Страница:
Да, учиться было трудно. Трудно на утлом угловом столике делать курсовые, вычерчивать на миллиметровке сотни километров железных дорог, когда в доме отрезан свет за неуплату и горит керосинка, когда протекает крыша и на пол с нее течет глинистая вода с потолка. Но сегодня безотцовщины не меньше - больше.Что будет с ними?13 Вологодский конвой шутить не любит...Как и прежде.
Мы-то еще с сознанием своей необходимости обществу чертили на миллиметровке сотни километров железных дорог...
"...А поезд шел на Магадан..."
Глава вторая. От техникума до Кума.
1
"...Месяц не приступал к своим записям - уезжал в турецкую Анталью.
Впервые я, Мыкола Конотопский, уезжал отдыхать вдвоем с женой, Ириной Вологодской, без своих шумных и чрезмерно занятных детей. Оказалось, что без них скучно. Скучно в клубном отеле, на великолепном пляже у моря и при шестиразовом питании, скучно в барах и ресторанах, скучно на развлекательных программах. Получается, что не нужен нам берег турецкий, как в старой песне.
Что ж, в другой раз полетим в Африку. И хорошо бы с детьми. Или они уже взрослые?..
А я? Стал ли я взрослым? Старым - да.
Мне скоро шестьдесят, дамы и господа, но в своей взрослости я до конца не уверен. Большинство моих товарищей, моих коллег по криминальному бизнесу - людей в высшей мере значительных для меня и не обычных - отошли в мир иной. Я, думаю, что обязан завершить эту книгу в память о них, о маме, о людях которые желали мне счастья, вопреки капризам бесенят, живших во мне, как загулявшие командированные в районной гостинице. А сейчас у меня один друг остался - моя Ирина. Может, для нее я пишу эту книгу и ищу себе оправданий в ее глазах? Не все же шли по моему пути. У других детям по сорок лет, а наши, сын и дочь, еще юноша и девушка. Хватит ли сил довести их до ума?"
(Из записей 2001 года)
2
Итак, окончив железнодорожный техникум с красным дипломом, я уехал из нашего Конотопа в сияющий куполами старинного кремля город Смоленск времен хрущевской "оттепели".
По Смоленску, как и по всей стране, шел вперед к коммунизму шестидесятый год минувшего столетия. Передо мной лежал красивейший древний город с городским парком "Булонь", как зовут его горожане на парижский лад. Я видел смоленский Кремль, под стенами которого протекал юный в истоке Днепр.
И со всей энергией восемнадцатилетнего юноши, который метит сесть в министерский кабинет, я бодро начал производственную карьеру практичного советского юноши. Но через пять уже лет, будучи студентом четвертого курса Всесоюзного Заочного института инженеров железнодорожного транспорта, сел на тюремные нары. Статья моя была 173 часть вторая - вымогательство взятки. Что же этому предшествовало в моей новой и взрослой жизни?
Об этом и речь.
Первым предприятием, куда я попал, был проектно-изыскательский отдел службы путей, зданий и сооружений Управления Калининской железной дороги. Это инженеры - геодезисты, многие уже в возрасте. Стало быть, родились они в начале века, когда живы был еще Н. Гарин-Михайловский, А. Попов, Д. Менделеев, что позволяло думать о преемственности ими лучших черт русской технической интеллигенции.
3
Еще стоят мосты и пути, построенные их трудом и мыслью. Достаточно вспомнить моего земляка из небогатой и многодетной дворянской семьи с Черниговщины - Миколы Миклухи. Не могу отказать себе в удовольствии немного рассказать о нем.
Его старший брат Сергей обучался в Нежинской высшей гимназии вместе с Николаем Гоголем - они дружили. Именно Гоголю Сергей рассказал о происхождении своей фамилии. Оказывается, что предок их - Охрим, был куренным атаманом в войске Сечи Запорожской и имел прозвище Макуха. На украинском языке это слово означает жмых. Все три сына его - Омелько, Назар и Хома - воевали вместе с ним. Неожиданно Назар воспылал страстью к польской панночке и переметнулся к ляхам... "Стоп, стоп, стоп! - воскликнет читатель. - Да ведь это же Тарас Бульба!" - и окажется прав. Гениальный Гоголь на основе этого предания и написал свою знаменитую повесть.
А в жизни было так. Братья выкрали Назара, чтобы судить его казацким судом, и при этом Хома погиб. Тогда Охрим собственноручно казнил сына-перебежчика.
Прадед Николая Миклухи - Степан по прозвищу Махлай, что означает "вислоухий", был телохранителем у одного из военачальников в войске графа А.П. Румянцева. Махлай первым ворвался в крепость Очаков и поднял над крепостной стеной боевое знамя. Сама Екатерина Вторая наградила его чином хорунжего, даровала дворянство с орденом Владимира 1-й степени. Было это в 1788 году...
"Стоп, стоп!" - снова воскликнет просвещенный читатель. Да! Это род знаменитого путешественника Николая Миклухи-Маклая. Сам же будущий русский инженер путей сообщения Николай Миклуха едва ли не пешком пришел в Санкт-Петербург, где скитался по туманным набережным без средств к существованию. Лишь по малоросскому картузу заметил его земляк - граф А.К. Толстой и помог определиться в институт на казенный кошт.
Ныне его имя почетно среди тех, кто знает историю железных дорог России.
Вот из каких глубин идут традиции инженеров-путейцев.
4
И мои добровольные старшие учителя еще хранили понятие об инженерной чести офицера-геодезиста. Вот один пример из множества.
...Когда прокладывали в тридцатые годы Байкало-Амурскую магистраль, где-то на Енисее строили один из тоннелей. Осуществлялась проходка с двух сторон. Два инженера-маркшейдера14 вели ее навстречу друг другу. И не встретились в определенном планом пункте проходки. Хотя по всем замерам количества вынутого грунта и по иным техническим параметрам, ошибки не должно было произойти. Значит, геодезический расчет был некорректен. Один из геодезистов, кто посчитал себя единственно виновным, застрелился. А на другой день эти штреки сошлись.
Вот среди людей той, высокой профессиональной культуры, мне довелось работать. На железных дорогах, которые нельзя было фотографировать, на трассах, где непозволительны даже незначительные плюс - минус, работали лучшие из профессионалов.
А так называемую "Книгу реперов" из чрезвычайно секретного сейфа мог выдать только начальник дороги под расписку.
Я впервые увидел тогда этих людей с обветренными лицами, в классической полевой форме, какая была еще при царе Горохе. Мужчины и женщины с теодолитом или нивелиром на плече - высокая романтика эпохи индустриализации. Тогда в Смоленске я впервые узнал многое. В том числе и то, как должен быть заточен карандаш, увидел, какое счастливое лицо может быть у человека, когда он смотрит на тысячекилометровые схемы железных дорог.
Там я узнал, что после отхожего места надо мыть руки. И сегодня не стесняюсь говорить об этом.
Советский строй со всеми его недостатками, бережней, чем нынешнее квази-государство, относился к молодежи из "низов".
5
Мне исполнялось восемнадцать лет.
И в первый день моего рождения вне родного дома ко мне в общежитие пришел весь отдел - двадцать человек. Принесли подарки. А тогда, при вожде Никите, и поесть-то было проблематично - какие уж там подарки! Но восемь человек из двадцати подарили мне по коробочке с бритвенными принадлежностями, поскольку я начинал бриться. Остальные принесли пять пульверизаторов для одеколона, красивые помазки. Никто не пил. Потому, что берегли мою, чужую им, юность.
Я был несказанно тронут тем, что ко мне пришли взрослые и значительные люди, что у меня появляются личные, только мне принадлежащие вещи.
Мог ли я забыть этих людей, как меня ни штормило потом в житейском море!..
Почему же я стал мошенником, зная все это? Не умел ценить хорошего? Не знал, что лучшее - враг хорошего? Может быть, генетическая предрасположенность? Может быть, я интуитивно понимал, что от трудов праведных не нажить палат каменных? Сегодня у меня есть все, что нужно человеку для спокойной старости: загородный дом с сауной и земельным наделом, большая квартира в доме с индивидуальной планировкой... Стоп! А не желание ли детского реванша погоняло меня по той темной дороге?
И не эхо ли юношеских мечтаний то, что я сегодня имею? Сразу вспоминается элитный жилищный кооператив "Березка", с которого и пошли мои этапы. Но обо всем - по порядку.
6
Единственный в отделе я был на должности техника-путейца и попал туда как обладатель "красного диплома".
Мои друзья - однокашники: Боря Гусаченко, Виктор Зимула, Раиса Козикова приехали работать через три дня после меня. Я уже писал, что мне всегда нравилась военная форма. Я хотел бы встретить их в новенькой железнодорожной форме, в кителе с нарукавными шевронами, в отутюженных брюках с зеленым продольным кантом - молодым генералом. Но в пятьдесят шестом - не помню каком году - военную экипировку отменили.
Потому при зарплате шестьдесят четыре целковых, я встретил друзей весьма скромно. Позже осмотрелся - украсть нечего. Рельсы, как вы помните, я уже крал в детстве - не понравилось. Мне постоянно хотелось есть, а надо было содержать сестренок и маму. И жил я с одной главенствующей мыслью: где взять деньги?
Мы с коллегами рутинно "химичили" с командировочными отчетами: едет один, а удостоверения отмечает на всех. Система отработанная и в эту игру играли все, кто по роду деятельности часто разъезжал по командировкам. На это вышестоящие и ниже размещенные закрывали очи: а что у нас еще воровать? Что ж, и на том спасибо. Хватает на пирожки с повидлом по семь копеек штука. Вслед за предъявлением советскому обществу Совнархозов наше Управление дороги упразднили. Сама Калининская дорога была создана искусственно, когда Хрущев решил заиметь больше дорог одним росчерком пера. Тогда кусок дороги оторвали от Киевской, кусок - от Московской, кусок -от Октябрьской. И назвали все это Калининской. В итоге, после упоительно красивого Смоленска, я проживаю в отдельном купе одного из вагончиков строительно-монтажного поезда № 316 станции Сухиничи Калужской области.
Там перезимовал у чугунного нагревательного котла: спиной повернешься к нему - на животе иней и - наоборот. За ночь на пол у порога купе с внутренней стороны наметает сугроб. Как не понять Наполеона с Гитлером? Но я к этому отнесся стоически и, вроде бы, адаптировался.
7
Далее с теодолитом и нивелиром я прилежно обследовал Брянскую, Смоленскую и Московскую области, работая в "Калужтранстрой". И в "трансе" я пробыл недолго - смошенничал со справками, дающими право студенту-заочнику право брать сорок дней в год на подготовку к сессии. Эти сорок дней оплачивались государственными предприятиями стопроцентно, как рабочие, по предъявлении студентом справок из деканата. У меня таких дней в году получилось сто двадцать. Самого управляющего возмутило подобное моё прилежание в учебе и академическое рвение. И я по весне уехал в Брянск, где был открыт Ростовский филиал института "Гипростройдормаш" и тут меня взяли старшим техником в конструкторский отдел. Потом перевели в инженеры. Добрые люди хотели, чтобы я учился. И всячески мне помогали.
В Брянске - тут уже работали в основном молодые ростовские флибустьеры, такие же, как я, но приехавшие чуть раньше. Они приехали из южного красавца-города в эту северную, по их мнению, "дыру", в "дырмаш". Они могли остаться в Ростове рядовыми инженерами, а здесь, в Брянске, который чума - не город, им грезились мощные темпы карьерного роста. Идиоты сюда не ехали - ехали те, кто хотел от судьбы большего, чем заранее предопределенное, тиражированное в сотнях тысяч экземпляров существование рядового советского инженера.
На то и молодость честолюбивому человеку.
Я с восхищением смотрел на огромные листы ватмана и на то, как они работали чертежным инструментом! Да, за моими плечами техникум, но я же путеец: ширина колеи - тысяча пятьсот двадцать четыре и допуски плюс шесть - минус два миллиметра. Кто на путях? Бригадир и десять баб с ломиками рельсы рихтуют. Бригадир кричит: " - Заряжай!" Каждая баба заряжает ломиком через три - четвертую лунку под рельс. А бригадир командует:
- Чайник медный... - гоп!
Рванули.
- Чай горячий... - гоп!
Рванули.
- Девки любят... - гоп!
Рванули.
- Дуб стоячий... - гоп!
Рванули.
Таков трудовой процесс. И он может бригадиром на путях до самой смерти всю жизнь под эту бодрую песню баб гонять. Вот им был бы я, если б остался в Конотопе по окончании техникума. А тут мне дали карандаш, линейку - черти фасад здания! Тут впереди - мосты, эстакады, фабричные корпуса! И я черчу этот фасад, а мне говорят:
- Коля, ты хоть понимаешь: что ты делаешь? Ты же коровник нарисовал!
- Почему?!
- А ты карандаш от карандаша не отличаешь: где один -эм, где два -эм, где нужен тэ-эм и где эм-тэ?
Вспомнился мне Алеша Пешков в учении у чертежника. А ведь они меня все два года учили. Их никто не заставлял. А сейчас кто-нибудь кого-нибудь добровольно и бескорыстно научит полезному делу, к слову сказать? Сейчас смотрю, как мои сын и дочь - учащиеся колледжа - чертежи подписывают: это мрак!
А Брянск - город бандитский, разбитной.
Я бегаю на танцы, иногда уже и вино пью. Меня тянет к людям с сомнительной репутацией - ума-то нет. Мои амбиции растут, как на опаре. И вот уже ростовчане меня предостерегают:
- Коль, ты плохо кончишь! Учись! Окончишь институт - все будет! И развлечения будут!
Да где уж там...
Правда, видел я потом на зонах людей и с двумя дипломами о высшем образовании. Но это - судьба. Каждый роет себе что-то: кто - окоп, кто подкоп, а кто и просто глазами хлоп.
И все же, все же...
Техническим специалистом, своим молодым и стареющим львам, советская власть платила катастрофически мало. До жалкого, до ничтожного, до умопомрачительного мало. Она принуждала их, свою гвардию, химичить, а когда надо - умела закрыть на это глаза. Старшим техником без высшего образования я получал восемьдесят рублей чистых. Инженером - девяносто, но за вычетом 10% - восемьдесят один рубль. 15 И это тоже во мне позже аукнулось и легло кирпичиком в фундамент криминальной биографии.
8
И побежал я из Брянска в Москву, куда никак нельзя было попасть иначе, как через фиктивный брак - лимит уже отменили.
Был 1963 год.
Человек ежечасно стоит перед выбором. И каждый его последующий миг следствие выбора слова, вещи, дела, товарища, жены. Так вот я и подумал: если жениться, то на москвичке. И не то, что это был план, но что-то похожее на выбор жизненной магистрали.
В Москве мир пошире и можно жить поближе к своему заочному институту и к очагам культуры. Даже если ты и не замышляешь погреть руки у этих очагов. А там видно будет, думал я, уже имея московских знакомцев среди своих студентов и зная немного чарующий флер столичной жизни. Товарищи-студенты и нашли мне невесту для фиктивного брака. Она была буфетчицей в ресторане "Балчуг". Морально я уже созрел для двойной жизни, только еще не сознавал этого, как сознаю сегодня, по прошествии каторжно тяжелых своих лет.
9
Есть в жизни, наверное, каждого человека дела, которые он ощущает, как бесчестные и даже позорные. Будь он даже профессиональным мошенником, как я, у него все же есть понятия о своеобразной пусть, но этике. Так теперь называют то, что раньше называли совестью. И пусть простит меня Читатель, если самое начало моей криминальной карьеры я оставлю затемненным и не озвученным, поскольку оно не кажется мне достойным внимания. Мне достаточно церковного покаяния и церковной исповеди, чтобы не загружать любознательного читателя подробностями своих юношеских безобразий.
Москва любого человека ломает сразу.
Где бы ни жил раньше этот человек - попадаешь в Москву и сам не свой. Пиджак твой и ноги твои, а ты как бы другой. Словно все, что было до того подготовительная группа начальной школы. Здесь другие денежные отношения между людьми, другой счет этим деньгам, другая одежда и манеры, образ жизни и ее наполнение, стиль работы, говор, транспорт - все другое. Ты, как бы взошел на вершину горы, глядишь - облака-то внизу, но небо ближе не стало. И дальше идти некуда.
Мне показалось, что я попал в такой тупик, откуда нет выхода.
Конечно, можно было вернуться назад в Брянск, Калугу или Конотоп - к мамочке. Но кого не держало силовое поле Москвы и кто добровольно возвращался из нее? Кто из юношей не Растиньяк - покоритель Парижа?
Москва сейчас - волчий город. Но и в те мои годы, и раньше, наверное, она слезам не верила. Била с носка. Не знаю, есть ли еще мировые столицы, где умирали бы без прописки великие художники, артисты, спортсмены! Что уж говорить о нас, простых смертных, и об институте прописки вообще?
И живу я, дитя Конотопа: ни носков лишней пары, ни сорочек. Не было такого района в Москве, где бы я ни ночевал у случайных подружек или не снимал угол, не было вокзала, где бы я не ночевал, если хозяева изгнали тебя за неуплату. Не было огонька в чужих окнах, который бы не резал глаза до слез обиды, не было ночной тени, от которой не шарахнешься. Зима, а ты ночуешь на "бану"16 и на работе о таком положении дел - не заикнись: переодеться не во что. И тусуешься на стройке между этажами в корочках на тонкой подошве и нейлоновых носочках потому, что в прорабскую пойти нельзя - там начальство. И оно единогласно считает, что мастер должен быть на объекте. Греться мастеру не по чину даже в тридцатиградусный мороз. Прячешься и от рабочих в таком виде.
Рабочим им что: они косят, косят - литовки бросят. Пошли на обед валенки с галошами, ватники, "тормозки"17 домашние... Выпили в бытовке водочки и - по боку мороз. Вот и думаешь: " - Ну что, Мыкола? Тяжела тебе шапка Мономаха? За этим ты в столицу вперся? Ты ж прораб, мастер!" А вечером идти в институт - где мои книжки, где конспекты? И что делать: спиваться? Вот уж увольте - перезимуем! Грабить я не умел, воровать не умел. Где взять копейку?
10
Устроился мастером в строительный трест.
Сто двадцать рублей окладу и из них сорок - отдай за комнату, десять за проездной билет, а уж о карманных расходах умолчу. Дайте же мне подработать, я могу пахать на двух-трех работах! Нельзя - это незаконные заработки, нельзя нарушать трудовое законодательство. А ты ведь в Москве живешь. Маму и двух сестренок надо поддерживать, везти подарки - ведь мастер, не путейский рабочий с ломометром в руках! Наивно? Наивно! Да ведь не наивные-то в тюрьмах не сидят. Чтобы сносно жить, снова надо подворовывать. У кого красть? У равного себе - грех. Значит, остаются барыги и коммунистические чиновники.
Продал я там задешево годовой запас хозяйственного мыла. Приписал нуль в фактуре. И получи на складе вместо семидесяти аж семьсот кусков копеечного хозяйственного мыла - всю годовую норму нашего строительного треста. Получил да за полцены сдал через знакомую в прачечную детского садика. И все еще не для того, чтобы купить на эти деньги пирожков с ливером, а чтобы рассчитаться с квартирной хозяйкой за три месяца проживания в ее апартаментах.
Обычная практика мелких, повседневных по тем временам хищений со "строек социализма". Уличили. Изгнали из "кандидатов в кандидаты". Забудь, парень, о КПСС, без членства в которой о почетной старости и персональной пенсии даже и не мечтай.
Ладно.
Я сделал себе все же фиктивный брак с московской буфетчицей из ресторана "Балчуг" Галей Ореховской, которая была чуть старше меня. Знакомые подсуетились. Женитьба давала право на московскую прописку. Родители Галины долго недоумевали: почему мы с молодухой не спим в одной постели? А мы такия.
Собрал я мошенническим путем деньги и мы внесли пай в жилищный кооператив в Текстильщиках. Галина не знала о происхождении этих денег, а обычным путем эти тысячу четыреста пятьдесят рублей я бы и за двадцать лет не собрал. Разве, что начни жить на воде и ржаных сухариках, а это в молодости невозможно: есть хочется всегда. Квартиру до самой пенсии тоже бы не получил, живи я честно. На многое не претендовал - светила однокомнатная квартира в "хрущевке". Не избалованные, чай.
Если в Конотопе, в Брянске, в Смоленске я находился в кругу здоровых нравственно людей и они меня, сами того не желая, воспитывали по своему подобию, то в Москве я уже жил - сам себе голова. Воспитывать меня стало некому, а классического воспитания я, как известно, не получил. В Москве я растворился. Я утратил знакомую социальную среду: город большой, а ты маленький и никто тебя не знает. Бога нет. Мама далеко. Сверкают огни ресторанов, шуршат такси, цокают каблучки девушек. Хорошо! Делай, что хочешь, но успевай отбежать за угол, где легко потеряешься в толпе себе подобных. Ты песчинка среди мириад песчинок. Лишь бы выжить и пожить! Вот вам и проблема больших городов - проблема поистине дьявольская...
11
Немного освоившись с банальными мошенническими трюками и большими деньгами, я стал подумывать и о больших делах. Можно расценивать мою нацеленность, как злонамеренную. Однако я втягивался в профессию мошенника, как бы в жажде реванша за прошлые воздержания. Я чувствовал упоительность риска и обнаруживал в себе мощнейший творческий ресурс. Грабь награбленное - так учили большевики. Спасибо. И ваш "пример - другим наука".
Я и мои новые товарищи отрабатывали манеры поведения ревизоров ОБХСС и тренировались с перегрузками. В сороковом, известном коренным москвичам, магазине на площади Дзержинского, например, да и в других бойких торговых точках, я разыгрывал роль неумелого, начинающего соглядатая за массовыми обмерами и обвесами - основным занятием торгашей. А выглядело это так.
12
Вы одеваетесь дорого и консервативно: костюм, галстук, шляпа, папка подмышкой, дорогая авторучка в нагрудном кармане пиджака. И приходите в магазин. Постоите эдак минут с полчаса, изображая скрытое, но пристальное внимание к процессу обжуливания и объегоривания - подходит посыльный от заведующего. И вы уходите домой не только с солидной суммой на кармане, но и с дефицитными продуктами в портфеле. А дело в том, что продавцы при таком раскладе терпят большие личные убытки, поскольку вынуждены во время моего бдения прекратить обсчет и обвес.
Все шло в руки и сходило с рук. Квалификация созданной мною группы росла и матерела. Множились варианты способов изъятия излишков у тех, кто их имел в достатке.
Но однажды меня с фальшивым удостоверением внештатного сотрудника милиции прихватили опера с Петровки, 38. Я был доставлен к майору Николаю Савельевичу Лосеву18 в Октябрьский райотдел.
Он, начальник уголовного розыска, оглядывал меня с нескрываемым интересом. Так ребенок глядит на слона в зоопарке. Так человек, не умеющий рисовать, следит за работой художника. Не стану пересказывать банальных подробностей допроса и того, как он пытался вербануть меня на службу по защите интересов их бандитской власти. Он увидел, что я не колюсь, что умен и артистичен. И сказал мне о своих финансовых затруднениях. В итоге мы договорились, что он выписывает мне настоящее удостоверение внештатного сотрудника и снабжает меня информацией о валютчиках, подпольных торговцах золотом и драгоценностями, антиквариатом и прочая, и прочая. При любых задержаниях он меня прикрывает и имеет долю с наших будущих "бомбежек". Каково? Это уже горизонтом выше. Об одном еще он попросил: показать ему на деле мою работу.
- Идемте в самый крутой кабак, - сказал я ему, любознательному. Идемте, к примеру, в "Националь". Вы увидите хороший блеф. Я "хлопну" всю головку ресторана.
13
А что такое "Националь"? Это аквариум, где плавают не только золотые рыбки в основном иностранного происхождения, но и акулы из КГБ, стукачи, слухачи, ходатаи и соглядатаи. Вижу, майор побаивается, но любопытство и алчность - два несущих в пропасть крыла - уже изготовились к полету. Хорошо.
Вечером он, одетый в штатское, и я в весьма респектабельном костюме идем в ресторан. Я, не глядя в меню, делаю заказ рублей на двести: армянский коньяк, черная икра, осетровые, лососевые, свежая зелень, дичь все, что в советские времена можно было заказать в больших кабаках.19
И мы сидим, отлично сидим, немного выпиваем, много беседуем со взаимным интересом почти до закрытия кабака. Где-то около двенадцати я вежливо прошу официанта принести счет. Он приносит. Копия счета у меня в руках. Я обнаруживаю приписку в двадцать-тридцать рублей.
Тогда "я достаю из широких штанин свою краснокожую книжицу", которую мне ранее выписал майор Лосев, и говорю:
- Контрольная закупка! - Хотя какая может быть контрольная закупка, если нет ни того, кто купил, ни того, кто продал. Нет и свидетелей, а есть лишь удостоверение внештатного оперуполномоченного. - К вам едет ревизор!
Но ведь ему, утомленному на "чайной плантации" официанту, некогда анализировать ситуацию. Ему нужно реагировать мгновенно. И он реагирует. Он сдергивает скатерть с нашего стола и все с шумом и звоном летит на пол: коньяк, графинчики с водкой, икра, все оставшееся. Вокруг майора какая-то лужа, словно он писает от страха. Майор хватает гарсона за руки, т.к. тот выхватил у меня копию счета и пытался ее съесть.
В итоге, сильно кусает майора за большой палец руки. Майор брезгливо взвизгивает, но окровавленная копия - счета остается у него. Я говорю официанту:
- Ну, все! Это уже семь лет лишения свободы! Ты укусил майора при исполнении!
Тот в полном ужасе пустился в бега, но уже появляется администратор и, как гимназист, которого обматерил бродяга, глазками - хлоп-хлоп:
- В чем дело, товарищи?
Я поясняю : обсчет - раз, укушен майор - два.
Он по телефону вызывает среди ночи директора ресторана "Националь", а в то время это почти правительственная фигура. И фигуры такого ранга все на КГБ работали. И он не сидел в ресторане заполночь и не считал выручку, как это делается сейчас. Не королевское это дело. Но приходит директор:
Мы-то еще с сознанием своей необходимости обществу чертили на миллиметровке сотни километров железных дорог...
"...А поезд шел на Магадан..."
Глава вторая. От техникума до Кума.
1
"...Месяц не приступал к своим записям - уезжал в турецкую Анталью.
Впервые я, Мыкола Конотопский, уезжал отдыхать вдвоем с женой, Ириной Вологодской, без своих шумных и чрезмерно занятных детей. Оказалось, что без них скучно. Скучно в клубном отеле, на великолепном пляже у моря и при шестиразовом питании, скучно в барах и ресторанах, скучно на развлекательных программах. Получается, что не нужен нам берег турецкий, как в старой песне.
Что ж, в другой раз полетим в Африку. И хорошо бы с детьми. Или они уже взрослые?..
А я? Стал ли я взрослым? Старым - да.
Мне скоро шестьдесят, дамы и господа, но в своей взрослости я до конца не уверен. Большинство моих товарищей, моих коллег по криминальному бизнесу - людей в высшей мере значительных для меня и не обычных - отошли в мир иной. Я, думаю, что обязан завершить эту книгу в память о них, о маме, о людях которые желали мне счастья, вопреки капризам бесенят, живших во мне, как загулявшие командированные в районной гостинице. А сейчас у меня один друг остался - моя Ирина. Может, для нее я пишу эту книгу и ищу себе оправданий в ее глазах? Не все же шли по моему пути. У других детям по сорок лет, а наши, сын и дочь, еще юноша и девушка. Хватит ли сил довести их до ума?"
(Из записей 2001 года)
2
Итак, окончив железнодорожный техникум с красным дипломом, я уехал из нашего Конотопа в сияющий куполами старинного кремля город Смоленск времен хрущевской "оттепели".
По Смоленску, как и по всей стране, шел вперед к коммунизму шестидесятый год минувшего столетия. Передо мной лежал красивейший древний город с городским парком "Булонь", как зовут его горожане на парижский лад. Я видел смоленский Кремль, под стенами которого протекал юный в истоке Днепр.
И со всей энергией восемнадцатилетнего юноши, который метит сесть в министерский кабинет, я бодро начал производственную карьеру практичного советского юноши. Но через пять уже лет, будучи студентом четвертого курса Всесоюзного Заочного института инженеров железнодорожного транспорта, сел на тюремные нары. Статья моя была 173 часть вторая - вымогательство взятки. Что же этому предшествовало в моей новой и взрослой жизни?
Об этом и речь.
Первым предприятием, куда я попал, был проектно-изыскательский отдел службы путей, зданий и сооружений Управления Калининской железной дороги. Это инженеры - геодезисты, многие уже в возрасте. Стало быть, родились они в начале века, когда живы был еще Н. Гарин-Михайловский, А. Попов, Д. Менделеев, что позволяло думать о преемственности ими лучших черт русской технической интеллигенции.
3
Еще стоят мосты и пути, построенные их трудом и мыслью. Достаточно вспомнить моего земляка из небогатой и многодетной дворянской семьи с Черниговщины - Миколы Миклухи. Не могу отказать себе в удовольствии немного рассказать о нем.
Его старший брат Сергей обучался в Нежинской высшей гимназии вместе с Николаем Гоголем - они дружили. Именно Гоголю Сергей рассказал о происхождении своей фамилии. Оказывается, что предок их - Охрим, был куренным атаманом в войске Сечи Запорожской и имел прозвище Макуха. На украинском языке это слово означает жмых. Все три сына его - Омелько, Назар и Хома - воевали вместе с ним. Неожиданно Назар воспылал страстью к польской панночке и переметнулся к ляхам... "Стоп, стоп, стоп! - воскликнет читатель. - Да ведь это же Тарас Бульба!" - и окажется прав. Гениальный Гоголь на основе этого предания и написал свою знаменитую повесть.
А в жизни было так. Братья выкрали Назара, чтобы судить его казацким судом, и при этом Хома погиб. Тогда Охрим собственноручно казнил сына-перебежчика.
Прадед Николая Миклухи - Степан по прозвищу Махлай, что означает "вислоухий", был телохранителем у одного из военачальников в войске графа А.П. Румянцева. Махлай первым ворвался в крепость Очаков и поднял над крепостной стеной боевое знамя. Сама Екатерина Вторая наградила его чином хорунжего, даровала дворянство с орденом Владимира 1-й степени. Было это в 1788 году...
"Стоп, стоп!" - снова воскликнет просвещенный читатель. Да! Это род знаменитого путешественника Николая Миклухи-Маклая. Сам же будущий русский инженер путей сообщения Николай Миклуха едва ли не пешком пришел в Санкт-Петербург, где скитался по туманным набережным без средств к существованию. Лишь по малоросскому картузу заметил его земляк - граф А.К. Толстой и помог определиться в институт на казенный кошт.
Ныне его имя почетно среди тех, кто знает историю железных дорог России.
Вот из каких глубин идут традиции инженеров-путейцев.
4
И мои добровольные старшие учителя еще хранили понятие об инженерной чести офицера-геодезиста. Вот один пример из множества.
...Когда прокладывали в тридцатые годы Байкало-Амурскую магистраль, где-то на Енисее строили один из тоннелей. Осуществлялась проходка с двух сторон. Два инженера-маркшейдера14 вели ее навстречу друг другу. И не встретились в определенном планом пункте проходки. Хотя по всем замерам количества вынутого грунта и по иным техническим параметрам, ошибки не должно было произойти. Значит, геодезический расчет был некорректен. Один из геодезистов, кто посчитал себя единственно виновным, застрелился. А на другой день эти штреки сошлись.
Вот среди людей той, высокой профессиональной культуры, мне довелось работать. На железных дорогах, которые нельзя было фотографировать, на трассах, где непозволительны даже незначительные плюс - минус, работали лучшие из профессионалов.
А так называемую "Книгу реперов" из чрезвычайно секретного сейфа мог выдать только начальник дороги под расписку.
Я впервые увидел тогда этих людей с обветренными лицами, в классической полевой форме, какая была еще при царе Горохе. Мужчины и женщины с теодолитом или нивелиром на плече - высокая романтика эпохи индустриализации. Тогда в Смоленске я впервые узнал многое. В том числе и то, как должен быть заточен карандаш, увидел, какое счастливое лицо может быть у человека, когда он смотрит на тысячекилометровые схемы железных дорог.
Там я узнал, что после отхожего места надо мыть руки. И сегодня не стесняюсь говорить об этом.
Советский строй со всеми его недостатками, бережней, чем нынешнее квази-государство, относился к молодежи из "низов".
5
Мне исполнялось восемнадцать лет.
И в первый день моего рождения вне родного дома ко мне в общежитие пришел весь отдел - двадцать человек. Принесли подарки. А тогда, при вожде Никите, и поесть-то было проблематично - какие уж там подарки! Но восемь человек из двадцати подарили мне по коробочке с бритвенными принадлежностями, поскольку я начинал бриться. Остальные принесли пять пульверизаторов для одеколона, красивые помазки. Никто не пил. Потому, что берегли мою, чужую им, юность.
Я был несказанно тронут тем, что ко мне пришли взрослые и значительные люди, что у меня появляются личные, только мне принадлежащие вещи.
Мог ли я забыть этих людей, как меня ни штормило потом в житейском море!..
Почему же я стал мошенником, зная все это? Не умел ценить хорошего? Не знал, что лучшее - враг хорошего? Может быть, генетическая предрасположенность? Может быть, я интуитивно понимал, что от трудов праведных не нажить палат каменных? Сегодня у меня есть все, что нужно человеку для спокойной старости: загородный дом с сауной и земельным наделом, большая квартира в доме с индивидуальной планировкой... Стоп! А не желание ли детского реванша погоняло меня по той темной дороге?
И не эхо ли юношеских мечтаний то, что я сегодня имею? Сразу вспоминается элитный жилищный кооператив "Березка", с которого и пошли мои этапы. Но обо всем - по порядку.
6
Единственный в отделе я был на должности техника-путейца и попал туда как обладатель "красного диплома".
Мои друзья - однокашники: Боря Гусаченко, Виктор Зимула, Раиса Козикова приехали работать через три дня после меня. Я уже писал, что мне всегда нравилась военная форма. Я хотел бы встретить их в новенькой железнодорожной форме, в кителе с нарукавными шевронами, в отутюженных брюках с зеленым продольным кантом - молодым генералом. Но в пятьдесят шестом - не помню каком году - военную экипировку отменили.
Потому при зарплате шестьдесят четыре целковых, я встретил друзей весьма скромно. Позже осмотрелся - украсть нечего. Рельсы, как вы помните, я уже крал в детстве - не понравилось. Мне постоянно хотелось есть, а надо было содержать сестренок и маму. И жил я с одной главенствующей мыслью: где взять деньги?
Мы с коллегами рутинно "химичили" с командировочными отчетами: едет один, а удостоверения отмечает на всех. Система отработанная и в эту игру играли все, кто по роду деятельности часто разъезжал по командировкам. На это вышестоящие и ниже размещенные закрывали очи: а что у нас еще воровать? Что ж, и на том спасибо. Хватает на пирожки с повидлом по семь копеек штука. Вслед за предъявлением советскому обществу Совнархозов наше Управление дороги упразднили. Сама Калининская дорога была создана искусственно, когда Хрущев решил заиметь больше дорог одним росчерком пера. Тогда кусок дороги оторвали от Киевской, кусок - от Московской, кусок -от Октябрьской. И назвали все это Калининской. В итоге, после упоительно красивого Смоленска, я проживаю в отдельном купе одного из вагончиков строительно-монтажного поезда № 316 станции Сухиничи Калужской области.
Там перезимовал у чугунного нагревательного котла: спиной повернешься к нему - на животе иней и - наоборот. За ночь на пол у порога купе с внутренней стороны наметает сугроб. Как не понять Наполеона с Гитлером? Но я к этому отнесся стоически и, вроде бы, адаптировался.
7
Далее с теодолитом и нивелиром я прилежно обследовал Брянскую, Смоленскую и Московскую области, работая в "Калужтранстрой". И в "трансе" я пробыл недолго - смошенничал со справками, дающими право студенту-заочнику право брать сорок дней в год на подготовку к сессии. Эти сорок дней оплачивались государственными предприятиями стопроцентно, как рабочие, по предъявлении студентом справок из деканата. У меня таких дней в году получилось сто двадцать. Самого управляющего возмутило подобное моё прилежание в учебе и академическое рвение. И я по весне уехал в Брянск, где был открыт Ростовский филиал института "Гипростройдормаш" и тут меня взяли старшим техником в конструкторский отдел. Потом перевели в инженеры. Добрые люди хотели, чтобы я учился. И всячески мне помогали.
В Брянске - тут уже работали в основном молодые ростовские флибустьеры, такие же, как я, но приехавшие чуть раньше. Они приехали из южного красавца-города в эту северную, по их мнению, "дыру", в "дырмаш". Они могли остаться в Ростове рядовыми инженерами, а здесь, в Брянске, который чума - не город, им грезились мощные темпы карьерного роста. Идиоты сюда не ехали - ехали те, кто хотел от судьбы большего, чем заранее предопределенное, тиражированное в сотнях тысяч экземпляров существование рядового советского инженера.
На то и молодость честолюбивому человеку.
Я с восхищением смотрел на огромные листы ватмана и на то, как они работали чертежным инструментом! Да, за моими плечами техникум, но я же путеец: ширина колеи - тысяча пятьсот двадцать четыре и допуски плюс шесть - минус два миллиметра. Кто на путях? Бригадир и десять баб с ломиками рельсы рихтуют. Бригадир кричит: " - Заряжай!" Каждая баба заряжает ломиком через три - четвертую лунку под рельс. А бригадир командует:
- Чайник медный... - гоп!
Рванули.
- Чай горячий... - гоп!
Рванули.
- Девки любят... - гоп!
Рванули.
- Дуб стоячий... - гоп!
Рванули.
Таков трудовой процесс. И он может бригадиром на путях до самой смерти всю жизнь под эту бодрую песню баб гонять. Вот им был бы я, если б остался в Конотопе по окончании техникума. А тут мне дали карандаш, линейку - черти фасад здания! Тут впереди - мосты, эстакады, фабричные корпуса! И я черчу этот фасад, а мне говорят:
- Коля, ты хоть понимаешь: что ты делаешь? Ты же коровник нарисовал!
- Почему?!
- А ты карандаш от карандаша не отличаешь: где один -эм, где два -эм, где нужен тэ-эм и где эм-тэ?
Вспомнился мне Алеша Пешков в учении у чертежника. А ведь они меня все два года учили. Их никто не заставлял. А сейчас кто-нибудь кого-нибудь добровольно и бескорыстно научит полезному делу, к слову сказать? Сейчас смотрю, как мои сын и дочь - учащиеся колледжа - чертежи подписывают: это мрак!
А Брянск - город бандитский, разбитной.
Я бегаю на танцы, иногда уже и вино пью. Меня тянет к людям с сомнительной репутацией - ума-то нет. Мои амбиции растут, как на опаре. И вот уже ростовчане меня предостерегают:
- Коль, ты плохо кончишь! Учись! Окончишь институт - все будет! И развлечения будут!
Да где уж там...
Правда, видел я потом на зонах людей и с двумя дипломами о высшем образовании. Но это - судьба. Каждый роет себе что-то: кто - окоп, кто подкоп, а кто и просто глазами хлоп.
И все же, все же...
Техническим специалистом, своим молодым и стареющим львам, советская власть платила катастрофически мало. До жалкого, до ничтожного, до умопомрачительного мало. Она принуждала их, свою гвардию, химичить, а когда надо - умела закрыть на это глаза. Старшим техником без высшего образования я получал восемьдесят рублей чистых. Инженером - девяносто, но за вычетом 10% - восемьдесят один рубль. 15 И это тоже во мне позже аукнулось и легло кирпичиком в фундамент криминальной биографии.
8
И побежал я из Брянска в Москву, куда никак нельзя было попасть иначе, как через фиктивный брак - лимит уже отменили.
Был 1963 год.
Человек ежечасно стоит перед выбором. И каждый его последующий миг следствие выбора слова, вещи, дела, товарища, жены. Так вот я и подумал: если жениться, то на москвичке. И не то, что это был план, но что-то похожее на выбор жизненной магистрали.
В Москве мир пошире и можно жить поближе к своему заочному институту и к очагам культуры. Даже если ты и не замышляешь погреть руки у этих очагов. А там видно будет, думал я, уже имея московских знакомцев среди своих студентов и зная немного чарующий флер столичной жизни. Товарищи-студенты и нашли мне невесту для фиктивного брака. Она была буфетчицей в ресторане "Балчуг". Морально я уже созрел для двойной жизни, только еще не сознавал этого, как сознаю сегодня, по прошествии каторжно тяжелых своих лет.
9
Есть в жизни, наверное, каждого человека дела, которые он ощущает, как бесчестные и даже позорные. Будь он даже профессиональным мошенником, как я, у него все же есть понятия о своеобразной пусть, но этике. Так теперь называют то, что раньше называли совестью. И пусть простит меня Читатель, если самое начало моей криминальной карьеры я оставлю затемненным и не озвученным, поскольку оно не кажется мне достойным внимания. Мне достаточно церковного покаяния и церковной исповеди, чтобы не загружать любознательного читателя подробностями своих юношеских безобразий.
Москва любого человека ломает сразу.
Где бы ни жил раньше этот человек - попадаешь в Москву и сам не свой. Пиджак твой и ноги твои, а ты как бы другой. Словно все, что было до того подготовительная группа начальной школы. Здесь другие денежные отношения между людьми, другой счет этим деньгам, другая одежда и манеры, образ жизни и ее наполнение, стиль работы, говор, транспорт - все другое. Ты, как бы взошел на вершину горы, глядишь - облака-то внизу, но небо ближе не стало. И дальше идти некуда.
Мне показалось, что я попал в такой тупик, откуда нет выхода.
Конечно, можно было вернуться назад в Брянск, Калугу или Конотоп - к мамочке. Но кого не держало силовое поле Москвы и кто добровольно возвращался из нее? Кто из юношей не Растиньяк - покоритель Парижа?
Москва сейчас - волчий город. Но и в те мои годы, и раньше, наверное, она слезам не верила. Била с носка. Не знаю, есть ли еще мировые столицы, где умирали бы без прописки великие художники, артисты, спортсмены! Что уж говорить о нас, простых смертных, и об институте прописки вообще?
И живу я, дитя Конотопа: ни носков лишней пары, ни сорочек. Не было такого района в Москве, где бы я ни ночевал у случайных подружек или не снимал угол, не было вокзала, где бы я не ночевал, если хозяева изгнали тебя за неуплату. Не было огонька в чужих окнах, который бы не резал глаза до слез обиды, не было ночной тени, от которой не шарахнешься. Зима, а ты ночуешь на "бану"16 и на работе о таком положении дел - не заикнись: переодеться не во что. И тусуешься на стройке между этажами в корочках на тонкой подошве и нейлоновых носочках потому, что в прорабскую пойти нельзя - там начальство. И оно единогласно считает, что мастер должен быть на объекте. Греться мастеру не по чину даже в тридцатиградусный мороз. Прячешься и от рабочих в таком виде.
Рабочим им что: они косят, косят - литовки бросят. Пошли на обед валенки с галошами, ватники, "тормозки"17 домашние... Выпили в бытовке водочки и - по боку мороз. Вот и думаешь: " - Ну что, Мыкола? Тяжела тебе шапка Мономаха? За этим ты в столицу вперся? Ты ж прораб, мастер!" А вечером идти в институт - где мои книжки, где конспекты? И что делать: спиваться? Вот уж увольте - перезимуем! Грабить я не умел, воровать не умел. Где взять копейку?
10
Устроился мастером в строительный трест.
Сто двадцать рублей окладу и из них сорок - отдай за комнату, десять за проездной билет, а уж о карманных расходах умолчу. Дайте же мне подработать, я могу пахать на двух-трех работах! Нельзя - это незаконные заработки, нельзя нарушать трудовое законодательство. А ты ведь в Москве живешь. Маму и двух сестренок надо поддерживать, везти подарки - ведь мастер, не путейский рабочий с ломометром в руках! Наивно? Наивно! Да ведь не наивные-то в тюрьмах не сидят. Чтобы сносно жить, снова надо подворовывать. У кого красть? У равного себе - грех. Значит, остаются барыги и коммунистические чиновники.
Продал я там задешево годовой запас хозяйственного мыла. Приписал нуль в фактуре. И получи на складе вместо семидесяти аж семьсот кусков копеечного хозяйственного мыла - всю годовую норму нашего строительного треста. Получил да за полцены сдал через знакомую в прачечную детского садика. И все еще не для того, чтобы купить на эти деньги пирожков с ливером, а чтобы рассчитаться с квартирной хозяйкой за три месяца проживания в ее апартаментах.
Обычная практика мелких, повседневных по тем временам хищений со "строек социализма". Уличили. Изгнали из "кандидатов в кандидаты". Забудь, парень, о КПСС, без членства в которой о почетной старости и персональной пенсии даже и не мечтай.
Ладно.
Я сделал себе все же фиктивный брак с московской буфетчицей из ресторана "Балчуг" Галей Ореховской, которая была чуть старше меня. Знакомые подсуетились. Женитьба давала право на московскую прописку. Родители Галины долго недоумевали: почему мы с молодухой не спим в одной постели? А мы такия.
Собрал я мошенническим путем деньги и мы внесли пай в жилищный кооператив в Текстильщиках. Галина не знала о происхождении этих денег, а обычным путем эти тысячу четыреста пятьдесят рублей я бы и за двадцать лет не собрал. Разве, что начни жить на воде и ржаных сухариках, а это в молодости невозможно: есть хочется всегда. Квартиру до самой пенсии тоже бы не получил, живи я честно. На многое не претендовал - светила однокомнатная квартира в "хрущевке". Не избалованные, чай.
Если в Конотопе, в Брянске, в Смоленске я находился в кругу здоровых нравственно людей и они меня, сами того не желая, воспитывали по своему подобию, то в Москве я уже жил - сам себе голова. Воспитывать меня стало некому, а классического воспитания я, как известно, не получил. В Москве я растворился. Я утратил знакомую социальную среду: город большой, а ты маленький и никто тебя не знает. Бога нет. Мама далеко. Сверкают огни ресторанов, шуршат такси, цокают каблучки девушек. Хорошо! Делай, что хочешь, но успевай отбежать за угол, где легко потеряешься в толпе себе подобных. Ты песчинка среди мириад песчинок. Лишь бы выжить и пожить! Вот вам и проблема больших городов - проблема поистине дьявольская...
11
Немного освоившись с банальными мошенническими трюками и большими деньгами, я стал подумывать и о больших делах. Можно расценивать мою нацеленность, как злонамеренную. Однако я втягивался в профессию мошенника, как бы в жажде реванша за прошлые воздержания. Я чувствовал упоительность риска и обнаруживал в себе мощнейший творческий ресурс. Грабь награбленное - так учили большевики. Спасибо. И ваш "пример - другим наука".
Я и мои новые товарищи отрабатывали манеры поведения ревизоров ОБХСС и тренировались с перегрузками. В сороковом, известном коренным москвичам, магазине на площади Дзержинского, например, да и в других бойких торговых точках, я разыгрывал роль неумелого, начинающего соглядатая за массовыми обмерами и обвесами - основным занятием торгашей. А выглядело это так.
12
Вы одеваетесь дорого и консервативно: костюм, галстук, шляпа, папка подмышкой, дорогая авторучка в нагрудном кармане пиджака. И приходите в магазин. Постоите эдак минут с полчаса, изображая скрытое, но пристальное внимание к процессу обжуливания и объегоривания - подходит посыльный от заведующего. И вы уходите домой не только с солидной суммой на кармане, но и с дефицитными продуктами в портфеле. А дело в том, что продавцы при таком раскладе терпят большие личные убытки, поскольку вынуждены во время моего бдения прекратить обсчет и обвес.
Все шло в руки и сходило с рук. Квалификация созданной мною группы росла и матерела. Множились варианты способов изъятия излишков у тех, кто их имел в достатке.
Но однажды меня с фальшивым удостоверением внештатного сотрудника милиции прихватили опера с Петровки, 38. Я был доставлен к майору Николаю Савельевичу Лосеву18 в Октябрьский райотдел.
Он, начальник уголовного розыска, оглядывал меня с нескрываемым интересом. Так ребенок глядит на слона в зоопарке. Так человек, не умеющий рисовать, следит за работой художника. Не стану пересказывать банальных подробностей допроса и того, как он пытался вербануть меня на службу по защите интересов их бандитской власти. Он увидел, что я не колюсь, что умен и артистичен. И сказал мне о своих финансовых затруднениях. В итоге мы договорились, что он выписывает мне настоящее удостоверение внештатного сотрудника и снабжает меня информацией о валютчиках, подпольных торговцах золотом и драгоценностями, антиквариатом и прочая, и прочая. При любых задержаниях он меня прикрывает и имеет долю с наших будущих "бомбежек". Каково? Это уже горизонтом выше. Об одном еще он попросил: показать ему на деле мою работу.
- Идемте в самый крутой кабак, - сказал я ему, любознательному. Идемте, к примеру, в "Националь". Вы увидите хороший блеф. Я "хлопну" всю головку ресторана.
13
А что такое "Националь"? Это аквариум, где плавают не только золотые рыбки в основном иностранного происхождения, но и акулы из КГБ, стукачи, слухачи, ходатаи и соглядатаи. Вижу, майор побаивается, но любопытство и алчность - два несущих в пропасть крыла - уже изготовились к полету. Хорошо.
Вечером он, одетый в штатское, и я в весьма респектабельном костюме идем в ресторан. Я, не глядя в меню, делаю заказ рублей на двести: армянский коньяк, черная икра, осетровые, лососевые, свежая зелень, дичь все, что в советские времена можно было заказать в больших кабаках.19
И мы сидим, отлично сидим, немного выпиваем, много беседуем со взаимным интересом почти до закрытия кабака. Где-то около двенадцати я вежливо прошу официанта принести счет. Он приносит. Копия счета у меня в руках. Я обнаруживаю приписку в двадцать-тридцать рублей.
Тогда "я достаю из широких штанин свою краснокожую книжицу", которую мне ранее выписал майор Лосев, и говорю:
- Контрольная закупка! - Хотя какая может быть контрольная закупка, если нет ни того, кто купил, ни того, кто продал. Нет и свидетелей, а есть лишь удостоверение внештатного оперуполномоченного. - К вам едет ревизор!
Но ведь ему, утомленному на "чайной плантации" официанту, некогда анализировать ситуацию. Ему нужно реагировать мгновенно. И он реагирует. Он сдергивает скатерть с нашего стола и все с шумом и звоном летит на пол: коньяк, графинчики с водкой, икра, все оставшееся. Вокруг майора какая-то лужа, словно он писает от страха. Майор хватает гарсона за руки, т.к. тот выхватил у меня копию счета и пытался ее съесть.
В итоге, сильно кусает майора за большой палец руки. Майор брезгливо взвизгивает, но окровавленная копия - счета остается у него. Я говорю официанту:
- Ну, все! Это уже семь лет лишения свободы! Ты укусил майора при исполнении!
Тот в полном ужасе пустился в бега, но уже появляется администратор и, как гимназист, которого обматерил бродяга, глазками - хлоп-хлоп:
- В чем дело, товарищи?
Я поясняю : обсчет - раз, укушен майор - два.
Он по телефону вызывает среди ночи директора ресторана "Националь", а в то время это почти правительственная фигура. И фигуры такого ранга все на КГБ работали. И он не сидел в ресторане заполночь и не считал выручку, как это делается сейчас. Не королевское это дело. Но приходит директор: