Комм Ульрих. Идти полным ветром

   Вскоре адмиралу доложили, что такелаж приведен в порядок. Карфангер приказал Иоханну Шульте, капитану "Пророка Даниила", идти к каравану, чтобы застраховаться от любых сюрпризов. На "Дельфина" и "Малыша Иоханна" были посланы по десять стрелков с "Леопольда Первого": Карфангер собирался бросить эти три корабля против пиратов.
   В первых рядах абордажной команды, столпившейся у фальшборта, стоял, положив руку на эфес шпаги, Венцель фон Стурза. Ему не терпелось поскорее сразиться с пиратами врукопашную. Все три гамбургских корабля уже подошли к галиону на расстояние мушкетного выстрела, и град пуль с трех сторон обрушился на палубу испанского корабля, заставив пиратов спешно попрятаться. Они беспорядочно стреляли по гамбуржцам из пистолетов и мушкетов из окон ахтер-кастеля и из некоторых орудийных портов; тем временем "Леопольд Первый" сошелся с галионом борт о борт.
   Первым на палубе испанца оказался Венцель фон Стурза, который сразу же ринулся, размахивая своей огромной шпагой, в самую гущу алжирцев. В воздухе засверкали лезвия кривых турецких ятаганов. Все новые и новые солдаты с гамбургского фрегата перелезали через фальшборт галиона, тесня пиратов. Вскоре их осталось не больше дюжины; увидев, что гибель неминуема, алжирцы побросали оружие и сдались в плен.
   "Леопольд" направился ко второму галиону. Снова гамбуржцы обрушили на палубу захваченного морскими разбойниками судна град свинца и взяли его на абордаж. Отчаянно отбивавшиеся пираты разделились: часть из них отступила на бак, другая - на ют, к самому ахтер-кастелю, на возвышении которого стоял их вожак и подбадривал своих людей громкими криками, не переставая яростно отбиваться от наседавших солдат, словно разъяренный берсеркер.
   Стоявший на полуюте "Дельфина" Ян Янсен внимательно следил за бесплодными попытками гамбуржцев, возглавляемых Венцелем фон Стурзой, взять приступом ахтер-кастель галиона и одолеть неистового рейса.
   - Вот сатанинское отродье, черт бы его взял! - ругался Янсен. - Если бы фон Стурза не находился так близко от него, я бы...
   - Позвольте, капитан? - обратился к нему один из стрелков-мушкетеров. - Я сшибу его с ахтер-кастеля, как ворону с сука.
   - Э, нет, - остановил его Янсен, - эдак ты ещё кого-нибудь из наших зацепишь.
   - Как бы не так! - живо возразил стрелок. - Пули из моего мушкета летят туда, куда я их посылаю.
   - Вот как! Тогда влепи ему пулю прямо в лоб, - приказал Янсен.
   Стрелок изготовился, навел мушкет и стал ждать, когда пиратский капитан повернется к нему лицом. Вот он наконец повернулся, палец стрелка нажал на спусковой крючок - и в этот момент Ян Янсен неожиданно ударил снизу по стволу мушкета. Грохнул выстрел - и пуля улетела в облака.
   - Парень! - крикнул он озадаченному стрелку. - Этот - слишком редкая птица, он мне нужен живым!
   В пиратском капитане Ян Янсен узнал своего давнего "знакомого" - рейса Юсуфа ибн Морада.
   - Тогда я выбью у него из руки саблю? - предложил стрелок.
   - Давай, попробуй. Получишь два золотых гульдена, если...
   Выстрел оборвал его на полуслове - и тут же раздался вопль пиратского капитана. Он выронил саблю из раненой руки и едва не скатился по крутому трапу вниз - Венцель фон Стурза с трудом успел его подхватить. Но даже в тисках железных объятий богемца алжирец не переставал отбиваться, извиваясь всем телом, словно пантера. Венцель фон Стурза приволок его на квартердек "Леопольда Первого" и поставил перед Карфангером.
   - Взгляните, адмирал, кого я вам принес! Может быть, вы уже имели удовольствие познакомиться с этим господином?
   Карфангер невольно протер глаза.
   - Черт подери! Это не наваждение! Ну конечно, это Юсуф ибн Морад!
   Между тем бой окончился. В трюме "Леопольда Первого" уже сидели около шестидесяти пиратов, охраняемых солдатами, и без малого сотня освобожденных испанских моряков суетилась на палубах отбитых галионов, которые теперь вместе с гамбуржцами могли продолжить плавание в Кадис, начатое в составе одного из испанских "серебряных" флотов по ту сторону Атлантики. Правда, своим ходом галионы двигаться были не в состоянии, пришлось "Дельфину" и "Малышу Иоханну" взять их на буксир. Отдельно от пиратской шайки поместили Юсуфа ибн Морада, также приставив к нему надежную охрану. Ощупывая туго перевязанную правую руку, рейс горестно вздыхал: этой руке вряд ли придется когда-нибудь держать саблю. Что касается самой сабли, то она в этот момент лежала на столе в каюте Карфангера, а возле стола стоял тот самый молодой стрелок, только что доложивший адмиралу подробности поимки капитана пиратов.
   - Ты имеешь чин фельдфебеля, не так ли, Хайне Вредэ?
   - Так точно, господин адмирал!
   Карфангер поднялся, взял со стола саблю и протянул её стрелку:
   - Держи! На память о сегодняшнем дне и в благодарность от меня. Желаю тебе и впредь храбро исполнять свой долг, капрал Хайне Вредэ!
   От радости и смущения молодой человек не мог вымолвить ни слова. Карфангер похлопал его по плечу и спросил, где он научился так метко стрелять? Хайне Вредэ, осмелев, рассказал о том, как его отец, крепостной крестьянин, раздобыл этот без промаха бьющий мушкет во время великой войны, и он, Хайне Вредэ, отгонял с его помощью диких кабанов и оленей от их поля, чтобы они не истребляли посевы. Постепенно он научился не только пугать, но и попадать - в оленя или кабана, а порой и в волка, пытавшегося утащить овцу из стада. Понемногу слухи о метком стрелке дошли до помещика, тот пришел в ярость и приказал немедленно схватить ослушника - охота в барских угодьях запрещалась под страхом смерти. Хайне Вредэ не стал дожидаться, пока его постигнет эта участь, и подался в Гамбург, где нанялся солдатом в городскую стражу. Там он ещё лучше набил руку в стрельбе, а когда стали набирать абордажную команду для конвойного фрегата, он оказался в её рядах.
   Карфангер ещё раз поблагодарил новоиспеченного капрала и тот, отдав честь, поспешил к своим товарищам.
   - Вы умеете достойно наградить бравого солдата, господин адмирал, заметил дон Мигель Альфонсо де Эррера, сидевший на почетном месте за столом. Благородный идальго вновь обрел свои пышные одежды, в свое время отобранные пиратами, а вместе с ними и изысканные манеры испанского гранда. - Я не сомневаюсь, что его величество король Карл II пожелает отблагодарить вас за этот благородный поступок, о котором я намереваюсь доложить при дворе сразу по прибытии.
   Только теперь выяснилась цена одержанной над пиратами победы: оба галиона были нагружены золотыми и серебряными слитками, предназначавшимися для королевской казны.
   ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
   Кадис приветствовал спасителей галионов "серебряного" флота раскатами орудийного салюта, звуками труб и громом литавр. Нескончаемые приемы, торжественные обеды и балы... Карфангер и его офицеры целыми днями не снимали парадной формы. Губернатор, епископ, алькальд, адмиралтейство, старейшины купеческих гильдий, судовладельцы - все старались не упустить возможность ухватить что-нибудь от блеска празднеств и торжеств.
   Гамбургских матросов и солдат повсюду принимали с распростертыми объятиями - в тавернах и кабачках, в хижинах рыбаков и моряков. Народ радушно встречал победителей пиратов, и вовсе не из-за спасенного золота и серебра. Что бедным рыбакам и матросам, уличным девушкам и трактирщикам, ремесленникам и служанкам в домах богатых господ до сокровищ королевской казны! Если она пополнится новым слитками серебра и золота - разве уменьшатся от этого хоть на сантим налоги и всякие прочие поборы, разве перестанут они жить впроголодь? Нет, простые люди чествовали гамбуржцев как спасителей их отцов и сыновей, женихов и братьев, мужей и кормильцев.
   В один прекрасный день на борт "Леопольда Первого" прибыл дон Мигель Альфонсо де Эррера с посланием от его величества короля Карла II, в котором говорилось, что король желает дать аудиенцию храброму адмиралу Беренту Якобсону Карфангеру.
   Пришлось Карфангеру вновь облачаться в парадный адмиральский мундир и опоясываться почетной серебряной шпагой. В королевской карете, запряженной четверкой вороных горячих андалузских коней и сопровождавшейся эскортом из двенадцати рейтаров королевской лейб-гвардии, отправился он в Севилью, где едва достигший тринадцати лет мальчик-король ожидал своего гостя. Его мать Анна Австрийская не разрешила дать официальный прием в честь этого адмирала еретиков и толстосумов, согласившись лишь на аудиенцию без каких-либо пышных церемоний.
   Наконец колеса королевской кареты загромыхали по вымощенному камнем двору севильского замка. Сквозь строй почетного караула дон Мигель провел своего спасителя в королевский зал для приемов. Юному королю нестерпимо хотелось вскочить со своего пышного трона и броситься навстречу вошедшему адмиралу, однако негромкое покашливание королевы-матери удержало его от этого безрассудного поступка. Мальчик-король мог всего лишь попросить отважного адмирала рассказать о перипетиях недавнего морского сражения.
   - Да-да, расскажите нам вкратце обо всем, - Анна Австрийская давала понять, что длительная аудиенция нежелательна.
   По окончании повествования юный король надел на шею спасителю своих сокровищ почетную золотую цепь с золотым медальоном, на котором было выбито: "В награду за заслуги". Затем король спросил адмирала, нет ли у него особых желаний. Карфангер попросил разрешения оставить пленных пиратов на "Леопольде Первом", передав их тем самым городу Гамбургу.
   - Извольте, если вам угодно, - милостиво согласился король. До сих пор ему не пришло в голову хотя бы словом обмолвиться о гамбургских моряках и солдатах, рисковавших жизнью за его золото и серебро. Их величества в нескольких словах поблагодарили гамбургского адмирала лишь за спасение дона Мигеля, на этом аудиенция окончилась, чему Карфангер в глубине души был весьма рад.
   На закате дня он вернулся в Кадис, крайне утомленный путешествием, и попросил доставить его прямиком в порт. Но не успел он выйти из кареты, как вокруг столпился народ, и зазвучали возгласы "Виват!" и "Гип-гип ура!". Народ поднял Карфангера и понес на плечах к пирсу, где его дожидалась шлюпка с "Леопольда Первого". Тронутый их искренним чувством Карфангер в глубине души даже пожалел, что получил в награду золотую цепь от короля, а не от этих простых людей, встречавших его с таким восторгом.
   "Легче сто пятьдесят дней болтаться по волнам, чем проехать по суше сто пятьдесят миль", - последнее, о чем он успел подумать, засыпая в своей каюте.
   На другой день после завтрака весь экипаж "Леопольда Первого" собрался на палубе слушать воскресную проповедь. Корабельный священник уже подошел к трапу, ведущему на квартердек.
   - Что вы сегодня избрали темой вашей проповеди, святой отец? - спросил его Карфангер. - Вероятно, вы намереваетесь служить благодарственный молебен?
   - Прошу меня извинить, господин адмирал, но я выбрал иной текст, возразил пастор Гайберман. - В ходе этого плавания я с прискорбием обнаружил, что команда закоснела в грехе, и посему считаю целесообразным... - он запнулся, подыскивая нужное слово, но оно все ускользало, и Карфангер решил ему помочь:
   - Значит, вы собираетесь читать нам из третьей книги Моисея?
   - Во всяком случае я не собираюсь читать мораль, - ответил преподобный Гайберман и полез на квартердек.
   Свою проповедь священник начал с прославления вольного города Гамбурга и благословления его почтенного купечества, ведущего торговлю чуть ли не со всем миром. По морским дорогам в Гамбург стекаются золото и серебро из Гвинеи, Испании и других стран, медь и железо из Швеции, олово из Англии. Чудесные заморские фрукты: померанцы, лимоны, гранаты, миндаль, финики, инжир и изюм привозят в трюмах корабли из Испании, Португалии и Франции. Из Голландии, Испании и других стран прибывают сахар и корица, перец и имбирь, гвоздика и шафран, рис и кардамон, мускат, ладан и мирра. Англия и Голландия поставляют шелковые, льняные и шерстяные ткани.
   - И все это изобилие - Хилостью Божией! - вещал Гайберман. - О, Господи, несть числа богатствам твоим!
   Священник сделал паузу, чтобы перевести дух; Бернд Дреер склонился к Михелю Шредеру и прошептал ему на ухо: - Приготовьтесь, сейчас он скажет: "Но с другой стороны...". Бьюсь об заклад - вторая часть проповеди будет интересней.
   - Но с другой стороны, - воскликнул священник, - Гамбург есть истинный Вавилон, средоточие греха! "Большие города - большие прегрешения", гласит поговорка. Истинная сущность Гамбурга берет начало из скверных источников, а именно из лицемерия и гордыни, жадности и ростовщичества, воровства и несправедливости по отношению к ближнему. Пусть и найдутся среди его жителей достойные похвалы за подаяния бедным, однако гораздо более вы встретите таких, которые ничего не воздают Богу, а к тому же ещё высокомерны и алчны. И многие из-за ненасытной жажды обогащения забывают о смирении и кротости, о коих говорится в Писании. Деньги - вот душа Гамбурга! Деньги превращают мошенника в честного и достойного бюргера - но только не перед ликом Всевышнего! Вглядитесь в облик Гамбурга - и убедитесь, что он недалеко ушел от Содома и Гоморры...
   - Сейчас начнет про уличных девок, - шепнул старший штурман лейтенанту.
   - Вы уже наизусть выучили его рацеи, как я погляжу? - так же шепотом спросил Михель Шредер.
   - Не то чтобы наизусть, просто я знаю, откуда он все это берет. Да вы и сами можете послушать эти нравоучений в исполнении Петера Хесселя...
   - Пастора с почтового двора?
   - Ну да. Не зря же попу Гайберману на "Леопольде" дали прозвище "Попугай Берман".
   Пастор заклеймил позором ещё целый набор всевозможных грехов и в конце концов призвал моряков открыть сердца Господу и позаботиться о спасении своих многогрешных душ.
   Все пробормотали "аминь!" и вздохнули с облегчением. Поспешность, с которой свободные от вахты моряки кинулись к лодкам, - услужливые испанцы предложили перевезти желающих на берег - позволяла заключить, что гамбуржцы рассчитывают найти в городе гораздо более поучительные вещи, нежели проповеди Попугая Бермана.
   Последний с кислой миной стоял на шканцах и глядел вслед быстро удаляющимся лодкам. Карфангер попытался утешить его:
   - Не придавайте этому слишком большого значения, святой отец, эти парни не так уж плохи, как это может показаться на первый взгляд. Честь и хвала вашей проповеди, однако, даже если бы вместо вас с квартердека проповедовали архангелы, не думаю, чтобы они преуспели больше. Нелегко живется этим ребятам; к тому же они, по сути, постоянно одной ногой стоят в могиле. Завтра мы отплываем, а это значит - вновь нескончаемые недели поста.
   - Вы с такой легкостью все это произносите, господин адмирал, ощетинился Гайберман, - что не будь я уверен в вашей набожности...
   - Полно, полно, святой отец, - прервал его Карфангер. - Восхваляя богатства Гамбурга, вы сбываете о главном - о том, кто их создает. А создают их они, вот эти самые грубые и просоленные моряки вольного города. Поэтому не будьте с ними так суровы - жизнь на борту корабля и без того сурова достаточно.
   - Воля ваша, господин адмирал, - протянул священник и удалился.
   Карфангер подозвал Михеля Шредера:
   - Лейтенант, прикажите поднять синий флаг. Завтра отплываем.
   ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
   Пока караван шел домой, почта доставила в Гамбург много известий о деяниях адмирала Карфангера. Гамбургские капитаны слали своим судовладельцам или членам адмиралтейства письма с подробным их описанием, а те, в свою очередь, спешили известить бургомистра Иоханна Шульте о том, чем занимался Карфангер в ходе этого плавания, и как он тратил бесценное время. Некоторые судовладельцы настойчиво спрашивали Иоханна Шульте, что он собирается предпринять против адмирала Карфангера, без конца повторяя, что ни один судовладелец или купец не может позволить себе настолько затянуть плавание.
   Однако Иоханн Шульте успел за свою жизнь повидать мир и хорошо знал, что в чужих странах доводится пережить всякое. Поэтому он во всеуслышание объявил, что не может и не будет ничего предпринимать, пока господин Берент Карфангер не вернется в Гамбург и он, Иоханн Шульте, не услышит от него самого рассказ обо всем, что произошло за эти месяцы.
   Наконец Гамбург облетела весть, что караван адмирала Карфангера стал на якорь у Ритцебюттеля, с тем чтобы, дождавшись прилива, плыть дальше вверх по Эльбе. Иоханн Шульте приказал немедленно готовить к отплытию адмиралтейскую яхту. Вместе с ним в Ритцебюттель отправлялись Дидерих Моллер, Лоренц Ворденхофф и Рихард Шредер, также с нетерпением ожидавшие разговора с адмиралом.
   Пушки "Леопольда Первого" встретили появление адмиралтейской яхты приветственным салютом.
   - Почтенные господа на этот раз необычайно торопятся, - заметил Михель Шредер.
   - Может быть, их поспешность вызвана военными событиями? - предположил Карфангер. - Шведы по-прежнему хозяйничают в Бранденбурге, и кто знает, что сейчас творится в Штаде. Быть может, мимо Штаде теперь и вовсе опасно плыть, оттого адмиралтейская яхта шла в Ритцебюттель ночью?
   Они удивились ещё больше, увидев поднимающегося на борт фрегата первого бургомистра собственной персоной.
   В адмиральской каюте Иоханн Шульте первым делом выложил на стол толстую пачку писем и сказал Карфангеру:
   - Прочтите-ка лучше сами и скажите, что вы думаете по этому поводу.
   Капитаны судов каравана жаловались на слишком продолжительные стоянки в Малаге и Кадисе и на то, что им прошлось почти два дня дожидаться "Леопольда Первого" на рейде Альхесираса. Адмирал Карфангер в Кадисе принимал подарки от папистских монахов и бражничал с ними. Он затеял сражение с берберийцами, хотя те и не собирались нападать на караван, и это - с учетом поездки адмирала в Севилью - стоило потери ещё одной недели драгоценного времени, не говоря уже о повреждениях, которые получил конвойный фрегат. Помимо этого, некоторые из гамбургских моряков были в сражении серьезно ранены. Большинство писем заканчивалось одним и тем же вопросом: неужели Гамбург истратил драгоценные талеры и гульдены на постройку конвойных фрегатов для того, чтобы охранять "серебряные" флотилии испанцев или, может быть, для того, чтобы адмирал Карфангер получал от чужестранных вельмож все новые и новые почести и награды за одержанные победы? Пересиливая растущее отвращение, Карфангер все же прочитал все письма до последнего.
   - Итак, что вы на это скажете? - спросил бургомистр.
   - Ваша честь, я готов дать вам подробнейший отчет о плавании.
   Первым делом Карфангер высчитал по записям в судовом журнале точное время всех стоянок каравана. Постоянные встречные ветры уже с самого начала затянули плавание. Затем он спросил, вправе ли он был бросить на произвол судьбы "Буревестник" с его командой и грузом ради выигрыша двух дней плавания? Кстати, ни в одном из писем ничего не говорилось насчет того, что в самом деле случилось с флейтом Хайнриха Хехта.
   Иоханн Шульте согласился, что спасение "Буревестника" следует рассматривать как выполнение Карфангером его долга, и тут же задал вопрос о том, что же все-таки искал Карфангер в обществе католических монахов, о которых шла речь в письмах? Адмирал вместо ответа задал встречный вопрос:
   - Неужели вы считаете, что целесообразнее было не принять дар монахов и не пустить их на борт фрегата? Лично меня в первую очередь заботили добрые отношения с испанцами, и если кто-то видит во всем этом какой-либо умысел, то намерения этого человека явно не самые лучшие.
   - Вы действовали правильно. Мы не можем позволить себе портить хорошие отношения с нашими торговыми партнерами из-за разногласий в вопросах веры. Но не слишком ли далеко вы все-таки зашли, ввязавшись в сражение на стороне испанцев? И что было бы, господин адмирал, если бы на месте берберийских пиратов оказались французские корсары? Последствия такого безрассудства были бы необозримы. Подумайте о торговле, которую мы ведем с французами.
   - Простите, господин бургомистр, но я не понимаю, как может имперский город Гамбург оставаться нейтральным в войне, которую ведет вся империя!
   - Очень просто: гамбургские войска не сражаются с противником на суше, а его флот - на море.
   - Но ведь Гамбург платит субсидии на содержание бранденбургской армии, - возразил Карфангер, - это, видимо, и следует понимать как его вклад в общее дело защиты интересов империи в этой войне?
   - И все же Гамбург будет и впредь стремиться сохранять нейтралитет, упрямо стоял на своем Иоханн Шульте.
   У Карфангера мелькнула мысль, что, может быть, за долгие девять месяцев отсутствия на родине он перестал понимать события, происходящие в Германии. Однако прежде чем он нашелся что-либо ответить бургомистру, в каюту вошел старший штурман и доложил о прибытии бранденбургского посланника.
   Господин фон Герике поздравил Карфангера с блестящей победой над пиратами и с наградой испанского короля. "Адмирал и его храбрецы, продолжал он, - своими героическими деяниями во многом повлияли на положение воюющих сторон. Имперская армия постоянно ощущает нехватку денег, от этого страдает качество её экипировки и амуниции. Причиной этой нехватки, как правило, являлись невыплаченные субсидии, в первую очередь, со стороны Испании, которой флибустьеры сумели нанести ощутимый урон, захватив несколько караванов с золотом и серебром из Южной Америки. В этой связи два отбитых гамбуржцами "серебряных" галиона приобретают немаловажное значение для благополучного исхода этой войны: как только что стало известно, на днях из Испании поступили новые субсидии - и немалые".
   И господин фон Герике поднял свой бокал, наполненный, как и бокалы остальных присутствующих, вином из монастыря картезианцев, и осушил его за здравие вольного имперского и ганзейского города Гамбурга и за благополучие его первого бургомистра и славного адмирала Карфангера.
   ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
   Совет Гамбурга с большой неохотой дал согласие на торжественную встречу адмирала Карфангера. Отцы города боялись навлечь на себя гнев обеих воюющих сторон, боялись за пресловутый гамбургский нейтралитет. Но несмотря ни на что, возвращение каравана вылилось в подлинный триумф.
   Это было торжественное и праздничное зрелище: величественный "Леопольд Первый", за ним в кильватере "Дельфин", "Малыш Иоханн" и "Пророк Даниил" вели за собой вверх по Эльбе длинную вереницу парусников торгового флота. Достигнув альстерской гавани, "купцы" один за другим убирали паруса и швартовались; "Леопольд Первый", "Пророк Даниил" и корабли Карфангера тем временем дошли до Георгсвердера и, убрав паруса, стали на якорь. Через несколько минут их пушки грянули приветственный салют, с бастионов городских укреплений им ответили береговые батареи; с башен доносился праздничный колокольный звон.
   Стоявший на якоре бастионов Георгсвердера "Герб Гамбурга" тоже приветствовал прибывшие корабли залпами своих орудий. На квартердеке фрегата стоял его капитан Мартин Хольстен и угрюмо глядел в сторону "Леопольда"; рядом с ним возвышалась тощая, долговязая фигура старшего боцмана Михеля Зиверса.
   - Чума их знаешь! - шипел он. - Еще и салютуй им. Ведь вы давно могли уже быть в открытом море, господин Хольстен, и приказ к отплытию давно лежит у вас в кармане.
   - Приказ приказом... - рассеянно отвечал Хольстен. - Конечно, мы давно уже могли бы выйти в море, если бы не было других приказов.
   - А откуда они взялись? Все из-за него, так ведь? - и он ткнул пальцем через плечо в сторону "Леопольда Первого", возле которого уже сновали портовые шаланды. В них на берег отправляли пленных пиратов и солдат, в то время как Карфангер с офицерами и частью команды садились в шлюпки.
   - Ну да, из-за него, - подтвердил Мартин Хольстен.
   - И вы на самом деле хотите... - начал, было, снова старший боцман, но тут Мартин Хольстен рявкнул так, что Зиверс от неожиданности даже отскочил:
   - Заткнись наконец, черт бы тебя побрал! Хочу я или не хочу, - что тебе проку от отказа давать салют? Если тебе так невтерпеж насолить ему, придумай что-нибудь получше!
   Михель Зиверс ворча стал спускаться на шканцы; тем временем продолжали греметь залпы салюта пушек "Герба Гамбурга". Зиверс со злобой сплюнул через борт. На берегу Эльбы, где уже выстроились трубачи и барабанщики, толпился праздный народ, сбежавшийся поглазеть на торжественную встречу вернувшегося флота. Вскоре шаланды, шлюпки и ялики причалили к берегу, и торжественная процессия тронулась в путь. Впереди маршировали городские стражники, следом - трубачи, барабанщики и солдаты с "Леопольда Первого", а за ними шел адмирал Карфангер с золотой цепью на шее и серебряной шпагой на перевязи. Время от времени он поднимал адмиральский жезл, приветствуя знакомых, то и дело попадавшихся в толпе ликующего народа. За адмиралом следовали его офицеры и около полусотни матросов. Затем появились пленные пираты в своих пестрых, диковинных одеждах, конвоируемые остальными солдатами с "Леопольда Первого" под командованием молодого капрала Хайнеа Вредэ. Толпа разразилась проклятиями, в воздухе замелькали кулаки и палки, в беззащитных пиратов полетели камни. Солдатам приходилось прилагать немало усилий, чтобы сдерживать разбушевавшуюся толпу и не допустить расправы, над пиратами. За пленными шли Венцель фон Стурза, Ян Янсен и Юрген Тамм, а вместе с ними и команды "Дельфина" и "Малыша Иоханна". Не менее восторженно, чем самого адмирала и его офицеров, приветствовал народ обоих капитанов и старого рубаку, который нес на плече свою огромную шпагу.