Конарев Сергей. Балаустион

   Смириться с этим было невозможно. Нет, они просто обязаны помириться. Если отец признает право сына на самостоятельное определение своих взглядов и своей судьбы, Леонтиск найдет в себе силы простить отцу участие в гнусном заговоре. И, может быть, сможет уговорить Пирра не преследовать афинского стратега своей ненавистью. И тогда присутствие отца на свадьбе станет возможным. Увы, в отношении родственников Эльпиники на такой прогресс нечего было и рассчитывать. Хвала богам, что сама она — девушка решительная, и не побоится покинуть семью ради новой жизни с любимым.
   Леонтиск по привычке прикрыл рукой растянувшую губы улыбку, огляделся. Он сидел на ступенях особняка Эврипонтидов, ожидая возвращения отправившихся в Гитий товарищей. И царевича Пирра, человека-глыбы, героя, которого афинянину не хватало до неприличия. Сердце Леонтиска радостно забилось, когда он увидел, как вскочил со своей скамьи и бросился открывать ворота привратник Орбил. Через дюжину мгновений тяжелые ладони Эврипонтида хлопали его по плечам, и голос с металлической хрипотцой участливо расспрашивал о руке.
   — Готов служить, командир! — по-военному отвечал Леонтиск, привычно отдаваясь плену желтого волчьего взгляда Пирра.
   А потом подошли друзья, сопровождавшие царевича на Крит. Ион, Галиарт, Тисамен, Феникс — боги, как он по ним соскучился! И Лих с Аркесилом здесь. Они снова все вместе, за исключением Энета, да будет ему покойно в царстве теней.
   «Спутники» не успели обменяться и несколькими словами, как на крыльцо вышла тетка Арита. Ее черные глаза были наполнены влагой, но голос не дрожал.
   — Род Эврипонтидов приветствует своего нового главу. Проходи в дом, сынок, высокие гости желают поприветствовать тебя.
   Пирр осторожно обнял сестру своей матери, для чего ему пришлось изрядно развести руки, а она наградила его звучным поцелуем в лоб. После этого все направились в экседру, где, как уже было известно, ожидали полемарх Брасид, стратег Никомах и советник Мелеагр — старший состав партии эврипонтидов. Дополнил его прибывший с царевичем секретарь Гермоген, сухо поприветствовавший военных и окативший подозрительным взглядом Мелеагра, перебежчика из вражьего стана.
   После приветствий и соболезнований Пирр приступил к рассказу о произошедшем на острове несчастье. Слушая в оба уха, Леонтиск скользил глазами по лицам собравшихся.
   Пирр занял свой любимый высокий стул у камина, напротив него, массивный и мрачный, сидел полемарх Брасид. Казалось, что у старого полководца прибавилось седины, и сам он как будто сильно сдал с тех пор, как Леонтиск видел его в последний раз. Когда Иамид с безразличным видом примостился недалеко от царевича, Коршун демонстративно, с угрожающе выдвинутой вперед нижней челюстью, расположился между ними. С другой стороны, глядя на старшего брата искрящимися глазами, устроился Орест. Мелеагр и Гермоген, искоса поглядывая друг на друга, постарались занять места как можно дальше друг от друга. Стратег Никомах и «спутники» царевича расселись на скамьях, тянущихся вкруговую вдоль стен. Ион, как обычно, разложил на коленях дощечки для письма.
   Рассказ молодого Эврипонтида занял около часа.
   — Вот оно как все было, — первым подал голос стратег Никомах. — Бедный мой друг Павсаний. Прожил остаток жизни в изгнании, преданный государством, которому так верно служил. А когда государство прозрело, умер, преданный другом.
   — Предательство заразно, как чума, — пролаял полемарх Брасид. — Даже сейчас среди нас есть бывшие соратники государя, переметнувшиеся к врагам!
   С этим старый полководец вонзил колючий взгляд в лицо Иамида.
   — Я не предавал царя, — серые губы номарга едва разжались. — Я виноват лишь в том, что не стоял у его кровати день и ночь, каждую минуту, не позволяя даже сыну оставаться с ним наедине.
   Гиппагрет говорил, не глядя на Пирра, но тот немедленно вскипел.
   — Ты слышал мой рассказ. Пусть боги лишат меня посмертия, если я сказал хоть единое слово лжи! Подлый убийца вошел, воспользовавшись какой-то скрытой дверью…
   — Но мы ничего там не нашли, — Иамид потемнел лицом.
   — Из чего не следует, что потайного хода нет, — рявкнул Лих. — Каменную дверь в локоть толщиной не простукаешь, и хитроумные критяне знают толк в строительстве… Их дворцам тысячи лет.
   — Это все слишком сложно для меня, — покачал головой гиппагрет. — Я — воин, и неискушен в хитростях. Для меня естественно поверить, что если в комнате находились двое, и один убит, то второй — убийца. Кроме того, я не знаю молодого наследника так хорошо, как вы, здесь собравшиеся. Меня… смущает, что все вы, как один, уверены в его невиновности. Но если… хм… не знаю. Я солдат, и получил приказ. И намерен его выполнить.
   Полемарх Брасид откашлялся.
   — Иамид, я знаю тебя как храброго и честного воина, одного из лучших в Спарте. Кур-рва медь, мы не можем требовать от тебя изменить присяге, которую ты дал Агесилаю. Но можем ли мы хотя бы говорить при тебе свободно, смеем ли рассчитывать, что ты останешься только солдатом, и не возьмешь на себя роль стукача?
   Номарг долго молчал, потом поднял серые глаза на полемарха.
   — Элименарх Леотихид, брат царя, дал мне… некоторые дополнительные инструкции относительно моего пребывания здесь, в доме Эврипонтидов. Я отвечу тебе, полемарх Брасид, то же, что сказал ему: скорее у статуи Геры вырастет борода, чем гиппагрет Иамид, сын Пройкила, станет шпионом.
   Сподвижники Эврипонтидов переглянулись, скрывая облегченные вздохи.
   — Отлично, однако война объявлена, и этого не изменить. Нам нужно придумать, как разрушить план заговорщиков, — Леонтиск специально, чтобы не смущать Иамида, не стал говорить — «Агиадов».
   — Увы, на этот раз Агиадам удалось крепко схватить нас за задницу, кур-рва медь, — прорычал полемарх Брасид, который не был столь дипломатичен.
   — Это Эпименид, предавший нас, позволил подобному случиться, — бесцветным голосом произнес стратег Никомах. Эпименид был его другом. — Без него у врагов ничего бы не получилось. Я до сих пор гадаю, как им удалось заставить его служить себе. Несколько раз я пытался переговорить с ним, но меня не пустили «белые плащи», охраняющие его дом, а на улицу он не выходит.
   — Что с ним разговаривать, с псом поганым? — не выдержал Феникс. — Нужно выволочь его из дома, подвесить на дыбе и рвать клещами…
   Никомах мрачно нахмурился. Предательство друга не давало ему покоя.
   Заговорил Пирр:
   — Действительно, врагам удалось пробить нашу оборону, переманив — неважно, каким способом, — человека, которого мы считали своим. Но Эпименид действовал не один, и я не имею в виду Горгила. Это был целый заговор, в котором приняло участие немало высших олигархов Спарты. В критской темнице я не спал три ночи, все вспоминал и думал… Ведь это Агесилай предложил отправить на Крит отряд номаргов — якобы для защиты отца от убийцы, а на самом деле для того, чтобы доставить к нему этого убийцу. Проклятого Горгила.
   — Вероятно, потому, что Горгилу стало слишком горячо оставаться в городе после неудачного покушения на Леонтиска, — высказал предположение Тисамен.
   — Наверное. Негодяй, воспользовавшись помощью Эпименида, втерся в окружение отца, прикидываясь лекарем. Он мог бы убить его сразу, в первый же день, но план был гораздо более изощренным. Те, кто его придумал, собирались избавиться разом от нас обоих…
   — Мотив мерзавцев можно понять, — скривился Гермоген. — Какой толк избавляться от твоего отца, если ты, наследник, был настороже и недосягаем для покушения? Умри он — и ты сразу становишься царем. Клянусь Меднодомной, никого из заговорщиков этот вариант не устраивал.
   — Вот именно, — продолжал развивать свою мысль Пирр. Выглядел он почти спокойно. — Меня нужно было выманить из Спарты, из постоянного окружения толпы вооруженных граждан, отправить на остров и обвинить в смерти отца. Сделать так, будто я убил его, добиваясь власти. Казалось бы, все это имело смысл только в том случае, если синедрион примет нашу сторону…
   — Разумеется, иначе не стоило частокол городить, — пожал плечами секретарь. — В случае, если бы вы проиграли суд, твой отец остался бы на острове, а ты смог бы претендовать на трон не раньше, чем он умрет.
   — Кур-рва медь, при таком раскладе Агиады должны были приложить максимум усилий, чтобы Павсаний прожил как можно дольше, а не наоборот, — хмыкнул Брасид.
   Пирр тряхнул волосами.
   — Так и есть. Агесилай надеялся победить в синедрионе, использовав свои четырнадцать голосов, а убийцу на остров отправили на случай неудачи.
   Леонтиск с опаской поглядел на Иамида, но тот слушал с каменным лицом, полуприкрыв глаза.
   — Вот почему злоумышленники ничего не предпринимали до самого заседания. Кроме письма с Крита; Эпименид убедил отца написать его, сообщив о якобы имеющихся у него подозрениях относительно кроющихся среди номаргов злоумышленниках…
   — А, гиппагрет, как тебе это? — повернул голову Лих. Иамид промолчал.
   — Однако, как ни бились Агиады, исход синедриона перешел в руки эфоров, решавших, можно отцу подать голос за себя или нет.
   — Трудно предположить, чтобы Агиады не предполагали такой возможности, клянусь задницей Посейдона, — проворчал Брасид.
   — Уверяю, они предполагали и готовились к этому, — воскликнул Мелеагр. — Я кое-что знаю об этом. Они намеревались легко победить тремя голосами — Архелая, Анталкида и Гиперида, общеизвестных противников царя Павсания, против двух — Фебида и жреца Скифа.
   — Однако, разрушив план Агесилая, Гиперид, на удивление всем, проголосовал за нас, — царевич поднял брови. — Интересно, почему?
   — Это ясно! — Лих взволнованно вскочил на ноги. — Для того, чтобы ты мог отправиться на остров, чтобы Горгил, давно находившийся там, мог убить твоего отца…
   — …и так далее, — кивнул царевич. — Как вам это нравится, друзья?
   — То есть они решили уничтожить вас в любом случае? Кур-рва медь, — выдохнул Брасид.
   — Боги, ну и времена! — сдвинул брови Гермоген.
   Галиарт изумленно развел руками.
   — Хочу заявить, господа, наш царь Агесилай — прекрасный актер, собравший не менее блестящую труппу. Это же надо — поставить такую драму! Прости, командир…
   — Хм, — дернул плечом Лих. — А мне показалось, что Хромой и сам был удивлен поступком эфора Гиперида…
   — Это уже частности, — махнул рукой Никомах. — Я уверен, что Агесилай не является одним из главных организаторов заговора и допускаю, что царя могли и не посвятить во все тонкости плана. Он еще не потерял последних остатков совести, в отличие от своего младшего брата. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем все доподлинно…
   Мелеагр сморщил острый нос.
   — А мне думается, друзья, что здесь просто переплелись два параллельных заговора. И всерьез подозреваю, что некая третья сила решила подкорректировать планы молодого царя.
   — Кур-рва медь, какая еще третья сила? — не выдержал Брасид.
   — Демон ногу сломит, — шепнул на ухо Леонтиску Аркесил.
   — Ну-у, господин полемарх! Это же очевидно, клянусь богами! Кто нарушил планы Агиадов в голосовании эфоров? Правильно, Гиперид. Следовательно, третья сила — это он и его дружок Архелай. Их не устраивал расклад, при котором главная ветвь Эврипонтидов остается у власти, пусть даже в замороженном состоянии. Разве все уже забыли грубоватую попытку педонома Пакида избавить мир от царевича Ореста?
   — О, боги! — простонал Гермоген.
   — Перестань призывать богов, добрый Гермоген, — рассмеялся Мелеагр. — За время твоего пребывания на острове быков небожители совершенно отвратили свои взгляды от дел, что творятся в этом городе.
   — Умник! — прошептал старый секретарь Павсания.
   — Итак, Медведь и Змей решили принять участие в игре. Архелай не мог открыто подать голос за Павсания, все знают, как он его ненавидел. Эту миссию пришлось взять на себя Гипериду. Прикинувшись аполитичным дельцом, блюдущим только финансовый интерес, он своим голосом решил исход эфорского голосования. На самом деле они немного рисковали — в случае, если бы Эпименид провалил свою миссию и выдал Горгила, велика была вероятность того, что Павсаний действительно вернется в город. Впрочем, подозреваю, что кому-нибудь из, извини, Иамид, номаргов было дано задание устранить лафиропола Эпименида, если он поведет себя подозрительно. Осведомленность Архелая и Гиперида о пребывании на Крите убийцы наводит на мысль, что они если и не участвовали в составлении плана Агиадов, то…
   — …страстно желали стать его соавторами, — подхватил стратег Никомах. — И стали ими.
   — Вот именно. Рад, что ты уловил мою мысль, доблестный Никомах. Итак, пара эфоров корректирует план Агиадов, и комиссия герусии с нашим царевичем отправились на остров. Кстати, хочу заметить, что не обошлось и без участия критян: слишком смело было бы предположить, что Горгил самостоятельно разобрался со всеми тайными переходами и дверьми кидонского дворца.
   — Я тоже думал об этом, — мрачно заметил Пирр.
   — Год назад, когда государь заболел, мы просили выделить ему другие покои, на солнечной стороне, но получили отказ, — вспомнил Гермоген. — Но как только ко двору Кидонии прибыл Эпименид со своим «лекарем», Полидор Критский тут же выделил нам новые апартаменты, те, в которых и свершилась трагедия. Как знать, не потому ли, что лучшего места для злодейства не нашлось во всем дворце? Критский царь нарушил закон гостеприимства, позволил случиться убийству и святотатству!
   — Проклятье! — царевич в ярости сжал кулаки. — Критяне заплатят за это, клянусь жизнью! Сразу после лакедемонян.
   Слова эти были произнесены столь зловеще, что у Леонтиска в животе зашевелилось что-то скользкое и холодное.
   — Проклятые хитрованы! — воскликнул он, пытаясь напускной бравадой прогнать это чувство. — Клянусь Музами, нужно прогнать эту труппу с подмостков!
   — В Аид, — добавил Лих.
   — Труппа трупов, — нервно хихикнул Галиарт.
   — Что-то эти клоуны совсем не смешные, — оторвался от записей Ион. — У меня аж мурашки по коже от их представления.
   — Это так, — покачал головой стратег Никомах. — Игра идет серьезная. Над головой каждого из нас занесен меч, не только над наследником. Если врагам удастся погубить молодого Эврипонтида, никому из нас не уцелеть.
   — Ну, по крайней мере, вам, господа стратеги, и мне, подлому перебежчику, — грустно улыбнулся Мелеагр. — И еще, подозреваю, младшему из Эврипонтидов. Остальным, молодежи, грозит лишь до конца жизни прослужить гоплитами в удаленных гарнизонах.
   — Или вернуться к родным, афинским, заговорщикам и кинжалам, — грустно вздохнул Леонтиск.
   — Или доживать век где-нибудь в деревне, — одними губами произнес Гермоген.
   — Клянусь бородой Зевса, этому не бывать! — рявкнул полемарх, ударив крепким кулаком по колену.
   — Встанем! Расскажем правду людям! Поднимем город! — раздались крики.
   — Нет. Мы одолеем их в суде, — тихо сказал Мелеагр, но его услышали все.
   Пирр пристально посмотрел на него.
   — Кажется, понимаю. Эпименид?
   — Именно. Единственное слабое звено в их плане. Они сломали этого человека, угрозами или золотом заставили служить на себя, и теперь держат его в окружении верных солдат.
   — Всюду объявлено, что «белые плащи» охраняют дом Эпименида, потому что он опасается мести Эврипонтидов за то, что «сказал правду», назвав царевича убийцей отца, — криво усмехнулся Лих.
   — Известное дело, — кивнул Мелеагр. — Разумеется, они охраняют его от нас, боясь, как бы он не раскаялся и не пришел с повинной. И как только он даст показания в суде — даю на отсечение обе руки — с бедолагой Эпименидом обязательно произойдет какая-нибудь скверная история. «Несчастный случай», полагаю, или «самоубийство».
   — Или «беглые илоты» проберутся к нему в дом, — предположил Леонтиск. — Убьют хозяина, а их заколет доблестная стража.
   — Как бы то ни было, ему не жить.
   — Звучит убедительно, эти мерзавцы способны на все, — прогудел Брасид. — Но я могу обратиться к царю с требованием подвергнуть Эпименида открытому допросу. Кем-нибудь из гончих старины Фебида, э? Агиад не посмеет мне отказать.
   Мелеагр картинно вздохнул.
   — Тогда Эпименид умрет значительно раньше.
   — Подавившись косточкой от маслины, — хохотнул Феникс.
   — То есть мы должны захватить его силой? — огласил Тисамен то, что висело в воздухе. — Напав на дом и перебив «белых плащей»? И кто же тогда поверит, что мы не злодеи?
   — Если мы убедим Эпименида сказать правду и пообещаем свою защиту, он выступит в суде и обвинение распадется, — догадался Леонтиск.
   — И ты сядешь на трон, наследник, — добавил Мелеагр. — Один.
   — Что? — Пирр уставился на советника горящим взглядом. — Неужели ты думаешь, что мы сможем доказать причастность Агесилая к заговору?
   — Нет, тут будет достаточно «утопить» Леотихида, он, клянусь богами, вывалялся в этом деле, как в грязи. А наш молодой царь надел себе петлю на шею, приняв участие в другом заговоре, которого лакедемоняне ему не простят. Разумеется, если мы воспользуемся ситуацией и правильно представим все народу.
   — ???
   — Сегодня утром на заседании герусии римлянин Нобилиор поздравил лакедемонян и ахейцев с подписанием договора о морских базах и объявил, что римская Республика, заботясь об укреплении мира в Греции, желает, чтобы Спарта влилась в «славное содружество пелопоннесских городов». Эфиальт, ахейский архистратег, тут же поднялся, и заявил, что уполномочен предложить Лакедемону «почетное членство» в Ахейском союзе. Агесилай, наш всеми любимый государь, осыпал гостей любезностями и поручил геронтам назначить народное собрание и решить этот вопрос уже в конце текущего месяца.
   — Кур-рва медь! — завопил Брасид, вскакивая на ноги. — Значит, это случилось! Значит, все правда!
   — Конечно, — скромно потупился Мелеагр. — Я ведь предупреждал…
   — Проклятье! Откуда информация?
   — У меня свои источники, полемарх, — усмехнулся тщедушный Арес, — но поверьте, к завтрашнему утру об этом будет знать каждая собака. Геронты начнут готовить свои филы к голосованию.
   Все зашумели разом. «Невозможно», «глупость», божба, проклятия…
   — На кой хрен они рассчитывают? Что спартиаты соберутся и проголосуют за союз с ахейцами? Что за ахинея? — выразил общий настрой Феникс.
   — Именно так, — вздохнул Мелеагр. — Соберутся и проголосуют. Не забывай, юноша, что граждане голосуют по филам, а геронты — это старейшины фил, и то, как проголосует фила, очень часто зависит от мнения ее главы.
   — К сожалению, это правда, — вздохнул Никомах. — Отцы семейств слушают геронтов, все остальные слушают отцов. А наши геронты…
   — Что наши геронты? — нахмурил брови Пирр. — Не они ли совсем недавно принесли нам победу в синедрионе, несмотря на все ухищрения противников?
   Мелеагр, сжав губы, покачал головой.
   — Другое дело, другой расклад сил… Консул и македонец проделали неплохую работу. Они переговорили с каждым из геронтов, не скупились ни на посулы, ни на завуалированные угрозы. Хм, не очень-то поспоришь с представителями двух сильнейших соседей-«друзей»!
   — Да, Клеомброт рассказывал мне кое-что об этом, — качнул тяжелой челюстью Брасид. — Кормили, поили, медом уши мазали, и одновременно вставляли под ногти иголки…
   — К тому же многие геронты напуганы смертью царя Павсания и неизбежным, как им кажется, торжеством Агиадов. Появилось мнение, что вскоре все, кто смел открыто выступать против правящего дома, будут сурово наказаны… Душно стало в Спарте … и страшно.
   — И в результате? — потребовал Пирр.
   — Три четверти геронтов поддержат идею союза, — осторожно произнес Мелеагр. — Решать, конечно, гражданам, но… что-то я, клянусь богами, не очень доверяю в последнее время свободной древней демократии. И почти уверен, что наши свободолюбивые и воинственные сограждане выйдут на поле послушно, словно стадо коз, и проголосуют, как захотят «отцы города» и римляне.
   — Значит, нужно сделать так, чтобы стадо взбесилось, — Пирр по очереди оглядел своих соратников. — Пусть иноземцы увидят, что пытаются пасти волков!
   Все уже были на ногах. Кроме Иамида, который сидел, словно глухой и слепой.
   — Предателям еще требуется время, — голос полемарха Брасида загремел, отражаясь от мраморных колонн, — чтобы подготовить народ, уговорить или отослать из города непокорных. За это время Агиады постараются затянуть узел на твоей шее, сынок.
   — Значит, выход у нас один, — Пирр поднял квадратный кулак к своему смуглому лицу. — Нанести удар первыми!
 
   — Все прошло замечательно, — улыбаясь тонкими губами, Гиперид взял в руку тяжелую золотую чашу. — Предлагаю, друг мой Архелай, поднять кубки за то, чтобы боги и впредь с милостью относились к нашим замыслам!
   Архелай с натянутой улыбкой поднял свой кубок.
   Эфоры возлежали на ложах в трапезной Красного дворца Гиперида. Роскошная обеденная зала могла бы вместить полторы сотни пирующих, но эфоры находились в ней одни. Если не считать, конечно, снующих туда-сюда рабов, на которых государственные мужи обращали не больше внимания, чем на мух. Помещение освещали пять огромных, на пятьдесят фитилей каждый, светильников, наполненных благовонным маслом. Стол из слоновой кости, искусно отделанный северным янтарем, буквально ломился, заставленный самыми изысканными и дорогими из яств, которые возможно было достать в столице Лаконики. Некоторые из продуктов, Архелай точно это знал, привезли по специальному заказу Змея издалека, как, например, вот этих сиракузских мурен или вон тех испеченных в тесте фазанов. Или то самое искристое фалернское, которое они сейчас пили.
   — Я и говорил, что все будет хорошо, и напрасно ты нагонял панику, — продолжал Гиперид, поставив пустую чашу на стол. — Старый мерзавец Павсаний мертв, в царство теней отправился и исполнитель, паскудный Горгил. Все прекрасно!
   — Но Пирр Эврипонтид, молодой волк, все еще жив-здоров, — Архелай почему-то не чувствовал себя удовлетворенным. Или это нервное ожидание последних недель наложило свой отпечаток?
   — Недолго ему осталось, хе-хе-кхе, — Гиперид закашлялся, подавившись вином. Высокий смуглокожий вольноотпущенник с перепуганными глазами навыкате неуверенно шагнул вперед и легонько похлопал эфора по спине. Гиперид глянул на него так, что тот отпрянул, побледнев от ужаса. — Тебя должен больше заботить младший волчонок… как бишь его… тот самый, которого твой друг Пакид так неумело пытался устранить. Кстати, я слышал, педоном умер. Это так?
   — Да, — неохотно кивнул Архелай. Пакид. Он вспоминает о нем все время. Быть может, в этом причина его дурного настроения? — Умер, причем при весьма загадочных обстоятельствах.
   — Хм? Убийство? — заинтересовался Гиперид, отправляя в рот розовый кусочек нежного павлиньего мяса.
   — Его забили до смерти. Плетьми, — кисло поведал Медведь.
 
   Педоном лежал на узкой и жесткой — по армейской привычке — кровати, закинув руки на затылок, и невидящими глазами пялился в темный потолок. Прошло уже несколько часов с того момента, как солнце село за Тайгетом, но сон не шел. Пакид знал, в чем причина: сегодня в агелу вернулся молодой Орест Эврипонтид и с ним вся его эноматия. Вся, за исключением Крития, сына Эпименида, и, разумеется, давно похороненного Еврипила. Почему не вернулся Критий, было непонятно, распоряжение касалось всех «волчат», самовольно оставивших агелу после бичевания троих своих товарищей.
   Но не это волновало сейчас педонома Пакида. Он прекрасно помнил пренеприятный разговор, который имел с ним эфор Архелай после того ужасного провала. «То, что мальчишка до сих пор жив — вина твоя, Пакид, только твоя, — густой голос Медведя дрожал от гнева. — Ты допустил, что Эврипонтиды насторожились и, возможно, даже догадываются кое о чем. Свою плату за устранение сопляка ты получил, и, клянусь богами, она была щедрой. Так что думай, педоном, как исправить свою ошибку и сделай то, за что тебе заплатили. Любой ценой».
   Ха, легко сказать — «любой ценой»! Седых волос в голове педонома прибавилось вдвое за то время, которое он обдумывал, как подступиться к «волчонку». Пока Орест находился в особняке Эврипонтидов, нечего было и думать что-то затевать. Но вот теперь, когда отцов отроков, что составляли эноматию молодого Эврипонтида, обязали вернуть сыновей в агелу, следовало что-то предпринять. Стратег Никомах, приведший Ореста в агелу, потребовал, чтобы мальчишке было разрешено ночевать дома. Пакид не возражал. Главное — иметь возможность подступиться. Общая ситуация способствовала планам педонома и его высокого хозяина: горожане сейчас настроены против Эврипонтидов, и навряд ли кто-то будет сильно копаться, если Орест умрет. Однако дело должно выглядеть чистым, по крайней мере, на первый взгляд. Быть может, подговорить кого-то из учеников затеять ссору с сыном Павсания и «нечаянно» ударить его палкой по голове? Нет, слишком ненадежно. Орест — элименарх, и постоянно окружен «волчатами» своего отряда, и к тому же… вряд ли удастся найти исполнителя среди учеников. Педоном со стыдом признался себе, что пользуется в агеле невысоким почтением даже у младших «птенцов». Даже тех двух экзекуторов, которые бичевали Ореста и остальных, ему предоставил Архелай из свой личной охраны.