Страница:
Это был человек Кнопки из Дроздова – Павло. Но, доставленный в Тучинский райотдел, он категорически отрицал свою причастность к банде ОУН. Нет, упорно твердил Павло на допросе Лубен-никову и старшему лейтенанту Шийко, вина моя только в том, что уклонился от мобилизации на фронт после освобождения района и с тех пор укрываюсь, но никакого вреда Советской власти я не причинил.
Они понимали, что Павло – это реальный выход на Кнопку. И еще понимали, что, если не сумеют доказать в ближайшие часы принадлежность Павла к бандгруппе Кнопки, весь замысел тщательно спланированной операции будет сведен к нулю: к утру, узнав о задержании Павла, все известные ему бандиты покинут схроны, укроются в других местах. Промедление воистину равно было поражению…
Но под давлением неопровержимых улик Павло вынужден был сказать правду. Да, он действительно участник бандгруппы Кнопки. Где сейчас ее главарь? Кнопка, а также районный проводник ОУН Мусий и его боевики Гриць и Мыша укрываются в Шубкове. Схрон устроен в надворной постройке. Фамилия хозяина? Нет, он только смутно припоминает, что в этой усадьбе живут три сестры, одну из которых, кажется, зовут Надей…
Павло хитрил: он точно знал не только фамилию сестер, но и кратчайшую дорогу к схрону, его устройство, потому что в этом схроне длительное время укрывался сам. И в Шубкове, куда немедленно отправилась группа, возглавляемая Лубенниковым, начал путать и менять показания, тянул время, чтобы дать возможность бандитам уйти от возмездия. Но их судьба была уже предопределена.
Вот она, усадьба сестер Ольги, Надежды и Анны Галузий. А вот и сарай, в котором устроен схрон. Чекисты окружают его с трех сторон.
Вот-вот загорится рассвет 8 февраля.
Нет, бандиты не думают сдаваться. Еще темно, еще только брезжит утро, и они предпринимают последнюю отчаянную попытку прорваться: из сарая летит граната, и тотчас за ней выбегает бандит Мыша, прокладывая дорогу автоматным огнем. Ожесточенная перестрелка. Предсмертный крик убитого бандита. Треск пламени на загоревшемся сарае. Это – конец. Понимая безвыходность своего положения, Кнопка, Мусий и Гриць кончают жизнь самоубийством.
– Потери есть? – После горячки боя голос у Лубенникова еще звенящий, прерывистый.
– Никак нет, все целы!
Только теперь, услышав о полном успехе операции, Лубенников почувствовал, как усталость вдруг разом навалилась такой тяжестью, что он едва удержался, чтобы не сесть прямо на снег или хотя бы прислониться к стене дома. Но он тут же жестко скомандовал себе: «Не расслабляться!» – и направился к схрону.
– Вот это да-а-а!..
Резко повернулся на чей-то испуганно-восхищенный возглас. Несколько солдат стояли за спиной старшего лейтенанта Пичугина и рассматривали его фуфайку. Петр Филиппович подошел тоже. Фуфайка сзади была продырявлена наискось автоматной очередью бандита Мыши.
– Сам не понимаю… – удивленно развел руками Федор Николаевич. – Как он меня полоснул? Может, когда мы залегли? А на теле ни царапины. Чудо какое-то…
– Чаще бы нам такие чудеса, – впервые за последние дни улыбнулся Лубенников и, чтобы снять общее напряжение, полушутя воскликнул: – Да ты, видать, не в рубашке, а даже в фуфайке родился! Не то что пуля – очередь не берет.
Вот она внутри, бандитская нора: три метра в длину, почти столько же в ширину и полтора в высоту. Стены и потолок обиты досками. Шесть больших ниш, на них шестнадцать стволов стрелкового оружия, двенадцать гранат, патроны, листовки и различная националистическая литература, целый ворох инструкций, гектографы, пишущие машинки, радиоприемник, переписка… Ближе к узкому лазу, выпучив остекленевшие глаза, лежал невысокий лысый бандит в грязном немецком френче.
– Кнопка. С него и начнем, – деловито констатировал старший лейтенант Шийко и приступил к фотографированию бандитов и схрона.
В ПОИСКАХ БЕЛОГО-БУКВЫ
НАГРАДИТЬ ИМЕННЫМ ОРУЖИЕМ
Евгений Шепитько
Они понимали, что Павло – это реальный выход на Кнопку. И еще понимали, что, если не сумеют доказать в ближайшие часы принадлежность Павла к бандгруппе Кнопки, весь замысел тщательно спланированной операции будет сведен к нулю: к утру, узнав о задержании Павла, все известные ему бандиты покинут схроны, укроются в других местах. Промедление воистину равно было поражению…
Но под давлением неопровержимых улик Павло вынужден был сказать правду. Да, он действительно участник бандгруппы Кнопки. Где сейчас ее главарь? Кнопка, а также районный проводник ОУН Мусий и его боевики Гриць и Мыша укрываются в Шубкове. Схрон устроен в надворной постройке. Фамилия хозяина? Нет, он только смутно припоминает, что в этой усадьбе живут три сестры, одну из которых, кажется, зовут Надей…
Павло хитрил: он точно знал не только фамилию сестер, но и кратчайшую дорогу к схрону, его устройство, потому что в этом схроне длительное время укрывался сам. И в Шубкове, куда немедленно отправилась группа, возглавляемая Лубенниковым, начал путать и менять показания, тянул время, чтобы дать возможность бандитам уйти от возмездия. Но их судьба была уже предопределена.
Вот она, усадьба сестер Ольги, Надежды и Анны Галузий. А вот и сарай, в котором устроен схрон. Чекисты окружают его с трех сторон.
Вот-вот загорится рассвет 8 февраля.
Нет, бандиты не думают сдаваться. Еще темно, еще только брезжит утро, и они предпринимают последнюю отчаянную попытку прорваться: из сарая летит граната, и тотчас за ней выбегает бандит Мыша, прокладывая дорогу автоматным огнем. Ожесточенная перестрелка. Предсмертный крик убитого бандита. Треск пламени на загоревшемся сарае. Это – конец. Понимая безвыходность своего положения, Кнопка, Мусий и Гриць кончают жизнь самоубийством.
– Потери есть? – После горячки боя голос у Лубенникова еще звенящий, прерывистый.
– Никак нет, все целы!
Только теперь, услышав о полном успехе операции, Лубенников почувствовал, как усталость вдруг разом навалилась такой тяжестью, что он едва удержался, чтобы не сесть прямо на снег или хотя бы прислониться к стене дома. Но он тут же жестко скомандовал себе: «Не расслабляться!» – и направился к схрону.
– Вот это да-а-а!..
Резко повернулся на чей-то испуганно-восхищенный возглас. Несколько солдат стояли за спиной старшего лейтенанта Пичугина и рассматривали его фуфайку. Петр Филиппович подошел тоже. Фуфайка сзади была продырявлена наискось автоматной очередью бандита Мыши.
– Сам не понимаю… – удивленно развел руками Федор Николаевич. – Как он меня полоснул? Может, когда мы залегли? А на теле ни царапины. Чудо какое-то…
– Чаще бы нам такие чудеса, – впервые за последние дни улыбнулся Лубенников и, чтобы снять общее напряжение, полушутя воскликнул: – Да ты, видать, не в рубашке, а даже в фуфайке родился! Не то что пуля – очередь не берет.
Вот она внутри, бандитская нора: три метра в длину, почти столько же в ширину и полтора в высоту. Стены и потолок обиты досками. Шесть больших ниш, на них шестнадцать стволов стрелкового оружия, двенадцать гранат, патроны, листовки и различная националистическая литература, целый ворох инструкций, гектографы, пишущие машинки, радиоприемник, переписка… Ближе к узкому лазу, выпучив остекленевшие глаза, лежал невысокий лысый бандит в грязном немецком френче.
– Кнопка. С него и начнем, – деловито констатировал старший лейтенант Шийко и приступил к фотографированию бандитов и схрона.
В ПОИСКАХ БЕЛОГО-БУКВЫ
Да, это был, без преувеличения, большой успех – наконец перестала существовать самая крупная в то время на Ровенщине бандгруппа. Кнопка принимал непосредственное участие в повсеместном уничтожении польского населения и отдавал приказы о полном истреблении местного советского актива и семей тех, кто служил в Красной Армии. Даже бандиты боялись его, потому что знали: Кнопка – это прежде всего жестокость, причем жестокость изуверская, чудовищная. Чистка в рядах УПА – тоже его рук дело. Страшная участь ожидала тех, кто высказывал сомнение по поводу авантюр националистов. Кнопка зверствовал и над живыми, и над мертвыми. Это он подстроил семейный праздник у одного из жителей Тучина, куда был приглашен бывший главарь сотни Дубчак, явившийся в органы Советской власти с повинной. Дубчака убили выстрелом через окно бандиты, посланные Кнопкой. Но и этого показалось мало палачу: спустя некоторое время могила убитого была разрыта, гроб разбит, а труп расчленен и разбросан по кладбищу. Там же на куске фанеры было написано: «Так будет всем, кто изменит ОУН…»
И все-таки даже теперь, после столь блестяще проведенной операции, Лубенникова ожидало столько работы, что он не имел права ни на слабость, ни на усталость, ни тем более на промедление. Даже не день, да что там день, хотя бы одну-единственную, но от зари до зари, ночь отдыха. Теперь надо было всеми силами навалиться на Белого-Букву.
Кстати, в схроне Кнопки было обнаружено любопытное письмо этого эмиссара закордонного провода ОУН и – по совместительству – агента английской разведки. Оценивая состояние оуновского подполья и его перспективу, он писал своим хозяевам: «Желание принимать участие в нашей борьбе как со стороны взрослого населения, так и молодежи с каждым днем все больше падает. Наше движение ограничено, общение с населением незначительное. Состав руководящих органов ОУН очень слабый». И далее следовал такой же трезвый вывод: «Нам не спасти ОУН от окончательного разложения».
Оценка, что и говорить, правильная. Другое дело, что сам Белый-Буква далек был от мысли сложить оружие.
Через несколько дней, 15 февраля, Лубенников еще раз убедился, какой жестокий враг противостоит чекистам. После операции в Шубкове убитые бандиты Кнопка, Мусий, Мыша и Гриць были выставлены у забора райотдела МГБ для показа населению. Десятки людей приходили удостовериться, что действительно ликвидирован оуновский палач, который долго терроризировал весь район. Так вот в этот день, 15 февраля, Лубенников получил письмо с пометкой: «Лично начальнику райотдела МГБ».
«9 февраля около здания райотдела в большой толпе людей, смотревших на убитых бандитов, – начал читать Лубенников, – находился переодетый в женскую одежду главарь банды Явор. Он имел при себе две гранаты и пистолет. Когда увидел машину с начальством, заехавшую во двор райотдела, Явор хотел забросать ее гранатами. Но тут подошла группа вооруженных солдат с офицером, взяла под охрану здание райотдела и двор. Явор от своих намерений отказался и ушел. Будьте осторожны!» И далее подпись: «Ваш друг».
Дочитав письмо до конца, Лубенников почувствовал за спиной неприятный холодок. Машина, о которой писал неизвестный благожелатель, была «Победой», а начальством – приехавшие из Ровно в тот день первый секретарь обкома партии В. Д. Чучукало, В. Г. Шевченко и начальник УМВД области И. А. Антонюк. Нетрудно было представить, что могло произойти, если бы интуиция, профессиональное чутье не подсказали Лубенникову взять под охрану двор и здание райотдела. Беда прошла совсем-совсем рядом, и то, что она в последний момент отступила, что не разразилась непростительными жертвами, лишний раз напоминало, как важно не расслабляться, сохранять бдительность.
А может, письмо – дезинформация врага? Но нет, Лубенников не сомневался в достоверности его содержания, точно так же, как не сомневался, что писал человек, близкий к связям Явора, но честный. Впрочем, в тот же день старший лейтенант Гарбузов получил информацию, которая полностью подтвердила изложенные в письме факты: Явор действительно приходил к райотделу, действительно прятался в женской одежде, действительно хотел отомстить за своих дружков…
Да, письмо утвердило Лубенникова в мысли, что на Белого-Букву надо выходить через Явора. Правильность такого решения подтверждалась и изучением изъятых из бункера Кнопки записей, из которых следовало, что Явор регулярно встречался с Белым-Буквой на стыке Тучинского и Костопольского районов. Во время таких встреч закордонного эмиссара всегда сопровождали его боевики Омелько и Микола, иногда – бандгруппа Явора. Райотдел располагал точными данными, что эта чрезвычайно опасная банда состоит из Явора, его подручного Мухи, районного проводника ОУН Нечая и легальной группы из четырех головорезов. 14 июня 1947 года Явор и его хлопцы во время прорыва из окружения в сарае села Речица очередью из автомата убили тогдашнего заместителя начальника Тучинского райотдела МГБ гвардии майора С. Г. Житникова. Наконец, Лубенников знал, что Явор поставил в известность родственников о намерении уходить за границу и с этой целью, чтобы обеспечить себя материально, активно распространял так называемые облигации «Фонд УПА».
Сведений, казалось бы, более чем достаточно. Но все они, увы, касались преимущественно прошедших событий. Нужно было действовать на опережение, нужно было узнать, где укрывается Явор, где места его стоянок, где и какими маршрутами он передвигается. Но хотя беспрерывно велись поисковые мероприятия, а из Ровно для оказания практической помощи прибыл опытный чекист начальник отделения УМГБ майор И. А. Мариняка, дело продвигалось очень трудно.
И все-таки кто ищет, тот находит. День 23 февраля стал вдвойне праздничным для чекистов: группа, возглавляемая майором Маринякой и младшим лейтенантом Балеевым, вышла на след Белого-Буквы, установив его пункт связи невдалеке от села Малое Селище Костопольского района. Оставалось ускорить приход к нему оуновского главаря.
Легко сказать – ускорить! Ускорить – означало усилить поисковые мероприятия в северной части Тучинского района – только таким образом можно было заставить Белого-Букву укрыться в его «надежное место» неподалеку от Малого Селища. Ускорить – означало перехитрить опытного, матерого врага, иначе, почуяв опасность западни, он ускользнет. Переиграть, иначе не обойтись без жертв. А люди от неимоверной усталости буквально падали с ног.
Еще одно – которое за последнее время! – совещание оперативного состава. Лубенников смотрел в глаза ставших уже родными сотрудников райотдела – красные, воспаленные, в их исхудавшие, одинаково суровые, хотя такие молодые еще лица, и вдруг понял, что сейчас будет говорить не так, как говорил ранее, потому что все они, отдавшие недавней войне, быть может, свои лучшие годы, самых верных и дорогих друзей, не знавшие в жизни толком ни любви, ни настоящего отдыха, вот уже который год вновь и вновь подставляли себя опасности, не требуя взамен ничего.
– Товарищи офицеры! Друзья!.. – Голос у Лубенникова странно вздрогнул; он, прокашлявшись, с усилием выровнял его и продолжал: – Мы все здесь, в Тучинском районе, не так давно. Кто-то дольше, кто-то, как я, например, совсем недавно. Но каждый из нас пробудет ровно столько, сколько будет нужно. Что оставим мы после себя? Оставить после себя мы должны – так велит совесть и долг чекиста – землю, очищенную от оуновского отребья. Сделаем так – останется о нас добрая память. Ради этой памяти можно сделать даже больше сил человеческих. Вот что хотел я вам сказать перед тем, как огласить следующий приказ…
Еще почти месяц неимоверного, нечеловеческого напряжения. Скупые, будто ворованные, часы беспокойного сна. Обстоятельный анализ поступающих данных. Напряженно работающая мысль. Быстрая и точная оценка каждой отдельной ситуации. Прикидка различных вариантов. Перегруппировка сил. Изменение ритма и направления поиска… Все это так напоминало военную обстановку, что в те дни им, чекистам, казалось, будто война и впрямь продолжается, будто она и не кончалась. И в стремлении своем опередить врага, не упустить инициативу они совсем не заметили, как потихоньку с крыш упала первая звонкая капель, как начал подтаивать к обеду ноздреватый снег, как, хмельные от радости, голосистой задорной песней приветствуют приближение весны воробьи…
В первых числах марта старший лейтенант Рыжаков порадовал еще одним успехом: выявлены все четыре члена легальной диверсионно-террористической группы националистов. Они оказались… членами группы охраны общественного порядка села Речица. Вот почему этим бандитам удавалось долго действовать безнаказанно: делая вид, что разыскивают оуновских боевиков, на самом деле они постоянно поддерживали с ними связь, информировали о маршрутах движения войсковых групп, более того, время от времени подбрасывали ложные сведения о том, где искать оуновских нелегалов, а также принимали участие в убийствах и грабежах. В ходе следствия было установлено, что главарь этой группы Гончарук И. Р. с 1942 года был связным ОУН, после освобождения Тучинского района мобилизован в Красную Армию, но оттуда дезертировал, задержан и осужден к семи годам лишения свободы. В связи с Победой был амнистирован, однако по возвращении домой установил связь с бандитами Явором и Мухой, принимал с ними участие в ограблении магазина сельпо, где продавцом работал его сообщник, в поджоге сельсовета, разоружении группы охраны общественного порядка. Он же привлек к враждебной деятельности сначала Михальчука Н. С. и Демьянюка Б. П., а потом и жителя Шубкова Вовчика В. Т., участвовал в убийстве председателя Речицкого сельсовета 3. Е. Винничука и его жены, секретаря этого же сельсовета Л. П. Коваля, систематически передавал бандитам похищенные в группе охраны общественного порядка боевые патроны…
И все же еще более крупный успех был впереди: 22 марта жена руководителя пункта связи Белого-Буквы сообщила наконец то, чего так ожидали чекисты.
В этот день тройка бандитов расположилась на отдых в лесном массиве неподалеку от Малого Селища. Лубенников знал: таких голыми руками не возьмешь, они будут искать любой шанс, чтобы уйти.
Засада, устроенная Лубенниковым в каких-нибудь трехстах метрах от места привала оуновцев, отрезала им единственный путь к отступлению. В это время с противоположной стороны к бандитам осторожно, едва ли не ползком приближалась группа старшего лейтенанта Рассихина.
Петр Филиппович, не шевелясь, следил за минутной стрелкой часов. «Кажется, подошли», – подумал он. И вот теперь начинается, собственно, то, что вместилось в полторы строчки жесткой формулировки приказа: захватить живыми, в случае оказания сопротивления – ликвидировать. Но почему еще тихо?
И тотчас, будто отвечая на его мысленный вопрос, тишину вспорола захлебнувшаяся автоматная очередь: та-та-та…
– Приготовиться! – вполголоса скомандовал Лубенников.
Автоматы впереди заговорили разом, не приближаясь и не удаляясь; бой, усиленный многократно повторяемым эхом, грохотал рядом и вдруг оборвался на высокой ноте. «Приготовиться», – уже себе прошептал Лубенников, заметив две мечущиеся от дерева к дереву чужие фигуры.
Ровно забасил пулемет из засады, и через несколько минут все было кончено: Микола, первым открывший огонь, был убит еще на месте привала, а пытавшиеся скрыться Белый-Буква и Омелько нашли смерть почти у самой линии засады.
И все-таки даже теперь, после столь блестяще проведенной операции, Лубенникова ожидало столько работы, что он не имел права ни на слабость, ни на усталость, ни тем более на промедление. Даже не день, да что там день, хотя бы одну-единственную, но от зари до зари, ночь отдыха. Теперь надо было всеми силами навалиться на Белого-Букву.
Кстати, в схроне Кнопки было обнаружено любопытное письмо этого эмиссара закордонного провода ОУН и – по совместительству – агента английской разведки. Оценивая состояние оуновского подполья и его перспективу, он писал своим хозяевам: «Желание принимать участие в нашей борьбе как со стороны взрослого населения, так и молодежи с каждым днем все больше падает. Наше движение ограничено, общение с населением незначительное. Состав руководящих органов ОУН очень слабый». И далее следовал такой же трезвый вывод: «Нам не спасти ОУН от окончательного разложения».
Оценка, что и говорить, правильная. Другое дело, что сам Белый-Буква далек был от мысли сложить оружие.
Через несколько дней, 15 февраля, Лубенников еще раз убедился, какой жестокий враг противостоит чекистам. После операции в Шубкове убитые бандиты Кнопка, Мусий, Мыша и Гриць были выставлены у забора райотдела МГБ для показа населению. Десятки людей приходили удостовериться, что действительно ликвидирован оуновский палач, который долго терроризировал весь район. Так вот в этот день, 15 февраля, Лубенников получил письмо с пометкой: «Лично начальнику райотдела МГБ».
«9 февраля около здания райотдела в большой толпе людей, смотревших на убитых бандитов, – начал читать Лубенников, – находился переодетый в женскую одежду главарь банды Явор. Он имел при себе две гранаты и пистолет. Когда увидел машину с начальством, заехавшую во двор райотдела, Явор хотел забросать ее гранатами. Но тут подошла группа вооруженных солдат с офицером, взяла под охрану здание райотдела и двор. Явор от своих намерений отказался и ушел. Будьте осторожны!» И далее подпись: «Ваш друг».
Дочитав письмо до конца, Лубенников почувствовал за спиной неприятный холодок. Машина, о которой писал неизвестный благожелатель, была «Победой», а начальством – приехавшие из Ровно в тот день первый секретарь обкома партии В. Д. Чучукало, В. Г. Шевченко и начальник УМВД области И. А. Антонюк. Нетрудно было представить, что могло произойти, если бы интуиция, профессиональное чутье не подсказали Лубенникову взять под охрану двор и здание райотдела. Беда прошла совсем-совсем рядом, и то, что она в последний момент отступила, что не разразилась непростительными жертвами, лишний раз напоминало, как важно не расслабляться, сохранять бдительность.
А может, письмо – дезинформация врага? Но нет, Лубенников не сомневался в достоверности его содержания, точно так же, как не сомневался, что писал человек, близкий к связям Явора, но честный. Впрочем, в тот же день старший лейтенант Гарбузов получил информацию, которая полностью подтвердила изложенные в письме факты: Явор действительно приходил к райотделу, действительно прятался в женской одежде, действительно хотел отомстить за своих дружков…
Да, письмо утвердило Лубенникова в мысли, что на Белого-Букву надо выходить через Явора. Правильность такого решения подтверждалась и изучением изъятых из бункера Кнопки записей, из которых следовало, что Явор регулярно встречался с Белым-Буквой на стыке Тучинского и Костопольского районов. Во время таких встреч закордонного эмиссара всегда сопровождали его боевики Омелько и Микола, иногда – бандгруппа Явора. Райотдел располагал точными данными, что эта чрезвычайно опасная банда состоит из Явора, его подручного Мухи, районного проводника ОУН Нечая и легальной группы из четырех головорезов. 14 июня 1947 года Явор и его хлопцы во время прорыва из окружения в сарае села Речица очередью из автомата убили тогдашнего заместителя начальника Тучинского райотдела МГБ гвардии майора С. Г. Житникова. Наконец, Лубенников знал, что Явор поставил в известность родственников о намерении уходить за границу и с этой целью, чтобы обеспечить себя материально, активно распространял так называемые облигации «Фонд УПА».
Сведений, казалось бы, более чем достаточно. Но все они, увы, касались преимущественно прошедших событий. Нужно было действовать на опережение, нужно было узнать, где укрывается Явор, где места его стоянок, где и какими маршрутами он передвигается. Но хотя беспрерывно велись поисковые мероприятия, а из Ровно для оказания практической помощи прибыл опытный чекист начальник отделения УМГБ майор И. А. Мариняка, дело продвигалось очень трудно.
И все-таки кто ищет, тот находит. День 23 февраля стал вдвойне праздничным для чекистов: группа, возглавляемая майором Маринякой и младшим лейтенантом Балеевым, вышла на след Белого-Буквы, установив его пункт связи невдалеке от села Малое Селище Костопольского района. Оставалось ускорить приход к нему оуновского главаря.
Легко сказать – ускорить! Ускорить – означало усилить поисковые мероприятия в северной части Тучинского района – только таким образом можно было заставить Белого-Букву укрыться в его «надежное место» неподалеку от Малого Селища. Ускорить – означало перехитрить опытного, матерого врага, иначе, почуяв опасность западни, он ускользнет. Переиграть, иначе не обойтись без жертв. А люди от неимоверной усталости буквально падали с ног.
Еще одно – которое за последнее время! – совещание оперативного состава. Лубенников смотрел в глаза ставших уже родными сотрудников райотдела – красные, воспаленные, в их исхудавшие, одинаково суровые, хотя такие молодые еще лица, и вдруг понял, что сейчас будет говорить не так, как говорил ранее, потому что все они, отдавшие недавней войне, быть может, свои лучшие годы, самых верных и дорогих друзей, не знавшие в жизни толком ни любви, ни настоящего отдыха, вот уже который год вновь и вновь подставляли себя опасности, не требуя взамен ничего.
– Товарищи офицеры! Друзья!.. – Голос у Лубенникова странно вздрогнул; он, прокашлявшись, с усилием выровнял его и продолжал: – Мы все здесь, в Тучинском районе, не так давно. Кто-то дольше, кто-то, как я, например, совсем недавно. Но каждый из нас пробудет ровно столько, сколько будет нужно. Что оставим мы после себя? Оставить после себя мы должны – так велит совесть и долг чекиста – землю, очищенную от оуновского отребья. Сделаем так – останется о нас добрая память. Ради этой памяти можно сделать даже больше сил человеческих. Вот что хотел я вам сказать перед тем, как огласить следующий приказ…
Еще почти месяц неимоверного, нечеловеческого напряжения. Скупые, будто ворованные, часы беспокойного сна. Обстоятельный анализ поступающих данных. Напряженно работающая мысль. Быстрая и точная оценка каждой отдельной ситуации. Прикидка различных вариантов. Перегруппировка сил. Изменение ритма и направления поиска… Все это так напоминало военную обстановку, что в те дни им, чекистам, казалось, будто война и впрямь продолжается, будто она и не кончалась. И в стремлении своем опередить врага, не упустить инициативу они совсем не заметили, как потихоньку с крыш упала первая звонкая капель, как начал подтаивать к обеду ноздреватый снег, как, хмельные от радости, голосистой задорной песней приветствуют приближение весны воробьи…
В первых числах марта старший лейтенант Рыжаков порадовал еще одним успехом: выявлены все четыре члена легальной диверсионно-террористической группы националистов. Они оказались… членами группы охраны общественного порядка села Речица. Вот почему этим бандитам удавалось долго действовать безнаказанно: делая вид, что разыскивают оуновских боевиков, на самом деле они постоянно поддерживали с ними связь, информировали о маршрутах движения войсковых групп, более того, время от времени подбрасывали ложные сведения о том, где искать оуновских нелегалов, а также принимали участие в убийствах и грабежах. В ходе следствия было установлено, что главарь этой группы Гончарук И. Р. с 1942 года был связным ОУН, после освобождения Тучинского района мобилизован в Красную Армию, но оттуда дезертировал, задержан и осужден к семи годам лишения свободы. В связи с Победой был амнистирован, однако по возвращении домой установил связь с бандитами Явором и Мухой, принимал с ними участие в ограблении магазина сельпо, где продавцом работал его сообщник, в поджоге сельсовета, разоружении группы охраны общественного порядка. Он же привлек к враждебной деятельности сначала Михальчука Н. С. и Демьянюка Б. П., а потом и жителя Шубкова Вовчика В. Т., участвовал в убийстве председателя Речицкого сельсовета 3. Е. Винничука и его жены, секретаря этого же сельсовета Л. П. Коваля, систематически передавал бандитам похищенные в группе охраны общественного порядка боевые патроны…
И все же еще более крупный успех был впереди: 22 марта жена руководителя пункта связи Белого-Буквы сообщила наконец то, чего так ожидали чекисты.
В этот день тройка бандитов расположилась на отдых в лесном массиве неподалеку от Малого Селища. Лубенников знал: таких голыми руками не возьмешь, они будут искать любой шанс, чтобы уйти.
Засада, устроенная Лубенниковым в каких-нибудь трехстах метрах от места привала оуновцев, отрезала им единственный путь к отступлению. В это время с противоположной стороны к бандитам осторожно, едва ли не ползком приближалась группа старшего лейтенанта Рассихина.
Петр Филиппович, не шевелясь, следил за минутной стрелкой часов. «Кажется, подошли», – подумал он. И вот теперь начинается, собственно, то, что вместилось в полторы строчки жесткой формулировки приказа: захватить живыми, в случае оказания сопротивления – ликвидировать. Но почему еще тихо?
И тотчас, будто отвечая на его мысленный вопрос, тишину вспорола захлебнувшаяся автоматная очередь: та-та-та…
– Приготовиться! – вполголоса скомандовал Лубенников.
Автоматы впереди заговорили разом, не приближаясь и не удаляясь; бой, усиленный многократно повторяемым эхом, грохотал рядом и вдруг оборвался на высокой ноте. «Приготовиться», – уже себе прошептал Лубенников, заметив две мечущиеся от дерева к дереву чужие фигуры.
Ровно забасил пулемет из засады, и через несколько минут все было кончено: Микола, первым открывший огонь, был убит еще на месте привала, а пытавшиеся скрыться Белый-Буква и Омелько нашли смерть почти у самой линии засады.
НАГРАДИТЬ ИМЕННЫМ ОРУЖИЕМ
Да, весна 1950 года выдалась для чекистов Тучинского района горячей.
После ликвидации банды Белого-Буквы Лубенникову позвонил гвардии полковник В. Г. Шевченко.
– А вы, товарищ старший лейтенант, – поздравил его с новым успехом Владимир Григорьевич, – работаете, как по графику! Если так дальше пойдет, а я в это верю, к лету в Тучинском районе не останется ни одного бандита.
– Перемещение начальников, товарищ гвардии полковник, всегда имеет не только причину, но и следствие! – в тон ему ответил Петр Филиппович, зная, что эту фразу Шевченко уже однажды слышал: так говорил в его присутствии Лубенникову первый секретарь обкома партии В. Д. Чучукало, когда было покончено с бандой Кнопки.
На другом конце провода послышался такой заразительный смех, что Лубенников тоже не удержался, чтобы не расхохотаться. Впрочем, Шевченко даже не подозревал, насколько точно он предугадал события: уже в конце июня в Тучинском районе действительно установится нормальная жизнь, начнут спокойно работать учреждения и предприятия, практически завершится коллективизация. Но все это будет через три месяца. А пока…
В начале апреля старший лейтенант Шийко доложил Лубенникову, что вблизи церкви села Дроздов, на том самом месте, где 7 февраля был задержан боевик Кнопки под кличкой Павло, появляется неизвестный человек, одетый в форму артиллериста. Кто он? Почему вооружен? Что заставляет его передвигаться только в ночное время?
«Артиллеристом» оказался житель Дроздова Марчук И. Я., он же Ананий – боевик Кнопки. При попытке скрыться из окруженного дома на хуторе Рудка он был убит в ночь на 19 апреля. А несколько дней спустя в кустах на торфоразработке был найден тайник главаря банды Данько, через который он поддерживал связь со своим доверенным лицом. Успехи чекистов заставили Данько всерьез подумать о том, чтобы запастись надежными документами и уйти куда-нибудь на восток страны. Именно вопрос о документах и заставил Данько назначить ночью встречу с этим доверенным лицом на отдаленном хуторе села Матиевка. Чекисты, проверяя тайник каждые сутки, были в курсе даты и места назначенной встречи. Казалось, иммитация поисков другой банды – Богдана и инсценированный уход чекистов из Матиевки в Тучин должны были придать Данько уверенности. Но Лубенникову и Рассихину, которые устроили засаду на чердаке хаты одинокого деда (его сарай был выбран бандитами местом встречи), было видно, как время от времени на хутор приходят «случайные» люди и наблюдают, все ли здесь спокойно.
– А ты, дед, богато живешь! – подозрительно посмотрела на старика одна из таких «случайных» женщин. – Нечто к девчатам собрался: одеколоном за версту пахнет от твоего дома!
Лубенников, отчетливо слыша каждое слово, обомлел: все пропало! Это же он накануне стригся в парикмахерской! И надо же чтобы это чертова баба учуяла запах одеколона!
– Что ты, дочка, какие в моих годах девчата? – спокойно, даже с нотками обиды отвечал внизу дед. – Зуб меня мучит, вот я его одеколоном задабриваю…
Лубенников готов был расцеловать расторопного деда.
Наконец вечером 23 апреля Данько в сопровождении боевика Грубого явился на встречу. И только в последний момент сильный щелчок затвора автомата одного из чекистов помешал захватить бандитов живыми. Они открыли огонь, и в короткой, но яростной перестрелке были убиты.
А через неделю покончили с правой рукой Явора – Мухой. Этот верзила был ранен в плечо засевшими чекистами вблизи отдаленного хутора села Речица, но даже после этого оказывал отчаянное сопротивление.
В ночной перестрелке снова – в который раз! – удалось скрыться Явору. Почти целый год он не давал о себе знать, перебравшись в Гощанский район, и только на рассвете 12 апреля 1951 года его удалось ликвидировать возле Ючина, на хуторе Голин.
Но все это будет потом. А тогда после Мухи Лубенников уже готовил чекистов к схватке с районным проводником ОУН Нечаем. Его бункер оказался устроенным неподалеку от сел Бугрин-Майдан, в хозяйстве многодетной семьи сектанта Свидницкого С. И. Когда схрон был оцеплен, Нечай в ответ на предложение сдаться отказался – страшно было отвечать за содеянные преступления…
2 июня 1950 года за успешную ликвидацию оуновского подполья в Тучинском районе Министерство госбезопасности СССР наградило старшего лейтенанта П. Ф. Лубенникова именным боевым оружием. Эта награда – самая дорогая среди многих других, которыми отмечен его долгий и нелегкий путь чекиста. Тот путь, которому он верен и сегодня.
После ликвидации банды Белого-Буквы Лубенникову позвонил гвардии полковник В. Г. Шевченко.
– А вы, товарищ старший лейтенант, – поздравил его с новым успехом Владимир Григорьевич, – работаете, как по графику! Если так дальше пойдет, а я в это верю, к лету в Тучинском районе не останется ни одного бандита.
– Перемещение начальников, товарищ гвардии полковник, всегда имеет не только причину, но и следствие! – в тон ему ответил Петр Филиппович, зная, что эту фразу Шевченко уже однажды слышал: так говорил в его присутствии Лубенникову первый секретарь обкома партии В. Д. Чучукало, когда было покончено с бандой Кнопки.
На другом конце провода послышался такой заразительный смех, что Лубенников тоже не удержался, чтобы не расхохотаться. Впрочем, Шевченко даже не подозревал, насколько точно он предугадал события: уже в конце июня в Тучинском районе действительно установится нормальная жизнь, начнут спокойно работать учреждения и предприятия, практически завершится коллективизация. Но все это будет через три месяца. А пока…
В начале апреля старший лейтенант Шийко доложил Лубенникову, что вблизи церкви села Дроздов, на том самом месте, где 7 февраля был задержан боевик Кнопки под кличкой Павло, появляется неизвестный человек, одетый в форму артиллериста. Кто он? Почему вооружен? Что заставляет его передвигаться только в ночное время?
«Артиллеристом» оказался житель Дроздова Марчук И. Я., он же Ананий – боевик Кнопки. При попытке скрыться из окруженного дома на хуторе Рудка он был убит в ночь на 19 апреля. А несколько дней спустя в кустах на торфоразработке был найден тайник главаря банды Данько, через который он поддерживал связь со своим доверенным лицом. Успехи чекистов заставили Данько всерьез подумать о том, чтобы запастись надежными документами и уйти куда-нибудь на восток страны. Именно вопрос о документах и заставил Данько назначить ночью встречу с этим доверенным лицом на отдаленном хуторе села Матиевка. Чекисты, проверяя тайник каждые сутки, были в курсе даты и места назначенной встречи. Казалось, иммитация поисков другой банды – Богдана и инсценированный уход чекистов из Матиевки в Тучин должны были придать Данько уверенности. Но Лубенникову и Рассихину, которые устроили засаду на чердаке хаты одинокого деда (его сарай был выбран бандитами местом встречи), было видно, как время от времени на хутор приходят «случайные» люди и наблюдают, все ли здесь спокойно.
– А ты, дед, богато живешь! – подозрительно посмотрела на старика одна из таких «случайных» женщин. – Нечто к девчатам собрался: одеколоном за версту пахнет от твоего дома!
Лубенников, отчетливо слыша каждое слово, обомлел: все пропало! Это же он накануне стригся в парикмахерской! И надо же чтобы это чертова баба учуяла запах одеколона!
– Что ты, дочка, какие в моих годах девчата? – спокойно, даже с нотками обиды отвечал внизу дед. – Зуб меня мучит, вот я его одеколоном задабриваю…
Лубенников готов был расцеловать расторопного деда.
Наконец вечером 23 апреля Данько в сопровождении боевика Грубого явился на встречу. И только в последний момент сильный щелчок затвора автомата одного из чекистов помешал захватить бандитов живыми. Они открыли огонь, и в короткой, но яростной перестрелке были убиты.
А через неделю покончили с правой рукой Явора – Мухой. Этот верзила был ранен в плечо засевшими чекистами вблизи отдаленного хутора села Речица, но даже после этого оказывал отчаянное сопротивление.
В ночной перестрелке снова – в который раз! – удалось скрыться Явору. Почти целый год он не давал о себе знать, перебравшись в Гощанский район, и только на рассвете 12 апреля 1951 года его удалось ликвидировать возле Ючина, на хуторе Голин.
Но все это будет потом. А тогда после Мухи Лубенников уже готовил чекистов к схватке с районным проводником ОУН Нечаем. Его бункер оказался устроенным неподалеку от сел Бугрин-Майдан, в хозяйстве многодетной семьи сектанта Свидницкого С. И. Когда схрон был оцеплен, Нечай в ответ на предложение сдаться отказался – страшно было отвечать за содеянные преступления…
2 июня 1950 года за успешную ликвидацию оуновского подполья в Тучинском районе Министерство госбезопасности СССР наградило старшего лейтенанта П. Ф. Лубенникова именным боевым оружием. Эта награда – самая дорогая среди многих других, которыми отмечен его долгий и нелегкий путь чекиста. Тот путь, которому он верен и сегодня.
Евгений Шепитько
ЕГО НАЗЫВАЛИ БЕССМЕРТНЫМ
Пришел солдат Михаил Тетеря к своему дому в Берестье, а дома нет. Гуляет лишь ветер на пустыре. Горка обожженного кирпича – там была печка, покареженный штакетник, заросли полыни да яблони, посаженные Михаилом в пору его юности.
Сел солдат у дороги и горечью обкипело его сердце.
Подошел мальчик:
– Дядя, ты почему тут сидишь?
– Мать моя здесь жила…
– А-а, тогда пойдем со мной, вот сюда…
Под ногами солдата хрустнула ветка сухой лебеды.
– Вот, дядя, в этой ямке лежала убитая тетя Наталка. Ее бандиты завалили камнями. Я видел, как она там лежала – было немного видно руку, да еще косы ее были в крови…
Мама, мама… Не дождалась ты сына, родная. Сквозь огонь войны шел он к тебе, нес в вещевом мешке подарок – теплый платок, и вот…
– Дядя, не плачьте, вы же большой…
– Не буду, милый…
Погоревал солдат, вдоволь наговорился с двоюродным братом Андреем Тетерей, зашел в сельсовет, но председателя Карпа Подоляка не застал и утром уехал в Ровно, в обком партии.
И вот он волнуется, ожидает, когда позовут его, выслушают.
Воспоминания о недавнем посещении родного села прервал голос порученца первого секретаря обкома:
– Михаил Семенович Тетеря? Товарищ Бегма вас ждет.
В просторном кабинете Михаила Семеновича встретил плотный человек в военном мундире без погон – первый секретарь обкома партии Василий Андреевич Бегма.
– Садитесь, слушаю вас.
– Тетеря я, из-под Дубровицы…
– Знакомая фамилия. У вас были братья? Знавал я одного – партизанил со мной вместе. Кажется, Андреем звали. Вот эти добротные сапоги мне сшил.
– Да, этот мой двоюродный брат.
– Расскажите о себе, – сказал Бегма.
– Была у меня большая родня. Была… Отца белополяки убили в гражданскую, дядю Максима расстреляли фашисты. Брат Петр пал в неравном бою с карателями. Многих друзей убили бандеровцы. Матери тоже не стало – зарубили топорами те же бандеровцы.
– Успокойтесь, – Василий Андреевич налил из графина воды.
– Я в обморок не упаду. У меня теперь вместо сердца – камень. Дайте мне и моим сельским товарищам оружие.
– Собираетесь мстить?
– Да, надо уничтожать кровопийц.
– Ненависть зовет вас, как говорится, к решительным действиям, – твердым шагом прошелся по кабинету секретарь. – Кому будете мстить? Нужно разобраться в обстановке. Ведь в оуновские банды втянуты молодые парни, которых одурманили «самостийницкими» идеями, запугали кулаки. И стоит ли начинать нам нашу советскую жизнь с мести?
Нелегко было Михаилу Семеновичу разобраться в сложнейшей послевоенной обстановке в западных областях Украины.
Василий Андреевич сел рядом, по-отечески обнял Тетерю за плечи:
– Советчиком в таких делах должна быть совесть коммуниста. Уверен, вы быстро все поймете. Разобраться во всем вам помогут честные труженики села, их большинство. Помните: не только у вас одного большое горе. Нет в нашей области села, где бы оуновцы не вырезали десятки семей.
Бегма замолчал, потом продолжил:
– Бандиты пытаются запугать селян. Наша задача – пробудить в людях уверенность в том, что в новой жизни не будет места человеконенавистничеству, бандитским действиям мы положим конец в ближайшем будущем. Агитация и еще раз агитация за Советскую власть. Безусловно, нужны решительные действия по отношению к явным классовым врагам. Создавайте в селе отряд самообороны, это очень действенное мероприятие на современном этапе.
Провожая Тетерю, Бегма пожал ему руку:
– Желаю успеха. Сумейте удержать в себе злобу, проникнитесь болью и радостями сельчан.
Выйдя из обкома, Михаил Семенович подумал о том, что такая уж у него доля – забывать о своих душевных ранах и лечить словом людские. Людям нужна большая надежда на счастье. Надо в первую очередь оборвать паутину страха, которой оплели оуновские убийцы полищуков.
В тот же день он приехал поездом в Дубровицу, а оттуда пешком пришел в село.
…Отряд ястребков, в состав которого входил лейтенант районного отдела НКГБ Осокин, уже вторые сутки шел сквозь метель, почти без остановки преследуя банду. Оуновцы то уходили в лесные чащи, то волчьими тропами выползали к хуторам или селам. И тогда сырое небо обагрялось пожарами.
Лейтенанту Осокину привелось много смертей увидеть на фронте, хоронил друзей, видел повешенных карателями патриотов, но здесь он не мог смотреть на обугленные трупы детей, их матерей. Часто перед его глазами всплывали замученные оуновцами сельчане. Сожженный на костре Кондратий Мелещук… На березах разорвали Антона Пинчука, зарубили Никона Дащука и его маленькую дочь. Около села Нивецк, в лесу, Тетеря обнаружил обугленные трупы своей тетки Кристины Романовны и ее дочери Ольги. Их сжигали живыми…
Снег идет и идет, сечет по лицам, ноги отказываются идти. Но идти надо во что бы то ни стало, иначе бандиты снова исчезнут и снова запылают крестьянские хаты, заголосят в хатах по убитым.
В полночь метель стихла.
Отряд ястребков вышел на поляну. Неподалеку виднелась куча валежника. Была она чересчур большой.
Сел солдат у дороги и горечью обкипело его сердце.
Подошел мальчик:
– Дядя, ты почему тут сидишь?
– Мать моя здесь жила…
– А-а, тогда пойдем со мной, вот сюда…
Под ногами солдата хрустнула ветка сухой лебеды.
– Вот, дядя, в этой ямке лежала убитая тетя Наталка. Ее бандиты завалили камнями. Я видел, как она там лежала – было немного видно руку, да еще косы ее были в крови…
Мама, мама… Не дождалась ты сына, родная. Сквозь огонь войны шел он к тебе, нес в вещевом мешке подарок – теплый платок, и вот…
– Дядя, не плачьте, вы же большой…
– Не буду, милый…
Погоревал солдат, вдоволь наговорился с двоюродным братом Андреем Тетерей, зашел в сельсовет, но председателя Карпа Подоляка не застал и утром уехал в Ровно, в обком партии.
И вот он волнуется, ожидает, когда позовут его, выслушают.
Воспоминания о недавнем посещении родного села прервал голос порученца первого секретаря обкома:
– Михаил Семенович Тетеря? Товарищ Бегма вас ждет.
В просторном кабинете Михаила Семеновича встретил плотный человек в военном мундире без погон – первый секретарь обкома партии Василий Андреевич Бегма.
– Садитесь, слушаю вас.
– Тетеря я, из-под Дубровицы…
– Знакомая фамилия. У вас были братья? Знавал я одного – партизанил со мной вместе. Кажется, Андреем звали. Вот эти добротные сапоги мне сшил.
– Да, этот мой двоюродный брат.
– Расскажите о себе, – сказал Бегма.
– Была у меня большая родня. Была… Отца белополяки убили в гражданскую, дядю Максима расстреляли фашисты. Брат Петр пал в неравном бою с карателями. Многих друзей убили бандеровцы. Матери тоже не стало – зарубили топорами те же бандеровцы.
– Успокойтесь, – Василий Андреевич налил из графина воды.
– Я в обморок не упаду. У меня теперь вместо сердца – камень. Дайте мне и моим сельским товарищам оружие.
– Собираетесь мстить?
– Да, надо уничтожать кровопийц.
– Ненависть зовет вас, как говорится, к решительным действиям, – твердым шагом прошелся по кабинету секретарь. – Кому будете мстить? Нужно разобраться в обстановке. Ведь в оуновские банды втянуты молодые парни, которых одурманили «самостийницкими» идеями, запугали кулаки. И стоит ли начинать нам нашу советскую жизнь с мести?
Нелегко было Михаилу Семеновичу разобраться в сложнейшей послевоенной обстановке в западных областях Украины.
Василий Андреевич сел рядом, по-отечески обнял Тетерю за плечи:
– Советчиком в таких делах должна быть совесть коммуниста. Уверен, вы быстро все поймете. Разобраться во всем вам помогут честные труженики села, их большинство. Помните: не только у вас одного большое горе. Нет в нашей области села, где бы оуновцы не вырезали десятки семей.
Бегма замолчал, потом продолжил:
– Бандиты пытаются запугать селян. Наша задача – пробудить в людях уверенность в том, что в новой жизни не будет места человеконенавистничеству, бандитским действиям мы положим конец в ближайшем будущем. Агитация и еще раз агитация за Советскую власть. Безусловно, нужны решительные действия по отношению к явным классовым врагам. Создавайте в селе отряд самообороны, это очень действенное мероприятие на современном этапе.
Провожая Тетерю, Бегма пожал ему руку:
– Желаю успеха. Сумейте удержать в себе злобу, проникнитесь болью и радостями сельчан.
Выйдя из обкома, Михаил Семенович подумал о том, что такая уж у него доля – забывать о своих душевных ранах и лечить словом людские. Людям нужна большая надежда на счастье. Надо в первую очередь оборвать паутину страха, которой оплели оуновские убийцы полищуков.
В тот же день он приехал поездом в Дубровицу, а оттуда пешком пришел в село.
…Отряд ястребков, в состав которого входил лейтенант районного отдела НКГБ Осокин, уже вторые сутки шел сквозь метель, почти без остановки преследуя банду. Оуновцы то уходили в лесные чащи, то волчьими тропами выползали к хуторам или селам. И тогда сырое небо обагрялось пожарами.
Лейтенанту Осокину привелось много смертей увидеть на фронте, хоронил друзей, видел повешенных карателями патриотов, но здесь он не мог смотреть на обугленные трупы детей, их матерей. Часто перед его глазами всплывали замученные оуновцами сельчане. Сожженный на костре Кондратий Мелещук… На березах разорвали Антона Пинчука, зарубили Никона Дащука и его маленькую дочь. Около села Нивецк, в лесу, Тетеря обнаружил обугленные трупы своей тетки Кристины Романовны и ее дочери Ольги. Их сжигали живыми…
Снег идет и идет, сечет по лицам, ноги отказываются идти. Но идти надо во что бы то ни стало, иначе бандиты снова исчезнут и снова запылают крестьянские хаты, заголосят в хатах по убитым.
В полночь метель стихла.
Отряд ястребков вышел на поляну. Неподалеку виднелась куча валежника. Была она чересчур большой.