Страница:
— В городе много англичан?
— Здесь находятся Сомерсет и Талбот. Это храбрые противники. У них нет так много воинов, но я не могу ждать, пока они разобьют мои войска.
У Кера голова раскалывалась от горьких мыслей, но он не стал высказывать их вслух.
Неужели победный марш королевских лилий будет остановлен из-за надменности знати, не подчинившейся приказам?
Когда он проезжал по лагерю несколько минут назад, он видел на деревьях тела солдат. На некоторые из них были наброшены женские нижние юбки — это означало, что их казнили за изнасилование. На других болтались овечьи кишки — эти солдаты занимались мародерством. Кер вдруг подумал: «Если бы Донуа повесил несколько знатных господ за неповиновение, мы бы очень быстро выиграли войну».
— Уважаемый учитель стратегии, — обратился Дюнуа к Керу, — а как бы вы поступили на моем месте?
Кер подхватил брошенную ему «перчатку».
— Много раз я стоял у Бовуазинских ворот в Руане и смотрел на стены Ле Пти-Аппюи, выделявшиеся на фоне неба. Будь я на вашем месте, постарался бы устроить Сомерсету и Талботу демонстрацию. Я бы начал стрелять изо всех наших пушек по замку и разнес бы его в клочья прямо перед ними. Я бы сделал это настолько тщательно, что англичане поняли бы, какая судьба ожидает Руан, если они не перестанут сопротивляться.
Командующий потрепал его по плечу.
— Жан Бюро покинул меня час назад, а я предложил ему то же самое. Мы все тщательно обсудили и… решили, что это невозможно. Понимаете, господин королевский казначей, у нас мало пушек и мало бомбардиров, которые могут с ними управляться.
Кер был поражен, когда услышал об этом.
— Мне казалось, что у Жана Бюро было достаточно орудий и бомбардиров для всей кампании. Что случилось?
— Кузнецы, изготавливавшие пушки, допустили ошибку. Стволы трескаются и разрываются. В прошлом месяце Бюро потерял сорок пушек. Каждый раз, когда это случается, оказываются убитыми примерно полдюжины бомбардиров. Результат? Теперь у нас осталось мало обученных солдат, а те, что еще живы, боятся. Они не желают даже приближаться к этим орудиям… Жак Кер, я не надеюсь, что Жану Бюро удастся разрушить замок, если я отдам ему этот приказ.
Кер о чем-то размышлял.
— Скажите мне, разве заранее нельзя было узнать о дефектах ствола орудия?
— Почему же? Если произведен выстрел и из трещины в стволе идет дымок, мы точно знаем, что после следующего выстрела ствол разлетится на кусочки. Но иногда случается, что весь дым выходит из ствола, и мы ничего не можем знать заранее. Из пушки стреляют, она разрывается, и души наших бомбардиров покидают тела и устремляются в небо.
— Ну, — задумался Кер, — а если закрыть жерло пушки после выстрела, дым попытается выйти через имеющуюся трещину, и мы сможем узнать, бракованное орудие или нет.
— Правильно. Но, господин Кер, как это можно сделать?
— Все придется делать вручную. С двух концов орудия пусть стоят по человеку; как только будет произведен выстрел, они должны затолкать в жерло тряпки. Другого тут ничего не придумаешь.
— Эти несчастные должны будут стоять после пушки в то время, когда из нее станут стрелять! Они же не смогут убежать в укрытие! Это будет грозить им явной смертью. Неужели вы думаете, что найдутся люди-самоубийцы? Кер подумал, потом спросил:
— Вы не против, если я сам все организую?
— Прошу вас.
Кер поднялся. Сегодняшний день был очень напряженным — ему пришлось скакать с самого рассвета. Тело ныло, мышцы сводило от постоянного напряжения. Ему очень хотелось отдохнуть, но он решил выяснить все до конца.
— Когда король с триумфом въедет в Руан, смогут ли бомбардиры занять почетные позиции в честь их особых заслуг?
— Я не уверен в этом, — ответил Дюнуа. — Разве знать согласится, чтобы бомбардиры принимали участие в параде! Наши доблестные рыцари все еще выступают против использования пушек. Они упорно отказываются признавать, что не было бы у нас никаких побед, не взорви мы стены, защищавшие гарнизоны Годонов. Кроме того, наши аристократы всегда строго придерживаются правил. А в правилах не указано, какое положение в победной процессии должны занимать люди, одержавшие победу с помощью новых видов оружия. Поэтому вполне может случиться так, что настоящие победители не получат заслуженного признания.
Кер заговорил тихим, но напряженным голосом:
— Я — сын купца, а вы — незаконный сын принца. Из-за этого нам пришлось много натерпеться. Мне кажется, что нам стоит полностью доверять друг другу. Вам никогда не приходило в голову, что наш мир — весьма странен и в нем многое поставлено с ног на голову? В течение сотни лет Францию побеждала более слабая страна. Вам никогда не казалось, что в этом виноват наш хваленый рыцарский Кодекс чести? Множество бед происходит потому, что почести, слава и ответственность отдаются не тем людям. Вне зависимости от их умения, опыта, таланта, квалификации. Они могут быть предателями и глупцами, и душа у них может быть полностью прогнившей, но зато у них знатные отцы, они из родовитых фамилий! Только одно это и играет роль. И такие дубовые головы, тщеславные павлины имеют власть, с помощью которой правят и диктуют свою волю другим, более достойным людям. Эти рыцари, что сейчас мешают ведению войны, не способны командовать войском.
Дюнуа улыбнулся страстности речи Кера, но ничего не сказал. Кер продолжал:
— Мы живем в странном мире, где почитают кровь и уважают мышцы, но плохо относятся к хорошим мозгам!
— Господин королевский казначей, вы проповедуете ересь! — заметил Дюнуа. — Я даже могу найти долю предательства в ваших речах и по Уставу не должен вас слушать. Но, — тут он улыбнулся, — поскольку мы говорим наедине, могу вам признаться, что иногда я бы с удовольствием распродал этих рыцарей на убой. За них на рынке могли бы дать хорошую цену.
— Мой дорогой Ферран, — обратился он к ученому, — это очень пыльное отверстие, и оттуда сквозит. Но все равно здесь мы можем укрыться от непогоды.
Помещение было небольшим, со множеством запасных жерновов. В полу имелось отверстие, через которое можно было разглядеть бушевавшую внизу воду.
Ферран де Корд юл ь содрогнулся и ответил:
—Я очень боюсь утонуть и, наверное, не смогу здесь спать. Но мне также неприятно было бы находиться наверху. Мне кажется, что там должны быть летучие мыши, а я всегда ненавидел сов и летучих мышей.
Подозрения Феррана де Кордюля подтвердились: до них доносились шуршание крыльев и пронзительные крики. Ученый вздрогнул и начал карабкаться по лестнице.
— Те люди, кто утверждает, что вы заключили сделку с Принцем Тьмы, услышали вас, — рассмеялся Кер. — Они бы сказали, что это неземные звуки. Но вы должны хорошо выспаться, потому что нам завтра придется много работать.
Ферран де Кордюль остановился и оглянулся.
— Должен признаться, господин Кер, что мне непонятно, почему вы так торопитесь с выполнением планов. — Под мышкой у него были бумаги, он помахал ими: — Война только что началась. Могут пройти годы, прежде чем вы сможете построить свои лавки. У меня еще есть время поработать над этим. Зачем же так торопиться?
— Друг мой, вы не правы. Война скоро закончится. Но если даже она продлится несколько лет, все равно останется время для исполнения моих планов. — Он подошел ближе к ученому. — Война разрушает старое богатство и создает новое. Когда наконец во Франции настанет мир, у людей в кошельках зазвенит золото и они будут страстно желать потратить его на продукты мирного труда. Когда это время настанет, у нас уже должно все быть. Надо приготовиться заранее.
— Но я не понимаю…
— Вы ученый и знаете, как можно изготавливать сталь и как воздвигать высокие здания. Но, дорогой Ферран, вам ничего не известно о коммерции. Даже меньше чем ничего, потому что у вас абсолютно неправильные понятия. Что касается меня, я всегда занимался торговлей. Когда я смотрю на ваши бумаги, мне известно, что треугольник означает огонь, крест и стрела — железо, круг и точка — золото, но все остальное для меня — тайна. Я не смогу разобраться в ваших схемах и планах. Но мне известно много о деньгах и разных аспектах торговли, как вам известно о философском камне, бессмертии и прочем. Я должен вам сказать, что в течение года после заключения мира Франция будет просто пьяна от процветания.
— Правда, что мне ничего не известно о коммерции, — заметил ученый, — но мне кажется, что стоит получать плоды процветания, только когда это процветание действительно имеется.
— Вас могут поразить мои мысли, — заявил Кер. — Но я собираюсь увеличить вдвое количество моих лавок, и в них должно быть множество товаров. Мой восточный флот должен пополниться еще двумя судами. Я должен построить новый флот, чтобы плавать по северным морям и вести в этих местах торговлю. К тому же, Ферран де Кордюль, я должен сам начать производить товары. Пусть работают кузни, пылает огонь, пусть у тысячи работников на рукавах будут вышиты мои знаки — сердце и раковина. И вот тут мне понадобится ваша помощь. Я нанял вас, чтобы вы строили мои лавки и кузницы.
— Для этого понадобится много золота, — сказал Ферран.
— Правильно, в настоящее время у меня мало денег. Мне подобное положение кажется странным. И это я, Жак Кер, чьи сундуки всегда были полны золота! Война оказалась более расточительной, чем я считал. Но дело не в этом. Если мы победим, то мне не составит труда получить кредиты. — Кер начал расхаживать по грязной комнате. — Составьте мне чертежи! — воскликнул он. — Вы сомневаетесь, что их можно будет реализовать, но Храброе Сердце может выполнить невозможное. Если люди в одиночку куют небольшие полоски железа, разве мы обязаны продолжать работать точно так же? Я хочу, чтобы мои мастерские были огромными, чтобы из одного конца невозможно было рассмотреть работающих в другом. Я хочу, чтобы горны были объемными, чтобы в них бушевали чудовищные клубы пламени. У меня уже есть руда, я владею шахтами здесь, в Нормандии и Бретани, а также в Бер-ри и в Ле Нивернэ.
— Я должен закончить планы сегодня? — спросил Ферран. — Или мне будет позволено заметить, что мы провели в седле весь день и теперь нам нужно отдохнуть?
Кер захохотал.
— Мне кажется, что я не могу от вас требовать невозможного. Я только прошу, чтобы вы их сделали вдвое быстрее, чем кто-либо другой.
— Могу пообещать, что стану стараться изо всех сил. Ферран де Кордюль скрылся в темноте чердака. Дюнуа приказал, чтобы мельницу охраняли караульные. Кер слышал, как один из них напевал. У караульного был низкий голос, и он исполнял охотничью песню.
Я пою о святом Хуберте, пламени и гончей собаке, И красных каплях крови на клыках кабана…
Песня внезапно прервалась, и можно было слышать разговор. Через секунду дверь в комнату Кера отворилась, и появился Прежан Кеннеди, одетый в черную униформу бомбардиров. Он остановился на пороге, моргая от яркого света факелов.
— Добро пожаловать, господин шотландец, — поприветствовал его Кер, который растянулся на поверхности жернова, — я давно вас жду.
— Мне придется вам признаться, господин Кер, — неохотно заметил Кеннеди, — что я никогда не мог освоить искусство письма. Мне, наверное, стоит этого стыдиться? Должен сказать, что очень мало знатных людей у нас в Шотландии способны как-то разобраться с буквами. Они могут поставить в конце документа крест. Вот и все.
— Так же обстоит дело и во Франции. Сэр шотландец, вам нечего извиняться.
— Я вам не смог написать и хотел вас найти, когда до меня дошли слухи, что бомбардиров собирают в отдельный отряд и начинают их обучать. Мне было ясно, что мои услуги понадобятся именно здесь. Я сразу присоединился к ним. Хорошо, что я так сделал. Поначалу они совсем ничего не знали, и я им пообещал: «Я сделаю из вас бомбардиров, или сам господин сатана станет вас поджаривать, насадив на вилы». Но я не мог одновременно обучать людей и пытаться с вами связаться, и поэтому вам пришлось ждать моего доклада.
— Вы все правильно решили, и не случилось ничего страшного.
Кер кивком головы показал слугам, чтобы они удалились. Те поднялись по лестнице к себе, и Кер вновь обратился к Кеннеди:
— Теперь я вас внимательно слушаю.
— Я сразу отправился в ту деревню. Мне там мало что удалось узнать. Когда ее уцелевшие жители вернулись, их взорам предстали черные стены и выгоревшие поля. Они прятались в развалинах, словно крысы, и питались корой деревьев и мороженой капустой. Мало кому удалось выжить. В деревне сейчас живет не более пяти человек из тех, кто помнит этот налет. И никто из этих пяти не помнит нашу мадемуазель.
— Пока что мне все ясно в вашем отчете, — заметил Кер. Шотландец медленно кивнул головой.
— Если даже они что-то знали, господин Кер, они никогда не смогут связать ту малышку с… с нашей мадемуазель.
Кер нахмурился.
— Вы что, решили продолжить расспросы и вышли за те границы, которые я вам поставил? — возмутился он.
— У меня есть уши, и я кое-что слышал.
— Надеюсь, что вы не предприняли ничего поспешного! Казалось, что шотландца совершенно не беспокоил резкий тон Кера. Он даже лихо подкрутил усы.
— Шотландия — прекрасная страна, но у нее имеется один недостаток. Страна наша бедная. Человек может родиться с одним шиллингом и умереть с тем же шиллингом в кошельке, в то время как второй шиллинг не торопится ему навстречу. Если я хочу немного разбогатеть, мне следует это сделать до возвращения на родину.
— Мне понадобятся ваши услуги, и я собираюсь хорошо за них заплатить.
Шотландец мрачно улыбнулся.
— Если вы это сделаете, сударь, вам придется заплатить мне не так уж мало. — Прежан Кеннеди медленно покачал головой. — Это все, что мне нужно знать. Если вы будете мне хорошо платить, я стану вам верно служить. И конечно, ничего не буду болтать…
— Продолжите ваш рассказ.
Кеннеди начал подробно рассказывать о своих поисках. Ему приходилось быть осторожным, но удалось узнать кое-что интересное. Самый старший из оставшихся в живых жителей деревни — а это был булочник — припомнил, что молодая женщина в деревне служила кормилицей для малышки, которую сюда привезли издалека. Как рассказал будочник, это была крупная женщина, которая рожала младенцев раз в год, но ее детишки погибали. Приемыш же благополучно пережил все тяготы первого года жизни. Булочник заявил, что этот младенец погиб вместе с кормилицей во время нападения на деревню.
— Будочнику известны настоящие родители младенца? — спросил Кер.
Кеннеди отрицательно покачал головой.
— Сударь, он уверен, что об этом не знал никто в деревне, даже приемные родители. Кормилица была очень болтливой, но она никогда и ничего не рассказывала о приемыше. А это значит, что она сама ничего не знала о малышке. Людям было известно, что приемным родителям хорошо платили. Муж купил пресс для изготовления сидра и молодую телку, а женщина носила новую одежду из чудесной ткани зеленого цвета. Господин Кер, видимо, настоящие родители малышки были состоятельными людьми.
— Я в этом никогда не сомневался. И доказательство тому — сама Валери.
Кер внимательно взглянул на шотландца:
— Мне кажется, вам есть еще кое-что добавить к сообщению.
Кеннеди подмигнул ему.
— Да, вы правы. Что вы скажете, если я расскажу, что в то время, когда малышку отдали приемным родителям, у молодого человека, который жил в этом районе, состоялась дуэль со знатным господином с юга, потому что последний оказывал излишнее внимание его сестре?
— Мне интересно это слышать, но хотелось бы знать детали.
— Вы правы, господин Кер. Я никогда не спешу делать выводы, если у меня мало информации. Вы только послушайте! Сестра родила ребенка, не будучи замужем, а ее любовник был женатым человеком и, конечно, не мог исправить положение. Брат погиб на дуэли, а любовника с тех пор больше не видели в этих местах.
— Это может быть простым совпадением, — задумчиво протянул Кер, — но это очень интересная информация.
— Да, это весьма интересно, — кивнул Кеннеди. — Сударь, это более чем простое совпадение. Дуэль произошла в городе, всего в десяти милях от деревни, и это случилось месяц спустя после рождения малышки. Девочка тут же исчезла. В городе знали, что для нее нашли кормилицу. Все складывается в четкий рисунок.
— Что стало с бедной матерью?
— Ей пришлось пережить позор, и она вскоре умерла. Господин Кер, обстоятельства ее смерти… весьма печальны.
— Я уверен, что вам удалось докопаться до самой сути, — заметил Кер. — Но есть ли еще какие-нибудь детали? Вы не назвали ни одного имени.
— Имя матери — Селеста де Ланзанн. Семейство было знатным, но бедным. В семье было примерно десять братьев и сестер, но выжить удалось только одному, и ему принадлежат все земли. Сударь, легче узнать что-либо у могильного камня, чем у этого человека. Потому что на камне можно прочитать имена, даты и иногда даже ссылки на характер умершего. Он мне ничего не сказал. У него неприятные маленькие глазки, очень близко посаженные. Пока он меня слушал, у него все время кривился рот. Он меня выслушал, а потом указал мне на дверь.
— Он ничего не подтвердил?
— Ничего, сударь. Меня это не удивило. Наверное, он боялся, что я стану претендовать на его земли. Он выглядел испуганным, когда я потребовал сказать мне имя отца. Наверное, отец — весьма знатный человек.
— Вы считаете, что у него ничего невозможно узнать?
— Да, я так считаю.
— Вы мне все рассказали?
— Да, сударь.
Казалось, Кер не спешил с выводами.
— Прежан Кеннеди, мне известен ваш характер. Как я могу быть уверен, что вы ничего не скрываете?
Кеннеди гордо выпрямился.
— Я дал вам слово. Разве этого не достаточно? Должен вам признаться, что мне нравится девушка и я не стану ничего делать, что может принести ей вред.
Кер с любопытством взглянул на него.
— Я вам верю. Мне она тоже нравится, и мне не хотелось бы никаких неясностей в ее истории. Когда война закончится, мы снова попытаемся разведать кое-что о Валери. Существуют способы заставить брата рассказать нам правду. Тем временем, господин Кеннеди, надеюсь, что вы будете хранить тайну.
— Взгляните на них, сударь, — с гордостью воскликнул шотландец. — Вам, наверное, никогда не приходилось видеть лучших воинов! — Он коснулся плеча Кера. — Прислушайтесь. Вам что-нибудь ясно?
Кер ничего не понял из слов, которыми обменивались молодые люди. Он слышал слова «лыжи», «зажигательные ядра», «боезапасы», «наведение» и многие другие. Общая же дискуссия касалась темы «преимущество бронзы перед железом».
— Господа, — громко объявил Кеннеди, — я привел к вам посетителя. Мои храбрецы, это Жак Кер!
Все замолчали и повернули головы к гостям. Юноши внимательно разглядывали человека, с чьей помощью стало возможно продолжить военные действия. Секунду в комнате стояла тишина, затем случилось нечто неожиданное.
Молодые люди поднялись и стоя приветствовали Кера. Они кричали так громко, что, казалось, могли бы заглушить залпы орудий. Стоявшие рядом с Кером молодые люди хлопали его по спине и выкрикивали:
— Вот наш добрый Жак Кер!
Из глубины комнаты послышался крик:
— Купи нам бронзовые пушки и много хорошего пороха, и мы взорвем Годонов, а их останки отправятся домой!
Кер помахал рукой.
— Когда Франция станет свободной, нам придется благодарить за это бомбардиров!
— Бомбардиров и Жака Кера! Франции помогут кошелек Кера и пушки Бюро!
Кер видел, что холл гостиницы стал основным местом, где собирались бомбардиры. Вместо пик и боевых топориков, висевших на стенах, кругом лежали болты, деревянные клинья, висели медные петли, к ним были прикреплен небольшой плакатик с надписью: «Это все, что осталось от ворот в Блуа после прямого попадания!» Другой плакат гласил: «Мы дали клятву не милым дамам, а нашей родине!» Рядом с плакатом, подчеркивая его важность, висела одна из черных повязок, которыми рыцари повязывали глаза перед произнесением клятвы. Внимание бомбардиров переключилось на кого-то еще, и Кер вместе с Кеннеди уселись за стол в конце комнаты.
Молодые люди довольно много пили, но соблюдали правила ритуала. Рыцари пушек, как они называли себя, пили стоя, переплетая руки таким образом, что каждый пил из чаши своего соседа справа. Чаша осушалась одним глотком. Тот, кто не мог этого сделать, платил за всех.
В комнате царил хаос, а чтобы добавить «перца», над входом повесили веревку с петлей. Один из бомбардиров держал конец веревки и старался накинуть ее на плечи вновь входящих. Резкое движение — и веревка могла крепко сдавить чью-нибудь шею. Все начинали громко орать и бесноваться, заглушая крики негодования и боли несчастной жертвы. Если в гостиницу никто не входил, два рыцаря выбегали на улицу, насильно хватали прохожих и вталкивали их в зал.
Вскоре после прихода Кера по внутренней лестнице спустился д’Арлей. Он тоже был в черном, но выглядел весьма элегантно. Его головной убор украшало черное перо. На куртке сияли пуговицы из оникса.
Увидев Кера, д’Арлей помахал рукой и подошел к его столу.
— Мне только что сообщили, что вы прибыли в лагерь. Я рад вас видеть, потому что вы, может, разберетесь с нашими трудностями.
— Мне уже все известно, — сказал Кер. — Я встречался с Дюнуа; и мы разработали план, который, надеемся, нам поможет.
Кер начал объяснять, что риск может уменьшиться, если после каждого залпа прикрывать все отверстия дула. Д’Арлей внимательно выслушал его и согласился, что стоит попробовать. Он сказал, что утром повидается с Жаном Бюро и обсудит с ним этот план. Д'Арлей добавил, что необходимо придумать что-то, что могло бы убедить бойцов рисковать своей жизнью. Конечно, эти люди были очень храбрыми, но им здорово досталось в последние дни.
Они все подробно обсудили. Д’Арлей посмотрел на Кера и сдержанно спросил:
— Вы что-нибудь слышали о Валери?
— Ничего уже несколько недель. В последнем письме от графини говорилось, что у них все в порядке.
Кер так внимательно изучал лицо д'Арлея, что тот начал волноваться.
— Вы не переменили свое мнение? — спросил Кер.
— Я еще больше настроен против ваших планов, — заявил д'Арлей, он явно нервничал.
— Тогда вы поймете, почему мне не хочется отвечать на ваши вопросы. Дорогой Робин, мне неизвестно, насколько сильно ваше возмущение. В вас есть искра фанатика! Вы можете… Ладно, совсем не нужно спекулировать на том, что вы можете предпринять. Скажите мне, когда вы видели графиню в последний раз, она вам сообщила что-то важное?
— Нет, она мне ничего не сказала.
— Ну вот! Она весьма сдержанная женщина. Вы ей очень симпатичны, но она решила ничего вам не говорить.
— Она была права… Да и вы тоже, — заметил д'Арлей. — Я вас не поддерживаю, почему вы должны мне что-то сообщать?
— Вам нравится маленькая кузиночка? Д’Арлей заколебался, но потом кивнул:
— Да. Я… мне она очень приятна.
— Наверное, из-за ваших симпатий вы отказались жениться на королевской протеже?
— Вы правы. — Молодой человек вздохнул. — Я видел избранницу короля. Она весьма мила и… очень хорошенькая. Мне казалось, что она будет скучной и бледной, но это, в конце концов, не играет никакой роли. Мне следовало согласиться на этот союз. Но каждый раз, когда я пытался выразить свое согласие, я вспоминал Валери — и моя решительность исчезала. Мне ясна собственная глупость: я отказался от прекрасного брака и милости короля. Теперь он станет ко мне плохо относиться. Но самое ужасное состоит в том, что рано или поздно мне все равно придется жениться на деньгах.
— Вы не думаете, что когда-нибудь вам удастся жениться на маленькой кузине?
Д'Арлей грустно покачал головой:
— Нет, Жак. С самого начала я понимал невозможность этого.
Вдруг Кер расхохотался, протянул руку и резко дернул д’Арлея за рукав.
— Мой добрый друг, я все понимаю. Я просто проверял вас. Я бы с радостью рассказал вам все, что мне известно, но рассказывать нечего. Мне известно, что вы меня никогда не подведете. Между прочим, Робин, — он заговорил шепотом, — возможно, я вообще ничего не стану предпринимать.
Д’Арлей был так поражен, что ничего не мог сказать. Но на лице было написано, что он счастлив услышать подобное. Через секунду Кер объяснил д'Арлею, в чем дело:
— Просто я становлюсь сентиментальным. Конечно, мне тоже не чужды подобные чувства, и вы могли это заметить. Но если происходит нечто весьма важное, я всегда могу контролировать себя. Дело в том, что Валери мне может не понадобиться. Войну мы выиграем, и, думаю, меня за это будут уважать… некоторые люди. Король ко мне хорошо относится и во многом зависит от меня. Вы не должны забывать, что мне тоже не очень нравилась эта идея с самого начала. — Кер помолчал, затем продолжил: — У меня такое впечатление, что нам не следует прибегать к этому плану. Я буду доволен, если у меня… будет это оружие в резерве. Когда вдруг возникнет в нем большая необходимость. Я постараюсь, чтобы никто не пострадал. Наша малышка Валери останется в семействе де Бюрей, и я стану продолжать щедро поддерживать графиню и девушку.
— Здесь находятся Сомерсет и Талбот. Это храбрые противники. У них нет так много воинов, но я не могу ждать, пока они разобьют мои войска.
У Кера голова раскалывалась от горьких мыслей, но он не стал высказывать их вслух.
Неужели победный марш королевских лилий будет остановлен из-за надменности знати, не подчинившейся приказам?
Когда он проезжал по лагерю несколько минут назад, он видел на деревьях тела солдат. На некоторые из них были наброшены женские нижние юбки — это означало, что их казнили за изнасилование. На других болтались овечьи кишки — эти солдаты занимались мародерством. Кер вдруг подумал: «Если бы Донуа повесил несколько знатных господ за неповиновение, мы бы очень быстро выиграли войну».
— Уважаемый учитель стратегии, — обратился Дюнуа к Керу, — а как бы вы поступили на моем месте?
Кер подхватил брошенную ему «перчатку».
— Много раз я стоял у Бовуазинских ворот в Руане и смотрел на стены Ле Пти-Аппюи, выделявшиеся на фоне неба. Будь я на вашем месте, постарался бы устроить Сомерсету и Талботу демонстрацию. Я бы начал стрелять изо всех наших пушек по замку и разнес бы его в клочья прямо перед ними. Я бы сделал это настолько тщательно, что англичане поняли бы, какая судьба ожидает Руан, если они не перестанут сопротивляться.
Командующий потрепал его по плечу.
— Жан Бюро покинул меня час назад, а я предложил ему то же самое. Мы все тщательно обсудили и… решили, что это невозможно. Понимаете, господин королевский казначей, у нас мало пушек и мало бомбардиров, которые могут с ними управляться.
Кер был поражен, когда услышал об этом.
— Мне казалось, что у Жана Бюро было достаточно орудий и бомбардиров для всей кампании. Что случилось?
— Кузнецы, изготавливавшие пушки, допустили ошибку. Стволы трескаются и разрываются. В прошлом месяце Бюро потерял сорок пушек. Каждый раз, когда это случается, оказываются убитыми примерно полдюжины бомбардиров. Результат? Теперь у нас осталось мало обученных солдат, а те, что еще живы, боятся. Они не желают даже приближаться к этим орудиям… Жак Кер, я не надеюсь, что Жану Бюро удастся разрушить замок, если я отдам ему этот приказ.
Кер о чем-то размышлял.
— Скажите мне, разве заранее нельзя было узнать о дефектах ствола орудия?
— Почему же? Если произведен выстрел и из трещины в стволе идет дымок, мы точно знаем, что после следующего выстрела ствол разлетится на кусочки. Но иногда случается, что весь дым выходит из ствола, и мы ничего не можем знать заранее. Из пушки стреляют, она разрывается, и души наших бомбардиров покидают тела и устремляются в небо.
— Ну, — задумался Кер, — а если закрыть жерло пушки после выстрела, дым попытается выйти через имеющуюся трещину, и мы сможем узнать, бракованное орудие или нет.
— Правильно. Но, господин Кер, как это можно сделать?
— Все придется делать вручную. С двух концов орудия пусть стоят по человеку; как только будет произведен выстрел, они должны затолкать в жерло тряпки. Другого тут ничего не придумаешь.
— Эти несчастные должны будут стоять после пушки в то время, когда из нее станут стрелять! Они же не смогут убежать в укрытие! Это будет грозить им явной смертью. Неужели вы думаете, что найдутся люди-самоубийцы? Кер подумал, потом спросил:
— Вы не против, если я сам все организую?
— Прошу вас.
Кер поднялся. Сегодняшний день был очень напряженным — ему пришлось скакать с самого рассвета. Тело ныло, мышцы сводило от постоянного напряжения. Ему очень хотелось отдохнуть, но он решил выяснить все до конца.
— Когда король с триумфом въедет в Руан, смогут ли бомбардиры занять почетные позиции в честь их особых заслуг?
— Я не уверен в этом, — ответил Дюнуа. — Разве знать согласится, чтобы бомбардиры принимали участие в параде! Наши доблестные рыцари все еще выступают против использования пушек. Они упорно отказываются признавать, что не было бы у нас никаких побед, не взорви мы стены, защищавшие гарнизоны Годонов. Кроме того, наши аристократы всегда строго придерживаются правил. А в правилах не указано, какое положение в победной процессии должны занимать люди, одержавшие победу с помощью новых видов оружия. Поэтому вполне может случиться так, что настоящие победители не получат заслуженного признания.
Кер заговорил тихим, но напряженным голосом:
— Я — сын купца, а вы — незаконный сын принца. Из-за этого нам пришлось много натерпеться. Мне кажется, что нам стоит полностью доверять друг другу. Вам никогда не приходило в голову, что наш мир — весьма странен и в нем многое поставлено с ног на голову? В течение сотни лет Францию побеждала более слабая страна. Вам никогда не казалось, что в этом виноват наш хваленый рыцарский Кодекс чести? Множество бед происходит потому, что почести, слава и ответственность отдаются не тем людям. Вне зависимости от их умения, опыта, таланта, квалификации. Они могут быть предателями и глупцами, и душа у них может быть полностью прогнившей, но зато у них знатные отцы, они из родовитых фамилий! Только одно это и играет роль. И такие дубовые головы, тщеславные павлины имеют власть, с помощью которой правят и диктуют свою волю другим, более достойным людям. Эти рыцари, что сейчас мешают ведению войны, не способны командовать войском.
Дюнуа улыбнулся страстности речи Кера, но ничего не сказал. Кер продолжал:
— Мы живем в странном мире, где почитают кровь и уважают мышцы, но плохо относятся к хорошим мозгам!
— Господин королевский казначей, вы проповедуете ересь! — заметил Дюнуа. — Я даже могу найти долю предательства в ваших речах и по Уставу не должен вас слушать. Но, — тут он улыбнулся, — поскольку мы говорим наедине, могу вам признаться, что иногда я бы с удовольствием распродал этих рыцарей на убой. За них на рынке могли бы дать хорошую цену.
2
Жаку Керу и сопровождавшим его выделили под временное жилье старую мельницу, стоявшую на краю лагеря. С Кером были Никола, двое других слуг, писец и один ученый из университета. Кер посмотрел через отверстие в потолке в темноту, нависшую над ними.— Мой дорогой Ферран, — обратился он к ученому, — это очень пыльное отверстие, и оттуда сквозит. Но все равно здесь мы можем укрыться от непогоды.
Помещение было небольшим, со множеством запасных жерновов. В полу имелось отверстие, через которое можно было разглядеть бушевавшую внизу воду.
Ферран де Корд юл ь содрогнулся и ответил:
—Я очень боюсь утонуть и, наверное, не смогу здесь спать. Но мне также неприятно было бы находиться наверху. Мне кажется, что там должны быть летучие мыши, а я всегда ненавидел сов и летучих мышей.
Подозрения Феррана де Кордюля подтвердились: до них доносились шуршание крыльев и пронзительные крики. Ученый вздрогнул и начал карабкаться по лестнице.
— Те люди, кто утверждает, что вы заключили сделку с Принцем Тьмы, услышали вас, — рассмеялся Кер. — Они бы сказали, что это неземные звуки. Но вы должны хорошо выспаться, потому что нам завтра придется много работать.
Ферран де Кордюль остановился и оглянулся.
— Должен признаться, господин Кер, что мне непонятно, почему вы так торопитесь с выполнением планов. — Под мышкой у него были бумаги, он помахал ими: — Война только что началась. Могут пройти годы, прежде чем вы сможете построить свои лавки. У меня еще есть время поработать над этим. Зачем же так торопиться?
— Друг мой, вы не правы. Война скоро закончится. Но если даже она продлится несколько лет, все равно останется время для исполнения моих планов. — Он подошел ближе к ученому. — Война разрушает старое богатство и создает новое. Когда наконец во Франции настанет мир, у людей в кошельках зазвенит золото и они будут страстно желать потратить его на продукты мирного труда. Когда это время настанет, у нас уже должно все быть. Надо приготовиться заранее.
— Но я не понимаю…
— Вы ученый и знаете, как можно изготавливать сталь и как воздвигать высокие здания. Но, дорогой Ферран, вам ничего не известно о коммерции. Даже меньше чем ничего, потому что у вас абсолютно неправильные понятия. Что касается меня, я всегда занимался торговлей. Когда я смотрю на ваши бумаги, мне известно, что треугольник означает огонь, крест и стрела — железо, круг и точка — золото, но все остальное для меня — тайна. Я не смогу разобраться в ваших схемах и планах. Но мне известно много о деньгах и разных аспектах торговли, как вам известно о философском камне, бессмертии и прочем. Я должен вам сказать, что в течение года после заключения мира Франция будет просто пьяна от процветания.
— Правда, что мне ничего не известно о коммерции, — заметил ученый, — но мне кажется, что стоит получать плоды процветания, только когда это процветание действительно имеется.
— Вас могут поразить мои мысли, — заявил Кер. — Но я собираюсь увеличить вдвое количество моих лавок, и в них должно быть множество товаров. Мой восточный флот должен пополниться еще двумя судами. Я должен построить новый флот, чтобы плавать по северным морям и вести в этих местах торговлю. К тому же, Ферран де Кордюль, я должен сам начать производить товары. Пусть работают кузни, пылает огонь, пусть у тысячи работников на рукавах будут вышиты мои знаки — сердце и раковина. И вот тут мне понадобится ваша помощь. Я нанял вас, чтобы вы строили мои лавки и кузницы.
— Для этого понадобится много золота, — сказал Ферран.
— Правильно, в настоящее время у меня мало денег. Мне подобное положение кажется странным. И это я, Жак Кер, чьи сундуки всегда были полны золота! Война оказалась более расточительной, чем я считал. Но дело не в этом. Если мы победим, то мне не составит труда получить кредиты. — Кер начал расхаживать по грязной комнате. — Составьте мне чертежи! — воскликнул он. — Вы сомневаетесь, что их можно будет реализовать, но Храброе Сердце может выполнить невозможное. Если люди в одиночку куют небольшие полоски железа, разве мы обязаны продолжать работать точно так же? Я хочу, чтобы мои мастерские были огромными, чтобы из одного конца невозможно было рассмотреть работающих в другом. Я хочу, чтобы горны были объемными, чтобы в них бушевали чудовищные клубы пламени. У меня уже есть руда, я владею шахтами здесь, в Нормандии и Бретани, а также в Бер-ри и в Ле Нивернэ.
— Я должен закончить планы сегодня? — спросил Ферран. — Или мне будет позволено заметить, что мы провели в седле весь день и теперь нам нужно отдохнуть?
Кер захохотал.
— Мне кажется, что я не могу от вас требовать невозможного. Я только прошу, чтобы вы их сделали вдвое быстрее, чем кто-либо другой.
— Могу пообещать, что стану стараться изо всех сил. Ферран де Кордюль скрылся в темноте чердака. Дюнуа приказал, чтобы мельницу охраняли караульные. Кер слышал, как один из них напевал. У караульного был низкий голос, и он исполнял охотничью песню.
Я пою о святом Хуберте, пламени и гончей собаке, И красных каплях крови на клыках кабана…
Песня внезапно прервалась, и можно было слышать разговор. Через секунду дверь в комнату Кера отворилась, и появился Прежан Кеннеди, одетый в черную униформу бомбардиров. Он остановился на пороге, моргая от яркого света факелов.
— Добро пожаловать, господин шотландец, — поприветствовал его Кер, который растянулся на поверхности жернова, — я давно вас жду.
— Мне придется вам признаться, господин Кер, — неохотно заметил Кеннеди, — что я никогда не мог освоить искусство письма. Мне, наверное, стоит этого стыдиться? Должен сказать, что очень мало знатных людей у нас в Шотландии способны как-то разобраться с буквами. Они могут поставить в конце документа крест. Вот и все.
— Так же обстоит дело и во Франции. Сэр шотландец, вам нечего извиняться.
— Я вам не смог написать и хотел вас найти, когда до меня дошли слухи, что бомбардиров собирают в отдельный отряд и начинают их обучать. Мне было ясно, что мои услуги понадобятся именно здесь. Я сразу присоединился к ним. Хорошо, что я так сделал. Поначалу они совсем ничего не знали, и я им пообещал: «Я сделаю из вас бомбардиров, или сам господин сатана станет вас поджаривать, насадив на вилы». Но я не мог одновременно обучать людей и пытаться с вами связаться, и поэтому вам пришлось ждать моего доклада.
— Вы все правильно решили, и не случилось ничего страшного.
Кер кивком головы показал слугам, чтобы они удалились. Те поднялись по лестнице к себе, и Кер вновь обратился к Кеннеди:
— Теперь я вас внимательно слушаю.
— Я сразу отправился в ту деревню. Мне там мало что удалось узнать. Когда ее уцелевшие жители вернулись, их взорам предстали черные стены и выгоревшие поля. Они прятались в развалинах, словно крысы, и питались корой деревьев и мороженой капустой. Мало кому удалось выжить. В деревне сейчас живет не более пяти человек из тех, кто помнит этот налет. И никто из этих пяти не помнит нашу мадемуазель.
— Пока что мне все ясно в вашем отчете, — заметил Кер. Шотландец медленно кивнул головой.
— Если даже они что-то знали, господин Кер, они никогда не смогут связать ту малышку с… с нашей мадемуазель.
Кер нахмурился.
— Вы что, решили продолжить расспросы и вышли за те границы, которые я вам поставил? — возмутился он.
— У меня есть уши, и я кое-что слышал.
— Надеюсь, что вы не предприняли ничего поспешного! Казалось, что шотландца совершенно не беспокоил резкий тон Кера. Он даже лихо подкрутил усы.
— Шотландия — прекрасная страна, но у нее имеется один недостаток. Страна наша бедная. Человек может родиться с одним шиллингом и умереть с тем же шиллингом в кошельке, в то время как второй шиллинг не торопится ему навстречу. Если я хочу немного разбогатеть, мне следует это сделать до возвращения на родину.
— Мне понадобятся ваши услуги, и я собираюсь хорошо за них заплатить.
Шотландец мрачно улыбнулся.
— Если вы это сделаете, сударь, вам придется заплатить мне не так уж мало. — Прежан Кеннеди медленно покачал головой. — Это все, что мне нужно знать. Если вы будете мне хорошо платить, я стану вам верно служить. И конечно, ничего не буду болтать…
— Продолжите ваш рассказ.
Кеннеди начал подробно рассказывать о своих поисках. Ему приходилось быть осторожным, но удалось узнать кое-что интересное. Самый старший из оставшихся в живых жителей деревни — а это был булочник — припомнил, что молодая женщина в деревне служила кормилицей для малышки, которую сюда привезли издалека. Как рассказал будочник, это была крупная женщина, которая рожала младенцев раз в год, но ее детишки погибали. Приемыш же благополучно пережил все тяготы первого года жизни. Булочник заявил, что этот младенец погиб вместе с кормилицей во время нападения на деревню.
— Будочнику известны настоящие родители младенца? — спросил Кер.
Кеннеди отрицательно покачал головой.
— Сударь, он уверен, что об этом не знал никто в деревне, даже приемные родители. Кормилица была очень болтливой, но она никогда и ничего не рассказывала о приемыше. А это значит, что она сама ничего не знала о малышке. Людям было известно, что приемным родителям хорошо платили. Муж купил пресс для изготовления сидра и молодую телку, а женщина носила новую одежду из чудесной ткани зеленого цвета. Господин Кер, видимо, настоящие родители малышки были состоятельными людьми.
— Я в этом никогда не сомневался. И доказательство тому — сама Валери.
Кер внимательно взглянул на шотландца:
— Мне кажется, вам есть еще кое-что добавить к сообщению.
Кеннеди подмигнул ему.
— Да, вы правы. Что вы скажете, если я расскажу, что в то время, когда малышку отдали приемным родителям, у молодого человека, который жил в этом районе, состоялась дуэль со знатным господином с юга, потому что последний оказывал излишнее внимание его сестре?
— Мне интересно это слышать, но хотелось бы знать детали.
— Вы правы, господин Кер. Я никогда не спешу делать выводы, если у меня мало информации. Вы только послушайте! Сестра родила ребенка, не будучи замужем, а ее любовник был женатым человеком и, конечно, не мог исправить положение. Брат погиб на дуэли, а любовника с тех пор больше не видели в этих местах.
— Это может быть простым совпадением, — задумчиво протянул Кер, — но это очень интересная информация.
— Да, это весьма интересно, — кивнул Кеннеди. — Сударь, это более чем простое совпадение. Дуэль произошла в городе, всего в десяти милях от деревни, и это случилось месяц спустя после рождения малышки. Девочка тут же исчезла. В городе знали, что для нее нашли кормилицу. Все складывается в четкий рисунок.
— Что стало с бедной матерью?
— Ей пришлось пережить позор, и она вскоре умерла. Господин Кер, обстоятельства ее смерти… весьма печальны.
— Я уверен, что вам удалось докопаться до самой сути, — заметил Кер. — Но есть ли еще какие-нибудь детали? Вы не назвали ни одного имени.
— Имя матери — Селеста де Ланзанн. Семейство было знатным, но бедным. В семье было примерно десять братьев и сестер, но выжить удалось только одному, и ему принадлежат все земли. Сударь, легче узнать что-либо у могильного камня, чем у этого человека. Потому что на камне можно прочитать имена, даты и иногда даже ссылки на характер умершего. Он мне ничего не сказал. У него неприятные маленькие глазки, очень близко посаженные. Пока он меня слушал, у него все время кривился рот. Он меня выслушал, а потом указал мне на дверь.
— Он ничего не подтвердил?
— Ничего, сударь. Меня это не удивило. Наверное, он боялся, что я стану претендовать на его земли. Он выглядел испуганным, когда я потребовал сказать мне имя отца. Наверное, отец — весьма знатный человек.
— Вы считаете, что у него ничего невозможно узнать?
— Да, я так считаю.
— Вы мне все рассказали?
— Да, сударь.
Казалось, Кер не спешил с выводами.
— Прежан Кеннеди, мне известен ваш характер. Как я могу быть уверен, что вы ничего не скрываете?
Кеннеди гордо выпрямился.
— Я дал вам слово. Разве этого не достаточно? Должен вам признаться, что мне нравится девушка и я не стану ничего делать, что может принести ей вред.
Кер с любопытством взглянул на него.
— Я вам верю. Мне она тоже нравится, и мне не хотелось бы никаких неясностей в ее истории. Когда война закончится, мы снова попытаемся разведать кое-что о Валери. Существуют способы заставить брата рассказать нам правду. Тем временем, господин Кеннеди, надеюсь, что вы будете хранить тайну.
3
Рыцари, присоединившиеся к бомбардирам, жили в маленькой гостинице на окраине города, где стояла армия. Кеннеди проводил Кера на место. Там собралось очень много молодых людей. Некоторые из них были так молоды, что не имели даже пушка над верхней губой. Они сняли доспехи и сидели в свободных куртках. Как полагалось бомбардирам, они были во всем черном — с головы до пят. С первого взгляда эта компания могла показаться серьезной, но при более внимательном рассмотрении это впечатление исчезало — у юношей были сияющие глаза, они болтали без умолку.— Взгляните на них, сударь, — с гордостью воскликнул шотландец. — Вам, наверное, никогда не приходилось видеть лучших воинов! — Он коснулся плеча Кера. — Прислушайтесь. Вам что-нибудь ясно?
Кер ничего не понял из слов, которыми обменивались молодые люди. Он слышал слова «лыжи», «зажигательные ядра», «боезапасы», «наведение» и многие другие. Общая же дискуссия касалась темы «преимущество бронзы перед железом».
— Господа, — громко объявил Кеннеди, — я привел к вам посетителя. Мои храбрецы, это Жак Кер!
Все замолчали и повернули головы к гостям. Юноши внимательно разглядывали человека, с чьей помощью стало возможно продолжить военные действия. Секунду в комнате стояла тишина, затем случилось нечто неожиданное.
Молодые люди поднялись и стоя приветствовали Кера. Они кричали так громко, что, казалось, могли бы заглушить залпы орудий. Стоявшие рядом с Кером молодые люди хлопали его по спине и выкрикивали:
— Вот наш добрый Жак Кер!
Из глубины комнаты послышался крик:
— Купи нам бронзовые пушки и много хорошего пороха, и мы взорвем Годонов, а их останки отправятся домой!
Кер помахал рукой.
— Когда Франция станет свободной, нам придется благодарить за это бомбардиров!
— Бомбардиров и Жака Кера! Франции помогут кошелек Кера и пушки Бюро!
Кер видел, что холл гостиницы стал основным местом, где собирались бомбардиры. Вместо пик и боевых топориков, висевших на стенах, кругом лежали болты, деревянные клинья, висели медные петли, к ним были прикреплен небольшой плакатик с надписью: «Это все, что осталось от ворот в Блуа после прямого попадания!» Другой плакат гласил: «Мы дали клятву не милым дамам, а нашей родине!» Рядом с плакатом, подчеркивая его важность, висела одна из черных повязок, которыми рыцари повязывали глаза перед произнесением клятвы. Внимание бомбардиров переключилось на кого-то еще, и Кер вместе с Кеннеди уселись за стол в конце комнаты.
Молодые люди довольно много пили, но соблюдали правила ритуала. Рыцари пушек, как они называли себя, пили стоя, переплетая руки таким образом, что каждый пил из чаши своего соседа справа. Чаша осушалась одним глотком. Тот, кто не мог этого сделать, платил за всех.
В комнате царил хаос, а чтобы добавить «перца», над входом повесили веревку с петлей. Один из бомбардиров держал конец веревки и старался накинуть ее на плечи вновь входящих. Резкое движение — и веревка могла крепко сдавить чью-нибудь шею. Все начинали громко орать и бесноваться, заглушая крики негодования и боли несчастной жертвы. Если в гостиницу никто не входил, два рыцаря выбегали на улицу, насильно хватали прохожих и вталкивали их в зал.
Вскоре после прихода Кера по внутренней лестнице спустился д’Арлей. Он тоже был в черном, но выглядел весьма элегантно. Его головной убор украшало черное перо. На куртке сияли пуговицы из оникса.
Увидев Кера, д’Арлей помахал рукой и подошел к его столу.
— Мне только что сообщили, что вы прибыли в лагерь. Я рад вас видеть, потому что вы, может, разберетесь с нашими трудностями.
— Мне уже все известно, — сказал Кер. — Я встречался с Дюнуа; и мы разработали план, который, надеемся, нам поможет.
Кер начал объяснять, что риск может уменьшиться, если после каждого залпа прикрывать все отверстия дула. Д’Арлей внимательно выслушал его и согласился, что стоит попробовать. Он сказал, что утром повидается с Жаном Бюро и обсудит с ним этот план. Д'Арлей добавил, что необходимо придумать что-то, что могло бы убедить бойцов рисковать своей жизнью. Конечно, эти люди были очень храбрыми, но им здорово досталось в последние дни.
Они все подробно обсудили. Д’Арлей посмотрел на Кера и сдержанно спросил:
— Вы что-нибудь слышали о Валери?
— Ничего уже несколько недель. В последнем письме от графини говорилось, что у них все в порядке.
Кер так внимательно изучал лицо д'Арлея, что тот начал волноваться.
— Вы не переменили свое мнение? — спросил Кер.
— Я еще больше настроен против ваших планов, — заявил д'Арлей, он явно нервничал.
— Тогда вы поймете, почему мне не хочется отвечать на ваши вопросы. Дорогой Робин, мне неизвестно, насколько сильно ваше возмущение. В вас есть искра фанатика! Вы можете… Ладно, совсем не нужно спекулировать на том, что вы можете предпринять. Скажите мне, когда вы видели графиню в последний раз, она вам сообщила что-то важное?
— Нет, она мне ничего не сказала.
— Ну вот! Она весьма сдержанная женщина. Вы ей очень симпатичны, но она решила ничего вам не говорить.
— Она была права… Да и вы тоже, — заметил д'Арлей. — Я вас не поддерживаю, почему вы должны мне что-то сообщать?
— Вам нравится маленькая кузиночка? Д’Арлей заколебался, но потом кивнул:
— Да. Я… мне она очень приятна.
— Наверное, из-за ваших симпатий вы отказались жениться на королевской протеже?
— Вы правы. — Молодой человек вздохнул. — Я видел избранницу короля. Она весьма мила и… очень хорошенькая. Мне казалось, что она будет скучной и бледной, но это, в конце концов, не играет никакой роли. Мне следовало согласиться на этот союз. Но каждый раз, когда я пытался выразить свое согласие, я вспоминал Валери — и моя решительность исчезала. Мне ясна собственная глупость: я отказался от прекрасного брака и милости короля. Теперь он станет ко мне плохо относиться. Но самое ужасное состоит в том, что рано или поздно мне все равно придется жениться на деньгах.
— Вы не думаете, что когда-нибудь вам удастся жениться на маленькой кузине?
Д'Арлей грустно покачал головой:
— Нет, Жак. С самого начала я понимал невозможность этого.
Вдруг Кер расхохотался, протянул руку и резко дернул д’Арлея за рукав.
— Мой добрый друг, я все понимаю. Я просто проверял вас. Я бы с радостью рассказал вам все, что мне известно, но рассказывать нечего. Мне известно, что вы меня никогда не подведете. Между прочим, Робин, — он заговорил шепотом, — возможно, я вообще ничего не стану предпринимать.
Д’Арлей был так поражен, что ничего не мог сказать. Но на лице было написано, что он счастлив услышать подобное. Через секунду Кер объяснил д'Арлею, в чем дело:
— Просто я становлюсь сентиментальным. Конечно, мне тоже не чужды подобные чувства, и вы могли это заметить. Но если происходит нечто весьма важное, я всегда могу контролировать себя. Дело в том, что Валери мне может не понадобиться. Войну мы выиграем, и, думаю, меня за это будут уважать… некоторые люди. Король ко мне хорошо относится и во многом зависит от меня. Вы не должны забывать, что мне тоже не очень нравилась эта идея с самого начала. — Кер помолчал, затем продолжил: — У меня такое впечатление, что нам не следует прибегать к этому плану. Я буду доволен, если у меня… будет это оружие в резерве. Когда вдруг возникнет в нем большая необходимость. Я постараюсь, чтобы никто не пострадал. Наша малышка Валери останется в семействе де Бюрей, и я стану продолжать щедро поддерживать графиню и девушку.