8. "Ни с места, или я стреляю", - услышал за спиной Алэн. Он только что вышел из шахты, взобрался по старому эскалатору на площадку космопорта, спрятался за эстакадой и собирался перевести дух перед последним броском через открытое пространство до здания порта. Ему оставалось преодолеть всего двести метров - и он слился бы с сотнями пассажиров, затерялся бы среди разношерстной толпы счастливых беглецов, спасающихся от смерти... Как вдруг эта напасть. Мысленно он выругался, пеняя на себя, что утратил осторожность. - Не стреляйте, у меня на руках ребенок. - Повернись. Медленно. Алэн подчинился. В трех метрах от него стоял патрульный. Он был нескладно-высокий и худощавый, подслеповато таращил глаза, его туловище защищал бронекостюм, а в руках было лазерное ружье. "Бернс, - вызвал он по связи своего напарника, - у меня тут добыча, мужчина с ребенком, похоже нелегал. Направлялся в порт. Жду тебя у северной эстакады...". Бернс пообещал появиться с минуту на минуту. Связь прервалась. Патрульный взглянул на задержанного, хотел было предложить ему сесть, как понял, что с тем творится что-то неладное. Алэн захрипел, на губах выступила пена, а лицо покрылось белыми пятнами; он сделал шаг назад, вперед, зашатался, было видно, что ему едва удается сохранять равновесие. Патрульный в испуге отступил, несколько раз попытался найти пальцами передатчик, включить его, и в своей растерянности, напрасно думая, что вышел на связь, заговорил: "Черт возьми, Бернс. У него пена изо рта... Что мне с ним делать?!" В это время Алэн упал на бетон, едва не выронив ребенка, и будто бы затих. "Боже, да он малыша задавит", - пробормотал солдат и, движимый состраданием, в то же мгновение оказался рядом с Алэном, собираясь взять у него сына. Все произошло в долю секунды. Так очковая кобра в молниеносном смертельном броске настигает свою жертву. Алэн ожил, его тело стремительно изогнулось, а голова коснулась головы солдата; он бил лбом в его лицо и разбил в кровь, послав патрульного в нокаут. После этого Алэн поднялся, глянул на поверженного противника и, положив сына в сторону, в укромное место, приготовился ждать Бернса, что, впрочем, не заняло у него много времени. Второй патрульный был постарше и покрепче. Переваливаясь, словно утка, он шел к северной эстакаде через все поле космопорта и что-то насвистывал. Увидев на земле своего товарища, он замер, но внезапно выросший перед ним Алэн форы ему не дал. Тот же удар - патрульный упал на колени, а затем тяжело завалился набок. Алэн вошел в здание космопорта, когда до отлета "Леонардо да Винчи" оставались минуты. У стойки пограничного контроля его встречала улыбкой и мягким укором офицер-женщина: - Сэр, вы опоздали на регистрацию. - Разве ничего нельзя сделать? - холодно спросил Алэн. - Ваши документы и билет, пожалуйста. Вам повезло. Рейс задерживается. - Почему? Женщина, взяв у него все бумаги, не ответила, пожав плечами. Алэн нащупал в кармане рукоятку кольта образца 2750 года. "Что могло случиться?" В зале ожидания, занимавшем не менее трех тысяч квадратных метров, было многолюдно. В глаза же прежде всего бросался размахнувшийся во всю дальнюю стену видеоэкран. "Доброе утро, дамы и господа! Сегодня, 12 июня 2998 года я, Лада Корнуэл, рада приветствовать вас в самом горячем выпуске от Си-Эн-Си...". Телеведущая стояла, по-мужски широко расставив ноги и скрестив на груди руки, ее было видно в полный рост, фигура в коже-костюме отличалась хрупкостью, но во взгляде сквозили сила и воля. На заднем плане оживала картина просыпавшегося города. "...главная новость дня, увы, не радует нас своей новизной. На планете продолжает свирепствовать эпидемия. Окунемся на мгновение в городскую среду, заглянем смерти в лицо, ощутим ее смрадное дыхание...". Один из микрорайонов огромного города вдруг стал расти на глазах. Камера крупно показала крыши домов, ухнула оком вниз по стенам зданий и затаилась над улицей на уровне двух-трех метров над землей. Неширокий проулок был безлюден. Сияло зеркальной чистотой устлавшее мостовую черное покрывало фитобетона, обрамлявшая его широкой каймой у самых стен трава играла на солнце зеленью. Но вот распахнулись стеклянные двери, и из парадного подъезда одного из небоскребов вышел на улицу дряхлый старик, одетый в потрепанный старомодно-просторный комбинезон; испуганно озираясь, он сделал несколько шагов, как вдруг, словно что-то почувствовав, остановился. В тот же момент из-за угла показалась женщина. Камера сразу приблизилась к ней, заглянула в матово-белое с налетом желтизны осунувшееся лицо, с болью и ненавистью в глазах, с ниспадавшими на лоб прядями грязно-седых волос, и с неистовым безумием в каждой морщине; затем смерила ее с головы до пят, акцентировав внимание телезрителей на левой ноге. Эта часть ее тела, даже под коже-костюмом, напоминала студень. В следующий миг камера словно бежала прочь, заметалась, коснулась взглядом фитобетона, совсем близко травы и внезапно - голубого неба, но, встретившись с глазами старика, полными звериного, первобытного страха, вцепилась в них, присосалась пиявкой и вытянула из них этот страх наружу, бросив его в эфир, как бросают мясо хищникам, или как плетью оглушают загнанную лошадь. Эти глаза Си-Эн-Си показала во весь многометровый экран, а стоящая на переднем плане в своей неизменной позе Лада Корнуэлл, заметно вздрогнув (может быть, играя на зрителя, но тогда первоклассно), продолжала выпуск новостей. Алэн почему-то подумал о другом. О том, что Корнуэлл сейчас находится в телецентре, ее режиссеры и операторы через спутник управляют телекамерой, а эффект присутствия на месте событий у любого из тех, кто наблюдает этот сюжет, просто потрясающий... И подумал, что это лицемерие. "...так называемый вирус "Мортакса" обнаружен сегодня в последнем оплоте всемирной эпидемиологической службы в Нью-Йорке. За последние восемь часов неизлечимой болезнью здесь инфицировано более десяти тысяч человек. Однако есть и обнадеживающие известия. На завершившейся несколько минут назад пресс-конференции сам профессор Мортакс, напомню - он возглавляет эпидемиологическую службу Земли - заявил, что, с его точки зрения, человеческий организм способен вырабатывать иммунные тела, препятствующие развитию болезни. Вместе с тем, нельзя полностью исключать того, что избежавший таким образом смерти человек в свою очередь не станет носителем вируса. Однако он может заражать окружающих, не подозревая об этом... заявил репортерам профессор Мортакс." Лада Корнуэлл исчезла на секунду-другую с экрана, уступив место заставке новостей Си-Эн-Си, а когда появилась вновь, стала еще напористей. "Пять часов назад получен сигнал SOS от пассажирского звездолета, следовавшего курсом Ларина-Земля...". Алэну протянули документы, и новости перестали его интересовать; он думал только о том, как бы поскорее убраться отсюда. Кольцо трехметрового диаметра из серебристого металла, служившее входом в пассажирский модуль, куда бесконечной лентой уходил за поворот, за прозрачные стены, эскалатор, находилось от него в двух шагах. Датчики, которые монтировались в это кольцо, способны были распознать любое оружие, как бы надежно спрятано оно не было, и забить тревогу. Однако принятая недавно поправка к конституции объявляла права ее граждан на самозащиту неприкосновенными. А коли оружие разрешалось носить кому угодно и какое угодно, отпала необходимость и в контроле за ним. Именно поэтому взвывшая сирена и слепящий свет стали для Алэна полной неожиданностью. Перед ним тотчас возник рослый яйцеголовый сотрудник порта с черным лазерным пистолетом на поясе. Он изобразил на лице сожаление и голосом, не терпящим возражений, попросил Алэна расстаться с оружием: "Если не ошибаюсь, у вас кольт образца 2750 года", - напомнил он. Алэн Лаустас ответил очень жестко, давая понять, что не желает подчиняться: - Не имеет значения, что у меня... - От имени нашей компании я вынужден принести извинения, но. в связи с объявленным на Земле чрезвычайным положением, - поправка от 1 мая временно ограничена в применении. Это, в частности, касается межзвездных рейсов. Пожалуйста, передайте мне ваше оружие. - Это произвол, - глухо сказал Алэн и внутренне весь подобрался: в его планы подобное разоружение не входило. С ребенком на руках, он стоял неподвижно и не сводил с сотрудника порта упорного взгляда. Тем временем в зале, очевидно, что-то происходило, поскольку яйцеголовый вдруг отвлекся и стал всматриваться куда-то поверх головы Алэна, что в конце концов заставило обернуться и его. Сначала внимание Алэна привлек телеэкран, где шел набивший всем оскомину ролик о симптомах вируса "Мортакса": "Какого черта это зазубривать, когда избавления все равно нет". - мысленно огрызнулся на него он и только после этого заметил быстро продвигающуюся в сторону эскалатора процессию. Их было шестеро. Лица пятерых скрывали черные маски телохранителей, обычно сопровождавших V.I.P. Шестой господин, по-видимому, и являвшийся важной персоной, был, будто монах, одет во все черное. Немолодой, тучный сверх меры, с каменным, беспечно-надменным лицом, несшим в себе некую звериную сущность, притаившуюся, наверное, в маленьких, близоруко щурившихся глазах, он показался Алэну знакомым. "...и эти его смоляно-черные волосы с пробором посредине. Только где я его видел?" - спрашивал он себя. - Пожалуйста, отойдите в сторону, - попросил яйцеголовый. Алэн, не переставая следить за V.I.P., шагнул вправо. Какой-то сбой в работе местного TV-центра неожиданно сделал звук передач слишком сильным. Всего на какие-то секунды, но Алэн опять отвлекся на экран. Там крупным планом показывали человека, пораженного вирусом "Мортакс", спустя 72 часа после начала болезни. Собственно, самого несчастного видно уже не было: на этой последней стадии "черви Мортакса" заменяли собой всю мышечную и костную ткань живого существа. В то время, когда V.I.P. и его окружение отделяло от пассажирского модуля не более двадцати шагов, страшная картина исчезла и появившаяся на ее месте молодая доктор не преминула еще раз напомнить о первых симптомах болезни: "...характерный горьковато-соленый вкус во рту, общая вялость, головокружение...". Последние ее слова были перекрыты истошным женским криком: "Я заболела! Я не хочу умирать! Я заболела!" Зал всколыхнулся. Кто-то поспешил отодвинуться от предполагаемой больной подальше; другой, заметив это, шарахнулся в сторону; третий метнулся за ним, но, споткнувшись о чью-то ногу, упал, вырвав тем у соседа истерический хохот, в котором не было ничего человеческого, ничего земного... Четвертый и пятый бросились прочь... Через секунды в зале царил хаос. Все суматошно бегали по кругу, плакали дети, визжали женщины, но кто-то обреченно неподвижно сидел в том же кресле, глядел в пол и порой бессмысленно улыбался; но большая часть людей хлынула к пассажирскому блоку. Яйцеголовый пропустил V.I.P. и его телохранителей к эскалатору, потом вышел из кольца и попытался встать на пути обезумевшей толпы, образумить ее. Алэн не стал дожидаться, что из этого выйдет; воспользовавшись ситуацией, он проскользнул мимо сотрудника порта, устремляясь следом за удаляющейся на бегущей дорожке шестеркой.
9. "Девять кругов ада...", - вспомнил я, когда понял, что мой первый круг замкнулся. Подумалось: сколько ещё предстоит пройти? Я шел бесконечной зеленой пустыней не один день. Я полз по ней, отсчитывая капли воды из своего НЗ, как срок до исполнения смертельного приговора надо мной... Иной раз меня посещала крамольная мысль: что, если повернуть обратно, или лечь на песок, наплевать на все и ждать смерти, обману тогда зловещий рок? Жажда жизни, однако ж, толкала меня вперед. Я верил, что отыщу выход, сойду с заколдованной орбиты своей судьбы. И город, покинутый всеми город, что ждал меня вдали, по-прежнему оставался единственной путеводной звездой. Небо глядело на меня, полное безразличия, серым утром, бесцветным днем, чернеющим вечером. Воздух застыл в мертвом штиле. А где-то у виска отчетливо больно пульсировала закипающая в жилах кровь. Ночи не существовали для меня. Я умирал, воскресая с первыми лучами солнца. Впрочем, земные стереотипы. Здесь солнце не являло себя воочию. Когда следовало появиться скалам, они появились. И теперь я смотрел на них, желая запомнить каждый оттенок, каждый штрих. Я решил пойти до конца и спешил, чтобы достигнуть подножия гор до пришествия темноты. Утром меня вырвало из сна шквалом ночного страха. Я уронил на высокий, тяжелый, непослушный язык три капли воды из НЗ и, поднявшись, начал восхождение... Когда я должен был найти глаза, я нашел их... Мне бы быть к тому готовым, к встрече с ними, а я наступил на те же самые грабли во второй раз: отшатнулся, упал на площадку, на которой только что лежал, отдыхая, но заскользил по ней, не сумев ни за что зацепиться, в панике, в мгновенном страхе взмахнул руками и сорвался вниз, падая десять-пятнадцать метров на острый угол боком, переворачиваясь и разбиваясь головой и телом в кровь. Очнувшись и найдя на себе знакомое "одеяло", я не нашел ничего лучшего, как рассмеяться громко, не нарочито. Все становилось слишком скучно. Этой ночью, зная повадки моего врага, я уже забавлялся. Я то игриво, будто бы подзывая к себе собаку, насвистывал, то улюлюкал, то, замолчав, дождавшись, пока меня едва не накроют с головой, вскрикивал, будто пугая маленького, а то ревел "ура" или напевал песни. Наконец, под утро, чувствуя его приближение, я принялся даже гоняться за серебристыми шарами с дикими воплями. Это был кураж. И сумасшествие. Но пришел день - и я полез на скалы с утроенной энергией. Когда я выдохся, в пяти шагах от плато, на котором стоял мертвый город, когда я, распластавшись на холодном камне, уткнувшись носом в свое мутное отражение, не в силах был пошевелить хотя бы мизинцем, на меня упала тень, и разорвавший перепонки звук обрушился словно молот. Чтобы понять, что происходит, я хотел было с усилием перевернуться на спину, взглянуть - что или кто парит надо мной, но боль, пришедшая откуда-то боль забрала меня с собой... "Алэн, Алэн, что с тобой?" - держал меня за плечи и старался привести в чувства Крис Астон. Я глянул на него, наверное, беспомощно-растерянно, потому что он тотчас встревожился: "Ты здоров?" Я ответил, что не знаю, поинтересовался, где команда, услышал, что внизу готовит десятый корабль. "Сколько осталось до поверхности?" - спросил я, полный плохого предчувствия. "Тридцать тысяч...". Я понял, что круг сужается.
10. Межзвездный челночный корабль "Леонардо да Винчи" был способен вмещать до двухсот пассажиров, и спорить с ним в выполнении подобной задачи в подвластном человеку космосе могли не более десятка его одноклассников. Принципиально он состоял из пяти модулей: в головном отсеке находился центр управления полетом и электронный мозг (модуль А); следом шли технические модули (В и С), где также находились служебные помещения; за ними - три яруса основного модуля (Р), причем нижний и верхний ярусы были оранжереями, а средний разделялся перегородкой на ресторан-клуб и блок с анабиозными капсулами для пассажиров; после этого снова шел черед технического модуля (Е), сопряженного с протоновыми двигателями. Место, которое занимал Алэн Лаустас, было сто двадцать вторым в седьмом ряду, от иллюминатора - вторым. Через двадцать минут после старта, когда пассажирам сообщили, что "Леонардо да Винчи" покинул поле притяжения Земли, Алэн вернул капсулу в вертикальное положение, открыл ее и, оставив в ней по-прежнему крепко спящего сына, выбрался в салон корабля на искусственную траву, не мнущуюся и немного жесткую. Большинство капсул все еще находились в горизонтальном положении. Он подумал, что ему это на руку, - провести окончательную рекогносцировку было нелишне. Всего рядов в пассажирском блоке было десять; центральный проход разделял его на правую и левую стороны. Перед наглухо задраенным люком в хвосте (к модулю Е) одна лестница уходила вверх, другая - вниз, и обе - в оранжереи. Алэн выбрал первую: ступеньки податливо пружинили; поднявшись, оказался в настоящем тропическом лесу с огромными окнами на слепящее солнце, оглядел с кристально-чистой водой, с ярко-желтыми лилиями, с извивающимися водорослями озерца, каждое размером с домашний бассейн, увидел что-то прибиравшую среди травы стюардессу, чинно отвесил поклон, но, недовольный, что встретил ее, помрачнел. Дойдя до конца оранжереи, он вновь нашел лестницу и, спустившись по ней, обнаружил себя в ресторан-клубе. Здесь двое таких же, как и он, "ранних пташек", которым не слишком нравился своеобразный комфорт капсул, успели начать партию в бильярд. Однако его сейчас больше интересовал плотный обед; Алэн направился к ближнему столику, сел лицом к иллюминатору, спиной к залу и заказал себе бифштекс с кровью.
* * * Командиру "Леонардо да Винчи" Луи Сантано было сорок шесть лет, из них добрую половину он провел в космосе. Высокий, жилистый, с вытянутым худым лицом, ястребиным носом, глубоко запавшими глазами, сверлящими каждого, кто с ним разговаривал. Без единого седого волоска и с необыкновенными длинными руками... Вот, так сказать, беглая зарисовка с натуры. Смеялся он редко, сердился еще реже, у него был глухой голос, но иногда в нем прорезались излишне высокие нотки, и это означало, что он волнуется. Так он и произнес эту фразу: "Ну уж нет, не бывать тому...". Луи беседовал со своим первым помощником Ником Крашпи. Речь шла о том, что на корабле находился президент одной из дальних планет в системе NN, некто сэр Ля Кросс со своими телохранителями, и вряд ли это было хорошей новостью. Случаи, когда внутренний распорядок звездолетов вдруг выстраивался под высокую особу, были нередки. Причем, с одной стороны, межпланетные соглашения обеспечивали защиту гражданских прав пассажиров, с другой - эти же соглашения нивелировали их права, когда на борту находился V.I.P. Ник не без легкой усмешки предположил, что в ЦУПе вот-вот покажутся черные маски и заявят о необходимости перевести часть капсул в состояние полного анабиоза до самого Антарекса, а потом ограничат в передвижении по звездолету, без предварительного согласования с ними и весь экипаж. Луи Сантано, который уже сталкивался с подобным произволом, воспринял это всерьез и не мог не сдержать возмущения. А Ник опять "подлил масла в огонь" - напомнил о 10-ом параграфе межпланетных соглашений. Параграф действительно был грозным - он разрешал телохранителям V.I.P. идти на любы меры ради защиты охраняемой особы. "Отвратительно осознавать, что корабль становится заложником этого Ля Кросса", - особенно звонко зазвучал голос Луи Сантано. Ник, с ним соглашаясь, лишь обреченно вздохнул. В отличие от командора Ник Крашпи был совсем молод, и это был его второй рейс. Двадцатипятилетний юноша, попавший на "Леонардо да Винчи" сразу после окончания космической академии, вверг лучшую половину экипажа звездолета в состояние, близкое к сильному помешательству. Двухметрового роста, косая сажень в плечах, голубоглазый, белокурый, с лицом, по-древнеримски строгим, мужественным и благородным, он одержал победу над сердцами десяти стюардесс, тем более полную и блистательную, когда выяснилось, что у него нет суженой. - Господа, сообщение с Земли, - вмешался в разговор сидящий в крайнем левом кресле у пульта второй пилот Рэг Гамильтон, седовласый, неулыбчивый англичанин, с ввалившимися глазами и бледным румянцем на щеках, - Есть все основания полагать, что на корабле находится похищенный ребенок. Ему два года, мальчик. На Земле объявлен розыск. - Кто похититель? - спросил командир. - Порт об этом пока молчит, - Гамильтон повернулся вместе с креслом к астронавтам, - это оперативная информация. - Сколько на борту детей в возрасте от года до трех? - Луи подошел к Гамильтону. - Двадцать два. Посмотрим, с кем они? - Пожалуй. На голубом экране монитора перед вторым пилотом, сменяя друг друга, замелькали лица пассажиров, у которых были дети соответствующего возраста.
В ЦУП вошла стюардесса и, метнув взгляд безграничной надежды в сторону Ника Крашпи, улыбнувшись ему, доложила командиру о том, что все пассажиры проснулись после анабиоза и самочувствие у всех нормальное. Что до Ника,он эту улыбку и этот взгляд отметил, подумал: "Как же ее зовут?...Вспомнил, Катрин. Ее зовут Катрин". Впереди было три месяца пути; сначала долгий путь в пределах родной солнечной системы, затем скачок в гиперпространство, и, наконец, период торможения. Через три месяца "Леонардо да Винчи" должен был достичь планеты Антарекс. Вряд ли кто на Антраксе слышал что о далеком Хароне, вряд ли кто на "Леонардо да Винчи" думал, что может оказаться на Хароне.
* * * - Вы позволите нарушить ваше уединение? - услышал Алэн над ухом мягкий женский голос; ответил, не поворачивая головы: - Пожалуйста. - Что если мы включим TV? - подсевшая к нему жгучая, с зелеными глазами, брюнетка, вульгарно накрашенная, в коже-костюме с миниатюрной фигуркой, не дожидаясь согласия, включила висевший над столиком черный шар. И уже знакомая Лаустасу телеведущая, теперь в голографическом изображении, выдавала в эфир очередную порцию новостей. Алэн одним большим глотком допил кофе; взялся за поручни кресла, собираясь встать, как увидел внутри шара свою бывшую жену. Она стояла рядом с Ладой Корнуэл, приготовившись отвечать на ее вопросы. "Сегодня утром на Земле совершено еще одно чудовищное по своему цинизму преступление. Похищен ребенок. Малышу всего два года, а он уже стал разменной монетой чьих-то интересов, - с каким-то вызовом говорила Корнуэл. - Здесь, в студии, со мною мать малыша. Ей безумно больно, но она нашла в себе мужество обратиться с нашей помощью к похитителям в надежде, что в них проснется хоть капля человеческого". После этого вперед вышла Саша: "Я умоляю вас, умоляю, верните Альберта, умоляю вас...". Саша плакала. Ее слезы Алэн видел впервые. Она не плакала даже в день его смерти, его похорон.
11. Мог ли, должен ли был я ступить в третий раз на путь, проторенный моим воспаленным мозгом, - неведомо, наверное, и высшим силам. Я предпочел бы выбрать смерть, нежели, словно Сизиф, нести испытание вечностью, без права выйти за пределы предначертанного. Я прочел в мыслях молитву. Долгую и жалостливую. Точно впервые, огляделся вокруг. Заглянул в глаза Криса. Он смотрел на меня со знакомым неверием, непониманием, недоумением. А я видел его позеленевшее лицо, ощущал смрад, исходящий от его мертвого тела. Но говорил с ним, с живым: - У нас очень мало времени, Крис. Надо объявить чрезвычайный сбор, немедля. - К чему такая срочность? Ты в самом деле здоров? - спрашивал он, тогда как во взгляде его было только участие. У меня не было выбора. Прежде всего я должен был убедить его, командира ZZ-II, в том, во что сам... Во что сам едва верил. И все-таки я отважился произнести это вслух. Я заговорил, погасив пылавшее во мне волнение, чеканя каждую фразу, в упор глядя на Криса: "Пожалуйста, отнесись к моим словам всерьез. Я думаю, что ZZ-II оказался внутри аномальной зоны, где время идет по кругу. Не знаю, в какой мере это повлияет на всех, затронет каждого, я же пока не в силах вырваться из его круговорота. Дважды после аварийной посадки ZZ-II я приходил в себя среди его обломков. Дважды шел бесконечной пустыней, достигал скал и находил мертвый город. Когда все обрывалось, я начинал следующий круг в этом кресле с твоих слов: "Алэн, что с тобой?!" И все-таки я заметил: мой круг сужается". Казалось, Крис не поверил мне. Он сказал, что последние две минуты я находился в неком полузабытье и что галлюцинации после анабиоза нередки. Он был сух, и словно отчитывал меня, а потом объявил, что позовет врача...
9. "Девять кругов ада...", - вспомнил я, когда понял, что мой первый круг замкнулся. Подумалось: сколько ещё предстоит пройти? Я шел бесконечной зеленой пустыней не один день. Я полз по ней, отсчитывая капли воды из своего НЗ, как срок до исполнения смертельного приговора надо мной... Иной раз меня посещала крамольная мысль: что, если повернуть обратно, или лечь на песок, наплевать на все и ждать смерти, обману тогда зловещий рок? Жажда жизни, однако ж, толкала меня вперед. Я верил, что отыщу выход, сойду с заколдованной орбиты своей судьбы. И город, покинутый всеми город, что ждал меня вдали, по-прежнему оставался единственной путеводной звездой. Небо глядело на меня, полное безразличия, серым утром, бесцветным днем, чернеющим вечером. Воздух застыл в мертвом штиле. А где-то у виска отчетливо больно пульсировала закипающая в жилах кровь. Ночи не существовали для меня. Я умирал, воскресая с первыми лучами солнца. Впрочем, земные стереотипы. Здесь солнце не являло себя воочию. Когда следовало появиться скалам, они появились. И теперь я смотрел на них, желая запомнить каждый оттенок, каждый штрих. Я решил пойти до конца и спешил, чтобы достигнуть подножия гор до пришествия темноты. Утром меня вырвало из сна шквалом ночного страха. Я уронил на высокий, тяжелый, непослушный язык три капли воды из НЗ и, поднявшись, начал восхождение... Когда я должен был найти глаза, я нашел их... Мне бы быть к тому готовым, к встрече с ними, а я наступил на те же самые грабли во второй раз: отшатнулся, упал на площадку, на которой только что лежал, отдыхая, но заскользил по ней, не сумев ни за что зацепиться, в панике, в мгновенном страхе взмахнул руками и сорвался вниз, падая десять-пятнадцать метров на острый угол боком, переворачиваясь и разбиваясь головой и телом в кровь. Очнувшись и найдя на себе знакомое "одеяло", я не нашел ничего лучшего, как рассмеяться громко, не нарочито. Все становилось слишком скучно. Этой ночью, зная повадки моего врага, я уже забавлялся. Я то игриво, будто бы подзывая к себе собаку, насвистывал, то улюлюкал, то, замолчав, дождавшись, пока меня едва не накроют с головой, вскрикивал, будто пугая маленького, а то ревел "ура" или напевал песни. Наконец, под утро, чувствуя его приближение, я принялся даже гоняться за серебристыми шарами с дикими воплями. Это был кураж. И сумасшествие. Но пришел день - и я полез на скалы с утроенной энергией. Когда я выдохся, в пяти шагах от плато, на котором стоял мертвый город, когда я, распластавшись на холодном камне, уткнувшись носом в свое мутное отражение, не в силах был пошевелить хотя бы мизинцем, на меня упала тень, и разорвавший перепонки звук обрушился словно молот. Чтобы понять, что происходит, я хотел было с усилием перевернуться на спину, взглянуть - что или кто парит надо мной, но боль, пришедшая откуда-то боль забрала меня с собой... "Алэн, Алэн, что с тобой?" - держал меня за плечи и старался привести в чувства Крис Астон. Я глянул на него, наверное, беспомощно-растерянно, потому что он тотчас встревожился: "Ты здоров?" Я ответил, что не знаю, поинтересовался, где команда, услышал, что внизу готовит десятый корабль. "Сколько осталось до поверхности?" - спросил я, полный плохого предчувствия. "Тридцать тысяч...". Я понял, что круг сужается.
10. Межзвездный челночный корабль "Леонардо да Винчи" был способен вмещать до двухсот пассажиров, и спорить с ним в выполнении подобной задачи в подвластном человеку космосе могли не более десятка его одноклассников. Принципиально он состоял из пяти модулей: в головном отсеке находился центр управления полетом и электронный мозг (модуль А); следом шли технические модули (В и С), где также находились служебные помещения; за ними - три яруса основного модуля (Р), причем нижний и верхний ярусы были оранжереями, а средний разделялся перегородкой на ресторан-клуб и блок с анабиозными капсулами для пассажиров; после этого снова шел черед технического модуля (Е), сопряженного с протоновыми двигателями. Место, которое занимал Алэн Лаустас, было сто двадцать вторым в седьмом ряду, от иллюминатора - вторым. Через двадцать минут после старта, когда пассажирам сообщили, что "Леонардо да Винчи" покинул поле притяжения Земли, Алэн вернул капсулу в вертикальное положение, открыл ее и, оставив в ней по-прежнему крепко спящего сына, выбрался в салон корабля на искусственную траву, не мнущуюся и немного жесткую. Большинство капсул все еще находились в горизонтальном положении. Он подумал, что ему это на руку, - провести окончательную рекогносцировку было нелишне. Всего рядов в пассажирском блоке было десять; центральный проход разделял его на правую и левую стороны. Перед наглухо задраенным люком в хвосте (к модулю Е) одна лестница уходила вверх, другая - вниз, и обе - в оранжереи. Алэн выбрал первую: ступеньки податливо пружинили; поднявшись, оказался в настоящем тропическом лесу с огромными окнами на слепящее солнце, оглядел с кристально-чистой водой, с ярко-желтыми лилиями, с извивающимися водорослями озерца, каждое размером с домашний бассейн, увидел что-то прибиравшую среди травы стюардессу, чинно отвесил поклон, но, недовольный, что встретил ее, помрачнел. Дойдя до конца оранжереи, он вновь нашел лестницу и, спустившись по ней, обнаружил себя в ресторан-клубе. Здесь двое таких же, как и он, "ранних пташек", которым не слишком нравился своеобразный комфорт капсул, успели начать партию в бильярд. Однако его сейчас больше интересовал плотный обед; Алэн направился к ближнему столику, сел лицом к иллюминатору, спиной к залу и заказал себе бифштекс с кровью.
* * * Командиру "Леонардо да Винчи" Луи Сантано было сорок шесть лет, из них добрую половину он провел в космосе. Высокий, жилистый, с вытянутым худым лицом, ястребиным носом, глубоко запавшими глазами, сверлящими каждого, кто с ним разговаривал. Без единого седого волоска и с необыкновенными длинными руками... Вот, так сказать, беглая зарисовка с натуры. Смеялся он редко, сердился еще реже, у него был глухой голос, но иногда в нем прорезались излишне высокие нотки, и это означало, что он волнуется. Так он и произнес эту фразу: "Ну уж нет, не бывать тому...". Луи беседовал со своим первым помощником Ником Крашпи. Речь шла о том, что на корабле находился президент одной из дальних планет в системе NN, некто сэр Ля Кросс со своими телохранителями, и вряд ли это было хорошей новостью. Случаи, когда внутренний распорядок звездолетов вдруг выстраивался под высокую особу, были нередки. Причем, с одной стороны, межпланетные соглашения обеспечивали защиту гражданских прав пассажиров, с другой - эти же соглашения нивелировали их права, когда на борту находился V.I.P. Ник не без легкой усмешки предположил, что в ЦУПе вот-вот покажутся черные маски и заявят о необходимости перевести часть капсул в состояние полного анабиоза до самого Антарекса, а потом ограничат в передвижении по звездолету, без предварительного согласования с ними и весь экипаж. Луи Сантано, который уже сталкивался с подобным произволом, воспринял это всерьез и не мог не сдержать возмущения. А Ник опять "подлил масла в огонь" - напомнил о 10-ом параграфе межпланетных соглашений. Параграф действительно был грозным - он разрешал телохранителям V.I.P. идти на любы меры ради защиты охраняемой особы. "Отвратительно осознавать, что корабль становится заложником этого Ля Кросса", - особенно звонко зазвучал голос Луи Сантано. Ник, с ним соглашаясь, лишь обреченно вздохнул. В отличие от командора Ник Крашпи был совсем молод, и это был его второй рейс. Двадцатипятилетний юноша, попавший на "Леонардо да Винчи" сразу после окончания космической академии, вверг лучшую половину экипажа звездолета в состояние, близкое к сильному помешательству. Двухметрового роста, косая сажень в плечах, голубоглазый, белокурый, с лицом, по-древнеримски строгим, мужественным и благородным, он одержал победу над сердцами десяти стюардесс, тем более полную и блистательную, когда выяснилось, что у него нет суженой. - Господа, сообщение с Земли, - вмешался в разговор сидящий в крайнем левом кресле у пульта второй пилот Рэг Гамильтон, седовласый, неулыбчивый англичанин, с ввалившимися глазами и бледным румянцем на щеках, - Есть все основания полагать, что на корабле находится похищенный ребенок. Ему два года, мальчик. На Земле объявлен розыск. - Кто похититель? - спросил командир. - Порт об этом пока молчит, - Гамильтон повернулся вместе с креслом к астронавтам, - это оперативная информация. - Сколько на борту детей в возрасте от года до трех? - Луи подошел к Гамильтону. - Двадцать два. Посмотрим, с кем они? - Пожалуй. На голубом экране монитора перед вторым пилотом, сменяя друг друга, замелькали лица пассажиров, у которых были дети соответствующего возраста.
В ЦУП вошла стюардесса и, метнув взгляд безграничной надежды в сторону Ника Крашпи, улыбнувшись ему, доложила командиру о том, что все пассажиры проснулись после анабиоза и самочувствие у всех нормальное. Что до Ника,он эту улыбку и этот взгляд отметил, подумал: "Как же ее зовут?...Вспомнил, Катрин. Ее зовут Катрин". Впереди было три месяца пути; сначала долгий путь в пределах родной солнечной системы, затем скачок в гиперпространство, и, наконец, период торможения. Через три месяца "Леонардо да Винчи" должен был достичь планеты Антарекс. Вряд ли кто на Антраксе слышал что о далеком Хароне, вряд ли кто на "Леонардо да Винчи" думал, что может оказаться на Хароне.
* * * - Вы позволите нарушить ваше уединение? - услышал Алэн над ухом мягкий женский голос; ответил, не поворачивая головы: - Пожалуйста. - Что если мы включим TV? - подсевшая к нему жгучая, с зелеными глазами, брюнетка, вульгарно накрашенная, в коже-костюме с миниатюрной фигуркой, не дожидаясь согласия, включила висевший над столиком черный шар. И уже знакомая Лаустасу телеведущая, теперь в голографическом изображении, выдавала в эфир очередную порцию новостей. Алэн одним большим глотком допил кофе; взялся за поручни кресла, собираясь встать, как увидел внутри шара свою бывшую жену. Она стояла рядом с Ладой Корнуэл, приготовившись отвечать на ее вопросы. "Сегодня утром на Земле совершено еще одно чудовищное по своему цинизму преступление. Похищен ребенок. Малышу всего два года, а он уже стал разменной монетой чьих-то интересов, - с каким-то вызовом говорила Корнуэл. - Здесь, в студии, со мною мать малыша. Ей безумно больно, но она нашла в себе мужество обратиться с нашей помощью к похитителям в надежде, что в них проснется хоть капля человеческого". После этого вперед вышла Саша: "Я умоляю вас, умоляю, верните Альберта, умоляю вас...". Саша плакала. Ее слезы Алэн видел впервые. Она не плакала даже в день его смерти, его похорон.
11. Мог ли, должен ли был я ступить в третий раз на путь, проторенный моим воспаленным мозгом, - неведомо, наверное, и высшим силам. Я предпочел бы выбрать смерть, нежели, словно Сизиф, нести испытание вечностью, без права выйти за пределы предначертанного. Я прочел в мыслях молитву. Долгую и жалостливую. Точно впервые, огляделся вокруг. Заглянул в глаза Криса. Он смотрел на меня со знакомым неверием, непониманием, недоумением. А я видел его позеленевшее лицо, ощущал смрад, исходящий от его мертвого тела. Но говорил с ним, с живым: - У нас очень мало времени, Крис. Надо объявить чрезвычайный сбор, немедля. - К чему такая срочность? Ты в самом деле здоров? - спрашивал он, тогда как во взгляде его было только участие. У меня не было выбора. Прежде всего я должен был убедить его, командира ZZ-II, в том, во что сам... Во что сам едва верил. И все-таки я отважился произнести это вслух. Я заговорил, погасив пылавшее во мне волнение, чеканя каждую фразу, в упор глядя на Криса: "Пожалуйста, отнесись к моим словам всерьез. Я думаю, что ZZ-II оказался внутри аномальной зоны, где время идет по кругу. Не знаю, в какой мере это повлияет на всех, затронет каждого, я же пока не в силах вырваться из его круговорота. Дважды после аварийной посадки ZZ-II я приходил в себя среди его обломков. Дважды шел бесконечной пустыней, достигал скал и находил мертвый город. Когда все обрывалось, я начинал следующий круг в этом кресле с твоих слов: "Алэн, что с тобой?!" И все-таки я заметил: мой круг сужается". Казалось, Крис не поверил мне. Он сказал, что последние две минуты я находился в неком полузабытье и что галлюцинации после анабиоза нередки. Он был сух, и словно отчитывал меня, а потом объявил, что позовет врача...