Комм Ульрих. Идти полным ветром

   - Хорошо.
   Карфангер погрузился в чтение письма. Янсен писал, что им с Юргеном Таммом ничего не стоило бы дать каперам достойный отпор: их легкий фрегат "Берлин" имел на борту всего шестнадцать орудий, из которых самые тяжелые были четырехфунтовыми. О "Принце Людвиге" с его восемью двухи трехфунтовыми стволами и говорить нечего. Однако они посчитали, что окажут адмиралу Карфангеру медвежью услугу, угостив бранденбуржцев парочкой хороших бортовых залпов или послав на их палубы неутомимого Венцеля с десятком-другим крепких ребят. В конце Янсен выражал надежду, что все обойдется и корабли Карфангера вскоре смогут вернуться в Гамбург.
   Адмирал сложил письмо и проговорил с горькой усмешкой:
   - Вот до чего дошли немцы: лишь благодаря хладнокровию и осмотрительности капитана Янсена удалось предотвратить кровопролитие. Бог свидетель - мне и в дурном сне вряд ли привиделось бы, что такое может произойти с гамбургскими торговыми кораблями.
   - Поговаривали, будто бы Гамбург задолжал курфюрсту сто пятьдесят тысяч талеров и отказывается...
   - Да-да, я знаю. Сам не раз предупреждал совет, сенат и парламент. После того как французы напали на нас у самого устья Эльбы, отказ от выплаты субсидий начинал уже походить на игру с огнем.
   - Я слыхал об этом, - отозвался Петер Эркенс. - Значит, теперь за гамбургскими судами охотятся ещё и бранденбуржцы. Помимо "Берлина" и "Принца Людвига" в море крейсируют ещё четыре фрегата, капитанам которых приказано захватывать гамбургские корабли. Обычно они поджидают добычу у самого входа в Английский канал. У Шетландских островов находятся "Наследный принц" и "Леопард", в районе Гельголанда - "Красный лев" и "Принцесса Мария".
   Эркенс вскоре попрощался; Карфангер ещё долго смотрел вслед удалявшейся шлюпке, пока её очертания не растворились в призрачном лунном свете. Посвежело; адмирал поплотнее закутался в плащ и повернулся в сторону города. Внезапно его охватило какое-то странное чувство: ему стало казаться, будто он не то изгой, не то чужак, которому приходится дожидаться утра, когда откроют городские ворота. Кого в этом городе он мог ещё назвать своим другом? Там жили Анна и дети, но это совсем другое. Может быть, секретаря адмиралтейства Рихарда Шредера? Дидерих Моллер, Иоахим Анкельман и старый шкипер Клаус Кольбранд в лучшем случае неплохо к нему относились, не более того... Зато завистников и противников во главе с Томасом Утенхольтом и Лоренцом Ворденхоффом - хоть пруд пруди.
   О каком-либо возмещении убытков за потерю кораблей не стоило даже и заикаться. Эти господа не упустили бы случая язвительно спросить, какое отношение ко всему этому имеют городские власти? Пусть адмирал Карфангер обращается в морскую страховую контору. Там сразу же примутся озабоченно вертеть так и сяк статьи договора и, конечно же, не обнаружат в них ни слова насчет обязанности страховой кассы уплатить ему хоть талер. Ведь его корабли не погибли в шторм, не попали в руки берберийских пиратов, не наскочили в тумане на мель и не стали добычей ни французских корсаров, ни шведских каперов. А от нападения бранденбургских каперов они не были застрахованы.
   Или может быть, они наконец оторвутся хоть на минуту от своих счетов, гроссбухов и сундуков с талерами? Может быть, почувствуют, что пора занять твердую позицию в борьбе за общее дело всех немцев, всей империи? Но где она, эта империя! Во что превратилась война, которую она ведет? Франции удалось расчленить коалицию своих противников: в августе французы подписали в Нимвегене мир с Нидерландами, в декабре - с Испанией. Совсем недавно Австрия тоже нашла общий язык с Францией, начались переговоры и с Бранденбургом. Опять получалось, что каждый заботился лишь о своей выгоде.
   Бранденбург все ещё воевал со Швецией и успел отбить у неё все крепости в Восточной Померании, а этой зимой шведы были выбиты и из Пруссии. Неужели отцы города снова рассчитывают на торговлю с Францией, сильной теперь, как никогда?
   Карфангер даже поежился, и причиной тому была не только утренняя свежесть. Небо на востоке начинало алеть. Посвистывая крыльями, над Эльбой проносились дикие утки. Пронзительно кричали чайки, ссорясь из-за добычи. Утренний ветерок доносил запахи ворвани, сельди и разогретой смолы. Клочья тумана медленно относило в сторону города, откуда уже доносился звон колокола на сторожевой башне. Каким станет этот новый день, начало которого он возвещает?
   Карфангер кликнул караульного и приказал спустить на воду шлюпку. Прежде чем рассказать о ночном визите Михелю Шредеру и Бернду Дрееру, он хотел сам услыхать, что говорят обо всем этом в Гамбурге, а заодно и посоветоваться с Анной.
   День прошел, наступил вечер. Когда городская стража уже запирала ворота, капитан "Леопольда Первого" возвратился на свой корабль и собрал всех офицеров в капитанской каюте. Серьезное выражение лица адмирала позволяло догадываться, что речь пойдет не о повседневных делах.
   Карфангер разъяснил офицерам намерения отцов города. В целях защиты от бранденбургских фрегатов "Леопольд Первый" будет сопровождать китобойную флотилию только до Шетландских островов, затем вернется обратно, чтобы крейсировать между устьем Эльбы и входом в Ла-Манш, охраняя торговые караваны, идущие в Англию и Голландию. Помимо "Леопольда Первого" на днях выйдут в море два частных конвойных фрегата под командованием Петера Поймана и Иоханна Кестера со ста пятьюдесятью солдатами на борту каждый. Кроме того, совет города намеревался отозвать из Испании "Герб Гамбурга", отправив, туда вместо него частный конвойный корабль.
   Адмирал не сказал ни слова о своих собственных заботах.
   - Теперь-то мы посчитаемся с Бранденбургом! - воскликнул Михель Шредер.
   - Ни в коем случае! Я сделаю все, чтобы пушки не заговорили, возразил Карфангер.
   - Но ведь мы получили приказ оборонять наших "купцов" от бранденбургских каперов, - вмешался Бернд Дреер. - Как же заставить их считаться с нами, если не пустить в дело пушки?
   - Если пастух силен и полон решимости защитить свое стадо, то к нему не сунется ни один волк, - отвечал Карфангер. - Поэтому давайте постараемся не разжигать войну, а уладить дело мирным путем во имя достоинства и благополучия всей страны.
   Он подозвал корабельного священника и попросил его подготовить к следующему дню проповедь и прочесть её перед всей командой, прежде чем корабль выйдет в море.
   - А что будет с "Дельфином" и "Малышом Иоханном"? - спросил Михель Шредер. - Есть ли надежда вернуть их обратно?
   - Это волновало бы меня менее всего, если бы не их команды, оставшиеся без куска хлеба, - ответил Карфангер и пожелал своему лейтенанту спокойной ночи. Михель Шредер понял, что адмирал хочет остаться один, подозвал боцмана, велел ему взять фонарь, и они вдвоем отправились осматривать корабль, проверять, везде ли погашены лампы и свечи, не балуется ли кто-нибудь в носовом кубрике трубочкой виргинского табаку на ночь. Однако повсюду царили тишина и покой: на баке, на батарейных палубах между орудиями, в подвесных койках крепко спали матросы и солдаты.
   Еще два дня простоял "Леопольд Первый" у бастионов Гамбурга. Наконец все было готово к отплытию. Напоследок Карфангер посовещался с капитанами Иоханном Кестером и Петером Нойманом - и конвойный фрегат снялся с якоря и вместе с китобойной флотилией ушел вниз по течению Эльбы.
   ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
   Несколько недель подряд крейсировали они между устьем Эльбы, Гельголандом и Ла-Маншем, однако за все это время им не попался ни один бранденбургский фрегат. Зато ветер и бурное море так потрепали корабли, что Карфангер в конце концов принял решение идти в Ритцебюттель, чтобы починить там поврежденные бурей рангоут и такелаж.
   Совет города воспринял это решение неодобрительно. "Леопольду Первому" надлежало оставаться в море и быть готовым в любую минуту дать отпор бранденбуржцам.
   - Через два дня опять отплываем, - сказал Карфангер Михелю Шредеру.
   - Вы полагаете, что к тому времени шторм утихнет? - спросил тот и с сомнением покачал головой. - В такую погоду легкие бранденбургские фрегаты обычно предпочитают не покидать гавани.
   - Не они причина моей поспешности, - возразил адмирал. - Уж лучше я буду сражаться с ветром и волнами, чем с этими канцелярскими крысами.
   - Тут я целиком разделяю ваше мнение, - заверил его лейтенант.
   И опять "Леопольд Первый" бороздил бурное море, держа курс на Гельголанд. Время от времени на горизонте появлялись частные конвойные фрегаты Кестера или Ноймана, сопровождавшие возвращавшихся домой "англичан" или "голландцев". Но по-прежнему нигде не показывались мачты, увенчанные флагами с бранденбургским орлом. Карфангер начал уже понемногу склоняться к мысли, что каперы получили от курфюрста приказ не трогать гамбургские корабли. Прошло уже три дня с тех пор, как шторм наконец стих. И лишь на четвертый день из "вороньего гнезда" на фок-мачте донеслось:
   - На траверзе справа три бранденбуржца!
   - Ого! Может выйти недурной перепляс! - обрадовался Михель Шредер.
   - Предпочел бы обойтись без него, - возразил Карфангер. - Давайте-ка лучше разглядим их как следует.
   Адмирал долго не опускал подзорную трубу, досконально изучая каждый из трех кораблей, их парусность и вооружение. Затем обернулся к лейтенанту и сказал, протягивая ему подзорную трубу:
   - Если не ошибаюсь, первым идет тридцатидвухпушечный "Наследный принц", за ним - двадцатидвухпушечный "Красный лев", а замыкает строй "Берлин", на котором всего шестнадцать орудий. Итого получается семь десятков стволов против наших пятидесяти четырех.
   - Однако залп "Леопольда" весит чуть ли не вдвое больше. Не забывайте о калибре наших орудий...
   - Полно, лейтенант, - прервал его Карфангер. - Или вы запамятовали как двухпалубники де Рюйтера расправились с трехпалубными монстрами англичан? Этим бранденбургскими фрегатами командуют голландские капитаны, поэтому боюсь, что ваши расчеты слишком прямолинейны.
   Некоторое время бранденбуржцы шли параллельным курсом, затем внезапно повернули на встречный. Орудийные порты их фрегатов открылись, из них показались жерла пушек.
   - Понятно! Они задумали проскочить у нас за кормой и занять наветренную сторону, - определил Михель Шредер.
   Карфангер тоже отдал приказ поворачивать; одновременно с маневром на мачте заполоскался сигнал "К бою!", канониры и готлангеры бросились выкатывать пушки. "Леопольд Первый" вновь оказался на наветренной стороне, чего бранденбуржцы явно не ожидали. Карфангер приказал держать на реях ровно столько парусов, чтобы в любом случае не дать противнику опередить себя и всякий раз оставлять его на подветренной стороне. Бранденбуржцы очень быстро поняли тщетность любых попыток занять выгодное для атаки положение, привели фрегаты к ветру и отправили к "Леопольду" шлюпку с двумя офицерами и несколькими солдатами.
   Карфангер облачился в парадный мундир, опоясался серебряной шпагой и надел на шею золотую цепь испанского короля. Когда он вновь появился на палубе, шлюпка с бранденбуржцами уже подошла к фалрепу фрегата.
   - Лейтенант, идите встречать гостей, - приказал адмирал, - и передайте господам офицерам, что я рад приветствовать их на борту моего корабля. Солдаты же пусть лучше остаются в шлюпке.
   На борт "Леопольда Первого" поднялись Корнелис Реерс, капитан "Берлина" и одновременно вице-адмирал эскадры, которой командовал Корнелис Клаас ван Беверн, и лейтенант Мартин Форс. В полном соответствии с морским уставом они передали гамбургскому адмиралу приветствие от командующего бранденбургской эскадрой.
   - Весьма сожалею, господин адмирал, что наша встреча произошла при столь фатальных обстоятельствах, - добавил капитан Реерс. - Я никогда не забуду усилий, которые вы приложили к тому, чтобы воспрепятствовать бегству каперского фрегата "Дюнкерк" в альстерскую гавань.
   Карфангер пригласил гостей в свою каюту.
   - Должен вам заметить, дорогой капитан, что вы весьма странным образом отблагодарили меня за эти усилия, - заговорил он, обращаясь к Корнелису Реерсу. - Ведь вы отлично знали кому принадлежат захваченные вами корабли.
   - Уверяю вас, господин адмирал, если бы все зависело только от меня, никто бы и пальцем не тронул "Дельфина" и "Малыша Иоханна". Во всем виноват капитан "Принца Людвига" - этого игрушечного фрегатишки, - который никак не мог смириться с тем, что его отдали под мое начало, хотя он гораздо старше меня годами, - оправдывался Реерс.
   - Можете не извиняться, капитан, - остановил его Карфангер, - кто-кто, а я-то уж хорошо знаю, что такое - иметь завистников. К тому же все мы в конечном счете солдаты, а дело солдата - исполнять приказ независимо от того, нравится он ему или нет.
   - Тем не менее рад сообщить вам, - продолжал Реерс, - что уполномоченные его милости курфюрста уже ведут в Гамбурге переговоры с целью уладить этот неприятный инцидент.
   - Надеюсь, эти переговоры завершатся итогом, устраивающим обе стороны, - ответил Карфангер. - Прошу вас засвидетельствовать мое почтение командующему бранденбургской эскадрой.
   Гости откланялись и покинули гамбургский фрегат.
   - Ловко он выкрутился, этот Корнелис Реерс, - проворчал Михель Шредер, глядя вслед удаляющейся шлюпке с бранденбургским вице-адмиралом, и добавил: - Или вы полагаете, господин адмирал, что он действительно пропустил бы ваши корабли, если бы никого не было поблизости?
   - Безусловно, - уверенно ответил Карфангер, - со своими шестнадцатью пушчонками он не рискнул бы в одиночку даже приблизиться к моим кораблям.
   - И верно, как это я сам не сообразил! - искренне удивился Михель Шредер.
   Тем временем шлюпка уже подошла к флагману бранденбуржцев. Эскадра ван Беверна приветствовала "Леопольда Первого" тремя залпами салюта.
   - Будем соблюдать приличия. Прикажите дать ответный салют, лейтенант! - сказал Карфангер.
   - Есть дать ответный салют, господин адмирал!
   Бранденбургские фрегаты ушли на север; Карфангер возвратился в Ритцебюттель, чтобы доложить совету города об этой неожиданной встрече, а заодно и узнать, в каком состоянии находятся отношения между Бранденбургом и Гамбургом. Едва "Леопольд Первый" стал на якорь, Михель Шредер отправился вверх по Эльбе на парусной шлюпке.
   По прошествии шести дней лейтенант вернулся с приказом адмиралтейства, гласившим: "Леопольду Первому" немедленно отправляться в Северное море и крейсировать возле устья Эльбы, сопровождать гамбургские торговые корабли до Ла-Манша, встречать возвращающихся из Архангельска "россиян", а к концу лета дожидаться китобойцев между Бергеном и Шетландскими островами.
   - Значит, город до сих пор не выплатил долг курфюрсту? - спросил Карфангер.
   - Город согласен выплатить сто двадцать пять тысяч талеров, - ответил Михель Шредер. - Остальные двадцать пять тысяч идут в счет суммы, вырученной за продажу с аукциона в Копенгагене двух гамбургских торговых кораблей.
   - Что?! Мои корабли проданы в Копенгагене с аукциона?
   - Да, за двадцать пять тысяч талеров.
   - Каким же образом город собирается возместить мне убытки?
   - Город совсем не собирается возмещать вам убытки, - хладнокровно отвечал Михель Шредер, - но зато я знаю, кто купил на том аукционе "Дельфин" за шестнадцать тысяч талеров.
   - Кто? Неужели Утенхольт?
   - Нет, не Утенхольт. От него вы не получили бы свой корабль обратно за такую же сумму.
   - Вы хотите сказать, что покупатель сделал это ради меня? Но кто этот человек?
   - Человек? Нет, господин адмирал, это были люди - ваши люди, и каждый внес, сколько мог. Больше всех дали Юрген Тамм, Ян Янсен и Венцель фон Стурза, потом штурманы, боцманы и матросы, а недостающую сумму одолжил один корабельный плотник из Кольберга, причем не назначил за неё никаких процентов.
   - Петер Эркенс?
   - Да.
   - Но сейчас я не смогу им вернуть ни шиллинга, - протянул Карфангер.
   Михель Шредер почувствовал, что адмиралу сейчас хочется побыть одному. Неслышно ступая, он вышел из каюты и тихонько притворил за собой дверь.
   ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
   Снова потянулись недели изнурительного крейсирования между Английским каналом и Эльбой, на этот раз в постоянном окружении целых эскадр бранденбургских каперов, которые, впрочем, держались на почтительном расстоянии от "Леопольда Первого". Время от времени Карфангер вызывал на флагман Иоханна Кестера и Петера Ноймана, держал с ними короткий совет - и все опять шло своим чередом. Вскоре подошло время отправляться навстречу китобойной флотилии.
   Когда Карфангер обнаружил её на траверзе Бергена, к ней уже успели присоединиться несколько "россиян", не рискнувших идти дальше на юг без надежного конвоя. Растянутым кильватерным строем шел караван за "Леопольдом Первым", держа курс на Гамбург. Еще несколько дней хода оставалось до Ритцебюттеля. Они уже почти достигли Ютландии, когда дозорные обнаружили на горизонте одинокий парус. Вскоре из "вороньего гнезда" на фокмачте прокричали:
   - Ого-го! Ахой! Господин адмирал! Слева на траверзе "Дельфин"!
   Корабль глубоко зарывался форштевнем в волны, их пенные гребни временами захлестывали бак. На топах всех мачт гордо реяли гамбургские флаги.
   - Лейтенант, семь залпов салюта! - приказал Карфангер. - Казначейство пускай хоть лопнет от злости.
   Почти одновременно загремели и пушки "Дельфина": семь залпов приветственного салюта адмиралу Карфангеру и его флагману. От флейта отвалила шлюпка и направилась к конвойному фрегату, ныряя в волнах. Вскоре Карфангер уже обнимал Венцеля фон Стурзу и Яна Янсена; шлюпка тотчас направилась обратно к "Дельфину", который мог теперь занять свое привычное место в кильватерном строю.
   Карфангер велел принести шампанского. Венцель фон Стурза рассказал, что в конце июня курфюрст заключил в Сен-Жермене мир с французами и шведами, вернув им при этом все завоеванные Бранденбургом территории, среди них остров Рюген, Штеттин, Грайфевальд и Штральзунд. Лишь часть Померании восточнее Одера осталась во владении курфюрста.
   Карфангер просто не верил своим ушам, поэтому вновь и вновь переспрашивал:
   - И Бранденбург действительно пошел на такое?
   - В этой истории что-то нечисто, - сомневался Михель Шредер.
   Венцель фон Стурза стал рассказывать о том, как бранденбуржцы неожиданно изменили свою позицию: не успели ещё просохнуть чернила, которыми были подписаны договоры, как они заключили союз с Францией против Испании. Франция обязалась выплачивать курфюрсту сто тысяч ливров в год и предоставлять убежище и защиту фрегатам его каперов во всех французских портах Европы и Вест-Индии. Курфюрст, в свою очередь, предложил в военное время поддерживать французский флот эскадрой из шести фрегатов и нескольких брандеров. От испанцев он потребовал уплаты чудовищной суммы в два миллиона талеров, в сравнении с которой долги Гамбурга выглядели сущей мелочью.
   - Испания не сможет уплатить два миллиона, - сказал Карфангер, - и красные орлы курфюрста отныне будут долетать до самого Гибралтара и до ВестИндии. Не будет больше мира на морях. Велика опасность и того, что красный орел нацелит свои когти и на наши "испанские" караваны. Вот вам ещё одно подтверждение тому, что в немецких землях каждый правитель думает только о своей собственной выгоде. Впрочем, имперские города в этом недалеко от них ушли..."
   В это время начинали намечаться разногласия между Гамбургом и Данией по поводу судоходства в нижнем течении Эльбы. Вызывающе-враждебная позиция датчан позволяла предположить, что они не остановятся даже перед нападением на гамбургские конвойные фрегаты. Несколько датских военных кораблей уже перебазировались из Балтийского моря в Глюкштадт. Поэтому Карфангер получил от адмиралтейства приказ отправиться в один из укромных голландских портов, где "Леопольд Первый" мог перезимовать, а заодно и дождаться улучшения отношений с Данией.
   Хотя Карфангер и настаивал на проведении кое-какого ремонта на фрегате, находившемся в море с самой весны - тщетно. Ему пришлось уйти в плавание даже не повидавшись с женой и детьми. Вопрос выплаты компенсации за его корабли, захваченные бранденбургскими каперами, по-прежнему оставался открытым.
   В Медемблике на севере Голландии "Леопольд Первый" нашел приют, удобный ещё и тем, что поблизости находилась верфь. Следуя указанию как всегда крайне бережливого адмиралтейства, Карфангер списал большую часть команды на берег, оставив на фрегате лишь самых необходимых людей. Однако ни один из отправленных на берег не мог пожаловаться на адмирала: каждому была выдана на руки приличная сумма, а кроме того, за всеми сохранялось место в команде.
   Но вскоре из Гамбурга посыпались упреки и обвинения, что-де адмирал Карфангер транжирит талеры из городской казны, раздавая их матросам направо и налево, хотя никакого распоряжения казначейства на этот счет не поступало, как не было разрешения и на ремонт "Леопольда Первого" на верфи в Медемблике.
   Недолго думая, Карфангер передал фрегат на попечение Михеля Шредера, а сам отправился в Гамбург, чтобы внести ясность во все эти дела, что и произошло, едва лишь он переступил порог адмиралтейства.
   Рихард Шредер выразил ему свое сожаление по поводу действий отцов города.
   - Спасибо на добром слове, господин Шредер, - ответил Карфангер. И не беспокойтесь: моя жизнь и без того состоит в основном из неприятностей. Одной больше, одной меньше - для меня безразлично.
   Адмирал Берент Карфангер все же кривил душой: все эти препоны и проволочки давным-давно ему осточертели. Рихард Шредер заметил это и попытался хоть как-то отвлечь адмирала от мрачных мыслей, однако без особого успеха. В конце концов он пожелал Карфангеру и его семье веселых рождественских праздников, счастливого Нового года и поменьше неприятностей в нем.
   Быстро пролетели рождественские праздники с их пирогами с орехами, пламенем свечей, сияющими лицами счастливых детей; наступил новый год - и вдруг Анна неожиданно слегла. Она без конца надрывно кашляла, мучилась колотьем в боку, по ночам её кидало то в жар, то в озноб. Встревоженный Карфангер послал за лучшим лекарем. Тот явился, осмотрел краснобурую сыпь на теле больной, сделал серьезное лицо и прописал всевозможные микстуры, мази и влажные компрессы. Но ничего не помогало. Днем и ночью не отходил Карфангер от постели жены, одновременно пытаясь утешить плачущих детей, без устали расспрашивая лекаря и с надеждой вслушиваясь в его туманные обещания скорейшего выздоровления больной, пытаясь улыбаться, когда Анна, пересиливая боль, шептала ему слова благодарности за трогательную заботу. Иногда у её постели неслышно появлялся Венцель фон Стурза и тихонько наигрывал на лютне, стараясь хоть чем-нибудь облегчить её страдания. Почти каждый день приходили Юрген Тамм и Ян Янсен, чтобы справиться о состоянии Анны.
   Так тянулась вереница серых дней и бессонных ночей.
   Однажды вечером Карфангер вышел из комнаты, где лежала Анна, осторожно прикрыл за собой дверь и тихим голосом проговорил, обращаясь к Венцелю фон Стурзе и детям:
   - Кажется, кризис миновал... Жар заметно спал, и она спокойно уснула.
   Осторожно ступая, он вернулся в комнату жены. Когда через несколько часов Вейна, обеспокоенная долгим отсутствием отца, проскользнула в комнату, то увидела его плачущим у постели матери.
   Бесстрашный и несгибаемый адмирал Берент Карфангер не нашел в себе сил сказать детям, что их мать уснула навеки...
   ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ
   Не успел ещё стихнуть траурный перезвон колоколов церкви Святого Михаила, а совет города и адмиралтейство уже отдали адмиралу Карфангеру распоряжение отправляться в Медемблик, где по-прежнему находился "Леопольд Первый", и привести его в устье Эльбы. Секретарь адмиралтейства Рихард Шредер пришел в совершенное негодование и потребовал у отцов города отсрочить отъезд адмирала, чтобы дать ему время хотя бы на устройство домашних дел. Однако сам Карфангер не пожелал никакой отсрочки, заявив, что его старшая дочь Вейна в свои двадцать лет достаточно взросла, чтобы позаботиться о своих младших братьях и сестрах. Вейна обещала отцу, что в их доме все останется так, как было при жизни матери. Друзья адмирала отлично знали, что он предпочитал лучше сражаться с ветром и волнами, с пиратами и каперами, чем с крючкотворами и канцелярскими крысами.
   Прошло несколько недель, и "Леопольд Первый" бросил якорь у бастионов городских укреплений. Карфангер пригласил в свою каюту Венцеля фон Стурзу, Яна Янсена и Юргена Тамма и объявил им, что отныне и навсегда "Дельфин" переходит в их полную собственность.
   - Вы купили этот корабль, - продолжал он, - и он принадлежит вам по праву. Я же останусь адмиралом и командиром "Леопольда Первого". Вы сами можете решать, куда отправится ваш флейт. Как только город выплатит мне компенсацию за захваченные бранденбуржцами корабли, я верну долг Петеру Эркенсу. С командой рассчитайтесь, пожалуйста, сами.
   Для трех друзей это заявление было полной неожиданностью. Первым пришел в себя Ян Янсен.
   - Благодарю вас, адмирал! За ваше здоровье! - и он осушил свой бокал.
   - Желаю счастливого плавания вам и вашему кораблю! - подхватил Юрген Тамм.
   - А я выпью за то, чтобы все мы остались друзьями и боевыми товарищами и чтобы, когда запахнет порохом, один стоял за другого горой! - воскликнул Венцель фон Стурза и хлопнул рукой по эфесу своей неразлучной шпаги.
   Они просидели в каюте Карфангера до глубокой ночи; наутро всем предстояло вновь отправиться в плавание, и кто знает, придется ли им когда-нибудь ещё собраться всем вместе...