Страница:
Голос умолк, потому что почти в центре группы на высоте метра прямо из воздуха материализовалось овальное тело и тут же грохнулось на землю. Это было тело мертвого солдата.
— Капрал Танский. Жизненные функции прекращены, — проинформировал все ещё работающий скафандр. Шлем Ханского был спрессован, как бумажный лист. Вместе с содержимым. Спустя минуту из пространства материализовалось очередное тело, потом ещё одно. Всего — семь трупов. Те, кто не успел добежать, прежде чем силовой туннель замкнулся.
— Доложить о состоянии! — Хозасков снова поднял людей. Поредевшие штурмовые группы одна за другой докладывали о составе.
— И что дальше? — спросил один солдат.
Они находились как бы внутри огромной банки из коричневого стекла. Даниель знал это по Каллагейму. Вокруг продолжался бой. Далекий, беззвучный, деформированный странным расстоянием и цветом, однако видимый во всей своей грозной мощи. Огромные машины людей и коргардов кружили, словно гигантские дирижабли. Сеть генераторов защитного поля была здорово прорежена, то и дело какой-нибудь корабль падал на землю, словно насекомое, сбитое хлопушкой. Несколько человек обстреливали кружащие над их головами стирающие память капсулы.
— Наши! — шепнул кто-то.
— Довольно! За дело! Осмотреть территорию! Доложить!
Разойтись они не успели. Пространство между ними вскипело. Воздух задрожал, в нем начали сгущаться едва различимые формы. Какие-то спирали, круги, аморфные глыбы. Даниель заметил это прежде, чем датчики переключились на рентгеновские частоты. Только теперь он четко увидел, как в пространстве перед ним возникает постепенно расширяющаяся щель.
— Шлюз! — крикнул Хозасков. — Они укрылись под землей! За мной!
Некогда было раздумывать, стоило ли это делать и чем все может кончиться. Даниель почувствовал, что перед ним открылась возможность пробиться к самому сердцу форта Чужаков, добраться до запертых там людей, а может быть, и до Риттера. Он прыгнул, синхронизируя зрение с рентгеновским пеленгатором. Рухнул прямо в разрыв пространства, а в мозгу пронеслась мысль, что это, вероятно, вход в подземную базу.
На долю секунды его охватила тьма, потом в глаза ударила ярь тысяч звезд. На пределе видимости появился окруженный кольцами диск газового гиганта. Возникли две фосфоресцирующее зеленые точки, двигающиеся прямо на него, потом все закружилось, смешалось. Из хаоса выделилось несколько удивительных силуэтов — людей с неестественно удлиненными правыми руками, странно искаженными лицами, ненормально увеличенными глазами.
Неужели это коргарды или очередные жертвы их экспериментов?
Силуэты исчезли, а картина начала убыстрять вращение. Танатор все глубже погружался в этот клубок форм и красок, все вокруг разрывалось и расплывалось. Он начал метаться. Чувствовал, как лицо и руки охватывает какое-то липкое, клейкое вещество. Кожа натягивалась, выдавливаемая изнутри чем-то двигающимся в глубине организма. Неожиданно ему почудилось, что вместо рук у него возникли две ластообразные конечности, зубы срастаются в единую плотную костную ткань, а из ушей и носа течет белая слизь.
Он понял, что если немедленно чего-то не сделает, то утратит шанс на спасение. Собрав остатки сил, он попытался взять на себя контроль над боевым сопроцессором. Ему удалось запустить силовые сопла скафандра. Даниеля рвануло, потянуло назад. Он начал терять сознание. Однако остатками угасающего разума отметил, что над ним снова загорелся солнечный свет, а тело вновь обрело человеческие формы.
Мгновение спустя перенасыщенная смесь искусственных гормонов, высвобождающихся во время акции, пробила защитные барьеры организма, парализовала нервную систему, вызвала молниеносное развитие тромбов, пронзила навылет почки и искусственный фильтр. Сердце Даниеля остановилось.
— Капрал Танский. Жизненные функции прекращены, — проинформировал все ещё работающий скафандр. Шлем Ханского был спрессован, как бумажный лист. Вместе с содержимым. Спустя минуту из пространства материализовалось очередное тело, потом ещё одно. Всего — семь трупов. Те, кто не успел добежать, прежде чем силовой туннель замкнулся.
— Доложить о состоянии! — Хозасков снова поднял людей. Поредевшие штурмовые группы одна за другой докладывали о составе.
— И что дальше? — спросил один солдат.
Они находились как бы внутри огромной банки из коричневого стекла. Даниель знал это по Каллагейму. Вокруг продолжался бой. Далекий, беззвучный, деформированный странным расстоянием и цветом, однако видимый во всей своей грозной мощи. Огромные машины людей и коргардов кружили, словно гигантские дирижабли. Сеть генераторов защитного поля была здорово прорежена, то и дело какой-нибудь корабль падал на землю, словно насекомое, сбитое хлопушкой. Несколько человек обстреливали кружащие над их головами стирающие память капсулы.
— Наши! — шепнул кто-то.
— Довольно! За дело! Осмотреть территорию! Доложить!
Разойтись они не успели. Пространство между ними вскипело. Воздух задрожал, в нем начали сгущаться едва различимые формы. Какие-то спирали, круги, аморфные глыбы. Даниель заметил это прежде, чем датчики переключились на рентгеновские частоты. Только теперь он четко увидел, как в пространстве перед ним возникает постепенно расширяющаяся щель.
— Шлюз! — крикнул Хозасков. — Они укрылись под землей! За мной!
Некогда было раздумывать, стоило ли это делать и чем все может кончиться. Даниель почувствовал, что перед ним открылась возможность пробиться к самому сердцу форта Чужаков, добраться до запертых там людей, а может быть, и до Риттера. Он прыгнул, синхронизируя зрение с рентгеновским пеленгатором. Рухнул прямо в разрыв пространства, а в мозгу пронеслась мысль, что это, вероятно, вход в подземную базу.
На долю секунды его охватила тьма, потом в глаза ударила ярь тысяч звезд. На пределе видимости появился окруженный кольцами диск газового гиганта. Возникли две фосфоресцирующее зеленые точки, двигающиеся прямо на него, потом все закружилось, смешалось. Из хаоса выделилось несколько удивительных силуэтов — людей с неестественно удлиненными правыми руками, странно искаженными лицами, ненормально увеличенными глазами.
Неужели это коргарды или очередные жертвы их экспериментов?
Силуэты исчезли, а картина начала убыстрять вращение. Танатор все глубже погружался в этот клубок форм и красок, все вокруг разрывалось и расплывалось. Он начал метаться. Чувствовал, как лицо и руки охватывает какое-то липкое, клейкое вещество. Кожа натягивалась, выдавливаемая изнутри чем-то двигающимся в глубине организма. Неожиданно ему почудилось, что вместо рук у него возникли две ластообразные конечности, зубы срастаются в единую плотную костную ткань, а из ушей и носа течет белая слизь.
Он понял, что если немедленно чего-то не сделает, то утратит шанс на спасение. Собрав остатки сил, он попытался взять на себя контроль над боевым сопроцессором. Ему удалось запустить силовые сопла скафандра. Даниеля рвануло, потянуло назад. Он начал терять сознание. Однако остатками угасающего разума отметил, что над ним снова загорелся солнечный свет, а тело вновь обрело человеческие формы.
Мгновение спустя перенасыщенная смесь искусственных гормонов, высвобождающихся во время акции, пробила защитные барьеры организма, парализовала нервную систему, вызвала молниеносное развитие тромбов, пронзила навылет почки и искусственный фильтр. Сердце Даниеля остановилось.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Самолет со знаками Департамента Общественной Безопасности вызвал на аэродроме в Переландре немалую сенсацию. В таком небольшом городке редко случается принимать людей, работающих непосредственно на Совет Электоров. Тем более что после событий последних недель политика стала главной темой разговоров гладиан.
Из самолета вышли двое мужчин. Оба хорошо сложены, в их движениях чувствовалась энергия и самоуверенность. Это был тот тип самоуверенности, который позволяет мгновенно подчинить себе собеседника и если даже не убедить, то по крайней мере принудить вежливо кивать. Один из мужчин был лыс, а его череп покрывали вытатуированные названия мультонских планет, а также лежавших на ней поселений. В некоторых отделениях Департамента существовал обычай фиксировать на черепах все места службы. У второго чиновника в соответствии с модой нескольких последних лет были увеличены глаза. Им придали форму почти идеальных кругов, что делало мужчину похожим на филина. Оба были в гражданском, а цвет и форма сережек в ушах говорили о том, что в офицерах они ходят недавно. Багажа при них не было, если не считать небольших компьютерных пластинок, болтающихся на шеях словно оригинальное колье.
Когда они вышли за ворота аэродрома, «филин» активировал свою пластинку. На экране вырисовался план Переландры и мигающая стрелка, указывающая направление. Обменявшись несколькими не очень элегантными замечаниями относительно «жуткой дыры», в которую им досталось приехать, мужчины направились к дому Даниеля Бондари.
На дорогу ушло почти четверть часа. Калитка была открыта, поэтому они спокойно вошли в сад. Стучать в дверь не пришлось, так как их тут же встретил невысокий мужчина в военной форме.
— Добрый день.
— Это дом Даниеля Бондари, судьи-танатора? — спросил «филин», явно удивленный тем, что видит солдата.
— Да.
— Кто вы и что здесь делаете?
— Мне кажется, для начала вам следует подтвердить свою личность.
— Малькольм Браневич из Департамента Общественной Безопасности, протянул руку «филин». На его предплечье виднелся прямоугольный имплантат компа. Из экрана взвилось в воздух небольшое голографическое изображение в виде двух скрещенных мечей — знак Департамента.
— Гидронян, — сказал второй мужчина. — По какому праву вы находитесь на территории владения Даниеля Бондари? Доступ в это место Департаментом ограничен.
— Капитан Карлсон, Северный округ танаторов. Я веду хозяйство Даниеля Бондари.
— Проверим. — Пальцы Гидроняна пробежали по пластинке, включая нужную программу. — Карлсон, Северный округ. Прошу подтвердить тождественность и права доступа в объект в Переландре.
— Может быть, войдете? — предложил Карлсон.
— Сначала дождемся подтверждения ваших слов. — Браневич усмехнулся. Самым удивительным в его лице было то, как он моргает. Увеличенные искусственные веки, словно кожистые пленки, медленно прикрывали глаза, оставляя только узкую горизонтальную щелочку. Тогда лицо Браневича становилось похожим на театральную маску.
— Что-то долго нет ответа. — Карлсон покачал головой. — Похоже, у вас в Центре тоже неразбериха? После всего случившегося…
— Капитан Карлсон, — в этой парочке Гидронян играл роль злого полицейского, — Департамент не меняет порядка работы после смены политических властей.
— Даже если к власти приходит, — Карлсон понизил голос, — Доминия?
— Капитан Карлсон. — Гидронян, наоборот, голос повысил. — Такого рода комментарии я считаю недопустимыми. Вынужден буду отметить в докладе.
— Отмечай, отмечай… — Карлсон хотел добавить что-то еще, но Браневич положил ему руку на плечо.
— Прекрати, человек! Мы выполняем обычную процедуру. Ты не любишь нас за то, что мы придерживаемся инструкции?
— Я не люблю вас потому, что вы стоите на стороне той… швали!
— А ты служишь в армии этой швали! — возвысил голос Браневич. Политика. Понимаешь: политика! Люди перекинули свои голоса. Совет Электоров изменился. Вот и все. Все остальное как было, так и осталось.
— Раньше Доминия не держала своих гарнизонов на Гладиусе.
— Насколько мне известно, их нет и поныне.
— Просто их трудно создать за три недели. Но ведь доминиан уже пригласили протянуть нам «руку братской помощи»…
— Довольно! — Гидронян легонько шлепнул по своей пластинке. — Ты имеешь право здесь жить. Это все. На время инспектирования останешься вне дома.
— Почему?
— Потому что я так приказываю, капитан.
— На каком основании?!
— Вот на этом! — Гидронян снова протянул руку. На этот раз почти на метр высоты развернулось изображение двух мужчин. — Это мое право, солдат! Если тебе не известно, спроси у своего начальства.
Карлсон не ответил. Сотрудники Департамента при исполнении служебных обязанностей пользовались правами властей над всеми жителями Гладиуса.
— Итак, капитан, — продолжал Гидронян, — мы войдем в дом, а ты культурненько останешься в садике… Дождя быть не должно.
Сотрудники Департамента вошли в дом. Тщательно осмотрели прихожую, зашли на кухню, затем — в большую комнату, в которой лежал Даниель.
В центре комнаты стоял солидный параллелепипед «инкубатора» с прозрачными стенками, заполненный густой жидкостью. Из параллелепипеда бежали кабели, связывающие его со стоящими рядом серверами. Именно они поставляли в биогель все необходимые компоненты питания и импульсы раздражителей. Несколько приборов размещалось на дне «инкубатора». Над ними плавало тело Даниеля Бондари.
Одна из стенок параллелепипеда выполняла функцию монитора, на котором демонстрировалась информация о состоянии покоящегося внутри «инкубатора» организма. Все показатели Даниеля были в норме. Разумеется, в норме для человека, который умер и которого вот уже четыре недели пытаются вернуть к жизни.
Гидронян подошел к монитору, набрал программу: «Осмотр тела Даниеля с сечениями».
— Недурно, ничего не скажешь, — свистнул он немного погодя. — Парень действительно почти совсем окочурился. Глянь, рекультивация органов, смена кожи, присадка соединительных тканей…
— Все это есть в рапорте, — буркнул Браневич, — ты что, не смотрел?
— В рапорте, в рапорте! — вспылил Гидронян. — Одно дело рапорт, другое — увидеть собственными глазами объект, у которого отросла рука. Интересно, хотя бы… хрен у него будет собственный? Сейчас проверю…
— Прекрати, черт побери, — занервничал Браневич. — Подключимся, прослушаем и домой.
— Ты когда-нибудь участвовал в армейских операциях? — Гидронян, казалось, не слышал. — Этаких настоящих, чтобы жали как следует? Или только лазишь и прослушиваешь?
— Иногда вызываю к себе. — Браневич подключил свою пластинку к чиповому гнезду стенки инкубатора. — А ты?
— Я? Человече! Я — чиновник.
— Ну так радуйтесь. Чиновники нужны всем. И Гладиусу, и Доминии, и, дам голову на отсечение, коргардам. Ну ладно, подсоединяйся!
Гидронян ещё некоторое время смотрел на тело Даниеля, потом вынул из кармашка тонкий проводок. Один конец сунул себе в чип на запястье, другой соединил с инкубатором.
— Дай стул и принеси стакашек чего-нибудь напиться, — бросил он. — Если это протянется больше трех минут, лей мне воду в глотку, если больше пятнадцати — отключай.
— Знаю, знаю, ты долбишь это уже в сотый раз. Помню, у меня нормальная память, незачем постоянно напоминать.
— Приходится. Ты когда-нибудь видел человека, обезвоженного во время сопряжения? Я — да. Паралич половины тела. Кажется, излечимый. Правда, после десяти лет восстановления. А видел человека после двадцати минут сопряжения? Я тоже нет. Все, кто пробовал, сыграли в ящик!
Гидронян набрал код. На дисплее инкубатора появилось сообщение, подтверждающее начало сопряжения. За долю секунды тело чиновника напряглось, кожистые веки свернулись валиками, открыв огромные круглые глаза. Зрачки сузились чуть не до размеров точки. Гидронян вошел в фазу прямой связи с разумом находящегося в инкубаторе Даниеля, возвращаемого к жизни.
— Знаешь, что во всем этом меня поражает больше всего? — буркнул Браневич, глядя на впавшего в кому коллегу. — Что этот треп ты тоже повторяешь каждый раз!
Разум Даниеля находился между явью и сном, а тело — между жизнью и смертью. Временами в этот сон проникал кто-нибудь посторонний — врач, психокибернетик, Паццалет, Карлсон. Происходило это всегда одинаково. Сначала исчезали изображения. В первые дни реконструкции и реконвалесценции одурманенный наркотиками мозг непрерывно выдавал картины, в которых фантазия перемешивалась с реальными впечатлениями. Среди героев видений встречались как знакомые люди, так и действующие герои из самых популярных виртуалов. Позже, когда ум Даниеля пришел в норму, ему перестали давать галлюциногенные наркотики, зато позволили включить виртуальные имитации. Однако если кто-то подключался к контактному чипу инкубатора, раздражители оказывались столь сильными, что заглушали виртуальные проекции, оттесняя наркотические видения. Так было три недели назад, ещё в клинике, когда в контакт с Даниелем впервые вступил врач.
«Ты в больнице. Мы вывели тебя из состояния смерти. Реабилитация проходит успешно. Потери, понесенные организмом, поддаются регенерации. Ты полностью восстановишь свое физическое состояние». — Голос всегда звучал где-то рядом. Своего тела Даниель не ощущал. Ему казалось, что он висит в безграничном пространстве, медленно покачиваясь на волнах, проходящих по его телу. Голос врача ещё больше усиливал движение этого психического эфира.
«Тебе встроены чипы органов чувств, — продолжал врач. — Благодаря им ты меня слышишь. Если хочешь что-то передать, шевели губами так, словно ты это произносишь».
«Знаю. Меня уже не раз так лечили, — выполнил указание Даниель, не чувствуя ни губ, ни языка, ни гортани. Его голос гудел так же, как слова врача. — Нельзя ли немного понизить уровень усиления?»
«Снижаю… Раз, два, три… Теперь хорошо?»
«Лучше. Как мои дела?»
«Как я сказал, в порядке. У тебя были очень серьезные повреждения. Инфаркт, тромбы в мозге. Полностью отказали почки. Ожоги третьей степени на шестидесяти процентах кожи. Пропало также больше половины твоего хардвара. Да, тебе оторвало руку и кусок ноги».
«Так из чего же я теперь состою?»
«Ты дозреваешь. Мы выращиваем ткани и органы».
«На это уйдет много времени?»
«Не торопись. Хороший „оживец“ — вроде вина, чем дольше вызревает, тем лучше становится».
«Надеюсь, на собственные ноги? Становится-то?»
«Не исключено, Бондари, что и на собственные. Но скорее всего придется начать с коляски и внешнего скелета. Из инкубатора ты выйдешь недель через пять, потом ещё столько же уйдет на окончательное выздоровление. К работе сможешь вернуться через квартал. Если, конечно, снова захочешь вляпаться в то же дерьмо…»
«Что случилось? Как прошла операция? Мы до них добрались?»
«На эти вопросы я тебе ответить не могу. Завтра поговоришь со своим начальником. Я отключаюсь и подключаю к тебе имитаторы. Веселись, Бондари».
Голос умолк, а минутой позже Даниель почувствовал резкий прилив энергии. Неожиданно в его мозгу возникли цветные изображения, а вдалеке послышалась тихая музыка, изображения начали двигаться, потом превращаться в целые сцены. Даниель Бондари начал очередной наркотический полет.
Впоследствии было ещё много подобных бесед, которые вскоре начали дополняться виртуальными проекциями, набором сведений и записями, зарегистрированными во время акции. Спустя две недели тело перенесли из больничного инкубатора в меньший сосуд, который установили у него дома в Переландре. Туда приехал Карлсон, получивший личный приказ полковника Паццалета: присматривать за Даниелем, одновременно неофициально охраняя его. Потому что за время, пока Бондари лежал без сознания, на планете Гладиус произошли серьезные изменения, битва с коргардами проходила отвратительно. Правда, подразделению, в котором служил Даниель, удалось преодолеть заслоны врага, но в результате военных действий территория форта была искромсана полностью. Не уцелело ни одного строения, в пепелище не удалось найти входы в какие-либо подземные убежища. Единственным «положительным» результатом было то, что сбили две коргардские машины, из которых одну удалось захватить. В то же время штурмовые отряды потеряли по восемьдесят процентов личного состава — прекрасно обученных, опытных бойцов. Большинство тех, кто выжил, оказались не в лучшем, чем Даниель, состоянии. Находившаяся на некотором удалении от крепости логическая группа, в состав которой входили Паццалет и Карлсон, не пострадала. В остальных фортах дела обстояли не лучше. Даниель не знал, какие из них подвергались реальному нападению, а какие — в ходе отвлекающих маневров. Важно, что нигде больше не удалось преодолеть защищающие базы барьеры. В боях полегли общим счетом около полутора тысяч человек. Для гладианских условий — гекатомба. Но этим числом не ограничивались потери. Бой длился тридцать четыре секунды. В двух местах коргарды уничтожили защитные чаши, раскинутые над фортами, и тучи радиоактивных загрязнений, волны торнадо и землетрясения прошли почти через весь континент. В нескольких других точках коргардские боевые машины не ограничивались уничтожением нападавших, а направились в глубь страны. К счастью, они обходили стороной крупные города, однако много отдельно стоящих домов и три небольших поселка были сметены с поверхности планеты.
Военное поражение вызвало политические последствия. Множество обладающих правом голоса граждан Гладиуса сменили свои электорские пристрастия. За одну ночь состав Совета Электоров радикально изменился. «Покорные» получили абсолютный перевес над партией «несгибаемых». Это не было обычным колебанием настроений. В течение нескольких дней до граждан доходили все новые и новые сведения о смерти солдат и гражданских лиц, о загрязнении среды, разрушении домов и целых селений. В конце концов воцарилась уверенность в бессилии собственной армии. Такая оценка была ловко подхвачена СМИ, традиционно благорасположенными к «покорным». Мимо общественного внимания каким-то образом прошел тот факт, что гладианской армии все же удалось уничтожить один из фортов и что теперь уже существуют оружие и технология, благодаря которым можно сопротивляться коргардам. Но… помнили только о жертвах.
«Война, Даниель, жестокое ремесло, — сказал полковник Паццалет, когда вошел в сопряжение с коммуникационным чипом инкубатора. — Но бывает, что только готовность одобрить такую жестокость позволяет нам уберечься от преступления стократ более жестокого».
«В Академии такие обтекаемые цитатки обычно вставляли в рамки и развешивали по коридорам, — ответил Даниель. — Мы считали, что нам их вдалбливали в подсознание во время имитаций».
«Да, Даниель, поскольку мудрость этих, как ты говоришь, „цитаток“ могут оценить только такие старики, как я».
Наконец полковник задал Даниелю вопрос, который тот понял не сразу:
«Знаешь ли ты, где был?»
«Когда?»
«Ну тогда, на территории форта?»
«Нет, хотя думаю, что перед нами раскрылась какая-то петля их защитного поля. Или что-то в этом роде. Достаточно взглянуть на мои культи… Они отрезаны ровно, как по линейке. Это могло быть силовое поле! Впрочем, возможно, у коргардов есть прекрасные спецы, подстригающие газоны».
«Знаешь, Совет приостановил все боевые операции против коргардов. На неопределенный срок».
«Это значит, — пытался пошутить Даниель, — что какое-то время нашим задницам ничего не будет угрожать».
«Нашим — да, — спокойно ответил Паццалет. — Но я послал туда своего человека и поклялся себе сделать все возможное, чтобы его оттуда вытащить».
«Я ему тоже обещал».
«Начнем с обеспечения безопасности тебе. Твоя легенда готова. После того как её активизируют, она станет частью твоей памяти».
«Даниель Бондари, судья-танатор, в лечебном отпуске. Контакт подтверждаю».
«Мы уполномочены задать тебе несколько вопросов относительно операции шестнадцатого июня. Переслать тебе коды доступности?»
«Не надо. Я знаю, кто ты».
«Опиши прохождение акции».
«Я делал это уже несколько раз во время допросов в больнице».
«Это не имеет значения, опиши прохождение акции».
«Подробно?»
«Да».
«Мы заняли намеченные позиции. У каждого был свой защитный кокон и автоматный ход. Мы должны были ждать там до момента начала атаки воздушными силами».
«Что входило в твое задание?»
«Поскольку я был завербован в штурмовое подразделение из танаторских формирований, в мою задачу входила стрельба. Я должен был стрелять в коргардов и охранять группы, выполняющие другие задачи».
«Какие задачи?»
«Не знаю. Операция была совершенно секретной».
«У тебя есть какие-либо предположения?»
«Я не должен был ничего предполагать. Я должен был стрелять».
«Ты наверняка что-то воображал, что-то додумывал. Прошу ответить».
«Думаю, в нашу задачу входило ввести в форт ученых и информатиков, кажется, в группе были и врачи. Не знаю зачем. В таких боях раненых не бывает. Либо живешь, либо гниешь».
«Не понял».
«Поговорка моего начальника ещё по Департаменту Права. Ты когда-нибудь дрался?»
«Это не относится к делу. Как проходил штурм?»
«Когда наши машины отбомбились, нам дали приказ наступать. Тогда удалось нейтрализовать их защитное поле. Появился проход, через который я проник на территорию форта».
«Что ты там видел?»
«Ничего. Я погиб прежде, чем добрался до запора. Мое тело нашли уже после боя».
«Ты можешь повторить ответ на вопрос: что ты видел внутри форта?»
«Повторяю: ничего. Я дал дуба по дороге».
«Почему ты решил перейти из Департамента Права на службу в регулярную линейную часть?»
«Было такое предложение. Оно показалось мне интересным. Если проверите мои личные данные — а я не сомневаюсь, что вы это уже сделали, — то узнаете, что мой контракт кончался. Танаторы уходят через семь лет службы. Солдаты — через двенадцать. Я ещё хотел бороться с коргардами».
«Какими побуждениями ты руководствовался?»
«Я люблю стрелять, господин Браневич. Я просто люблю стрелять».
«В кого? По чьему приказу?»
«Во врага. По приказу того, кто укажет мне врага».
«Ты не думал поработать в Департаменте Общественной Безопасности?»
«Это допрос или предложение сотрудничать?»
«Быть может, и то, и другое. Как ты оцениваешь успех осуществленной вами операции?»
«У меня не очень обильная информация, как вы, вероятно, заметили, я несколько изолирован от внешнего мира, ну а две недели вообще не жил. Думаю, это была удачная операция».
«Удачная? Потери составили больше полутора тысяч человек».
«Мы уничтожили их форт. Значит, мы в состоянии их изгнать».
«Одновременно превратив в руины половину континента. Тебе не безразлично, кто разрушит твой дом, коргарды или мы сами?»
«Я думаю, господин Эванс, что мы ведем войну. Я подписал профессиональный контракт. Я — солдат. Я зарабатываю много денег и получил дополнительное количество электорских пунктов. Убивать и риск быть убитым — часть моей работы».
«Теперь несколько контрольных вопросов. Имя отца…»
«Дирк».
«Гражданство?»
«Гладианское».
«Дважды три?»
«Шесть, если мне память не изменяет».
«Без комментариев, мы проверяем наши записи. Количество убитых тобой людей?»
«Людей в соответствии с каким определением? Я стрелял в киборгов и мутированных клонов».
«Определение человеческой расы по солярному кодексу?»
«Тридцать восемь».
«С учетом генетических вариантов?»
«Сорок девять».
«С учетом технологических вариантов?»
«Шестьдесят два».
«Это все, благодарю за беседу».
Гидронян постепенно выплывал из летаргии. Браневич сидел рядом, держа в руке пустую кружку из-под воды. Стоящий перед ним монитор демонстрировал ряды цифр, вычерчивал кривые и фигуры.
— Здесь все. — Браневич ткнул в прибор пальцем. — К счастью, у нас записан сравнительный материал, все сверим в лаборатории. Конечно, масса помех, затуханий сигнала. Чертовы непосредственные сопряжения прямо-таки сводят с ума. Копаться в мозгу этого типа — все равно что раскапывать превращенное в развалины здание. Ведь Бондари две недели был мертв. Однако, похоже, он сказал нам правду.
— Как и все остальные, — буркнул Гидронян, убирая в сумку прибор и кабели.
Из самолета вышли двое мужчин. Оба хорошо сложены, в их движениях чувствовалась энергия и самоуверенность. Это был тот тип самоуверенности, который позволяет мгновенно подчинить себе собеседника и если даже не убедить, то по крайней мере принудить вежливо кивать. Один из мужчин был лыс, а его череп покрывали вытатуированные названия мультонских планет, а также лежавших на ней поселений. В некоторых отделениях Департамента существовал обычай фиксировать на черепах все места службы. У второго чиновника в соответствии с модой нескольких последних лет были увеличены глаза. Им придали форму почти идеальных кругов, что делало мужчину похожим на филина. Оба были в гражданском, а цвет и форма сережек в ушах говорили о том, что в офицерах они ходят недавно. Багажа при них не было, если не считать небольших компьютерных пластинок, болтающихся на шеях словно оригинальное колье.
Когда они вышли за ворота аэродрома, «филин» активировал свою пластинку. На экране вырисовался план Переландры и мигающая стрелка, указывающая направление. Обменявшись несколькими не очень элегантными замечаниями относительно «жуткой дыры», в которую им досталось приехать, мужчины направились к дому Даниеля Бондари.
На дорогу ушло почти четверть часа. Калитка была открыта, поэтому они спокойно вошли в сад. Стучать в дверь не пришлось, так как их тут же встретил невысокий мужчина в военной форме.
— Добрый день.
— Это дом Даниеля Бондари, судьи-танатора? — спросил «филин», явно удивленный тем, что видит солдата.
— Да.
— Кто вы и что здесь делаете?
— Мне кажется, для начала вам следует подтвердить свою личность.
— Малькольм Браневич из Департамента Общественной Безопасности, протянул руку «филин». На его предплечье виднелся прямоугольный имплантат компа. Из экрана взвилось в воздух небольшое голографическое изображение в виде двух скрещенных мечей — знак Департамента.
— Гидронян, — сказал второй мужчина. — По какому праву вы находитесь на территории владения Даниеля Бондари? Доступ в это место Департаментом ограничен.
— Капитан Карлсон, Северный округ танаторов. Я веду хозяйство Даниеля Бондари.
— Проверим. — Пальцы Гидроняна пробежали по пластинке, включая нужную программу. — Карлсон, Северный округ. Прошу подтвердить тождественность и права доступа в объект в Переландре.
— Может быть, войдете? — предложил Карлсон.
— Сначала дождемся подтверждения ваших слов. — Браневич усмехнулся. Самым удивительным в его лице было то, как он моргает. Увеличенные искусственные веки, словно кожистые пленки, медленно прикрывали глаза, оставляя только узкую горизонтальную щелочку. Тогда лицо Браневича становилось похожим на театральную маску.
— Что-то долго нет ответа. — Карлсон покачал головой. — Похоже, у вас в Центре тоже неразбериха? После всего случившегося…
— Капитан Карлсон, — в этой парочке Гидронян играл роль злого полицейского, — Департамент не меняет порядка работы после смены политических властей.
— Даже если к власти приходит, — Карлсон понизил голос, — Доминия?
— Капитан Карлсон. — Гидронян, наоборот, голос повысил. — Такого рода комментарии я считаю недопустимыми. Вынужден буду отметить в докладе.
— Отмечай, отмечай… — Карлсон хотел добавить что-то еще, но Браневич положил ему руку на плечо.
— Прекрати, человек! Мы выполняем обычную процедуру. Ты не любишь нас за то, что мы придерживаемся инструкции?
— Я не люблю вас потому, что вы стоите на стороне той… швали!
— А ты служишь в армии этой швали! — возвысил голос Браневич. Политика. Понимаешь: политика! Люди перекинули свои голоса. Совет Электоров изменился. Вот и все. Все остальное как было, так и осталось.
— Раньше Доминия не держала своих гарнизонов на Гладиусе.
— Насколько мне известно, их нет и поныне.
— Просто их трудно создать за три недели. Но ведь доминиан уже пригласили протянуть нам «руку братской помощи»…
— Довольно! — Гидронян легонько шлепнул по своей пластинке. — Ты имеешь право здесь жить. Это все. На время инспектирования останешься вне дома.
— Почему?
— Потому что я так приказываю, капитан.
— На каком основании?!
— Вот на этом! — Гидронян снова протянул руку. На этот раз почти на метр высоты развернулось изображение двух мужчин. — Это мое право, солдат! Если тебе не известно, спроси у своего начальства.
Карлсон не ответил. Сотрудники Департамента при исполнении служебных обязанностей пользовались правами властей над всеми жителями Гладиуса.
— Итак, капитан, — продолжал Гидронян, — мы войдем в дом, а ты культурненько останешься в садике… Дождя быть не должно.
Сотрудники Департамента вошли в дом. Тщательно осмотрели прихожую, зашли на кухню, затем — в большую комнату, в которой лежал Даниель.
В центре комнаты стоял солидный параллелепипед «инкубатора» с прозрачными стенками, заполненный густой жидкостью. Из параллелепипеда бежали кабели, связывающие его со стоящими рядом серверами. Именно они поставляли в биогель все необходимые компоненты питания и импульсы раздражителей. Несколько приборов размещалось на дне «инкубатора». Над ними плавало тело Даниеля Бондари.
Одна из стенок параллелепипеда выполняла функцию монитора, на котором демонстрировалась информация о состоянии покоящегося внутри «инкубатора» организма. Все показатели Даниеля были в норме. Разумеется, в норме для человека, который умер и которого вот уже четыре недели пытаются вернуть к жизни.
Гидронян подошел к монитору, набрал программу: «Осмотр тела Даниеля с сечениями».
— Недурно, ничего не скажешь, — свистнул он немного погодя. — Парень действительно почти совсем окочурился. Глянь, рекультивация органов, смена кожи, присадка соединительных тканей…
— Все это есть в рапорте, — буркнул Браневич, — ты что, не смотрел?
— В рапорте, в рапорте! — вспылил Гидронян. — Одно дело рапорт, другое — увидеть собственными глазами объект, у которого отросла рука. Интересно, хотя бы… хрен у него будет собственный? Сейчас проверю…
— Прекрати, черт побери, — занервничал Браневич. — Подключимся, прослушаем и домой.
— Ты когда-нибудь участвовал в армейских операциях? — Гидронян, казалось, не слышал. — Этаких настоящих, чтобы жали как следует? Или только лазишь и прослушиваешь?
— Иногда вызываю к себе. — Браневич подключил свою пластинку к чиповому гнезду стенки инкубатора. — А ты?
— Я? Человече! Я — чиновник.
— Ну так радуйтесь. Чиновники нужны всем. И Гладиусу, и Доминии, и, дам голову на отсечение, коргардам. Ну ладно, подсоединяйся!
Гидронян ещё некоторое время смотрел на тело Даниеля, потом вынул из кармашка тонкий проводок. Один конец сунул себе в чип на запястье, другой соединил с инкубатором.
— Дай стул и принеси стакашек чего-нибудь напиться, — бросил он. — Если это протянется больше трех минут, лей мне воду в глотку, если больше пятнадцати — отключай.
— Знаю, знаю, ты долбишь это уже в сотый раз. Помню, у меня нормальная память, незачем постоянно напоминать.
— Приходится. Ты когда-нибудь видел человека, обезвоженного во время сопряжения? Я — да. Паралич половины тела. Кажется, излечимый. Правда, после десяти лет восстановления. А видел человека после двадцати минут сопряжения? Я тоже нет. Все, кто пробовал, сыграли в ящик!
Гидронян набрал код. На дисплее инкубатора появилось сообщение, подтверждающее начало сопряжения. За долю секунды тело чиновника напряглось, кожистые веки свернулись валиками, открыв огромные круглые глаза. Зрачки сузились чуть не до размеров точки. Гидронян вошел в фазу прямой связи с разумом находящегося в инкубаторе Даниеля, возвращаемого к жизни.
— Знаешь, что во всем этом меня поражает больше всего? — буркнул Браневич, глядя на впавшего в кому коллегу. — Что этот треп ты тоже повторяешь каждый раз!
Разум Даниеля находился между явью и сном, а тело — между жизнью и смертью. Временами в этот сон проникал кто-нибудь посторонний — врач, психокибернетик, Паццалет, Карлсон. Происходило это всегда одинаково. Сначала исчезали изображения. В первые дни реконструкции и реконвалесценции одурманенный наркотиками мозг непрерывно выдавал картины, в которых фантазия перемешивалась с реальными впечатлениями. Среди героев видений встречались как знакомые люди, так и действующие герои из самых популярных виртуалов. Позже, когда ум Даниеля пришел в норму, ему перестали давать галлюциногенные наркотики, зато позволили включить виртуальные имитации. Однако если кто-то подключался к контактному чипу инкубатора, раздражители оказывались столь сильными, что заглушали виртуальные проекции, оттесняя наркотические видения. Так было три недели назад, ещё в клинике, когда в контакт с Даниелем впервые вступил врач.
«Ты в больнице. Мы вывели тебя из состояния смерти. Реабилитация проходит успешно. Потери, понесенные организмом, поддаются регенерации. Ты полностью восстановишь свое физическое состояние». — Голос всегда звучал где-то рядом. Своего тела Даниель не ощущал. Ему казалось, что он висит в безграничном пространстве, медленно покачиваясь на волнах, проходящих по его телу. Голос врача ещё больше усиливал движение этого психического эфира.
«Тебе встроены чипы органов чувств, — продолжал врач. — Благодаря им ты меня слышишь. Если хочешь что-то передать, шевели губами так, словно ты это произносишь».
«Знаю. Меня уже не раз так лечили, — выполнил указание Даниель, не чувствуя ни губ, ни языка, ни гортани. Его голос гудел так же, как слова врача. — Нельзя ли немного понизить уровень усиления?»
«Снижаю… Раз, два, три… Теперь хорошо?»
«Лучше. Как мои дела?»
«Как я сказал, в порядке. У тебя были очень серьезные повреждения. Инфаркт, тромбы в мозге. Полностью отказали почки. Ожоги третьей степени на шестидесяти процентах кожи. Пропало также больше половины твоего хардвара. Да, тебе оторвало руку и кусок ноги».
«Так из чего же я теперь состою?»
«Ты дозреваешь. Мы выращиваем ткани и органы».
«На это уйдет много времени?»
«Не торопись. Хороший „оживец“ — вроде вина, чем дольше вызревает, тем лучше становится».
«Надеюсь, на собственные ноги? Становится-то?»
«Не исключено, Бондари, что и на собственные. Но скорее всего придется начать с коляски и внешнего скелета. Из инкубатора ты выйдешь недель через пять, потом ещё столько же уйдет на окончательное выздоровление. К работе сможешь вернуться через квартал. Если, конечно, снова захочешь вляпаться в то же дерьмо…»
«Что случилось? Как прошла операция? Мы до них добрались?»
«На эти вопросы я тебе ответить не могу. Завтра поговоришь со своим начальником. Я отключаюсь и подключаю к тебе имитаторы. Веселись, Бондари».
Голос умолк, а минутой позже Даниель почувствовал резкий прилив энергии. Неожиданно в его мозгу возникли цветные изображения, а вдалеке послышалась тихая музыка, изображения начали двигаться, потом превращаться в целые сцены. Даниель Бондари начал очередной наркотический полет.
Впоследствии было ещё много подобных бесед, которые вскоре начали дополняться виртуальными проекциями, набором сведений и записями, зарегистрированными во время акции. Спустя две недели тело перенесли из больничного инкубатора в меньший сосуд, который установили у него дома в Переландре. Туда приехал Карлсон, получивший личный приказ полковника Паццалета: присматривать за Даниелем, одновременно неофициально охраняя его. Потому что за время, пока Бондари лежал без сознания, на планете Гладиус произошли серьезные изменения, битва с коргардами проходила отвратительно. Правда, подразделению, в котором служил Даниель, удалось преодолеть заслоны врага, но в результате военных действий территория форта была искромсана полностью. Не уцелело ни одного строения, в пепелище не удалось найти входы в какие-либо подземные убежища. Единственным «положительным» результатом было то, что сбили две коргардские машины, из которых одну удалось захватить. В то же время штурмовые отряды потеряли по восемьдесят процентов личного состава — прекрасно обученных, опытных бойцов. Большинство тех, кто выжил, оказались не в лучшем, чем Даниель, состоянии. Находившаяся на некотором удалении от крепости логическая группа, в состав которой входили Паццалет и Карлсон, не пострадала. В остальных фортах дела обстояли не лучше. Даниель не знал, какие из них подвергались реальному нападению, а какие — в ходе отвлекающих маневров. Важно, что нигде больше не удалось преодолеть защищающие базы барьеры. В боях полегли общим счетом около полутора тысяч человек. Для гладианских условий — гекатомба. Но этим числом не ограничивались потери. Бой длился тридцать четыре секунды. В двух местах коргарды уничтожили защитные чаши, раскинутые над фортами, и тучи радиоактивных загрязнений, волны торнадо и землетрясения прошли почти через весь континент. В нескольких других точках коргардские боевые машины не ограничивались уничтожением нападавших, а направились в глубь страны. К счастью, они обходили стороной крупные города, однако много отдельно стоящих домов и три небольших поселка были сметены с поверхности планеты.
Военное поражение вызвало политические последствия. Множество обладающих правом голоса граждан Гладиуса сменили свои электорские пристрастия. За одну ночь состав Совета Электоров радикально изменился. «Покорные» получили абсолютный перевес над партией «несгибаемых». Это не было обычным колебанием настроений. В течение нескольких дней до граждан доходили все новые и новые сведения о смерти солдат и гражданских лиц, о загрязнении среды, разрушении домов и целых селений. В конце концов воцарилась уверенность в бессилии собственной армии. Такая оценка была ловко подхвачена СМИ, традиционно благорасположенными к «покорным». Мимо общественного внимания каким-то образом прошел тот факт, что гладианской армии все же удалось уничтожить один из фортов и что теперь уже существуют оружие и технология, благодаря которым можно сопротивляться коргардам. Но… помнили только о жертвах.
«Война, Даниель, жестокое ремесло, — сказал полковник Паццалет, когда вошел в сопряжение с коммуникационным чипом инкубатора. — Но бывает, что только готовность одобрить такую жестокость позволяет нам уберечься от преступления стократ более жестокого».
«В Академии такие обтекаемые цитатки обычно вставляли в рамки и развешивали по коридорам, — ответил Даниель. — Мы считали, что нам их вдалбливали в подсознание во время имитаций».
«Да, Даниель, поскольку мудрость этих, как ты говоришь, „цитаток“ могут оценить только такие старики, как я».
Наконец полковник задал Даниелю вопрос, который тот понял не сразу:
«Знаешь ли ты, где был?»
«Когда?»
«Ну тогда, на территории форта?»
«Нет, хотя думаю, что перед нами раскрылась какая-то петля их защитного поля. Или что-то в этом роде. Достаточно взглянуть на мои культи… Они отрезаны ровно, как по линейке. Это могло быть силовое поле! Впрочем, возможно, у коргардов есть прекрасные спецы, подстригающие газоны».
«Знаешь, Совет приостановил все боевые операции против коргардов. На неопределенный срок».
«Это значит, — пытался пошутить Даниель, — что какое-то время нашим задницам ничего не будет угрожать».
«Нашим — да, — спокойно ответил Паццалет. — Но я послал туда своего человека и поклялся себе сделать все возможное, чтобы его оттуда вытащить».
«Я ему тоже обещал».
«Начнем с обеспечения безопасности тебе. Твоя легенда готова. После того как её активизируют, она станет частью твоей памяти».
* * *
«Департамент Общественной Безопасности, Гидронян Эванс. Прошу подтвердить точность сопряжения».«Даниель Бондари, судья-танатор, в лечебном отпуске. Контакт подтверждаю».
«Мы уполномочены задать тебе несколько вопросов относительно операции шестнадцатого июня. Переслать тебе коды доступности?»
«Не надо. Я знаю, кто ты».
«Опиши прохождение акции».
«Я делал это уже несколько раз во время допросов в больнице».
«Это не имеет значения, опиши прохождение акции».
«Подробно?»
«Да».
«Мы заняли намеченные позиции. У каждого был свой защитный кокон и автоматный ход. Мы должны были ждать там до момента начала атаки воздушными силами».
«Что входило в твое задание?»
«Поскольку я был завербован в штурмовое подразделение из танаторских формирований, в мою задачу входила стрельба. Я должен был стрелять в коргардов и охранять группы, выполняющие другие задачи».
«Какие задачи?»
«Не знаю. Операция была совершенно секретной».
«У тебя есть какие-либо предположения?»
«Я не должен был ничего предполагать. Я должен был стрелять».
«Ты наверняка что-то воображал, что-то додумывал. Прошу ответить».
«Думаю, в нашу задачу входило ввести в форт ученых и информатиков, кажется, в группе были и врачи. Не знаю зачем. В таких боях раненых не бывает. Либо живешь, либо гниешь».
«Не понял».
«Поговорка моего начальника ещё по Департаменту Права. Ты когда-нибудь дрался?»
«Это не относится к делу. Как проходил штурм?»
«Когда наши машины отбомбились, нам дали приказ наступать. Тогда удалось нейтрализовать их защитное поле. Появился проход, через который я проник на территорию форта».
«Что ты там видел?»
«Ничего. Я погиб прежде, чем добрался до запора. Мое тело нашли уже после боя».
«Ты можешь повторить ответ на вопрос: что ты видел внутри форта?»
«Повторяю: ничего. Я дал дуба по дороге».
«Почему ты решил перейти из Департамента Права на службу в регулярную линейную часть?»
«Было такое предложение. Оно показалось мне интересным. Если проверите мои личные данные — а я не сомневаюсь, что вы это уже сделали, — то узнаете, что мой контракт кончался. Танаторы уходят через семь лет службы. Солдаты — через двенадцать. Я ещё хотел бороться с коргардами».
«Какими побуждениями ты руководствовался?»
«Я люблю стрелять, господин Браневич. Я просто люблю стрелять».
«В кого? По чьему приказу?»
«Во врага. По приказу того, кто укажет мне врага».
«Ты не думал поработать в Департаменте Общественной Безопасности?»
«Это допрос или предложение сотрудничать?»
«Быть может, и то, и другое. Как ты оцениваешь успех осуществленной вами операции?»
«У меня не очень обильная информация, как вы, вероятно, заметили, я несколько изолирован от внешнего мира, ну а две недели вообще не жил. Думаю, это была удачная операция».
«Удачная? Потери составили больше полутора тысяч человек».
«Мы уничтожили их форт. Значит, мы в состоянии их изгнать».
«Одновременно превратив в руины половину континента. Тебе не безразлично, кто разрушит твой дом, коргарды или мы сами?»
«Я думаю, господин Эванс, что мы ведем войну. Я подписал профессиональный контракт. Я — солдат. Я зарабатываю много денег и получил дополнительное количество электорских пунктов. Убивать и риск быть убитым — часть моей работы».
«Теперь несколько контрольных вопросов. Имя отца…»
«Дирк».
«Гражданство?»
«Гладианское».
«Дважды три?»
«Шесть, если мне память не изменяет».
«Без комментариев, мы проверяем наши записи. Количество убитых тобой людей?»
«Людей в соответствии с каким определением? Я стрелял в киборгов и мутированных клонов».
«Определение человеческой расы по солярному кодексу?»
«Тридцать восемь».
«С учетом генетических вариантов?»
«Сорок девять».
«С учетом технологических вариантов?»
«Шестьдесят два».
«Это все, благодарю за беседу».
Гидронян постепенно выплывал из летаргии. Браневич сидел рядом, держа в руке пустую кружку из-под воды. Стоящий перед ним монитор демонстрировал ряды цифр, вычерчивал кривые и фигуры.
— Здесь все. — Браневич ткнул в прибор пальцем. — К счастью, у нас записан сравнительный материал, все сверим в лаборатории. Конечно, масса помех, затуханий сигнала. Чертовы непосредственные сопряжения прямо-таки сводят с ума. Копаться в мозгу этого типа — все равно что раскапывать превращенное в развалины здание. Ведь Бондари две недели был мертв. Однако, похоже, он сказал нам правду.
— Как и все остальные, — буркнул Гидронян, убирая в сумку прибор и кабели.
2
На первую прогулку он выехал спустя две недели. Коляска легко катилась по тротуару. Левая рука и нога Даниеля покоились в эллипсоидальных коконах их биоорганического материала. Внутри коконов все ещё продолжалась регенерация тканей. Уже восстановились ощущения. Немного зудела левая рука, и ему казалось, что он, пожалуй, может напрячь мускулы левой икры. Почти полностью прижились присадки кожи, которыми покрыли все ожоги. Он внимательно осмотрел в зеркало свое лицо — ему даже показалось, что оно выглядит немного моложе, чем перед боевой акцией.
— На кой черт я записался в армию, — отвечая на его вопрос, смеялся Карлсон, — а не в танаторы? Разумные осьминоги сожгут мне морду, я попаду в военную клинику и мне не придется тратиться на частных восстановителей!
— На кой черт я записался в армию, — отвечая на его вопрос, смеялся Карлсон, — а не в танаторы? Разумные осьминоги сожгут мне морду, я попаду в военную клинику и мне не придется тратиться на частных восстановителей!