Конарев Сергей. Балаустион

   — Да, припоминаю, — кивнул Леонтиск. — Геронт, что плавал на остров, выступая перед народом, назвал смерть царя «кощунственной». Я тогда не понял, к чему это, и геронт не говорил ничего о царевиче…
   — Клевета! — выплюнул Лих. — О чем тут говорить?
   — Не согласен, — Мелеагр закусил губу. — Говорить есть о чем, и дело принимает совсем скверный оборот.
   — То есть? Говори яснее, во имя всех богов!
   — Похоже, Агиады знали заранее, с какой вестью вернется корабль. И как только он прибыл, выпустили на улицы своих людей, чтобы они возмутили народ еще до того, как тело царя будет привезено в город. Дабы при зрелище мертвого Эврипонтида, с которым многие из горожан связывали свои надежды, в спартанцах проснулся не гнев против Агиадов, а ненависть к убийце. Которым, без сомнения, решено выставить царевича Пирра.
   — Поэтому его не было на корабле?
   — Вполне возможно. Не исключаю, что убийство царя подстроили таким образом, чтобы обвинить в этом Пирра, а его самого тут же прикончили на месте.
   — Как? — заорал Лих, прижимая ладони к горящему лицу. — Вокруг него всегда наши, четыре добрых меча!
   — Номарги могли… — с трудом проговорил Аркесил, — могли убить всех. Проклятье! Не верю, что боги допустили такое!
   Лих заметался по комнате, наклонив голову и растирая кулаками брови. Очевидно, он был на пределе.
   — Нет, — простонал он. — Я не верю, что командир мертв. Я бы почувствовал это… Он мне как брат, как часть меня самого. Нет, невозможно!
   — Не нужно изводить себя, — попытался успокоить его Леонтиск. — Мы все переживаем. Скоро явится Эпименид и ответит на все вопросы.
   — Не могу ждать! — затряс головой Коршун, бросаясь к двери. — Поскачу и допрошу эту сволочь. Я возьму твоего коня, Лео…
   — Стой! — властно крикнул Мелеагр. — Не смей уходить. Ты нужен здесь. Возможно, мы что-то узнаем о Горгиле, и нужно будет возглавить отряд, который схватит убийцу. Кто поведет людей? Безногий Аркесил? Или, может, однорукий афинянин, которого к тому же разыскивают номарги? Эпименид никуда не денется, и мы узнаем все о судьбе царевича. Пусть вечером, пусть даже завтра. А сейчас нужно ждать. Во имя богов, будь мужчиной!
   И снова Мелеагру удалось остановить разбушевавшуюся бурю Лихова темперамента. Только Пирру, да и то порой не без труда, удавалось подобное. Поникнув, Коршун отошел от двери и тяжело плюхнулся на скамью. И словно ответ богов на слова советника, в дверях экседры появился воин из дежуривших во дворе, сопровождавший крепкого большеголового отрока.
   — Биант! — воскликнул, блеснув глазами, Орест Эврипонтид.
   — Командир? — радостно осклабился тот.
   — Прошу прощения, если помешал, господа, но этот малый говорит, что имеет сообщить что-то важное, — стражник подтолкнул Бианта вперед. И последовавшие за этим слова юного крепыша заставили всех, кто находился в экседре, вскочить на ноги.
   — Я знаю, где убийца, — просто сказал Биант. — Вроде.
   — Продолжай! — взревел Лих, возвышаясь над отроком живым воплощением Гнева. Опасливо глянув на известного своими безумными выходками Коршуна, «волчонок» начал рассказывать — чересчур пространно и путано, через слово вставляя свое любимое «вроде».
   Он еще не успел покинуть «Золотую муху», чтобы выполнить порученное ему задание, когда заметил, что Энет вышел на задний двор вслед за «главным злодеем». Из любопытства Биант последовал за могучим «спутником» и застал последние мгновения разыгравшейся тут трагедии. «Злодей» на его глазах закончил потрошить свирепого пса Митридата, которого опасались даже его хозяева, а после этого через калитку вышел на параллельную улицу. Недолго думая, отрок отправился за ним. Убийца, по всей видимости, больше не боялся слежки, и поэтому напрямую направился в центр города и с полчаса назад скрылся за воротами дворца для чужеземцев, предъявив страже входной жетон. Биант побежал обратно и встретил на перекрестке посланную из «Золотой мухи» подводу с телом убитого злодеем «спутника». Вместе с этой подводой, показывая слугам дядьки дорогу к дому Эврипонтидов, он и пришел. Подводу задержали у ворот, а его проводили сюда. Вот и все, вроде.
   — Так значит, Энет, наш брат, остался за воротами, словно сдохший от голода бездомный попрошайка? — Аркесил редко позволял себе такие сильные выражения. Щеки олимпионика зарделись гневным румянцем.
   — Я сейчас же распоряжусь, чтоб подводу завели во двор, — заторопился стражник.
   — Пусть тело доблестного Энета омоют, умастят благовониями и оденут в лучшие одежды. Верные соратники Эврипонтидов достойны самого лучшего, и я повелеваю оказать погибшему «спутнику» моего брата наивысшие почести, — эти слова Ореста были достойны наследника рода лакедемонских царей. Все взгляды были обращены на младшего из Эврипонтидов. — Вероятно, отец героя захочет забрать тело, но передайте ему, что он может рассчитывать и на помощь в погребении, и на вечную признательность нашего дома.
   — Слушаюсь, — стражник стремглав выскочил вон. Орест знаком отозвал Бианта в сторону, а старшие обменялись изумленными взглядами. Первым нарушил молчание Мелеагр.
   — Все мы смертны, — вздохнул он. — Увы, боги слишком часто напоминают нам об этом. Мы оплачем всех наших мертвецов потом, а сейчас нужно действовать, чтобы покарать убийцу.
   — Да, и нужно поторопиться, клянусь царством Аида, — хрипло подтвердил Лих. — Ублюдок может затаиться.
   — Итак, все-таки Персика, — глянул на советника Леонтиск. — И мы уже решили, что следует делать.
   — Я немедленно отправлюсь к полемарху Деркеллиду, храбрый Аркесил отправится со мной, чтобы навестить вашего друга Антикрата из Священной Моры. Если вы действительно уверены, что сей юноша сможет нам помочь.
   — Поможет, — решительно отрезал Коршун. — Многого от него не требуется. Скажешь ему, Аркесил, пусть до того времени, как Деркеллид даст нам «добро», присмотрит за помещениями Стесагора…
   — …и перехватывает всех, кто будет оттуда выходить, — закончил Аркесил. — Ты уже говорил это, а я запомнил.
   — Тебе, доблестный Лих, более всех пристало собрать отряд наших сторонников и ждать у ворот Персики, — продолжал Мелеагр.
   — Хватило бы и половины тех, что дежурят во дворе. Да и этого, пожалуй, будет многовато. Мы ведь идем брать одного Горгила, или?… — Лих был хмур. Он не мог смириться с мыслью, что некий пришлый непонятно кто распоряжается действиями эврипонтидов.
   — У Горгила наверняка найдется тройка-другая помощников, — предположил Леонтиск.
   — Кроме того, нужно создать побольше шума, — настойчиво добавил Мелеагр. — Чтобы Деркеллид не посмел отказать нам. Ему будет легче согласиться с нашими доводами, если у ворот Персики соберется решительно настроенная толпа.
   — Хорошо, я соберу людей, — согласился Лих. — И накачаю их так, что они будут готовы резать и жечь.
   — Что-то я не слышу ничего о том, чем я должен заняться, — обеспокоенно произнес Леонтиск.
   — А ты останешься здесь, в особняке… э… защищать царевича Ореста, — поспешно уточнил советник.
   — Ни за что. Я пойду с вами, — отрезал Леонтиск. — И собственноручно вырежу черное сердце Горгила из его груди.
   — Я полагал, Горгил нужен тебе живым, чтобы доказать ложность обвинения Агиадов, — с холодным удивлением произнес Мелеагр. — Если ты не забыл, они заявили, что царевич в прошлый раз забрал тебя из рук царского дознавателя. Вот мы и представим этого «дознавателя» эфору Фебиду, посмотрим, что запоют тогда Агиады.
   — Ну что же, тогда я отправлюсь с вами, чтобы помочь Горгила схватить, — ровно отвечал Леонтиск, проклиная свой глупый язык. Он все равно не позволит им взять Горгила живым, так или иначе, но как придется оправдываться впоследствии?
   — Но ведь тебя ищут номарги, — попытался робко вставить Аркесил.
   — Я ПОЙДУ С ВАМИ! — Леонтиск сказал это так, что они поняли — его не переубедить.
   — Будьте спокойны, я пригляжу за домом, пока вас не будет, — снова подал голос Орест Эврипонтид. Биант за его спиной закивал большой головой.
   — Если стражники у ворот схватят Эпименида, можете пока разговорить его, «волчата», — зло усмехнулся Лих.
   — Будьте спокойны, к вашему возвращению он будет петь соловьем, — посулил Орест с несвойственной его возрасту мрачностью.
   — Ну что ж, пора! — Мелеагр придирчиво оправил нарушившуюся симметрию складок одежды. — Вперед, юноши, и да пребудут с нами боги!
 
   — Итак, похоже на то, что наша затея увенчалась полным успехом, а, братец? — Леотихид, прищурив глаза, поглядел на Агесилая. — А кто-то, помнится мне, собирался прикончить нашего милейшего друга, мастера Горгила, не дав ему и шанса исправить ошибки. А вот, гляди-ка, даже у него что-то получилось. И даже, насколько можно судить, весьма неплохо.
   — Не говори «попал», пока стрела еще в полете, — ворчливо огрызнулся царь, полируя ладонями подлокотники трона. Дело снова происходило в приемном зале дворца Агиадов.
   — Да ладно тебе пыжиться, скипетродержец! — хохотнул элименарх. — Как злодей, чье черное дело завершились успехом, ты должен сейчас веселиться, потирать руки и готовить победный пир, с последующим переходом в разнузданную оргию, конечно.
   — Странно, я не чувствую ни малейшего желания делать все это.
   — Это потому, что ты злодей начинающий, — снисходительно кивнул младший брат. — Ничего, привыкнешь, и даже войдешь во вкус. Еще, чего гляди, урезонивать тебя придется.
   — Лео, перестань подшучивать над братом. Он ведь, как-никак, государь Спарты, — Тимоклея, по обыкновению, появилась из потайной двери позади трона. Агесилай вздрогнул.
   — Мать! Боги… твои внезапные появления заставляют меня подскакивать. Вот что значит — совесть нечиста…
   — С победой, сыны мои! — вдовствующая царица, приблизившись, поцеловала сыновей в послушно подставленные лбы. Она была одета в изящный хитон-подир и роскошную белоснежную двойную хламиду. В сравнении с обычной, почти траурной одеждой, которую царица носила со дня смерти царя Агида, сегодняшний наряд без колебаний можно было назвать праздничным.
   — Вы не представляете, как я рада узнать, что проклятый Павсаний Эврипонтид, наш непримиримый враг, теперь мертв. И мы уже никогда не увидим его царем рядом с тобой, мой сын. Признаюсь, иногда мне казалось, что все наши попытки избавиться от этого демона обречены на неудачу.
   — Хм, по-моему, радоваться рано, — дернул плечом Агесилай. — Пирр-то еще жив. А этот демон, сдается мне, будет и помоложе, и позлее.
   — Но ведь все получилось, как мы и задумывали. Устранение старого негодяя прошло так, чтобы все были уверены, что это — дело рук его щенка. Так что молодой Эврипонтид все равно что покойник, — возразила Тимоклея, грациозно усаживаясь на любезно пододвинутую Леотихидом мягкую скамью.
   — Это так, но откуда тебе-то, матушка об этом известно? — искренне поразился Леотихид. — Мой человек из свиты геронта Мелампода вышел отсюда минуту назад.
   — Ты исключаешь возможность, Львенок, что у матери могут быть свои осведомители? — вопросительно изогнула бровь царица.
   — О-о, что ты, государыня царица! Твоя вездесущность всюду известна, — Леотихиду удалось скрыть гримасу удивления, склонившись в глубоком шутовском поклоне.
   — Похоже, свита геронта целиком состояла из наших людей, — скривился Агесилай. — А я-то гадаю, куда уходит такая прорва денег из государственной казны?
   — Ну-ну, братец, не будь таким желчным. Забыл — сегодня у нас праздник? Развеселись хоть немного!
   — Я начну веселиться не раньше, чем увижу Пирра мертвым. Пока он жив, я постоянно чувствую исходящую от него угрозу. Насколько проще будет, если трон Эврипонтидов займет сопляк Орест!
   — Или Леонид, — пробормотал Леотихид, знавший об устремлениях эфора Архелая куда больше, чем брат.
   — Чего?
   — Гм… я говорю, жаль, что живого Эврипонтида не привезли вместе с дохлым. Вот уж можно было покуражиться! Ха, насколько я помню, за отцеубийство по закону положено зашить преступника в мешок с обезьяной и утопить. Так ведь?
   — Не думаю, что разумно будет требовать такой казни для человека царской крови, — поморщилась Тимоклея. — Это недальновидно — позволять простому народу насмехаться над Гераклидами. Как ты думаешь, сын?
   «Сыном» царица именовала Агесилая, обращением к младшему было «сынок».
   — Будет достаточно обычной экзекуции для предателей и святотатцев. По воинскому обычаю. Пусть его побьют камнями.
   — О, так это же еще лучше! — хлопнул по бедрам Леотихид. — Я с удовольствием сам приму участие в этой забаве!
   — Нет-нет, — быстро произнесла Тимоклея. — Не нужно плясать над поверженным противником, этим можно лишь вызвать ненависть их сторонников. Род Агиадов должен показать себя с наилучшей стороны: высшие почести при похоронах старшему Эврипонтиду, подчеркнутая отстраненность и соблюдение законности в процессе младшего.
   — Как всегда, мудро и дальновидно, матушка, — склонил голову, соглашаясь, элименарх.
   — Опасаюсь только, что эфоры начнут копаться в этом деле, затягивать суд, — вздохнул Агесилай. — Слишком уж неправдоподобно это состряпано, клянусь богами. Кто поверит, что Пирр заколол отца, ради которого он несколько лет сражался за отмену приговора? В этом месте наш план явно слабоват.
   — Но ведь мы, если ты помнишь, рассчитывали, что Пирра зарубят номарги. За этим их, по большому счету, туда и послали.
   — Да. Почему Иамид, верный пес Павсания, не сделал этого? Я знал, что все эти годы, пока старый мерзавец был в ссылке, Иамид оставался предан ему. Что ж он не покарал убийцу, схваченного у еще агонизирующего трупа?
   — У меня есть сведения, что он собирался сделать это, — братья снова изумленно оглянулись на звучный голос царицы. — Но Дион, критский царевич, наложил на Пирра руку. Между ними существует что-то вроде дружбы…
   — Проклятый кретин, — выругался Леотихид. — Хотя он, конечно, не был посвящен в наш план. Думаю, старый Полидор оставил своего отпрыска в неведении, чтобы не смущать его незрелый ум. Сам царь Крита, впрочем, не преминул покинуть город на время, необходимое для устранения Павсания. Которого он — ха-ха! — любил не больше нашего, и вынужден был терпеть целых семь лет!
   — Этот Дион спутал нам все карты! — прорычал царь. — Почему он не дал забрать Пирра? Ох, не нравится мне это!
   — Дион оставил окончательное решение до возвращения царя, возможно, надеясь, что Полидор предоставит молодому Эврипонтиду убежище. Критский царевич не догадывается, что все произошло с согласия и даже при помощи его отца, — Тимоклея продолжала демонстрировать поразительное знание ситуации.
   — Так что нам ничего не грозит! — закончил мысль элименарх. — Полидор вернется в Кидонию и велит оправить преступника суду его родного государства. Хе, в чем-то это даже на руку — у нас будет время подготовить город к появлению отцеубийцы. Мои люди уже вышли на улицы и начали рассказывать людям правду, через три-четыре дня Спарта забурлит. Вот потеха — вполне возможно, что когда Пирра доставят сюда, нам придется выделить охрану, чтобы толпа его не разорвала!
   — Меня беспокоят не настроения толпы, а эфоры, и особенно — упертый старик Фебид. Вот уж кто никогда не поверит в виновность Пирра.
   — Поверит он или нет, это, клянусь Эриниями, его личное дело. У нас будут показания свидетелей, прибывших с места событий. Не забывайте, что наше соглашение с господином Эпименидом включает в себя выступление на судебном процессе. Да и гиппагрет Иамид расскажет то, что видел. Кроме заколотого царя, в покоях никого, кроме Пирра, не было, — значит, он и убил! Горгил обделал это весьма чисто, тут не придерешься. А словам самого Пирра никто не поверит, что бы он ни говорил.
   — Да, пожалуй, выступление Эпименида убедит судей, — почесал лоб Агесилай. — Всем известно, что он — старинный друг Эврипонтидов. Вот только… можно ли быть уверенным, что он в последний момент не сломается, не передумает? Его внезапное раскаяние может стать для нас настоящей катастрофой…
   — Лафиропол, конечно, слизняк, — согласился Леотихид, — и в другое время я бы, клянусь богами, не доверил ему и на шухере постоять, пока я подглядываю в щелку женского туалета, ой, прости, мать! Но гипертрофированная, ненормальная для мужчины любовь к детям заставила его пойти на предательство. Он уже привел убийцу к ложу друга. Если он отважился на это, то, думаю, выступить в суде он тоже решится. Я дал слово, что после этого никогда не трону ни его самого, ни кого-либо из членов его семьи.
   — А где сейчас его сыновья? — мрачно поинтересовался Агесилай.
   Брат пожал плечами.
   — Мне так и не удалось выяснить, где Горгил их держал. Полагаю, уже сегодня оба пацана вернутся к папаше, по крайней мере, таким был первоначальный уговор. Не думаю, что мастер его нарушит — не в его интересах.
   — А не лучше ли было придержать мальчишек до тех пор, пока их отец полностью не исполнит своих обязательств? — вскинула брови царица.
   — Хоть мне все это и не нравится, но мать права, — поглядел на брата царь. — Где гарантии, что лафиропол, получив обратно сыновей, не увезет их куда-нибудь в деревню, а сам не побежит к Эврипонтидам резать правду-матку?
   — Я имел с ним разговор на эту тему, — как можно небрежнее сказал Леотихид. — Старикан был непреклонен: он должен увидеть сыновей в первый же день по возвращении в Спарту. Разумеется, я предупредил его, что если он поведет себя как-нибудь не так, его отпрыски умрут очень плохой смертью — если не сразу, то через месяц или год, не будут же их всю жизнь прятать. У Эпименида была возможность убедиться, что у нас длинные руки. Да он и сам понимает, что после того, что он сотворил, на прощение Эврипонтидов ему, мягко говоря, не стоит рассчитывать. Такую вину не искупить.
   — И тем не менее я бы придержала до суда его ребятишек, — твердо сказала Тимоклея. — Хотя бы одного из них.
   — Это небезопасно. Как в отношении самого Эпименида, который и так находится на грани срыва, так и в отношении посторонних. Кто-то может заметить отсутствие сопляков, начать задавать вопросы. А он не сможет на них ответить, запаникует. Нет, матушка, брат… я занимаюсь этим делом, я посвящен в его тонкости более вашего, так позвольте мне решать как правильнее поступить в этом случае. Пусть сыновья вернутся к лафирополу. Лицезрение их удержит его от глупостей.
   — Хорошо, будь по-твоему, — ударил кулаком по подлокотнику царь, проигнорировав долгий взгляд матери. — А что насчет самих пацанов? Они не смогут проболтаться?
   — Они ничего не знают. Это было еще одним условием лафиропола. Подробностей не знаю, но мастер пообещал Эпимениду, что лица перед сыновьями тот не потеряет.
   — Интересно, как этого можно было добиться? — хмыкнул царь.
   — Горгил — парень непростой, — пожал плечами Леотихид. — Мне показалось, что дело для него тем интереснее, чем сложнее. И он старается соблюдать правила игры, по крайней мере, свои собственные.
   — Надеюсь, сынок, какой-нибудь пункт этих правил не запрещает мастеру Горгилу избавить нас в конце концов от лафиропола Эпименида? — нежным голосом поинтересовалась Тимоклея.
   — Таков и был окончательный план, — утвердительно кивнул Леотихид, улыбнувшись матери. — Наше сотрудничество с мастером завершается устранением главного свидетеля, после выступления оного в суде, разумеется. Это будет… сердечный приступ.
   — И после этого убийца покинет наш город? — скорее потребовала, чем спросила царица.
   — Так точно, — отвечал элименарх. «Безусловно, после того, как урегулирует со мной некий заклад. Сто тысяч демонов — вот будет удовольствие! Да еще и талант впридачу».
   В этот момент в зал заглянул Ясон, один из гиппагретов Трехсот.
   — Пришел Демарат, государь. Говорит, что со срочным сообщением.
   — Пусть войдет.
   В проеме двери появилась квадратная фигура Демарата. Коротко, по военному, кивнув царице и Леотихиду, «спутник» обратился к царю.
   — Государь, Эврипонтиды опять что-то затевают в Персике. У ворот дворца иноземцев собралась порядочная толпа их приспешников, и еще несколько вошли внутрь, к Деркеллиду. Полемарх Священной моры прислал вот это сообщение.
   Здоровяк протянул Агесилаю скрученный в трубку папирус.
   — Все-таки твое внушение подействовало на господина Деркеллида, матушка. Твой простодушный кузен хотя бы стал предупреждать нас о том, что собирается предпринять, — хитро глянул на царицу Леотихид, пока царь, взломав печать, проглядывал глазами послание. Закончив читать, Агесилай некоторое время молча глядел на мать и брата.
   — Как бы судьбе не вздумалось в очередной раз посмеяться над нами, — произнес наконец молодой царь. Рука его нервно скомкала папирус. — Деркеллид сообщает, что Эврипонтиды каким-то образом разузнали, где искать Горгила и собираются захватить его силой. Полемарх ясно пишет, что не собирается им мешать, но задержит начало действий до тех пор, пока от меня не вернется курьер.
   — Сто тысяч демонов! — вскочил на ноги Леотихид. — Если Эврипонтиды схватят мастера…
   — Они не должны его схватить, — сухо произнесла Тимоклея.
   — Конечно, матушка, — Агесилай сделал знак приблизиться застывшему у дверей гиппагрету. — Ясон, во дворце для иноземцев было обнаружено логово хорошо замаскированных шпионов-убийц. Возьми еще пятерых и позаботься о том, чтобы ни один из негодяев не смог скрыться. Никто, повторяю. Демарат, пойдешь с ними.
   — Слушаюсь, государь, — в унисон произнесли два самых верных и свирепых пса молодого владыки, и, отдав салют, удалились.
   Когда их шаги смолкли под гулкими сводами зала, Тимоклея, до того сидевшая с нервно напряженными плечами, откинулась на спинку кресла.
   — Исходя из ситуации, решение очень разумное, — похвалила она старшего сына. — Ты действительно сын своего отца, государь Агесилай.
   — И впрямь ловко, — признал и Леотихид. — Демонстрация карающей длани царя. Хм. Хотя Эврипонтиды могут и догадаться, зачем явились номарги.
   — Когда все будет кончено, их мнение не будет никого интересовать. Люди будут знать лишь, что это Агиады положили конец убийце, на счет которого будут списаны все произошедшие в последнее время злодеяния, — наставительно произнесла царица-мать.
   — В таком случае, планы несколько меняются, так? Кое-что нам придется сделать самим. Например, проводить лафиропола Эпименида в царство теней.
   — Но ведь это будет не трудно, сынок? — пристально глянула Тимоклея.
   — Конечно, нет, матушка, — Леотихид поднялся на ноги. — Брат, я не могу усидеть на месте. Ты не будешь против, если я сам отправлюсь в Персику и прослежу, чтобы все прошло как надо?
   — Не доверяешь Ясону? — усмехнулся Агесилай. — Он стоит троих таких, как ты.
   — Не говори этого никому. Засмеют, — легко ответил Леотихид, удаляясь.
 
   Тюрьма царского дворца Кидонии значительно отличалась от всех виденных Галиартом ранее темниц тем, что была, во-первых, сухой, а во-вторых, хорошо освещенной.
   В двух шагах перед Галиартом маячила сутулая спина и седоватый, с намечающейся лысиной, затылок Павсаниева секретаря Гермогена. Он тяжело перенес факт смерти царя, постарев за одну ночь на десять лет. А глаза сурового советника, и без того неприветливые, навсегда превратились в черные, исполненные гнева озера.
   Пожилой распорядитель царской тюрьмы согласился пропустить к заточенному в темницу царевичу только двоих человек, поэтому «спутникам» пришлось тянуть жребий, и повезло Галиарту. Вторым посетителем без всякого обсуждения стал секретарь Гермоген. Вел иноземцев упитанный десятник, каждый шаг которого сопровождался звоном внушительной связки висевших на поясе ключей. У обеих железных дверей, которые пришлось отпирать этими ключами, Галиарт насчитал в общей сложности семерых стражников, включая самого десятника. Впрочем, наблюдения эти были, увы, бесполезны, — идея о том, чтобы устроить Пирру побег, его соратниками даже не обсуждалась.
   Наконец, лязгнула запором и заскрипела, поворачиваясь на петлях, дверь камеры и оба посетителя шагнули в серое помещение, в котором вот уже вторые сутки содержался Пирр Эврипонтид, наследник спартанского трона.
   — Постучите, когда соберетесь выходить, — проговорил десятник, прежде чем с лязгом захлопнуть дверь темницы за их спинами. Задребезжал задвигаемый засов. Зазвучали, удаляясь, сопровождаемые звоном шаги.
   — Приветствую тебя, командир, — неуверенно произнес Галиарт, пристально вглядываясь в неподвижно сидевшую на скамье фигуру с закрывавшими опущенное лицо черными волосами.
   Царевич поднял голову. Его лицо было помятым, веки красными от бессонницы, а желтые волчьи глаза были наполнены таким лютым огнем, что у Галиарта на какое-то время отнялся язык. До конца своей жизни Пирр обладал этим даром — подобно Горгоне Медузе, обращать в камень тех, на кого упал его взгляд…
   — Вы нашли убийцу? — слова сорвались с губ Эврипонтида с шипящим свистом.
   Галиарт немедленно виновато потупился, а Гермоген медленно ответил:
   — К сожалению, нет, наследник.
   — Мы исследовали покои государя от пола до потолка — простучали все стены, исследовали каждую щель, и… ничего, — добавил сын наварха.