она потеряла трех парней из своей команды и превратилась в генерала-без-войска. Один за другим ее ребята гробились в самых нелепых обстоятельствах. Последнего убил скоротечный грипп – никакая магия от этой дряни не помогает…
   Катя мучилась чужой болью.
   – Кстати, Немо, если не трудно, вот тебе два автоматных рожка, и сходи к Кикиморе. Патроны она возьмет… Сходишь?
   Немо кивнул.
   – А потом отправишься к колдунцам, сторгуешь игрушки для Гвоздя. Отдашь им за это «черную радугу» и какао… и… один ствол. Должно хватить.
   Тэйки он отправил за элементами питания для обогревателя, вручив ей два автомата и целую груду патронов к ним.
   – Катерина, ты пойдешь к обувщикам и одежникам. Но не сразу, а через пару минут. У меня к тебе есть дело, и не надо, чтобы кто-то нас слышал.
   Катя изумленно уставилась на него: когда это Даля скрывал свои планы от команды?
   – Насчет Гвоздя? Собираешься опять приковать его?
   – Не собираюсь. Нет. Слушай меня внимательно: никто из команды ни слова, ни звука не узнает из нашего разговора. Обещаешь?
   – Обещаю, – ответила она серьезно.
   – Я… дал слово Гвоздю разоружить вместе с ним одну финтифлюшку. И могу не вернуться.
   – Почему? – непонимающе уставилась на него Катя, и генералу была приятна ее вера в его всесилие.
   – Серьезная вещь. Пятьдесят на пятьдесят, прихлопнет она нас или поддастся.
   Катя осуждающе покачала головой. На лице ее было написано: «А оно того стоит? Не думаешь ли ты, голубь, что команда важнее любых финтифлюшек?»
   – Оно того стоит, Катерина, поверь мне на слово. И потом, я уже обещал. Не стоит со мной спорить, только время на трынделово изведем. Я знаю, о чем ты скажешь, а ты все мои ответы знаешь. Просто слушай меня, да и все. Если я не вернусь, генералом будешь ты, или все втроем идите под Кикимору.
   – Но… Тэйки?
   – Во-первых, она не может. Во-вторых, она пошумит-пошумит для форсу, а потом признает… Кикимору. Тебя – не знаю… Как себя поставишь.
   Катя посмотрела на генерала ошарашенно. Мысль о власти ее явно пугала. И Даня понял это:
   – Короче, под Кикимору, и баста. Ждите нас с Гвоздем не больше десяти дней.
   – Когда выходите? – смирившись, пролепетала Катя.
   – Недели через две. А теперь давай займемся делами…
   К вечеру команда благополучно вернулась в Москву. Уже в темень, подъезжая к улице Грибальди, Даня почувствовал, до чего ж его колотит. Слишком много вбухано в Гвоздя сил, времени и нервов. Если с ним сейчас не все в порядке, это будет самым серьезным поражением Дани за всю жизнь.
   Затевая рискованную бодягу полтора месяца назад, генерал даже отдаленно не представлял себе, сколько грязи придется скушать ему лично, да и каждому в команде. Дело казалось ему хоть и неприятным, но довольно простым…

Глава третья
УЗНИК

   У Дани были очень быстрые руки. Пальцы – тонкие, ловкие… После той летней ночи, когда его команда взяла гоблинского мага, а потом прикончила его, генерал со своими людьми переселился к Гвоздю. Подъехав к его убежищу на двух тягачах, они долго подавали сигнал, но хозяин все никак не открывал им. Потом все-таки впустил.
   Гвоздь встретил Данину команду, стоя на четвереньках и задорно похихикивая. Ему было чертовски хорошо, он чувствовал себя на пять с плюсом, и едва-едва оторвался от своего кайфа, чтобы открыть перед Даней все потайные двери. На большее его не хватило. То есть его не хватило даже на простое «здрасьти». Но на четвереньках он еще держался.
   Катя опустилась на колени и погладила его.
   – Бедный ты мой…
   Даня на секунду закрыл глаза. «Врал мне, гад, да еще как врал! Если это всего-навсего траб, тогда я – каган гоблинский. Нет, ребята, это никакой не траб. Это, ребята, радужная пыль… Если только наш дурень не вмарусил туда еще какую-нибудь самокатную примочку для пущего кайфа. С него станется».
   – Помоги-ка мне, Немо.
   Они ухватили тело Гвоздя и забросили на плечо. Тот даже не мурлыкнул. Все мышцы его пребывали в состоянии глубокого сна, а рожу перекашивала кретинская улыбка.
   – Стой! Только не ногами вперед, мля…
   Они внесли Гвоздя в кабинет и аккуратно положили на железную койку, стоявшую тут с тех далеких времен, когда сам Даня жил у Гвоздя и числился то ли учеником, то ли помощником, то ли компаньоном.
   – Пригляди за ним, чтоб не брякнулся.
   Даня вышел, порылся в тюках с барахлом и, наконец, отыскал нужную вещь. Вернувшись, он застал Немо уговаривающим Гвоздя не прыгать с койки на пол и не драться.
   Вот тогда-то Дане и понадобилась вся быстрота пальцев, на какую он только был способен.
   Чинк! – щелкнула железка о железку. И Гвоздь обнаружил себя прикованным к железной койке наручниками. Он подергал левой рукой и убедился: это правда, это ему не привиделось. Машинально он дернулся еще раз. Кретинская ухмылка начала сползать с его лица.
   – Какого еще…
   Но болтовня оказалась для Гвоздя слишком изматывающим занятием. Двух слов с избытком хватило на то, чтобы окончательно лишить его сил. Мастер потряс головой, прищурился, будто пытаясь разглядеть, какая еще серо-буро-малиновая зверушка затесалась между старыми знакомыми Даней и Железным Чурбаном, потом на лице его появилось выражение чистого, беспримесного ужаса, словно унитаз отрастил маленькие керамические ножки, прискакал к его лежбищу и оскалил белоснежные керамические клыки… Мгновением позже Гвоздь бессильно брякнулся на металлическую сетку. Он спал сном праведника, и только веки подергивались, выдавая пестрое движение снов. Даня почесал лоб:
   – Почему с хорошими людьми всегда случается какая-нибудь хреновина?
   Немо ответил моментально:
   – Известная мне статистика этого не подтверждает, генерал. Возможно, появились новые сведения, но я…
   Даня махнул ему: мол, заткнись.
   – Найди у Гвоздя в хозяйстве матрас, простыни и тащи сюда. Еще позови Катю.
   Немо ушел. Генерал осторожно стянул с Гвоздя штаны… ох ты! давно ли парень пренебрегает трусами? Поколебавшись, он содрал бандану. В Гвоздевой мастерской на веревках, протянутых от стены к стене, сушились какие-то травы, шкурки мелкого зверья, чья-то омерзительно неземная кожа… Даня потеснил травяные веники и повесил бандану на веревку. «Пусть видит, но руками не трогает. Не ровен час, удумает с головы на шею переместить свою тряпочку…»
   – Что ты делаешь?! – воскликнула Катя.
   – Привожу парня в порядок.
   – Да разве так лечат? Ты же мучаешь его.
   – Катя… Наркота – не болезнь. Это… – Даня напряг память, чтобы вспомнить фразу, услышанную им в детстве от великого мудрого отца, очень большого человека, – это порок. Человек может себя заставить удержаться от нее, но не хочет. Он себе противонаркотную хотелку специально отключает. Насколько я знаю, наркошу вылечить нельзя. И лечить его не надо. Но есть два способа выбить дурь из башки.
   – Если ты продолжишь свои человеконенавистнические…
   – Цыц. Способ первый: пристрелить, на хрен, сразу, чтоб не мучился. Это добрый способ.
   – И ты задумал…
   – Катя, я очень тебя уважаю, ты замечательный человек, и мы без тебя пропадем. Но сейчас заткнись, пожалуйста.
   – Заткнулась.
   – Способ второй: не давать наркотиков, ни при каких обстоятельствах.
   – И что потом?
   – Либо сдохнет, либо рехнется, либо выйдет свеженьким огурчиком.
   Катя усмехнулась:
   – Не обманывай себя, душа моя. Он опять захочет получить дозу.
   – Да знаю я, знаю… Тут опять же два способа. Есть у меня один знакомый в Секретном войске. Он гипнотизер, и он нам поможет за так, – парень кой-чем обязан мне. И еще в Вольной зоне, у нас тут под боком есть хороший маг, именуемый поп. Говорят, если поворожит, от пьянки и от таких дел – он показал на дрыхнущего Гвоздя – помогает.
   – Приковывать-то зачем?
   – По его же дурацкой просьбе.
   Катины брови чуть было не переехали со лба на макушку.
   – Полтора года назад он мне сам рассказал, как и что делать с его драгоценной персоной, если случится такая вот дребедень. Я ему: мол, шутишь, мужик. А он мне: сделай все, как я сказал, даже против моей воли, считай, я буду не в себе. Умный человек – Гвоздь. Умнее его я знал только одного человека.
   – Кого?
   – Моего отца. Но его я плохо помню.
   Катя потопталась рядом, молча впитывая всю грязь ситуации. Глаза ее бегали, руки никак не желали успокаиваться – то Катя сцепляла пальцы замком, то сжимала их в кулаки, то совала в карманы. Весь ее жизненный опыт, вся душа ее протестовали против наручников, но ум и воля Гвоздя неизменно приводили ее в восхищение. Кто-кто, а Гвоздь не мог ошибиться. С Даней она бы еще, пожалуй, поспорила, хоть он и генерал. А с волей философа, который сейчас «не в себе», ей спорить не хотелось.
   – Когда мы его освободим, Даня?
   – Мы? Мы – никогда. А я сниму наручники только тогда, когда он будет в норме.
   – Через неделю? Через десять дней?
   Даня нахмурился. Ему казалось, что все нужное он уже сказал.
   – Может, через неделю. Может, через год. А может, и никогда, Катя. И я своего решения не изменю.
   – Но почему?
   – Он мой друг. Самый лучший друг на свете.
   Катя опешила. Такой способ позаботиться о друге был… нельзя сказать, чтобы просто непонятен. Скорее, невозможен. Где тут логика? Ее логика пасовала перед Даниной железобетонностью и пряталась в дальнем темном чулане, боясь выйти и опять увидеть всю эту нелепицу.
   Сцепив руки на груди, Катя расхаживала по комнате с отрешенным видом.
   Немо тихо вошел, тихо подсунул матрас Гвоздю под задницу, тихо накрыл его одеялом и тихо удалился, ни слова не проронив. Иногда генерал готов был молиться на Немо.
   А Катя тем временем все вышагивала с каменным лицом.
   – Стоп, Катя. Стоп, балда андреевна. Ты мне до жути нужна, и если ты не поможешь, никто не сумеет помочь.
   Это, кажется, ее проняло. Она всегда была готова помочь любому, кто бы ни попросил, и генерал знал, на какую наживку клюнет рыбка Катя.
   Она внимательно посмотрела на генерала. Она вышла из ступора.
   «Ну вот и отлично. Включайся, без тебя я и вправду не потяну такое дело».
   – Ты единственная из нас, кто может ухаживать за беспомощным человеком. День за днем. Неделя за неделей. А если понадобится, то и месяц за месяцем. Горшок, Катя. Питье, еда. Мыть-протирать, сопли подбирать, Катя. Ты справишься?
   И тут Катя переменилась. Эта перемена была столь внезапной и столь разительной, что Даня растерялся. Она даже двигаться стала иначе. Минуту назад была такая дерганая, чумовая, а сейчас разом успокоилась и обрела свою обычную медлительность и плавность. Даня почувствовал, до чего же он все-таки пацан перед этой женщиной. До чего они все пацаны, и как здорово сделала жизнь, подсунув им сильную и добрую Катю.