Страница:
Когда-то Стекляр собирался поступить в один из ленинградских технических вузов. Не отказывался от этого намерения и на фронте, особенно когда дело пошло к окончанию войны. Но все планы изменились в один день. Лейтенанта Стекляра вызвали в штаб дивизии, и здесь незнакомый подполковник предложил лихому войсковому разведчику пойти учиться в специальное учебное заведение, где готовили сотрудников для работы в органах государственной безопасности.
По окончании училища Стекляру дали направление в центральный аппарат МГБ СССР. Он отказался. Ему не нравились ни большие города, ни многолюдные учреждения, не нравятся и по сей день. Сам попросил послать его на Ровенщину. Ехал сюда – думал, на несколько лет. Оказалось – на всю жизнь…
Так вот и вышло. Пришел лейтенант с войны. А попал – снова на фронт. Потому как Ровенщина была одной из трех западно-украинских областей, где с особым ожесточением развернулись бои с ушедшей в глухое подполье националистической нечистью. В те послевоенные годы довелось офицеру-фронтовику распутать несколько сложных дел. Одним из таких было дело, которое можно условно назвать ИНИЦИАЛЫ ПОД ЛУПОЙ.
Борис Стекляр хорошо помнит майское утро 1951 года, когда получил он, должно быть, самое необычное для себя задание. Причем не от непосредственного начальника, а от одного из руководителей областного управления МГБ.
– Полюбуйся, – сказал полковник Судов и подвинул капитану стопку фотографий. Стекляр взял первый лист – крупными рисованными буквами на нем было выведено: «Волынь в борьбе».
– Что это? – он в недоумении поднял глаза на полковника.
– Смотри дальше!
Стекляр быстро просмотрел всю папку. То были фотокопии рисунков, собранных, судя по всему, в одном альбоме. По содержанию – злобная антисоветчина, изготовленная явно с провокационной целью. Вот три солдата Советской Армии отнимают у старой крестьянки мешок с зерном. Вот оуновцы, вышедшие из леса, срывают с сельсовета красный флаг и водружают свой – с трезубом. Вот стилизованные, беспардонно облагороженные портреты «лесовиков» в схронах, у костров. Вот какие-то люди в городской одежде (значит, приезжие, «москали», не иначе) под охраной солдат ломают сельскую церковь. На них угрюмо взирают крестьяне. Тут же – связанный священник.
Подобные картинки Стекляру уже попадались в бандитских схронах и раньше. Иногда их сдавали местные жители вместе с подброшенными националистическими листовками. Видел он нечто подобное и на страницах оуновских газет, доставленных нелегально из-за кордона.
– Это «добро» нам прислали из Москвы, – объяснил полковник. – И не только нам, но всем управлениям МГБ западных областей Украины. Суть дела заключается в том, что этот альбом с провокационными целями сейчас широко распространяется на Западе. Его подкидывают в посольства, журналистам-международникам, делегатам сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Замысел провокаторов понятен – убедить общественное мнение Запада, что на Украине, дескать, идет массовая вооруженная борьба против Советской власти. Нам поручено срочно разыскать автора альбома и пресечь его антисоветскую деятельность. Для розыска создана оперативная группа. Вы ее возглавите. Кроме вас в нее включены капитаны Маркелов и Мудрицкий. Утром доложите план мероприятий…
Сотрудника Клеванского райотдела госбезопасности Михаила Андреевича Маркелова Стекляр знал хорошо. О капитане Мудрицком из управления МГБ по Сумской области, находящемся на Ровенщине в командировке, слышал как об опытном чекисте.
Вернувшись в свой кабинет, Борис Ефимович еще раз тщательно изучил рисунки. Первая мысль была – а не состряпаны ли они там, за океаном, или где-нибудь в Мюнхене? Но потом от этой мысли отказался. Стекляр достаточно хорошо знал Волынь и быстро понял – художник местный. В этом убеждало многое: чисто полесские пейзажи, детали одежды, построек, достоверность устройства схронов и т. п. Нет, так мог нарисовать только знающий человек. Мнение Стекляра, кстати, совпадало с предположением, высказанным в Центре (откуда и доставлены были рисунки), о том, что их оригиналы нелегально переправлены на Запад откуда-то из западных областей Украины.
В Ровно в то время жило всего несколько профессиональных художников. Одного из них Борис Ефимович немного знал – это был заслуженный фронтовик, орденоносец, в период Сталинградской битвы они даже служили в одной армии, правда, тогда не встречались. Вечером того же дня капитан отправился к художнику за консультацией.
Николай Александрович встретил чекиста приветливо. Что требуется от него – понял мгновенно, не понадобилось ему и разъяснять, что дело – сугубо конфиденциальное.
– Прежде всего мне нужно знать, кто это изготовил, – спросил Стекляр, – профессиональный художник или самоучка?
Хозяин взял листы. Вначале внимательно просмотрел их невооруженным взглядом, потом достал из ящика стола тяжелую трофейную лупу в медной оправе. Стекляр терпеливо ждал. Через полчаса эксперт отложил в сторону рисунки и решительно заявил:
– Автор, безусловно, профессиональный художник-график, причем способный и достаточно высокой квалификации. Вот эти листы, – он выхватил из стопки несколько картинок, – гравюра по дереву, так называемая ксилография. Изображение вырезается на деревянной пластинке, пальмовой или самшитовой, в наших условиях сгодится и вишневая. Краска наносится тонким слоем на выпуклую поверхность рисунка, потом сверху плотно прижимается лист бумаги, и оттиск готов. А вот эти, – эксперт кивнул на вторую стопку, – выполнены тушью. Чтобы с них сделать репродукцию, нужно изготовить клише в цинкографии.
– Значит, профессионал, – задумчиво протянул Стекляр.
– Без сомнения, – живо откликнулся художник. – Тому есть еще одно подтверждение: подпись автора выполнена в чисто профессиональной манере художника-графика.
– Как, разве есть подпись?! – разволновался капитан.
– Есть, – подтвердил Николай Алексадрович. – Взгляните, – он протянул Стекляру лупу и указал на крохотную звездочку, которую чекист и сам раньше приметил, но не придал ей значения.
– Живописцы обычно подписывают полотна фамилией, графики же чаще всего ставят только инициалы, причем нередко как бы маскируя их в рисунке. Видите – похоже на звездочку. На самом деле здесь положены друг на друга буквы «Н» и X».
– Значит, – протянул Стекляр, – нам нужно искать художника с инициалами «Н» и «X».
– Или «X» и «Н», – добавил Николай Александрович.
В назначенный начальником срок Стекляр представил руководству план мероприятий, суть которых сводилась к установлению личности человека, который обладает способностями к рисованию, получил соответствующее образование и потому мог быть автором рисунков. Кроме того, были изложены соображения касательно того, где мог укрываться и работать неизвестный пока художник.
По распоряжению начальника УМГБ в опергруппу Стекляра были переданы все обнаруженные и захваченные ранее листовки, лозунги и другие печатные материалы националистов. Изучив их с лупой в руке, капитан в ряде случаев обнаружил уже знакомые ему инициалы «Н» и «X». Он уже был убежден, что инициалы художника надо читать именно в таком, а не в обратном порядке. Дело в том, что, просмотрев церковный календарь, он нашел в нем лишь десять имен на «X», из которых на Украине встречались лишь Харлампий, Харитон, Христофор и Хома. Между тем, на «Н» имен насчитывалось несколько десятков, половина из которых были весьма распространенными. Потом Стекляр изучил клишированные заголовки оуновских газет. И здесь авторство «НХ» не оставляло сомнений.
В июле капитан купил только что вышедшую книгу Героя Советского Союза Д. Медведева «Сильные духом». С особым интересом прочел страницы, относящиеся к атаману пресловутой «Полесской сечи» Тарасу Боровцу, известному среди оуновцев под псевдонимом Тарас Бульба. В одном месте Медведев упоминал об открытке с рисованным портретом Бульбы, попавшей в руки разведчиков отряда. С материалами о деятельности атамана Стекляру приходилось сталкиваться. Он вспомнил, что видел в них такую открытку, и немедленно затребовал ее из архива. И вот уже она лежит перед ним: на фоне символического задника, где фантазия художника объединила и пышные нивы, и заводские трубы, и какие-то аллегорические фигуры, изображен был атаман с грозно насупленными бровями, одетый в немецкую генеральскую форму. Рукой он опирался на саблю. В уголке – знакомые уже инициалы.
Стекляр разыскал фотографию Бульбы и сравнил с открыткой. Если отвлечься от явной стилизации, сходство несомненное. Бульба написан с натуры или по памяти. Выходит, знал таинственный художник атамана «Полесской сечи». Не исключено, что знал он и других руководителей оуновцев на Волыни. И вот уже на столе Стекляра громоздятся пухлые тома. Тысячи страниц, рассказывающих о преступлениях националистов. Внимательно скользит взгляд чекиста по документам. Одни написаны на грязных клочках оберточной бумаги, другие отпечатаны на тончайшей рисовой бумаге, доставленной из-за границы.
Это бандитские грипсы – тайные записки.
И вдруг… Есть! Знакомые инициалы: Нил Хасевич, бандитская кличка или псевдо – Зот.
Несколько дней чекисты изучали старые и новые дела и ни разу не встретили больше даже упоминания о другом человеке с теми же инициалами. Между тем Зот обрастал, так сказать, плотью и кровью. Не сразу, не вдруг, но удалось собрать достаточное количество информации, чтобы целенаправленно приступить к его розыску.
Из обнаруженных документов, а также показаний некоторых захваченных бандитов было установлено, что Нил Антонович Хасевич родился в 1905 году в селе Дюксин бывшего Деражнянского района Ровенской области в семье дьякона. Закончил ровенскую гимназию. В возрасте тринадцати лет на Оржевском переезде попал по неосторожности под поезд и потерял ногу. Это очень важная примета, к тому же она позволяет сделать важные выводы об образе жизни оуновца в подполье.
Что еще известно о нем? Другие приметы: полный, лицо круглое, одутловатое, черты лица мелкие, носит пышные усы. Что ж, вкупе с главной приметой – отсутствием ноги (ходит на деревяшке или резиновом протезе) Зота уже ни с кем не спутаешь. Но тот ли это человек, которого необходимо разыскать в кратчайший срок?
Тот! В этом Стекляр перестал сомневаться, когда, изучив множество документов, сделав кучу запросов, получив и проанализировав соответствующее количество ответов, допросив не одного уже обезвреженного оуновца, установил абсолютно достоверно следующее. После окончания гимназии Нил Хасевич учился в Варшаве в Академии изобразительных искусств. Входил там в так называемую «Украинскую громаду» – националистическую студенческую организацию. Был хорошо знаком с лидером варшавских оуновцев Степаном Бандерой и его женой Ярославой Опаровской. Принимал активное участие во всех акциях нового предводителя националистов, кроме того, как художник уже тогда оформлял бандеровскую пропагандистскую продукцию.
Стекляр отправился в Деражнянский район и здесь установил, что в этих местах Зота, вернее Нила Хасевича, очень хорошо помнят и до сих пор с содроганием произносят его имя. Еще бы! В период оккупации этот «щырый украинец» был назначен гитлеровцами… судьей в селе Деражно (ныне Костопольского района) и выполнял свои обязанности как их преданный холуй. Эта деятельность Хасевича принесла его землякам много горя и страданий. По приговорам судьи карали местных жителей за невыполнение поставок продовольствия немецко-фашистской армии, невыход на принудительные работы, укрывательство бежавших из плена красноармейцев, окруженцев и евреев, за помощь партизанам. Случалось, судья лично участвовал в экзекуциях, а если только присутствовал на них, то обязательно делал зарисовки, когда, скажем, полицаи пороли крестьян плетьми и шомполами-цепочками немецкого производства.
Дальнейшие следы Хасевича терялись. Так, в 1944 году, уже после изгнания гитлеровцев, его видели на хуторе Пеньки, встречали и в других местах. Местные жители, с которыми беседовали в разных селах и хуторах чекисты, рассказали, что в том же 1944 году Зот принимал личное участие в убийстве многих поляков и уцелевший от немецких расправ евреев.
Но куда же все-таки девался Зот после освобождения территории Западной Украины от немецко-фашистских захватчиков? Дело стало проясняться, когда чекисты установили еще несколько кличек, под которыми известен был Хасевич в среде националистов: Старый, Бей и цифровая – 333. Выяснилось, что Нил Хасевич был близким человеком самому командующему отрядами УПА края и руководителю провода ОУН пресловутому Климу Савуру и его заместителю Горбенко. Но Клим Савур (настоящее имя Дмитрий Клячковский) был убит на Ровенщине 12 февраля 1945 года в ходе чекистско-войсковой операции… После ликвидации Савура Хасевич некоторое время находился в рефентуре пропаганды одного из самых страшных бандеровских убийц на «северо-западных украинских землях» (ПЗУЗ) Богдана Козака по кличке Смок. В годы оккупации Смок также сотрудничал с оккупантами – служил в Виннице в так называемом Украинском полицейско-охранном батальоне, которым командовал бывший петлюровский генерал Омельянович-Павленко. Смок был также ликвидирован в феврале 1949 года.
Тогда чекисты пошли по следам Горбенко. Под этой фамилией укрывался некий Ростислав Волошин-Березюк, который в годы оккупации работал в ровенском гебитскомиссариате, оставаясь одновременно активным оуновцем. Националисткой была и его жена, состоявшая при немцах в руководстве ровенской женской организации ОУН.
Волошин также был убит в ходе очередной операции, а его жена Нина Волошина по кличке Домаха арестована. На допросах она показала, что хорошо знала Бея-Хасевича, который в период фашистской оккупации одно время сотрудничал в Ровно как художник в издаваемом на немецкие деньги листке «Волынь». Домаха показала также, что Бей был направлен ее мужем в подполье уже в качестве одного из главарей краевого провода. Она, Волошина, выполняла долгое время при нем обязанности связной.
Выявляя шаг за шагом связи Зота, Стекляр и его группа установили, что Хасевич скрывается на территории, где остались недобитые осколки бандгруппы Буйного, Орлана, Черного, Ореста, Острого. Из укрытия в укрытие Зота, которым очень дорожат, перевозят на велосипеде. Из одного перехваченного донесения стало ясно, что Зот не только основной изготовитель националистической литературы и документов, руководитель технического звена центрального и краевого проводов ОУН, но и единственный в Ровенской области член так называемой УГВР (Украинской головной вызвольной рады).
Установив, на какие бандгруппы опирался Зот, Стекляр, Маркелов и Мудрицкий в который раз обратились за поддержкой к местным жителям. Затем в ходе розыска чекисты ликвидировали остатки бандгрупп Буйного и Ореста в Клеванском районе, Бориса и Тараса – в Острожском.
В бункере, где укрывался Буйный, Стекляр обнаружил много зашифрованных документов и грипсов. Однако долгое время не удавалось подобрать к шифру ключи, пока капитан не обратил внимание на одну антисоветскую брошюру. Вернее, не на саму брошюру, а ее четырнадцатую страницу. Рассматривая ее в отраженном свете, он разглядел, что над некоторыми буквами видны следы легких уколов тонкой иглой. Брошюра и оказалась, как выяснилось, шифровальной книгой для переписки краевого провода ОУН.
В последующие дни чекисты расшифровали всю захваченную документацию. Значительная ее часть была передана другим сотрудникам, поскольку имела прямое касательство к делам, им порученным. Но один из грипсов словно специально предназначался для группы Стекляра: «Заготовили для вас 5 килограммов бумаги, вишневое дерево».
– Это для Зота, – убежденно сказал капитан Маркелову. – Вишневая древесина может требоваться только ему для изготовления клише.
Адрес, по которому не успел переправить грипс Буйный, удалось установить: замаскированный бункер на хуторе в километре от села Суховцы. Но на хуторе было шесть домов; под каким именно скрывается Зот, чекисты не знали. Начинать решили с той усадьбы, что располагалась ближе к лесу.
Операцию по захвату Зота капитан Стекляр назначил на 4 марта 1952 года. По опыту знал – готовить ее завершающий этап нужно тщательно, соблюдая все меры предосторожности. Вечером 3 марта Стекляр, Маркелов и Мудрицкий выехали на лошадях в село Радуховка, расположенное в трех километрах от Суховцев. Солдат с собой не взяли, оставили их в Клевани обсушиться после дальней дороги. Сигнал о немедленном выезде к хутору капитан должен был передать им по телефону.
Действительно, прибытие чекистов в Радуховку ничьего внимания не привлекло. Остановились они на ночлег в помещении сельсовета, где имелся телефон. По устоявшемуся обычаю, о предстоящей операции между собой не говорили – все уже было оговорено, каждый знал свои обязанности.
Едва чекисты задремали на столах, как их разбудил отчаянный стук. Стекляр отворил дверь. В комнату даже не вошел, а ввалился человек. На запорошенном снегом полушубке расплывалось темное мокрое пятно. Кровь… Кто такой? Откуда взялся? Что случилось?
Незнакомец оказался местным уполномоченным по заготовкам Николаем Радзиловцем. Он был у кого-то в Суховцах, засиделся в гостях и уже в темноте пошел в Радуховку. Проходя мимо крайней хаты хутора, принадлежавшей некоему Лаврину Стасиву, он буквально нос к носу столкнулся с человеком, державшим в руках автомат.
– Ты кто? – воскликнул неизвестный (впоследствии Стекляр установил, что это был бандит Назар).
– А ты хто? – оторопев от неожиданности, спросил в ответ заготовитель.
Видимо, испугавшись, бандит нажал на спусковой крючок. Пуля ударила Николая в правый бок. Второго выстрела, к счастью, не последовало – у Назара заклинило патрон. Выругавшись, бандит метнулся куда-то в темноту, а Николай, зажав рукой кровоточащую рану, побежал в Радуховку.
Выслушав заготовителя и оказав ему первую помощь, Стекляр сказал Маркелову:
– Меняем план, Михаил Радзиловец мог нагнать на Зота панику. Придется приступать к захвату немедленно, а тут, глянь в окно, еще снег как нарочно повалил. Уйдут бандиты из схрона – ищи ветра в поле.
Капитан подошел к телефону, позвонил в Клевань и приказал находящимся там солдатам немедленно выступать, взяв с собой служебно-розыскную собаку. Не дожидаясь прибытия солдат, выехавших в Радуховку на санях, Стекляр встретился с председателем колхоза, секретарем парторганизации, председателем сельсовета и секретарем комсомольской организации. Коротко объяснил, что на хуторе скрывается в бункере бандит, которого необходимо захватить.
– Оружие есть?
У колхозников нашлись охотничьи ружья, у председателя колхоза еще и старенький наган. Вместе с ними чекисты направились к усадьбе Стасива. Часы показывали пять утра, но было еще совсем темно. По команде капитана хату и дворовые постройки окружили, взяли под прицел двери и окна. Стекляр постучал. Отворил хозяин. Опытный чекист мгновенно отметил, что Стасив открыл ему слишком быстро для такого раннего часа, словно ждал кого-то. Почувствовал и волнение в голосе хуторянина, хотя тот пытался держать себя в руках. Быстро оглядев хату, Стекляр спросил:
– Кто есть в доме?
– Никого, один я.
– А хозяйка где ж? – очень естественно удивился капитан.
– С вечера ушла к родственникам… В Новоселки.
Стекляр знал это место – километрах в пяти от хутора. Капитан вышел во двор, попытался найти следы крови на земле, но, если они и были, их начисто замел так некстати поваливший с ночи густой, совсем не мартовский снег. Он вернулся в хату и объявил о начале обыска. Два часа чекисты в присутствии понятых обстукивали каждую дощечку, прощупывали каждую щель. Ничего подозрительного, ничего компрометирующего. Нашли несколько писем из Сталинграда от сына, служившего в городе-герое в армии. Стекляр быстро просмотрел – хорошие письма, видно, настоящий советский парень, вот с гордостью пишет, что служит не где-нибудь, а в городе, который знает весь мир. Неужто родители такого хлопца – пособники бандитов?
Капитан отправился в Новоселки за хозяйкой. Когда вошел в хату, тоже сразу отметил для себя – приходу его хотя и удивились, но уж очень неестественно, словно играли в удивление. Отметил и то, что жена Стасива почему-то пряла – явно не ко времени занятие, да и не ходят для этого к родственникам в гости.
– Давно вы здесь? – спросил он женщину.
– Два дня, – с простодушным видом ответила она. Стоп! Хозяин говорил, что жена его пошла к родне лишь вчера вечером. Явное и несогласованное вранье могло означать только одно – его пытаются сбить с толку, бандиты укрываются где-то в усадьбе Стасивов, но где их искать? Без помощи хозяев придется перекапывать черт-те сколько, только случай поможет найти схрон наугад, но на случай рассчитывать не стоит. Нужно убедить хозяев, что для их же блага будет лучше, если они укажут бункер.
Капитан предложил женщине одеться, сесть в сани. Вместе они вернулись на хутор. В кухне, усадив растерянную хозяйку за стол против себя, капитан напористо сказал:
– И не стыдно вам, мамаша? Сын в Советской Армии служит, да еще в Сталинграде. Я, между прочим, в этом городе воевал. И не только за Сталинград, но и за Украину нашу. Ранен там был… Ну, скажите мне, что вам плохого сделала Советская власть?
Женщина потупилась:
– Ничего… Я ей тоже ничего плохого не сделала… – В голосе ее сквозило отчаяние. Стекляр был хорошим психологом. По множеству деталей, по тому, как нервно перебирала женщина фартук, как смотрела горестно на фотографию сына, приколотую к стене, как беспомощно озиралась на молчавшего мужа, чекист понял: эти люди просто запуганы.
В лоб, без подготовки спросил, как выстрелил:
– Сколько у тебя сидит?
Женщина молча подняла три пальца. Не давая хозяйке опомниться, передумать, капитан продолжал задавать быстрые вопросы:
– Где?
– В дровяном сарае.
– Безногий?
– Да…
– Кто приходил?
Женщина описала. По приметам выходило – Назар. Тяжело вздохнув, встал с лавки хозяин. Похоже, что и он стряхнул с себя страх.
– Пошли к схрону…
В сарае хозяин указал рукой на место, где был вход в бункер. Капитан только присвистнул: сарай чуть не в два человеческих роста был завален дровами. К тому времени добрались, наконец, из Клевани на лошадях солдаты. Двенадцать километров они преодолели за три часа – так завалил дорогу снег. Осторожно, под прикрытием направленных на место возможного лаза автоматов, трое солдат стали сноровисто разбирать поленицу. Когда отлетели в сторону последние чурбаны, обнаружился и лаз, точнее – затыкавший его сноп соломы, обмазанный засохшей глиной.
Каждому из участников операции ранее не раз и не два доводилось брать с боем бандитские схроны, каждый знал, чего можно ожидать от их обитателей. Они знали также, что теперь, когда дровяное укрытие разобрано, оуновцы слышат каждое их слово. И капитан громко крикнул:
– Зот! Вы обложены со всех сторон. Предлагаю сдаться без боя. От имени Советской власти обещаю, что в этом случае вам будет оказано снисхождение…
Глаза всех были прикованы к входу в бункер. Сноп даже не шелохнулся. Не слышно было и голосов. Выходит, бандиты пренебрегли возможностью избежать кровопролития.
Капитан поднял глаза – взгляд его остановился на балке, проходившей почти точно над лазом. Его осенила мысль: по указанию чекиста солдаты принесли колодезную цепь, перебросили ее через балку, и свободный конец закрепили за проволоку, стягивающую сноп вместо веревки. Взмах руки – и, дернув за другой конец цепи, солдаты вырвали сноп из лаза. В то же мгновенье из мрачной дыры загремели автоматные очереди. Солдаты тут же опустили сноп-затычку. Выстрелы оборвались.
– Выходите! Иначе забросаем гранатами! – крикнул Стекляр. Ответом было молчание. Значит, переговоры не состоялись. Чекист вынул из сумки гранату РГД и шепнул командиру отделения:
– По моему сигналу выдерни затычку на секунду и сразу опусти… – Так же шепотом сказал Маркелову и Мудрицкому: – После взрыва смотрите во двор, откуда потянет дымом, и бейте туда дымовыми ракетами…
Объяснять что к чему не потребовалось – офицеры мгновенно поняли его замысел. Снова взмах руки. Сержант точно на полметра, не выше, поднял тяжелую затычку и тут же опустил цепь. Этого хватило, чтобы метнуть в лаз гранату. Глухо грохнул под ногами взрыв, и вот уже донесся со двора крик Маркелова:
– Вижу дымы!
В трех местах из-под снега пробивались чуть дрожащие под утренним солнцем едва приметные дымки – значит, здесь скрыты выходы отдушин хитроумной системы воздухообеспечения бункера. В каждую отдушину выстрелили дымовой ракетой, чтобы вынудить бандеровцев покинуть убежище. Выждав немного, капитан дал сигнал солдатам поднять затычку и снова повелительно крикнул:
– Кто жив – выходите! Иначе пустим гранаты в ход!
Никто не вышел. Это могло означать только одно – бандиты мертвы или тяжело ранены и самостоятельно подняться не в силах. Но это не означало, что они не станут стрелять по тому, кто первым рискнет спуститься в схрон. По всему получалось, что надо ему самому лезть в черную дыру, В который раз…
Живых в бункере не оказалось. При свете аккумуляторного фонаря Стекляр увидел три трупа. У одного отсутствовала нога – это был Зот. В руке бандит сжимал автомат. Последнюю очередь – видно было по позе – он выпустил не в лаз, а в одного из своих охранников – Павла, должно быть, сделавшего попытку сдаться. Павло, как потом установило следствие, сам умел рисовать и резать по дереву. Видимо, он помогал Зоту изготовлять клише. Второй охранник, Богдан, был убит разрывом гранаты.
По окончании училища Стекляру дали направление в центральный аппарат МГБ СССР. Он отказался. Ему не нравились ни большие города, ни многолюдные учреждения, не нравятся и по сей день. Сам попросил послать его на Ровенщину. Ехал сюда – думал, на несколько лет. Оказалось – на всю жизнь…
Так вот и вышло. Пришел лейтенант с войны. А попал – снова на фронт. Потому как Ровенщина была одной из трех западно-украинских областей, где с особым ожесточением развернулись бои с ушедшей в глухое подполье националистической нечистью. В те послевоенные годы довелось офицеру-фронтовику распутать несколько сложных дел. Одним из таких было дело, которое можно условно назвать ИНИЦИАЛЫ ПОД ЛУПОЙ.
Борис Стекляр хорошо помнит майское утро 1951 года, когда получил он, должно быть, самое необычное для себя задание. Причем не от непосредственного начальника, а от одного из руководителей областного управления МГБ.
– Полюбуйся, – сказал полковник Судов и подвинул капитану стопку фотографий. Стекляр взял первый лист – крупными рисованными буквами на нем было выведено: «Волынь в борьбе».
– Что это? – он в недоумении поднял глаза на полковника.
– Смотри дальше!
Стекляр быстро просмотрел всю папку. То были фотокопии рисунков, собранных, судя по всему, в одном альбоме. По содержанию – злобная антисоветчина, изготовленная явно с провокационной целью. Вот три солдата Советской Армии отнимают у старой крестьянки мешок с зерном. Вот оуновцы, вышедшие из леса, срывают с сельсовета красный флаг и водружают свой – с трезубом. Вот стилизованные, беспардонно облагороженные портреты «лесовиков» в схронах, у костров. Вот какие-то люди в городской одежде (значит, приезжие, «москали», не иначе) под охраной солдат ломают сельскую церковь. На них угрюмо взирают крестьяне. Тут же – связанный священник.
Подобные картинки Стекляру уже попадались в бандитских схронах и раньше. Иногда их сдавали местные жители вместе с подброшенными националистическими листовками. Видел он нечто подобное и на страницах оуновских газет, доставленных нелегально из-за кордона.
– Это «добро» нам прислали из Москвы, – объяснил полковник. – И не только нам, но всем управлениям МГБ западных областей Украины. Суть дела заключается в том, что этот альбом с провокационными целями сейчас широко распространяется на Западе. Его подкидывают в посольства, журналистам-международникам, делегатам сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Замысел провокаторов понятен – убедить общественное мнение Запада, что на Украине, дескать, идет массовая вооруженная борьба против Советской власти. Нам поручено срочно разыскать автора альбома и пресечь его антисоветскую деятельность. Для розыска создана оперативная группа. Вы ее возглавите. Кроме вас в нее включены капитаны Маркелов и Мудрицкий. Утром доложите план мероприятий…
Сотрудника Клеванского райотдела госбезопасности Михаила Андреевича Маркелова Стекляр знал хорошо. О капитане Мудрицком из управления МГБ по Сумской области, находящемся на Ровенщине в командировке, слышал как об опытном чекисте.
Вернувшись в свой кабинет, Борис Ефимович еще раз тщательно изучил рисунки. Первая мысль была – а не состряпаны ли они там, за океаном, или где-нибудь в Мюнхене? Но потом от этой мысли отказался. Стекляр достаточно хорошо знал Волынь и быстро понял – художник местный. В этом убеждало многое: чисто полесские пейзажи, детали одежды, построек, достоверность устройства схронов и т. п. Нет, так мог нарисовать только знающий человек. Мнение Стекляра, кстати, совпадало с предположением, высказанным в Центре (откуда и доставлены были рисунки), о том, что их оригиналы нелегально переправлены на Запад откуда-то из западных областей Украины.
В Ровно в то время жило всего несколько профессиональных художников. Одного из них Борис Ефимович немного знал – это был заслуженный фронтовик, орденоносец, в период Сталинградской битвы они даже служили в одной армии, правда, тогда не встречались. Вечером того же дня капитан отправился к художнику за консультацией.
Николай Александрович встретил чекиста приветливо. Что требуется от него – понял мгновенно, не понадобилось ему и разъяснять, что дело – сугубо конфиденциальное.
– Прежде всего мне нужно знать, кто это изготовил, – спросил Стекляр, – профессиональный художник или самоучка?
Хозяин взял листы. Вначале внимательно просмотрел их невооруженным взглядом, потом достал из ящика стола тяжелую трофейную лупу в медной оправе. Стекляр терпеливо ждал. Через полчаса эксперт отложил в сторону рисунки и решительно заявил:
– Автор, безусловно, профессиональный художник-график, причем способный и достаточно высокой квалификации. Вот эти листы, – он выхватил из стопки несколько картинок, – гравюра по дереву, так называемая ксилография. Изображение вырезается на деревянной пластинке, пальмовой или самшитовой, в наших условиях сгодится и вишневая. Краска наносится тонким слоем на выпуклую поверхность рисунка, потом сверху плотно прижимается лист бумаги, и оттиск готов. А вот эти, – эксперт кивнул на вторую стопку, – выполнены тушью. Чтобы с них сделать репродукцию, нужно изготовить клише в цинкографии.
– Значит, профессионал, – задумчиво протянул Стекляр.
– Без сомнения, – живо откликнулся художник. – Тому есть еще одно подтверждение: подпись автора выполнена в чисто профессиональной манере художника-графика.
– Как, разве есть подпись?! – разволновался капитан.
– Есть, – подтвердил Николай Алексадрович. – Взгляните, – он протянул Стекляру лупу и указал на крохотную звездочку, которую чекист и сам раньше приметил, но не придал ей значения.
– Живописцы обычно подписывают полотна фамилией, графики же чаще всего ставят только инициалы, причем нередко как бы маскируя их в рисунке. Видите – похоже на звездочку. На самом деле здесь положены друг на друга буквы «Н» и X».
– Значит, – протянул Стекляр, – нам нужно искать художника с инициалами «Н» и «X».
– Или «X» и «Н», – добавил Николай Александрович.
В назначенный начальником срок Стекляр представил руководству план мероприятий, суть которых сводилась к установлению личности человека, который обладает способностями к рисованию, получил соответствующее образование и потому мог быть автором рисунков. Кроме того, были изложены соображения касательно того, где мог укрываться и работать неизвестный пока художник.
По распоряжению начальника УМГБ в опергруппу Стекляра были переданы все обнаруженные и захваченные ранее листовки, лозунги и другие печатные материалы националистов. Изучив их с лупой в руке, капитан в ряде случаев обнаружил уже знакомые ему инициалы «Н» и «X». Он уже был убежден, что инициалы художника надо читать именно в таком, а не в обратном порядке. Дело в том, что, просмотрев церковный календарь, он нашел в нем лишь десять имен на «X», из которых на Украине встречались лишь Харлампий, Харитон, Христофор и Хома. Между тем, на «Н» имен насчитывалось несколько десятков, половина из которых были весьма распространенными. Потом Стекляр изучил клишированные заголовки оуновских газет. И здесь авторство «НХ» не оставляло сомнений.
В июле капитан купил только что вышедшую книгу Героя Советского Союза Д. Медведева «Сильные духом». С особым интересом прочел страницы, относящиеся к атаману пресловутой «Полесской сечи» Тарасу Боровцу, известному среди оуновцев под псевдонимом Тарас Бульба. В одном месте Медведев упоминал об открытке с рисованным портретом Бульбы, попавшей в руки разведчиков отряда. С материалами о деятельности атамана Стекляру приходилось сталкиваться. Он вспомнил, что видел в них такую открытку, и немедленно затребовал ее из архива. И вот уже она лежит перед ним: на фоне символического задника, где фантазия художника объединила и пышные нивы, и заводские трубы, и какие-то аллегорические фигуры, изображен был атаман с грозно насупленными бровями, одетый в немецкую генеральскую форму. Рукой он опирался на саблю. В уголке – знакомые уже инициалы.
Стекляр разыскал фотографию Бульбы и сравнил с открыткой. Если отвлечься от явной стилизации, сходство несомненное. Бульба написан с натуры или по памяти. Выходит, знал таинственный художник атамана «Полесской сечи». Не исключено, что знал он и других руководителей оуновцев на Волыни. И вот уже на столе Стекляра громоздятся пухлые тома. Тысячи страниц, рассказывающих о преступлениях националистов. Внимательно скользит взгляд чекиста по документам. Одни написаны на грязных клочках оберточной бумаги, другие отпечатаны на тончайшей рисовой бумаге, доставленной из-за границы.
Это бандитские грипсы – тайные записки.
И вдруг… Есть! Знакомые инициалы: Нил Хасевич, бандитская кличка или псевдо – Зот.
Несколько дней чекисты изучали старые и новые дела и ни разу не встретили больше даже упоминания о другом человеке с теми же инициалами. Между тем Зот обрастал, так сказать, плотью и кровью. Не сразу, не вдруг, но удалось собрать достаточное количество информации, чтобы целенаправленно приступить к его розыску.
Из обнаруженных документов, а также показаний некоторых захваченных бандитов было установлено, что Нил Антонович Хасевич родился в 1905 году в селе Дюксин бывшего Деражнянского района Ровенской области в семье дьякона. Закончил ровенскую гимназию. В возрасте тринадцати лет на Оржевском переезде попал по неосторожности под поезд и потерял ногу. Это очень важная примета, к тому же она позволяет сделать важные выводы об образе жизни оуновца в подполье.
Что еще известно о нем? Другие приметы: полный, лицо круглое, одутловатое, черты лица мелкие, носит пышные усы. Что ж, вкупе с главной приметой – отсутствием ноги (ходит на деревяшке или резиновом протезе) Зота уже ни с кем не спутаешь. Но тот ли это человек, которого необходимо разыскать в кратчайший срок?
Тот! В этом Стекляр перестал сомневаться, когда, изучив множество документов, сделав кучу запросов, получив и проанализировав соответствующее количество ответов, допросив не одного уже обезвреженного оуновца, установил абсолютно достоверно следующее. После окончания гимназии Нил Хасевич учился в Варшаве в Академии изобразительных искусств. Входил там в так называемую «Украинскую громаду» – националистическую студенческую организацию. Был хорошо знаком с лидером варшавских оуновцев Степаном Бандерой и его женой Ярославой Опаровской. Принимал активное участие во всех акциях нового предводителя националистов, кроме того, как художник уже тогда оформлял бандеровскую пропагандистскую продукцию.
Стекляр отправился в Деражнянский район и здесь установил, что в этих местах Зота, вернее Нила Хасевича, очень хорошо помнят и до сих пор с содроганием произносят его имя. Еще бы! В период оккупации этот «щырый украинец» был назначен гитлеровцами… судьей в селе Деражно (ныне Костопольского района) и выполнял свои обязанности как их преданный холуй. Эта деятельность Хасевича принесла его землякам много горя и страданий. По приговорам судьи карали местных жителей за невыполнение поставок продовольствия немецко-фашистской армии, невыход на принудительные работы, укрывательство бежавших из плена красноармейцев, окруженцев и евреев, за помощь партизанам. Случалось, судья лично участвовал в экзекуциях, а если только присутствовал на них, то обязательно делал зарисовки, когда, скажем, полицаи пороли крестьян плетьми и шомполами-цепочками немецкого производства.
Дальнейшие следы Хасевича терялись. Так, в 1944 году, уже после изгнания гитлеровцев, его видели на хуторе Пеньки, встречали и в других местах. Местные жители, с которыми беседовали в разных селах и хуторах чекисты, рассказали, что в том же 1944 году Зот принимал личное участие в убийстве многих поляков и уцелевший от немецких расправ евреев.
Но куда же все-таки девался Зот после освобождения территории Западной Украины от немецко-фашистских захватчиков? Дело стало проясняться, когда чекисты установили еще несколько кличек, под которыми известен был Хасевич в среде националистов: Старый, Бей и цифровая – 333. Выяснилось, что Нил Хасевич был близким человеком самому командующему отрядами УПА края и руководителю провода ОУН пресловутому Климу Савуру и его заместителю Горбенко. Но Клим Савур (настоящее имя Дмитрий Клячковский) был убит на Ровенщине 12 февраля 1945 года в ходе чекистско-войсковой операции… После ликвидации Савура Хасевич некоторое время находился в рефентуре пропаганды одного из самых страшных бандеровских убийц на «северо-западных украинских землях» (ПЗУЗ) Богдана Козака по кличке Смок. В годы оккупации Смок также сотрудничал с оккупантами – служил в Виннице в так называемом Украинском полицейско-охранном батальоне, которым командовал бывший петлюровский генерал Омельянович-Павленко. Смок был также ликвидирован в феврале 1949 года.
Тогда чекисты пошли по следам Горбенко. Под этой фамилией укрывался некий Ростислав Волошин-Березюк, который в годы оккупации работал в ровенском гебитскомиссариате, оставаясь одновременно активным оуновцем. Националисткой была и его жена, состоявшая при немцах в руководстве ровенской женской организации ОУН.
Волошин также был убит в ходе очередной операции, а его жена Нина Волошина по кличке Домаха арестована. На допросах она показала, что хорошо знала Бея-Хасевича, который в период фашистской оккупации одно время сотрудничал в Ровно как художник в издаваемом на немецкие деньги листке «Волынь». Домаха показала также, что Бей был направлен ее мужем в подполье уже в качестве одного из главарей краевого провода. Она, Волошина, выполняла долгое время при нем обязанности связной.
Выявляя шаг за шагом связи Зота, Стекляр и его группа установили, что Хасевич скрывается на территории, где остались недобитые осколки бандгруппы Буйного, Орлана, Черного, Ореста, Острого. Из укрытия в укрытие Зота, которым очень дорожат, перевозят на велосипеде. Из одного перехваченного донесения стало ясно, что Зот не только основной изготовитель националистической литературы и документов, руководитель технического звена центрального и краевого проводов ОУН, но и единственный в Ровенской области член так называемой УГВР (Украинской головной вызвольной рады).
Установив, на какие бандгруппы опирался Зот, Стекляр, Маркелов и Мудрицкий в который раз обратились за поддержкой к местным жителям. Затем в ходе розыска чекисты ликвидировали остатки бандгрупп Буйного и Ореста в Клеванском районе, Бориса и Тараса – в Острожском.
В бункере, где укрывался Буйный, Стекляр обнаружил много зашифрованных документов и грипсов. Однако долгое время не удавалось подобрать к шифру ключи, пока капитан не обратил внимание на одну антисоветскую брошюру. Вернее, не на саму брошюру, а ее четырнадцатую страницу. Рассматривая ее в отраженном свете, он разглядел, что над некоторыми буквами видны следы легких уколов тонкой иглой. Брошюра и оказалась, как выяснилось, шифровальной книгой для переписки краевого провода ОУН.
В последующие дни чекисты расшифровали всю захваченную документацию. Значительная ее часть была передана другим сотрудникам, поскольку имела прямое касательство к делам, им порученным. Но один из грипсов словно специально предназначался для группы Стекляра: «Заготовили для вас 5 килограммов бумаги, вишневое дерево».
– Это для Зота, – убежденно сказал капитан Маркелову. – Вишневая древесина может требоваться только ему для изготовления клише.
Адрес, по которому не успел переправить грипс Буйный, удалось установить: замаскированный бункер на хуторе в километре от села Суховцы. Но на хуторе было шесть домов; под каким именно скрывается Зот, чекисты не знали. Начинать решили с той усадьбы, что располагалась ближе к лесу.
Операцию по захвату Зота капитан Стекляр назначил на 4 марта 1952 года. По опыту знал – готовить ее завершающий этап нужно тщательно, соблюдая все меры предосторожности. Вечером 3 марта Стекляр, Маркелов и Мудрицкий выехали на лошадях в село Радуховка, расположенное в трех километрах от Суховцев. Солдат с собой не взяли, оставили их в Клевани обсушиться после дальней дороги. Сигнал о немедленном выезде к хутору капитан должен был передать им по телефону.
Действительно, прибытие чекистов в Радуховку ничьего внимания не привлекло. Остановились они на ночлег в помещении сельсовета, где имелся телефон. По устоявшемуся обычаю, о предстоящей операции между собой не говорили – все уже было оговорено, каждый знал свои обязанности.
Едва чекисты задремали на столах, как их разбудил отчаянный стук. Стекляр отворил дверь. В комнату даже не вошел, а ввалился человек. На запорошенном снегом полушубке расплывалось темное мокрое пятно. Кровь… Кто такой? Откуда взялся? Что случилось?
Незнакомец оказался местным уполномоченным по заготовкам Николаем Радзиловцем. Он был у кого-то в Суховцах, засиделся в гостях и уже в темноте пошел в Радуховку. Проходя мимо крайней хаты хутора, принадлежавшей некоему Лаврину Стасиву, он буквально нос к носу столкнулся с человеком, державшим в руках автомат.
– Ты кто? – воскликнул неизвестный (впоследствии Стекляр установил, что это был бандит Назар).
– А ты хто? – оторопев от неожиданности, спросил в ответ заготовитель.
Видимо, испугавшись, бандит нажал на спусковой крючок. Пуля ударила Николая в правый бок. Второго выстрела, к счастью, не последовало – у Назара заклинило патрон. Выругавшись, бандит метнулся куда-то в темноту, а Николай, зажав рукой кровоточащую рану, побежал в Радуховку.
Выслушав заготовителя и оказав ему первую помощь, Стекляр сказал Маркелову:
– Меняем план, Михаил Радзиловец мог нагнать на Зота панику. Придется приступать к захвату немедленно, а тут, глянь в окно, еще снег как нарочно повалил. Уйдут бандиты из схрона – ищи ветра в поле.
Капитан подошел к телефону, позвонил в Клевань и приказал находящимся там солдатам немедленно выступать, взяв с собой служебно-розыскную собаку. Не дожидаясь прибытия солдат, выехавших в Радуховку на санях, Стекляр встретился с председателем колхоза, секретарем парторганизации, председателем сельсовета и секретарем комсомольской организации. Коротко объяснил, что на хуторе скрывается в бункере бандит, которого необходимо захватить.
– Оружие есть?
У колхозников нашлись охотничьи ружья, у председателя колхоза еще и старенький наган. Вместе с ними чекисты направились к усадьбе Стасива. Часы показывали пять утра, но было еще совсем темно. По команде капитана хату и дворовые постройки окружили, взяли под прицел двери и окна. Стекляр постучал. Отворил хозяин. Опытный чекист мгновенно отметил, что Стасив открыл ему слишком быстро для такого раннего часа, словно ждал кого-то. Почувствовал и волнение в голосе хуторянина, хотя тот пытался держать себя в руках. Быстро оглядев хату, Стекляр спросил:
– Кто есть в доме?
– Никого, один я.
– А хозяйка где ж? – очень естественно удивился капитан.
– С вечера ушла к родственникам… В Новоселки.
Стекляр знал это место – километрах в пяти от хутора. Капитан вышел во двор, попытался найти следы крови на земле, но, если они и были, их начисто замел так некстати поваливший с ночи густой, совсем не мартовский снег. Он вернулся в хату и объявил о начале обыска. Два часа чекисты в присутствии понятых обстукивали каждую дощечку, прощупывали каждую щель. Ничего подозрительного, ничего компрометирующего. Нашли несколько писем из Сталинграда от сына, служившего в городе-герое в армии. Стекляр быстро просмотрел – хорошие письма, видно, настоящий советский парень, вот с гордостью пишет, что служит не где-нибудь, а в городе, который знает весь мир. Неужто родители такого хлопца – пособники бандитов?
Капитан отправился в Новоселки за хозяйкой. Когда вошел в хату, тоже сразу отметил для себя – приходу его хотя и удивились, но уж очень неестественно, словно играли в удивление. Отметил и то, что жена Стасива почему-то пряла – явно не ко времени занятие, да и не ходят для этого к родственникам в гости.
– Давно вы здесь? – спросил он женщину.
– Два дня, – с простодушным видом ответила она. Стоп! Хозяин говорил, что жена его пошла к родне лишь вчера вечером. Явное и несогласованное вранье могло означать только одно – его пытаются сбить с толку, бандиты укрываются где-то в усадьбе Стасивов, но где их искать? Без помощи хозяев придется перекапывать черт-те сколько, только случай поможет найти схрон наугад, но на случай рассчитывать не стоит. Нужно убедить хозяев, что для их же блага будет лучше, если они укажут бункер.
Капитан предложил женщине одеться, сесть в сани. Вместе они вернулись на хутор. В кухне, усадив растерянную хозяйку за стол против себя, капитан напористо сказал:
– И не стыдно вам, мамаша? Сын в Советской Армии служит, да еще в Сталинграде. Я, между прочим, в этом городе воевал. И не только за Сталинград, но и за Украину нашу. Ранен там был… Ну, скажите мне, что вам плохого сделала Советская власть?
Женщина потупилась:
– Ничего… Я ей тоже ничего плохого не сделала… – В голосе ее сквозило отчаяние. Стекляр был хорошим психологом. По множеству деталей, по тому, как нервно перебирала женщина фартук, как смотрела горестно на фотографию сына, приколотую к стене, как беспомощно озиралась на молчавшего мужа, чекист понял: эти люди просто запуганы.
В лоб, без подготовки спросил, как выстрелил:
– Сколько у тебя сидит?
Женщина молча подняла три пальца. Не давая хозяйке опомниться, передумать, капитан продолжал задавать быстрые вопросы:
– Где?
– В дровяном сарае.
– Безногий?
– Да…
– Кто приходил?
Женщина описала. По приметам выходило – Назар. Тяжело вздохнув, встал с лавки хозяин. Похоже, что и он стряхнул с себя страх.
– Пошли к схрону…
В сарае хозяин указал рукой на место, где был вход в бункер. Капитан только присвистнул: сарай чуть не в два человеческих роста был завален дровами. К тому времени добрались, наконец, из Клевани на лошадях солдаты. Двенадцать километров они преодолели за три часа – так завалил дорогу снег. Осторожно, под прикрытием направленных на место возможного лаза автоматов, трое солдат стали сноровисто разбирать поленицу. Когда отлетели в сторону последние чурбаны, обнаружился и лаз, точнее – затыкавший его сноп соломы, обмазанный засохшей глиной.
Каждому из участников операции ранее не раз и не два доводилось брать с боем бандитские схроны, каждый знал, чего можно ожидать от их обитателей. Они знали также, что теперь, когда дровяное укрытие разобрано, оуновцы слышат каждое их слово. И капитан громко крикнул:
– Зот! Вы обложены со всех сторон. Предлагаю сдаться без боя. От имени Советской власти обещаю, что в этом случае вам будет оказано снисхождение…
Глаза всех были прикованы к входу в бункер. Сноп даже не шелохнулся. Не слышно было и голосов. Выходит, бандиты пренебрегли возможностью избежать кровопролития.
Капитан поднял глаза – взгляд его остановился на балке, проходившей почти точно над лазом. Его осенила мысль: по указанию чекиста солдаты принесли колодезную цепь, перебросили ее через балку, и свободный конец закрепили за проволоку, стягивающую сноп вместо веревки. Взмах руки – и, дернув за другой конец цепи, солдаты вырвали сноп из лаза. В то же мгновенье из мрачной дыры загремели автоматные очереди. Солдаты тут же опустили сноп-затычку. Выстрелы оборвались.
– Выходите! Иначе забросаем гранатами! – крикнул Стекляр. Ответом было молчание. Значит, переговоры не состоялись. Чекист вынул из сумки гранату РГД и шепнул командиру отделения:
– По моему сигналу выдерни затычку на секунду и сразу опусти… – Так же шепотом сказал Маркелову и Мудрицкому: – После взрыва смотрите во двор, откуда потянет дымом, и бейте туда дымовыми ракетами…
Объяснять что к чему не потребовалось – офицеры мгновенно поняли его замысел. Снова взмах руки. Сержант точно на полметра, не выше, поднял тяжелую затычку и тут же опустил цепь. Этого хватило, чтобы метнуть в лаз гранату. Глухо грохнул под ногами взрыв, и вот уже донесся со двора крик Маркелова:
– Вижу дымы!
В трех местах из-под снега пробивались чуть дрожащие под утренним солнцем едва приметные дымки – значит, здесь скрыты выходы отдушин хитроумной системы воздухообеспечения бункера. В каждую отдушину выстрелили дымовой ракетой, чтобы вынудить бандеровцев покинуть убежище. Выждав немного, капитан дал сигнал солдатам поднять затычку и снова повелительно крикнул:
– Кто жив – выходите! Иначе пустим гранаты в ход!
Никто не вышел. Это могло означать только одно – бандиты мертвы или тяжело ранены и самостоятельно подняться не в силах. Но это не означало, что они не станут стрелять по тому, кто первым рискнет спуститься в схрон. По всему получалось, что надо ему самому лезть в черную дыру, В который раз…
Живых в бункере не оказалось. При свете аккумуляторного фонаря Стекляр увидел три трупа. У одного отсутствовала нога – это был Зот. В руке бандит сжимал автомат. Последнюю очередь – видно было по позе – он выпустил не в лаз, а в одного из своих охранников – Павла, должно быть, сделавшего попытку сдаться. Павло, как потом установило следствие, сам умел рисовать и резать по дереву. Видимо, он помогал Зоту изготовлять клише. Второй охранник, Богдан, был убит разрывом гранаты.