Страница:
— Ваше приказание, товарищ полковник, будет исполнено.
— Маршал Язов, какова позиция министерства? — спросил Нармонов.
— Не меньше шести часов, — сказал министр обороны. — За это время мы сумеем скрыть наиболее секретные приборы и снаряжение. Как вам известно, мы предпочли бы, чтобы наши объекты совсем не подвергались инспекции, хотя осмотр американских объектов дает определенное преимущество — с точки зрения получения разведывательных материалов.
Министр иностранных дел кивнул.
— Американцы захотят более короткий срок, но, мне кажется, мы сумеем договориться о шести часах.
— Я не согласен. — Головы членов Политбюро повернулись в сторону кресла, где сидел Александров. Лицо главного идеолога партии покраснело от гнева. — Плохо уже то, что мы согласились на сокращение наших арсеналов, но позволить американцам осматривать военные заводы, вынюхивать наши тайны — это безумие!
— Михаил Петрович, мы уже обсуждали это, — терпеливо заметил генеральный секретарь. — Кто еще хочет выступить? — Нармонов обвел взглядом сидящих за столом. Все кивнули, соглашаясь с ним. Генеральный секретарь вычеркнул пункт из повестки дня и повернулся в сторону министра иностранных дел:
— Шесть часов, и не меньше.
Министр иностранных дел прошептал инструкции на ухо помощнику, который тут же вышел из комнаты, чтобы сообщить о принятом решении главе делегации на переговорах с американцами. Затем он наклонился вперед.
— Теперь у нас остался лишь один вопрос: какие виды вооружений будут уничтожены. Разумеется, это самый сложный вопрос. Для его решения потребуется еще одно совещание, причем продолжительное,
— У нас намечена встреча на высшем уровне через три месяца, — напомнил Нармонов.
— Да. К этому времени вопрос должен быть решен. Предварительное обсуждение не встретило сколько-нибудь серьезных возражений;
— Как с американской системой противоракетной обороны? — спросил Александров. — Как дела с этой проблемой? — Снова головы членов Политбюро повернулись, на этот раз в сторону председателя КГБ.
— Мы продолжаем деятельность, направленную на то, чтобы проникнуть внутрь американской программы «Чайный клипер». Как вам известно, эта программа напоминает наш проект «Яркая звезда», хотя есть сведения, что в наиболее важных аспектах этого проекта мы продвинулись дальше американцев, — ответил Герасимов, не поднимая взгляда от блокнота.
— Мы сокращаем наши ракетные вооружения вдвое, тогда как американцы разрабатывают средства сбивать наши ракеты, — проворчал Александров.
— Они тоже сокращают свои ракетные вооружения вдвое, а мы разрабатываем способы уничтожать их ракеты, — заметил Нармонов. — Михаил Петрович, мы занимались этой проблемой на протяжении более тридцати лет и вкладывали в противоракетную оборону намного больше сил и средств, чем они.
— Не говоря о том, что нам удалось дальше их продвинуться в испытании нашей системы, — напомнил Язов. — И...
— Американцам это известно, — вмешался Герасимов. Он имел в виду испытание, за ходом которого наблюдали американцы со своего самолета «Кобра-Белл», но Язову это не было известно, и даже КГБ не знал, каким образом американцам удалось обнаружить испытание. Известно было одно — американцы знали о нем. — Не забудьте, у них тоже есть разведслужбы.
— Но они никак не упомянули об этом, — произнес Нармонов.
— Иногда американцы предпочитают хранить молчание о том, что им становится известно. Они обращают наше внимание на определенные аспекты нашей деятельности в области стратегической обороны, но не на все, не желая раскрывать свои методы получения такой информации, — небрежно объяснил Герасимов, — Не исключено, что и они провели аналогичные испытания, хотя нам об этом неизвестно. И американцы умеют хранить тайны. — Таус-сиг так и не удалось получить сведения по этому вопросу. Герасимов откинулся на спинку кресла, давая возможность высказаться остальным.
— Иными словами, обе стороны будут продолжать вести работы, как и раньше, — сделал вывод Нармонов; •
— Если нам не удастся добиться от них уступок, — сказал министр иностранны х дел — Впрочем, это маловероятно. Кто-нибудь из сидящих вокруг этого стола хочет, чтобы мы ограничили свои исследовательские программы, направленные на создание противоракетной обороны? — Присутствующие ответили на этот вопрос молчанием. — Тогда почему мы рассчитываем, что американцы пойдут на это?
— А вдруг им удастся опередить нас? — резко бросил Александров.
— Отличный вопрос, . Михаил Петрович, — тут же воспользовался предоставившейся возможностью Нармонов. — Почему американцам все время удается опережать нас? — обратился он к руководителям страны, собравшимся в зале. — Им удается это не потому, что они кудесники, а всего лишь по той причине, что мы предоставляем им такую возможность, потому что наша экономика не функционирует с достаточной эффективностью. Из-за этого у маршала Язова не хватает вооружений, в которых нуждается его армия, из-за этого нашему народу не хватает хороших товаров, позволяющих им повысить свой жизненный уровень, и это лишает нас возможности смотреть на западные страны как на равные нам.
— Наше вооружение делает нас равными! — возразил Александров.
— Но в этом у нас нет никакого превосходства, потому что и у Запада есть вооружение, правда? Кто из вас удовлетворен тем, что мы всего лишь равны Западу? Да, наши ракеты делают нас равными, — согласился Нармонов, — но величие нации не ограничивается способностью убивать. Если мы хотим превзойти Запад, не следует полагаться на ядерные боеголовки — если только вы не хотите, чтобы хозяевами на Земле стали китайцы. — Нармонов сделал паузу. — Товарищи, если мы действительно хотим одержать победу, нужно оживить нашу экономику!
— Она и так действует, — заметил Александров.
— Действует? Но как? Может кто-нибудь объяснить мне это? — спросил Ванеев,
В течение нескольких минут дискуссия шла весьма оживленно и затем превратилась в обмен мнениями, как это обычно принято на Политбюро. Нармонов воспользовался этим, чтобы оценить силу оппозиции. По его мнению, фракция, поддерживающая реформы, казалась более сильной, чем оппозиция. Ванеев еще не продемонстрировал, куда он склонится, — Александров рассчитывал, что Ванеев до последнего момента будет делать вид, что поддерживает генерального секретаря. А на стороне Нармонова все еще был Язов. Кроме того, Нармонов воспользовался заседанием для того, чтобы разрядить политические аспекты экономического положения своей страны. Он объяснил нужду в проведении реформ как средство укрепления военной мощи государства, — это было, разумеется, совершенно верно, и к тому же фракция Александрова не могла выступить против такой формулировки вопроса о реформах. Захватив в свои руки инициативу, Нармонов считал, что еще раз сумеет оценить силу оппозиции, а открытое обсуждение этой проблемы заставит противника обороняться, хотя бы временно. Пока ему больше не на что было надеяться. Вот, сумел удержаться у власти в течение еще одного дня, сказал себе Нармонов. Как только будет подписан договор об ограничении стратегических вооружений, его власть у этого стола возрастет еще больше. Это пойдет на пользу народу — впервые в истории советского государства мнение народа начало приобретать решающее значение. Как только будет принято решение о том, какие виды вооружений подлежат уничтожению, и будет согласован график, станет известно, сколько средств можно будет выделить для иных целей. Нармонов будет руководить этой дискуссией, сидя в кресле председателя, и сумеет воспользоваться проблемой дополнительных средств в качестве оружия для укрепления своего влияния в Политбюро, члены которого будут соперничать друг с другом относительно финансирования проектов их интересующих, Александров не сможет вмешаться в эту дискуссию, потому что его сила основывается на идеологии и к экономике не имеет отношения. И тут Нармонову пришло в голову, что он действительно может одержать победу. При поддержке министра обороны и с помощью Ванеева генеральный секретарь сумеет победить конфронтацию, сломит всемогущество КГБ и подчинит его своей воле, а затем вытеснит Александрова из Политбюро, отправив на заслуженный отдых. Нужно всего лишь выбрать момент для нанесения решающего удара. В первую очередь необходимо подписать договор о сокращении вооружений, и Нармонов готов на небольшие уступки, лишь бы обеспечить свое надежное положение дома. Это вызовет удивление Запада, но придет время, и Запад удивится еще больше, увидев жизнеспособную экономику, готовую соперничать с основными конкурентами, А сейчас Нармонову необходимо укрепить свою политическую власть. После этого наступит очередь вдохнуть новую жизнь в задыхающуюся экономику. Существовала еще одна цель, остававшаяся неизменной на протяжении жизни трех поколений, хотя Западу всякий раз удавалось не обращать на нее внимания. Сейчас Нармонов не стремился к ее достижению, но она по-прежнему требовала решения.
Последнее заседание, подумал Райан. Слава Богу. Он опять начал нервничать, Джек не видел причин, почему намеченный план мог сорваться — странным было лишь то, что Райан не знал судьбы семьи Герасимова. Принцип «знать лишь то, что требуется для работы», снова поднял свою изрядно надоевшую голову, однако способ спасения из СССР «Кардинала» и вместе с ним Герасимова оказался настолько захватывающе прост, что сам Джек никогда бы не додумался до этого. Автором этой части плана был Риттер, и он еще раз доказал, что у него — пусть и считают его ворчливым старым сукиным сыном — осталось превосходное воображение-
На этот раз первыми выступали русские, и уже через пять минут после начала выступления было высказано предложение по времени оповещения о предстоящем неплановом приезде инспекционной группы. Джек предпочел бы нулевой срок оповещения, но отстаивать это было неразумно. Необязательно заглядывать внутрь птичек, как бы интересно это ни было, достаточно сосчитать пусковые установки и боеголовки, и любое время оповещения менее десяти часов позволяло решить эту задачу — особенно если неожиданные визиты инспекционных групп будут скоординированы с пролетами разведывательных спутников, объективы которых сумеют запечатлеть попытки обмануть инспекторов, если таковые будут иметь место. Сначала русские предложили десять часов в качестве оптимального срока предварительного оповещения о предстоящем приезде группы. Эрнест Аллен в свою очередь предложил три часа. Два часа спустя позиции сблизились соответственно до семи и пяти. Еще через два часа после этого американцы, ко всеобщему изумлению, назвали цифру шесть, и глава русской делегации кивнул соглашаясь. Джек был рад, что торговля подошла наконец к концу, но сам бы он отстаивал пять часов. Руководители делегаций встали и через стол пожали руки.
Четыре с половиной часа лишь на то, чтобы договориться об одной цифре, подумал Джек. И это еще рекордно короткий срок. Рукопожатие даже сопровождалось аплодисментами, все поднялись, и Джек встал в очередь, направляющуюся в туалет. Через несколько минут он вернулся в зал. Там его уже ждал Головко.
— На этот раз ваши парни не слишком давили на нас, — заметил полковник КГБ.
— Вам просто повезло, что переговоры по этому вопросу поручили не мне, — согласился Джек. — Мы потратили чертовски много времени для решения таких незначительных вопросов.
— Вы считаете их незначительными?
— В масштабе всей Вселенной... ну, они имеют значение, но не слишком большое. Для меня важно уже то, что теперь мы можем отправляться домой, — произнес Джек, и в его голосе проскользнула нотка неуверенности. Нет, еще не все позади.
— Вы действительно хотите побыстрее улететь? — спросил Головко.
— Не то чтобы уж очень, но все-таки. — На этот раз не сам перелет заставляет меня нервничать, приятель, подумал он.
Экипаж самолета остановился в гостинице «Украина» на излучине Москва-реки, жили по двое в огромных номерах, делали покупки в валютном магазине «Сувениры» и вообще старались увидеть как можно больше, не забывая о том, чтобы охранять свой «Боинг». И вот теперь они расплатились за гостиницу и туристским автобусом, рассчитанным на пятьдесят пассажиров, поехали в аэропорт — через мост, затем на восток, налево по Садовому кольцу и далее на север — полчаса езды по почти пустынным улицам.
Когда полковник фон Эйк подошел к «Боингу», наземная команда обслуживания из компании «Бритиш Эйруэйз» заканчивала заправку самолета под бдительным взглядом механика — главного мастер-сержанта, которому этот самолет «принадлежал», — и капитана, занимающего место второго пилота в правом кресле VC-137. Члены экипажа прошли через контрольно-пропускной пункт, на котором офицеры КГБ тщательно сверили их лица с фотографиями на документах. После окончания проверки экипаж поднялся внутрь самолета, где каждый уложил свои вещи. Затем они принялись за подготовку модернизированного «Боинга-707» к перелету через океан домой, на базу ВВС Эндрюз. Пилот собрал в кокпите пять членов экипажа и под прикрытием чьего-то грохочущего магнитофона сообщил, что сегодня вечером порядок действий будет несколько иным.
— Господи, сэр, — произнес механик, выслушав объяснения полковника, — вы называете это «несколько иным»?
— Что такое жизнь без приключений? — отозвался фон Эйк. — Всем понятны обязанности? — Он обвел взглядом присутствующих. Все кивнули. — Тогда за дело, парни. — Пилот и второй пилот взяли перечни операций, проводимых при подготовке к полету, и в сопровождении механика спустились вниз. Хорошо бы поскорее вернуться домой — таким было единодушное мнение, — если только удастся сдвинуть шины шасси, словно приросшие к бетонному покрытию. Холодно, заметил механик, как у ведьмы за пазухой. Одетые теперь в альпаковые костюмы, которыми снабжаются все военные летчики, с теплыми перчатками на руках, они не спеша обошли огромный самолет. 89-е военно-транспортное авиакрыло :ордилось тем, что перебрасывало «видных персон» по всему миру без единой аварии. Им удалось добиться такого завидного постоянства в результате самой тщательной проверки малейших деталей, Медленно обходя самолет, полковник фон Эйк думал о том, что 700 тысяч часов летнего времени без единой аварии могут закончиться сегодня вечером.
Райан уже уложил веши. В аэропорт они поедут прямо после прощального приема. Он решил еще раз побриться и почистить зубы, прежде чем уложить туалетные принадлежности в один из карманов своего чемодана, рассчитанного на два костюма. На этот раз Джек надел один из английских костюмов, почти теплый для здешнего климата, но пообещал себе, что в свой следующий визит в Москву непременно захватит теплые кальсоны — если визит состоится зимой. Он уже было собрался идти, как в дверь постучали. Это был Тони Кандела.
— Ну что ж, счастливого пути домой, — сказал он.
— Будем надеяться, — ухмыльнулся Райан.
— Вот зашел помочь с вещами. — Кандела подхватил чемодан, i': Джеку оставалось только взять потфель. Они направились к лифту, который поднял их с седьмого на девятый этаж, и там стали А', тать другой лифт, чтобы спуститься вниз.
— Вам неизвестно имя человека, проектировавшего это здание?
— У него несомненно было незаурядное чувство юмора, — ответил Кандела. — Потому они поручили этому парню проектные работы по строительству нового здания посольства. — Райан и Кандела рассмеялись. История со строительством нового здания американского посольства в Москве была достойна голливудского фильма эпических катастроф. В стенах, перекрытиях и потолках этого здания было столько электроники для подслушивания, что хватило бы на несколько универсальных компьютеров. Минуту спустя подошел лифт, и они спустились в вестибюль. Кандела передал Райану его чемодан.
— Ни пуха ни пера, — пожелал он и удалился.
Джек подошел к тому месту, где их ждали автомобили, и положил чемодан в открытый багажник. Вечернее небо было чистым и сияло звездами, а в северной его части виднелось полярное сияние. Джек слышал, что это явление природы иногда наблюдают н в Москве, но впервые видел его.
Через десять минут вереница автомашин тронулась с места и направилась к югу, в сторону Министерства иностранных дел, снопа повторяя маршрут, от которого у Райана едва не кружилась го лова и который ничуть не улучшил его удручающего знакомства с городом восьми миллионов душ. Одна за другой машины въезжали на полукруглый пандус перед входом, и выходивших из них гостей провожали внутрь здания. Этот прием был явно менее роскошен, чем предыдущий в Кремле, но и результаты переговоров оказались намного скромнее. Следующий раунд переговоров будет особенно напряженным, потому что приближался срок встречи на высшем уровне, зато проводиться эти переговоры будут в Вашингтоне. В зале их уже ждали репортеры, главным образом газетчики, но виднелось и несколько телевизионных камер. Кто-то подошел к Джеку, едва тот успел снять пальто.
— Доктор Райан?
— Да? — Он повернулся.
— Майк Пэстер, из «Вашингтон пост». В Вашингтоне объявлено, что ваши затруднения с Комиссией по биржевым операциям и ценным бумагам урегулированы.
— Господи, до чего приятно говорить о чем-то, кроме проблемы вооружений! — рассмеялся Джек. — Я ведь говорил и раньше, что не совершил ничего дурного. Думаю, эти болваны — только не цитируйте меня, — эти люди наконец разобрались в сути дела. Отлично. Мне не хотелось нанимать адвоката.
— Ходят слухи, что ЦРУ замешано... — Но Райан тут же прервал репортера.
— Я вот что вам предлагаю, — сказал он. — Сообщите в редакцию газеты, что, если они дадут мне пару дней отойти от всего этого дела, я покажу им все, что может их заинтересовать. Все мои сделки записаны на жесткие диски, потому что я занимался бизнесом с помощью компьютера. Согласны?
— Конечно — но тогда почему...
— Ни имею ни малейшего представления, — ответил Джек, протягивая руку за бокалом белого вина на подносе у проходившего мимо официанта. Ему хотелось выпить, но сегодня этот бокал будет единственным. — Может быть, кто-то в Вашингтоне захотел расквитаться с ЦРУ из-за чего-то. Ради всего святого, не цитируйте меня в своей статье!
— Как прошли переговоры? — спросил далее репортер.
— Подробности вам лучше узнать от Эрни, но если не для печати, то очень хорошо. Не так хорошо, как в прошлый раз, и еще осталось немало нерешенных вопросов, но мы согласовали сложные проблемы, и это больше, чем мы ожидали от этой поездки.
— Будет ли соглашение заключено до начала встречи в верхах? — спросил Пэстер.
— Не для печати, — тут же ответил Джек. Репортер кивнул. — На мой взгляд, шансы даже лучше, чем два из трех.
— Какую позицию занимает ЦРУ?
— Но ведь мы не должны заниматься политическими вопросами, верно? С технической точки зрения сокращение стратегических вооружений на пятьдесят процентов хотя и ничего не изменит, но все-таки как-то успокаивает. В этом я не сомневаюсь.
— Как мне написать, чьи слова я цитирую? — тут же поинтересовался Пэстер.
— Назовите меня самым младшим участником делегации, — улыбнулся Джек. — Согласны? Дядя Эрни может говорить от имени правительства, но мне это не разрешают.
— Какое воздействие окажет заключение этого договора на то, что Нармонов останется у власти?
— Это не моя область деятельности, — убедительно солгал Райан. — Моя точка зрения по этому вопросу личная, а не профессиональная.
— Тогда...
— Тогда спросите кого-нибудь другого об этом, — предложил Джек. — Спрашивайте меня о действительно важных проблемах, например кого должен взять к себе «Редскинс» в первом драфте;
— Олсона, конечно, трехчетвертного из «Бзйлора», — тут же ответил репортер.
— Мне тоже нравится этот крайний защитник из «Пенсильвания стейт», но, по-моему, ему еще рано.
— Счастливого пути, — сказал репортер, закрывая блокнот,
— Спасибо, а вам счастливо перезимовать здесь, приятель. — Репортер начал было уходить и вдруг остановился. — Вы не могли бы сказать что-нибудь, полностью не для печати, по поводу мужа и жены Фоули, которых русские выслали на прошлой...
— Кого? А-а, тех, кого они обвинили в шпионаже? Не для печати и вы никогда не слышали этого от меня — все это чепуха, от начала и до конца. По всему остальному — без комментариев.
— Ясно. — Репортер ушел улыбаясь.
Джек оказался в одиночестве. Он оглянулся вокруг, пытаясь увидеть Головко, но его нигде не было. Джек почувствовал себя разочарованным. Неважно, враг он или нет, но с ним всегда можно поговорить, и Райан привык получать удовольствие от этих разговоров. В зал вошел министр иностранных дел, затем Нармонов. Все остальное было, как и следовало: скрипичный ансамбль, столы с закусками, расхаживающие по залу официанты, несущие серебряные подносы с водкой, вином и шампанским. Сотрудники Государственного департамента оживленно беседовали со своими коллегами из Министерства иностранных дел, дядя Эрни над чем-то смеялся со своим партнером по переговорам из русской делегации. Только Джек стоял в одиночестве, и это никуда не годилось, Он подошел к ближайшей группе и остановился поблизости. Никто не обращал на него внимания, и он время от времени посматривал на часы и делал глоток вина.
— Время, — сказал Кларк.
Непросто было даже добраться до этого места. Снаряжение Кларка уже находилось в водонепроницаемой шахте, ведущей из боевой рубки к вершине «паруса» субмарины. На обоих концах шахты были люки, и она была герметичной в отличие от остального «паруса», который заполнялся водой. Один из матросов вызвался отправиться с ним, затем донный люк был закрыт и задраен. Манкузо поднял трубку телефона.
— Проверка связи.
— Слышу вас хорошо, сэр, — ответил Кларк. — Готов и жду команды.
— Не касайтесь люка, пока я не скажу.
— Слушаюсь, капитан. Манкузо обернулся.
— Принимаю командование на себя, — объявил он.
— Капитан принял на себя командование лодкой, — согласился вахтенный офицер.
— Откачать три тысячи фунтов. Я поднимаю лодку со дна. Машинное отделение, приготовиться.
— Слушаюсь. — Офицер, управляющий глубиной погружения. он же чиф лодки, отдал необходимые распоряжения. Электрические насосы, следящие за креном и дифферентом, вытолкнули из цистерн полторы тонны соленой воды, и «Даллас» медленно выровнялся. Манкузо посмотрел по сторонам. Команда находилась на своих постах, как при боевой тревоге. Группа ведения огня наготове. Рамиус стоит рядом со штурманом. Панель управления бортовым вооружением освещена, и у нее расположился обслуживающий персонал. Внизу, в торпедном отсеке, все четыре торпедных аппарата заряжены, а в один из них пущена вода и открыт наружный люк.
— Пост гидролокации, говорит капитан. Есть что-то новое? — спросил Манкузо.
— Нет, сэр.
— Очень хорошо. Чиф, поднимитесь на глубину девять-ноль футов.
— Слушаюсь, девять-ноль футов.
Прежде чем субмарина сможет двигаться вперед, ей нужно подняться со дна. Манкузо следил за тем, как медленно менялся указатель глубины, в то время как чиф искусно выравнивал лодку.
— Глубина девять-ноль футов, сэр. Удерживать ее на этой глубине очень трудно.
— Машинное отделение, обороты машины для скорости в пять узлов. Рулевой, перо руля на пятнадцать градусов вправо, переходим на новый курс ноль-три-восемь.
— Руль вправо пятнадцать градусов, переходим на новый курс ноль-три-восемь, — репетовал рулевой. — Сэр, руль повернут вправо на пятнадцать градусов.
— Очень хорошо. — Манкузо следил но гирокомпасу, как курс лодки переходил на северо-восточный. Потребовалось пять минут, чтобы выйти из-цодо льда. Капитан отдал приказ подвсплыть на перископную глубину. Еще минута.
— Поднять перископ! — скомандовал капитан. Боцман повернул колесо управления, и капитан схватился ia ручки перископа, как только окуляр поднялся пал уровнем палубы. — Стоп!
Перископ остановился в футе от поверхности воды. Манкузо прильнул к окуляру, стараясь рассмотреть тени и, может быть, юл. но не увидел ничего.
— Еще два фута. — Сейчас он стоял на коленях. — Два фута еще и остановитесь.
Манкузо пользовался тонким боевым телескопом, а не более массивным поисковым. У поисковою телескопа было более широкое поле зрения и намного лучше освещенное поле обзора, но капитану не хотелось рисковать, поднимая его, поскольку он хорошо заметен на экране радиолокатора. Последние двенадцать часов внутри подводной лодки пользовались исключительно красным освещением. Пища при этом каралась какой-то странной, зато глаза приобретали способность видеть в темноте. Манкузо осмотрел горизонт. Кроме дрейфующего льда, на поверхности ничего не было видно.
— Все в порядке, — объявил он наконец. — Никого в поле видимости. Поднять мачту с электронными сенсорами. — Раздалось шипение гидравлики, и мачта ЭСМ поднялась над водой. Тонкая трость, сделанная из фибергласса, имела всего лишь полдюйма в голшину и была практически невидима на радиолокационном экране. — Опустить перископ.
— Обнаружил надводный радар, пеленг ноль-три-восемь. Сигнал очень слабый, — сообщил техник электронщик и назвал частоту и характеристику пульса.
— Маршал Язов, какова позиция министерства? — спросил Нармонов.
— Не меньше шести часов, — сказал министр обороны. — За это время мы сумеем скрыть наиболее секретные приборы и снаряжение. Как вам известно, мы предпочли бы, чтобы наши объекты совсем не подвергались инспекции, хотя осмотр американских объектов дает определенное преимущество — с точки зрения получения разведывательных материалов.
Министр иностранных дел кивнул.
— Американцы захотят более короткий срок, но, мне кажется, мы сумеем договориться о шести часах.
— Я не согласен. — Головы членов Политбюро повернулись в сторону кресла, где сидел Александров. Лицо главного идеолога партии покраснело от гнева. — Плохо уже то, что мы согласились на сокращение наших арсеналов, но позволить американцам осматривать военные заводы, вынюхивать наши тайны — это безумие!
— Михаил Петрович, мы уже обсуждали это, — терпеливо заметил генеральный секретарь. — Кто еще хочет выступить? — Нармонов обвел взглядом сидящих за столом. Все кивнули, соглашаясь с ним. Генеральный секретарь вычеркнул пункт из повестки дня и повернулся в сторону министра иностранных дел:
— Шесть часов, и не меньше.
Министр иностранных дел прошептал инструкции на ухо помощнику, который тут же вышел из комнаты, чтобы сообщить о принятом решении главе делегации на переговорах с американцами. Затем он наклонился вперед.
— Теперь у нас остался лишь один вопрос: какие виды вооружений будут уничтожены. Разумеется, это самый сложный вопрос. Для его решения потребуется еще одно совещание, причем продолжительное,
— У нас намечена встреча на высшем уровне через три месяца, — напомнил Нармонов.
— Да. К этому времени вопрос должен быть решен. Предварительное обсуждение не встретило сколько-нибудь серьезных возражений;
— Как с американской системой противоракетной обороны? — спросил Александров. — Как дела с этой проблемой? — Снова головы членов Политбюро повернулись, на этот раз в сторону председателя КГБ.
— Мы продолжаем деятельность, направленную на то, чтобы проникнуть внутрь американской программы «Чайный клипер». Как вам известно, эта программа напоминает наш проект «Яркая звезда», хотя есть сведения, что в наиболее важных аспектах этого проекта мы продвинулись дальше американцев, — ответил Герасимов, не поднимая взгляда от блокнота.
— Мы сокращаем наши ракетные вооружения вдвое, тогда как американцы разрабатывают средства сбивать наши ракеты, — проворчал Александров.
— Они тоже сокращают свои ракетные вооружения вдвое, а мы разрабатываем способы уничтожать их ракеты, — заметил Нармонов. — Михаил Петрович, мы занимались этой проблемой на протяжении более тридцати лет и вкладывали в противоракетную оборону намного больше сил и средств, чем они.
— Не говоря о том, что нам удалось дальше их продвинуться в испытании нашей системы, — напомнил Язов. — И...
— Американцам это известно, — вмешался Герасимов. Он имел в виду испытание, за ходом которого наблюдали американцы со своего самолета «Кобра-Белл», но Язову это не было известно, и даже КГБ не знал, каким образом американцам удалось обнаружить испытание. Известно было одно — американцы знали о нем. — Не забудьте, у них тоже есть разведслужбы.
— Но они никак не упомянули об этом, — произнес Нармонов.
— Иногда американцы предпочитают хранить молчание о том, что им становится известно. Они обращают наше внимание на определенные аспекты нашей деятельности в области стратегической обороны, но не на все, не желая раскрывать свои методы получения такой информации, — небрежно объяснил Герасимов, — Не исключено, что и они провели аналогичные испытания, хотя нам об этом неизвестно. И американцы умеют хранить тайны. — Таус-сиг так и не удалось получить сведения по этому вопросу. Герасимов откинулся на спинку кресла, давая возможность высказаться остальным.
— Иными словами, обе стороны будут продолжать вести работы, как и раньше, — сделал вывод Нармонов; •
— Если нам не удастся добиться от них уступок, — сказал министр иностранны х дел — Впрочем, это маловероятно. Кто-нибудь из сидящих вокруг этого стола хочет, чтобы мы ограничили свои исследовательские программы, направленные на создание противоракетной обороны? — Присутствующие ответили на этот вопрос молчанием. — Тогда почему мы рассчитываем, что американцы пойдут на это?
— А вдруг им удастся опередить нас? — резко бросил Александров.
— Отличный вопрос, . Михаил Петрович, — тут же воспользовался предоставившейся возможностью Нармонов. — Почему американцам все время удается опережать нас? — обратился он к руководителям страны, собравшимся в зале. — Им удается это не потому, что они кудесники, а всего лишь по той причине, что мы предоставляем им такую возможность, потому что наша экономика не функционирует с достаточной эффективностью. Из-за этого у маршала Язова не хватает вооружений, в которых нуждается его армия, из-за этого нашему народу не хватает хороших товаров, позволяющих им повысить свой жизненный уровень, и это лишает нас возможности смотреть на западные страны как на равные нам.
— Наше вооружение делает нас равными! — возразил Александров.
— Но в этом у нас нет никакого превосходства, потому что и у Запада есть вооружение, правда? Кто из вас удовлетворен тем, что мы всего лишь равны Западу? Да, наши ракеты делают нас равными, — согласился Нармонов, — но величие нации не ограничивается способностью убивать. Если мы хотим превзойти Запад, не следует полагаться на ядерные боеголовки — если только вы не хотите, чтобы хозяевами на Земле стали китайцы. — Нармонов сделал паузу. — Товарищи, если мы действительно хотим одержать победу, нужно оживить нашу экономику!
— Она и так действует, — заметил Александров.
— Действует? Но как? Может кто-нибудь объяснить мне это? — спросил Ванеев,
В течение нескольких минут дискуссия шла весьма оживленно и затем превратилась в обмен мнениями, как это обычно принято на Политбюро. Нармонов воспользовался этим, чтобы оценить силу оппозиции. По его мнению, фракция, поддерживающая реформы, казалась более сильной, чем оппозиция. Ванеев еще не продемонстрировал, куда он склонится, — Александров рассчитывал, что Ванеев до последнего момента будет делать вид, что поддерживает генерального секретаря. А на стороне Нармонова все еще был Язов. Кроме того, Нармонов воспользовался заседанием для того, чтобы разрядить политические аспекты экономического положения своей страны. Он объяснил нужду в проведении реформ как средство укрепления военной мощи государства, — это было, разумеется, совершенно верно, и к тому же фракция Александрова не могла выступить против такой формулировки вопроса о реформах. Захватив в свои руки инициативу, Нармонов считал, что еще раз сумеет оценить силу оппозиции, а открытое обсуждение этой проблемы заставит противника обороняться, хотя бы временно. Пока ему больше не на что было надеяться. Вот, сумел удержаться у власти в течение еще одного дня, сказал себе Нармонов. Как только будет подписан договор об ограничении стратегических вооружений, его власть у этого стола возрастет еще больше. Это пойдет на пользу народу — впервые в истории советского государства мнение народа начало приобретать решающее значение. Как только будет принято решение о том, какие виды вооружений подлежат уничтожению, и будет согласован график, станет известно, сколько средств можно будет выделить для иных целей. Нармонов будет руководить этой дискуссией, сидя в кресле председателя, и сумеет воспользоваться проблемой дополнительных средств в качестве оружия для укрепления своего влияния в Политбюро, члены которого будут соперничать друг с другом относительно финансирования проектов их интересующих, Александров не сможет вмешаться в эту дискуссию, потому что его сила основывается на идеологии и к экономике не имеет отношения. И тут Нармонову пришло в голову, что он действительно может одержать победу. При поддержке министра обороны и с помощью Ванеева генеральный секретарь сумеет победить конфронтацию, сломит всемогущество КГБ и подчинит его своей воле, а затем вытеснит Александрова из Политбюро, отправив на заслуженный отдых. Нужно всего лишь выбрать момент для нанесения решающего удара. В первую очередь необходимо подписать договор о сокращении вооружений, и Нармонов готов на небольшие уступки, лишь бы обеспечить свое надежное положение дома. Это вызовет удивление Запада, но придет время, и Запад удивится еще больше, увидев жизнеспособную экономику, готовую соперничать с основными конкурентами, А сейчас Нармонову необходимо укрепить свою политическую власть. После этого наступит очередь вдохнуть новую жизнь в задыхающуюся экономику. Существовала еще одна цель, остававшаяся неизменной на протяжении жизни трех поколений, хотя Западу всякий раз удавалось не обращать на нее внимания. Сейчас Нармонов не стремился к ее достижению, но она по-прежнему требовала решения.
Последнее заседание, подумал Райан. Слава Богу. Он опять начал нервничать, Джек не видел причин, почему намеченный план мог сорваться — странным было лишь то, что Райан не знал судьбы семьи Герасимова. Принцип «знать лишь то, что требуется для работы», снова поднял свою изрядно надоевшую голову, однако способ спасения из СССР «Кардинала» и вместе с ним Герасимова оказался настолько захватывающе прост, что сам Джек никогда бы не додумался до этого. Автором этой части плана был Риттер, и он еще раз доказал, что у него — пусть и считают его ворчливым старым сукиным сыном — осталось превосходное воображение-
На этот раз первыми выступали русские, и уже через пять минут после начала выступления было высказано предложение по времени оповещения о предстоящем неплановом приезде инспекционной группы. Джек предпочел бы нулевой срок оповещения, но отстаивать это было неразумно. Необязательно заглядывать внутрь птичек, как бы интересно это ни было, достаточно сосчитать пусковые установки и боеголовки, и любое время оповещения менее десяти часов позволяло решить эту задачу — особенно если неожиданные визиты инспекционных групп будут скоординированы с пролетами разведывательных спутников, объективы которых сумеют запечатлеть попытки обмануть инспекторов, если таковые будут иметь место. Сначала русские предложили десять часов в качестве оптимального срока предварительного оповещения о предстоящем приезде группы. Эрнест Аллен в свою очередь предложил три часа. Два часа спустя позиции сблизились соответственно до семи и пяти. Еще через два часа после этого американцы, ко всеобщему изумлению, назвали цифру шесть, и глава русской делегации кивнул соглашаясь. Джек был рад, что торговля подошла наконец к концу, но сам бы он отстаивал пять часов. Руководители делегаций встали и через стол пожали руки.
Четыре с половиной часа лишь на то, чтобы договориться об одной цифре, подумал Джек. И это еще рекордно короткий срок. Рукопожатие даже сопровождалось аплодисментами, все поднялись, и Джек встал в очередь, направляющуюся в туалет. Через несколько минут он вернулся в зал. Там его уже ждал Головко.
— На этот раз ваши парни не слишком давили на нас, — заметил полковник КГБ.
— Вам просто повезло, что переговоры по этому вопросу поручили не мне, — согласился Джек. — Мы потратили чертовски много времени для решения таких незначительных вопросов.
— Вы считаете их незначительными?
— В масштабе всей Вселенной... ну, они имеют значение, но не слишком большое. Для меня важно уже то, что теперь мы можем отправляться домой, — произнес Джек, и в его голосе проскользнула нотка неуверенности. Нет, еще не все позади.
— Вы действительно хотите побыстрее улететь? — спросил Головко.
— Не то чтобы уж очень, но все-таки. — На этот раз не сам перелет заставляет меня нервничать, приятель, подумал он.
Экипаж самолета остановился в гостинице «Украина» на излучине Москва-реки, жили по двое в огромных номерах, делали покупки в валютном магазине «Сувениры» и вообще старались увидеть как можно больше, не забывая о том, чтобы охранять свой «Боинг». И вот теперь они расплатились за гостиницу и туристским автобусом, рассчитанным на пятьдесят пассажиров, поехали в аэропорт — через мост, затем на восток, налево по Садовому кольцу и далее на север — полчаса езды по почти пустынным улицам.
Когда полковник фон Эйк подошел к «Боингу», наземная команда обслуживания из компании «Бритиш Эйруэйз» заканчивала заправку самолета под бдительным взглядом механика — главного мастер-сержанта, которому этот самолет «принадлежал», — и капитана, занимающего место второго пилота в правом кресле VC-137. Члены экипажа прошли через контрольно-пропускной пункт, на котором офицеры КГБ тщательно сверили их лица с фотографиями на документах. После окончания проверки экипаж поднялся внутрь самолета, где каждый уложил свои вещи. Затем они принялись за подготовку модернизированного «Боинга-707» к перелету через океан домой, на базу ВВС Эндрюз. Пилот собрал в кокпите пять членов экипажа и под прикрытием чьего-то грохочущего магнитофона сообщил, что сегодня вечером порядок действий будет несколько иным.
— Господи, сэр, — произнес механик, выслушав объяснения полковника, — вы называете это «несколько иным»?
— Что такое жизнь без приключений? — отозвался фон Эйк. — Всем понятны обязанности? — Он обвел взглядом присутствующих. Все кивнули. — Тогда за дело, парни. — Пилот и второй пилот взяли перечни операций, проводимых при подготовке к полету, и в сопровождении механика спустились вниз. Хорошо бы поскорее вернуться домой — таким было единодушное мнение, — если только удастся сдвинуть шины шасси, словно приросшие к бетонному покрытию. Холодно, заметил механик, как у ведьмы за пазухой. Одетые теперь в альпаковые костюмы, которыми снабжаются все военные летчики, с теплыми перчатками на руках, они не спеша обошли огромный самолет. 89-е военно-транспортное авиакрыло :ордилось тем, что перебрасывало «видных персон» по всему миру без единой аварии. Им удалось добиться такого завидного постоянства в результате самой тщательной проверки малейших деталей, Медленно обходя самолет, полковник фон Эйк думал о том, что 700 тысяч часов летнего времени без единой аварии могут закончиться сегодня вечером.
Райан уже уложил веши. В аэропорт они поедут прямо после прощального приема. Он решил еще раз побриться и почистить зубы, прежде чем уложить туалетные принадлежности в один из карманов своего чемодана, рассчитанного на два костюма. На этот раз Джек надел один из английских костюмов, почти теплый для здешнего климата, но пообещал себе, что в свой следующий визит в Москву непременно захватит теплые кальсоны — если визит состоится зимой. Он уже было собрался идти, как в дверь постучали. Это был Тони Кандела.
— Ну что ж, счастливого пути домой, — сказал он.
— Будем надеяться, — ухмыльнулся Райан.
— Вот зашел помочь с вещами. — Кандела подхватил чемодан, i': Джеку оставалось только взять потфель. Они направились к лифту, который поднял их с седьмого на девятый этаж, и там стали А', тать другой лифт, чтобы спуститься вниз.
— Вам неизвестно имя человека, проектировавшего это здание?
— У него несомненно было незаурядное чувство юмора, — ответил Кандела. — Потому они поручили этому парню проектные работы по строительству нового здания посольства. — Райан и Кандела рассмеялись. История со строительством нового здания американского посольства в Москве была достойна голливудского фильма эпических катастроф. В стенах, перекрытиях и потолках этого здания было столько электроники для подслушивания, что хватило бы на несколько универсальных компьютеров. Минуту спустя подошел лифт, и они спустились в вестибюль. Кандела передал Райану его чемодан.
— Ни пуха ни пера, — пожелал он и удалился.
Джек подошел к тому месту, где их ждали автомобили, и положил чемодан в открытый багажник. Вечернее небо было чистым и сияло звездами, а в северной его части виднелось полярное сияние. Джек слышал, что это явление природы иногда наблюдают н в Москве, но впервые видел его.
Через десять минут вереница автомашин тронулась с места и направилась к югу, в сторону Министерства иностранных дел, снопа повторяя маршрут, от которого у Райана едва не кружилась го лова и который ничуть не улучшил его удручающего знакомства с городом восьми миллионов душ. Одна за другой машины въезжали на полукруглый пандус перед входом, и выходивших из них гостей провожали внутрь здания. Этот прием был явно менее роскошен, чем предыдущий в Кремле, но и результаты переговоров оказались намного скромнее. Следующий раунд переговоров будет особенно напряженным, потому что приближался срок встречи на высшем уровне, зато проводиться эти переговоры будут в Вашингтоне. В зале их уже ждали репортеры, главным образом газетчики, но виднелось и несколько телевизионных камер. Кто-то подошел к Джеку, едва тот успел снять пальто.
— Доктор Райан?
— Да? — Он повернулся.
— Майк Пэстер, из «Вашингтон пост». В Вашингтоне объявлено, что ваши затруднения с Комиссией по биржевым операциям и ценным бумагам урегулированы.
— Господи, до чего приятно говорить о чем-то, кроме проблемы вооружений! — рассмеялся Джек. — Я ведь говорил и раньше, что не совершил ничего дурного. Думаю, эти болваны — только не цитируйте меня, — эти люди наконец разобрались в сути дела. Отлично. Мне не хотелось нанимать адвоката.
— Ходят слухи, что ЦРУ замешано... — Но Райан тут же прервал репортера.
— Я вот что вам предлагаю, — сказал он. — Сообщите в редакцию газеты, что, если они дадут мне пару дней отойти от всего этого дела, я покажу им все, что может их заинтересовать. Все мои сделки записаны на жесткие диски, потому что я занимался бизнесом с помощью компьютера. Согласны?
— Конечно — но тогда почему...
— Ни имею ни малейшего представления, — ответил Джек, протягивая руку за бокалом белого вина на подносе у проходившего мимо официанта. Ему хотелось выпить, но сегодня этот бокал будет единственным. — Может быть, кто-то в Вашингтоне захотел расквитаться с ЦРУ из-за чего-то. Ради всего святого, не цитируйте меня в своей статье!
— Как прошли переговоры? — спросил далее репортер.
— Подробности вам лучше узнать от Эрни, но если не для печати, то очень хорошо. Не так хорошо, как в прошлый раз, и еще осталось немало нерешенных вопросов, но мы согласовали сложные проблемы, и это больше, чем мы ожидали от этой поездки.
— Будет ли соглашение заключено до начала встречи в верхах? — спросил Пэстер.
— Не для печати, — тут же ответил Джек. Репортер кивнул. — На мой взгляд, шансы даже лучше, чем два из трех.
— Какую позицию занимает ЦРУ?
— Но ведь мы не должны заниматься политическими вопросами, верно? С технической точки зрения сокращение стратегических вооружений на пятьдесят процентов хотя и ничего не изменит, но все-таки как-то успокаивает. В этом я не сомневаюсь.
— Как мне написать, чьи слова я цитирую? — тут же поинтересовался Пэстер.
— Назовите меня самым младшим участником делегации, — улыбнулся Джек. — Согласны? Дядя Эрни может говорить от имени правительства, но мне это не разрешают.
— Какое воздействие окажет заключение этого договора на то, что Нармонов останется у власти?
— Это не моя область деятельности, — убедительно солгал Райан. — Моя точка зрения по этому вопросу личная, а не профессиональная.
— Тогда...
— Тогда спросите кого-нибудь другого об этом, — предложил Джек. — Спрашивайте меня о действительно важных проблемах, например кого должен взять к себе «Редскинс» в первом драфте;
— Олсона, конечно, трехчетвертного из «Бзйлора», — тут же ответил репортер.
— Мне тоже нравится этот крайний защитник из «Пенсильвания стейт», но, по-моему, ему еще рано.
— Счастливого пути, — сказал репортер, закрывая блокнот,
— Спасибо, а вам счастливо перезимовать здесь, приятель. — Репортер начал было уходить и вдруг остановился. — Вы не могли бы сказать что-нибудь, полностью не для печати, по поводу мужа и жены Фоули, которых русские выслали на прошлой...
— Кого? А-а, тех, кого они обвинили в шпионаже? Не для печати и вы никогда не слышали этого от меня — все это чепуха, от начала и до конца. По всему остальному — без комментариев.
— Ясно. — Репортер ушел улыбаясь.
Джек оказался в одиночестве. Он оглянулся вокруг, пытаясь увидеть Головко, но его нигде не было. Джек почувствовал себя разочарованным. Неважно, враг он или нет, но с ним всегда можно поговорить, и Райан привык получать удовольствие от этих разговоров. В зал вошел министр иностранных дел, затем Нармонов. Все остальное было, как и следовало: скрипичный ансамбль, столы с закусками, расхаживающие по залу официанты, несущие серебряные подносы с водкой, вином и шампанским. Сотрудники Государственного департамента оживленно беседовали со своими коллегами из Министерства иностранных дел, дядя Эрни над чем-то смеялся со своим партнером по переговорам из русской делегации. Только Джек стоял в одиночестве, и это никуда не годилось, Он подошел к ближайшей группе и остановился поблизости. Никто не обращал на него внимания, и он время от времени посматривал на часы и делал глоток вина.
— Время, — сказал Кларк.
Непросто было даже добраться до этого места. Снаряжение Кларка уже находилось в водонепроницаемой шахте, ведущей из боевой рубки к вершине «паруса» субмарины. На обоих концах шахты были люки, и она была герметичной в отличие от остального «паруса», который заполнялся водой. Один из матросов вызвался отправиться с ним, затем донный люк был закрыт и задраен. Манкузо поднял трубку телефона.
— Проверка связи.
— Слышу вас хорошо, сэр, — ответил Кларк. — Готов и жду команды.
— Не касайтесь люка, пока я не скажу.
— Слушаюсь, капитан. Манкузо обернулся.
— Принимаю командование на себя, — объявил он.
— Капитан принял на себя командование лодкой, — согласился вахтенный офицер.
— Откачать три тысячи фунтов. Я поднимаю лодку со дна. Машинное отделение, приготовиться.
— Слушаюсь. — Офицер, управляющий глубиной погружения. он же чиф лодки, отдал необходимые распоряжения. Электрические насосы, следящие за креном и дифферентом, вытолкнули из цистерн полторы тонны соленой воды, и «Даллас» медленно выровнялся. Манкузо посмотрел по сторонам. Команда находилась на своих постах, как при боевой тревоге. Группа ведения огня наготове. Рамиус стоит рядом со штурманом. Панель управления бортовым вооружением освещена, и у нее расположился обслуживающий персонал. Внизу, в торпедном отсеке, все четыре торпедных аппарата заряжены, а в один из них пущена вода и открыт наружный люк.
— Пост гидролокации, говорит капитан. Есть что-то новое? — спросил Манкузо.
— Нет, сэр.
— Очень хорошо. Чиф, поднимитесь на глубину девять-ноль футов.
— Слушаюсь, девять-ноль футов.
Прежде чем субмарина сможет двигаться вперед, ей нужно подняться со дна. Манкузо следил за тем, как медленно менялся указатель глубины, в то время как чиф искусно выравнивал лодку.
— Глубина девять-ноль футов, сэр. Удерживать ее на этой глубине очень трудно.
— Машинное отделение, обороты машины для скорости в пять узлов. Рулевой, перо руля на пятнадцать градусов вправо, переходим на новый курс ноль-три-восемь.
— Руль вправо пятнадцать градусов, переходим на новый курс ноль-три-восемь, — репетовал рулевой. — Сэр, руль повернут вправо на пятнадцать градусов.
— Очень хорошо. — Манкузо следил но гирокомпасу, как курс лодки переходил на северо-восточный. Потребовалось пять минут, чтобы выйти из-цодо льда. Капитан отдал приказ подвсплыть на перископную глубину. Еще минута.
— Поднять перископ! — скомандовал капитан. Боцман повернул колесо управления, и капитан схватился ia ручки перископа, как только окуляр поднялся пал уровнем палубы. — Стоп!
Перископ остановился в футе от поверхности воды. Манкузо прильнул к окуляру, стараясь рассмотреть тени и, может быть, юл. но не увидел ничего.
— Еще два фута. — Сейчас он стоял на коленях. — Два фута еще и остановитесь.
Манкузо пользовался тонким боевым телескопом, а не более массивным поисковым. У поисковою телескопа было более широкое поле зрения и намного лучше освещенное поле обзора, но капитану не хотелось рисковать, поднимая его, поскольку он хорошо заметен на экране радиолокатора. Последние двенадцать часов внутри подводной лодки пользовались исключительно красным освещением. Пища при этом каралась какой-то странной, зато глаза приобретали способность видеть в темноте. Манкузо осмотрел горизонт. Кроме дрейфующего льда, на поверхности ничего не было видно.
— Все в порядке, — объявил он наконец. — Никого в поле видимости. Поднять мачту с электронными сенсорами. — Раздалось шипение гидравлики, и мачта ЭСМ поднялась над водой. Тонкая трость, сделанная из фибергласса, имела всего лишь полдюйма в голшину и была практически невидима на радиолокационном экране. — Опустить перископ.
— Обнаружил надводный радар, пеленг ноль-три-восемь. Сигнал очень слабый, — сообщил техник электронщик и назвал частоту и характеристику пульса.