Страница:
* * *
Королевская власть применяла в целях упрочения своих позиций различные средства юридического, политического и экономического характера. С помощью этих средств она стремилась привязать к себе всю феодальную знать и отдельных ее представителей и заручиться их поддержкой. С другой стороны, короли стремились создать такую материальную базу своей власти, которая могла бы обеспечить самостоятельность и возможную независимость монархии по отношению к магнатам государства.
Средства королевской политики зависели в конечном счете от экономических условий и изменялись вместе с изменением этих условий. Однако в непосредственном смысле они определялись во многих отношениях и условиями политической жизни, а также правом – государственным и частным.
Буржуазные историки смотрят на это дело по-другому Политические средства и правовые принципы, применяемые государственной властью в своих целях, рассматриваются ими как результат творчества самой государственной власти или в лучшем случае как нечто «объективно данное». Эта точка зрения характерна для большинства книг по политической истории. С особой отчетливостью она проводится в работе Э. Мейера «Deutsche und franzosische Verfassungsgeschichte» (1898). На первом плане здесь поставлен вопрос о средствах власти (Machtmittel). По изложению автора эти «средства власти» одинаково могут применяться в любой исторической обстановке и в любой период; они являются для главы государственной власти такой силой, которой он может располагать по своему усмотрению. Современная западногерманская историография в лице школы Т. Майера идет еще дальше в этом направлении и считает монархию не только создателем политических средств своего господства, но и творцом благоприятной для нее социальной организации общества.
Рассмотрим основные из тех разнообразных средств, которыми пользовалась монархия в своей политике. Для удобства изложения начнем с характеристики мероприятий юридического характера.
Присяга королю.Присяга феодальной знати королю являлась частью акта избрания и провозглашения монарха. Те лица, которые избирали и присутствовали при избрании, должны были выразить свое согласие на признание власти нового короля и дать обещание в сохранении ему верности актом своей присяги. Присяга рассматривалась не только как юридический акт, но и как акт сакральный. Нарушение присяги влекло за собой административную опалу и церковное наказание вплоть до отлучения [233]. Право на разрешение от присяги королю присвоил себе в XI в. папа и спекулировал им в своей борьбе с императорской властью, то отлучая императора и разрешая от присяги его подданных, то отлучая феодалов за нарушение присяги монарху, выполняющему волю папы.
Для нас в данном случае важно выяснить два вопроса, связанных с присягой:
1) Кто приносил присягу?
2) Какой характер она носила?
Выяснение этих вопросов важно для освещения проблемы о степени проникновения вассально-ленных отношений в государственное устройство.
Если присягу приносили только королевские вассалы и если сама присяга имела вассальный характер, тогда закономерно сделать вывод о преобладании вассально-ленных отношений в государственном устройстве.
Во франкском государстве присяга имела общий характер, ее, непосредственно или через королевских служащих и сеньоров, приносило все свободное население государства. Этот порядок согласовался с общей зависимостью всех свободных от государственной власти и с несением ими фискальных и военных государственных повинностей. С установлением крепостной зависимости, развитием вотчинной власти и разрушением прежней административно-судебной системы подобный порядок сохраняться дольше не мог. Присяга крепостных крестьян королю не имела никакого смысла и могла принести только вред, так как служила бы прецедентом для жалоб и апелляций крепостных королю на своих господ.
В источниках присягающими королю выступают только феодалы свободного происхождения, являющиеся или прямыми королевскими вассалами или вассалами нижестоящих «щитов». И сама присяга напоминает собой клятву вассалов сеньору. Так, по рассказу Видукинда, герцоги и прочие чины государства, участвовавшие в избрании и провозглашении Оттона I в Ахенском соборе, присягали ему как вассалы сеньору, «положив свои руки в его руку» [234]. Еще более определенно в этом смысле говорит Випо. По его словам, обычной присягой королю являлась клятва, даваемая князьями и всеми вассалами от самого высшего и до самого низшего ранга [235]. Согласно Швабскому зерцалу, королю присягали все свободные люди рыцарского звания [236].
Таким образом, во всех этих источниках присяга королю выступает как присяга вассалов сеньору. Она не обязательно связана с держанием ленов от короля непосредственно, или через посредство промежуточных сеньоров. Но обязанности присягающих имели характер обязанностей вассалов сеньору.
Кроме присяги при вступлении короля на престол, мы слышим еще и о присяге феодалов присоединенных и завоеванных областей, а также феодалов, усмиренных силой оружия. После подчинения Бургундии (1034 г.) Конрад II заставил знать этой страны принести ему присягу в верности. В 1038 г. эта присяга была повторена в связи с назначением королем Генриха III [237]. Генрих IV, после окончательного подавления восстания саксонских феодалов в 1085 г., заставил усмиренных мятежников принести присягу в том, что они отказывают в признании антикоролю Герману и признают законным королем его – Генриха IV. Генрих IV заставил жителей Майнца принести такую же присягу после подавления возмущения в городе [238].
Феодальная мораль и религиозное устрашение оказывались недостаточно действенными. Присягу подкрепляли выдачей заложников. Характерно, что к этому средству прибегали не только при усмирении мятежников, но и в нормальных взаимоотношениях самых высокопоставленных светских и церковных владетелей. Генрих IV требовал заложников от вновь назначенных епископов, что они будут сохранять верность ему, как отлученному папой королю [239]. Папа Григорий VII получил заложников от антикороля Рудольфа Швабского в знак укрепления его верности римскому престолу [240].
С избранием короля и присягой ему в верности был связан объезд новым монархом отдельных областей государства. Этот объезд не всегда носил мирный характер: король путешествовал с военной силой и на случай, если не действовали мирные методы, добивался признания своей власти силой оружия. Объезд являлся как бы продолжением избирательной процедуры. На официальных выборах присутствовали только главари знати и отдельные ее представителе. При посещении области король получал признание и принимал присягу от остальной части полноправных членов господствующего класса.
Чтобы получить это признание, новый король должен был раздавать феодалам владения и давать обязательства не нарушать их местных привилегий, идущих во многом вразрез с интересами короны. Проследим, для примера, объезд отдельных герцогств Генрихом II и Конрадом II.
Генрих II, по избрании его в Майнце, направился в Тюрингию. Здесь он был принят с почестями местными магнатами и получил одобрение с их стороны в своем избрании на престол (collaudatur in dominum) [241]. После этого король направился в Саксонию. Чтобы добиться признания (collaudatio) со стороны гордых саксонских феодалов, мало было посетить их область. Саксы ставили в качестве условия признания подтверждение их старинных привилегий и фактической автономии. Генрих II, как и его предшественники, пообещал уважать законы (обычное право) саксов и получил за это признание и присягу в верности со стороны всех местных землевладельцев [242]. Из Саксонии Генрих II направился в Лотарингию и затем во Франконию. Повсюду он находил поддержку у знати и одобрение своего избрания в короли (primatibus... in regem collaudatur). Только после всего этого соперник короля Герман Швабский отказался от своих притязаний на корону и подчинился его власти.
Конрад II, после избрания, «начал объезд провинций и областей, как это было в обычае королей» [243]. По рассказу Випо [244], королевское «турнэ» растянулось больше чем на два года. В каждой области он устраивал разбирательство судебных дел, заключал союзы и принимал меры к сплочению государства. Местная знать добивалась подтверждения королем своих привилегий. В Саксонии Конрад II, как и его предшественник, должен был дать согласие на сохранение «жестокого закона саксов» (lex crudelissima Saxonum).
Объезд королем областей государства не ограничивался временем вступления на престол. Периодические путешествия из домена в домен, из города в город являлись в тех условиях методом организации управления [245]и способом решения бюджетной проблемы. Германские короли, наподобие их франкских предшественников, содержали свой двор за счет натуральных поступлений от доменов и церковных сервиций.
Но эти будничные путешествия королевского двора не имели такого значения как торжественные избирательные королевские «турнэ»; в этих случаях двор направлялся не в герцогства, а в королевские резиденции.
Материальная база монархии.Феодальной монархии, выражавшей и защищавшей интересы феодальных землевладельцев, приходилось все время вести борьбу с отдельными представителями, а иногда и с целыми группами господствующего класса. Эта в большинстве своем мелочная борьба за обладание феодальной собственностью, за перераспределение феодальной ренты и за политическую власть наполняла своим шумом весь «передний план» феодального «общественного здания»; она прекрасно описана официальными источниками и способна закрыть перед взором буржуазных историков то великое движение и борьбу класса созидателей, которые направляли весь ход общественного развития.
Конкретного содержания политической борьбы в среде господствующего класса в данный период мы будем касаться в другой связи. Здесь следует пока заметить, что королевской власти приходилось лавировать, находить или создавать себе опору в среде господствующего класса, подкупать наиболее влиятельных представителей феодальной знати, – одним словом, делать все то, что делается обычно стоящими у власти в классово-эксплуататорском обществе. Изучение всего этого может явиться предметом специального исследования по политической истории. Нас в данном случае интересует только база, которой располагала феодальная монархия в Германии в проведении своей политики и в политической борьбе.
Основой служило землевладение короны и королевской фамилии (Krongut, Hausgut), а также те государственные доходы от эксплуатации некоторых категорий крестьянства и городского населения, которые продолжали поступать в казну с графств и из других публично-государственных источников.
Специально об организации фиска и источниках его доходов речь будет ниже. Здесь мы рассмотрим этот вопрос в общих чертах, именно как вопрос о средствах политического влияния королевской власти.
Сила королевской власти, представлявшей в тот период центральный аппарат феодального государства и в значительной мере контролировавшей еще государственные органы в областях и вотчинах, определялась домениальным землевладением и сохранностью общих публичных функций монархии с относящимися к ним фискальными доходами. Германская монархия X – XII вв. располагала этими средствами еще в достаточной мере. Кроме значительных доменов здесь сохранялись еще поступления от налогов, судебные доходы и доходы от различного рода регалий.
Как использовались все эти средства королевской властью?
Часть земли королевских доменов использовалась для организации: вотчинного хозяйства, предназначенного для снабжения двора. Земли, на которых велось домениальное хозяйство (Tafeiguter), оставались продолжительное время в реальном владении королей. То же с известным основанием можно сказать и о королевских землях, розданных имперским аббатствам. Этими землями король распоряжался по праву «частной церкви». Но совсем по-другому обстояло с землями, раздаваемыми королем в бенефиции и лены, а также с землями, подаренными частным лицам. Эти земли, как правило, навсегда уходили из фиска. Правда, из дипломов известно много случаев возвращения бенефициев, но эти бенефиции тут же жаловались новым держателям. Фонд королевских бенефиций мог служить, таким образом, только средством привязать на время вассалов к трону. В конечном результате земля становилась собственностью вассалов, и королевская власть никаких доходов с нее не получала.
То же происходило и с регалиями. Королевская власть обладала множеством различных регалий [246], унаследованных от раннефеодального периода: судебными доходами, административными штрафами (fredus, bannus), доходами от чеканки монеты, пошлин, рынков и вообще от всего, что связано с появлением и ростом городов, поступлениями от владений фиска, а также королевскими прерогативами на укрепления и сбор общих сплочений [247]. Из дипломов мы узнаем еще о ряде других, более мелких регалий (баналитетов) – винной, пивной, соляной, горной, мясной, регалии на незанятые земли и обнаруженные клады и пр. Все эти регалии по существу означали право на эксплуатацию отдельных категорий населения и право на присвоение того, что при общинном строе являлось достоянием общины. Сохранение этих прав за фиском означало, что процесс развития частной феодальной собственности и вотчинной власти еще не завершился и что публичная феодальная власть располагала долей прибавочного продукта значительной части производящего населения.
Но в изучаемый период усиленно происходило отчуждение регалий. Короли раздавали права на учреждение рынков, на сбор пошлин и чеканку монеты, права на владение лесами и пустошами, горными ископаемыми и соляными залежами, на производство и продажу пива и вина, на право охоты, рыбной ловли и т. п. Кроме передачи прав, короли передавали и государственные судебно-административные должности – графов, сотников, шультгайсов, фогтов. Отчуждение регалий рассматривалось королем и феодалами как простое отчуждение доходов, хотя на деле это означало перераспределение политической власти над населением: король терял эту власть, феодалы ее приобретали.
В чем же скрывалась причина этого пресловутого отчуждения регалий и связанной с ними политической власти?
Легче всего объяснить действия королевской власти исторической ошибкой или опрометчивостью ее политики. Почему бы королям не удерживать всех этих прав и не сконцентрировать их в руках государства вместо раздачи частным лицам? В других государствах, при иной исторической обстановке королевская власть действительно собирала и восстанавливала эти прерогативы, отнимая их у крупных феодальных сеньоров. Но это был совершенно иной процесс, вызванный новыми историческими условиями.
Отчуждение государственной властью регалий было явлением, свойственным в той или иной мере всем феодальным государствам, и имело под собой вполне объективную основу. Закрепощение крестьянства и превращение его в объект феодальной собственности и эксплуатации вотчинников оказывалось несовместимым с сохранением над крепостными административных, судебных и фискальных прав со стороны органов публичной власти. Рано или поздно все эти права должны были перейти к вотчинникам. Это, как известно, совершалось в форме передачи иммунитетных прав и пожалования банна. По той же причине к вотчинникам должны были перейти права, связанные с реализацией всей хозяйственной деятельности их крепостных и зависимых крестьян, – права на сбор пошлин, организацию промыслов и т. п. Вот объективная основа перехода к вотчинникам королевских регалий.
Но эти, регалии, как и права иммунитета, переходили к отдельным феодальным землевладельцам во многих случаях «по милости королей», в результате пожалования. Что же заставляло королей жаловать регалии и расточать таким образом источники своей власти?
К этому понуждала политическая необходимость. Монархи раздавали регалии и передавали банн крупным феодалам для того, чтобы иметь их поддержку и помощь в борьбе со своими противниками. Если бы у королей были другие средства для вознаграждения феодалов – например, деньги, то они, несомненно, предпочли бы расплачиваться этими средствами, вместо того чтобы раздавать свои права и прерогативы. Но других средств тогда не существовало.
Для германских королей отчуждение регалий и банна не казалось при существовавших тогда условиях ощутимой потерей. Непосредственно в материальном и политическом смысле они как будто ничего не теряли. Отчуждая регалии, например, епископам и аббатам, короли взамен получали готовые натуральные сервиции, имевшие для королевского бюджета большее значение, чем пожалованные прелатам рыночное право или регалии на какие-либо промыслы. Реализация прав основания рынков и промыслов в целях получения соответствующих доходов была для королевской власти в условиях того времени крайне затруднительным делом. Передача этих прав церковным учреждениям давала фиску прямые выгоды.
Таким образом, регалии, банн и прочие средства публичной власти являлись в тех условиях орудием политического действия и политической борьбы. Другое дело, что не все короли и королевские советники могли одинаково удачно пользоваться этими средствами. Однако промахи и неудачи политиков нельзя считать таким обстоятельством, которое могло изменить направление политического развития страны. Нельзя также возлагать вину за это на то, что регалии не были позже снова собраны и сконцентрированы в руках королевской власти, а оказались во власти территориальных князей. Перераспределение регалий само являлось юридическим выражением изменения организации политической власти; в основе его лежали изменившиеся экономические условия и новые формы эксплуатации крепостных.
* * *
У нас нет оснований упрекать королевскую власть в Германии в том, что она не принимала мер к усилению своих позиций и к созданию более прочной фискальной базы. Попытки в этом направлении предпринимались, и они сводились прежде всего к собиранию и упорядочению домениального землевладения. Но в силу ряда причин, речь о которых будет ниже, немецким королям не удалось консолидировать свой домен и сделать его центром политического объединения страны.
Крушение домениальной политики было обусловлено глубокими объективными причинами. Как известно, домениальная политика проводилась в Германии не с такой настойчивостью и последовательностью, как во Франции. Это объясняется тем, что у германских королей не было такой острой нужды в домениальном хозяйстве, как у французских; в Германии долгое время фиск мог пополняться за счет общегосударственных источников – налогов, регалий и в особенности за счет внешних завоеваний.
В рассуждениях буржуазных немецких историков о связи крушения домениальной политики с наступившим упадком королевской власти и прогрессировавшей раздробленностью Германии имеется безусловно свой резон: уменьшение домениального землевладения в условиях того времени ослабляло позиции королевской власти и вело страну к политическому распаду; рост домена и поглощение им самостоятельных сеньориальных владений означали ликвидацию феодальной политической раздробленности. Классический пример являет история французской монархии XII – XIV вв. В других странах, ставших на путь изживания феодальной раздробленности, происходило то же, хотя и со значительными местными особенностями. Почему в Германии этот путь развития оказался невозможным? На этот вопрос немецкая буржуазная историография удовлетворительного ответа не дала [248].
Кроме расширения и концентрации домена королевская власть в Германии могла упрочить свое положение посредством овладения герцогствами и герцогским землевладением.
Герцогская власть в начале X в. имела под собой не менее прочную базу, чем сама королевская власть [249]. Герцог обладал крупной земельной собственностью и большими ленными владениями. Он пользовался значительными фискальными доходами с герцогства и располагал властью над местной церковью. Сама королевская власть, как уже отмечалось выше, могла строиться только на базе герцогской власти. Неудивительно поэтому, что короли стремились завладеть герцогствами вместе с их ленным землевладением и герцогскими доходами и осуществлять наряду с принадлежащей им высшей властью в государстве и герцогскую власть в отдельных областях.
Посмотрим, какие попытки делались в этом направлении. Оттон I, как известно, заместил во всех герцогствах властвовавшие там династии своими родственниками и членами собственного семейства. Во главе Баварии он поставил своего брата Генриха; во главе Швабии – собственного сына Лиудольфа; во главе Лотарингии стоял зять короля герцог Конрад. Брат короля Бруно, получивший архиепископство Кельнское, фактически осуществлял герцогскую власть над частью Саксонии и Лотарингии. Восточная часть Саксонии была отдана в лен королевскому вассалу Герману Биллунгу. Но результат всего этого был, как известно, весьма неутешительным: герцогства оставались герцогствами, и возглавлявшие их королевские родственники оказались не более склонными подчиняться власти сильного короля, чем прежние герцоги. Они были носителями сепаратистских тенденций, а их королевское происхождение только усиливало собственный династический вес.
Попытки собрать в руках королевского семейства отдельные герцогства делались и позже. Генрих III отнял в 1058 г. по суду князей Баварское герцогство у герцога Конрада и передал его своему двухлетнему сыну Генриху IV [250]. Когда в 1054 г. Генрих IV был коронован в короли, герцогство перешло к его младшему сыну Конраду. В следующем году после смерти этого Конрада герцогство было передано императрице Агнесе [251]. Вскоре Агнеса передала Баварию Оттону Нордгеймскому.
В конечном итоге все попытки оказались безрезультатными; герцогствами продолжали править герцоги, королевская власть по-прежнему оставалась надстройкой над герцогствами и княжествами.
В отношении других публичных государственных прав королевская власть не делала и этого, а, наоборот, отчуждала их от короны и передавала в руки церковных и светских князей.
Королевский двор.Как и во Франкском государстве, в Германии в изучаемый период средоточием высшей государственной власти являлся королевский двор. В узком смысле двор состоял из членов королевского семейства и их слуг, а также из тех министериалов и служащих свободного происхождения, которые составляли собственно правительственный аппарат. Между этими служащими и личными слугами короля и членов его семейства строгих различий но проводилось, так как функции их часто смешивались.
Но королевский двор не замыкался кругом этих постоянных лиц; в него включался еще значительный переменный состав из церковных и светских феодалов, пребывание которых при короле было необходимым в интересах их собственного или королевского дела. Монархи были заинтересованы в том, чтобы держать продолжительное время при своем дворе самых могущественных и влиятельных князей с тем, чтобы они не бунтовали и не составляли антикоролевских заговоров. Уход князя от двора означал разрыв с королем и враждебные намерения по отношению к монархии [252].
Таким образом, по численности королевского двора в близости к нему феодальной знати можно судить о силе королевской власти. Чем больше феодалов получало содержание и подачки от короля, тем больше было поддержки у монархии в ее собственном классе.
В Германии в изучаемый период при королевском дворе постоянно находилось большое количество феодалов. Их влекла туда жажда к приобретению земельных владений или судебных и других привилегий, связанных с получением феодальных доходов.
О численном составе королевского двора можно судить по данным о дневном рационе продуктов, расходовавшихся на его содержание. При этом следует исходить из того расчета, что весь постоянный состав кормился за счет двора [253], для прибывающих на время устраивались угощения.
По данным саксонского анналиста, двор Оттона I ежедневно потреблял 1000 свиней и овец, 10 повозок вина и столько же пива, большое количество хлеба, 8 быков и много других продуктов [254]. Таким количеством продуктов можно прокормить не менее 20 тыс. человек. Но данные саксонского анналиста скорее всего неточны, преувеличены, хотя и основывались на «сохранившейся записи» [255]. Для второй половины XI в. мы имеем более точные косвенные данные. По списку поместий и поступающих с них сервиций для королевского стола, составленному в 1064 – 1065 гг., насчитывалось 522 сервиции [256]. На дневное потребление приходилось следующее количество продуктов: 5 коров, 46 свиней, 8 поросят, 14 гусей, 71 кур, 7 ф. перца и пр. Ими можно было прокормить не более 3 тысяч человек. Не меньшее количество продуктов поступало к королевскому столу от монастырских и епископских сервиций