— Ну, где там наша красавица? — нетерпеливо вскакивая со стула, спросил более экспансивный бывший областной.
   — Дама отдыхает! — с пафосом провозгласил Мышастый и добавил, разводя руками:
   — С дороги, понимаешь, устала.
   — Что, спит? — разочаровано протянул Желябов, и Мышастый, с трудом удерживаясь от смеха при виде его вытянувшейся физиономии, поспешил успокоить:
   — Да нет, все нормально. Скоро, надеюсь, нас позовут…
   Когда в двери появился Филипыч, получивший распоряжение хозяина при возникновении шума воды в ванной немедленно его оповестить, вскочили в нетерпении уже все трое.
   Через минуту, едва ли не бегом добравшись до нужной комнатенки, они расселись на заранее приготовленные стулья, подобно домочадцам, собравшимся на просмотр специальной семейной телепрограммы — им разве что пакетов поп-корна в руках не хватало… В проеме прозрачного с обратной стороны зеркала, заменяющего им экран и через который была видна вся ванная комната, расхаживала Ольга Скрипка, естественно и не подозревавшая, что за ней следят три пары восторженно-жадных мужских глаз. Она была пока еще в белом шелковом халате, привезенном с собой и закрывавшем сейчас ее тело почти до пят. В данный момент гостья как раз набирала ванну. Постояв рядом и задумчиво поглядев, как неспешно вода наполняет сверкающую белизной емкость, она видимо сочла, что ждать придется слишком долго и выключила воду, решив просто принять душ. Вытащив пробку и начав выпускать воду, Ольга подошла к вешалке, висевшей на противоположной стене и сняла халат, повесив его на один из крючков. Ее тело, покрытое золотистым загаром, оставившим нетронутыми участки ягодиц, лобка и груди — то есть, мест, прикрытых в свое время купальником, выглядело настолько соблазнительным и желанным, что немедленно привело стареющих сластолюбцев в степень крайнего возбуждения.
   — Богиня… — прошептал Желябов, неотрывно глядя на молодую женщину, тяжело и хрипло при этом дыша. — Да ведь она — просто само совершенство! Боже, впервые вижу такую…
   Воловиков только невнятно что-то промычал, а Мышастый, дыхание которого также участилось, чуть слышно произнес:
   — Говорил же я вам…
   Что он говорил и к чему это относилось, так и осталось неизвестным, так как все трое не обращали друг на друга, да и вообще ни на что вокруг ровным счетом никакого внимания, которое было полностью отдано восхитительному зрелищу принимающей душ двадцатичетырехлетней длинноволосой шатенки, которая, даже и мысли не держа о каком-либо подвохе, уже стояла под струями воды, намыливала кожу, блестевшую от влаги, наклонялась, чтобы достать различные участки своего ухоженного тела, приподнимала ноги, поворачивалась, изгибалась — в общем, совершала самые что ни на есть обычные движения, свойственные любому человеку, принимающему душ, но которые казались троим, затаившимся сейчас в тесной комнатке и наблюдающими за ней мужчинам, какими-то завораживающими, исполненными некоего значения и намеренно исполняемыми ею именно для услады их глаз. Эти полные неподдельного восхищения глаза старались не пропустить ни малейшей детали молодого женского тела, отмечая крутые округлости ягодиц, особенно подчеркиваемые тонкой талией, упругость красивой формы грудок с нежными розовыми сосками, чисто выбритые подмышки, аккуратно нанесенный на ноготки лак, и много чего еще, что вызывало у них боязнь не только отвести взгляд, но даже не вовремя моргнуть, чтобы не пропустить какую-нибудь очередную из столь волнующих воображение подробностей, заставляющих закипать кровь в изношенных годами организмах, словно им довелось глотнуть эликсира вечной молодости.
   Все те минуты, которые молодая женщина провела в ванной комнате, пролетели для них словно единое прекрасное мгновение, поразившее каждого в самое сердце и оставив их разочарованными лишь своей кажущейся кратковременностью. Им бы хотелось любоваться этой девушкой вечно…
   — Антон… — когда, наконец, по окончанию этого зрелища они на непослушных ногах, внезапно ставших ватными, добрались до комнаты, где находились до появления Филипыча и когда к ним потихоньку вернулся дар речи, начал Желябов. — А здесь где-нибудь еще есть такие зеркала? Ну, например, в ее комнате?
   — Что, неужели хочешь посмотреть, как она спит? — развеселился тот. Он словно забыл, с каким чувством сам смотрел на уснувшую в его машине девушку и что хотел совершить, стоило только его руке соприкоснуться с ее горячей кожей.
   — Да нет, это я так, — смутился Желябов. — Эх, просто скорей бы… Значит, по неделе каждому? А что, ты говорил, мы будем делать с ней в финале?
   — Ну, я себе представляю так… — начал пояснять Мышастый. — По неделе в порядке очередности мы все будем тереть ее как захотим — у кого сколько времени будет, ну, и возможностей тоже. В нашем возрасте это, пожалуй, даже самое главное. — Он хохотнул. — Но то, основное, самое острое, о чем тогда договаривались, делаем с ней только по одному разу — и хватит. Пока хватит. Ясно?
   — Ясно, — подтвердил Желябов. И принялся размышлять вслух:
   — Ну, со свободным временем мне придется напридумывать — работа, дескать сплошная. Командировка, может быть…
   С возможностями, думаю, будет все нормально. У меня только что так стоял! — признался он. — Так что и возможностей — хоть отбавляй. А что в конце, говоришь?
   При его словах Мышастый с Воловиковым понимающе переглянулись — они только что тоже так возбудились, словно разом скинули груз своих лет, обратившись внезапно в шестнадцатилетних.
   — В конце мы соберемся в том самом каминном зале и дадим волю своей фантазии. Без каких бы то ни было ограничений, — объяснил Мышастый. — И сделаем напоследок с нашей красавицей все, кто что только захочет и сможет придумать — в общем, кто во что горазд… Кстати, пиявочек уже завезли, — похвастался он. — Кто хочет посмотреть?
   — Да ну их к бесу, — проворчал Воловиков. — Гадость какая… На кой они только тебе сдались, Антон?
   — Я же вам говорил, — слегка обиженно ответил тот, — давно хотел завести, да негде было пристроить. Для здоровья полезные, а еще… Вы представляете, как можно будет напугать ими нашу даму? А ну как бросить ее туда, к ним? Вот зрелище… А визгу!
   — Ну ладно… — все же сомневаясь, проговорил Воловиков. — Может, что-то в этом и есть. А куда эта девчонка денется потом? Неужели придется… — Он не договорил. — Не хотелось бы.
   — К тому времени она у нас так обломается, что вряд ли станет предъявлять претензии, — уверено заявил Мышастый. — Ну, а если нет… В дурдом ее определим. Навсегда. Такая возможность имеется. Тем более представьте себе, ведь то что она попытается рассказать — это каким же бредом для всех прозвучит, а? Вы бы сами поверили? А в дурдоме ее окончательно до кондиции доведут — нет проблем.
   — Тогда ладно, — успокоился Воловиков. — А то не хотелось бы, понимаешь, грех на душу брать. — Он видимо, не желал считать себя окончательным подонком, хотя и согласился принять участие в таком деле.
   — Понимаю, понимаю, — заверил его Мышастый. — Ну ладно, на этом разлетаемся, а то мне вскоре предстоит общение с прекрасной дамой и я должен быть в форме, дабы не ударить перед ней лицом в грязь. Мне еще надо отдохнуть.
   — Эх, завидую я тебе, — вздохнул Желябов, поднимаясь. — Не забудь — твое время пошло.
   — Э, нет, хитрый! — засмеялся тот, также вставая, — день приезда не в счет.
   — День приезда, день отъезда — один день, — пробурчал Воловиков…
   — Ну вот, — подытожил Мышастый, когда ужин подходил к концу, — значит можно считать, что мы обо всем договорились?
   Ольга удовлетворенно кивнула — предложенные режиссером условия показались ей просто замечательными, на такое она даже не рассчитывала. По сто долларов в день — разве это не прекрасно? Тем более, как определил сам режиссер, неважно, будут ли в этот день производиться съемки или нет — она все равно их получит. И прямо начиная с завтрашнего дня, даже если съемочная группа еще не приедет, задержавшись где-нибудь в дороге, все равно уже начнется отсчет ее гонорара — контракт вступит в силу. А так как, по его словам, съемки продлятся примерно с месяц, то это сколько же она заработает? Три тысячи долларов — сумасшедшие для нее деньги! Это сколько бы ей пришлось работать на своем месте, чтобы столько получить! Да, действительно, на подобное она не могла надеяться даже в самых смелых мечтах… Кстати, надо будет позвонить к себе на работу и договориться о продлении отпуска — Илья Матвеевич обещал отвезти ее в город, а то здесь, к сожалению, у них нет телефона. Не подведена пока линия…
   Вот и сбылись так неожиданно все самые радужные ее надежды.
   Даже более того…
   — Вот и хорошо, — удовлетворенно произнес Илья Матвеевич. — Сейчас Ольга, если пожелаете, я покажу вам дом, а закончим осмотром библиотеки, где вы сможете выбрать себе книгу, чтобы почитать перед сном — здесь их имеется предостаточно. И завтра, с самого утра, мы с вами уже займемся делом, я хочу до приезда основной группы порепетировать немного с вами, позаниматься, чтобы потом не терять времени даром. — Он улыбнулся. — Я, как работодатель, должен заставлять вас отрабатывать свои деньги. Правильно?.. Кстати, а как у вас с гибкостью, пластичностью? Вы спортом каким-нибудь занимались? Знаете, откровенно говоря, это не так уж и важно — в нашем ролике ничего особенного не предвидится, но так, на всякий случай, чтобы знать.
   — Относительно спорта… Какими-то особыми достижениями я похвастаться, пожалуй, не могу. Когда-то, еще в школьные годы, я занималась художественной гимнастикой, но не так долго, года два примерно. Или чуть поболее. А насчет гибкости, пластичности… — Ольга на мгновение замялась, не желая показаться нескромной — еще сочтут, что она хвастается. Но вспомнив, что теперь это касается ее новой работы, решительно закончила:
   — С этим у меня все в полном порядке. Думаю, если потренироваться, смогу сделать даже «шпагат». В «мостик» могу встать запросто — иногда вспоминаю былое, пробую, чтобы форму проверить.
   — Ого! — искренне обрадовался Илья Матвеевич, едва не подпрыгнув от восторга на стуле. — Да вы, Оленька, самый настоящий клад! Потрясающе! Честное слово, Оленька — вы для нас просто находка! Надо же! Художественная гимнастика, и «мостик», и «шпагат»! Это ж какая вы гибкая… — Он восхищенно покачал головой… Мышастый действительно был очень рад только что вскрывшемуся, столь чудесному обстоятельству.
   Да с ее телом можно будет вытворять все что угодно! Он даже почувствовал, как у него опять набрякло в паху от одних только этих мыслей. Словно у сопливого юнца, надо же…
   — Ну, гибкая, да… — Ольга засмущалась, хотя искреннее восхищение режиссера в очередной раз очень ей польстило. — Только, конечно же, вы все сильно преувеличиваете. Мне, право, даже как-то неловко.
   — Нисколько не преувеличиваю! — заверил ее тот и, уже вытирая губы салфеткой, спросил:
   — Так как, Оля, совершим экскурсию по дому?
   — Идемте, — поднялась та со стула. — Показывайте…
   — Вот такой у нас тренажерный зал, — заканчивал показ режиссер.
   — Илья Матвеевич, а какой именно тренажер я буду рекламировать? — Ольга, с интересом слушавшая объяснения режиссера по поводу некоторых устройств, поискала взглядом, пытаясь угадать «свой».
   — Их, вообще-то, будет два, — придумывал на ходу Мышастый. — Ничего особенного… Один — обычный велотренажер, только оригинального дизайна; второй — имитатор гребли на лодке. Да вот они оба. — Он указал. — То есть, на этих мы пока просто потренируемся, а когда завезут те, усовершенствованные, произведем окончательную съемку.
   — Понятно, — кивнула девушка, глядя на отражение режиссера в зеркальной стене. — А этот козлик как сюда забежал? — пошутила она, показав на спортивный снаряд, именуемый «козлом» и который стоял как раз возле этой зеркальной стены. — Ведь здесь слишком мало места, чтобы через него прыгать?
   «Прямо в точку попала, девочка! — подумал Мышастый, который после долгих размышлений специально распорядился завезти сюда именно этот снаряд — остальные стояли здесь давно, — чтобы осуществить на нем первое, самое основное действие в процессе укрощения этой наивной девчонки. — Для тебя-то он как раз и предназначен.» А вслух произнес:
   — Это, Оленька… Ну, для создания атмосферы, что ли?
   Понимаете, возьмем его в кадр во время общего плана…
   — Понимаю, — серьезно подтвердила Ольга.
   — Ну, пройдемте дальше?..
   — Как здесь мрачно, — невольно поежившись, тихо проговорила Ольга, с некоторым даже страхом осматривая нарочито грубую лепнину стен каминного зала. — А это что за железяки?
   — Она показала на массивные металлические кольца, вделанные в стену. — Для чего они? Вообще, здесь витает дух чего-то такого, средневекового…
   — Да это просто ремонт еще не довели до конца, — соврал Мышастый. — Только и всего. А кольца… Я даже и сам не знаю, для чего, действительно, они? От старого хозяина остались, надо будет распорядиться, чтобы их убрали… — Вообще-то совсем недавно он отдавал распоряжение, прямо противоположное этому — кольца вмонтировали по его приказу.
   — А это что за… — Оля никак не могла подобрать нужного слова. Емкость, что ли? — А, это ведь аквариум, да? — Она с интересом осматривала выложенный из необработанных камней небольшой бассейн — имитацию природного, может и существующего в реальности где-нибудь в скалах. — Я такой где-то раньше видела. О, и тина есть, и лампочки… А можно посмотреть рыбок? — Она склонилась над аквариумом, пытаясь что-то разглядеть в толще темной воды.
   Мышастый молча щелкнул выключателем и сильные лампочки высветили копошащуюся, извивающуюся, бесформенно-черную массу, которая, если присмотреться повнимательнее, состояла из каких-то живых существ, похожих на весьма и весьма подвижных червей черного цвета.
   — Что это? — испуганно отшатнулась Ольга, чуть при этом не упав. — А где же рыбки?
   — Рыбок здесь нет, — спокойно пояснил ей Мышастый. — Это пиявки.
   — Пиявки?! — чуть не закричала в ужасе девушка, с трудом преодолевая желание немедленно убежать из этого страшного места. Оно и без того вызывало у нее дрожь, а тут еще какие-то отвратительные пиявки. — Но… Но зачем?!
   — Ничего страшного, Оленька… — ласково уговаривал ее Мышастый, упиваясь страхом, отчетливо проявившемся на лице красавицы, и стараясь ей этого не показать. — Это лечебные пиявки, понимаете? Такие и в аптеках некоторых продаются.
   Может видели, в таких аптеках стоят аквариумы, а продавец р-раз… и сачком… — Он даже показал как именно. — Раз! И сачком…
   — Но зачем они вам? Зачем они? — Ольга почти не слушала его объяснений, все еще находясь в шоке.
   — Я же говорю, лечебные… — терпеливо, словно маленькому ребенку, продолжал объяснять Мышастый. — Вот и Филипыч ими лечится, и я тоже. А приедет съемочная группа, и им тоже хватит. А захотите попробовать вы, так и для вас, Оленька, найдется. Хотите?.. Ну, пройдемте дальше?
   — Мне… мне не надо… спасибо… — Ольга с ужасом представила, как эти отвратительные существа присасываются к ее коже и пьют, пьют кровь, набухая и становясь при этом огромными, много больше своих первоначальных размеров. На какой-то краткий миг ей захотелось, чтобы никакая съемочная группа никогда сюда не приезжала и вообще, ей вдруг очень захотелось домой. Не надо ей никаких съемок… С трудом преодолев эту минутную слабость, она как-то вяло произнесла:
   — Спасибо, я уже очень устала и… и у меня разболелась голова, — наконец придумала она достаточно вескую для отказа причину. — Пожалуй, вы правы, мне необходимо хорошенько выспаться, чтобы завтра быть совсем свежей для нашей первой репетиции-тренировки. Вы, помнится, обещали мне какую-нибудь книгу?
   Скрывая от женщины усмешку, Мышастый провел ее в гостиную, где находилась книжная стенка, оставшаяся еще от прежнего хозяина. После некоторых раздумий Ольга выбрала книгу Аркадия Бухова «Жуки на булавках.» Она прочитала в предисловии, что это юмористические рассказы и сочла, что после всего пережитого в этом страшном каминном зале, такое чтиво подойдет ей сейчас лучше всего. Мышастый же, проводив Ольгу до гостевой комнаты, галантно распрощался, расцеловав ей на прощание ручки и напоследок предупредив:
   — Так я, Оленька, заеду завтра часикам к одиннадцати. К этому времени, пожалуйста, подготовьтесь, приведите себя в полный порядок, и приступим. А сейчас позвольте откланяться, мне еще предстоит несколько важных дел…
   Вскоре Ольга услышала, как где-то за окном тихо заурчал мотор автомашины и через некоторое время в доме воцарилась гнетущая тишина. «А зачем здесь решетки на окнах? — вдруг вспомнила она заинтересовавшую ее деталь. — Ведь хотела спросить, да забыла. На других окнах я таких вроде не видела. Хотя, мало ли зачем, завтра и спрошу…»
   Уже лежа в кровати, она некоторое время вспоминала различные подробности столь насыщенного впечатлениями дня…
   Вообще-то неплохой человек этот кинорежиссер. Хотя порой она и ловила на себе его взгляды, приводившие ее в некоторое смущение… А впрочем, к подобного рода взглядам она давно привыкла, да и он ведь мужчина не старый — конечно, при виде красивой женщины любому трудно удержаться от нескромных фантазий. Все нормально. Вот только этот страшный зал с пиявками… Оля даже сейчас вздрогнула, вспомнив про этих маленьких тварей, словно те могли преодолеть разделяющее их пространство, приползти и забраться к ней в постель… И в некоторые комнаты он ее так и не повел. А в громадном подвале и вообще показал ей лишь один спортивный зал, а ведь тот должен занимать едва четвертую часть общей площади. Хотя, действительно, чего смотреть в подвале — там могли находиться различные подсобные помещения…
   Мрачная тишина дома давила на ее сознание. Хоть бы музыку какую включить, надо было спросить у него, ведь наверняка в доме нашелся бы какой-нибудь магнитофон или радио…
   Может, найти Филипыча? Она поежилась. Ведь по дому еще бродит этот старик, о котором она совершенно позабыла — почему же его совсем не слышно? Может, он спит?.. Скорее бы приехала съемочная группа, тогда дом наполнится веселыми голосами, топотом ног, молодые ребята будут таскать различные провода, осветительную аппаратуру, кинокамеры… Ольга принялась за книгу. Этого автора она еще не читала, а рассказы действительно оказались такими смешными, что через некоторое время к ней вернулось прежнее веселое настроение. Теперь она уже ругала себя за недавние страхи — ну чисто дура, иначе и не назовешь! Илья Матвеевич же ясно ей объяснил, что каминный зал еще просто недоделан, а пиявки — лечебные. Ими, к примеру, лечится тот самый Филипыч, который наверняка уже давно спит, а не дрожит от глупых детских страхов как некоторые…
   И ей тоже пора спать, ведь завтра тяжелый день. А смотрел режиссер на нее… А как он еще должен смотреть на молодую красивую женщину? И вообще, все хорошо. Совсем скоро она станет телезвездой и заработает кучу денег. Все отлично…
   Только вот где ее противный Чижик?.. Книга выпала из рук Ольги… Все хорошо. Все хорошо. Спать…
   Однако дверь в комнату она предварительно замкнула на защелку. Так, на всякий случай.
   А Филипыч, вопреки предположениям Оли, вовсе не спал, а сидел на кухне, щурясь от дыма тлевшей в губах «беломорины» и с наслаждением прихлебывал крепчайший свежезаваренный чифирь. Он в этот момент как раз тоже думал об Ольге, которая ему понравилась невероятно, просто до крайности, и в отношении которой он уже начал вынашивать свои планы, несколько расходящиеся с планами пахана. Хороша, ох до чего хороша эта чертовка с красивыми глазами! Но и он ведь совсем еще не старый. И ему тоже найдется, что показать этой молодухе, чем ее удивить. Конечно, он уже не тот, что в былые годы, но еще ого-го! Ему всего-то семьдесят — разве ж это возраст?..
   На следующий день Оля проснулась безо всякого будильника, ровно в девять часов утра, когда в окно уже вовсю светило жаркое летнее солнце. Не вставая, нежась какое-то время в постели, как она любила делать, девушка уже искренне смеялась, вспоминая свои вчерашние страхи. Что только за глупости лезли ей в голову перед сном?
   Внезапно Ольга вспомнила, что с сегодняшнего дня она находится на работе и получает деньги, после чего решительно поднялась. Сделав утреннюю разминку, она приняла душ и принялась готовиться к своему первому трудовому дню. Она нанесла на лицо легкий слой косметики, подкрасила губы, ресницы, обновила маникюр — просто так, чтобы избавиться от легкой дрожи перед чем-то новым, неизведанным, и одела свой спортивный костюм, с досадой вспомнив, что так его и не погладила. Костюм этот она взяла с собой на всякий случай, по идее ей должны были выдать специальный, предназначенный для съемок, или, что более вероятно, какое-нибудь обтягивающее трико, она видела подобные по телевизору — в такие были облачены девушки, снятые в спортивной рекламе, а иначе зачем бы им понадобилась отличная фигура будущей модели?.. Ну, когда приедут остальные, будет у них наверняка всяческий реквизит и вообще, это их проблемы, — резонно рассудила она.
   Кроссовок Ольга не захватила, поэтому надела свои комнатные туфли без задников на невысоком каблуке. Ступни у нее всегда в полном порядке, педикюр совсем свежий, а дальше этот Илья Матвеевич уже сам распорядится, что ей надевать на ноги во время съемок… Немного подумав, она подняла волосы кверху, соорудив нечто наподобие раковины — Оля знала, что таким образом ее и без того тонкая шея будет выглядеть еще изящней. Кстати, сколько сейчас времени?.. Взглянув на свои часики, она обнаружила, что уже без двадцати одиннадцать. В комнату осторожно постучали.
   — Вы уже не спите? — На пороге появился Филипыч, с неизменным подносом в руках. — Позавтракайте, барышня, прошу.
   — Едва не кланяясь, он удалился, пятясь, опять одарив ее на прощанье каким-то странным взглядом.
   К черту все эти взгляды и все эти страхи! — решила Ольга, и с аппетитом принялась за принесенный завтрак. — Мерещится же всякая чушь — мнительной стала, дальше некуда…
   Съев яичницу с ветчиной, салат из помидоров, она выпила стакан апельсинового сока и принялась с нетерпением ожидать приезда режиссера… В одиннадцать тридцать под окном появилась автомашина и из нее вышел улыбающийся Илья Матвеевич, который заметив в Ольгу окне, весело помахал ей рукой. Она ответила ему тем же.
   — Чуть опоздал, Оленька, вы уж меня извините. — Ворвавшись в комнату, он согнулся в низком поклоне и поцеловал ей руку. — Дела, знаете ли. — На самом деле он просто отсыпался после предыдущей бессонной ночи, а потом в очередной раз долго и нудно ругался с женой. Не из-за чего — просто так, как и всегда… — Ну-с, Оленька, — осмотрев ее с ног до головы, он довольно кивнул, — хорошо, что вы додумались захватить с собой спортивный костюм. Съемочная группа приедет только послезавтра, непредвиденная задержка у них получилась. Пройдемте-ка пока в зал… — Проводив женщину вниз, он кивнул ей на тренажеры, стоящие, как ей показалось, в полной боевой готовности, в нетерпеливом ожидании своей хозяйки, и распорядился:
   — Вы пока разминайтесь, а я сейчас…
   Когда он удалился, Ольга, оглядевшись, надумала покрутить педали велотренажера. Минут через пять, закончив, она походила по залу и уселась в имитатор гребли, решив осваивать именно то, что потребуется ей для дальнейшей работы.
   Через некоторое время появился какой-то слегка взбудораженный Илья Матвеевич, тоже в спортивном костюме и с видеокамерой в руках, и, кивнув Ольге, совершавшей в этот момент плавные движения гребца, сказал:
   — Сейчас, Оленька, сейчас я настрою аппаратуру. Это так, пока только для прикидки, — объяснил он. — Естественно, позже будет настоящая, профессиональная. А пока я просто присмотрюсь к вашему лицу в кадре и всему прочему… — Он принялся ходить вокруг девушки и ловить в видоискатель ее тело в движении. — Сейчас найдем нужный ракурс… сейчас…
   — как-то слегка нервозно бормотал он и Ольга слегка удивилась его непонятному возбуждению, не придав, впрочем, этому особого значения. Она просто старалась выполнять все то, что от нее требовал режиссер и при этом выглядеть в своем занятии как можно более естественной. — Отлично, Оленька, отлично, теперь, пожалуйста, улыбнитесь… — И когда она удовлетворила его просьбу, выдав, как ей хотелось верить, ослепительную улыбку кинозвезды, обрадовано произнес:
   — Прекрасно, вы, должно быть, удивительно фотогеничны, я в этом просто уверен, потом прокручу все на экране. У вас невероятно милая улыбка…
   Молодая женщина осталась довольна его похвалой, едва сумев скрыть улыбку — теперь уже победительницы. Кажется, у нее уже отлично все получается, а ведь это только начало, ведь она будет стараться еще больше! Илье Матвеевичу окажется не в чем ее упрекнуть, он наверняка не пожалеет, что выбрал именно ее. Она уже чувствовала себя почти профессиональной киноактрисой…
   Через некоторое время он остановил Ольгу, и когда она поднялась с гребного тренажера, попросил, чуть отведя глаза в сторону:
   — Оленька, я хочу попросить вас… раздеться.
   — Раздеться? — ошарашено переспросила она, в первый момент даже решив, что просто ослышалась. — Как это… раздеться?
   — Ну, не догола, конечно, — с несколько неестественным смешком объяснил кинорежиссер. — Ведь у вас наверняка под спортивным костюмом что-нибудь имеется? Видите ли, мне просто необходимо посмотреть, как работают ваши мышцы, как они играют в движении, понимаете? Поверьте мне, Оленька, в моей просьбе нет ничего необычного. Совершенно ничего…