Клименко Анна. Век золотых роз

   На эти вопросы Элхадж и сам не знал ответа. Предпочитая помалкивать о том, что Шейнира видела в нем своего освободителя, и совершенно не понимая, при чем тут Храм Дракона и неведомая Хранительница, молодой синх оказался плохим собеседником для жреца. Гвесанж злился и недоумевал одновременно, раздраженно скреб когтями столешницу, но так ничего нового и не узнал. И все попытки разговорить Элхаджа закончились тем, что жрец предложил тому взять кого-нибудь из мужчин в проводники и совершать прогулки по городу.
   «Потому как этот город в самом деле последний. Синхи, утратив веру, разбрелись по Эртинойсу. А потеряв веру, ступили на путь гибели».
   На вопрос Элхаджа, когда можно будет покинуть гостеприимный дом жреца и продолжить свой путь на юг, тот лишь покачал головой и ничего не ответил.
   «А это значит, что я здесь пленник», – заключил Элхадж и покорно опустил глаза.
   В конце концов, в плену он уже побывал, и не где-нибудь, а у степных ийлуров. Смог выбраться и оттуда… Конечно, жреца обвести вокруг пальца будет сложнее, но…
   «Пока я жив, дорога всегда найдется».
   И, утешив себя таким образом, Элхадж выбрал себе в проводники рослого синха с колеей цвета молодой листвы и ярко прорисованными полосами, что говорило о молодости, физической силе и здоровье, но вовсе не гарантировало наличие ума.
   …Элхадж вырос в дороге и никогда не видел ничего, кроме глиняных мазанок, «гнезд». Метхе Саон все время талдычил одно и то же: мол, наши «гнезда» – это самые что ни на есть настоящие дома, в которых раньше жили синхи. Выходит, врал старый метхе. Может быть, хотел, чтобы его воспитанники верили в то, что жизнь не такая уж плохая штука. А может быть, по старости и сам уже свыкся с мыслью о том, что той, другой жизни никогда и не было. Настоящие дома синхов оказались совершенно непохожими на те убогие строения, в которых провел свою юность Элхадж.
   Гуляя среди округлых приземистых башенок с коническими крышами, он с интересом рассматривал каменную кладку, высокие пороги, каждый из которых был непременно украшен раковинами неведомых Элхаджу моллюсков. Окна были небольшими, овальными и непременно забранными тонкими пластинами слюды, которая так и искрилась на солнце. В загонах топтались щеры, с хрустом пережевывая сочные побеги вперемешку с жирными жабами, которых приносили мешками из-за невысоких городских стен; женщины обязательно занимались приготовлением пищи – порой из какой-нибудь приоткрытой двери сочились такие запахи, что Элхаджу только и оставалось, что глотать слюни. Ну а мужчины ходили на охоту – по-простому, вооружившись луками. Это наводило на мысль о том, что все-таки Шейнира не помогает им убивать зверье и приходится полагаться только на собственное умение.
   Кстати, здесь было тепло. И душно. Элхадж, конечно, слышал, что в Диких землях зимой тепло, а летом – жара, но даже представить себе не мог такой разницы между степью и влажным, исходящим испарениями лесом.
   «И это только край Диких земель, – думал он. – А что же будет южнее?»
   В том, что это самое «южнее» ему предстоит, синх даже не сомневался.
   – Я хочу посмотреть ворота города, – объявил Элхадж своему проводнику.
   Тот, оказавшись парнем немногословным (то ли в ему привычки, то ли по причине недостатка мыслей в голове), кивнул и указал пальцем вдоль ряда аккуратных домиков.
   – Туда.
   – Ну туда так туда. – Элхадж пожал плечами и неспешно побрел в указанном направлении.
   Шел он нарочито медленно, рассматривая каждую деталь пути к свободе, стараясь запечатлеть в памяти все, даже незначительные на первый взгляд мелочи… Да и не нужно пока выказывать излишнюю прыть. Пусть себе думают, что недавно оправившийся от раны синх едва передвигает ноги.
   Мимо проплывали уютные крепкие дома синхов, щеры, кое-где перед крыльцом играли дети в коротеньких альсунеях из грубого полотна.
   – Наверное, такому воину, как ты, скучно жить в городе? – забросил наживку Элхадж. Без особой надежды на продолжение беседы. Так, на всякий случай.
   Наживка была с презрением отвергнута.
   – Нет ничего лучше истинного города, бродяга.
   – Зато я повидал земли, о которых ты и не мечтал, – не удержался Элхадж.
   Его проводник величественно промолчал, словно спорить с каким-то скитальцем было ниже его достоинства.
   Между тем улица, по которой они шли, становилась все шире и под конец переросла в треугольную площадь, в центре которой возвышалась малахитовая глыба в форме треугольной призмы.
   – А это что? – Элхадж восторженно захлопал глазами, хоть и догадался, что это. – Наверное, тяжело было такую каменюку сюда притащить?
   Синх скривился так, словно разжевал протухшую ящерицу.
   – Это, да будет тебе известно, алтарь Шейниры. Наш жрец приносит жертву, когда это необходимо. И богиня ему отвечает.
   «Значит, жертва способна взломать своды темницы. На время», – подумалось Элхаджу. Взгляд ненароком зацепился за кучу тряпья у подножия алтаря.
   – Я хочу подойти ближе, – сказал синх.
   И, не дожидаясь согласия, прибавил шагу. То, что находилось у малахитовой призмы, притягивало, заставляло трепыхаться в груди оба сердца…
   – Это последняя жертва, которой тебя исцелили, – слова доносились, будто издалека.
   А Элхадж… Застыл на месте, будучи не в силах отвести взгляда от нее. Не узнать эту синху было просто невозможным – на земле лежала Антхеора. С рассеченной брюшиной и выпотрошенными внутренностями.
   – Тебе нехорошо? – участливо поинтересовался синх, твердо беря Элхаджа под локоть.
   – Нет, я в полном порядке, – огрызнулся тот. – Пойдем дальше. Я все-таки хочу дойти до ворот. А ты мне скажешь, каким образом жрец выбирает жертву.
   – Наш жрец жертвует Шейнире того, к кому благоволит наша мать. Ей было приятно получить эту синху, и ты исцелился, хоть и умирал.
   – Да? – Элхадж даже не замедлил шага. – И когда состоится следующее жертвоприношение?
   – Спроси у жреца. – И синх замолчал.
 
   Гвесанж ожидал его, сидя за столом. Перед ним дымилась глиняная миска с бульоном, в центре стола высилась стопка лепешек, пышных и румяных. Рядом с лепешками выжидающе застыла пирамида сушеных ящериц.
   Едва завидя Элхаджа, жрец указал ему на свободное место напротив и молча принялся за еду, отламывая хрустящую лепешку и макая ее в горячий бульон.
   – Я видел алтарь, – сказал Элхадж, – и видел, что для моего возвращения в мир живых была принесена, в жертву молодая синха.
   Жрец обмакнул очередной кусок лепешки в бульон и отправил его в рот.
   – Ну и?.. Какие выводы ты сделал, брат?
   – Мое исцеление потребовало много силы.
   Элхадж принюхался к бульону на тот случай: а не захотелось ли жрецу подмешать туда чего-нибудь… мм… совершенно несъедобного? Не почуяв ничего подозрительного, он отхлебнул из миски.
   – Но мне всегда говорили, что сила, которую мы испрашивали у Шейниры, может только убивать наших врагов.
   – И то верно, – Гвесанж прищурился, – тебе лишь забыли сказать, что умелый жрец может попросту передать силу кому-либо еще, и тогда сила эта целительна и возвращает к жизни. Я принес жертву, в ответ мне была ниспослана сила, и ее-то ты и получил, когда опухоль уже готова была раздавить твой мозг.
   – Я благодарен тебе, – промурлыкал Элхадж.
   – И тогда я хочу спросить тебя вот о чем, – жрец пронзил тощим пальцем воздух по направлению к потолку, – отчего ты, возлюбленное дитя нашей богини (как об этом говорила Мать-Хранительница), не вознес молитву к Шейнире для того, чтобы она помогла тебе справиться с волками?
   – Тебе ли не знать, жрец, что богиня никому больше не отвечает?
   – Мне это известно, – задумчиво пробормотал жрец. И, натянуто улыбнувшись Элхаджу, продолжил трапезу.
   – Я бы хотел присутствовать на следующем жертвоприношении, – как бы невзначай обронил Элхадж, – для меня было бы огромной честью увидеть, как великая Мать ответит тебе.
   – Хорошо.
   Гвесанж выудил из бульона птичье крылышко и принялся сосредоточенно обсасывать его. Затем, многозначительно поглядев на Элхаджа, добавил:
   – Этим вечером ты получишь возможность узрить силу нашей Темной Матери.
   Элхадж покосился на окно. Косые лучи солнца падали на плотно утоптанный земляной пол, рисуя вытянутые овалы.
   – И ты за столь короткое время сможешь выбрать нужную жертву?
   Жрец пожал плечами.
   – Она уже выбрана, брат. Возлюбленное дитя Шейниры, ею же спасенное от смерти и принесенное в жертву, даст мне достаточно силы. Что ты об этом думаешь?
   Элхадж не стал ничего думать. Миска горячего бульона, подхваченная со стола, полетела в жреца; и, не оглядываясь, Элхадж юркнул к двери. За спиной Гвесанж взвизгнул, раздался звук бьющейся посуды – в этот миг Элхадж уже распахивал дверь. Еще немного, и…
   – Стой! Куда?!!
   Сразу три кремниевых наконечника куснули грудь, и синх невольно остановился. Разумеется, жрец оказался предусмотрительным синхом, выставил охрану за порогом… Элхадж тихо выругался. А потом, не давая опомниться ни себе самому, ни Гвесанжу, ни трем крепким синхам, вытянул вперед руки и завопил:
   – С дороги! Да падет на вас гнев Шейниры!
   Троица отпрянула, но дротика никто не бросил.
   – С дороги! – прошипел Элхадж. – Иначе…
   И тут свет померк перед глазами. Уже падая, очень медленно, словно во сне, он понял, что по лицу течет обжигающе горячий бульон. Похоже, Гвесанж все-таки успел добраться до котла и использовать его в качестве средства успокоения буйной жертвы.
   …Все происходило быстро. Чересчур. Словно боги сговорились и решили больше не давать избранному Шейнирой синху ни единого шанса.
   Когда Элхадж очнулся, его уже волокли по улице. К алтарю. Напутствуя криками, полными самой горячей признательности за то, что отмеченный самой Шейнирой синх отдает свою жизнь во имя процветания города.
   Элхадж замотал головой, ощутил прилив тошноты. Его вырвало на дорогу, колени подогнулись – и наверняка упал бы, если бы не крепкие руки держащих его синхов.
   – Что вы делаете? – прохрипел он. – Отпустите меня!!! Вы не можете…
   И осекся. Потому что радостные лица синхов говорили – можем, еще как можем.
   – Дурачье! Отпустите! – не крикнул, а завизжал Элхадж, безуспешно пытаясь выдраться из цепких пальцев. – Вы не понимаете!..
   Затравленно глядя на приближающийся алтарь, синх окончательно позабыл о той гордости, с которой должны шагать к гибели истинные дети Шейниры.
   – Нет! Отпустите меня, во имя Шейниры! Нет!!!
   Ему показалось, что в ликующей толпе скользнуло до боли знакомое лицо. Ну конечно! Отступник, собственной персоной – пришел посмотреть, как будет убит его враг…
   – Да, ты! Думаешь, не вижу тебя? – беззвучно выдохнул Элхадж. – Да будьте вы прокляты!
   Силы уходили, словно вода в сухую землю, и он уже безвольно повис на руках синхов.
   – Великая Мать, что же ты молчишь? – шептал он. – Почему? Или я больше не нужен тебе?
   Элхадж продолжал бормотать себе под нос полузабытые молитвы. Он не умолкал, когда его растянули животом вверх на алтаре, когда заглянул в лицо улыбающийся жрец… Вечернее небо приветливо кивнуло ему, обещая вечный покой в темном царстве Шейниры. И звуки застыли, исчезли, впитались в тишину.
   А потом купол безмолвия разбил один-единственный крик:
   – Иэ-хо!
   – Не может быть, – пробормотал Элхадж. И добавил: – Прости меня, великая Мать синхов. Прости за неверие.
   Ибо прозвучавший под закатным небом крик мог принадлежать только одной глотке во всем Эртинойсе.

Глава 14
ТАМ, ГДЕ МЫ РАССТАЕМСЯ…

   К вечеру потеплело. С неба сыпал мелкий теплый дождик, превращая снег в серую кашу. В лицо веяло теплым ветром, и было неясно, то ли весна наконец вступила в свои права, то ли сказывалось приближение Диких земель.
   Эристо будто прочла невысказанный вопрос Дар-Теена.
   – Теплеет, а? – подмигнув, ийлура остановилась и принялась стягивать куртку. – Скоро дойдем…
   Под курткой оказалась короткая безрукавка с цветной шнуровкой впереди, весьма соблазнительно облегающая аппетитные формы. Шею Эристо украшало незамысловатое ожерелье – полированный кусок агата на тонком кожаном ремне. И этот камень вызывающе поблескивал в слегка разошедшемся вороте, притягивая взгляд Дар-Теена.
   Ийлур торопливо отвернулся и на всякий случай стиснул маленький мешочек с семенами золотых роз. Пусть он провалится прямиком в царство Шейниры, если так рано забудет Лиэ-Нэсс и обратит внимание на другую женщину!
   – Я и сама толком не знаю, отчего в Диких землях гораздо теплее, чем в степи, – спокойно продолжила Эристо, оставив незамеченным жест попутчика, – говорят, что джунгли, как котелок с водой, подогревает дремлющий вулкан. А еще слышала я, что озеро Яма, куда впадают сразу две реки Интер и Лотер, вообще полно кипятка и берегов его не видно из-за пара. Ты часом не туда ли направляешься?
   – Нет, – Дар-Теен покачал головой, – мне…
   – Да можешь не говорить, – усмехнулась Эристо, – пойдем поищем место для привала.
   Таковое нашлось у пологого склона ближайшего холма. Ийлура вновь извлекла из дорожного мешка свои горючие камни, высекла искру – они тотчас занялись жарким пламенем. Следом из мешка показались половина лепешки и головка сыра.
   – Держи. Восславим владыку Фэнтара и прочих богов.
   Дар-Теен благодарно кивнул и принялся за предложенную пищу. Эристо еще раз нырнула в мешок – на свет явилась пузатенькая фляга.
   – А этим восславим самих себя и свои деяния, совершенные и грядущие. Попробуй, Дар-Теен. Клянусь Молотом нашего отца, ты еще такого не пил.
   Пожав плечами, ийлур отвинтил крышку, понюхал. Запах и в самом деле казался незнакомым – приторно-сладким, но с терпкой нотой.
   – Пей, не бойся. Уж не отравлю как-нибудь. – Эристо беззаботно откинулась назад, опершись локтем о свернутую валиком куртку. Огненный блик скользнул по кусочку агата, который, как назло, притаился как раз в ложбинке между грудей.
   – А что это?
   – Попробуешь – узнаешь. Подсказать могу. Это обычная сливовица, но к ней добавлен еще один занятный и – заметь – весьма редкий ингредиент.
   Затем, видя, что Дар-Теен все еще колеблется, она выхватила флягу из его рук и сама сделала большой глоток.
   – Ну вот, видишь? Никто тебя травить не собирается.
   В ее зеленых глазах заметно прибавилось блеска, на щеках уже играл румянец.
   И Дар-Теен решился. Он еще раз понюхал загадочное содержимое фляги, затем сделал маленький глоток. По горлу прокатилась теплая волна – не жгучая, а именно теплая, заставляющая кровь веселее бежать по жилам.
   – Недурственно, – он поболтал содержимое, на слух проверяя, сколько осталось, – так что там добавлено?
   …А ведь на самом деле он устал. Очень. За все эти дни сперва бегства, потом перехода по степи, путешествия в Кар-Холом. И усталость эта давила на плечи ничуть не меньше, чем сознание вины перед Лиэ-Нэсс.
   Дар-Теен сделал еще глоток, уже больше. И ему показалось, что вместе с теплом, расходящимся по телу, уходят тяжкие мысли. Он вопросительно взглянул на Эристо, но ийлура лишь махнула рукой – мол, пей, я себе еще такого достану.
   – Спасибо, – пробормотал Дар-Теен, щурясь на ийлуру сквозь огонь.
   Она лежала на боку, удобно расположившись на собственном плаще; веселые языки пламени танцевали в ее блестящих, как изумруды, глазах, и всем своим видом она напоминала довольную лесную кошку.
   «Роскошная женщина, – подумал Дар-Теен, – если в Гвенимаре все такие…»
   И тут же обругал себя последним предателем. И смело отхлебнул приличную порцию питья, закусив лепешкой.
   – Куда идешь-то? – спросила Эристо.
   И Дар-Теен не придумал ничего лучше, чем просто сказать правду. Наверное, питье оказалось куда крепче, чем можно было предположить; не прошло и часа, как ийлур, хмурясь и попивая маленькими глотками живое тепло из фляги, рассказал всю свою историю. От начала до конца. Вернее, до того самого момента, как встретил Эристо.
   Ийлура лишь покачала головой.
   – Тебе пришлось нелегко, Дар-Теен. Но утешай себя только тем, что боги посылают нам испытания для того, чтобы изменить нас. Сделать лучше.
   – Лучше? Разве я стал лучше?
   – Не знаю, – Эристо пожала крепкими плечами, – не мне судить.
   А затем и темное небо над головой, и тихо потрескивающий костерок, и сама ийлура, замершая по ту сторону огня в обольстительной позе, – все смешалось.
   – Так что же… здесь… добавлено?.. – с трудом ворочая языком, спросил Дар-Теен.
   Огромные зеленые глаза оказались совсем близко.
   – Настойка из лепестков золотых роз, – сказала ийлура, – редкая нынче штука. А ты отдыхай, отдыхай. Завтра нам предстоит неблизкий путь.
   Все провалилось в никуда. Дар-Теену чудилось, что он то погружается в глубокий сон, то всплывает на самую его поверхность, чтобы глотнуть свежего воздуха. Наверное, несколько раз он просыпался, но ничего толком не мог разглядеть сквозь желтоватый туман. Ему мерещилось, что Эристо разговаривает с кем-то; Дар-Теен даже попробовал приподняться, чтобы посмотреть, но увидел лишь неясную фигуру в балахоне с капюшоном. И, как показалось Дар-Теену, странная эта фигура висела прямо над огнем.
   – Мы дойдем вовремя, – донесся издалека голос Эристо, – мы сейчас…
 
   Поутру Дар-Теен проснулся, как ни странно, отдохнувшим и полным сил. Эристо еще спала, свернувшись калачиком под теплым плащом; восходящее солнце играло кровавыми искрами в ее тяжелых косах, румянило гладкую щеку. Дар-Теену показалось, что ийлура улыбается во сне, совсем чуть-чуть, одними уголками губ, и от этой призрачной улыбки ему вдруг стало уютно и тепло. Как будто и не посреди степи ночевал, а в теплом доме, разделив ложе с достойной женщиной…
   «Да что со мной? – Он резко отвернулся. – Забыл, куда и зачем идешь?!»
   И Дар-Теен уже собрался было разбудить Эристо, как вдруг ему вспомнилось ночное видение: странная фигура, зависшая в самом сердце костра, и синеволосая ийлура, беседующая с призраком.
   Пустая фляга валялась неподалеку, Дар-Теен поднял ее, еще раз принюхался, слизнул последние капли питья. И было непонятно: а что, собственно, произошло этой ночью? Собеседник Эристо – явь или бред? Да и сама Эристо… На самом ли деле это просто искательница приключений из Гвенимара?
   Дар-Теен поскреб отросшую бороду, бросил осторожный взгляд на спящую женщину: та выпростала руку из-под плаща, и на гладком, крепком предплечье ийлур заметил татуировку в виде змеи, заглатывающей свой хвост. Ийлур только хмыкнул. Ну что за странный обычай украшать себя подобными изображениями? Жители Северного Берега предпочитали жить с чистым телом, да и не только жить, а и отправляться к Фэнтару… В этот миг Эристо шевельнулась во сне, и Дар-Теену показалось, что чешуйки змеи ярко сверкнули в розоватых лучах зари.
   – И чего только не увидишь, бродя по Эртинойсу, – пробурчал ийлур.
   Но зернышко любопытства уже дало росток. Дар-Теен обошел костер, чтобы поближе рассмотреть татуировку, склонился к спящей… И тут же понял, что ему в горло красноречиво упирается острие кинжала.
   – Что тебе надо? – Голос Эристо был хриплым со сна, а от дружелюбия не осталось и следа. В зеленых глазах стыл лед.
   Дар-Теен только выпрямился и развел руками.
   – Да ничего, уважаемая. Хотел глянуть поближе на змейку твою.
   – Нечего на нее смотреть, – сухо обронила ийлура и убрала кинжал. Затем натянуто улыбнулась. – Я гляжу, ты уже на ногах и мы можем двигаться дальше.
   Дар-Теен покачал головой.
   – Я вижу, ты мне не веришь? Но я – клянусь Молотом Фэнтара – правда только хотел посмотреть татуировку.
   Эристо набросила куртку и принялась молча собираться. А Дар-Теен почувствовал себя круглым дураком. Кто их поймет, этих женщин?
   Хотя через некоторое время, уже шагая по талому снегу, Эристо перестала дуться и разговорилась. Она рассказывала Дар-Теену о том, как здорово жить в Гвенимаре, какие там великолепные города, где каждый дом сложен из камня, а каждый житель может преспокойно отправиться в храм собственного покровителя.
   – Что, и синхи тоже? – не удержался Дар-Теен.
   – И они, – Эристо важно кивнула, – в столице есть маленький Храм Шейниры, и там даже приносятся жертвы. Маленькие и безобидные, вроде ягнят или кур. Правда, сейчас Шейнира молчит почему-то, не отвечает синхам. Ну да им-то что? Знай молятся и надеются вернуть расположение своей Темной Матери.
   – Не понимаю, – Дар-Теен покачал головой, – как вы в своем Гвенимаре терпите синхов? Ведь Шейнира – это зло…
   – Но зло тоже нужно Эртинойсу, – ийлура рубанула по воздуху ладонью, – если бы не было Шейниры, кто бы смог оттенить величие и справедливость того же Фэнтара? И всегда ли ты можешь быть уверенным в том, что все, что ты делаешь во имя Фэнтара, есть добро? Видишь ли, синхи и не отказываются от того, что их дорога темная, а души их – в проклятом ожерелье богини. Но кто знает, что есть зло для них? Быть может, как раз то, с каким усердием воины Северного Берега преследуют и убивают те гнезда, что забрели слишком далеко от Диких земель?
   Дар-Теен только мотнул головой.
   – Не знаю… Твои речи смущают мой ум. Нас никогда этому не учили.
   – Может быть, оно и к лучшему, – заметила Эристо, – если ты принадлежишь только одной истине, тебе проще жить.
   Дар-Теену показалось, что ийлура тяжело вздохнула.
   «Нет, тут тебе не простая наемница, – подумал он, – тут попахивает ученостью… А может быть, даже и близостью к самому Фэнтару… А вдруг Эристо – одна из посвященных? Из тех, что пребывают в милости нашего отца?»
   И вопрос уже готов был сорваться с языка, как Эристо вдруг остановилась.
   – Тоже мне, парочка слепых, – сказала она, указывая себе под ноги, – мы уже Фэнтар ведает сколько идем по следам и ничего не замечаем!
   Дар-Теен опустил взгляд – и правда, они шагали как раз по щеровым следам. Причем не нужно было быть великим следопытом, чтобы понять: два щера следуют впереди строго на определенном расстоянии друг от друга.
   – Словно что-то несут, – невольно, проворчал Дар-Теен, заслужив от ийлуры восхищенный взгляд.
   – Вопрос только в том, что и куда, – она подмигнула, – пойдем посмотрим?
   И, не дожидаясь ответа, быстро зашагала по следам, невзирая на то что они забирали немного к востоку от намеченного пути.
   – Эй! – Дар-Теен опешил.
   Что это она – вот так взять и свернуть? А как же Гвенимар? А если следы уведут прочь от Диких земель?
   – Что? – Ийлура обернулась, и стало ясно, что она улыбается. – Не бойся, Дар-Теен, дойдешь ты до Храма Шейниры: Следы-то свежие, да и знаю я эти места. Здесь на щерах только синхи и ездят, и хотелось бы мне – побери их всех Шейнира – знать, что и откуда они тащили!
   Ноги Дар-Теена на миг приросли к земле. А потом ийлур бросился догонять размашисто шагающую Эристо.
   – Ты… ты откуда про Храм Шейниры знаешь?!!
   Она пожала плечами.
   – Так ты сам мне рассказал. Ночью. Или не помнишь?
   – Значит, ты меня специально опоила!
   Теперь Дар-Теену уже хотелось как следует встряхнуть за шиворот эту женщину… А заодно и вытрясти из нее, что за призрак висел над огнем.
   – Разве я тебя заставляла пить?
   – Но…
   – Разве я насильно вливала тебе в глотку мое лучшее питье? – Она развела руками. – Тебе некого винить, кроме себя, Дар-Теен.
   – А с кем ты тогда разговаривала ночью? – Он так и впился взглядом в лицо ийлуры, намереваясь с ходу понять, правду она говорит или лжет.
   Эристо даже остановилась.
   – Побойся Фэнтара, друг мой. Ночью я говорила только с тобой. А потом, когда ты захрапел, тоже легла спать.
   Два маленьких солнышка отражались в чистых изумрудных глазах женщины. А в уголке рта спряталась скорбная морщинка, как будто Эристо было больно от подозрительности попутчика.
   «Да нет, не лжет», – подумал Дар-Теен. Щекам стало горячо, и он отвел взгляд.
   – Пойдем, – жестко сказала Эристо, – то, что мне не нравится истребление синхов, еще не говорит о том, что я доверяю этим ящерицам.
   – А с чего ты вообще взяла, что здесь неподалеку есть синхи? Может, это и не синхи вовсе были, а кочевники?
   – Кочевников здесь нет, – уверенно заявила ийлура, – а синхи еще есть. Мы уже очень близки к Диким землям. И если ты соизволишь посмотреть вперед, то…
   Горизонт утопал в туманной дымке. Но сквозь нее проглядывало нечто темное, бесформенное, издали похожее на пористую губку.
   – Это и есть начало Диких земель?
   – Ага, – Эристо поправила меч, – чует мое сердце, что нам нужно заглянуть в гости к синхам.
 
   К вечеру следующего дня Дар-Теен увидел стены города. Они оказались невысокими, в каких-нибудь два ийлурских роста, очень гладкими – тут ийлур вспомнил, что летом, когда стаивают снега с берега Северного моря, детишки выстраивают терема из влажного песка. Стена, оградившая город синхов от врагов, была ну точь-в-точь как песочная – покатая, шершавая… Если синхи и использовали обычную каменную кладку, то постарались снаружи облить ее неизвестным Дар-Теену составом, добившись изумительного сходства с песочной стеной.
   – Ну что, полезем? – Эристо внимательно рассматривала стену.
   От синхов ее хорошо скрывала изумрудная шапка плюща, оплетшая дерево. Вообще плющ тут был повсюду: вился по ветвям, взбираясь к самым кронам, стелился по земле мохнатым ковром и даже пытался забраться на городские стены, атакуя их снизу широкими зелеными волнами.