Батон выключил видеостенку.
   – Вам кто нужен – я или Пузо, ребята?
   – Роман, а что сказал Пришелец в первую минуту?
   – Он сказал: «Парни, привет. Я – Пришелец. У меня мало времени, ребята, но я с собой кое-что привез для вас. Проси все, что придет в голову, но только один раз. Идет?..» Вот его первые слова, для меня. Ведь выяснилось, что с каждым он говорил немного по-разному.
   – Он говорил по-русски?
   – Он говорил так, что все мы его прекрасно понимали,
   – А как он выглядел для вас?
   – Выглядел он для всех одинаково… Смешной такой дядька. Толстяк. На макушке – черный цилиндр, из-под цилиндра – парик в буклях до плеч, старинный. Носатый. За плечами что-то вроде тряпичных ангельских крылышек, и на йогах смешные клоунские ботинки в виде гусиных лап. На это и было рассчитано: детям нравятся клоуны.– Батон задумался и вдруг резко сменил ход интервью: – А теперь у меня вопрос к вам. Кто такая Жанна д'Арк?
   По лицам журналистов прокатилась волна недоуменных гримас.
   – Пошевелите извилинами, поройтесь в памяти. Неужели никто не знает?
   – Я первый раз слышу,– ответил один,– лучше покажи нам свою Мари, Батон.
   – Как проходит медовый месяц?
   – Отвечу только в ответ на свой вопрос,– отрезал Роман; эти милые болтуны начинали выводить его из себя.
   – Дорогие зрители,– мигом влез в кадр телекамеры один из телерепортеров,– переадресуем этот вопрос вам. Поможем нашему Великому парню. «Кто такая Жанна д'Арк?» Так будет называться новый конкурс нашей программы «Уикенд» по 16 каналу Си-би-эс. Победителя ждет приз!
   Но это еще не все. Батон прислушался, пытаясь проникнуть через стены к Марии и Умнику: как идут дела у парней из общества «Будьте вы прокляты, данайцы!»?
   Сначала гробовая тишина, затем новая волна замешательства – хозяин затронул абсолютно запретную тему.
   – Батон, вот Кинг Томас писал недавно о них. Спроси его.
   – Напомню зрителям,– буквально взорвался все тот же ушлый телерепортер,– что это общество неврастеников и паникеров было создано лет десять назад священником О'Доллом. Цель этой темной компании – постоянная критика Великого Контакта, ошельмовывание Даров и ругань в адрес героев Земли!
   – Прикусите язык,– оборвал поток красноречия Батон,– кто мистер Томас, я жду ответ.
   – Ты застал нас врасплох, Роман,– ответил молодой бородач в очках,– ведь известно, что любое упоминание об этих деятелях вам неприятно. По моему, дела у них идут плохо. Членов общества 120 человек. Центр в Лондоне. Недавно я был там. Они выпустили книжечку «Долой Универсальный исцелитель!» Они начали раздавать ее бесплатно на собраниях, но тут выяснили, что книжка имеет успех у коллекционеров, и им удалось выгодно сбыть тираж вместе с набором. Это было одним из условий продажи.
   – А о чем там?
   – Они считают, что Исцелитель парализовал напрочь земную медицину и наши знания о человеке. Если внезапно Исцелитель откажет – нам придется начинать с нуля. По их словам, это ловушка Сатаны и нам всем грозит кара.
   – Согласитесь, Кинг, эта тревога обоснованна. И не так уж она абсурдна.
   – Нет, Батон,– покачал головой бородач,– я не нахожу здравого смысла в этих криках. Наши больницы надежно законсервированы. Кроме того, в поликлиниках работают тысячи врачей, лечащих, скажем, зубы и насморк. Не будем же мы использовать Исцелитель на мелочи тела? Мы всегда сможем продолжить научный путь, если он вдруг откажет. А пока освобожденные миллионы помогли нам поднять благосостояние во всем мире. Наконец, Исцелитель спас не только мириады людей – он спас сотни гениев. Труд одного только Краевского продвинул мировую физику на невероятную высоту, а ведь он был обречен.
   – А вы думали, что может натворить с нами и нашей историей Машина времени? – этот вопрос Батон задал всем.
   Только крайним напряжением воли он сдерживал свои чувства. Несколько раз ему хотелось закричать о помощи, обратиться через прессу к миру, но… но это ж полное безрассудство… Дьявольский аппарат Умника вернет событие вспять, и тогда что сделают его бестии с безоружными людьми? И первой, конечно, погибнет Мария. Проклятье! Черные круги ходили в глазах, несколько раз мерещился женский крик.
   – Машина времени,– отвечал тот же Кинг Томас с убежденностью человека, уже задававшего себе этот вопрос,– находится под строжайшим контролем специального комитета при ООН. Ты сам знаешь, что в ходе трех испытательных путешествий в XVI и XV века комиссия выяснила, что вмешательство в прошлое невозможно.
   – Чушь! – Батон все ж таки сорвался.
   – Тебе что-то известно?
   – Роман, брось парочку фактов,
   – Эй, парень, не темни…– зашумели наперебой удивленные гости.
   – Нет у меня фактов, нет.– Роман поднял руку.– И все-таки!.. Что, если в историю можно войти и напакостить в прошлом? Что будет с нами?
   – Нам нужны не догадки, а факты, только факты,– упорствовал тот же Томас.
   – А ты слышал что-нибудь о так называемых развилках времени?
   – Да. Эта гипотеза весьма популярна среди членов антиданайского общества… Они утверждают, что история уязвима в поворотные моменты, и если тут приложить силу извне, то можно изменить лицо будущего мира. Помнишь, у Паскаля: если бы нос Клеопатры был короче, то наш мир был бы совсем иным… Они и сейчас собирают подписи против Машины под воззванием: «Уничтожим ядерную бомбу над Карфагеном».
   – И подписываются?
   – Да, но в основном юнцы, тинейджеры.
   – Баста, ребята!– Роман встал.– Полчаса истекли, и не беда, что разговор был так короток. Сейчас я скажу такое, что вам и не снилось. С каждого по ящику шампанского за сенсацию.
   Все замерли.
   – Я вступаю в общество против Даров.
   – Это сенсация!– завопил телерепортер в камеру.– Смотрите подробности в нашей вечерней программе!
   Оставшись один, Роман несколько минут стоял, закрыв глаза и покачиваясь на носках ботинок,– верный признак душевного смятения, затем бросился в кабинет, где его встретили сухие аплодисменты.
   – Браво, хозяин,– аплодировал Умник.– Я все слышал.
   Мария лежала в кресле, закрыв глаза, с мерзкой лентой на губах. Ее лицо напоминало холодный могильный мрамор – так она была бледна.
   – Что с ней?
   – Только не делай резких движений. Осторожно сними ленту. Ей просто стало дурно от духоты. Вот-вот накатит гроза…
   Жерла автоматов в лапах безликих убийц стерегли каждое движение. Роман бережно отодрал от лица липкую ленту. Мария легко открыла глаза; нет, ее взгляд был спокоен и строг:
   – Со мной все в порядке, Ром. Просто я не хочу смотреть.
   – Хо, хо,– встал Ульрих фон Арцт,– с моим визитом ваша любовь стала острее.
   Но почему-то в его лице было больше тоски, чем насмешки.
   – Пора кончать нашу комедию,– заметил Батон.
   – Пора! Запомни, мне отвратительна анонимность. Бить матушку планету кастетом из-за угла слишком нечестно. Числиться в мертвых, будучи живым,– ужасно. Такое чувство, что ты мертв на самом деле. Так вот, Батон, я жив. Жив! Вот все, что я хотел сказать.
   Умник на миг прервался и тревожно прислушался, в доме стояла мертвая тишина.
   – Понятно, что заявиться с того света слишком опасная затея. Что ж, Роман Толстов, я готов дорого заплатить за каждую свою прихоть. Я бы, пожалуй, мог вернуть тебе Машину. Не усмехайся, я не шучу. Но, увы, дурачок, я уверен, что точно такая же Машина будет у тебя. И совсем скоро, не позднее чем через полчаса после нашего горячего расставания. Видишь! Это они, они, Батон!
   И вновь все предметы в кабинете, все корешки бесчисленных книг в шкафах, все паркетные шашечки на полу, все мелочи на письменном столе вдруг озарились золотым мерцанием пронзительного света. Света, идущего ниоткуда. Световые брызги превратили комнату и людей в один узорчатый ковер.
   Мерцание длилось долю секунды и погасло. У Батона было чувство, что он только что видел суть вещей.
   – Это ломится стража вечности, вот они и помогут тебе.– Его лицо исказила гримаса отчаяния и злобы.– До встречи в кишках времени! Эй, умники, нам пора.
   Ульрих фон Арцт поднес к глазам циферблат без стрелок. Макушка треугольной пирамидки в центре Машины времени горела раскаленным огнем. Три фиолетовые тени сделали то же самое. Батон не верил тому, что видел: у всех монстров на запястьях так же зловеще чернели кусками полированного мрака Машины. Но ведь Великий Дар был один-единственный? Тут, в комнате, брызнули столбы желтого огня, четыре луча пронзили навылет потолок, и Батон с Марией остались одни.
   Уже совсем рядышком прокатился гром; ветер все сильней рвал портьеру на приоткрытом окне. Ткань бурлила на стекле шелковым потоком. Только полуденное солнце продолжало ускользать от наползающей тьмы и озаряло гору мрака лихорадочным блеском. Ожидание дождя становилось невыносимым, только ливень мог разрядить столь тягостное кипение черно-лиловых пучин. Из оцепенения обоих вывел обычный телефонный звонок.
   Звонил внутренний телефон в столовой. Кто-то был в доме!
   – Не ходи, Ром, я боюсь.
   – Пойдем вместе.– Батон выдвинул ящик стола в поисках оружия, но ничего не нашел и с досадой толкнул ящик на место.
   Проклятый телефон не умолкал.
   Они вышли в коридор пустого и ставшего страшным дома, спустились в холл, уставленный цветочными вазами,– Мария страшилась наткнуться на тело убитого Кости, но холл был пуст – звон телефона ввинчивался в виски.
   – Алло,– Роман надавил клавишу связи.
   – Добрый день,– донесся сдавленный мужской голос из телефонного диска.
   – Кто вы?
   – На Земле меня зовут по-разному. Для вас я тренер по виндсерфингу… Вспомнили? Недавно я помог вам с женой выбрать устойчивый поплавок. В Мисхоре.
   – Не помню. Вы звоните из ангара?
   – Нет. Я в доме, неудачно застрял в стене на первом этаже. Та, что между кухней и детской комнатой. Он как раз отключил силовое поле.
   – Ничего не понимаю!
   – Роман, пройдите в комнату и помогите мне выбраться, и я все объясню.
   – Ром, это он… – шепнула испуганная Мария,– страж…
   – Если это шутка, то вам не поздоровится.– Батон отключил телефон.– Останься здесь.
   – Но мне страшно одной.
   – Я прошу тебя – останься!
   Толкнув прозрачную дверь, Толстов в полном напряжении всех чувств прошел по коридору налево. В доме стояла странная тишина, если не считать близких раскатов грома. Сначала он открыл дверь на кухню – никого. Батон внимательно огляделся – ничего подозрительного. Затем остановился у детской комнаты; детей у них еще не было, а комната была по проекту. И здесь тихо. Роман прислушался и резко распахнул дверь. Из правой стены в полутора метрах от пола торчала… рука. И эта рука приветственно помахала Батону.
   – Привет,– гулко раздалось в голове.– Подойди ближе и передвинь пирамиду на одно деление по ходу часовой стрелки.
   Внимательно оглядевшись, Роман бесшумно подошел к стене. На запястье человеческой руки он увидел массивный черно-золотой квадрат Машины времени на таком же чернильно-золотистом браслете. Рука, кроме того, была плотно обтянута тончайшей серебристой сеткой, похожей на вуаль. В центре золотого квадрата поднималась многогранная пирамида.
   – Сожмите пальцы в кулак и не вздумайте меня схватить!
   – Пожалуйста.
   – А теперь: кто вы?
   – Сначала освободите меня. Мне неудобно разговаривать вниз головой.
   – Что это у вас на руке?
   – Разве ты не узнал? Это Машина времени средней ступени, она намного мощнее черной учебной серии, которая есть у Умника. Ею вооружены все стражи вечности, только у Архонтов настоящие Машины высшей белой серии.
   – Ой! – вскрикнула Мария, показавшаяся на пороге комнаты.
   – Я же русским языком сказал!
   – Оставьте ее в покое! Женщине страшно. В доме спрятано тело, а тут еще я…
   – Где оно спрятано, всезнайка?
   – В кладовке под лестницей из мастерской в подвал. Там же остатки робота.
   Батон, не теряя осторожности, прикоснулся к руке, взял в пальцы холодный корпус.
   – Поверните регулятор на один поворот до первого щелчка по ходу часовой стрелки. Только не спутайте. По ходу. Иначе я окажусь в преисподней.
   – Ты его тоже слышишь, Мария?
   – Да.
   – И что он сказал тебе?
   – Сказал, чтобы я ничего не боялась. Он – наш друг. И еще попросил стакан вина со льдом.
   – У меня многоканальная связь.
   – А с кем ты еще болтаешь?
   – Ну помогите же!
   Батон резко повернул пирамидку вокруг оси по ходу часовой стрелки, раздался сухой щелчок, из стены, словно из плотной толщи воды, мягко вылетел головой вниз человек, закутанный с ног до головы в ажурную золотистую мелкоячеистую сетку. Плавно упав на палас, он пролежал без движения около минуты, затем встал во весь рост и стянул странное одеяние.
   Да, это был человек.
   И человек еще молодой, почти что юноша, одетый, как и тысячи его сверстников, в потертые макроновые джинсы, с белыми адидасовскими шузами на ногах, в аляповатой майке с акриловым покрытием. Если бы не загадочный золотой квадрат на запястье его левой руки, его можно было бы принять за студента на каникулах или за спортсмена – так он был прожарен на солнце – стоп! В глаза Батону бросилась еще одна деталь: голову незнакомца обтягивала тонкая полоска металлической ткани и там, где она пересекала лоб, в центре над переносицей, сверкало зеркальце, диаметром с пятикопеечную монету. Подобные, только более крупные зеркала надевают отоларингологи, пуская световой зайчик в рот пациента.
   – Вот ваше вино и лед.– Мария протянула поднос с бокалом шампанского и льдом на глубоком блюдце.
   Для молодости у неизвестного были слишком зрелые глаза. Они даже несколько портили его облик тяжкой умудренностью. Это были нечеловеческие глаза.
   – Спасибо.
   У него высокий голос, а в чертах лица заметно что-то древнее, чуть ли не египетское. Скулы. Миндалевидный разрез глаз. Тонкие губы. Желтоватый оттенок кожи.
   – Кто вы?– повторил с нетерпением хозяин.
   И тут ударила гроза. Вода и тьма одновременно опрокинулись на землю, сливаясь в один мрачный поток. Водопады пролегли между землей и небом. Молнии вставали из волн мирового потопа обломками золотых колонн.
   Где-то на втором этаже послышался звон разбитого стекла.
   – Я сейчас.– Мария опрометью бросилась наверх к раскрытым окнам в кабинете, в гостиной.
   Мужчины остались одни.
   – Прежде всего я должен заявить, что официально уполномочен Архонтессом принести вам извинения за вторжение в ваш параллельный мир. Если у вас, Роман, факт моего появления или сумма сведений, которыми вы станете располагать, вызывает резкое чувство тревоги и дискомфорта, если вы предпочитаете остаться на прежних позициях по отношению к устройству вселенной, то я исчезну немедленно и сотру из вашей памяти все шоковые воспоминания. Ваш ответ?
   Молодой человек с золотистым зеркальцем на лбу стоял посередине комнаты абсолютно неподвижно; хозяин ходил из угла в угол – ему казалось, что от событий сегодняшнего дня вот-вот расколется голова.
   – Валяй дальше,– сказал он.
   – Возражений не последовало. Предупреждаю, что весь наш разговор записывается, в том числе и визуально, и будет представлен в Архонтесс для контроля за правильностью моих действий.
   – Нельзя ли без формальностей?
   – Нет, Батон, нельзя. Это первый законный случай контакта на Земле, и все формальности должны быть соблюдены.
   – А разве вы не от пришельцев?
   – Вы имеете в виду контакт 12 августа 1979 года?
   – Да.
   – Это было преступление против вечности, расследовать которое поручено мне…
   Внезапно гость прервал свои слова и вздрогнул. Это было так неожиданно для его полной неподвижности и невозмутимости, которую даже гром небесный не мог вывести из себя. Его взгляд уперся в невинную репродукцию на стене детской комнаты. В расхожую картинку под стеклом в дешевой пластмассовой рамочке.
   – Откуда это у вас?
   – Вы о чем?
   – Я об этом.– Он сделал два напряженных шага к стене.
   – Не знаю,– пожал плечами Батон,– какое это имеет отношение к делу?
   Пришелец замолчал, затем сказал решительно и резко:
   – Внимание, контакт временно прекращается для выяснения новых обстоятельств нашего дела. Я оставляю вам один экземпляр золотой серии Машин, пользоваться ею можно точно так же, как и черными экземплярами: по часовой стрелке – будущее, против – прошлое. Ваш экземпляр настроен на след Умника, который сейчас готовится к акции, связанной с завоеванием Американского континента конкистадорами. Вот вам ваша Машина и экземпляр учебной кассеты по истории Завоевания. Я прихватил его с собой, чтобы вы не теряли зря времени. Если Архонтесс сочтет, что данная ситуация – ловушка, аппарат будет у вас изъят, а события стерты из памяти…
   Его глаза окатила яркая и уже знакомая вспышка радужного пламени; Батон остался один. На журнальном столике сверкал золотой квадрат и обычная магнитофонная кассета.
   Гроза между тем явно потеряла силу, так много ярости было вложено в первые удары. Тьма стала разрываться на клочья, открывая куски звездного неба, напор струй заметно ослабел. Раскаты грома еле слышны, а вспышки молний шире и бледнее. Они уже не подпирали небосвод, а струились короткими зигзагами, слабые следы родовых мук полуденной мглы.
   Когда Мария, запыхавшись, обежала дом, закрыла окна и вернулась обратно, Роман был один. Он стоял перед маленькой репродукцией на стене и покачивался на носках.
   – Откуда это у нас?
   – Ты о чем?
   – Вот об этой чепухе.– Роман кивнул на репродукцию.
   – Ты в своем уме?
   – Да, еще в своем. Единственное, о чем он спросил, это вот об этой ерунде, и сразу прекратил контакт… Это ведь ты повесила?
   – Да. Я люблю Брейгеля. Это его «Детские игры»… И что дальше? Ты меня в чем-то подозреваешь?
   Батон схватил себя за голову и застонал, как от сильнейшей боли:
   – Они сделали из нас подопытных кроликов! Сволочи! Сволочи!.. О, о… Мария, они сделали из нас подопытных крыс! Подонки! Не хочу, не хочу, а-а…
   – Милый мой, возьми себя в руки. Ну что ты?!
   – Ты знаешь, что случилось 12 августа?– стонал Батон.
   – Что?
   – Пре-еступление против вечности… Все пошло коту под хвост! Все прахом… Будьте вы прокляты, сволочи!
   Роман был страшен. Глаза выкатились из орбит. Рот дергался. На губах проступила кровь, с такой силой он скрипел зубами. Пинком он опрокинул журнальный столик, и золотой квадрат полетел на пол.
   Мария еле успела выхватить из-под его подошвы кассету. Она стояла на коленях и со слезами смотрела, как он мечется по комнате, рыча как раненый зверь. Только боль привела его в чувство, боль и кровь на костяшках руки после того, как он саданул кулаком по невинной картинке и разбил вдребезги хрупкое стекло.
   Если бы какой-нибудь сторонний наблюдатель оказался в этот момент напротив репродукции в рамочке, то при внимательном взгляде он мог заметить нечто не укладывающееся в сознании: после удара одна из комических фигурок на картинке с Брейгеля, а именно та, что выглядывала из крайнего левого окна на втором этаже странного замка на арочных опорах, внезапно отпрянула от подоконника в глубокую тень и скрылась в глубине нарисованного дома.

Глава третья

   «… Сегодняшний урок,– ожил магнитофон,– посвящен одной из самых трагических страниц в истории человечества – захвату испанскими конкистадорами в XVI веке древнего государства ацтеков, драматической истории гибели древней цивилизации, которая, несомненно, могла бы необычайно обогатить человечество ныне навсегда неизвестными нам идеями, открытиями, которые были подвластны именно такому складу ума и подходу к реальности, достижениями, которые, может быть, были бы достоянием Земли намного раньше, если бы не стремительная гибель уникальной культуры, цель которой была именно мысль, а не война и золото. Гуманитарный характер этой цивилизации при всех жестокостях ее религиозного сознания привел к тому, что многотысячное войско ацтеков, вооруженное копьями, стрелами, в панцирях из хлопка, не смогло оказать достойного сопротивления малочисленному отряду мародеров, которых насчитывалось всего около 600 человек. Победили не люди, а техника. Конкистадоры были вооружены огнестрельными аркебузами, пушками, стальными мечами, а латы и шлемы надежно защищали от стрел. Всего двух лет хватило испанцам для полного уничтожения великой и беззащитной цивилизации, которая (за исключением одного дьявольского дара, оставленного словно для отмщения) принесла человечеству несколько уникальных достижений. Вот, например, известное всем слово и продукт под названием шоколад. Откуда он? Да, вы уже догадались, и правильно,– его подарили миру ацтеки. Шоколад – это искаженное индейское слово «чоколатль». А обыкновенный томат? Томатный сок? Помидоры? Да, и с этим чудом нас познакомили они – ацтеки! И томат опять же искаженное от индейского «томатль». В тот роковой март 1519 года, спустя 27 лет после открытия Америки, когда испанский отряд под командованием Эрнандо Кортеса отплыл на одиннадцати каравеллах от острова Эспаньола – нынешняя Куба,– государством ацтеков правил вождь Монтесума…»
   Батон нажал на клавиш и прокрутил ленту вперед.
   – Мы не в школе,– буркнул он.
   «… Там, где сейчас находится столица Мексики – город Мехико,– продолжал чеканить голос старой девы,– четыреста лет назад на острове посредине озера Тескоко находилась столица ацтекского государства Теночтитлан. Уникальная планировка, прямые, как стрелы, искусственные дамбы, соединявшие столицу с берегами, исполинские многоступенчатые дворцы и храмы делали этот город, пожалуй, самым прекрасным городом планеты в шестнадцатом столетии. По цельности общего градостроительного замысла Теночтитлан, в котором насчитывалось до 200 тысяч жителей, явно превосходил, например, тот же Мадрид. В городе был первый в мире зоопарк (еще одна идея ацтеков), в нем были собраны сотни, да-да, сотни животных. Ко дворцу Монтесумы примыкал уникальный птичник, зоопарк только для птиц…»
   – Ну и черт с ним!– Батон опять щелкнул клавишем, пропуская кусок ленты. Он пытался найти в этом потоке школьных сведений скрытый смысл, планы Умника, определить свое поведение, но ничего не понимал, кроме общей идеи – покончить с вмешательством в историю.
   «… Варварская религия ацтеков,– вновь ожил учительский голос,– была обагрена кровью. Они считали и глубоко верили в то, что их бог – Солнце – нуждается в ежедневных человеческих жертвах, что яркость и сила Солнца зависит впрямую от человеческой крови. Поток жертв струился каждое утро на вершины ацтекских храмов, где жрецы приносили жертву сверкающему Солнцу…»
   – Ты что-нибудь понимаешь?
   – Ясно, что вторжение Кортеса – один из поворотов истории. Помнишь, он говорил о развилках времени? – ответила Мария, разливая кофе по чашечкам,
   – Но что здесь для меня? – И он с досадой прокрутил пленку еще дальше, «… победу принесли не только 32 аркебузы и четыре малых фальконета, а еще и 15 лошадей. Без Преувеличения можно сказать, что Новый Свет покорила лошадь. Дело в том, что в Америке, по странному стечению биологических условий, не было лошадей. В кровавых сражениях с завоевателями суеверные индейцы не могли воспринять всадника и лошадь отдельно друг от друга, а видели их единым двухголовым и шестиногим чудовищем, у которого вдобавок имелись еще две руки, которыми человеко-звери извергали убийственный огонь. Аркебузами как раз была вооружена конница. Панический страх перед скачущим божеством лишил ацтеков мужества, и тысячелетняя цивилизация пала в трагически короткий срок, оставив как проклятье на века, как последний залп мщения – табак, отравленную стрелу, которой они сумели поразить вечность».
   Раздался щелчок, и голос пропал.
   – Это все? – удивилась Мария.
   Роман молчал. Ему тоже было недостаточно этих сведений для действий – главное: чему помешать и как? – это оставалось неизвестным. Он перебирал в памяти слова Умника, короткую информацию стража, данные из истории и снова возвращался к началу мысли, пытаясь вычислить свою стратегию, но сегодня ему это было явно не под силу. Ясным было только то, что март 1519-го – это развилка времени… что ж, на первое этого было достаточно.
   Спустя полчаса они подъехали к ангару.
   Батон перенес в самолет канистры с бензином. Распихал в кабине, где только смог, съестные припасы. И ровно в полночь взлетел.
   Только влюбленные мальчик и девочка, которые тайком от родителей целовались на террасе, услышали, как на взлетной полосе сначала глухо взревел стартующий самолет. На миг оставив в покое вспухшие губы, они подняли головы и различили в темных клочьях ночного неба силуэт знаменитого самолета в рубиновых огоньках. Внезапно мглу прорезала ослепительная световая вспышка, пространство вокруг самолета превратилось в распухающий на глазах радужный шар, шар увеличился на глазах до размеров огромного голубого диска, затем вдруг стремительно сжался, меняя цвет от ослепительно белого до черного, сжался вместе с самолетом до размеров звезды, а затем и она погасла, оставив только булавочный укол на слепом зрачке Тьмы.
   Здесь тоже была ночь, только уже разбавленная молоком рассвета. Ночь над побережьем Колумбийского океана, марта 1519 года от рождества Христова, ацтекский год Тростника. Самолет потонул в ленивой мгле. Гул мотора далеко и страшно разносился в девственной тишине целого столетия. Мария сидела, откинувшись на спинку сиденья и устало закрыв глаза, она была настолько вымотана тем, что стряслось, что не могла пошевелиться. Батон вглядывался в звездный узор. Ночь выдалась ясной, и он прикидывал, в какой точке находится самолет, затем развернул машину вдоль линии морского побережья на север и включил автопилот.