Раздался какой-то шум. Сначала прерывистое жужжание электромоторов, вращающих антенны радиолокаторов, затем что-то еще. Сато знал, что услышал его слишком поздно, где-то по правому борту. Глухой рев быстро усиливался. Наконец он понял, что это может быть только шум стремительно приближающегося самолета, поднес к глазам бинокль и посмотрел направо. В первые несколько мгновений ничего не увидел и вдруг заметил движение у самого корабля - две темные стреловидные тени промчались над самой головой. "Мутсу" задрожал от рева их двигателей, адмирал Сато похолодел, и тут же его охватила вспышка ярости. Он распахнул дверь рулевой рубки.
   - Какого черта!
   - Два истребителя F-3 провели тренировочную атаку, - доложил вахтенный офицер. - В боевой рубке за ними следили уже несколько минут. Мы осветили их своими радиолокаторами.
   - Немедленно передайте этим "диким орлам", что полеты над кораблем в темноте подвергают его опасности, а их самих - риску глупой смерти!
   - Но, адмирал...
   - Что значит "но"? Это ценная боевая единица нашего флота, и я не хочу, чтобы один из моих кораблей провел месяц в доке, ремонтируя поврежденную мачту только потому, что какой-то дурак-летчик не заметил нас в темноте!
   - Хай. Немедленно свяжусь с берегом.
   Испортили мне такое прекрасное утро, кипел от ярости Сато, возвращаясь к своему кожаному креслу на крыле мостика. Вскоре он успокоился и задремал.
   Неужели я догадался об этом первым? - задал себе вопрос Уинстон. И тут же спросил себя, почему это удивляет его. ФБР и все остальные агентства сейчас пытаются скорее всего восстановить документацию, и их усилия направлены, по-видимому, на борьбу с мошенничеством. Еще хуже то, что они занимаются всеми документами, а не только документацией "Коламбус групп". Перед ними настоящий океан данных, они не знакомы с методами работы, а сейчас не то время, чтобы осваиваться в процессе расследования.
   Телевидение информировало зрителей о происходящем. Председатель правления Федеральной резервной системы выступал все утро, переезжая из одной телевизионной компании в другую, затем последовало обращение к общественности через журналистов, аккредитованных при Белом доме, и далее подробное интервью по каналам компании Си-эн-эн. Принятые меры принесли некоторые плоды, которые тоже демонстрировали по телевидению. Еще до ланча в банки пришло множество людей, они с удивлением увидели, что перед кассирами лежат горы наличных, доставленных прошлой ночью. Среди военных это скорее всего называется "демонстрацией силы". И хотя председателю правления Федеральной резервной системы пришлось убеждать директоров всех крупных банков, теперь кассиры встречали вкладчиков у окошек касс словами: "Ах, вам нужны наличные? Разумеется, можете снять со счета, сколько пожелаете". Во многих случаях людей, получивших деньги, по возвращении домой охватывала тревога противоположного плана - разве не опасно держать дома столько денег? - и после обеда некоторые возвращались обратно и делали новые вклады.
   Это работа База Фидлера, подумал Уинстон, а он отличный профессионал - для ученого-экономиста, разумеется. Министр финансов старался выиграть время и добился успеха с помощью дополнительных вливаний наличных. Избранная им тактика дала свои результаты, с ее помощью ему удалось успокоить общественность, пусть временно, убедить вкладчиков, что ситуация не такая плохая, как им это кажется.
   Крупных инвесторов провести гораздо труднее. Положение тяжелое, и спектакль, разыгранный в банках, - в лучшем случае временная мера, призванная приостановить панику. Федеральный резервный сбрасывал в банковскую систему наличные деньги. Это принесет свои плоды, на день-другой отдалит наступление кризиса, однако к концу недели доллар ослабнет еще больше, а ведь даже сейчас в мировом финансовом сообществе от американских казначейских облигаций шарахались, как от крыс, разносящих чуму. Но худшим было то, что, хотя Фидлер временно сумел не допустить краха банковской системы, так долго продолжаться не может, и, если не удастся восстановить настоящее доверие, кризис будет обостряться и в конечном итоге не помогут никакие паллиативы. Вот тогда все вкладчики ринутся в банки за своими деньгами и ситуация станет катастрофической. И Уинстон считал это неизбежным.
   Причина заключалась в том, что гордиев узел, завязанный на горле инвестиционной системы, быстро развязать - или разрубить - невозможно.
   Уинстону казалось, что он сумел определить вероятную причину случившегося, однако вместе с этим ему стало ясно, что найти решение проблемы скорее всего не удастся. Саботаж в "Депозитори траст компани" был делом рук гения. Если говорить коротко, никто не знал, что ему принадлежит, сколько он заплатил за это, когда получил, а также каковы его оставшиеся средства. Этого не знали ни отдельные вкладчики, ни инвестиционные компании, ни торговые дома - никто.
   Как начнется настоящая паника? Через несколько дней пенсионные фонды станут оформлять и рассылать чеки за прошлый месяц - но смогут ли банки выплатить по ним деньги? Федеральный резервный будет настаивать, чтобы выплаты шли, но обязательно найдется какой-то один банк, который откажется от выплат из-за собственных финансовых затруднений, - всего один банк, такие катастрофы всегда начинаются в каком-то одном месте - и это сообщит толчок новой волне вкладчиков, требующих свои деньги. В результате Федеральному резервному придется повторить вливание денежной массы в банковскую систему, а это неизбежно приведет к началу гиперинфляционного цикла, то есть к окончательному кошмару для экономики страны. Уинстон хорошо помнил то, как инфляция повлияла на финансовый рынок и всю Америку в конце семидесятых годов, болезнь, охватившую всю страну, утрату доверия нации. Ярче всего она выразилась в появлении множества сумасшедших, которые начали строить убежища в горах Северо-Запада, и выходе кинофильмов о жизни после апокалипсиса. Но даже тогда инфляция остановилась. На какой цифре? Да, примерно тринадцать процентов. Учетные ставки в двадцать процентов. Страна, задыхающаяся всего лишь от утраты доверия, подорванного очередями на заправочных станциях и действиями нерешительного президента. Не исключено, что теперь семидесятые годы будут вспоминать с ностальгией.
   Да, конечно, то, что сейчас угрожает стране, намного страшнее. Такого еще никогда не случалось в Америке, и предстоящий кризис напомнит о событиях, происходивших в Веймарской . республике, в не столь далеком прошлом в Аргентине и в Бразилии при военной диктатуре. Более того, события охватят не только Америку. Подобно финансовому краху 1929 года, последствия будут расходиться как круги по воде и потрясут экономические устои всего мира, а это уже выходило далеко за пределы того, что мог представить себе сам Уинстон. Джордж знал, что его личное благополучие если и пострадает, то незначительно. В конце концов, если даже он потеряет девяносто процентов своего огромного состояния, оставшаяся сумма более чем достаточна для удовлетворения его потребностей. К тому же при проведении операций со своими деньгами он всегда принимал меры предосторожности и страховался от потерь, хеджировал, покупая физически осязаемые предметы вроде нефти и золота. Вдобавок немалая часть его состояния заключалась в золотых слитках, хранящихся в банковских сейфах, - тут он вел себя, как средневековый скупец, - а поскольку крупные депрессии носят по сути дела дефляционный характер, со временем относительная ценность его различных капиталовложений в конечном итоге даже увеличится. Уинстон знал, что он и его семья переживут все потрясения и будут вести безбедную жизнь, однако люди, менее предусмотрительные, или те, кому меньше повезло, будут ввергнуты в пучину экономического хаоса. К тому же разве он занимался инвестиционным бизнесом только для себя? Он думал по ночам о маленьких людях, видевших его телевизионную рекламу и доверивших ему свои скромные сбережения. Вот уж поистине волшебное слово - доверие. Оно означало, что ты принял на себя обязательство защищать финансовые интересы тех, кто доверил тебе деньги. Оно означало, что они поверили тому, что ты говорил, и теперь ты обязан оправдать это доверие не только перед ними, но и перед самим собой. Потому что, если ты потерпишь неудачу, не будут покупаться дома, дети не смогут получить образование и погибнут мечты людей, ничем не отличающихся от него самого. Даже для Америки это плохо, подумал Уинстон, но эти события охватят - могут охватить - весь мир.
   Он не сомневался, что все это отнюдь не было случайностью. Нет, это был отлично задуманный и блестяще осуществленный план. Ямата. Хитрый сукин сын, подумал Уинстон. Наверно, первый японский финансист, к которому он испытывал уважение. Первый из японцев, сумевший до тонкостей понять стратегию и тактику биржевой игры. Да, конечно, теперь в этом нет сомнений. Выражение его лица, взгляд темных глаз над бокалом шампанского... Ну почему Уинстон не догадался об этом раньше? Значит, игра началась уже тогда, не так ли?
   Нет, этого не может быть. Это не вся игра. Часть ее, скорее, тактический маневр, нацеленный на что-то еще. Что именно? Что может оказаться столь важным, что Райзо Ямата согласился расстаться со своим личным состоянием и одновременно уничтожить тот самый мировой рынок, от которого зависели его собственные корпорации и национальная экономика его страны?
   Такие мысли не могут прийти в голову бизнесмену и, уж конечно, не придутся по душе завсегдатаю Уолл-стрита.
   Как странно, что понимаешь все и тем не менее не видишь смысла. Уинстон посмотрел в окно на закат солнца над нью-йоркской гаванью. Нужно посоветоваться с кем-то, сообщить о том, что ему известно, причем поговорить с человеком, понимающим происходящее. Фидлер? Может быть. И все-таки лучше с кем-то еще, знакомым по Уолл-стриту... а также разбирающимся и в других вещах. Но с кем?...
   - Это наши? - Все четыре эсминца стояли под ветром в заливе Лаолао. Один из них пришвартовался к танкеру, несомненно принимая на борт горючее.
   Ореза отрицательно покачал головой.
   - Цвет иной. Корабли американского военно-морского флота темнее, более синие.
   - Вот эти кажутся мне серьезными кораблями, - заметил Барроуз, возвращая бинокль владельцу. - Радиолокационные антенны, многоствольные ракетные установки, противолодочные вертолеты. Это эсминцы типа "иджис", вроде наших "берков". А вот насчет серьезности ты прав. Самолеты их опасаются.
   На глазах Португальца с одного эсминца взлетел вертолет и направился к берегу. - Может быть, стоит сообщить о них?
   - Неплохая мысль.
   Барроуз вошел в гостиную и вставил батарейки обратно в свой телефон космической связи. Полностью отключать блок питания было скорее всего излишним, зато гарантировало безопасность - ни одному из американцев не хотелось узнать, как японцы поступают со шпионами, каковыми они с Орезой. несомненно являлись. Кроме того, было неудобно просовывать антенну в отверстие, просверленное в донышке стальной миски, и затем держать ее рядом с головой, зато все это выглядело смешно, а им хотелось посмеяться хоть над чем-то. - Национальный центр управления боевыми операциями, адмирал Джексон. Вы снова на дежурстве, сэр?
   - Да, главный старшина, похоже, мы дежурим оба. У вас что-то новое?
   - Четыре эскадренных миноносца "иджис" в бухте у южного берега острова. Один бункеруется с танкера. Подошли сразу после рассвета. У причала еще два сухогруза с автомобилями и один на горизонте. Некоторое время назад мы насчитали двадцать истребителей. Половина из них F-15 с двойными вертикальными килями. Остальные с одинарным хвостовым оперением, но этот тип самолета мне незнаком. Больше ничего нового.
   Джексон смотрел на спутниковую фотографию, сделанную всего час назад. На ней виднелись четыре корабля и истребители, рассредоточенные на двух аэродромах. Он сделал пометку и кивнул.
   - Как дела в остальном? - спросил адмирал. - Я имею в виду, они причиняют неприятности, преследуют, арестовывают? На другом конце канала собеседник фыркнул.
   - Нет, сэр. С нами обращаются подчеркнуто вежливо. Черт побери, да они постоянно выступают по общественному каналу телевидения, говорят, что собираются потратить много денег на благоустройство и улучшение жизни островитян. - Джексон почувствовал в голосе говорившего презрение.
   - Понятно. Может быть, вы не всегда застанете меня здесь, мне тоже нужно немного поспать, однако этот канал связи всегда открыт исключительно для вас, вы поняли?
   - Ясно, адмирал.
   - Ведите себя поосторожнее, главный старшина. Без героических выходок, ладно?
   - Не беспокойтесь, адмирал. Это для салаг, а не для меня, - заверил его Ореза.
   - Тогда конец связи, Ореза. Отличная работа. - Джексон услышал щелчок, и связь прервалась прежде, чем он положил трубку. - Лучше ты, чем я... пробормотал он и посмотрел на соседний стол.
   - Я записал весь разговор, - сообщил сотрудник разведывательной службы ВВС. - Его информация подтверждается данными космической съемки. Я считаю, что он по-прежнему в безопасности.
   - Пусть так останется и в будущем. Чтобы никто не звонил ему без моего личного разрешения, - распорядился Джексон.
   - Будет исполнено, сэр, - ответил офицер и подумал: не думаю, что мы вообще сможем связаться с ним - отсюда. Но промолчал.
   - Тяжелый день? - спросил Пол Роббертон.
   - Бывали и тяжелее, - ответил Райан. Однако этот кризис возник совсем недавно и еще не поддавался оценке. - А ваша жена не сердится?..
   - Она привыкла к моим продолжительным отлучкам, а через день-другой у нас с вами уже установится какой-то определенный режим. - Агент Секретной службы сделал паузу. - Как дела у босса?
   - Как обычно, ему приходится принимать самые трудные решения. Разве все мы не полагаемся в этом на него? - признался Джек, глядя в окно. Автомобиль повернул с шоссе номер 50. - Он - хороший человек, Пол.
   - Вы тоже, док. Мы все рады, что вы снова с нами. - Новая пауза. - Мы действительно оказались в тяжелом положении? - Агенты Секретной службы имели право знать почти все, потому что все равно слышали практически все разговоры.
   - Разве вам не сказали? Японцы обладают ядерным оружием. И средствами доставки - баллистическими ракетами.
   Руки Пола, сжимавшие баранку, побелели от напряжения.
   - Замечательно. Но ведь они же совсем не сумасшедшие.
   - Вечером 7 декабря 1941 года авианосец "Энтерпрайз" вошел в гавань Пирл-Харбора за топливом и боеприпасами. На мостике стоял адмирал Билл Хэлси. Он посмотрел на разрушения после ударов, нанесенных утром, и сказал: "Когда окончится война, на японском языке будут говорить только в аду". - И тут же Райан удивился, почему ему пришло в голову упомянуть это.
   - Я читал об этом в вашей книге. Должно быть, те, что стояли на мостике вместе с адмиралом, разделяли его чувства.
   - Наверно. Если японцы решатся прибегнуть к ядерному оружию, их ждет именно такая судьба. Они не могут не понимать этого, - пробормотал Райан, чувствуя, как на него накатывает волна усталости.
   - Вам нужно поспать часиков восемь, доктор Райан, может быть, девять, заметил Роббертон. - Мы часто испытываем такое. При большой усталости первыми страдают мыслительные способности. А боссу вы нужны отдохнувший и свежий, как стеклышко, док, верно?
   - С этим трудно спорить. Может быть, я даже пропущу стаканчик перед сном, - произнес Райан.
   Он тут же заметил, что рядом с крыльцом стоит еще один автомобиль. Когда правительственная машина остановилась, из окна дома выглянуло незнакомое женское лицо.
   - Это Андрэ. Я уже говорил с ней. Между прочим, лекция вашей жены прошла сегодня весьма успешно. Все остались довольны.
   - Хорошо, что у нас две комнаты для гостей, - усмехнулся Джек, входя в дом. Он сразу заметил, что настроение здесь было хорошим. Судя по всему, Кэти и Андрэ успели подружиться. Пока Райан ужинал, агенты Секретной службы совещались.
   - Что происходит, дорогой? - спросила Кэти.
   - У нас резко ухудшились отношения с Японией, и к тому же этот биржевой кризис на Уолл-стрите.
   - Но каким образом...
   - Все произошло так быстро, что застало нас врасплох. Пока об этом не известно репортерам, но скоро все появится в газетах.
   - Значит, война?
   Джек посмотрел на нее и кивнул.
   - Не исключено.
   - Но мои гости в Институте Уилмера, они вели себя так дружелюбно - ты хочешь сказать, что они тоже не знают о происходящем?
   - Совершенно верно.
   - Но это какая-то чепуха!
   - Нет, милая, вовсе не чепуха.
   В это мгновение зазвонил телефон обычной городской связи. Джек оказался ближе всех и поднял трубку.
   - Это доктор Райан? - послышался голос.
   - Да. С кем я говорю?
   - Меня зовут Джордж Уинстон. Не знаю, помните ли вы меня, но мы встречались в прошлом году в Гарвардском клубе. Я прочел тогда небольшую лекцию о производных функциях. Вы сидели в тот раз за соседним столиком. Между прочим, вы удачно провели операцию с акциями "Силикон-вэлли".
   - Мне уже кажется, что это было так давно, - заметил Райан. - Видите ли, сейчас я немного занят, и потому...
   - Мне нужно встретиться с вами по важному делу, - произнес Уинстон.
   - Какому именно?
   - Достаточно пятнадцати-двадцати минут, чтобы объяснить суть проблемы. На аэродроме в Ньюарке стоит мой "Гольфстрим", и я могу прилететь к вам в любое время. - Короткое молчание. - Доктор Райан, я не обратился бы к вам с такой просьбой, если бы не считал это крайне важным.
   Джек задумался на мгновение. Джордж Уинстон был серьезным человеком. Его репутации на Уолл-стрите могли бы позавидовать многие - он был известен как крутой, опытный и честный финансист. Кроме того, вспомнил Райан, совсем недавно Уинстон продал контрольный пакет своих акций в "Коламбус групп" кому-то из Японии. Некоему Ямате - Райану и раньше встречалось это имя.
   - О'кей, я сумею найти время для встречи с вами. Позвоните Мне завтра в Белый дом часов в восемь утра, и мы договоримся о точном времени.
   - Тогда до завтра. Спасибо, что согласились выслушать меня. - Уинстон положил трубку. Джек посмотрел на жену и увидел, что она склонилась над портативным компьютером "Эппл Пауэрбук 800", перенося в память лэптопа сделанные ею записи.
   - Я считал, что этим у тебя занимается секретарь, - заметил он с улыбкой.
   - Расшифровывая мои записи, она не может одновременно думать об их содержании. Я могу. - Кэти не решилась рассказать мужу о том, что сказал ей Берни по поводу премии Ласкера. За время жизни с ним она усвоила его некоторые дурные привычки. Одна из них заключалась в суеверном убеждении, свойственном ирландским крестьянам, что, если сказать о чем-то вслух, непременно сглазишь, везение покинет тебя. - Просто у меня появилась интересная мысль сразу после лекции, - добавила она.
   - И ты записала ее, - заметил муж. Кэти посмотрела на него с обычной лукавой улыбкой.
   - Джек, если ты не записываешь что-то...
   - Это никогда не случится, - закончил он.
   30. Почему бы и нет?
   В этой части мира рассвет наступал подобно грому - по крайней мере так говорилось в стихотворении. Солнечные лучи обжигающе горячие, подумал Дюбро, почти как его настроение. Внешне поведение адмирала казалось приветливым как всегда, но он прямо-таки кипел от тропической жары и равнодушия бюрократов. Ну как можно? По-видимому, политики и высшие военные чины считают, что он со своей боевой авианосной группой может сколь угодно долго незамеченным плавать в Индийском океане, скользя подобно призраку, пугая индийцев своим присутствием и в то же время не вступая в контакт с ними. Неплохая идея, несомненно, но всему приходит конец. Замысел заключался в том, чтобы незамеченным подобраться к противнику и затем нанести неожиданный удар. Действительно, атомные авианосцы словно специально созданы для этого. Можно проделать такое один раз, два, даже три, если командующий боевой группой проявит осторожность, но нельзя действовать так без конца, потому что у противной стороны тоже есть мозги и рано или поздно везение отвернется от тебя.
   В данном случае ошибку допустили не участники игры, нет. В ее ход вмешалась простая случайность, а если говорить точнее, были обнаружены корабли обеспечения. Когда позднее оперативный отдел адмирала Дюбро восстановил ход событий, стало ясно, что индийский истребитель "си харриер" на самом пределе своего радиуса действия включил направленный вниз радиолокатор и попал прямо на один из танкеров адмирала Дюбро, спешащих на северо-восток, -чтобы провести бункеровку кораблей сопровождения, почти истощивших запасы топлива во время скоростного рывка к югу от Шри-Ланки. Еще через, час другой "харриер", уже без вооружения и с подвесными баками вместо него, сумел подлететь достаточно близко, чтобы визуально оценить ситуацию. Командир группы обеспечения успел изменить курс, однако было уже поздно. Расположение двух танкеров и двух фрегатов охранения могло означать лишь одно: американская боевая группа находилась сейчас к юго-востоку от Дондра. Индийская эскадра тут же развернулась - это было отчетливо видно на спутниковых фотографиях, разделилась на две группы и тоже направилась на северо-восток. У Дюбро не оставалось иного выхода, как приказать танкерам следовать прежним курсом. Независимо от необходимости скрыть позицию своей авианосной группы, корабли сопровождения почти истощили запасы топлива, а пойти на такой риск он не мог. Адмирал выпил утреннюю чашку кофе, прогоняющую остатки сна, и уставился в переборку невидящим взглядом. Капитан третьего ранга Харрисон сидел напротив Дюбро, понимая, что сейчас лучше молчать и ждать, пока заговорит его босс.
   - Что хорошего можешь сказать, Эд?
   - Мы все еще превосходим их по ударной мощи, сэр, , - заметил начальник оперативного отдела эскадры. - Может быть, наступил момент продемонстрировать нашу силу.
   А действительно ли мы сильнее? - подумал Дюбро. Да, пожалуй, это соответствует истине, но сейчас у него в полной боевой готовности только две трети самолетов. Авианосная группа находилась в плавании слишком долго. У эскадры подходили к концу запасы, необходимые для того, чтобы самолеты продолжали действовать. В подпалубных ангарах истребители стояли с открытыми инспекционными люками, ожидая замены деталей, которые отсутствовали на авианосцах. Запасы должны прибыть на судах снабжения, а комплекты деталей будут доставлены самолетами из Штатов на базу ВМС Диего-Гарсия. Через три дня после их получения ударная мощь авианосцев станет прежней - почти, - но пилоты и обслуживающий персонал устали. Накануне на летной палубе произошло два несчастных случая, пострадали люди - и не потому, что они глупы или неосторожны. Просто охватившая всех усталость сказывалась в первую очередь на умственных способностях, а не на физических, особенно если принять во внимание лихорадочную деятельность во время проведения летных операций. Это относилось ко всему персоналу авианосной группы, от молодого матроса до... командующего, его самого. Необходимость постоянно принимать безотлагательные решения истощила его мозг. А он мог всего лишь перейти на кофе, лишенный кофеина, единственное средство снизить нервное напряжение.
   - Как чувствуют себя летчики? - спросил Майк Дюбро.
   - Сэр, они готовы исполнить любой ваш приказ.
   - О'кей, сегодня мы займемся патрулированием. Пара "томкэтов" должна постоянно находиться в воздухе и еще четыре - на палубе, в пятиминутной готовности, с полным боезапасом для ведения воздушного боя. Курс эскадры один-восемь-ноль, скорость - двадцать пять узлов. Мы подойдем к кораблям обеспечения и пополним запасы. Что касается всего остального - пусть люди отдыхают, насколько это возможно. Наши друзья завтра примутся за охоту, и ситуация станет поинтереснее.
   - Мы больше не будем уклоняться от встречи с ними? - спросил начальник оперативного отдела.
   - Нет, - покачал головой Дюбро и посмотрел на часы. В Вашингтоне ночь. Умные люди ложатся спать. Скоро он направит еще одно требование о новых указаниях, и ему хотелось, чтобы оно поступило утром к тем, кто способны принимать решения, желательно в сопровождении настоятельной рекомендации не откладывать эту проблему. Время принятия решений уже давно запоздало, и потому адмирал знал, что теперь они поступят к нему неожиданно. А что потом, Япония? Харрисон и личный состав его отдела уже тратили на разработку плана половину своего времени.
   И снова их действия походили на поведение шпионов в плохом телевизионном сериале. Единственным утешением являлось то, что, русские, быть может, говорят правду. Не исключено, что майор Щеренко уверен в себе. Может быть, американцам действительно не угрожает опасность со стороны СУОБ. Кларку это казалось весьма сомнительным, особенно если принять во внимание, что вся его предыдущая подготовка, весь опыт гласили, что вряд ли русские захотят делать что-то приятное для американцев.