Страница:
Трудно сказать, кто ошибался, сама Лена или ее родители, вдолбившие в голову ребенку столь беспардонно опасную бредятину…
Все иллюзии рассеялись, когда чья-то твердая рука ухватила девичье горло, сжала до хруста, и оказавшееся неожиданно близко лицо с налитыми кровью глазами поинтересовалось:
— Что, подстилка чернозадая, совсем ох…ла?
Бритоголовый толкнул Леночку куда-то в глубину ларька.
— Хозяину своему черному, наверное, хорошо подмахиваешь! Сейчас посмотрим, сучка!
Лене показалось, что мир вокруг обрушился, опустился до уровня грязного пола, скомкался до пределов одного потного, крепкого, злого тела, которое навалилось на нее, хватая пальцами-крючьями ее плоть, царапая, выкручивая. Она закричала, но из горла вышел только надсадный хрип. На какой-то миг стало невыносимо… А потом вдруг что-то черное мелькнуло над головой насильника. Широкая ладонь появилась в поле зрения Леночки, откинула бесчувственного скина в сторону.
— Жива?
Этого человека можно было узнать с трудом. Разбитое, опухшее, перекошенное лицо, на котором виднелся лишь один глаз. Разорванная форма, окровавленные руки. Все чужое, неузнаваемо изуродованное. 11 только рост, высокий, едва уместившийся под низким потолком ларька.
Гриша держал в руке измочаленную дубинку,
— Жива?
— Гришенька, — заголосила Лена. — Гри-шень-ка!!!
— Вставай, выбираться будем, — прохрипел охранник, поднимая девушку.
Он двинулся к выходу. Проем двери заслонила чья-то фигура. Гриша, не останавливаясь, залил лицо противника жгучей перцовой смесью из баллончика. Раздался визгливый крик, фигура исчезла.
— Наших бьют! — закричал кто-то снаружи.
— Спрячься, — прошептал Гриша.
И Лена поняла, что происходит что-то невероятно страшное. Что «се бывшее до этого словно бы и не считается, а сейчас, именно в эту минуту, происходит нечто кошмарное, не укладывающееся в картину мира, который она знала. Девушка кинулась к закрытой двери соседнего ларька и всем телом ударилась в нее.
— Зиночка, Зиночка! Пусти, милая! Зиночка!
У перепуганной до желудочных колик Зинаиды Михайловны хватило ума сообразить, кто к ней ломится. Она на мгновение приоткрыла створку, Леночка буквально просочилась в образовавшуюся щелку. И вот уже две женщины навалились на дверь, защищая свой крохотный мирок от ужаса, царящего снаружи, где четверо здоровых ребят забивали насмерть другого.
Вертясь под топчущими его ногами, Гриша старался изломанными руками прикрыть одновременно и голову, и пах, и печень, и живот. Но рук не хватало…
Машины с ОМОНом подъехали с другой стороны рынка. Хорошие ребята в пятнистой сине-серой камуфляжке бодро выскакивали из грузовиков, по слишком поздно и слишком далеко от центра событий.
Глава 19
Глава 20
Все иллюзии рассеялись, когда чья-то твердая рука ухватила девичье горло, сжала до хруста, и оказавшееся неожиданно близко лицо с налитыми кровью глазами поинтересовалось:
— Что, подстилка чернозадая, совсем ох…ла?
Бритоголовый толкнул Леночку куда-то в глубину ларька.
— Хозяину своему черному, наверное, хорошо подмахиваешь! Сейчас посмотрим, сучка!
Лене показалось, что мир вокруг обрушился, опустился до уровня грязного пола, скомкался до пределов одного потного, крепкого, злого тела, которое навалилось на нее, хватая пальцами-крючьями ее плоть, царапая, выкручивая. Она закричала, но из горла вышел только надсадный хрип. На какой-то миг стало невыносимо… А потом вдруг что-то черное мелькнуло над головой насильника. Широкая ладонь появилась в поле зрения Леночки, откинула бесчувственного скина в сторону.
— Жива?
Этого человека можно было узнать с трудом. Разбитое, опухшее, перекошенное лицо, на котором виднелся лишь один глаз. Разорванная форма, окровавленные руки. Все чужое, неузнаваемо изуродованное. 11 только рост, высокий, едва уместившийся под низким потолком ларька.
Гриша держал в руке измочаленную дубинку,
— Жива?
— Гришенька, — заголосила Лена. — Гри-шень-ка!!!
— Вставай, выбираться будем, — прохрипел охранник, поднимая девушку.
Он двинулся к выходу. Проем двери заслонила чья-то фигура. Гриша, не останавливаясь, залил лицо противника жгучей перцовой смесью из баллончика. Раздался визгливый крик, фигура исчезла.
— Наших бьют! — закричал кто-то снаружи.
— Спрячься, — прошептал Гриша.
И Лена поняла, что происходит что-то невероятно страшное. Что «се бывшее до этого словно бы и не считается, а сейчас, именно в эту минуту, происходит нечто кошмарное, не укладывающееся в картину мира, который она знала. Девушка кинулась к закрытой двери соседнего ларька и всем телом ударилась в нее.
— Зиночка, Зиночка! Пусти, милая! Зиночка!
У перепуганной до желудочных колик Зинаиды Михайловны хватило ума сообразить, кто к ней ломится. Она на мгновение приоткрыла створку, Леночка буквально просочилась в образовавшуюся щелку. И вот уже две женщины навалились на дверь, защищая свой крохотный мирок от ужаса, царящего снаружи, где четверо здоровых ребят забивали насмерть другого.
Вертясь под топчущими его ногами, Гриша старался изломанными руками прикрыть одновременно и голову, и пах, и печень, и живот. Но рук не хватало…
Машины с ОМОНом подъехали с другой стороны рынка. Хорошие ребята в пятнистой сине-серой камуфляжке бодро выскакивали из грузовиков, по слишком поздно и слишком далеко от центра событий.
Глава 19
Из статьи «Опасность сильной России»:
«Стремление к национальному величию иррационально».
В зале сидели люди. Много. Костя вышел на кафедру, что было вполне привычно, каждую пятницу он мучил студентов, но сегодня было что-то особенное. Наверное, экстрасенс, «чувствующий» или любой другой потенциальный клиент дурдома, попади он на это собрание, наверняка увидел бы нечто, формирующееся над залом. Некую сущность. И назвал бы ее каким-нибудь мудреным словом, вроде эгрегора. У Орлова был такой знакомый парнишка, наглухо съехавший в область энерговампиров, биолокации, инвольтации и энергетических пробоев. Схема описания мира у него была на редкость четкая, продуманная до мельчайших подробностей. Любому явлению или событию, вплоть до самых заурядных и бытовых историй, находилось объяснение, укладывающееся в область инфернального и экстрасенсорного. Любому психоаналитику такой пациент был бы за подарок, но Костя относился к этому взгляду на вещи довольно спокойно. Более того, находил в таком подходе определенную претензию на истинность. Надо же как-то объяснить необъяснимые, с точки зрения науки, вещи. Не пользоваться же, в самом деле, каждый раз отмазкой вроде «теории случайных чисел».
Над залом однозначно витало нечто особенное. Немного попахивало серой.
Костя потряс головой, чтобы избавиться от ненужных ассоциаций и привести мысли в порядок. Помогло. В воздухе действительно пахло странно. Но не серой. Порохом.
— Я правильно понимаю, что все вы только что со стрельб? — поинтересовался Костя у зала.
Кто-то закивал, люди зашевелились, по аудитории пронесся легкий гул разговоров.
— Я его знаю, — прошептал Сергей Иванов, сидевший вместе с Платоном во втором ряду.
— А кто это? — так же шепотом спросил Платон.
— А черт его знает, но работает на правительство. Его в «мерседесе» с мигалками возят.
— Что-то я его не видел по телеку ни разу.
— Ну, мало ли, может, какой-нибудь ГРУшиик хитрый…
На этом разговор кончился, потому что Костя поднял руку, призывая к тишине:
— Здравствуйте. Меня зовут Константин Орлов. Я философ. По образованию и призванию. По убеждениям я русский. Да, я считаю, что национальность — это не просто слово или, наоборот, нечто мистическое. Национальность — это убеждения. Совокупность понятий, явно и скрыто определяющая поведение индивидуума. В совершенно здоровом обществе это не только совокупность понятий, но и совокупность идей. С национальными идеями у нас сейчас плохо, однако я надеюсь, что когда-нибудь все встанет на свои места.
Костя сделал паузу, давая людям настроиться на ритм лекции. Отвлечься от суеты учебки, плотного расписания, физических упражнений, стрельбы, юриспруденции и прочей круговерти, в которую они были погружены все эти месяцы и будут погружены еще около года.
Будущие розговцы проживали сейчас в казармах, и каждая минута свободного времени у них была расписана едва ли не по секундам. Поэтому возможность посидеть на лекции, где речь пойдет о вещах, на первый взгляд отвлеченных, была для них чем-то вроде манны небесной.
— Я прочитаю вам курс лекций по теории клановости. Может встать резонный вопрос, для чего это все вам нужно? Объясняю. Вы, наверное, уже все знаете, что за работу вам предстоит выполнять. С чем бороться. И в каких условиях вы будете жить. Вы не получите большой зарплаты. Более того, деньги будут касаться вас весьма опосредованно, а может быть, вообще никак. Государство обеспечивает вам достойное существование в обмен на вашу честность. Более того, за этой самой честностью в других государственных структурах вы и будете следить. Может даже показаться, что вы променяете часть своей личной свободы. Однако при всем этом у вас будет одно неоспоримое преимущество, которого будут лишены все остальные чиновники и простые люди, интересы которых вы защищаете. У вас будет свое Братство, свой Клан. Сообщество людей, соединенных общей идеей и, возможно, кровью. Так звучит очень приблизительное определение. В нашем с вами частном случае к идее прилагается общая цель и стиль жизни. Вообще следует отметить, что клановость в государственном аппарате — явление недопустимое в принципе. Достаточно только вспомнить пресловутую Семью, чтобы вам все стало ясно. Положение, когда должности, зарплаты и возможности получают люди, объединенные родственными узами, для государства смерти подобно. Коррупция в ее чистом, фильтрованном виде. А именно коррупция погубит нашу с вами страну. Если, конечно, ее не остановят такие, как вы. Чем вам выгоден Клан?
Орлов перекинул бумажку и немного прошелся по кафедре. Аудитория молчала, стараясь понять, чего можно ожидать от лектора.
— Моя сегодняшняя лекция носит скорее общий, вводный характер. Потом мы коснемся вопросов очень разных, иногда даже теологических. Однако сейчас хотелось бы определиться с понятиями, которыми мы будем оперировать. Сложившаяся в современном обществе система ценностей и отношений является для людей неким стандартом. Причем стандартом крайне вредным. Как с материальной точки зрения, так и с культурной. Почему? Доходы и расходы среднего человека сбалансированы таким образом, чтобы он имел постоянный дефицит средств, иногда острый, но чаще легкий, раздражающий. Он не имеет возможности тратить деньги на свои интересы и развиваться в культурной сфере так, как считает необходимым. Чтобы обеспечить себе достойный уровень материального существования, такой человек вынужден работать, работать и еще раз работать, оставив в стороне свои претензии на культурный рост. Он должен тратить средства на жизнь и поддержание определенного уровня. Резерва для других действий у него нет. Прибавьте к этому слабую социальную защищенность и возможность увольнения, плюс ко всему угроза со стороны криминала. Картина получится неутешительная. Но такова реальность! И я думаю, что ее давление многие из вас испытали на себе. Одно неверное движение, и вас вышвыривает с основной дороги на обочину, а вклиниться в общее движение ой как трудно. Особенно людям, которые не могут всем сердцем принять изменения, происходящие в обществе. У всех вас, таких разных, есть одна объединяющая черта. Вы уж простите за грубость, легкий экономический кретинизм.
В аудитории кто-то кашлянул. Зашевелился. Но в целом слушатели восприняли информацию о своей финансовой неполноценности довольно спокойно.
— Это термин не медицинский, конечно, но зато точно описывающий ваши отношения с денежной системой. И именно поэтому вам в руки дается такое мощное оружие, как корпоративность или клановость. Я бы даже сказал, что только поэтому. Не будет зариться на чужое добро только тот, кто ненавидит финансовые отношения в принципе! Вам не нужны деньги. У вас совсем другие счеты с государством. Вы вне системы. В этом ваша сила, и именно это несет в себе опасность для вас же самих. Однополярному миру, а он сегодня именно таков, выгоден только один тип человека. Человек-винтик. То есть существо, заменяемое на все сто процентов. Ценность такого человека обуславливается только затратами на его футляр. Образование и элементарные условия проживания. А часто бывает так, что и стоимость этих условий искусственно занижается. Таким образом, все мы понимаем, что современный стандарт жизни откровенно вреден для большинства нормальных людей. Однако… Однако от него нам никуда не деться.
В зале кто-то поднял руку.
— Прошу вас, — отозвался Костя. Отсутствие реплик с мест уже начало его настораживать, студенты обычно вели себя иначе, и Орлов сознательно пошел на сгущение красок, чтобы вызвать хоть какую-то ответную реакцию.
— Тогда, может быть, имеет смысл свалить эту систему к такой-то матери? — спросил густой бас.
Константин удовлетворенно кивнул:
— Логично. Именно этот вывод и напрашивается в первую очередь. Свалить, разломать, построить новую. Однако есть ряд моментов. Совершать революцию малыми силами означает проектировать свой провал в будущем. Революция успешна только, когда она воспринята народными массами. Именно поэтому декабристы были расстреляны, а большевики погнали Белую армию за границу. На текущий момент времени любая революционная идея дискредитирована целиком и полностью— В идею победы коммунизма не верят сейчас даже самые упертые коммунисты. Не верят они и в очередной Интернационал. И даже монархисты не мечтают о возвращении монархии как государственного строя. Да, конечно, есть еще экстремисты, но у них с идеями так же плохо, как и у всех остальных. Уничтожить систему можно, но это означает многие десятилетия разрухи и гражданской войны. Значит, нужно сделать ее более человечной, хотя бы в этой отдельно взятой стране. Ведь ко всему, что я сказал, на среднего россиянина сваливается еще и коррупция. Брать денежные поборы со своих, что может быть галсе? И именно для того, чтобы остановить эту мерзость, нужны вы. Ваш Клан! Люди, объединенные таким образом, имеют значительно больше возможностей. Имеют значительно больше сил. Чтобы сопротивляться давлению. А оно будет, можете не сомневаться. Вас будут называть сектой. Какими-нибудь пауками. Варварами. Средневековой дичью и мракобесием. Ну и еще как-нибудь. Гаденько, Против вас будет направлена вся сила существующего порядка. Потому что вы являетесь антитезой.
— Почему? — спросил прежний бас.
— Потому что вы вне его. Не вовлечены в денежный оборот. Не работаете на деньги, а только на совесть. Не отдаете часть душевных сил финансовой махине. Не дрожите над каждым рублем. Фактически даже пресловутые олигархи лишены этой милости. Для них доллары, фунты, евро, рубли — это способ существования на мистическом уровне. Именно деньги определяют личность олигарха. Однако об этом, наверное, в другой раз. Вы вне системы! Я что-то упустил…
Костя потер лоб, нахмурился:
— Ах да! Я хотел закончить про вашу роль. Вы можете и должны сделать систему более человечной. Превратиться в другой полюс. Чтобы в этом страшном, засасывающем финансовом болоте образовалось пусть для начала легкое, но течение. Ведь реки текут только потому, что им есть куда двигаться. Есть пустота как противоположность наполненности. Другой полюс. И тогда уже в системе можно будет жить. Потому что она сама будет заинтересована в этом. А сейчас все. Спасибо. Меня попросили передать, что сегодняшние стрельбы замещаются дополнительной рукопашной подготовкой.
Костя чуть-чуть поклонился и принялся собирать разложенные по столу бумажки. Зал шевелился, кашлял, переговаривался и словно живой утягивался к выходу. Рядом скрипнул стул.
Костя повернулся и увидел Антона Михайловича.
Лукин прищурившись смотрел на Орлова:
— Привет.
— Здравствуйте.
— А вот скажи мне, для чего это все?
— Лекция?
— Да. — Антон Михайлович закинул ногу на ногу. До блеска вычищенные берцы сверкнули в свете лампы. — То есть ты все тут говорил вроде бы правильно, но…
Он развел руками.
— Отвлеченно? — спросил Константин.
— Вроде того.
— На самом деле это очень кажущееся впечатление.
— Почему?
— Потому что, видимо, я говорил о вещах, всем им и вам в том числе близких и понятных. Но на подсознательном уровне. Спроси вас, до лекции, что такое клан и почему он недопустим в государственных органах, вы бы и не ответили.
— Положим. Ну и что?
— А то, что когда вас прижмут на какой-нибудь пресс-конференции хитрым вопросиком, мы все сядем в лужу. Или когда жена спросит у какого-нибудь Иванова из тех, что сидели сейчас в зале, про зарплату, а она у него, сами знаете, откровенно нищенская, то этот Иванов тоже сядет в лужу. Перед женой. А это, согласитесь, гораздо более важно, чем перед журналюгами. Каждый из вас должен объяснить кому угодно, почему нельзя ТАК жить. Почему система — это плохо, а ОЗГИ — это хорошо. И зачем нужны хорошие ребята в черной форме. И почему нельзя обойтись ОМОНом, Спецназом и РУБОПом. И почему милиция — это плохо. Хотя это как раз понимают все.
— Вам бы политруком работать в армии. — Антон Михайлович косо ухмыльнулся.
— Нет уж, увольте, — отмахнулся Орлов. — Политрук в случае чего первый получает пулю от своих же. Потому что, сволочь, сам не верит в то, что говорит. У меня другая задача. Хотя идеологией попахивает, вы правы совершенно.
— И все-таки я не совсем понимаю. Кланы, круговая порука. Зачем?
— Чтобы выбить клин, иногда нужен другой. — Константин сел рядом.
— Такой же? Зачем?
— Не такой же. Клинья бывают разные. Бывают гнилые, а бывают свежие, полезные, нужные и необходимые в строительстве. Это если говорить аллегориями. А если вдаваться в конкретику, то клан нужен, чтобы бороться с другими кланами. Понимаете?
— В смысле? — Лукин удивленно подмял брови, но в глазах что-то загорелось.
— В смысле другими кланами. Чеченскими, политическими, финансовыми, еврейскими наконец, хотя это уже антисемитизм и вообще с точки зрения общественной морали нехорошо. Согласитесь, когда у власти сидит семья, не обязательно та самая, и рука руку моет, выбить их из мягких кресел ой как сложно.
— Ну, положим…
— А значит, против этой силы нужна другая. Такая же. Но честная.
— Интересно, а кто им помешает, ну, допустим, орать деньги и молчать.
— Во-первых, строгий внутренний кодекс. По которому будут, кстати, экзамены. Во-вторых, отвращение к деньгам. Это вы к психологам сходите, они вам выдадут точную психоматрицу на каждого вашего подопечного. В-третьих, круговая порука не позволит. Клан будет сурово карать тех, кто отступил от того, что всех их объединяет. От Идей и Принципов.
— Откуда ж им взяться?
— От меня, — скромно ответил Константин. — Кстати, а почему у них такие изменения в распорядке?
— Вы имеете в виду рукопашку вместо стрельб?
— Да.
— Произошло событие, которое, так или иначе, затрагивает интересы нашей организации.
— В смысле? — Костя всем телом повернулся к Лукину. Что-то толкнулось изнутри, словно подавая знак.
— Есть подозрение о случае коррупции в очень серьезных структурах. Слышали о погроме?
— Нет.
— Иногда я вам завидую, — покачал головой Антон Михайлович. — Группа скинхедов напала на рынок, учинила совершеннейший разгром. Есть множество раненых, несколько убитых. Про материальный ущерб я даже не говорю. Охранника забили. В коме лежит. Хороший парень был, я с его родителями служил на Сахалине… В общем, постарались.
— Ну это, само по себе, не новость, — осторожно сказал Орлов. — Скины регулярно нападают на рынки. Обычно проблему решает ОМОН.
— Именно что обычно. — Антон Михайлович встал. — ОМОН прибыл на место тогда, когда все было уже сделано. И, что характерно, никак не подкопаться. Объективные причины.
«Стремление к национальному величию иррационально».
В зале сидели люди. Много. Костя вышел на кафедру, что было вполне привычно, каждую пятницу он мучил студентов, но сегодня было что-то особенное. Наверное, экстрасенс, «чувствующий» или любой другой потенциальный клиент дурдома, попади он на это собрание, наверняка увидел бы нечто, формирующееся над залом. Некую сущность. И назвал бы ее каким-нибудь мудреным словом, вроде эгрегора. У Орлова был такой знакомый парнишка, наглухо съехавший в область энерговампиров, биолокации, инвольтации и энергетических пробоев. Схема описания мира у него была на редкость четкая, продуманная до мельчайших подробностей. Любому явлению или событию, вплоть до самых заурядных и бытовых историй, находилось объяснение, укладывающееся в область инфернального и экстрасенсорного. Любому психоаналитику такой пациент был бы за подарок, но Костя относился к этому взгляду на вещи довольно спокойно. Более того, находил в таком подходе определенную претензию на истинность. Надо же как-то объяснить необъяснимые, с точки зрения науки, вещи. Не пользоваться же, в самом деле, каждый раз отмазкой вроде «теории случайных чисел».
Над залом однозначно витало нечто особенное. Немного попахивало серой.
Костя потряс головой, чтобы избавиться от ненужных ассоциаций и привести мысли в порядок. Помогло. В воздухе действительно пахло странно. Но не серой. Порохом.
— Я правильно понимаю, что все вы только что со стрельб? — поинтересовался Костя у зала.
Кто-то закивал, люди зашевелились, по аудитории пронесся легкий гул разговоров.
— Я его знаю, — прошептал Сергей Иванов, сидевший вместе с Платоном во втором ряду.
— А кто это? — так же шепотом спросил Платон.
— А черт его знает, но работает на правительство. Его в «мерседесе» с мигалками возят.
— Что-то я его не видел по телеку ни разу.
— Ну, мало ли, может, какой-нибудь ГРУшиик хитрый…
На этом разговор кончился, потому что Костя поднял руку, призывая к тишине:
— Здравствуйте. Меня зовут Константин Орлов. Я философ. По образованию и призванию. По убеждениям я русский. Да, я считаю, что национальность — это не просто слово или, наоборот, нечто мистическое. Национальность — это убеждения. Совокупность понятий, явно и скрыто определяющая поведение индивидуума. В совершенно здоровом обществе это не только совокупность понятий, но и совокупность идей. С национальными идеями у нас сейчас плохо, однако я надеюсь, что когда-нибудь все встанет на свои места.
Костя сделал паузу, давая людям настроиться на ритм лекции. Отвлечься от суеты учебки, плотного расписания, физических упражнений, стрельбы, юриспруденции и прочей круговерти, в которую они были погружены все эти месяцы и будут погружены еще около года.
Будущие розговцы проживали сейчас в казармах, и каждая минута свободного времени у них была расписана едва ли не по секундам. Поэтому возможность посидеть на лекции, где речь пойдет о вещах, на первый взгляд отвлеченных, была для них чем-то вроде манны небесной.
— Я прочитаю вам курс лекций по теории клановости. Может встать резонный вопрос, для чего это все вам нужно? Объясняю. Вы, наверное, уже все знаете, что за работу вам предстоит выполнять. С чем бороться. И в каких условиях вы будете жить. Вы не получите большой зарплаты. Более того, деньги будут касаться вас весьма опосредованно, а может быть, вообще никак. Государство обеспечивает вам достойное существование в обмен на вашу честность. Более того, за этой самой честностью в других государственных структурах вы и будете следить. Может даже показаться, что вы променяете часть своей личной свободы. Однако при всем этом у вас будет одно неоспоримое преимущество, которого будут лишены все остальные чиновники и простые люди, интересы которых вы защищаете. У вас будет свое Братство, свой Клан. Сообщество людей, соединенных общей идеей и, возможно, кровью. Так звучит очень приблизительное определение. В нашем с вами частном случае к идее прилагается общая цель и стиль жизни. Вообще следует отметить, что клановость в государственном аппарате — явление недопустимое в принципе. Достаточно только вспомнить пресловутую Семью, чтобы вам все стало ясно. Положение, когда должности, зарплаты и возможности получают люди, объединенные родственными узами, для государства смерти подобно. Коррупция в ее чистом, фильтрованном виде. А именно коррупция погубит нашу с вами страну. Если, конечно, ее не остановят такие, как вы. Чем вам выгоден Клан?
Орлов перекинул бумажку и немного прошелся по кафедре. Аудитория молчала, стараясь понять, чего можно ожидать от лектора.
— Моя сегодняшняя лекция носит скорее общий, вводный характер. Потом мы коснемся вопросов очень разных, иногда даже теологических. Однако сейчас хотелось бы определиться с понятиями, которыми мы будем оперировать. Сложившаяся в современном обществе система ценностей и отношений является для людей неким стандартом. Причем стандартом крайне вредным. Как с материальной точки зрения, так и с культурной. Почему? Доходы и расходы среднего человека сбалансированы таким образом, чтобы он имел постоянный дефицит средств, иногда острый, но чаще легкий, раздражающий. Он не имеет возможности тратить деньги на свои интересы и развиваться в культурной сфере так, как считает необходимым. Чтобы обеспечить себе достойный уровень материального существования, такой человек вынужден работать, работать и еще раз работать, оставив в стороне свои претензии на культурный рост. Он должен тратить средства на жизнь и поддержание определенного уровня. Резерва для других действий у него нет. Прибавьте к этому слабую социальную защищенность и возможность увольнения, плюс ко всему угроза со стороны криминала. Картина получится неутешительная. Но такова реальность! И я думаю, что ее давление многие из вас испытали на себе. Одно неверное движение, и вас вышвыривает с основной дороги на обочину, а вклиниться в общее движение ой как трудно. Особенно людям, которые не могут всем сердцем принять изменения, происходящие в обществе. У всех вас, таких разных, есть одна объединяющая черта. Вы уж простите за грубость, легкий экономический кретинизм.
В аудитории кто-то кашлянул. Зашевелился. Но в целом слушатели восприняли информацию о своей финансовой неполноценности довольно спокойно.
— Это термин не медицинский, конечно, но зато точно описывающий ваши отношения с денежной системой. И именно поэтому вам в руки дается такое мощное оружие, как корпоративность или клановость. Я бы даже сказал, что только поэтому. Не будет зариться на чужое добро только тот, кто ненавидит финансовые отношения в принципе! Вам не нужны деньги. У вас совсем другие счеты с государством. Вы вне системы. В этом ваша сила, и именно это несет в себе опасность для вас же самих. Однополярному миру, а он сегодня именно таков, выгоден только один тип человека. Человек-винтик. То есть существо, заменяемое на все сто процентов. Ценность такого человека обуславливается только затратами на его футляр. Образование и элементарные условия проживания. А часто бывает так, что и стоимость этих условий искусственно занижается. Таким образом, все мы понимаем, что современный стандарт жизни откровенно вреден для большинства нормальных людей. Однако… Однако от него нам никуда не деться.
В зале кто-то поднял руку.
— Прошу вас, — отозвался Костя. Отсутствие реплик с мест уже начало его настораживать, студенты обычно вели себя иначе, и Орлов сознательно пошел на сгущение красок, чтобы вызвать хоть какую-то ответную реакцию.
— Тогда, может быть, имеет смысл свалить эту систему к такой-то матери? — спросил густой бас.
Константин удовлетворенно кивнул:
— Логично. Именно этот вывод и напрашивается в первую очередь. Свалить, разломать, построить новую. Однако есть ряд моментов. Совершать революцию малыми силами означает проектировать свой провал в будущем. Революция успешна только, когда она воспринята народными массами. Именно поэтому декабристы были расстреляны, а большевики погнали Белую армию за границу. На текущий момент времени любая революционная идея дискредитирована целиком и полностью— В идею победы коммунизма не верят сейчас даже самые упертые коммунисты. Не верят они и в очередной Интернационал. И даже монархисты не мечтают о возвращении монархии как государственного строя. Да, конечно, есть еще экстремисты, но у них с идеями так же плохо, как и у всех остальных. Уничтожить систему можно, но это означает многие десятилетия разрухи и гражданской войны. Значит, нужно сделать ее более человечной, хотя бы в этой отдельно взятой стране. Ведь ко всему, что я сказал, на среднего россиянина сваливается еще и коррупция. Брать денежные поборы со своих, что может быть галсе? И именно для того, чтобы остановить эту мерзость, нужны вы. Ваш Клан! Люди, объединенные таким образом, имеют значительно больше возможностей. Имеют значительно больше сил. Чтобы сопротивляться давлению. А оно будет, можете не сомневаться. Вас будут называть сектой. Какими-нибудь пауками. Варварами. Средневековой дичью и мракобесием. Ну и еще как-нибудь. Гаденько, Против вас будет направлена вся сила существующего порядка. Потому что вы являетесь антитезой.
— Почему? — спросил прежний бас.
— Потому что вы вне его. Не вовлечены в денежный оборот. Не работаете на деньги, а только на совесть. Не отдаете часть душевных сил финансовой махине. Не дрожите над каждым рублем. Фактически даже пресловутые олигархи лишены этой милости. Для них доллары, фунты, евро, рубли — это способ существования на мистическом уровне. Именно деньги определяют личность олигарха. Однако об этом, наверное, в другой раз. Вы вне системы! Я что-то упустил…
Костя потер лоб, нахмурился:
— Ах да! Я хотел закончить про вашу роль. Вы можете и должны сделать систему более человечной. Превратиться в другой полюс. Чтобы в этом страшном, засасывающем финансовом болоте образовалось пусть для начала легкое, но течение. Ведь реки текут только потому, что им есть куда двигаться. Есть пустота как противоположность наполненности. Другой полюс. И тогда уже в системе можно будет жить. Потому что она сама будет заинтересована в этом. А сейчас все. Спасибо. Меня попросили передать, что сегодняшние стрельбы замещаются дополнительной рукопашной подготовкой.
Костя чуть-чуть поклонился и принялся собирать разложенные по столу бумажки. Зал шевелился, кашлял, переговаривался и словно живой утягивался к выходу. Рядом скрипнул стул.
Костя повернулся и увидел Антона Михайловича.
Лукин прищурившись смотрел на Орлова:
— Привет.
— Здравствуйте.
— А вот скажи мне, для чего это все?
— Лекция?
— Да. — Антон Михайлович закинул ногу на ногу. До блеска вычищенные берцы сверкнули в свете лампы. — То есть ты все тут говорил вроде бы правильно, но…
Он развел руками.
— Отвлеченно? — спросил Константин.
— Вроде того.
— На самом деле это очень кажущееся впечатление.
— Почему?
— Потому что, видимо, я говорил о вещах, всем им и вам в том числе близких и понятных. Но на подсознательном уровне. Спроси вас, до лекции, что такое клан и почему он недопустим в государственных органах, вы бы и не ответили.
— Положим. Ну и что?
— А то, что когда вас прижмут на какой-нибудь пресс-конференции хитрым вопросиком, мы все сядем в лужу. Или когда жена спросит у какого-нибудь Иванова из тех, что сидели сейчас в зале, про зарплату, а она у него, сами знаете, откровенно нищенская, то этот Иванов тоже сядет в лужу. Перед женой. А это, согласитесь, гораздо более важно, чем перед журналюгами. Каждый из вас должен объяснить кому угодно, почему нельзя ТАК жить. Почему система — это плохо, а ОЗГИ — это хорошо. И зачем нужны хорошие ребята в черной форме. И почему нельзя обойтись ОМОНом, Спецназом и РУБОПом. И почему милиция — это плохо. Хотя это как раз понимают все.
— Вам бы политруком работать в армии. — Антон Михайлович косо ухмыльнулся.
— Нет уж, увольте, — отмахнулся Орлов. — Политрук в случае чего первый получает пулю от своих же. Потому что, сволочь, сам не верит в то, что говорит. У меня другая задача. Хотя идеологией попахивает, вы правы совершенно.
— И все-таки я не совсем понимаю. Кланы, круговая порука. Зачем?
— Чтобы выбить клин, иногда нужен другой. — Константин сел рядом.
— Такой же? Зачем?
— Не такой же. Клинья бывают разные. Бывают гнилые, а бывают свежие, полезные, нужные и необходимые в строительстве. Это если говорить аллегориями. А если вдаваться в конкретику, то клан нужен, чтобы бороться с другими кланами. Понимаете?
— В смысле? — Лукин удивленно подмял брови, но в глазах что-то загорелось.
— В смысле другими кланами. Чеченскими, политическими, финансовыми, еврейскими наконец, хотя это уже антисемитизм и вообще с точки зрения общественной морали нехорошо. Согласитесь, когда у власти сидит семья, не обязательно та самая, и рука руку моет, выбить их из мягких кресел ой как сложно.
— Ну, положим…
— А значит, против этой силы нужна другая. Такая же. Но честная.
— Интересно, а кто им помешает, ну, допустим, орать деньги и молчать.
— Во-первых, строгий внутренний кодекс. По которому будут, кстати, экзамены. Во-вторых, отвращение к деньгам. Это вы к психологам сходите, они вам выдадут точную психоматрицу на каждого вашего подопечного. В-третьих, круговая порука не позволит. Клан будет сурово карать тех, кто отступил от того, что всех их объединяет. От Идей и Принципов.
— Откуда ж им взяться?
— От меня, — скромно ответил Константин. — Кстати, а почему у них такие изменения в распорядке?
— Вы имеете в виду рукопашку вместо стрельб?
— Да.
— Произошло событие, которое, так или иначе, затрагивает интересы нашей организации.
— В смысле? — Костя всем телом повернулся к Лукину. Что-то толкнулось изнутри, словно подавая знак.
— Есть подозрение о случае коррупции в очень серьезных структурах. Слышали о погроме?
— Нет.
— Иногда я вам завидую, — покачал головой Антон Михайлович. — Группа скинхедов напала на рынок, учинила совершеннейший разгром. Есть множество раненых, несколько убитых. Про материальный ущерб я даже не говорю. Охранника забили. В коме лежит. Хороший парень был, я с его родителями служил на Сахалине… В общем, постарались.
— Ну это, само по себе, не новость, — осторожно сказал Орлов. — Скины регулярно нападают на рынки. Обычно проблему решает ОМОН.
— Именно что обычно. — Антон Михайлович встал. — ОМОН прибыл на место тогда, когда все было уже сделано. И, что характерно, никак не подкопаться. Объективные причины.
Глава 20
Из статьи «Опасность сильной России»:
«У нас есть ядерные ракеты, неуравновешенные политики, тупые и на все готовые генералы, и мы плюем на законность и право, даже когда речь идет о собственных гражданах, чего уж там думать о чужих».
Жизнь в учебке была действительно безумной. Расписание, составленное с невероятной тщательностью, не оставляло даже надежды на свободное время. Жизнь, заполненная физическими упражнениями, выстрелами, ударами, юридическими казусами и уроками автомобильного вождения, казалась бесконечной. Иногда Сергей Иванов думал, что он, вероятно, умер. Скорее всего, когда выпил паленой водки. И попал в ад. Жизнь, уместившаяся в промежуток между отравлением и учебкой, воспринималась теперь как чистилище.
Гоняли розговцев жестко. Промежутков между занятиями хватало только на то, чтобы добежать до своей комнаты, бросить вещи, сменить одежду и выскочить за дверь. Нужно было отдать должное людям, составившим расписание. Студенты, если можно так назвать хмурых и битых жизнью дядек, никогда не попадали в ситуацию, когда усталость мешала бы им воспринимать лекции. Дни делились на «физические» и "научные». Единственное, что не вписывалось в общую картину, это идеологические лекции Орлова. Но они воспринимались скорее как отдых, неожиданная сиеста в середине жаркого трудового дня.
В учебке было трудно. Но Сергей ни о чем не сожалел. Впервые после долгого перерыва, после длинной черной полосы в его жизни появились цель и смысл. Он знал, что самое трудное начнется потом, но сейчас грядущие трудности не пугали.
Он носился по лестницам и коридорам, от одной аудитории к другой, из тира в тренировочный зал.
— В расписание засунули дополнительную рукопашку, — сказал Платон, когда Сергей ввалился к комнату с тяжелой сумкой, куда была уложена экипировка: легкая броня, щитки, налокотники и наколенники, шлем.
Платон растянул связки и теперь был освобожден от ряда физических занятий.
— Елки-метелки! — Сергей опустил руки. — На фига ж я волок это все сюда?
— Не знаю. — Платон покачал головой. — Рукопашка через пятнадцать минут.
Иванов плюхнулся на койку и посмотрел на персональный коммуникатор, пристегнутый к запястью.
— Может, не подключат? — с надеждой спросил Сергей. — Ведь только-только все кости пересчитали…
— И не надейся. Чего там было? — поинтересовался Платон.
— Китайчатина была какая-то. В основном броски. Учитесь, говорит, падать. Ну мы и учились. Голова гудит.
— Досада. — Платон потрогал забинтованную лодыжку. — Как же я теперь?
— Б смысле?
— В смысле, падать не умею…
Сергей посмотрел на товарища с некоторым удивлением.
— А ты попроси его с тобой дополнительные занятия провести. Этот китаец, как его, Ким кажется, садист натуральный.
— Кореец.
— А?
— Кореец, — повторил Платон. — Если Ким, то кореец. А вот если бы он был Лю…
— Бога ради, хоть камбоджиец. Но садюга отменный.
— Не люблю я всю эту восточную лабуду, — пожаловался Платон. — Это хорошо для узкоглазых. Они маленькие, им падать удобно. Невысоко. Опять же прыгучесть у маленьких обычно лучше… Мне бы бокс,
— Типун тебе на язык! — замахал руками Сергей. — Накличешь, подгонят нам какого-нибудь Тайсона или, того хуже, Кличко-старшего. Учитесь, скажет, держать удар. И вперед! Ты себе представляешь удар Тайсона?
— Нет. И вообще он больше уши откусывать любит. А вот Кличко может врезать… От всей славянской души.
— Уши откусывать — это тоже… вариант.
Музыкально запиликал коммуникатор. На небольшом табло высветились цифры. Код зала, в котором будет проходить следующее занятие.
— Не пронесло, — заметил Иванов, вскакивая с койки.
— Не понял, — удивился Платон, разглядывая свое запястье. Его коммуникатор высвечивал тот же номер — Е501. — Я ж освобожденный…
— О… — Сергей подхватил сумку. — А ты переживал…
Он выскочил за дверь. Следом за ним ковылял Платон.
Аудитория Е501 была не совсем залом, скорее это называлось внутренним стадионом. Здание учебки образовывало довольно большой периметр, внутри которого располагался небольшой, вроде школьного, стадион.
Когда все студенты вышли на залитую солнцем траву, вперед шагнул Антон Михайлович. Рядом с ним стоял невысокий длинноволосый молодой человек совершенно небоевой наружности.
— Итак, господа курсанты, смирно! — гаркнул Лукин. В учебке все уже знали его способность наводить порядок с помощью голосовых связок. — В связи со сложившимися обстоятельствами в вашем расписании сделаны некоторые изменения. Теперь, помимо обычных занятий рукопашным боем, вы будете проходить дисциплину строевого боя. Под руководством нашего нового инструктора.
Молодой человек выдвинулся вперед.
— Он же сопляк совсем, — прогудел себе под нос Платон.
— Вашего нового инструктора зовут Алан Эрхардович Бернард.
— Зато немец, — в ответ прошептал Сергей. — Они строем с пеленок ходят. Прям в яслях и начинают.
Платон сдержанно фыркнул. Антон Михайлович нахмурился, и друзья замолчали.
— Его приказы выполнять беспрекословно. Даже если они вам покажутся странными. Скажет упасть, значит, падайте. Скажет кричать — кричите. Вопросы есть?
Вопросов традиционно не было.
Лукин сделал пригласительный жест Алану. Тот не торопясь собрал волосы в хвост, стянул резиночкой и вышел вперед.
— Здравствуйте, меня зовут Алан Эрхардович. Но обращайтесь ко мне Алан. Или, если хотите, господин Бернард. Хотя, я думаю, лучше просто Алан. Я не буду учить вас ходить строем, полагаю, вы это умеете. Но я попытаюсь дать вам что-то новое в области строевого боя. Или, может быть, не новое. Если так, то у нас все получится значительно легче.
Алан сверился со списком, что-то отметил и спросил:
— Есть люди, которые не могут нормально передвигаться?
— Есть, — ответил Платон, поднимая руку.
Алан молча указал ему на место рядом с собой.
— Остальным взять щиты и дубинки. Амуницию пока можете не одевать.
Щит был обычным милицейским, пластиковым и полупрозрачным. Дубинка тоже оказалась стандартным резиновым «демократизатором», никаких наворотов, вроде тайваньских тонф с перекладиной. Курсанты примеряли к руке щиты, кто-то размахивал дубинкой.
— Построились цепью, — крикнул Алан, показывая рукой линию, вдоль которой надо было встать.
Курсанты замешкались, возникла небольшая суета, но вскоре перед Бернардом и Антоном Михайловичем выстроилась более-менее стройная линия.
— Так, — пробормотал Алан. — На что это похоже?
Платон, настроившийся на веселый лад, ответил:
— На гусеницу.
— Как? — удивленно поднял брови Алан.
— На гусеницу, — повторил Платон.
— Да, пожалуй, — вздохнул молодой человек. — А должно быть похоже на фалангу.
— Подравнялись! — гаркнул Антон Михайлович, которому было как-то неудобно за своих подчиненных перед «гражданским». — Смирно!
В воздухе повисла тишина.
Платон прокашлялся.
— Теперь это похоже на гусеницу, вставшую по стойке смирно, — пробормотал Алан. И, легко подхватив резервный щит, вышел перед строем. — Одна из сильных сторон работы строем — это единообразность. Очень многое в бою решает психологический момент. Если вы будете стоять кое-как, расхлябанно двигаться и действовать кто в лес, кто по дрова, то, может быть, вы одержите победу. Но только в бою. А настоящий строй, движущийся как единый организм, где каждый боец знает свою роль и чувствует плечо товарища, одерживает победу еще до боя. Иногда даже не вступая в сражение. Так что начнем с азов.
Алан закрылся щитом, выставив его вперед, и поднял дубинку над головой.
— Это положение называется «Приготовиться». Почти как в стрельбе. А вот так… — Он встал по стойке смирно, щит сбоку, дубинка в согнутой руке смотрит вверх. — Так позиция «Смирно». В случае, если дается команда «Вольно», вам разрешается опустить дубинку и поставить щит ребром на асфальт. Всем ясно?
«У нас есть ядерные ракеты, неуравновешенные политики, тупые и на все готовые генералы, и мы плюем на законность и право, даже когда речь идет о собственных гражданах, чего уж там думать о чужих».
Жизнь в учебке была действительно безумной. Расписание, составленное с невероятной тщательностью, не оставляло даже надежды на свободное время. Жизнь, заполненная физическими упражнениями, выстрелами, ударами, юридическими казусами и уроками автомобильного вождения, казалась бесконечной. Иногда Сергей Иванов думал, что он, вероятно, умер. Скорее всего, когда выпил паленой водки. И попал в ад. Жизнь, уместившаяся в промежуток между отравлением и учебкой, воспринималась теперь как чистилище.
Гоняли розговцев жестко. Промежутков между занятиями хватало только на то, чтобы добежать до своей комнаты, бросить вещи, сменить одежду и выскочить за дверь. Нужно было отдать должное людям, составившим расписание. Студенты, если можно так назвать хмурых и битых жизнью дядек, никогда не попадали в ситуацию, когда усталость мешала бы им воспринимать лекции. Дни делились на «физические» и "научные». Единственное, что не вписывалось в общую картину, это идеологические лекции Орлова. Но они воспринимались скорее как отдых, неожиданная сиеста в середине жаркого трудового дня.
В учебке было трудно. Но Сергей ни о чем не сожалел. Впервые после долгого перерыва, после длинной черной полосы в его жизни появились цель и смысл. Он знал, что самое трудное начнется потом, но сейчас грядущие трудности не пугали.
Он носился по лестницам и коридорам, от одной аудитории к другой, из тира в тренировочный зал.
— В расписание засунули дополнительную рукопашку, — сказал Платон, когда Сергей ввалился к комнату с тяжелой сумкой, куда была уложена экипировка: легкая броня, щитки, налокотники и наколенники, шлем.
Платон растянул связки и теперь был освобожден от ряда физических занятий.
— Елки-метелки! — Сергей опустил руки. — На фига ж я волок это все сюда?
— Не знаю. — Платон покачал головой. — Рукопашка через пятнадцать минут.
Иванов плюхнулся на койку и посмотрел на персональный коммуникатор, пристегнутый к запястью.
— Может, не подключат? — с надеждой спросил Сергей. — Ведь только-только все кости пересчитали…
— И не надейся. Чего там было? — поинтересовался Платон.
— Китайчатина была какая-то. В основном броски. Учитесь, говорит, падать. Ну мы и учились. Голова гудит.
— Досада. — Платон потрогал забинтованную лодыжку. — Как же я теперь?
— Б смысле?
— В смысле, падать не умею…
Сергей посмотрел на товарища с некоторым удивлением.
— А ты попроси его с тобой дополнительные занятия провести. Этот китаец, как его, Ким кажется, садист натуральный.
— Кореец.
— А?
— Кореец, — повторил Платон. — Если Ким, то кореец. А вот если бы он был Лю…
— Бога ради, хоть камбоджиец. Но садюга отменный.
— Не люблю я всю эту восточную лабуду, — пожаловался Платон. — Это хорошо для узкоглазых. Они маленькие, им падать удобно. Невысоко. Опять же прыгучесть у маленьких обычно лучше… Мне бы бокс,
— Типун тебе на язык! — замахал руками Сергей. — Накличешь, подгонят нам какого-нибудь Тайсона или, того хуже, Кличко-старшего. Учитесь, скажет, держать удар. И вперед! Ты себе представляешь удар Тайсона?
— Нет. И вообще он больше уши откусывать любит. А вот Кличко может врезать… От всей славянской души.
— Уши откусывать — это тоже… вариант.
Музыкально запиликал коммуникатор. На небольшом табло высветились цифры. Код зала, в котором будет проходить следующее занятие.
— Не пронесло, — заметил Иванов, вскакивая с койки.
— Не понял, — удивился Платон, разглядывая свое запястье. Его коммуникатор высвечивал тот же номер — Е501. — Я ж освобожденный…
— О… — Сергей подхватил сумку. — А ты переживал…
Он выскочил за дверь. Следом за ним ковылял Платон.
Аудитория Е501 была не совсем залом, скорее это называлось внутренним стадионом. Здание учебки образовывало довольно большой периметр, внутри которого располагался небольшой, вроде школьного, стадион.
Когда все студенты вышли на залитую солнцем траву, вперед шагнул Антон Михайлович. Рядом с ним стоял невысокий длинноволосый молодой человек совершенно небоевой наружности.
— Итак, господа курсанты, смирно! — гаркнул Лукин. В учебке все уже знали его способность наводить порядок с помощью голосовых связок. — В связи со сложившимися обстоятельствами в вашем расписании сделаны некоторые изменения. Теперь, помимо обычных занятий рукопашным боем, вы будете проходить дисциплину строевого боя. Под руководством нашего нового инструктора.
Молодой человек выдвинулся вперед.
— Он же сопляк совсем, — прогудел себе под нос Платон.
— Вашего нового инструктора зовут Алан Эрхардович Бернард.
— Зато немец, — в ответ прошептал Сергей. — Они строем с пеленок ходят. Прям в яслях и начинают.
Платон сдержанно фыркнул. Антон Михайлович нахмурился, и друзья замолчали.
— Его приказы выполнять беспрекословно. Даже если они вам покажутся странными. Скажет упасть, значит, падайте. Скажет кричать — кричите. Вопросы есть?
Вопросов традиционно не было.
Лукин сделал пригласительный жест Алану. Тот не торопясь собрал волосы в хвост, стянул резиночкой и вышел вперед.
— Здравствуйте, меня зовут Алан Эрхардович. Но обращайтесь ко мне Алан. Или, если хотите, господин Бернард. Хотя, я думаю, лучше просто Алан. Я не буду учить вас ходить строем, полагаю, вы это умеете. Но я попытаюсь дать вам что-то новое в области строевого боя. Или, может быть, не новое. Если так, то у нас все получится значительно легче.
Алан сверился со списком, что-то отметил и спросил:
— Есть люди, которые не могут нормально передвигаться?
— Есть, — ответил Платон, поднимая руку.
Алан молча указал ему на место рядом с собой.
— Остальным взять щиты и дубинки. Амуницию пока можете не одевать.
Щит был обычным милицейским, пластиковым и полупрозрачным. Дубинка тоже оказалась стандартным резиновым «демократизатором», никаких наворотов, вроде тайваньских тонф с перекладиной. Курсанты примеряли к руке щиты, кто-то размахивал дубинкой.
— Построились цепью, — крикнул Алан, показывая рукой линию, вдоль которой надо было встать.
Курсанты замешкались, возникла небольшая суета, но вскоре перед Бернардом и Антоном Михайловичем выстроилась более-менее стройная линия.
— Так, — пробормотал Алан. — На что это похоже?
Платон, настроившийся на веселый лад, ответил:
— На гусеницу.
— Как? — удивленно поднял брови Алан.
— На гусеницу, — повторил Платон.
— Да, пожалуй, — вздохнул молодой человек. — А должно быть похоже на фалангу.
— Подравнялись! — гаркнул Антон Михайлович, которому было как-то неудобно за своих подчиненных перед «гражданским». — Смирно!
В воздухе повисла тишина.
Платон прокашлялся.
— Теперь это похоже на гусеницу, вставшую по стойке смирно, — пробормотал Алан. И, легко подхватив резервный щит, вышел перед строем. — Одна из сильных сторон работы строем — это единообразность. Очень многое в бою решает психологический момент. Если вы будете стоять кое-как, расхлябанно двигаться и действовать кто в лес, кто по дрова, то, может быть, вы одержите победу. Но только в бою. А настоящий строй, движущийся как единый организм, где каждый боец знает свою роль и чувствует плечо товарища, одерживает победу еще до боя. Иногда даже не вступая в сражение. Так что начнем с азов.
Алан закрылся щитом, выставив его вперед, и поднял дубинку над головой.
— Это положение называется «Приготовиться». Почти как в стрельбе. А вот так… — Он встал по стойке смирно, щит сбоку, дубинка в согнутой руке смотрит вверх. — Так позиция «Смирно». В случае, если дается команда «Вольно», вам разрешается опустить дубинку и поставить щит ребром на асфальт. Всем ясно?